Столыпинский вагон, или Тюремные приключения мэра. Книга первая. Три вечера у камина (Н. Ю. Свистунов)

Для начала я немного расскажу о своей малой родине. Кратко обрисую структуру власти в Марий Эл, потому что без этого понять дальнейший рассказ будет трудно, особенно тому, кто живет не в республике.

Марий Эл – это среднее Поволжье. На северо-востоке республика граничит с Кировской областью, на юго-востоке – с Республикой Татарстан, на юго-западе

– с Чувашской Республикой, на западе – с Нижегородской областью.

Республика Марий Эл состоит из 17 административных единиц. Городов всего четыре.

Йошкар-Ола, столица, население (здесь и далее на 1 января 2012 года) 252 935 человек. Действительно центр республики. И географический, и финансовый, и образовательный. Жители республики, за исключением разве что жителей Волжска, Йошкар-Олу называют просто «город».

В то же время Йошкар-Ола – тупик: здесь заканчивается железная дорога.

Как и всякая столица, Йошкар-Ола живет за счет районов: в смысле и продовольствия, и людских ресурсов. За десять последних лет только в столице республики отмечен прирост населения (небольшой, но все-таки). Во всех остальных городах и районах население быстро убывает. По данным Росстата, в 2013 году в Марий Эл проживало 690 тысяч человек, тогда как в 2000 году было 743 тысячи.

Город Волжск. Население составляет 54 889 человек (в декабре 1996 года, когда я был избран мэром, в городе проживало 62 500 человек). Это юго-восток республики, самая граница с Татарстаном. До Казани пятьдесят километров, до Йошкар-Олы – в два раза больше. Удобное месторасположение: узловая станция Зеленый Дол и железнодорожный мост через Волгу. Поезд «Марий Эл» идет до Москвы 12 часов.

Город Звенигово, районный центр. Население составляет 11 848 человек. Город районного подчинения без своего бюджета. Географически тоже находится на Волге, чуть выше Волжска, имеет свой порт и судостроительный завод. Жители Волжска и Звенигова считают себя настоящими волгарями и гордятся этим. Волга в тех местах широкая, глубокая, с заливами и островами, с великолепными видами и прекрасной рыбалкой.

Город Козьмодемьянск. Населения составляет 21 190 человек. Как и Йошкар-Ола с Волжском, муниципальное образование не имеет сельхозугодий, сел и деревень

– чистый город. Основан в 1583 году – раньше всех среди нынешних городов республики. По преданию, во время похода на Казань Иван Грозный велел поставить на высоком правом берегу Волги свой форпост, сторожевую крепость, которую назвали в честь святых Кузьмы и Демьяна. Город с богатой историей, до 1917 года крупнейший в Марийском крае. Существует версия, что образ Васюков, всемирной шахматной столицы из романа «12 стульев», Ильф и Петров писали именно с Козьмодемьянска. До сих пор горожанам служит длинная деревянная лестница, по которой после знаменитого сеанса одновременной игры убегал от разгневанных васюкинцев Остап Бендер.

В Марий Эл четырнадцать районов. Почти все они похожи друг на друга, в первую очередь своими проблемами. Деревни вымирают. В связи с повальным воровством (местные алкоголики наловчились срезать со столбов электропередач провода и сдавать их в металлолом) жители в глубинке годами живут без света, телевизоров, холодильников. По этой же причине в деревнях кануло в лету проводное радио. Во время войны радио было, а сейчас нет. О былых посевных площадях не приходится и говорить. Каждый год посевной клин уменьшается. Если раньше марийцы корчевали лес, чтобы засеять новые площади под сельхозкультуры, то теперь распаханные поля зарастают березками и сосенками, под которыми по осени собирают отличные маслята. Колхозы поголовно банкроты: техники нет, горючего нет, удобрений нет. Есть только самогон, дешевый спирт и жидкость для очистки ванн «Трояр». Народ в деревне пьет все, что горит, зачастую погибая от отравления.

Самый бедный район – Юринский. В нем проживает всего двенадцать тысяч человек, из которых восемь тысяч пенсионеры. А самый богатый – Медведевский район, который со всех сторон окружает столицу республики и процентов на восемьдесят обеспечивает ее сельхозпродукцией. Проживает здесь порядка пятидесяти тысяч человек.

Мрачновато? Наверное. Но что делать – это правда. По-моему, провинция примерно одинаково живет по всей России. Есть природные богатства – люди себя прокормят, нет – бедствуют.

Говорят, что каждый народ достоин своего правителя. В Марий Эл сменилось три президента (республика как национальный субъект России имеет свою конституцию и институт президентства). Несмотря на наличие формальных механизмов демократии, население оторвано от управления республикой и чаще всего не понимает, почему принимается то или иное решение (наверное, как и по всей стране). Казалось бы, процедура всенародного голосования должна привести к власти наиболее честных и порядочных людей. Но в жизни все происходит наоборот. Наглому и циничному политику стократ легче выиграть выборы или за взятку получить высокую должность. Отсутствие вертикальных социальных и карьерных лифтов отбило у молодых и перспективных политиков охоту идти во власть. Самой власти, в свою очередь, тоже не нужны честные и принципиальные профессионалы. Ведь они будут отстаивать свое мнение, которое у людей такого рода присутствует в обязательном порядке. Высокому начальнику проще приблизить человека порочного, еще лучше с уголовным прошлым. Поставить папочку в сейф и погрозить пальчиком: «Делай, как скажут. А не будешь слушаться – сядешь за решетку».

Страдают от этого все: государство, общество, конкретные люди. Сколько времени прошло с распада СССР? Новому Российскому государству чуть больше двадцати лет, а только ленивый не говорит о том, что страна погрязла в коррупции. Все меньше граждан хотят жить на родине, создавать большую семью, воспитывать детей, честно работать.

А народ безмолвствует, поскольку исторически не приучен защищать свои права. У россиян, сотни лет живших общиной, не имевших частной собственности, выработался стойкий позыв боготворить власть. Любая власть от бога, говорит нам христианство. Сначала поклонялись царям. Потом, сменив лики святых на портреты пролетарских вождей, начали молиться на лидеров партии. Так и въелось в кожу, вошло с молоком матери: любая власть от бога. Страной управляют небожители. Кто бы они ни были, какой бы веры ни придерживались и какую бы идеологию ни проповедовали, надо подчиняться им и ждать от них лучшей жизни.

Наверное, только в России люди доходят до полного маразма, когда по всякому поводу пишут в Москву, в Кремль. Начальник плохой, пенсия маленькая, квартиры нет, кран течет… Разве можно представить, чтобы житель условного Роттердама отправлял жалобу премьер-министру Нидерландов о том, что у него прохудилась крыша? В гражданском обществе существуют самостоятельные ветви власти (законодательная, исполнительная, судебная), независимая пресса и конкуренция в политике. Сбалансированное таким образом общество давно научилось разрешать свои проблемы с помощью разумных законов и независимых судов.

Привычка боготворить любого мерзавца просто потому, что он у власти, делает наше общество слабым и неустойчивым. И разрушает саму власть. Ведь отсутствие общественного контроля в виде независимого суда и прессы, проистекающая отсюда безответственность в короткое время превращают любого чиновника, даже самого честного, в местного царька, которому все нипочем.

Президентов и депутатов мы избираем для того, чтобы они обслуживали нас. А они, как всегда, обслуживают себя. Известное дело, что о благе народа в высших эшелонах думать не принято. Дорвались до власти, как свиньи до кормушки. Все, что вокруг: леса, поля, дороги, заводы, нефть, газ – все принадлежат им. Народ терпит, ждет, что у людей во власти проснется совесть. А зря. Ничего-то у них не проснется. Мы должны раз и навсегда понять одну простую вещь. Страной управляют не небожители и не святые, а обыкновенные люди, которые, работая во власти, должны что-то сделать и для народа.

Сильные мира сего взяли на себя смелость решать наши судьбы и, возможно, судьбы наших детей. Хорошо бы приучить их к тому, что за все когда-то придется отвечать. Если не перед людьми и судом, так хотя бы перед богом.

«Три вечера у камина» – это неспешный рассказ о трех президентах Марий Эл, с которыми мне довелось быть знакомым. Устраивайся поудобней, читатель. Я постараюсь рассказать тебе кое-что интересное. Предлагаю сразу спланировать время: по вечеру – на президента.

Президент № 1

История…

Понимаешь, дорогой читатель: мы с тобой уже история! Мелькнула секунда, стукнул маятник, прошел час. А вот и день незаметно уходит за горизонт, уступая место сумеркам. Глядишь, неделя прошла, месяц, год. Да что год! Жизнь прошла, промелькнула, словно ее и не было. Жаль, а что делать. В пролетевшей, как скорый поезд, жизни мало чего успел сделать. А хотел успеть? А понимал, что не успеваешь? Вряд ли. Человек так устроен. Он редко живет будущим. Чаще настоящим, сегодняшним днем.

Я еще достаточно молод и хочу сказать времени: стоп. На планете живет много разного народа. Каждый человек творит свою маленькую историю, из которых складывается одна большая история. И, может быть, кто-нибудь когда-нибудь где-нибудь научится наконец извлекать уроки из того, что уже однажды случилось с другими.

Своим рождением я обязан двум несчастьям. Первое – это кампания раскулачивания, которая началась в стране Советов в тридцатые годы прошлого века.

Мои предки по линии отца жили в городе Вязники, что на реке Клязьма. До 1917 года Вязники входили в состав Владимирской губернии. Отец рассказывал, что большая семья Свистуновых не бедствовала. Один из братьев моего деда держал мельницу на Клязьме, другой был начальником пристани. А их отец, мой прадед, выкупив у российского государства патент, торговал водкой. В городе у него стоял двухэтажный дом. На первом этаже (сложенном из красного кирпича) у прадеда был магазин, а на втором (деревянном) он жил со своей семьей.

11 октября 1931 года приказал долго жить нэп, новая экономическая политика. В этот день было опубликовано «Постановление о полном запрете частной торговли в СССР». Страна взяла курс на форсированную индустриализацию и коллективизацию. Коммерсанты в одночасье превратились во врагов социализма, а дух предпринимательства большевики принялись выжигать каленым железом.

Спасаясь от начинавшихся репрессий, мои предки решили затеряться на просторах страны. Собрали пожитки и поднялись с насиженных мест. Не знаю уж, по какой причине, но их выбор пал на поселок Лопатино, неприметное место Среднего Поволжья.

В мае 1934 года здесь развернулось строительство целлюлозно-бумажного комбината. Растущей социалистической индустрии была необходима техническая бумага. Леса, то есть сырья, в тех краях было предостаточно. Плюс транспортные артерии – Волга и в десяти километрах железнодорожный мост через великую реку. Иосиф Виссарионович ткнул пальцем в карту и сказал: «Здесь, в марийских лесах, на берегу Волги, будет построен комбинат». И следом по стране Советов загремел клич: «Все на стройку бумажного гиганта!».

Вот на этот призыв и откликнулись мои предки. Люди они были хваткие и умелые. Уже вскоре на Шанхае (так назывались трущобы, из которых в будущем вырос город) они поставили пятистенок, рубленый дом. Таких основательных строений во всем Шанхае было только два – Свистуновых да Козловых. Остальной народ ютился в землянках и бараках.

Соседями Свистуновых оказалась семья Кокуриных, из которой происходила моя мать. Их в Лопатино тоже привело несчастье: половина деревни Клянчино Верхнеуслонского района Татарии, что за Волгой, в одночасье сгорела. Собрав то, что осталось после пожара, семья моей матери поехала прочь от пепелища в поисках новой жизни. На стройку Марийского целлюлозно-бумажного комбината брали всех желающих.

Таким образом, мои предки, как принято говорить, стояли у истоков города.

В 1937 году небезызвестный Николай Иванович Ежов был награжден орденом Ленина. Это известие, как писала официальная пресса, с энтузиазмом восприняли в поселке Лопатино. 23 июля коллектив рабочих, служащих и инженерно-технических персонала МЦБК на цеховых собраниях, в которых принял участие 2661 человек, вынес единодушное решение о переименовании рабочего поселка Лопатино в город Ежов. 11 августа 1938 года Марийский обком ВКП(б) и Президиум Верховного Совета МАССР отправили в ЦК партии и Президиум Верховного Совета РСФСР докладную записку о переименовании поселка Лопатино в поселок Ежово с подробным описанием причин такого шага. «Железный» нарком Николай Ежов на заре своей партийной биографии, в 1922 году, работал в Марийской автономии первым секретарем обкома. Однако Сталин инициативу строителей комбината не поддержал. Видимо, он просто чуть больше знал. Вскоре Ежов был арестован и расстрелян.

Ну а рабочий поселок Лопатино все же получил новое имя. Указом Президиума Верховного Совета Марийской АССР от 14 марта 1940 года он был переименован в город Волжск – по имени Волги-матушки. 6 июля это решение было подтверждено Указом Президиума Верховного Совета РСФСР. Население поселка к тому времени уже превысило 40 тысяч человек.

И немудрено: 5 декабря 1938 года были выработаны первые тонны целлюлозно-бумажной продукции. На полную мощность новый гигант советской индустрии заработал перед самой войной.

Война все смешала. Два моих деда погибли на фронте. А соседи, Свистуновы и Кокурины, породнились. Мои мать и отец работали на комбинате. Жизнь была трудная. Спасал частный дом, большой огород, живность и трудолюбие.

Сам я звезд с неба не хватал. Окончив школу с похвальной грамотой, поступил в Марийский целлюлозно-бумажный техникум. Семья большая, об институте думать не приходилось, а в техникуме стипендия тридцать рублей, да и специальность подходящая – электрик: кусок хлеба на всю жизнь.

В техникуме со мной произошел один интересный случай. Я учился на втором курсе, вечерами занимался художественной самодеятельностью и фотографией. Однажды в фотолабораторию зашел мой друг и вдруг ни с того ни с сего заявил: «Коля, а ты знаешь, что в городе Волжске тебе будет стоять памятник?». Я засмеялся. Ну какой памятник! Кто я? Простой парнишка с окраины. Отец через день пьяный, мать вечно на работе. Смешно слушать. Посмеялись и забыли.

Почти в двадцать лет меня призвали в армию. Служил на Украине: Львов, Винница, Николаев. Решил там и остаться. В то время шла активная вербовка здоровых парней на шахты Донбасса. Знаменитое поколение шахтеров послевоенных лет уходило на пенсию. Звучный лозунг «Донбасс задыхается без молодых людей» вкупе с заманчивыми финансовыми предложениями делал свое дело. Заявленные условия: единовременные подъемные в тысячу рублей, средняя зарплата в пятьсот рублей, квартира женатым и т. д. – в 1979 году были сказкой. В Волжске, как и во всей Марийской республике, такой зарплаты не видывали отродясь. Вербовщики ездили по армейским частям и заманивали дембелей посулами. А меня и не надо было особо агитировать – я и сам, как говорится, обманываться был рад. После демобилизации заключил трехлетний контракт на работу в шахтах Донбасса.

За полгода выучился на горнорабочего очистного забоя и три года отработал под землей, на добычном участке № 11. Добывал для страны «черное золото». Шахта имени Стаханова, что в городе Димитров Донецкой области, считалась одной из трех наиболее глубоких в Европе. Добыча велась на глубине более 1000 метров. Мой рекорд – 1100 метров. Как было обещано в контракте, через полгода там, в Димитрове, я получил однокомнатную квартиру. В 1981 году на донецкой земле у меня родилась дочь.

Не знаю, как сложилась бы моя судьба, но опыт работы в шахтерском коллективе, где любой каждую секунду рискует жизнью, дал мне огромный жизненный опыт. Можно сказать, шахтеры сделали из молодого парня настоящего бойца.

Через три года у меня закончился контракт. Не раздумывая, я вернулся в родной город. Квартиру в Димитрове обменял на квартиру в Волжске. На следующий год поступил на вечернее отделение Волжского филиала Марийского политехнического института. Учеба требовала времени, и я много раз менял место работы. В 1983 году познакомился со Станиславом Васильевичем Демковичем, который привез в нашу республику борьбу дзюдо. Он предложил мне попробовать себя тренером. Это было как раз то, что нужно. Тренерская работа начиналась с пяти часов вечера, в дневное время я был свободен, что давало мне возможность успешно учиться в институте. Выбранная специальность – инженер-механик – была непростой: сложные предметы, много чертежей, полуторамесячные сессии. Но управляться с учебой у меня получалось на удивление легко и естественно.

После окончания института я вдруг почувствовал, что тренировать детей в школе дзюдо мне уже неинтересно. Два моих ученика достигли высоких результатов.

Сергей Игнатьев стал многократным чемпионом России, двукратным бронзовым призером Кубка мира, получил звание мастера спорта международного класса. Анжела Щеголева заняла второе место на чемпионате мира по самбо и тоже выполнила норматив мастера спорта международного класса. Одним словом, у меня были успехи. Но я был детским тренером и своих учеников, как только у них проявлялись способности, вынужден был отдавать другим. После окончания института я понял, что больше не хочу такой работы. Высшее инженерное образование открывало для меня совершенно другие перспективы. Мне захотелось подняться над уровнем детского тренера. Захотелось стать взрослым.

И тут как нельзя кстати (со мной так часто происходит) случилась памятная встреча.

Забрал я сынишку из детского сада, иду с ним по улице, никого не трогаю. Вдруг мне на плечо опускается чья-то рука.

– Здравствуй, Николай.

Обернулся: батюшки, Евгений Николаевич Поляков, директор МЦБТ, моего техникума. Лысоватый, весь в веснушках, он улыбался мне во весь рот. Директор знал меня хорошо, поскольку в техникуме был я парнем заметным: участвовал в самодеятельности, играл на гитаре, заведовал фотолабораторией.

– Чем занимаешься? – сразу спросил он.

– Да так, весь в раздумьях. Месяц назад получил диплом об окончании института. Пока работаю в спортивной школе тренером по борьбе. Честно говоря, Евгений Николаевич, иду и размышляю о своем будущем.

Смотрю, глаза у моего директора загорелись, он подхватил меня под руку.

– Николай, я слышал про тебя. А если в родные пенаты? В техникум преподавать, а?

Я опешил. Это было очень неожиданное предложение.

– Не зна-а-ю, – неуверенно протянул я, – а получится? Все-таки я много лет занимался с пацанами борьбой, а тут студенты, лекции. Как-то не по себе. Смогу ли?

– Нашел о чем переживать. А мы на что? Поддержим, поможем. У меня на сегодня нет зама по вечернему образованию. Начнешь с административной работы и на полставки возьмешь кабинет Камышева. Он на пенсию по здоровью уходит, сердечко барахлит. Помнишь Альберта Романовича?

– Как не помнить, – улыбнулся я.

Альберт Романович Камышев много лет преподавал в техникуме электротехнические дисциплины – электроизмерение промышленных машин и механизмов и электроснабжение предприятий.

– Всех помню: закончил-то недавно.

– Тем более, – продолжал Евгений Николаевич. – Ты всех преподавателей знаешь, тебя знают. Осмотришься. Нашему педагогическому коллективу нужна молодая кровь. Не робей!

Его напор меня смутил. В одночасье сменить зал дзюдо на кабинет электротехники было слишком смело. Я молчал, пытаясь считать в голове варианты.

– Что, огорошил? – засмеялся Евгений Николаевич. – Ничего, до первого августа жду. Это уже через месяц. Живее решай. Поможем! – он хлопнул меня по плечу и энергично пошагал через дорогу.

Действительно в родном техникуме я знал всех: коллектив педагогов прекрасный. Теперь, имея высшее образование, работу мне все равно необходимо было менять. А борьбой можно заняться и по вечерам. Пусть дзюдо будет хобби.

Еще утром я планировал очередную тренировку, а вечером все мои мысли были уже в другом месте. «Авантюрист», – думал я, но ничего поделать с собой уже не мог. Вот так неожиданно моя жизнь повернулась на сто восемьдесят градусов. Понятно, что такой поворот сулил массу сложностей, но я прирожденный оптимист.

Вдруг я понял, что встреча с Евгением Николаевичем не была случайной. Это судьба. А судьбе сопротивляются только глупые люди. Я себя к числу таких не относил. Шел 1984 год.

Лектор

Что скрывать, вначале было очень трудно. Слишком крутой разворот я предпринял. Заведовать в техникуме вечерним отделением – это не подсечки с удержаниями проводить на борцовском ковре. Студенты вечернего отделения – взрослые люди. А расписание? Как я намучился, пока научился его составлять. Спасибо старшим коллегам, моим кураторам Анатолию Степановичу Старикову и Виталию Александровичу Шабурову, которые терпеливо со мною возились, подсказывали, устраивали профессиональный разбор моих лекций, от которых бросало то в жар, то в холод. Иногда думалось, что я полная бездарность и ничего у меня не получится. Спасибо Альберту Романовичу Камышеву, который полностью отдал мне свой кабинет, свои конспекты. Если бы не он, неизвестно, как сложилась бы моя преподавательская судьба. А так постепенно шаг за шагом у меня что-то стало получаться. За год я полностью освоился на новом месте.

Но тут Евгений Николаевич Поляков вновь огорошил своим очередным предложением. Он вызвал меня к себе в кабинет и сказал:

– Николай Юрьевич, с первого сентября хочу предложить вам место преподавателя.

– Почему? – не понял я. – Я только разобрался в делах вечернего отделения, нашел общий язык с преподавателями и студентами, научился составлять расписание занятий, выучил в лицо всех вечерников, вник в их проблемы, и вдруг…

– Ничего, ничего. Добавим часов, будет полторы ставки. Дадим классное руководство. Возьмете группу электриков. Нашему коллективу нужна ваша энергия, молодость.

Я молчал, слушал и не понимал. Видя мою растерянность, директор пустил в ход последний аргумент.

– Видите ли, есть еще одна причина. На ваше место мы планируем Виталия Александровича Шабурова. Он все-таки на пенсии, ему все труднее со студентами, а вам, я думаю, на новом месте будет интереснее. Тем более у вас полный курс электроснабжения, курсовые, дипломы. Соглашайтесь. Да и зарплату прибавим. О чем спорить?

Спорить я не стал. Молча кивнул и вышел. Прямо в приемной была другая дверь – завуча. Учитывая очень доброе отношение ко мне Анатолия Степановича Старикова, решил сразу зайти к нему.

– Что-то случилось? – понял он, только подняв голову.

– Случилось, – ответил я и опустился на стул. – Был сейчас у директора. Он предложил мне вместо должности заместителя директора по вечернему образованию стать классным руководителем группы электриков.

Анатолий Степанович тоже удивился. Он отложил бумаги:

– Продолжай.

– Не из-за места заместителя директора я расстроился. Какая разница, зам я или нет. Не могу понять логику директора, вот в чем вопрос. Целый учебный год коллектив возился со мной. У меня же нет педагогического образования. Преподаватели делились опытом, учили, подсказывали. Через год у меня кое-что стало получаться. Я стал увереннее, смелее. Навел порядок, продумал план работы отделения на следующий год. Есть предложение ввести кроме вечерней заочную форму обучения. Хотелось открыть новые специальности. Одним словом, планов громадье! Вместо этого мне предлагается все бросить и начать с нуля.

– Да, – Анатолий Степанович усмехнулся. – Ты, Николай, логику не там ищешь. Сейчас объясню. Ты думаешь о работе. А директор – о своем месте. Руководитель он слабенький. Все об этом знают, посмеиваются. Есть у него и внутренняя оппозиция в лице Любови Ивановны Тарасовой. Ему выгодно менять кадры. Почему он тебя взял? Думаешь, ты ему нужен? Не-е-ет. Ты новенький, ничего не умеешь, всего боишься. Он для тебя учитель-покровитель. Всегда может тебя ткнуть носом, наказать, снять с работы. Одним словом, ты управляем. Но в тебе он сильно ошибся. Ты парень шустрый, за год освоился. Тебя уже просто так не возьмешь. А вдруг теперь ты будешь претендовать на его место? Ты же занимаешь должность заместителя директора! Усек? Вот он и забеспокоился. Зачем же директору выращивать себе конкурентов.

– Да не собираюсь я быть директором!

– Успокойся, дело не в тебе. Еще раз говорю: не там ищешь логику. На месте зама ты ему мешаешь. Выбор небольшой: хочешь – оставайся преподавателем, не хочешь – уходи.

Вот так я получил свой первый политический урок. Урок логики. Конечно, я перевелся преподавателем. Работать стало намного легче: отвел свои часы и свободен. Появилась возможность полдня заниматься своими делами.

Вечера проводил в спортзале, где преподаватели допоздна рубились в бадминтон, разбивая в пыль воланы. Классное руководство для меня, имевшего педагогический опыт в зале борьбы, тоже было не в тягость. Народ – двадцать восемь парней и две девчонки – у меня подобрался толковый, спортивный. Забот хватало: то смотр-конкурс, то лекции, то походы, то встречи. Замечательное было время. Лучше и интереснее я не жил никогда. Молодость, беззаботность, светлое будущее – все было со мной.

Но пришел 1985-й. Год, который изменил жизнь. Горбачев, перестройка. Новые веяния я воспринял с энтузиазмом. Никогда не был сторонником КПСС. Считал, что в партии отсутствует демократия. Объявленная Михаилом Горбачевым гласность прорвала информационную блокаду. В газетах и журналах разрешили печатать невиданные ранее материалы. О Сталине, Ленине, КПСС.

Ежедневно я старался смотреть новостные телевизионные передачи. Мне кажется, в то время вся страна жила у экрана. Народ соскучился по правде. После череды смертей престарелых лидеров к власти в Кремле пришел относительно молодой руководитель. Он умел говорить с людьми на понятном для них языке. На фоне предшественников из эпохи застоя Горбачев казался народу чудом. Мы вдруг узнали много интересного о своей стране, о ее прошлом и будущем. Его удивительная способность часами говорить о самых злободневных вопросах как магнитом притягивала меня к экрану телевизора. Тексты пленумов и съездов коммунистической партии, которые печатались в газетах массовыми тиражами, можно было читать не отрываясь, как детектив. Процесс пошел, народ проснулся от многолетней спячки.

Страна закипала от перестройки и нового мышления, а в нашем техникуме все было тихо и спокойно. Конечно, события, происходившие в стране, живо обсуждались в педагогическом коллективе, но больше в курилках, шепотом. При слове «перестройка» директор бледнел и указывал пальцем куда-то в небеса. Среди преподавателей преобладали люди предпенсионного возраста. Им было трудно всерьез принять призыв Горбачева изменить отношение к стране, истории, самому себе. Они привычно отводили часы и расходились по домам, а молодежь не решалась затеять дискуссию о новых веяниях в стране.

Самым нелюбимым мероприятием в кругу преподавателей считался педсовет. Обычно его назначали после четвертой пары в четверг или пятницу. А четвертые пары были редкостью. Обычно это время отдавалось внеклассным делам или лабораторным работам по специальным предметам. Активная жизнь в стенах техникума замирала после третьей пары: в коридорах наступала тишина, и только уборщицы гремели своими ведрами. Основная масса преподавателей, обремененных личными проблемами, расходилась по домам. Естественно, педсовет, на который надо было задерживаться допоздна, энтузиазма среди моих коллег не вызывал. Все прекрасно понимали, что это ритуал, что ничего нового там не будет. Пустая формальность для отчета руководства.

Обязательным элементом педсовета была политинформация: ее поручали одному из преподавателей, обычно по очереди. Необходимо было осветить события недели в стране, привести какие-то цифры и обязательно найти интересную заметку для общего обсуждения. Но отношение к этому мероприятию было дежурным. Ответственный за политинформацию обычно шел перед педсоветом в библиотеку техникума, просматривал там подшивки газет и затем зачитывал коллегам то, что показалось ему любопытным.

Коллеги слушали докладчика вполуха. Кто-то проверял тетради, кто-то заполнял журнал, кто-то готовился к завтрашнему уроку, а кто-то просто смотрел в окно. Стены кабинета истории, где обычно проходил педсовет, украшали лозунги, скуку никак не разгонявшие. «Народ и партия едины». «Коммунистическое учение всесильно, потому что оно верно». «Пролетарии всех стран, соединяйтесь». Думаю, антураж знаком любому педагогу, работавшему в советские годы.

Моя политическая карьера началась на одном таком педсовете. Хорошо помню тот важный для меня день. Я по обыкновению сидел за третьим столом у окна и заполнял классный журнал, краем уха слушая, о чем идет речь. Преподаватель электротехнического цикла Светлана Ивановна Корсакова готовилась к обзору политических событий в стране. Она нервно листала газетную подшивку, подыскивая нужный материал. Ничто не предвещало событий. Обычный педсовет.

Но тут в аудитории появились незнакомые люди. Оказалось, директор пригласил работников общества «Знание».

Первой возникла крупная женщина. Огромные очки делали ее фигуру еще толще. Она по-хозяйски вошла в аудиторию и направилась к преподавательскому столу. За ней следовал небольшого роста человек, толстый и лысый. Проницательный взгляд и уверенные манеры выдавали в нем партийного работника. Он тоже подошел к столу и встал рядом с дамой. Наш директор Евгений Николаевич представил гостей и дал им слово.

– Уважаемые преподаватели. Большинство из вас коммунисты, – произнес лысый толстяк.

Народ переглянулся. Когда оратор начинает свою речь с такого, жди беды. Наверняка дальше последуют призывы проявить партийную сознательность и показать примеры беззаветного служения родине.

– Вы – наиболее сознательная часть нашего общества. Сегодня партия взяла на себя огромную роль – критики и самокритики. Партия решила очиститься от того, что тормозит ее развитие. Сегодня, как говорит Михаил Сергеевич Горбачев, мы должны правильно разъяснить идею перестройки и нового мышления нашему советскому народу. Он ждет от нас простых и понятных слов о том, что происходит сегодня в нашей стране в свете последних выступлений Генерального секретаря КПСС Михаила Сергеевича Горбачева.

И пошло, и поехало. Поначалу все внимали. Ждали конкретных предложений, но их не было. Где-то через полчаса, заметив, что народ начал ерзать и разговаривать, оратор очнулся.

– Заканчивая небольшое вступление, перехожу к делу, – он внимательно оглядел аудиторию и поднял верх палец. – Наиболее сознательная и грамотная часть партии должна мощным отрядом выйти в народ. На очередном заседании горкома мы посоветовались с товарищами и решили усилить разъяснительную работу среди населения. Начато формирование лекторской группы из числа наиболее сознательных и грамотных коммунистов. Тема лекций одна: «Перестройка и новое мышление». Народ должен понять и принять идею самоочищения партийных рядов…

Казалось, он опять завелся на полчаса. Но его остановил замдиректора по учебной части Анатолий Степанович Стариков. Он отвечал за проведение педсовета и решительно взял бразды в свои руки.

– Если мы правильно вас поняли, вам необходим список преподавателей для проведения лекций?

– Да, – ответил он. – Что это за новая лекторская группа, вам объяснит представитель общества «Знание», на базе которого и будет организована вся работа.

Дама решительно шагнула вперед.

– Уважаемые товарищи! – словно с трибуны партсъезда крикнула она.

Преподаватели рассмеялись. Дама осеклась и перешла на человеческий тон.

– Сегодня мы формируем список лекторов по Волжскому району.

– В колхоз поедем? – спросил кто-то из задних рядов.

Горкомовец вскочил со стула:

– Конечно, обязательно в колхозы и совхозы. Нужно дойти до каждого человека.

– Опять бесплатно мотаться по фермам да свинарникам, – отреагировал тот же скептический голос сзади.

– Общество «Знание» будет платить как обычно: рубль сорок за лекцию в городе, два двадцать в районе, – ответила тетенька из «Знания». – Думаю, для вас, как правильно здесь было сказано, наиболее сознательной части передового отряда партии, вопрос оплаты вообще не должен стоять в повестке дня.

– Дело не в деньгах, – вновь вставил свое веское слово человек из горкома.

– Мы нуждаемся в притоке новых, неформальных лиц со своей партийной позицией.

В аудитории наступила тишина. Кому хочется в свободное от работы время мотаться по деревням и в коровниках читать лекции неграмотным дояркам. Даже несмотря на высокое звание «наиболее сознательной части передового отряда». Волжский район большой. До колхоза «Москва» семьдесят километров. Уедешь туда, так на целый день. Я понимал коллег. Они опустили глаза и словно не выучившие урок ученики внимательно разглядывали парты.

А мне хотелось. Я загорелся идеей нести в массы идеи перестройки и нового мышления. Так, как я их понимал. Но вскакивать с места и предлагать свои услуги я не торопился. Мне было интересно, чем кончится дело: кто из коллег готов пожертвовать своим свободным временем ради идеи.

– Дело добровольное, – начал было представитель горкома, но директор техникума его перебил.

– Не надо никакой добровольности, никакой анархии. Иначе никто не согласится. У каждого из нас есть общественная нагрузка. Плюс семья. Найти свободное время очень сложно. Я предлагаю поручить лекторскую работу нашим молодых преподавателям.

Он посмотрел в мою сторону.

– Молодым преподавателям, на мой взгляд, лекторская работа будет интересной, да и забот у них все-таки поменьше, а энергии во много раз больше. Посмотрите, – он обвел рукой выдохнувший с облегчением коллектив, – у нас в основном преподаватели солидного, так скажем, возраста, и, думаю, молодежь поддержит мою инициативу.

Старшие товарищи смотрели на меня с плохо скрываемой надеждой. Глянув по сторонам, я с удивлением обнаружил, что преподаватели моего возраста отсутствуют. Из молодых специалистов на педсовете я был один.

– Если обществу «Знание» хватит одного лектора, то готов попробовать, – не вставая из-за стола, объявил я.

Аудитория еще раз облегченно вздохнула. Коллеги сразу оживились и стали переговариваться, поглядывая на часы.

– Маловато, – представитель горкома явно потерял былой пыл.

– Ничего, – бодро ответил Евгений Николаевич Поляков. – Я завтра поговорю с нашей молодежью. Думаю, что пару человек найдем.

Такой поворот всех устроил. Педсовет окончил свою работу. Я подошел к даме из общества «Знание». Она записала в блокнот мои данные и строго сказала:

– Николай Юрьевич, напишите конспект, подготовьте материалы и, если вам нетрудно, принесите мне посмотреть. Договорились?

Я был воодушевлен. Скажу честно, история и политика меня очень интересовали. Иногда даже на лекциях, особенно у вечерников, отходил от темы электроснабжения и пускался в споры о происходящем в стране. А происходило необыкновенное. Реабилитация Солженицына, возвращение из ссылки Сахарова, выявление коррупции (узбекское дело) и т. д. В партии, ее идеологии, в поведение коммунистов мне многое не нравилось. Магазины были пусты, в условиях тотального дефицита процветал блат, которому партийные начальники были отнюдь не чужды.

Последней каплей недовольства в народе стала антиалкогольная кампания Горбачева. Как спортсмен я не пил и не курил. Идею борьбы с алкоголизмом поддерживал полностью. Но вот с методами был не согласен. Мало того, что по талонам у нас продавалось практически все, от мяса до одежды, так теперь их ввели и на водку. Раз есть талоны, их надо отоварить. А отоварил, думай, что с этой водкой теперь делать: пить или не пить? Народ начал гнать самогонку. Умельцы наловчились получать спирт даже из гуталина. Пили всякую гадость: паленый спирт, средство для очистки стекол, столярный клей, недоспелую брагу. Таксисты на вокзале открыто торговали самогоном. Страна медленно катилась в пучину бесконтрольного пьянства.

Перестройка начала буксовать. Партийные бонзы только и делали, что болтали о перестройке и новом мышлении. В стране возник тотальный дефицит на товары народного потребления. На юге страны очумелые чиновники под маркой борьбы с пьянством начали вырубать прекрасные сорта виноградников. Одним словом, в стране победившего социализма наступал коллапс. Я самоуверенно решил, что без меня в такой трудный час общество обойтись не может.

За лекторское дело я по обыкновению взялся с энтузиазмом. Серьезно проработал литературу, подобрал необходимую статистику. Даже нарисовал на больших листах ватмана графики о развитии промышленности и сельского хозяйства Марийской АССР. Когда все было готово, отправился в общество «Знание».

Оно находилось в здании горкома партии. Оказавшись там впервые, я еле сдержал вдох разочарования. Серые, какие-то грязные стены. Рассохшиеся, потерявшие цвет половые доски. Усеянная сигаретными бычками и сгоревшими спичками лестничная площадка. Да и сам кабинет общества «Знание» выглядел убого. Это было маленькое, в одно окно, заваленное различной литературой помещение с огромным железным шкафом в углу. За столом в ворохе бумаг сидела знакомая толстушка. Но никакого напора и пафоса в ее манерах уже не было. Наверное, здесь, в кабинете, ей не хватало зрителей и ответственного товарища из горкома.

– Присаживайтесь – махнула она рукой на замызганный стул.

Я присел на край стула. Мой рулон с диаграммами уперся в ее стол.

– Вот вам, Николай Юрьевич, направление на лекцию. Придете в организацию, найдете председателя профкома или парткома. Договоритесь о времени, как им и вам удобнее. Они обязаны собрать для вас работников, желательно в обед. Лекция не более сорока пяти минут. Это вам знакомо, будем считать, что вы проводите урок.

Я кивнул.

– После лекции руководитель должен расписаться на бланке и поставить печать. Справку приносите мне. Финансовый расчет за прочитанные лекции один раз в месяц. Расценки у вас есть.

Я опять кивнул.

– Справку можно почтой: некоторым лекторам так удобнее. Все. Если нет вопросов, то желаю удачи.

Я не успел вставить ни единого слова. Растерянно поднимаясь, не выдержал:

– Позвольте, вы говорили, что проверите мои лекции. Почитаете материал, если что, поможете и поправите. Я принес.

– Вижу, – она не дала мне договорить. – Проверять тут нечего. Вы имеете высшее образование, каждый день читаете такого рода лекции в техникуме. Я вам доверяю.

– Но я читаю лекции по электротехнике.

– Ничего, ничего, мне вас характеризовали как умного, настойчивого молодого человека. Вам и карты в руки. Все, я спешу. Извините.

Не давая мне опомниться, она встала из-за стола. Пришлось встать и мне. Разворачиваясь, я неловким движением чуть не сбил своим рулоном с ее стола набор ручек с календарем. Извинился и, пятясь, осторожно вышел на уже знакомую заплеванную лестничную клетку. Дама вышла следом, быстро закрыла дверь и исчезла в коридорах власти.

Вот тебе раз, – растерянно подумал я. – Дурак, набитый фантазиями. Собирался на встречу как жених. Заготовил вырезки из газет. Уговорил Леночку, секретаршу директора, напечатать на машинке текст. Два вечера рисовал диаграммы. А она даже не удосужилась посмотреть материал.

«Вам и карты в руки», – вслух передразнил ее я и, чертыхаясь, пошел обратно в техникум.

Разочарование не давало мне покоя. Такое важное дело, идеологический фронт, как любят говорить коммунисты, доверили какой-то абсолютно равнодушной особе.

Но к вечеру я успокоился. Получалось, мне отдали на откуп целый Волжск и район в придачу. Читай что хочешь, как хочешь, где хочешь и сколько хочешь. Что ж, такой вариант меня устроил. Это даже неплохо.

В голове тут же сложился план более смелых лекций. Удивительная беспечность представителя общества «Знание» подтолкнула меня к переработке всего материала. Нет, конспект лекции остался в целости и сохранности, но комментарии, выводы, характеристики я решил сделать более острыми.

Переработал материал о руководящей роли КПСС. Ярче и жестче дал оценку Сталину и культу личности. Ну а Ленина вообще определил в основоположники фашизма. В текст лекции были внесены те материалы Владимира Ильича, которые особо не афишировались коммунистами. А именно записки о роли интеллигенции в развитии российского общества, о массовом взятии в заложники семей церковнослужителей, дворян и офицерства, о красном терроре, о том, что не кто иной, как Троцкий первым в России организовал концентрационный лагерь на Соловках для изоляции и полного уничтожения политических противников большевистского режима.

Отдельно шел вопрос о гласности, перестройке и новом мышлении. «Огонек» – журнал, никогда не писавший о политике, стал рупором демократических сил в коммунистической партии. Критика лилась рекой, газеты были все смелее, выступления и диспуты все интереснее. Для хорошей лекции на злобу дня ничего не надо было выдумывать. Просто надо было людям говорить правду, не врать, не уходить от острых вопросов.

Ровно через неделю после памятного педсовета я начал читать лекции в организациях Волжска. Каждая лекция проходила по одному сценарию. Я начинал говорить об обстановке в стране, о Горбачеве, о том, что он хочет от каждого из нас, от простого народа. Затем приводил ряд статистических данных о промышленности, сельском хозяйстве страны и нашей автономной республики. В середине лекции переходил на критику партии и властей на местах.

Народ внимательно слушал и не верил своим ушам. Люди напряженно вглядывались в мое лицо, искали взглядом парторга и как будто ждали, что вот сейчас в зал войдет наряд милиции, на меня наденут наручники и погрузят в черный воронок. Такой эффект поначалу меня смешил. Ведь я не говорил ничего нового: моя лекция состояла из опубликованных в центральной прессе материалов. Те же выводы звучали из телевизора, а настоящая история коммунистической партии была давно озвучена писателем Солженицыным и академиком Сахаровым. И только прочитав несколько лекций, я понял, в чем дело. Наотмашь било живое слово. Одно дело – газеты и радио, а другое – человек, лектор общества «Знание». С официальным направлением из городского комитета коммунистической партии. И он, этот новый лектор, которого партия направила в массы разъяснять свою политику, полощет коммунистов в хвост и в гриву.

Мне вдруг стало понятно, отчего в глазах некоторых моих слушателей я видел неподдельный животный страх. За семьдесят лет своего существования советская государственная машина вырастила человека-раба. Партия большевиков пропустила население огромной страны через кровавое месиво гражданской и Великой Отечественной войн, жестоких репрессий. Каленым железом коммунисты выжгли из человека желание мыслить и анализировать. Запугали его расправами и психушками. Всеми силами государственного карательного аппарата долгие годы топтали христианские ценности и навязывали свои нормы поведения. За годы правления большевиков советский человек превратился в раба, который отвык думать и принимать решения.

Раб больше всего боится правды, он разучился жить по правде. Его устраивает ложь. Раб, как хамелеон, быстро приспособляется к обстановке. Он врет самому себе, окружающим и терпит вранье других. Так удобно. Не лезь, не высовывайся, угождай. За молчание и покорность по талону получишь итальянские сапоги или джинсы, банку икры или кусок колбасы. Вроде всем всего хватает. Есть какие-то гарантии. Раб уговаривал себя: «Все хорошо! У нас в стране все хорошо! Лишь бы не было войны».

Вот так живет себе человек, работает, воспитывает детей, и вдруг однажды в рабочий полдень в красный уголок предприятия приходит молодой лектор из общества «Знание». Он одет в костюм, на шее у него повязан галстук. Лектор встает на трибуну рядом с кумачовым знаменем и совершенно официально утверждает, что советский человек – раб. И что свою жизнь он прожил неправильно.

На каждой лекции после получасового монолога я делал паузу, спрашивал мнение людей о том, что они услышали, просил писать записки с вопросами. Кстати, независимо от рода деятельности предприятия, записок всегда поступало много. Оказалось, людям проще написать. А задавать вопросы вслух, принародно, так сказать, им было то ли неловко, то ли непривычно. Я и не настаивал. К концу лекции, а она обычно длилась час, слушатели не хотели расходиться. Начальству приходилось разгонять подчиненных по рабочим местам. Народ выходил из красного уголка и возбужденно гудел, как растревоженный улей. Для меня это было самое главное. Значит, лекция нашла отклик в душах и сердцах. И наверняка продлится. Мужики доспорят в курилке, а у женщин появиться повод выпить чашку чая.

Моя лекторская свобода продолжалось недолго. По городу пошел разговор о молодом лекторе, который будоражит трудовые коллективы дерзкой критикой коммунистической партии и советского правительства. Вскоре в техникуме появилась моя старая знакомая из общества «Знание». На этот раз она уже не выглядела такой беспечной, как в предыдущую нашу встречу. Сквозь огромные очки в меня летели молнии, а на губах гуляла ехидная ухмылка.

– Отвратительные слухи ходят про ваши лекции.

– Да что вы говорите, – как можно искренней постарался удивиться я. – Чего же нехорошего там может быть? Лекция с вами согласована, вы ее внимательно прочитали, дали добро. Не может там быть ничего нехорошего.

Лицо ее изменилось. Я попал в самую точку. Воспоминание о нашей предыдущей встрече слегка остановило ее напор. Оснований для принятия мер не было. Да и с кого в первую очередь спрашивать? Конечно, с руководителя лекторской группы, то есть с нее. Она это поняла и, покачиваясь на пятках, в раздумье закусила губу. Требовалось найти такой выход из щекотливого положения, чтобы и овцы были целы, и волки сыты.

– Ладно, – медленно сквозь зубы процедила она, – с сегодняшнего дня на ваши лекции будет ходить член правления общества «Знание», ветеран партии и труда. Кстати, ее партийный стаж составляет пятьдесят лет. Она прикрепляется к вам как шеф. Начиная с сегодняшнего дня, вы не имеете права читать лекции без ее присутствия. Вот вам путевка. Завтра в обед у вас лекция в Волжском отделении госбанка.

Это уже интересно, подумал я. Значит, мне дали надсмотрщика, это хорошо. Пришла пора наконец встретиться лицом к лицу с живым свидетелем истории ВКП(б).

Назавтра я явился во всеоружии. Здание госбанка располагалось через дорогу от техникума. Лекция проходила на втором этаже в помещении красного уголка. Перед входом меня встретила Валентина Александровна Черных, директор банка и депутат городского собрания, а также незнакомая мне пожилая женщина. Ростом выше среднего, можно сказать, крупного телосложения. Седые волосы, очки, внимательный взгляд говорили о том, что передо мной стоит человек, который знает себе цену. Даже по манере принимать знаки внимания чувствовалось, что это не простой ветеран, а обласканный партийной и административной властью города. На меня смотрели проницательные глаза опытного человека.

Да, подумал я, с этим монстром в юбке надо быть аккуратней на поворотах.

Женщина уверенно подошла ко мне, протянула для приветствия руку.

– Клавдия Федоровна, – представилась она и, подойдя почти вплотную, стала довольно бесцеремонно меня разглядывать. – Наслышана, наслышана, молодой человек.

Ее голос никак не соответствовал возрасту. Сочный, грудной, он звенел молодостью и энергией. Чувствовалось, что речь у человека поставлена. Такой ветеран за словом в карман не полезет. Я крайне осторожно пожал ее ладонь и был удивлен, когда она, перехватив инициативу, крепко стиснула мои пальцы. А потом довольная засмеялась.

– Что, молодой человек, думаете, старая рухлядь? Ладошку сжать боитесь. Зря. Я, братец мой, старая революционерка. Молода была – горы сворачивала. Днепрогэс девчонкой возводила.

– Вот, – продолжила она свою приветственную речь, – прикреплена к вам, молодому дарованию лекторского искусства. Надо быть в гуще проблем. Хочется послушать трактовку событий молодежью. У меня-то свое видение перестройки, – она хитро улыбнулась и, взяв меня под руку, повела в миниатюрный зал.

– Учтите, молодой человек, аудитория здесь своеобразная. Сплошь женщины, да к тому же еще и банкиры! Дебет с кредитом, их ети! Так что особо не обольщайтесь. Аплодисментов не получите, это я вам гарантирую. Не выпендривайтесь, молодой человек.

Это самое «не выпендривайтесь» очень естественно прозвучало из ее уст, сразу видно – любимое словечко. Мой новый куратор определенно внушал уважение. Старая партийная активистка, участвовавшая в строительстве Днепрогэса, на удивление быстро оценила обстановку и характер аудитории. Я послушался ее и лекцию провел без особого накала. Коммунистам, правда, все равно досталось по полной программе, а вот с Лениным и его товарищами пришлось обойтись более аккуратно. Разговор я перевел на актуальные вопросы сегодняшнего дня и историю почти не трогал.

Женщины, а в зале сидели только они, начало лекции восприняли холодно. Сразу чувствовалось, что они далеки от политики и с радостью поменяли бы ненужное им мероприятие на традиционную в любом учреждении чайную церемонию. Отсутствующие взгляды просто выбивали меня из колеи. Однако я быстро перестроился. Пару ярких эпизодов, резких выпадов против КПСС, плюс примеры, касающиеся каждой женщины: дефицит товаров и услуг, колготки и зимние сапоги, талоны на колбасу и мясо, – и все, аудитория преобразилась. В конце я уже немного осмелел и прошелся по любимой коммунистической партии.

Мой куратор сидела в последнем ряду, закрыв глаза. Трудно было понять, какой эффект производят на нее мои речи. Поэтому я решил вести себя так, будто ее в зале просто нет.

Отведенные для лекции сорок пять минут пролетели как одно мгновение. Аудитория разогрелась и после окончания расходилась неохотно. Наиболее любопытные, в основном молодые девушки, даже задержались и задали мне несколько вопросов.

Наконец я освободился. Мой куратор терпеливо дождалась, когда слушательницы разойдутся по рабочим местам. Встала, подошла. Глаза прищурены. И опять я так и не мог прочесть в них, что же она обо мне думает. Я оценил это. Действительно старый опытный партиец. Знает как себя вести.

– Да… – она была задумчива.

Взяла меня под руку и без иронии тихо произнесла:

– Проводите старую революционерку.

Попрощавшись с руководителем банка, мы вышли на улицу. До начала уроков у меня еще было время. С волнением я ожидал приговора. Остановились. Я посмотрел на нее. Она молча сняла очки. Достала чистый платочек. Протерла стекла. Одела очки.

– Я надеюсь, молодой человек, вы хотите знать мое мнение.

– Естественно, – так же тихо произнес я и еще больше заволновался. Кажется, даже покраснел. Сердце забилось чаще.

– Ну что ж, обманывать вас мне смысла нет. Меня просили дать вашим лекциям оценку. Я услышала все, что хотела. Хотя, думаю, многое вы не сказали, учитывая, что я в зале. Если б меня не было, разошлись бы вы, Николай Юрьевич, на полную катушку, – она засмеялась легким смехом и тут же сделала серьезное лицо. – И вот что я вам скажу. Да, лектор вы талантливый, умеете говорить и держать в руках аудиторию. Не знаю, откуда, но школа в вас чувствуется. Мое мнение такое. Далеко пойдете, но… Говорите вы не то. Мне неприятно вам это говорить, но говорите вы не то. Переделывать меня уже поздно, я одной ногой стою в могиле и хочу закончить свою жизнь, не разочаровываясь в прошлом. – Она ненадолго замолчала. – Из вашей лекции выходит, что я слепая и недалекая. Жизнь прожила зря. Я в это не верю и не стану верить никогда. Я прожила жизнь с гордостью, с уверенностью, что служила великим идеалам. Позвольте мне и умереть с этим убеждением. Меня не провожайте, – она протянула на прощание руку.

Я пожал протянутую руку уже без опаски. Шершавые костистые пальцы уверенно и жестко сжали мою ладонь.

– Впереди у вас тяжелая жизнь. Придется вам пострадать. Поверьте, мне, старой большевичке. Так просто мы ничего вам не отдадим. Не надейтесь.

Она развернулась и энергичным шагом удалилась. Потрясенный, я смотрел ей вслед. Непростая женщина. Она сразу выхватила главное. Я – ее идейный враг, не больше и не меньше. Такие люди не пойдут на изменения в партии. Они не будут ставить на кон свои страдания и завоевания Октября. Всегда останутся с ними.

Больше на мои лекции она не ходила. Когда через неделю я пришел в общество «Знание» за очередной путевкой, руководительница встретила меня недобрым взглядом.

– Вы доиграетесь. Я вас предупреждаю в последний раз. Хватит вам пудрить мозги неграмотным гражданам. Следующая лекция у вас в проектном институте. Имейте в виду, что там все люди с высшим образованием и что там прекрасная партийная ячейка.

Это был неожиданный ход. По всему видать, лекция станет последней. Чувствовалось, что тетенька из общества «Знание» говорила чужими словами. Скорее всего мой куратор провела встречу с руководством горкома партии и – спасибо ей – убедила начальство направить меня в наиболее сильную парторганизацию города. Видимо, перед ответственными работниками проектного института, из которых девяносто процентов имели высшее образование и все сто состояли в партии и комсомоле, была поставлена задача выиграть идеологический бой с молодым лектором, выскочкой и фразером. Это было что-то новенькое. Одно дело – молчаливая масса слушателей, которая пришла на лекцию по привычке, и совсем другое – готовая к горячей дискуссии, идейно подкованная группа коммунистов. Не было сомнений, что это прямой вызов.

В проектном институте города Волжска работала Мария Лукинична Зотина, жена первого секретаря горкома партии.

Зотин Владислав Максимович.

Родился 22 мая 1942 года в с. Килемары.

Государственный и политический деятель.

Из семьи сельских интеллигентов. Отец – Максим Петрович – организатор первой коммуны в Сурске, учитель, партийный работник, редактор Килемарской районной газеты, погиб на фронте в 1943 году. Мать – Зоя Ивановна – работала учительницей, профсоюзным организатором в Горномарийском районе Марий Эл, одна воспитывала двух сыновей. Окончил Еласовскую сельскую школу, 1959. Го д работал в колхозе. В 1965, после окончания Московского института инженеров сельскохозяйственного производства, направлен в Параньгу главным инженером районного управления сельского хозяйства. Активный общественник, замечен первым секретарем райкома КПСС Арефьевым И. А., в 1967 возглавил райком комсомола. В 1966 году женился на рязанской девушке Марии Лидякиной, работавшей в Параньге главным инженером дорожного участка. В 1969 назначен заместителем председателя райисполкома, в 1970 году избран вторым секретарем Марийского обкома ВЛКСМ. Два года, 1974–1976, учился в Москве, в Высшей партийной школе. Направлен в Куженерский район – председатель райисполкома, с 1979 первый секретарь райкома КПСС. Солидное повышение получил с началом перестройки: в 1986 возглавил Волжскую городскую парторганизацию. С апреля 1990 первый заместитель председателя Верховного Совета Марийской

АССР, а августа – председатель. Под его руководством в Марийской республике одной из первых в России проведена реформа управления – введен институт президентства, 1991, учрежден парламент на мажоритарной основе, 1993. На выборах президента, декабрь 1991, в паре с кандидатом в вице-президенты Галавтеевым В. А. одержал уверенную победу. Годы его правления пришлись на самый тяжелый период российских реформ: невостребованный ВПК, составляющий 82 % объема промышленности республики, разваливающееся сельское хозяйство, хронические невыплаты зарплат и пенсий и пр. В декабре 1996 на выборах президента набрал третье число голосов среди 6 кандидатов и не попал во второй тур. Работал в разных организациях. В настоящее время на пенсии.

Депутат Верховного Совета МАССР трех созывов: 1980-85, 1985-90, 1990-91.

Академик Международной академии информатизации.

Медаль «За преобразование Нечерноземья РСФСР», 1985.

Семья: мать, жена, два сына, внук, две внучки.

Девиз: «Только вперед!»

(«Кто есть кто в Марий Эл», 2002, с. 208)

Сам о себе Владислав Максимович Зотин говорил коротко: «Я маленький черненький мариец». Действительно, он был маленького роста и зело худ. Черные волосы и смуглая кожа выдавали в нем горного марийца.

Когда приезжему говорят о том, что марийцы делятся на горных и луговых, человек начинает вертеть головой в поисках гор. Но искать надо не горы, а реку Волгу. Один ее берег крутой и высокий, другой – низменный. Марийцы, родившиеся на высоком берегу Волги, считаются горными, а родившиеся в низине – луговыми. Внешние отличия – существенные. Луговые марийцы преимущественно русоволосые, кожа у них белая или красная, глаза раскосые; горные марийцы смуглые, глаза их имеют более округлую форму. Статья 15 Конституции Республики Марий Эл гласит: «Государственными языками в Республике Марий Эл являются марийский (горный, луговой) и русский языки».

Как все люди маленького роста, Зотин не был лишен комплексов. Один из них бросался в глаза сразу. Сознавая свою тщедушность, Владислав Максимович совсем не стеснялся ее, не скрывал, а, наоборот, подчеркивал. Он очень любил окружать себя высокими и крепкими людьми, на фоне которых выглядел еще меньше, и, похоже, получал истинное удовольствие от того, что эти рослые дядьки склонялись перед ним в три погибели и были готовы выполнить любую его команду.

Невзрачная внешность могла ввести в заблуждение тех, кто его не знал. Кому-то казалось, что в борьбе за руководящее кресло он слабый и неопасный конкурент, но это была ошибка. В этом маленьком человеке было достаточно ума, хитрости и терпения, чтобы отвоевать себе место под солнцем.

Он обожал интриги и подковерные дела. Редко делал то, что обещал. Ценил лесть и раболепие. По любому поводу мог говорить часами и страшно сердился, когда его обрывали.

Для карьерного роста в национальной республике изначально необходимы три условия: образование, национальность и личная преданность первому лицу.

Первому секретарю Марийского обкома партии Григорию Андреевичу Посибееву Зотин понравился. Ему казалось, что маленький черненький мариец скромен не только ростом (сам Посибеев был мужчиной высоким и крепким), но и карьерными амбициями. Чтобы доверие партийного лидера к Зотину было полным, не хватало сущего пустяка.

Не секрет, что в годы развитого социализма по служебной лестнице быстрее продвигались чиновники, имеющие в своей биографии какое-нибудь пятно, прокол. В идеале это должен был быть проступок, имеющий отношение к конкретной статье уголовного кодекса. Но сажать свои кадры в тюрьму у коммунистов Советского Союза было не принято. Обычно уголовное дело на партийного функционера прекращалось, прокурор складывал материалы в папочку и передавал ее первому секретарю обкома КПСС. Первый вызывал провинившегося на ковер и после серьезного партийного разговора вынимал из сейфа папочку. Выбор у провинившегося был простой: или беззаветно служить родине, то есть первому секретарю, или загреметь на нары. Так выращивались верные партийные кадры.

Для решительного рывка по службе Владиславу Максимовичу не хватало именно какого-нибудь маленького преступления. И, кажется, оно случилось перед самой перестройкой. Широкое хождение в узких кругах получил слух, что Зотин, в то время первый секретарь Куженерского райкома партии, попался на приписках. Не могу точно сказать, что именно было приписано – урожай, надои или поголовье. Но район получил переходящее знамя победителя соцсоревнования, и только труженики села собрались порадоваться, как знамя изъяли: выяснилось, что победные результаты приписаны.

Казалось, скандал ставил на карьере партийного функционера жирный крест. Максимум, на что можно было рассчитывать после такого, – это место зоотехника или завгара в отстающем колхозе. Но скандал потихоньку замяли. А вскоре, в самое тревожное время горбачевской перестройки, Посибеев назначил Зотина первым секретарем парторганизации Волжска и Волжского района.

Так маленький черненький мариец стал руководителем второго по величине города республики, имеющего ряд предприятий (в том числе военных) союзного значения. В районе под его властью оказались десятки крупных и мелких колхозов, а также развитая база отдыха. Имевшие большой спрос санатории и профилактории (марийский край называют страной тысячи озер, здесь дивные сосновые леса и чистые реки), национальный парк «Марий чодра» – все это теперь было в его ведении. Из малозаметного функционера районного масштаба Владислав Максимович в одночасье превратился во влиятельную фигуру региона.

Почему Посибеев подобрал второму городу республики такого руководителя? У меня есть только одно объяснение.

Назначением Зотина, маленького черненького марийца, Посибеев хотел унизить или по крайне мере поставить на место вечно бунтующих руководителей промышленных предприятий Волжска.

Не секрет, что Волжск – извечный конкурент Йошкар-Олы. В 1940 году, когда в Волжске было 40 тысяч жителей, в столице республики проживало лишь 26 тысяч. Кроме того, Волжск – это город-вольница. Съехавшийся со всей страны на строительство бумажного комбината народ впоследствии был разбавлен репрессированными крымскими татарами, пленными немцами и всякого рода ссыльными. Эта смесь наций, религий, характеров дала особую породу людей – волжан. Громогласные и самостоятельные, они сильно отличались от робких и непритязательных марийцев, заселявших этот лесной край. За независимость и ершистость волжан не любил ни один руководитель республики.

Зотин приживался в Волжске долго и мучительно. И немудрено: директорский корпус воспринимал его с трудом. Даже внешне руководители предприятий выглядели фигурами иного калибра: все как на подбор крепкие, высокие, здоровые, уверенные в себе. Несколько заводов имели двойное подчинение. Поэтому некоторое время Владислав Максимович занимался только сельским хозяйством.

Немного забегая вперед, замечу, что в своем протеже Посибеев ошибся. Ставка на замаранного и послушного не сыграла. Зотин вновь попался на приписках. Все было как в прошлый раз: сначала переходящее знамя за победу в соцсоревновании, а потом скандальное разоблачение. На этот раз приписки выявил юрист управления сельского хозяйства Волжского района Сергей Александрович Панфилов (впоследствии его выберут главой района). Знамя снова отняли, скандал снова замяли, а Зотина снова повысили – теперь до первого заместителя Председателя Верховного Совета МАССР.

Все это не мешало Владиславу Максимовичу быть хорошим семьянином. Его супруга, русская по национальности, была женщиной высокой и статной. Двое детей. С одним из них, Эдиком, я долго занимался дзюдо. Родители вообще поощряли спорт и здоровый образ жизни: сам Владислав Максимович не курил и каждое утро бегал на зарядку в парк. Сыновья получили хорошее образование и, по-моему, состоялись как личности.

Итак, в Волжском проектном институте, где трудилась Мария Лукинична Зотина, мне надлежало прочитать лекцию на тему «Перестройка и новое мышление». Я отчетливо понимал, что это финальный пункт моей лекторской карьеры: коммунисты никак не могли простить мне всего того, что я наговорил о них в рабочих коллективах.

В проектном институте меня ждали и готовились. Директором института был член бюро горкома Валерий Александрович Кутузов. В актовом зале он собрал наиболее стойких и подкованных коммунистов, а неблагонадежных решили на лекцию не пускать: для верности завхоз даже запер в коридоре дверь.

Свободных мест в зале не было. В последнем ряду я увидел жену первого секретаря горкома партии. Все шло по плану.

Уже через считанные минуты после начала лекции монолог уступил место диалогу. Моим оппонентам была необходима победа, причем, пожалуй, даже больше, чем мне. Старые коммунисты подготовились основательно. Каверзные вопросы сыпались на мою лекторскую голову со всех сторон. Одного не учли мои оппоненты: их время прошло. Многолетняя ложь партийной номенклатуры как ржа разъела идеологическую платформу партии. Реальная жизнь советского человека разительно отличалась от того, что говорили с высоких трибун вожди.

В магазинах города стояли пустые полки. Товары расходились по блату прямо с торговых баз. В конце каждого месяца городской торг выбрасывал в открытую сеть, словно собакам мяса, малую часть продуктов и дефицитный вещей. Партийная номенклатура жировала, а «его величество рабочий класс» еле сводил концы с концами.

Обо всем этом я тогда говорил. Коротко и четко ответил на вопросы старых коммунистов и перешел в контратаку. У меня вопросов тоже было заготовлено великое множество. Хотя эти вопросы задавал даже не я – их задавала жизнь.

Никогда я не был так упоен победой. А в том, что это была победа, сомневаться не приходилось. Вместо сорока минут мероприятие растянулось на полтора часа. Лекция закончилась, а возбужденные работники института никак не хотели меня отпускать. В какой-то момент завхоз открыл дверь, в зал ввалила толпа, и мне пришлось некоторые вещи рассказывать по второму разу.

Мои единомышленники с горящими глазами ворвались в разговор и начали на чем свет стоит костерить свою партийную верхушку. Парторг института испугался. Он начал шуметь, разгонять сотрудников по рабочим местам под предлогом того, что они нарушают трудовую дисциплину. Действительно, обеденный перерыв давно прошел, мы задержались.

Мои сторонники проводили меня до самых дверей. Они жали мне руки и требовали продолжения дискуссии. Осмелев, говорили, что если и в следующий раз их не пустят на лекцию, они сломают дверь.

Перестройка расколола общество на две неравные части. Ортодоксы пытались каким-то образом сдержать курс на обновление, но были в очевидном меньшинстве. Недовольных политикой партии пытались урезонить, однако их становилось все больше и больше. Так получилось, что я со своими лекциями стал для них каким-то символом обновления.

Народ просыпался, словно медведь от зимней спячки. В людях пропал страх. Чем больше газеты писали о зверствах ГУЛАГа, тем смелее становился советский человек. Гласность и новое мышление выплеснулись из кухонь и курилок на улицу. Что ждало нас на этих улицах? Честно говоря, об этом никто не думал. Все упивались свободой слова, демократией. Люди читали газеты и не верили в происходящее. Даже некоторые коммунисты со стажем ходили задумчивые: переоценка жизни и истории давалась им с большим трудом.

На следующий день не успел я прийти на работу, как прибежала секретарша и срочно пригласила меня к директору.

Начинается, подумал я. Но страха не было. Единственное, что могли со мной сделать коммунисты, – лишить права читать лекции.

– Николай Юрьевич, – директор был как всегда энергичен, – что вы вчера натворили?

Наш техникум структурно подчинялся министерству среднего и технического образования в Москве, но Волжский горком партии мог, конечно, оказать влияние на коммуниста Евгения Николаевича Полякова. Я пожал плечами и по возможности спокойно произнес:

– Ничего особенного. Читал лекцию в проектном институте.

– Какая лекция? – приподняв рыжие брови, выдавил он.

– Как же, вы сами рекомендовали меня на лекторскую работу в общество «Знание».

– Черт возьми, – заорал он, – наверное, из-за этого меня вызывают к самому.

– К кому? – не понял я.

– К кому, к кому, – зло передразнил он, – к первому секретарю горкома партии товарищу Зотину!

Директор схватился за голову и заметался по узкому кабинету.

– Что вы там наговорили? – раздраженно спросил он и, не дав мне ответить, стал собирать со стола бумаги, беспрестанно разговаривая с самим собой.

– Дурак я, дурак. Как можно было так опростоволоситься. Я же знал, что вы антисоветчик. Все эти разговоры по техникуму. Ну вот, допрыгались вы, Николай Юрьевич. Учтите, – повысив голос, он поднял вверх указательный палец. – Там я вас защищать не буду. Последствия непредсказуемы. Зотин, он зверь. Он порвет меня на части. Зачем я вас рекомендовал? Все, готовьтесь на вылет, вы свободны.

Я пожал плечами и вышел из кабинета, прекрасно понимая, что никто меня с работы за это не выгонит. Зажимать критику во время набирающей обороты гласности было опасно. Бледный Евгений Николаевич с папкой бумаг в руках выскочил из кабинета следом за мной и чуть не бегом пролетел мимо. В таких растрепанных чувствах директора никто не увидел: коридоры были пусты, шли занятия.

Реакция Зотина понятна. Он получил информацию из первых уст. Шагая в свой кабинет, я так и не вспомнил, когда его жена ушла с лекции.

Настроение было испорчено. Проводить занятия со студентами в таком состоянии было тяжело. Кое-как доработав до обеда, я спустился в учительскую. Там меня поджидал мрачный Поляков, уже вернувшийся из горкома.

– Ну, как визит к «самому»? – припомнив его поднятый вверх палец, нашел в себе силы съязвить я.

– Смеетесь? И напрасно. Смеяться будете вечером. Владислав Максимович приглашает вас на беседу. Так что, будьте любезны, Николай Юрьевич, к пятнадцати ноль-ноль явиться в горком партии. На ковер к «самому»!

– Разве что приглашает, я ведь не коммунист, – на всякий случай напомнил я и вышел из учительской.

Не успел пообедать, как вокруг моей скромной персоны начали происходить всякие события. В приемную директора позвонила тетенька из общества «Знание». Она попросила срочно прислать текст лекции за моей подписью, а также графики и диаграммы. Потом звонил редактор газеты «Волжская правда» Владимир Андреевич Шилов: он оказался председателем общества «Знание». Следующий звонок был из горкома комсомола. Там не смогли найти мою учетную карточку и хотели со мною встретиться. Добил меня Евгений Николаевич Поляков, который назначил на 17.00 педсовет. «Видно, для подведения итогов», – невесело думалось мне.

Мое состояние можно было назвать возбужденным. Нет, я не боялся, что выгонят из техникума. Чувствовал: происходит что-то очень важное, что может полностью перевернуть мою жизнь. И почему-то был уверен, что эти перемены обязательно пойдут мне на пользу.

Политика могла стать моей профессией – вот что волновало меня. Я узнал вкус успеха. Понял, что людям нужна правда, и моя задача заключается в том, чтобы донести ее. В душе зажегся огонь протеста, в голове начали роиться мысли о создании новой партии или движения. Мне хотелось прямо сейчас, подхватив транспаранты, бежать на улицы и собирать сторонников. Вот в таком приподнятом, боевом настроении я и шел на ковер к «самому».

Двухэтажное здание горкома партии с колоннами и лепным фасадом располагалось за городским парком. Уже внешние атрибуты должны были вызывать у посетителя уважение на грани трепета. Человека встречали огромные тяжелые дубовые двери, толстое стекло которых украшал витиеватый орнамент в виде символов государства – звезды с серпом и молотом.

В фойе я был остановлен крупным молодым человеком. Он специально поджидал меня и повел на второй этаж. Широкая мраморная лестница. Красные дорожки. Большая приемная. Высокие потолки. Тяжелые, собранные волнами белые шторы.

Попросили подождать. Минут через пять пригласили.

Я вошел. Передо мной был огромный прямоугольный кабинет и длинный стол для совещаний, окруженный стульями с высокими спинками. Вдали с торца перпендикулярно стоял еще один стол – массивный, тяжелый. Рабочее место первого секретаря комитета коммунистической партии города Волжска. Хозяйский стол был почти чист, лишь несколько бумажек лежали на зеленом сукне. Несмотря на темную полированную мебель, кабинет был светел. Под самый потолок уходили огромные окна. Белоснежными волнами (как в приемной) спускались шторы. Воздуха в кабинете было много: одно окно оказалось открытым настежь. Параллельно столу во всю длину кабинета по дубовому паркету была постелена красная ковровая дорожка. На стене, прямо над хозяином кабинета, висел портрет Ленина. Ильич присутствовал и на столе, но уже в виде бюста. Томы вождя и других советских руководителей заполняли огромные стеллажи, прижатые к свободной стене. В углу на небольшом постаменте стояли кумачовые бархатные знамена. Кабинет производил впечатление.

За столом сидел маленький худенький черноволосый человек. Он дождался, пока я осмотрю кабинет, и как только встретил мой взгляд, сразу вскочил. Лично с Владиславом Максимовичем Зотиным мы знакомы не были.

Без пиджака, в белой рубашке с красным галстуком, он вылетел из-за стола и почти подбежал ко мне. Так же стремительно начал говорить. Он то подходил ко мне, то отходил. То засовывал руки в карманы брюк, то вынимал их и начинал жестикулировать. Было видно, что говорить он любит. От такого потока слов я растерялся.

Мне думалось, что хозяин кабинета пригласит меня для разговора за стол. Мы сядем и как цивилизованные люди станем дискутировать. Спорить, соглашаться с аргументами другого или не соглашаться. Одним словом, я ждал диалога, а получил стопроцентный монолог. Причем у самой двери.

Я честно пытался поймать хотя бы секундную паузу в его спиче, но тщетно. Прогуливаясь по ковровой дорожке, первое лицо городской парторганизации ни на мгновение не умолкало. Говорило, говорило и говорило.

Но все имеет предел. Начал уставать и Владислав Максимович. Мало что из его потока осталось у меня памяти. Наверное, он говорил то же, что обычно говорят партийные функционеры, защищая свою кормушку. О прелестях советского образа жизни. О революции. О великой войне и великой победе. О героях. И об отщепенцах, которые сдерживают мощную поступь советского народа к светлому будущему.

Как только хозяин кабинета устал и появилась возможность вставить слово, я начал этим пользоваться. Не оправдывался, а пытался спорить. Это распаляло его еще больше, и он с ожесточением начинал все сначала.

Только он успокоится, я опять ему вопрос или реплику – он снова в крик. Так продолжалось до тех пор, пока Зотину не надоело.

– Как вы можете так говорить?! – возмутился он в конце концов. – Вы же преподаватель, педагог, воспитатель человеческих душ, коммунист!

– Извините, я не коммунист.

– Как не коммунист? – опешил он. – Как не коммунист? А кто же, черт возьми, допустил вас до идеологической работы с людьми?

Он сел за свой огромный стол и замолчал. Чуть косые глаза смотрели на меня с полным непониманием.

– И не комсомолец? – спросил он со слабой надеждой в голосе.

– Да, и не комсомолец.

Когда я вернулся в родной Волжск после работы на шахте имени Стаханова, то не встал на комсомольский учет. А пять лет назад был отчислен из рядов ВЛКСМ за неуплату членских взносов.

– Вот как, – задумчиво произнес первый секретарь, – это меняет дело.

– Я думаю, у партии особой перспективы нет, – как бы продолжая дискуссию, вставил я. – Рано или поздно коммунисты разбегутся, бросив партбилеты.

Он опять взорвался.

– Да таких подонков, как ты, мы уничтожим, – взвизгнул он. – Я был, есть и умру коммунистом. Вон, вы свободны.

В приемной меня ждали. Красная, как рак, дама из общества «Знание» потащила меня в библиотеку горкома, где уже заседал какой-то совет этого самого общества. Из присутствующих мне были знакомы, да и то заочно, лишь два человека – Владимир Андреевич Шилов, главный редактор «Волжской правды», и местный поэт, ярый атеист Геннадий Гаврилович Калинкин. Меня попросили воспроизвести мою лекцию. Я довольно вяло изложил основные тезисы и быстренько свернул выступление. Мне было интересней послушать ответные речи великих местных идеологов.

Члены совета общества «Знание» говорили много, мою лекцию ругали долго. Председатель обозвал меня антисоветчиком и пообещал скорую моральную гибель. Мне стало скучно. Эти люди были намного старше меня и новые веяния в стране воспринимали по-своему, с высоты величия Октябрьской революции. Наш с ними разговор был спором глухого со слепым и не имел совершенно никакой перспективы.

Совет общества «Знание» единогласно принял решение исключить меня своих рядов. Я пытался было объяснить, что не состою в этом достопочтенном обществе, что заниматься просвещением трудовых коллективов меня командировал коллектив техникума, что лекции – всего лишь моя общественная нагрузка. Все тщетно: меня никто не слушал. Людям так было удобней. Отчитаться перед горкомом партии, умыть руки. Прозевали они меня! Просмотрели, не оценили моих возможностей.

В результате голосования из общества «Знание», наверное, впервые в истории был исключен лектор, который в общество «Знание» никогда не вступал.

Суверенитет

После исключения из общества «Знание» я с упоением окунулся в политику. Как учил нас великий вождь Владимир Ильич Ленин (так мною нелюбимый), для подготовки революции нужна своя партия. Партийное строительство я начал с поиска идейных сторонников.

Самое простое решение оказалось и самым удачным. Я дал объявление в газете «Волжская правда» о том, что в техникуме (аудитория № 44) будет проходить первое собрание неравнодушных граждан города. Какой будет реакция, честно говоря, не знал. В назначенное время собралось всего пять человек, но я им был несказанно рад. Люди пришли на разведку.

На второе собрание «неравнодушных» волжан в аудиторию № 44 пришло уже гораздо больше людей. Костяк группы составили активисты с Волжского электромеханического завода (ВЭМЗ) и филиала научно-исследовательского института бумаги (ВНИИБ) – Слава Назаров, Миша Мамонтов, Халида Кожанова, Сергей Храмцов, Валерий Афанасьев. Долго думали, как назвать наш новый коллектив, наконец определились: демократическая группа «Обновление». Собираться решили в моей аудитории. Один раз в неделю обязательный сбор и два-три раза – по желанию. Через несколько заседаний у нас уже была готова идейная платформа. Утвердили руководящий состав из пяти сопредседателей. Неформальным лидером группы стал Слава Назаров, регулировщик радиоаппаратуры ВЭМЗ, человек с высшим образованием.

Евгений Николаевич, директор техникума, был недоволен тем, что в его учреждении собираются партийные оппозиционеры. Но, слава богу, у него не хватило смелости прикрыть нашу лавочку. Сам он связываться с нами не хотел, а горком партии, видимо, уже не возражал против плюрализма мнений в отдельно взятом коллективе. После моего изгнания из общества «Знание» коммунисты про меня как бы забыли, а потому и Поляков проявлять инициативу не стал. «Горком партии ничего ему за антисоветчину не сделал, – думал, наверное, директор, – так зачем мне впрягаться в неприятности. Как бы чего не вышло».

Страна галопом неслась к крутым переменам. Горбачев решился на первые в истории современной России демократические выборы. На 4 марта 1990 года были назначены выборы Съезда народных депутатов. Зарегистрироваться кандидатом мог любой гражданин РСФСР. На выборы пошел лидер оппозиции Борис Ельцин.

Поначалу наша группа «Обновление» не стала выдвигать своего кандидата. Для успеха у нас не было ни опыта, ни денег. Мы долго дискутировали на эту тему и сошлись на том, что лучше помочь на выборах наиболее вероятному кандидату от демократических сил Марий Эл. Мы, группа «Обновление», решили не хватать звезд с неба и главным направлением борьбы избрать республиканскую и городскую власть.

Сложно ли было работать? Конечно. Административный ресурс КПСС был еще очень силен. Участники нашей группы оказались под давлением партийных структур, которые акцентировали свои усилия на лидерах. В какой-то момент мы даже решили вывести Славу Назарова из-под удара: теперь под документами группы «Обновление» стояли подписи всех пяти сопредседателей.

Правда, позже, поразмыслив, мы от этого шага отказались. Народ должен знать своих героев. В самый разгар кампании по выборам народных депутатов РСФСР мы все-таки решили зарегистрировать Славу Назарова кандидатом по Заводскому национально-территориальному избирательному округу № 114. Нам, начинающим политикам, как воздух был нужен опыт политической борьбы. А где еще его набираться, как ни на выборах? Не имея денег, выхода на СМИ, мы, конечно же, объективно не могли претендовать на победу, но у нас и цель была немного другой. Славу Назарова должна была узнать вся республика, после чего ему было бы намного легче баллотироваться в Волжске. Расчет был в этом. Наши приоритеты не изменились: во-первых, несколько мандатов в городском совете народных депутатов, во-вторых, одно место в республиканском совете. Выборы в эти органы власти были назначены на тот же день, 4 марта 1990 года.

Как и следовало ожидать, российские выборы Слава проиграл. От Марий Эл мандат народного депутата РСФСР завоевал врач республиканской больницы Сергей Федорович Горбань.

Мы не расстроились. Во-первых, Горбань был идейным союзником, он состоял в неформальной организации «Демократическая платформа в КПСС». Во-вторых, хотя от нашей группы баллотировался Назаров, мы помогали и Горбаню. В-третьих, в Волжском избирательном округе большинство голосов набрал Слава. Это нас порадовало больше всего. Горожане поддержали нашего кандидата, а значит и демократическую группу «Обновление».

Результат дала наша тактика, которая тогда, в момент зарождения в стране традиций демократических выборов, была новым словом.

Коммунисты не хотели сдавать своих позиций: горком партии поставил задачу не пропустить в депутаты ни одного кандидата из оппозиции. Методы годились всякие. Вот один пример. Наша группа подала заявку на проведение в Волжске 25 февраля (за неделю до выборов) митинга, целью которого в документе была заявлена активизация предвыборной кампании. Среди вопросов, которые предполагалось поднять, был экологический. Власть проведение митинга разрешила. Но только не на улице, а в ДК Марбумкомбината. И не 25 февраля, а 11 марта (через неделю после выборов)! Мол, вам не все равно, когда про экологию митинговать.

Ответственными за сдерживание оппозиции партия назначила директоров промышленных предприятий. Если директора стали давить на своих работников сверху, то мы – снизу. Административному ресурсу КПСС можно было противопоставить только хождение в народ. И мы пошли по домам, по квартирам.

Агитация на дому – так называлась наша предвыборная технология. Мы решили: если нас не пускают агитировать на предприятия и в организации, то мы пойдем к избирателю домой. У нас были сформированы группы по три человека: так было удобно и безопасно. Мы ждали провокаций от партийных работников, но их не было и, как мы позже поняли, не могло быть. Руководящему работнику компартии встреча с рядовым гражданином ничего хорошего не сулила: народ коммунистов откровенно ненавидел. Хотя, справедливости ради, и демократов не жаловал. Любой звонок в квартиру мог окончиться или скандалом, или застольем. На кого нарвешься.

Я баллотировался в Верховный Совет МАССР и в Волжский городской Совет народных депутатов.

В округе, где избирался республиканский депутат, моими соперниками оказались четыре руководителя: главный редактор «Волжской правды» Александр Лукаев, главный инженер узла связи Владимир Калинин, директор быткомбината Владимир Бикеев и директор АТП Николай Сенченко. Самым сильным, конечно, был последний кандидат. В руках Николая Григорьевича Сенченко был сконцентрирован практически весь автотранспорт города: рейсовые автобусы, такси, грузовые автомобили. Разве такой ресурс мог дать сбой?

А что у нас? Студенты техникума, немногочисленная группа энтузиастов. Два месяца мы бродили по микрорайону в отчаянной надежде быть услышанными. Сколько всего пришлось вытерпеть! И пьяный мат, и лютых собак. Не говоря уже про недоумение и испуг: их мы встречали на каждом шагу. Нам казалось, что предвыборная гонка не кончится никогда.

И все же, хотя возможностями я своим конкурентам сильно уступал, мандат мог быть моим. Но набрать более половины голосов, как требовалось по условиям первого тура, у меня не получилось. Как зафиксировал протокол избиркома, за Свистунова было подано 43,7 процентов голосов. За Сенченко 19,8 процентов, за каждого из остальных – по 6–7 процентов. Требовался второй тур.

Посмотрев результаты, мы на собрании группы «Обновление» пришли к неутешительному выводу: мое большое преимущество обманчиво, во втором туре мне не победить. Вот эти 43 процента и есть наш демократический ресурс. Люди голосовали не столько за Свистунова (меня почти не знали: подумаешь, молодой преподаватель техникума), сколько за идеи перестройки.

Мы не ошиблись: во втором туре 18 марта 1990 года я получил почти тот же результат – 42,8 процента. К Николаю Сенченко отошли все голоса, поданные в первом туре за других представителей директорского корпуса: он набрал 49 процентов (остальные проголосовали против всех) и стал депутатом.

Нарождающееся демократическое движение не смогло убедить большинство населения в том, что, придя к власти, оно сможет изменить жизнь к лучшему. Во-первых, слишком разношерстная команда собралась под демократическими лозунгами. А во-вторых, кроме лозунгов народу надо дать кусок хлеба и перспективу. Что мог обещать преподаватель техникума? А директор АТП мог не только обещать, но и делать. Перед самыми выборами Сенченко встречался с избирателями на одной из улиц частного сектора. У тамошних жителей была проблема – сломанный водопровод. На следующий день силами работников АТП подача воды была восстановлена. За кого будут голосовать жители этой улицы? Ответ ясен.

А мы были отчаянными голодранцами, и народ нам не поверил. Наверное, из двух зол горожане выбирали меньшее. Они отдавали голоса проверенным людям, хозяйственникам, которые хоть как-то были способны помочь простому человеку выжить в неспокойное время.

Но мы не отчаивались. С поражением пришел опыт, сын ошибок трудных. И он дал результат совсем скоро.

Выборы в Волжский городской Совет народных депутатов, можно сказать, провалились. Из 140 депутатов, что предусматривались нормой закона, были избраны только 79. В остальных округах выборы были признаны несостоявшимися, там 22 апреля предстояло голосовать по новой. Это был мой шанс, и я его использовал.

Городской избирательный округ № 81, где я решил баллотироваться, находился в микрорайоне, построенным за счет гидролизно-дрожжевого завода (ВГДЗ). Соответственно и моим конкурентом был представитель этого предприятия – главный механик Севастьян Викторович Смирнов. Бороться с ним было нетрудно. Из трубы завода валил вонючий красно-синий дым, от которого на глазах засыхали макушки сосен в парке по соседству. Группа «Обновление» не раз требовала закрыть завод, и население было на нашей стороне. В общем, набрав в округе наибольшее количество голосов, я стал депутатом Волжского городского Совета народных депутатов 21 созыва.

Партия коммунистов была еще сильна. Первый секретарь Марийского обкома Григорий Андреевич Посибеев сохранил за собой кресло Председателя Верховного Совета МАССР. Но совмещать две первых должности было непросто, особенно в то горячее время. В менее статусном по тогдашней иерархии органе Посибеев решил поручить дела доверенному человеку. На место первого зампреда Верховного Совета, который фактически и управлял депутатским корпусом, он поставил… Правильно, Владислава Максимовича Зотина.

Очередное разоблачение приписок оказалось как нельзя кстати. Посибеев и на этот раз замял уголовное дело. Ему нужен был преданный зам, который не будет рыпаться против хозяина и не подумает претендовать на роль первой скрипки.

В апреле 1990 года Зотин перебрался в столицу Марий Эл. Новому назначению Владислав Максимович был, конечно, очень рад. Можно сказать, сбылась его мечта. Да и Волжск он оставлял без сожаления. Позже в беседах один на один я не раз слышал, как зло и раздраженно говорил он о городе, в котором проработал первым лицом восемь лет. Эта нелюбовь была взаимной. В Волжске он так и не стал своим.

Время в стране наступило смутное, ситуация менялась быстро. Уже в августе 1990 года совмещение двух высших постов на местах стало законодательно невозможным. Горбачев предложил первым секретарям обкомов определиться и выбрать для себя одну должность.

Посибеев решил остаться первым секретарем. Видимо, в тот момент он не сомневался, что КПСС продолжит рулить страной. Кому оставить пост председателя Верховного Совета? Первому заместителю. Логичный и понятный шаг. Должно быть, Посибеев не сомневался в Зотине. И дело даже не в двух папочках, которые лежали в сейфе, а в том, что после очередного повышения Зотин становился обязанным ему по гроб жизни.

После разделения властей Председатель Верховного Совета МАССР фактически был вторым лицом в республике.

Процентов на девяносто Верховный Совет состоял из руководителей разного ранга, вскормленных и выдвинутых компартией. Потому решить вопрос в нужном ему ключе Григорию Андреевичу не составило никакого труда. Так исключительно благодаря Посибееву Зотин занял второй по значимости пост в Марий Эл.

Конечно, Посибеев даже представить не мог, что случится дальше. Это была его трагедия. А в августе 1991-го случился путч. Все перевернулось с ног на голову. После подписания Россией, Украиной и Белоруссией Беловежских соглашений государство по имени СССР прекратило свое существование. Указом президента России Ельцина КПСС была признана вне закона. По всей стране начались массовые закрытия обкомов и горкомов партии. Представители исполнительной власти совместно с работниками милиции изымали из партийных учреждений все документы. Имущество описывалось, помещения опечатывались. Партийной системы управления государством, существовавшей семь десятков лет, в один момент не стало.

В день путча Зотин был в прострации. К нему, не переставая, шли люди и пытались склонить его кто в одну, кто в другую сторону. Демократы требовали поддержать Ельцина, а ярые коммунисты ратовали за ГКЧП. В итоге Владислав Максимович вышел из этой щекотливой ситуации как настоящий дипломат. Он не стал принимать чью-либо сторону.

22 августа 1991 года в «Марийской правде» было опубликовано «Обращение к гражданам Марийской советской социалистической республики». Президиум Верховного Совета Марийской ССР призвал население, политические и общественные силы «сохранять спокойствие и правопорядок, строго соблюдать трудовую дисциплину, воздерживаться от несанкционированных митингов и демонстраций, все усилия направить на нормальное функционирование всех предприятий, учреждений и организаций, мобилизовать все силы и имеющиеся резервы на завершение уборки урожая». В заключении выражалась надежда, что принятые руководством страны меры будут осуществляться при строгом соблюдении Конституции и законов СССР. За кого Президиум Верховного Совета МССР, за красных или за белых, из этого документа было совершенно непонятно.

На следующий день после подавления путча глава Верховного Совета получил всю полноту власти в республике. Марийский обком опечатали, на Посибеева, который, естественно, ГКЧП поддерживал, завели уголовное дело. Хорошо хоть в итоге не посадили в тюрьму. Его протеже повел себя как настоящий партийный функционер. В драке за место под солнцем нет места жалости. Победитель получает все, побежденный с позором покидает властную поляну.

До приезда в Йошкар-Олу Посибеев работал в Ленинграде секретарем обкома КПСС. В те края он тихонько и отбыл, когда уголовное дело на него в 1992 году закрыли. Вернулся в свой родной город Кингисепп.

О нем быстро забыли. Времени на эмоции не было. В стране произошел переворот. Власть взяли демократы. Первым президентом России был избран Борис Николаевич Ельцин.

На Зотина навалилось много работы. Под его руководством Верховный Совет принял историческое решение – о государственном суверенитете Марий Эл и о выборах в декабре 1991 года первого президента республики.

Выборы

Пока Зотин пробивался на вершину республиканской власти, в городе Волжске многое менялось. Впрочем, как и во всей стране. КПСС теряла свое влияние, все больший вес обретала исполнительная власть. С председателем Волжского горисполкома мне вскоре пришлось познакомиться поближе.

На выборах 1990 года в городской совет народных депутатов наша группа «Обновления» одержала скромную победу. Из ста сорока депутатских мест мы отвоевали двадцать восемь. Казалось бы, у нашей молодой группы появилась определенная политическая перспектива. Двадцать восемь депутатов – хорошая сила. Мы легко могли организовать в Волжском городском совете свою фракцию, но этого не произошло. Объединение людей, разных по возрасту, социальному положению, образованию и устремлениям, оказалось нежизнеспособным. После выборов на демократических позициях в нашей группе остались немногие. Остальные быстро согласились сотрудничать с городской властью. Председателю исполкома в городском совете были нужны люди, которые будут поддерживать его решения, а не голосовать против.

Как показала жизнь, многие стали членами группы «Обновление» не ради того, чтобы менять в городе жизнь к лучшему и бороться за демократические идеалы. Они преследовали карьерные цели.

Последнее заседание нашей группы прошло по моей инициативе. Мы собрались во дворе одного из многоэтажных домов рядом с электромеханическим заводом. Вопрос в повестке дня был один: что дальше. Да, мы выиграли выборы, стали депутатами. Во время предвыборных баталий горожанам было много чего обещано. Пришла пора определиться, как мы сможем выполнить свои обещания. Город у нас небольшой, почти все знают друг друга с детства. Пообещал – надо выполнять. А чтобы реально влиять на городские дела, нужен доступ к рычагам, к бюджету. Я предложил побороться за руководящие посты в горсовете и горисполкоме, но поддержки не получил.

Дело в том, что главу города должны были избрать из числа депутатов Волжского городского совета. Кандидат был только один: прежний председатель горисполкома Виктор Иванович Гаврилов. Ему было около пятидесяти лет, из которых он десять проработал на этом посту.

Коллеги выглядели какими-то потерянными. Вновь избранные депутаты оробели и, честно говоря, делать ничего не хотели. После перехода большей части «обновленцев» под крыло действующей власти остальные члены нашей группы как-то растерялись. Я попросил каждого высказаться, дать оценку прошедшим выборам, охарактеризовать текущий момент и предложить план дальнейшей работы группы. Меня ждало глубокое разочарование. Перспективы политического развития не видел никто. Мои товарищи словно сговорились:

– Давайте подождем, посмотрим, как сложится ситуация в стране.

Осколки демократической группы «Обновление» сидели на скамейке перед подъездом пятиэтажки с таким видом, будто выборы были сокрушительно проиграны.

– Нам необходимо бороться за должность главы города, – настаивал я. – Мы столько наобещали горожанам, что без реальных дел на следующих выборах нас прокатят. Если мы будем бороться и проиграем, люди поймут. Да, сегодня нас немного и мы слишком неопытны, но даже маленькая группа единомышленников не даст администрации города рулить так, как при коммунистах.

– Вначале надо окрепнуть, – возразил мне Сергей Храмцов, – найти соратников. Сколько голосов получит наш кандидат на должность председателя горисполкома? Семь?

– Почему семь? – парировал я. – Смотря какую кандидатуру мы выставим. Какую программу возрождения города предложим.

«Обновленцы» грустно улыбались.

– Я не спорю, – настаивал я. – Наш кандидат проиграет, но тогда за каким хреном мы пошли в депутаты. За корочкой?

– Я согласен побороться за кресло главы, – тихо сказал Миша Мамонтов. – Неделя до выборов есть. Программу напишем. Создадим прецедент.

– Тогда давайте еще поборемся за должности председателей комиссий горсобрания, – добавил Слава Назаров. – Предлагаю свою кандидатуру на председателя комиссии по экологии. Думаю, депутаты нас поддержат. В городе назревает экологическая катастрофа: гидролизно-дрожжевой завод реально травит население. Под этими лозунгами я участвовал в российских выборах.

– А что делать с группой «Обновление»? – спросил я. – Надо принимать принципиальное решение. Будем создавать фракцию в городском совете или нет?

– А смысл? – сказал кто-то.

Так группа «Обновление» прекратила свое существование. Каждый стал сам за себя.

Выборы прошли по сценарию Гаврилова. Он предварительно побеседовал с каждым депутатам, в том числе и со мной. Я объяснил ему свою позицию. Сказал, что против него лично ничего не имею, но на выборах буду голосовать за своего кандидата. Буду очень рад, если на должность председателя комиссии по экологии Виктор Иванович поддержит Славу Назарова.

На первом заседании Волжского городского совета народных депутатов председателем горисполкома в очередной раз был переизбран Гаврилов. Славу Назарова без проблем избрали председателем комиссии по экологии.

Я уволился из целлюлозно-бумажного техникума – на радость Евгению Николаевичу Полякову. Вместе со старшим братом Александром мы создали свою фирму «САН» (Свистуновы Александр и Николай). Вскоре, в июле 1992-го, под тем же названием был зарегистрирован первый в республике частный банк.

А на политической арене кипели страсти. Выборы первого президента республики по праву считались событием историческим.

Зотин понимал шаткость своих позиций, но ему нельзя было отказать в ловкости ума. Для победы на выборах нужна была поддержка не только народа, но и директорского корпуса, авторитет которого в те времена был еще достаточно весом. И Зотину удалось одним махом завоевать расположение тех и других.

Дело в том, что во главе национального образования Москва видела человека титульной нации. Но доля марийцев в населении республики составляла процентов сорок. И Зотину, разумеется, для победы на выборах надо было заручиться поддержкой русского населения. Ради этого, а также в угоду директорскому корпусу (среди руководителей предприятий марийцев почти не было) по инициативе Зотина в закон о выборах президента внесли статью о вице-президенте. Кандидатура вице-президента была у всех на слуху. Это Виктор Александрович Галавтеев.

Галавтеев Виктор Александрович

Родился 12 июля 1936 года в поселке Юрино Марий Эл.

Скоропостижно скончался 4 мая 1994 в городе Йошкар-Ола.

Партийно-государственный деятель. Из семьи рабочего, окончил ПЛТИ, 1960. Секретарь, второй секретарь ОК ВЛКСМ, 1960-65, второй секретарь Горномарийского, с 1965 первый секретарь Звениговского райкомов КПСС; с 1977 председатель Госплана, с 1981 параллельно зам. председателя Совета Министров, Председатель Высшего экономического Совета МАССР, с 1991 вице-президент РМЭ.

Научные труды по рациональному использованию и воспроизводству лесных ресурсов, региональному планированию.

Высококвалифицированный экономист, талантливый управленец, пользовался исключительным авторитетом.

Депутат Верховного Совета МАССР с 1971 по 1990, 1991-93 (пять созывов).

Ордена: Знак Почета, 1966, Трудового Красного Знамени, 1971, 1973. Почетная грамота ПВС МАССР, 1986.

С 1994 в Йошкар-Оле ежегодно проводится волейбольный турнир его памяти.

(«Марийская Биографическая Энциклопедия», 2007, с. 83)

После этого Зотин овладел предвыборной инициативой. Наиболее серьезных политиков и директоров устраивало такое положение дел, при котором Зотин занимался политическими вопросами, а Галавтеев – экономическими.

Нарождающаяся демократическая общественность не смогла договориться в своем кругу о едином кандидате в президенты. На высшую государственную должность выдвинулись, по большому счету, случайные люди.

Первым оппонентом кандидата власти стал Александр Сергеевич Казимов.

Казимов Александр Сергеевич

Родился 19 августа 1948 года в Йошкар-Оле.

Деятель науки, общественный деятель.

Окончил среднюю школу № 11, 1966, историко-филологический факультет МГПИ им. Крупской, 1970. Работал учителем Ивансолинской средней, директором Салтакъяльской восьмилетней школ. В 1973-74 служил в армии. Учитель школы № 8 Йошкар-Олы, младший научный сотрудник сектора истории МарНИИ, аспирант Института истории СССР АН СССР. После окончания аспирантуры, 1980, в МарНИИ: научный сотрудник, старший научный сотрудник. С 1997 по 2000 год специалист эксперт аппарата полномочного представителя президента РФ в Марий Эл. С 2000 директор МарНИИ.

Кандидат исторических наук, 1986. Опубликовал более 20 научных работ, один из авторов «Истории Марийской АССР», 1986, том 1.

В конце 1980-х стал заниматься политикой: вышел из рядов КПСС, принял активное участие в работе политклубов «Гражданская инициатива», «Демократическая платформа», Республиканской партии РФ и организации Марийского отделения движения «Демократическая Россия». В 1991 году кандидат на пост президента Марий Эл.

Депутат Государственного Собрания Марий Эл, 1993–1996.

Дочь.

Увлечения: водный туризм, рыбная ловля, чтение, шахматы.

(«Кто есть кто в Марий Эл», 2002, с. 242)

Внешне Казимов был чем-то похож на Зотина. Тоже мариец, такой же маленький и смугленький, только более упитанный. Седые волосы, стремительная походка. Прекрасный оратор. Сегодня я понимаю, что шансов стать первым президентом Марий Эл у него не было. Как позже выяснилось, он к победе и не стремился. Гораздо важнее для него было засветиться в публичном пространстве, а после выборов получить политические дивиденды и какую-нибудь хлебную должность. План его оправдался полностью. В 1993 году он стал депутатом марийского парламента, где возглавил немногочисленную оппозицию Зотину – опять же из корыстных целей. А в 2000 году Казимов перестал быть оппозиционером. Ему был предложен пост директора МарНИИ, заняв который, он перешел в разряд идеологической обслуги власти.

Еще одним кандидатом в президенты зарегистрировался директор небольшой обувной фабрики Анатолий Геннадьевич Попов, тоже мариец по национальности.

Попов Анатолий Геннадьевич

Родился 2 сентября 1948 года в Сернуре.

Государственный и общественный деятель.

Из многодетной семьи сельских учителей. Среднее образование получил в Юледурской школе Куженерского района, 1966. Окончил механический факультет МПИ им. Горького, 1971, Академию народного хозяйства при Правительстве РФ, 1994. В 1971–1972 служил на флоте. С декабря 1972 по 1979 трудился на строительстве КамАЗа и непосредственно на заводе: секретарь комитета ВЛКСМ управления, инженер, мастер, начальник участка, зампредседателя профкома, начальник цеха. В 1979–1981 заместитель начальника пассажирского автопредприятия г. Набережные Челны. С марта 1981 в Марийской АССР: заместитель генерального директора генеральной дирекции Минсельхоза по строительству в совхозах, начальник лаборатории по научной организации труда завода «Новатор». С 1988 по 1994 директор обувной фабрики, генеральный директор АО «Йошкар-олинская обувная фабрика».

В апреле 1993 избирался депутатом Верховного Совета Марий Эл. В 1993–1995 депутат Государственной Думы РФ, член комитета по бюджету, налогам, банкам и финансам. С апреля 1996 консультант, советник в администрации президента РФ. С января 1997 по 2000 полномочный представитель президента России в Марий Эл. В 1991 и 1995 участвовал в выборной кампании в качестве кандидата в президенты Марий Эл.

Член-корреспондент Международной академии информатизации, 1996. Стажировался как экономист в ФРГ, 1993, США, 1994.

Почетная грамота Марий Эл, 1998.

Увлечения: художественная литература, природа, русские песни.

Жена, сын.

(«Кто есть кто в Марий Эл», 2002, с. 430)

Анатолий Геннадиевич тоже не ошибся. После благополучно проигранных выборов кандидат в президенты получил все сполна: вышеприведенные биографические данные говорят об этом достаточно убедительно.

В ту пору выборы проходили совсем не так, как в наше время. Еще не были освоены грязные технологии – все эти «карусели», вбросы бюллетеней, фальшивые избирательные участки. Но и тогда главным аргументом на выборах президента был административный ресурс.

Поддержка районов – огромная сила: в деревнях при отсутствии наблюдателей (откуда им в то время взяться) можно было по-советски добиться стопроцентной явки и не менее стопроцентного результата. В четырех городах республики главная надежда Зотина была связана с бюджетниками (учителя, врачи, милиционеры, работники администрации) и директорами промышленных предприятий.

Впервые к политике подключились и богатеющие коммерсанты. Главным денежным мешком Зотина был Николай Васильевич Тетерин – директор кооператива «Черный соболь», один из первых в Марий Эл предпринимателей (или кооператоров, как тогда говорили в народе). Родом он из города Санчурск, что в Кировской области. В советское время отсидел два года за спекуляцию, прошел суровую школу жизни, но быстро оправился от жизненных неурядиц и принялся строить капитализм с удвоенной силой. С приходом к власти Горбачева настало его время: деловые способности в одночасье оказались в большой цене. Энергичность и железная хватка позволили Тетерину в короткие сроки стать одним из самых богатых людей республики.

В политике Николай Васильевич искал коммерческую выгоду. Он быстро смекнул, что если вложит деньги в кампанию Зотина, то после победы новоиспеченный президент его озолотит. Тетерин, не скупясь, оплатил предвыборные расходы фаворита, а его доверенные люди получили команду развезти по сельским районам водку и дешевые сигареты «Прима» (из-за чего после выборов Зотина стали звать табачным президентом).

Зотин уверенно победил и стал первым президентом Марий Эл. Все, кто поддерживал его морально, а особенно материально, тоже сорвали хороший куш. Тот же Тетерин, например, в ходе начавшейся приватизации за бесценок получил в Марий Эл огромную собственность в виде земель, магазинов, контрольных пакетов акций крупных йошкар-олинских предприятий.

В 1993 году на Россию свалилось новое несчастье – бунт Верховного Совета РСФСР под руководством Хасбулатова. За штурмом Белого дома последовали политические реформы. Ельцин решил разогнать депутатов мятежного Верховного Совета народных депутатов РСФСР. В новой редакции Конституции России, которая по настоянию президента была подготовлена в том же 1993 году, для такого органа места уже не нашлось. Было определено, что в день всенародного голосования по конституции заодно пройдут и выборы в первую Государственную думу и Совет Федерации. Согласно переходным положениям срок депутатских полномочий ограничивался двумя годами. Аналогичные процедуры с парламентами Ельцин рекомендовал провести и на местах.

Для голосования по конституции, а также для всех выборов, федеральных и региональных, был установлен единый день – 12 декабря 1993 года.

В Марий Эл Верховный Совет принял решение о самороспуске. Понятно, что без давления сверху в этом вопросе не обошлось. Депутаты из бывших коммунистов сопротивлялись такому решению, как могли, но силы были неравными.

Зотин патологически боялся Кремля. Указание Ельцина разогнать свои Верховные Советы выполнили не все регионы. Например, в Татарстане, где не стали реагировать на истерику центра, депутаты спокойно доработали до окончания срока полномочий. У нас же Зотин поддержал демократически настроенных депутатов, и те самораспустились.

Дело, как говорится, хозяйское. Мне такое решение было определенно на руку.

В Марий Эл были объявлены выборы депутатов Государственного Собрания Марий Эл (по-марийски Кугыжаныш Погын) на двухлетний переходный период. В соответствии с вновь принятым порядком состав Госсобрания формировался по смешенному принципу: из 30 депутатов 22 избирались в одномандатных округах, а остальные места получали партии (коммунисты, аграрии, Республиканская партия, Партия зеленых «Кедр», национальное движение «Марий ушем» и т. д.).

Мне партии и объединения были не нужны. Я был сам по себе. Город Волжск составлял один территориальный округ. На этот раз я учел все ошибки 1990 года, когда республиканские выборы проиграл. Прошло время, я стал известным в Волжске предпринимателем. В 1992 году с братом Александром мы создали частный банк. На предвыборные обещания я не скупился, мои помощники ходили агитировать по дворам и квартирам не с пустыми руками: взрослым бесплатно раздавали пиво, а детям – мороженое.

В результате выборы были выиграны вчистую. Таким образом, в республиканском парламенте я стал единственным представителем Волжска и самым молодым депутатом: в то время мне было 36 лет. (Отдельно замечу, что в следующие десять лет, до самого ареста и заключения под стражу, в родном городе я выборов не проигрывал.)

Теперь, когда я стал депутатом республиканского парламента, моя встреча с президентом Марий Эл была неизбежна. Мне очень хотелось напомнить Зотину тот наш разговор в горкоме партии, когда он клялся задавить таких, как я, а сам обещал умереть коммунистом. По моим сведениям, Владислав Максимович давным-давно выбросил партийный билет и на учете в местном отделении КПРФ не состоял.

Серый дом, как в народе принято называть место работы марийского правительства, был построен в центре Йошкар-Ола по типовому проекту. Отделанное серой гранитной крошкой шестиэтажное здание чемоданом высилось по проспекту Ленина. Став депутатом, я впервые в жизни получил возможность попасть в правительственное учреждение такого ранга. Вот они, выстеленные ковром коридоры власти.

На первом этаже находились представительства российских органов власти – президента и МИДа.

Весь второй этаж занимало Государственное Собрание Республики Марий Эл. Здесь же, на втором этаже, существовал проход в отдельно стоящее здание, где размещались зал для заседаний Госсобрания и столовая. Над депутатским обеденным залом, как бы на третьем этаже, были оборудованы две комнаты для руководства республики со своей небольшой кухней. Надо отдать должное Владиславу Максимовичу: из президентов только он обедал и ужинал в этой небольшой столовой. Следующие руководители республики уже обособились в своих покоях: там была оборудована персональная кухня.

Третий этаж Серого дома занимало правительство республики. Здесь были расположены структуры вице-президента, первого заместителя Главы правительства. Как уже сказано, Зотин сосредоточился на политических вопросах, а нити управления промышленностью и сельским хозяйством взял в свои руки вице-президент Галавтеев.

Помещения на этажах: кабинеты, небольшие залы, приемные – были расположены примерно одинаково. В центре здания для высшего руководства предусмотрен специальный лифт. Высокие чиновники могут спокойно подниматься друг к другу в гости, не выходя в коридор и не привлекая чьего-либо внимания.

Четвертый этаж дома правительства занимали службы руководителя администрации президента.

Пятый этаж занимал сам президент, причем одна сторона была полностью отведена под кабинет с приемной, двумя залами заседаний, комнатой отдыха, кухней и столовой. Президент имел и свой запасной выход из здания, отдельный от всех.

Шестой этаж занимало министерство экономики.

В Сером доме я столкнулся с множеством новых для меня лиц. В Йошкар-Оле я бывал нечасто, соответственно и знакомых у меня здесь было немного. В глазах столицы республики Волжск считался провинцией.

Первое собрание вновь избранных депутатов Государственного Собрания было организационным. Следовало выбрать председателя, двух его замов и руководителей депутатских комиссий. Событие не было лишено интриги. На место председателя претендовали двое: глава прежнего Верховного Совета Юрий Александрович Минаков и молодой парень, мой ровесник Анатолий Анатольевич Смирнов.

Минаков Юрий Александрович

Родился 26 мая 1946 года в станице Каневская Краснодарского края.

Государственный и общественный деятель.

Из семьи учителей. Окончил школу № 1 станицы Каневская Краснодарского края, 1963, Краснодарский политехнический институт, 1968, заочную аспирантуру МИСИ им. Куйбышева, 1989. После окончания вуза работал в Главмарийстрое Минстроя СССР: мастер, прораб, старший прораб, главный инженер СМУ, главный инженер, управляющий трестом, главный инженер Главка. С 1987 председатель Йошкар-олинского горисполкома. С 1991 по 1994 председатель Верховного Совета Марийской Республики. После окончания срока полномочий первый вице-президент – технический директор АО «Маригражданстрой», с 1994 председатель ассоциации марийских строителей. В октябре 2000 избран председателем Государственного Собрания Марий Эл.

Доктор технических наук, 2000. Специалист в области системного управления. Автор 10 книг, 5 изобретений, 178 научных трудов (монографий, статей). С марта 1995 профессор кафедры «Строительные материалы и технология строительства» МарГТУ. Член Совета Российского Союза строителей, 1995–2000. Член республиканского Совета по научно-технической политике и экономического Совета при правительстве Марий Эл, 1996–2000. Председатель Марийского НТО строителей, с 1995. Почетный академик Российской Академии наук. Член-корреспондент Российской медико-технической академии. Академик Международной академии инвестиций и экономики строительства. Академик Российской инженерной академии.

Депутат Верховного Совета МАССР, 1990–1993. Депутат Государственного Собрания Марий Эл, 1993–1996, 1996–2000 и с 2000. Член Президиума Верховного Совета и Госсобрания республики с 1990. Депутат Йошкар-олинского городского Собрания, 1979–1993 и с 2000.

Заслуженный строитель МАССР, 1985. Заслуженный строитель России, 1996. Лауреат Государственной премии МАССР, 1986. Почетный гражданин Йошкар-Олы, 1994. Награжден орденом «Знак почета», 1977, серебряной медалью ВДНХ, 1983, медалью «За доблестный труд».

Жена, дочь, внук.

Увлечение: философия и история.

Кредо: «Уважение к человеку как к Личности».

(«Кто есть кто в Марий Эл», 2002, с. 353)

Подготовку и проведение первого заседания Госсобрания закон поручал аппарату прежнего парламента, Верховного Совета, во главе с его председателем. Такая ситуация была, конечно, на руку Минакову. Его надежда сохранить председательское место вполне могла бы граничить с уверенностью, если бы не одно маленькое «но».

Его фигура очень неоднозначно воспринималась многими депутатами предыдущего созыва. Наряду с Зотиным и Ивенским (о последнем чуть ниже) Минаков особенно поспособствовал разгону Верховного Совета.

Резоны Зотины были понятны.

Во-первых, он исполнял указ Ельцина, нового государя всея Руси. Терять его симпатии было никак нельзя, ибо без дотаций Москвы власть Зотина в республике – пустой звук.

Во-вторых, Верховный Совет был слишком многочисленным. Управлять полутора сотней депутатов было трудно и дорого. Страна упивалась демократией, и проводить нужные правительству законы становилось все трудней: при каждом голосовании приходилось идти на какие-то финансовые уступки депутатам. Количественный состав Государственного собрания стал меньше в пять раз: здесь закон предусматривал всего тридцать депутатов.

Зотин был опытным аппаратным интриганом. Он уговорил Минакова разогнать Верховный Совет, то есть фактически предать депутатский корпус и перейти на сторону исполнительной власти. В знак благодарности Зотин обещал Минакову сохранить председательскую должность в новом парламенте, а в дополнение к этому, как шептались злые языки, помог приобрести новую черную «Волгу», офис в центре города и т. д. и т. п.

Однако на самом деле вопрос о председателе нового парламента для Зотина был открыт. В демократической России начали укрепляться национальные движения, и на этой волне вполне органично на посту главы Госсобрания смотрелся бы представитель народа мари.

К тому же Минакова имел один минус. Он был опытным чиновником: до Верховного Совета несколько лет возглавлял Йошкар-Олинский горисполком, – а потому имел свое собственное мнение и не всегда безропотно подчинялся президенту. Зотину во главе парламента нужен был более послушный человек.

Внешне оказывая поддержку Минакову, на самом деле Зотин готовил на место председателя Госсобрания другую фигуру – Анатолия Анатольевича Смирнова.

Смирнов Анатолий Анатольевич

Родился 26 мая 1956 года в Медведевском районе.

Деятель науки и образования.

Отец – рабочий, мать – колхозница. Окончил Руэмскую среднюю школу, 1973, сельскохозяйственный факультет МарГУ, 1984. Трудовую деятельность начал рабочим войсковой части в п. Краснооктябрьский. В 1974-76 служил в погранвойсках. Работал токарем на Краснооктябрьском заводе металлоизделий. С 1977 на комсомольской работе: секретарь комитета ВЛКСМ Йошкар-олинского совхоза-техникума, второй, первый секретарь Оршанского райкома ВЛКСМ, секретарь, с 1984 второй секретарь Марийского обкома ВЛКСМ. С 1986 на партийной работе: секретарь парткома Государственного агропромышленного комитета МАССР, второй, первый секретарь Медведевского райкома КПСС. В 1991–1992 помощник председателя коммерческого банка «Аяр». С 1992 первый заместитель председателя Фонда имущества РМЭ. С января 1994 по октябрь 1996 председатель Государственного Собрания Марий Эл. С 1996 доцент кафедры организации и управления в АПК МарГУ, с 2000 докторант, с января 2002 заведующий кафедрой.

Кандидат экономических наук, 1995. Закончил аспирантуру при Казанском финансово-экономическом институте.

Депутат Государственного Собрания Марий Эл, 1994–1996. В 1999 член Совета Федерации Федерального Собрания Российской Федерации, работал в комиссии по экономическому развитию РФ.

Один из учредителей общественно-политического движения «Выбор», 2000.

Жена, два сына.

Увлечения: книги, охота, рыбалка, сад, огород, строительство, кулинария, живопись.

Девиз: «Сказано – сделано».

(«Кто есть кто в Марий Эл», 2002, с. 481)

Несмотря на молодость, Смирнов имел немалую поддержку среди депутатов. Во-первых, среди марийцев. Во-вторых, среди противников Минакова. Позже знающие люди говорили мне, что именно позиция повторно избранных депутатов (а в составе Госсобрания они составляли примерно половину) привела к тому, что предавшего Верховный Совет Минакова председателем не избрали.

К тому же кандидатуру Смирнова усиленно продвигал один из заместителей министра сельского хозяйства, который получил мандат депутата от Аграрной партии. Понятно, что без указания президента замминистра и пальцем бы не пошевелил. Это был Даиль Габдуллович Шагиахметов, которому вскоре предстояло стать заметной фигурой на республиканской общественно-политической сцене.

Для меня все тонкости взаимоотношений правящей верхушки были в тот момент темным лесом. Ни о каких раскладах я и думать не думал – просто упивался моментом. Я стал депутатом! Жизнь удалась! Я был на седьмом небе от счастья. Несколько дней после оглашения результатов я уговаривал себя протрезветь от большой победы.

Вечером накануне первого заседания Государственного Собрания в моем кабинете зазвонил телефон. На линии был директор нефтепроводного управления Виталий Семенович Антипенко.

– Свистунов Николай Юрьевич? – услышал я в трубке.

– Да, это я.

– Звонит тебе твой коллега, депутат. Так сказать, новоиспеченный, как и ты. Звать меня Виталий Семенович, депутат от Юринского района. Понимаешь, Николай, какое дело: ты у нас ничей. В смысле, человек, никому не известный, ни к какой группировке не принадлежащий.

Я молча слушал.

– Есть для тебя разница, кто будет председателем Государственного Собрания – Минаков или Смирнов?

– Да нет мне никакой разницы. Я обоих не знаю, – немного подумав, ответил я.

– Ну вот, видишь. Ты директор банка, а у нас все руководители за Минакова. Это наш старый проверенный кадр. Ты как?

– Да мне все равно, Минаков так Минаков.

Я хотел было еще немного поговорить со своим коллегой, но он быстро свернул разговор.

– Ну, вот и хорошо, я ставлю галочку. Всего. Увидимся на сессии.

На первое заседание Государственного Собрания я специально приехал пораньше, но, как оказалось, почти опоздал. Все коридоры были полны народу. Люди со значками депутатов и без бродили из кабинета в кабинет, громко разговаривали, обнимались, а то вдруг замолкали и отходили в сторону пошептаться.

Мне как банковскому работнику и человеку от бизнеса, конечно, хотелось попасть в комиссию по бюджету, банкам, налогам, платежам. Моя старая знакомая Лидия Ивановна Кнутова, директор Волжского городского торга и в прошлом депутат Верховного Совета, пробовала помочь мне. Она привезла меня знакомиться с работниками аппарата Госсобрания, но, честно говоря, я мало верил в ее обещание сделать меня председателем комиссии. «Хоть бы туда попасть», – думалось мне.

На втором этаже я столкнулся с Юрием Александровичем Минаковым. Бывший председатель Верховного Совета выглядел солидно. Толстый, важный, с пухлой папкой в руках, он медленно шел по коридору в окружении свиты и кивал по сторонам. Со мною он знаком не был и в лицо меня не знал. Движение бывшего председателя по коридору остановил его помощник. Человек сбоку представил меня.

– Юрий Александрович, – показал в мою сторону он, – это и есть Николай Юрьевич Свистунов. Наш волжский депутат.

– А, слышал, слышал.

Минаков внимательно посмотрел на меня и вальяжно сказал:

– Я думаю, с вами провели переговоры по голосованию.

– Да, – ответил я, – провели.

– Ну и хорошо. В рабочем порядке посмотрим, чем помочь Волжску.

Он развернулся и пошел в зал заседаний.

Я был разочарован, меня задел его снисходительно-покровительственный тон. «Ишь, какой ферзь», – чертыхнулся про себя и пошел в зал заседаний.

Но до зала не добрался. Меня перехватил какой-то энергичный парень:

– Ты Свистунов?

Я кивнул.

– Отойдем в сторонку, я тебя представлю Анатолию.

Он взял меня за руку и отвел в тихое место. У окна спиной к нам стоял человек. Это был второй претендент на пост председателя. Смирнов Анатолий Анатольевич. Мне он сразу понравился. Худой, подвижный. Галстук цветной, волосы торчком. Поздоровался за руку, запросто начал говорить, словно мы с ним знакомы с детства:

– Николай, мы с тобой с одного года. Оба молодые. Ты поможешь мне, я помогу тебе. Ты здесь впервые, я всех знаю. Не хватает одного голоса. Ты ничейный. Голосуй за меня, не пожалеешь.

Коротко и ясно.

Он хлопнул мне по руке, улыбнулся и пошел в зал заседаний размашистой походкой.

Честно говоря, я немного ошалел от того, сколь плотно оказались наполнены интригами первые часы моего депутатства. Мне надо привести в порядок мысли. В фойе первого этажа я увидел стойку буфета. Спокойно, насколько это было возможно, выпил чашку чая и только после этого пошел в зал заседаний. Вокруг мелькали незнакомые лица. Кто-то со мной здоровался, кто-то жал руку и что-то говорил…

Мне вдруг так надоела вся эта суета, что я начал уже мечтать о том, чтобы добраться до своего депутатского кресла и наконец отдохнуть. Но мечта не сбылась.

От лифта в окружении охраны и Минакова прямо в мою сторону бодро шагал Президент Республики Марий Эл Владислав Максимович Зотин. Я посторонился, пропуская уважаемых людей, но президент остановился передо мной. Минаков быстро сориентировался и решил меня представить. Как же изменился его голос! Чудеса. Какие-то минуты назад он разговаривал со мной как барин. А сейчас его интонациям позавидовал бы халдей со стажем.

– Это наш новый депутат, самый молодой из всех.

– Да что ты мне рассказываешь! – Зотин протянул мне руку. – Что, я Колю не знаю?

Ну вот, наконец-то я встретил этого человека. На языке у меня крутилась масса ехидных замечаний, но он не дал мне сказать ни слова. Видимо, по моим глазам Зотин все понял. Воспоминания о том нашем разговоре в его кабинете первого секретаря горкома в планы Владислава Максимовича явно не вписывались.

– Да, Николай, сегодня важно служить народу, а не партиям. Моя партия – республика, и я служу ей. В компартии членство приостановил, – коротко ответил он на все мои незаданные вопросы и двинулся дальше, оставив меня посреди коридора в легком замешательстве.

Вот это да, удивился я, клятвы партийной верности закончились? Конечно, я знал, что когда Зотина избирали в президенты, он публично сдал партийный билет. Высокому чиновнику в ельцинской России было опасно состоять в рядах КПСС. Подавляющее большинство руководящих работников спрятали свои партбилеты в сейфы, а чуть позже дружно вступили в партию «Наш дом – Россия».

Приспособленцы и карьеристы побежали из компартии, как крысы с тонущего корабля. Остались только те, кто был коммунистом по убеждению, а не для карьеры и льгот, – пенсионеры да рабочие. В отличие от чиновников, народ от компартии не отказался. На выборах марийская парторганизация набрала достаточно голосов, чтобы получить место в парламенте. Председателем обкома коммунистической партии был избран Евгений Иванович Жиров, простой рабочий завода. Он и стал депутатом Государственного собрания.

Случайная встреча в коридоре окончательно определила мой выбор. Я решил голосовать за Смирнова. Если бы Минаков не смотрел на президента так заискивающе, если бы его голос и поведение не изменились так круто, возможно, я продолжал бы сомневаться. Не исключаю, что отдал бы ему в итоге свой голос. Но увидев картину чиновничьего перерождения, я понял, что Минаков будет служить не депутатам, а лично Зотину. Как когда-то тот сам служил Посибееву.

Все сомнения исчезли. С твердой уверенностью в своей правоте я прошел в зал заседаний. Нашел свое место и с удовольствием плюхнулся наконец в депутатское кресло.

Выбор председателя Государственного собрания был предопределен моим голосом. Хочу быть понятым правильно. Я не приписываю себе никаких заслуг. Просто так сложились обстоятельства. Из тридцати депутатов за Минакова однозначно голосовали четырнадцать. Чтобы уравнять шансы, ему жизненно необходим был еще один голос – видимо, как раз мой, как говорил по телефону Антипенко, ничей. Но этого голоса Минакову не досталось.

Голосование было тайным. Урны выставили в холле. Получив бюллетень, я зашел за ширму и проголосовал за Смирнова. Через полчаса огласили итоги голосования – 16:14 в его пользу. Анатолий Анатольевич Смирнов по прозвищу АН-2 стал первым председателем Государственного собрания Республики Марий Эл.

Меня избрали в комиссию по бюджету, налогам и платежам. Председателем комиссии я не стал: большинство голосов получил директор птицефабрики «Марийская» Анатолий Александрович Пушкарев. Зато я стал его заместителем. Для самого молодого депутата Государственного собрания первого созыва это было совсем неплохо.

Бог любит троицу

Советская экономика издыхала. В казну перестали поступать налоги. Цена на нефть упала до десяти долларов за баррель. Социалистическая промышленность оказалась не готова к рынку. Старые кадры, красные директора, не умели или не хотели учиться работать в новых экономических условиях. Они изо всех сил цеплялись за свои кресла, которые давали небывалые возможности не зарабатывать, а воровать.

В Марий Эл, полностью зависимой от дотаций центра, образовалась огромная задолженность по зарплате учителям и врачам. Чуть позже долги стали копиться и у пенсионеров. Трансферты из федерального бюджета постоянно задерживались. Зотин с ситуацией откровенно не справлялся. Возможно, в другом экономическом и политическом положении он и выжил бы, но только не в критические ельцинские времена.

В республике один за другим разразились несколько финансовых скандалов. То пропадали деньги, выделенные на рыбный совхоз «Нолька»: прихватив десять миллионов рублей, директор сбежал за границу. То на средства бюджета создавалась инвестиционная компания, которая в течение года исчезала. То за бесценок продавались ведущие предприятия республики, которые по какому-то совпадению концентрировались у близких к власти бизнесменов.

В соседнем Татарстане за короткое время организовалась уголовная братва. Марийские бандиты тоже не хотели оставаться в стороне от дележа предприятий и бюджета. Буквально на глазах происходило неслыханное сращивание криминала, политиков и директорского корпуса. Буйным цветом зацвела коррупция.

У власти не было ни желания, ни умения противостоять кризисной ситуации. От своего бессилия президент все чаще кивал на Москву и нудно рассказывал о том, как трудно пробивать в Кремле дотации и трансферты.

В Госсобрании крепла оппозиция Зотину. Отношения с парламентом у президента не ладились. Ему не хватило силы, чтобы сломить, и ума, чтобы прикормить наиболее влиятельных депутатов. Каждый новый закон, каждую поправку правительству приходилось пробивать на сессиях с боем. Депутаты клеймили президента позором, а он бесился, вскакивал со своего кресла и убегал из зала заседаний.

К слабостям власти быстро привыкают.

Я был самым молодым депутатом, но не самым робким. По ходу первых же заседаний сформировалась группа из шести человек, которая не давала залу скучать. У каждого из нас было свое мнение по любому вопросу. Зотину от меня доставалось: практически на каждом заседании Госсобрания я выступал против его глупых, а иногда и преступных идей. Несколько раз в ответ мне тоже доводилось слышать не очень лестные реплики президента. Мне говорили, что Зотин собирает обо мне какие-то сведения, мнения. Для чего, я особо не интересовался.

Тем временем в Волжске опять закрутилась интрига с выборами мэра. В 1993 году на местном уровне тоже были избраны новые законодательные органы: вместо Совета народных депутатов у нас появилось городское собрание. Как и в республике, численный состав его значительно сократился: со ста сорока человек до двенадцати. Мне удалось попасть в этот узкий круг. Вновь избранным городским депутатам предстояло избрать мэра.

В тот момент эта должность меня не интересовала: я был увлечен перспективами развития своего банка. Мне хотелось расширить дело: открыть филиал в Йошкар-Оле, потом двигаться дальше, в московский регион. Я прекрасно понимал, какие возможности лоббирования собственных интересов открывали передо мной депутатские мандаты. Определенные преференции для своего бизнеса я планировал получить и в родном Волжске. Виктор Иванович Гаврилов намеревался сохранить кресло мэра, и я был готов с ним торговаться. Голос депутата городского собрания стоил дорого.

Однако события стали разворачиваться не по моему сценарию.

После одного из заседаний комиссии Госсобрания по бюджету меня попросили зайти к президенту. Я недоумевал, по какому поводу приглашен. Но возражать не стал, поднялся на пятый этаж. Кстати, попасть к президенту Зотину мог любой желающий: в смысле открытости он был демократом.

Секретарша доложила обо мне, и я вошел.

Огромный кабинет. Справа длинный стол заседаний, за ним стол президента.

Над креслом гербы России, Марий Эл и все атрибуты власти.

– О, Коля! Проходи.

Президент вышел из-за стола, пожал мне руку и жестом показал на кресло. Я сел.

– Не знаешь, зачем тебя пригласил? – хитро спросил он.

– Нет, – честно ответил я.

Зотин сел в свое кресло. В руках его вертелся карандаш.

– Видишь ли, наступает новое время – время молодых. Как думаешь? – он посмотрел на меня.

– Может, и наступает, – еще не понимая, о чем речь, ответил я.

– Многим руководителям пора бы, так сказать, дать дорогу молодым.

Я по-прежнему ничего не понимал. Следующий вопрос сбил меня с толку окончательно.

– Как ты относишься к Гаврилову, вашему мэру?

– Нормально.

– Как считаешь, есть у него шансы снова стать главой администрации города? Скоро выборы!

– Шансы есть и очень хорошие – ответил я, как думал.

Это была чистая правда. Реальных претендентов на пост мэра больше не было. Депутаты вряд ли проявят инициативу и выдвинут кого-либо другого. Да и кого выдвигать? Альтернативы Виктору Ивановичу я не видел.

– А ты? – вдруг резко спросил президент и пристально посмотрел на меня.

– Я? – вопрос оказался для меня столь неожиданным, что я не сразу нашелся что ответить. – Не знаю… Во-первых, я об этом не думал. Во-вторых, разве за меня проголосуют? Вот как раз у меня-то и нет шансов против Виктора Ивановича. И вообще, Владислав Максимович, я только открыл свой частный банк, начал зарабатывать хорошие деньги. Оно мне надо?

Зотин бросил карандаш на стол и поднялся.

– Можно я ботинки сниму? – неожиданно спросил он.

Я пожал плечами. Он снял под столом ботинки, вышел из-за стола и стал прогуливаться по красной ковровой дорожке. Белые носки, черные брюки, белая рубашка и длинный пестрый галстук.

– Ноги устают, – читая мой изумленный взгляд, пояснил он. – Так вот, Коля, что я скажу. Думаю предложить тебе место главы администрации города Волжска.

Я не понял, шутит он или говорит всерьез.

– А как же Гаврилов? Я молодой, но и Виктор Иванович не старый.

– Да, он не старый по возрасту, он старый по формации. Да к тому же он больной, – Зотин показывал пальцем на грудь. – Сердце, Коля, сердце. Поэтому и хочу его сменить.

– Ну, я не знаю, – неуверенно протянул я.

– Да ты не волнуйся, давай попробуем. Как думаешь, депутаты тебя поддержат?

– Если на то пошло, объеду всех депутатов, они меня знают, постараюсь убедить. Голосование в конце этой недели. Если будет ваша помощь, думаю, поддержат.

– Ну, вот и хорошо, – сказал Владислав Максимович и опустился в свое кресло. – Договорились!

– И что мне делать? – я так и не мог переварить до конца все происходящее. – Что дальше мне делать-то?

– Ничего. Поговори с городскими депутатами, посоветуйся. Я тоже позвоню старым знакомым. Все-таки восемь лет проработал первым секретарем. Да чего я тебе рассказываю! В городе остались еще друзья-приятели.

– Как будет решаться вопрос выборов главы администрации на сессии? – не унимался я.

– Очень просто будет решаться. Я пришлю на вашу сессию своего представителя. Он тебя представит от моего лица. Если депутаты тебя поддержат, то ты глава администрации города Волжска. Все.

– Все? – удивился я. – Приедет, представит и я мэр города?

– Что в этом вопросе сложного? – засмеялся он. – Ты согласен, я тоже, депутатов мы уговорим. Все будет в порядке.

Я вышел из кабинета президента республики в полном смятении. С одной стороны, предложение заманчивое, с другой – что-то в президентских речах было не так. Абсолютно неопытный в аппаратных интригах, я сомневался в его искренности. Решил подумать до утра. Не помогло.

Не складывалась в моей голове логика Зотина. Что он хочет со мной сделать? В чем истинный замысел? Мы не были друзьями, скорее наоборот. На сессиях Госсобрания я своими выступлениями частенько доводил его до бешенства. С чего вдруг такое предложение? Мэр города должен быть президенту соратником, а не оппонентом.

Принимать решения я привык быстро. Будь что будет. Я не навязываюсь, чужого места занимать не хочу. Если Зотин говорит, что Гаврилова надо убирать из-за больного сердца, значит так оно и есть.

На следующий день с утра объехал всех городских депутатов, благо их было всего одиннадцать человек. Каждому в подробностях рассказал о встрече с президентом. Говорил, что именно он первым предложил мне баллотироваться на должность мэра. Депутаты удивлялись моим речам, жали плечами, но против не высказывались: президент есть президент. Каждый мой собеседник на прощание говорил:

– Если Зотин пришлет представителя, и тот порекомендует твою кандидатуру, вопросов не будет.

Вечером позвонил Зотину.

– Все в порядке, Владислав Максимович, я поговорил с депутатами. Они согласны.

– Вот и хорошо, – обрадовался он. – Только учти: если станешь главой администрации, из депутатов Госсобрания придется уйти. Ты к этому готов?

– Готов, – уверенно ответил я. – Что дальше?

– Ничего. На сессии будет мой представитель. Кого пришлю, еще не знаю. Время есть, я подумаю.

Это был вторник. Сессия была запланирована на пятницу. Среда прошла спокойно, а в четверг утром мне позвонил один из депутатов горсобрания.

– Николай, приехала Раиса Васличева.

– Кто это?

– Ты не знаешь? Это самая близкая женщина Зотина. Свою трудовую деятельность начинала на деревообрабатывающем объединении «Волжск». Зотин помог ей в карьере, сделал председателем Волжского городского комитета народного контроля. Когда ушел в Йошкар-Олу, забрал ее с собой. Сначала в правительство, а теперь она стала заместителем руководителя администрации президента.

– Вот это да, – удивился я, – и что же она делает в Волжске?

– Сам не пойму. Встретилась со мной, спрашивала о тебе, о Гаврилове, о моем отношении к выборам. Чего хотела, я так и не понял. Просто будь внимателен, что-то тут не то.

Выяснилось, что Раиса Александровна Васличева проехала ровно по тому же маршруту, что и я пару дней назад. Ближе к вечеру депутаты стали мне звонить и объясняться. Извинялись, просили войти в положение.

– Извини, Николай, но ты говорил, что твою кандидатуру поддерживает президент. А вот Раиса Александровна говорит, что надо голосовать за Гаврилова, а она работает в аппарате президента. Против тебя я ничего не имею, но и против власти не пойду. У меня семья, дети, работа, сам понимаешь.

А я как раз ничего не понимал. Ведь я не проявлял никакой инициативы. Зотин сам предложил мне стать мэром вместо больного Гаврилова. А через три дня прислал в город своего представителя с прямо противоположной установкой. Зачем вся эта комбинация, я же не был против мэра?

В пятницу утром ситуация еще более усложнилась. Уже в семь часов мне позвонил один из коллег, который сообщил, что всех депутатов объезжает министр образования республики Геннадий Михайлович Мустаев: речь идет о необходимости голосовать за Гаврилова. С учетом того, что полсостава городского собрания составляли директора школ, это был ход беспроигрышный.

Нетрудно представить, в каком состоянии я пришел на сессию. Заседание проходило прямо в кабинете Виктора Ивановича Гаврилова. Когда дошли до вопроса о выборах мэра, слово дали представителю президента. Министр образования Мустаев зачитал рекомендацию:

– Прошу утвердить на пост главы администрации города Волжска Виктора Ивановича Гаврилова.

Сколь сильно ни был я потрясен коварством президента, но все же попросил слова.

– Как же так, уважаемые коллеги? Зотин сам вызвал меня в свой кабинет, предложил баллотироваться в мэры, обещал прислать своего человека, который порекомендует меня на этот высокий пост. Я вам что, клоун?

В кабинете повисла гнетущая тишина. Мне никто не ответил.

– Вы что же, предлагаете свою кандидатуру? – спросил Мустаев.

Отступать было некуда.

– Да, предлагаю.

Начали голосовать. За меня проголосовал только один депутат – директор школы № 1 Василий Сергеевич Чернов. Даже мой бывший классный руководитель Леонид Григорьевич Тарасов воздержался.

От жуткой обиды кровь ударила в голову. Выкрикивая бессвязные слова, я потерял над собой контроль. Я не понимал: почему, почему нельзя было все сделать по-человечески? Пытаясь восстановить порядок, Виктор Иванович резко оборвал меня и приказал сесть.

– Да пошли вы все на…, – выругался я матом и вышел из кабинета, что есть силы хлопнув дверью.

Главой администрации стал Виктор Иванович Гаврилов. Правда, ненадолго.

Как и все последующие президенты, Зотин был полковником. Он обожал военную форму, оружие, имел пистолет Макарова и регулярно проводил военные сборы и учебные стрельбы. Однажды, собрав всех глав администраций в Звениговском районе, полковник заставил их бежать кросс в полной выкладке, в противогазах. Гаврилову стало плохо, он отпросился у президента и уехал в Волжск. Дома немного отлежался, затем встал, не дойдя до двери, упал и умер.

Зотин был прав. Больное сердце.

После смерти Гаврилова на пост главы городской администрации был назначен Евгений Петрович Дунаев, директор Волжского опытно-экспериментального домостроительного комбината «Заря» (ОЭДК «Заря»).

На деревообрабатывающем комбинате изготавливали щитовые дома, кухонную мебель и лыжи. Комбинат умело использовал статус экспериментального. Согласно тогдашнему законодательству это давало послабления по налогам, и в основной своей массе прибыль оставалась на счетах комбината.

Дунаев считался современным директором. Окончил школу менеджеров, внедрял новые виды управления, не жалел денег на рекламу. Работал и думал масштабно. Спланировал микрорайон для работников комбината и даже намыл для застройки со дна Волги песок. Вошел в партию предпринимателей ПРЕСС, активно участвовал в жизни республики. Свои экономические взгляды изложил в книге, что в те времена было в диковинку. Но главой города, как ни странно, оказался слабеньким.

Все-таки не любил Зотин Волжск. Поставив Дунаева мэром, он предложил горожанам пародию на самого себя. Вместо маленького черненького марийца город возглавил маленький светленький мариец. Если в самом Зотине все-таки чувствовалась партийная школа и строгость, то Дунаев оказался его прямой противоположностью – человеком с чудинкой.

Евгений Петрович одевался на свой манер. Костюмы любил в клетку или крупную полоску, обычно светлых тонов. Вместо галстука иногда носил шейный платок. В переднем кармане имел носовой платок под цвет галстука. При этом из-под рубахи частенько виднелась футболка. Осенью и весной его голову украшал берет темных тонов.

Но это, разумеется, не беда. Хуже, что фантазии витали и в кабинете мэра. Евгения Петровича увлекали глобальные проекты. Он то решал организовать на заброшенных производственных площадях российскую ярмарку, то пытался привлечь инвестиции мировых гигантов, то собирался сделать из Волжска огромный речной порт. При этом каких-то практических шагов за красивыми идеями не следовало.

В кресле мэра Дунаев написал еще одну книгу, на этот раз о развитии Волжска. Это было изложение прописных истин бизнеса в сочетании с местной спецификой под витиеватым названием «Рынок. Теория, опыт, практика и предложения по выживанию (на примере города Волжска Республики Марий Эл)». Какому кругу читателей предназначалась книга, так и осталось загадкой.

Евгению Петровичу не хватало твердости. Ни один вопрос он не решал в одиночку. На каждую подпись мэра проводил бесчисленные совещания. По сложным вопросам создавал комиссии, которые тонули в ворохе мнений и согласований.

Когда он вел прием граждан, в мэрии начиналась массовая демонстрация. Оказалось, его язык не умел говорить слово «нет». Евгений Петрович не мог отказать, даже когда помочь человеку не было никакой возможности. Он успокаивал посетителя, обещал помочь, просил прийти еще раз, через месяц. Через месяц человек, обретший надежду, тем более не хотел слышать «нет». Постепенно таких людей скапливалось множество. Дни приема посетителей в администрации затягивались до полуночи. В конце концов Евгений Петрович начал бегать от народа. Люди – по одной лестнице, мэр, видя их, – по другой. Они – к нему, он – от них.

Что такое городское хозяйство? Дороги, тротуары, строительство, ветхое жилье, коммуникации, утилизация мусора, питание в школах, зарплаты бюджетников и еще великое множество земных, очень практических вопросов.

На должности мэра должен находиться человек, умеющий управлять, принимать решения, одним словом, хозяин! А в Волжске хозяйской руки не чувствовалось. Впрочем, назначенный глава администрации в принципе не может быть полным хозяином. Зотин не давал Дунаеву простора. Специально или нет, но многие предложения Дунаева, даже разумные, растворялись в правительственных кабинетах. Иногда президент специально урезал Волжску дополнительное финансирование. Дунаев полностью устраивал Серый дом. Зотин отвергал многочисленные жалобы горожан и не собирался менять мэра, будучи убежденным, что Волжску не нужен активный, самостоятельный лидер. Время показало глубокую ошибочность такого мнения. Волжску как никакому другому городу требуется самостоятельный глава, с твердой волей и мужественным характером. Дипломат и диктатор. Какие жители, таков и мэр!

Все бы, наверное, так и шло, но Дунаева сгубила его беспокойная натура. Вместе со своим другом Александром Князевым решил Евгений Петрович составить компьютерный прогноз предстоящих выборов президента. Уж не знаю, какие характеристики принимались во внимание, только будущим президентом Марий Эл умная машина назвала Евгения Петровича Дунаева.

Говорят, когда Зотин об этом узнал, с ним случилась истерика. Мэр второго по величине города тайно имеет президентские амбиции! Да и кто – его выдвиженец, который должен молиться на своего благодетеля до конца дней! В бешенстве Зотин принял решение снять Дунаева. Но снять чиновника легко, а кого поставить на его место? Владислав Максимович посчитал, что эту тему необходимо обсудить с директорами предприятий и активом города.

Городской актив собрали на Волжском деревообрабатывающем предприятии, где директорствовал Николай Васильевич Козел, старейший руководитель Волжска, старый друг Зотина. На заседание актива пригласили всех, кто имел в городе хоть какое-то влияние. Ход собрания излагать не возьмусь: сам там не был, а пересказы слышал разные. Но итог разговора, в чем сходятся очевидцы, был вполне определенным: наиболее достойной кандидатурой на пост мэра присутствовавшие почти единогласно назвали Николая Свистунова. Говорят, что против голосовал только директор ООО «Ариада» Виктор Григорьевич Васильев.

Почему городской актив предложили мою кандидатуру? Однозначного ответа я не знаю.

С одной стороны, я активно работал в финансовой сфере города. «САН-банк» строил новое здание. Все директора были со мной в деловых отношениях. Как депутат Госсобрания я всегда помогал им, чем мог. Возможно, руководителям понравился мой напор, моя независимость. Тихий и спокойный Дунаев раздражал производственников своей беспомощностью.

С другой стороны, нельзя было не заметить моего агрессивного отношения к красным директорам. Я активно выступал за их смену. Скупал акции, кредитовал, захватывал. Так что любить меня им, в общем-то, было не за что.

Первое сообщение об итогах городского актива я получил следующим утром, часов в семь. Звонила Лидия Ивановна Кнутова, директор городского торга. Она всегда относилась ко мне с теплотой и участием.

– Николай, поздравляю, с понедельника ты мэр города.

– Не понял, – спросонья я туго соображал.

– Вчера был Зотин, он снимает Дунаева. Посовещался с нами, мы все рекомендовали в мэры тебя.

В двух словах рассказав о прошедшем собрании, она со смехом закончила:

– Станешь мэром, помни: первой тебя поздравила я.

Потом был второй звонок, третий… Меня поздравили все, кто был на собрании, кроме, разумеется, Виктора Григорьевича Васильева. Больше всех времени мне уделил Николай Васильевич Козел. В конце разговора я спросил его, как однажды Зотина:

– Ну, а как все будет дальше?

– Очень просто. В понедельник Владислав Максимович вызовет тебя и в твоем присутствии подпишет указ о назначении.

– Тогда давайте, Николай Васильевич, дождемся понедельника, – ответил я. – Будет указ, тогда и поздравления приму с удовольствием.

– Да ты что, не веришь мне? – в его голосе сквозила легкая обида.

– Вам-то, Николай Васильевич, я верю, а вот Зотину верить бы не стал. Он уже однажды меня назначал.

– Не может он нас всех обмануть, – Николай Васильевич, кажется, задумался. – Ведь на собрании был, можно сказать, весь цвет города, вся элита. Нет, не может он, как говорите вы, современные бизнесмены, нас кинуть. Не тот он человек. Он старый коммунист, а коммунисты свое слово держат.

– Не буду спорить. Назначит – так назначит, я же не против. Но лучше дождаться понедельника.

На том и порешили.

В понедельник ничего не произошло. Как и во вторник, и в среду. Из газет я узнал, что Зотин отбыл в Италию для подписания контракта по заводу холодильного оборудования СП «Совиталпродмаш».

О состоявшемся заседании актива больше никто не вспоминал.

Так Владислав Максимович назначал меня мэром второй раз. На дворе стояла весна 1994-го.

А жизнь в республике и в Волжске становилась все сложней. Задержки зарплат бюджетникам достигали полугода. Учителя как наиболее организованная масса еженедельно проводили по школам собрания: готовились к забастовке. Дунаев как мог, отговаривал их от этого шага. Обещал зарплату, ехал в Йошкар-Олу и… возвращался ни с чем. Управляемость города приближалась к нулю.

Злой рок преследовал Зотина по пятам. 4 мая 1994 года скоропостижно скончался Виктор Александрович Галавтеев. Великий человек! Глыба! Это он изо всех сил сдерживал экономический крах республики. Пахал с утра до ночи, а умер от советской системы. Первого мая немного посидел за праздничным столом, и ему стало плохо. Длинные выходные – в больнице это беда. Главврач выделил вице-президенту отдельную палату, медсестра поставила капельницу, и о нем забыли. Виктор Александрович немного оклемался и пошел на своих ногах в туалет (с диагнозом инсульт). В коридоре ему стало плохо, и через некоторое время он скончался. Экономика республики в один миг осиротела. После смерти Галавтеева дела Зотина, как и рейтинг, пошли резко вниз.

А между тем потихоньку надвигались выборы президента Марий Эл. Зотин отчетливо понимал, что без поддержки глав администраций городов и районов ему не выиграть. За Волжск, второй город по числу избирателей, он волновался особенно. Волжане, знавшие его по обкомовским временам, не скрывали, что голосовать за него не собираются. Владислав Максимович бесился, но ничего поделать не мог. Дунаев, который мог быть его помощником, авторитетом среди горожан не пользовался. И тогда в который уже раз Зотин решил поменять мэра Волжска.

В это время оппозиционно настроенные депутаты Государственного собрания, и я в их числе, всеми способами пытались провести закон о местном самоуправлении, в соответствии с которым глав администраций городов и районов должны были избирать всенародно. Правительство сопротивлялось: кому же хочется упускать из рук такую власть. Для Зотина новый закон был смерти подобен. Если одновременно проводить выборы глав исполнительной власти всех уровней, контролировать процесс сверху, включать административный ресурс практически невозможно: каждый глава администрации в первую очередь будет думать о своих выборах, о своих интересах, о своей шкуре.

Однажды, когда я решал депутатские вопросы в аппарате Госсобрания, меня нашел помощник президента.

– Владислав Максимович просил вас срочно зайти к нему.

Когда я зашел в кабинет, там находился Юрий Алексеевич Буйлин, руководитель президентской администрации. Они о чем-то оживленно дискутировали, но с моим появлением замолкли.

– Садись, Коля, – Зотин показал на свободное кресло. – Долго говорить не буду. Ситуацию по городу знаешь. Все, кому ни звоню, предлагают на пост мэра тебя. Как сам?

Худшего варианта, чем я, у Зотина быть не могло. Я был его ярым оппонентом и не представлял, как и зачем он мог назначать меня мэром. Это опять была какая-то политическая игра. Но на этот раз я уже не ощущал себя мальчиком, которого можно развести. И решил подыграть.

– Я согласен.

– Только придется сложить полномочия депутата Госсобрания, – напомнил президент. – Ты готов?

«Ах, вот оно что», – понял я.

– Готов.

Зотин и Буйлин переглянулись.

– Тогда Юрий Алексеевич объяснит тебе, что и как.

Мы пожали друг другу руки, и я пошел с Буйлиным.

Руководитель администрации президента был фигурой влиятельной. Я получил задание подготовить все бумаги для назначения: характеристику, документы об образовании и так далее. На меня впервые была составлена «объективка» – бумага, которая обычно сопровождает назначение человека на должность. Это уже было серьезно.

И опять в который раз все осталось на бумаге.

Грянул банковский кризис 1995 года. Осенью встал мой банк. Около трех тысяч вкладчиков остались без денег. Это была катастрофа. Здание находилось в осаде: толпа орала и ревела. Ежемесячно я проводил собрание вкладчиков: мы выбирали ликвидационную комиссию. Люди получали свои вклады и исчезали. Их места занимали другие: и снова крик, и снова слезы. Выдавали вклады, чем могли: часами, запонками, китайскими пуховиками, сандалиями.

Почти все сотрудники разбежались. Остались несколько человек – самые преданные.

Жена в один день развелась. Я был в Москве. Позвонила: так, мол, и так, тебя все равно посадят, а я о детях думаю. Дай согласие на развод, иначе все имущество отнимут. Согласие я дал. Переехал в однокомнатную квартиру рядом с банком. Какой уж тут мэр.

И все же, все же…

Примерно через полгода тема возникла вновь.

Я уже переехал в Йошкар-Олу, создал новую фирму, потихоньку начал подниматься на ноги. С собой привез Анну Владимировну, своего главного бухгалтера. Аннушку, свою будущую жену. Почти в кредит у друзей взял квартиру на окраине города, в микрорайоне Березово. Как председатель ликвидационной комиссии банка раз в месяц ездил в Волжск: судился, выдавал вклады, вместе с девчонками бухгалтерами, которые даже зарплату не получали, составлял какие-то отчеты. Здание пришлось продать Сбербанку: это хоть как-то разрядило обстановку.

И вот однажды летним вечером иду я с заседания депутатской комиссии. Вышел из Серого дома, до стоянки двадцать метров. Рядом скрип тормозов. Оглянулся: черная «Волга» и Зотин из открытой двери.

– Как дела, Коля?

– Да вроде ничего, – ответил я и собрался идти дальше.

– Погоди, дело есть.

Я остановился.

– Местом мэра в Волжске не интересуешься?

«Это уже похоже на издевательство», – подумал я.

– А что, есть предложения?

– Есть, – не вылезая из машины, Зотин испытывающее глянул на меня.

– Завтра я меняю Дунаева, на два часа дня назначено собрание актива. Ты один из кандидатов. Так что милости прошу.

– Приеду, раз кандидат.

– Вот и хорошо, до встречи.

Дверь закрылась, машина тронулась, а я, ошарашенный, остался на тротуаре.

– Это бред, – сказал я себе. – Этого просто не может быть. Сегодня я уже не тот Свистунов, что был год назад. Сегодня я лопнувший банкир, и такой мэр никому не нужен. Другое дело, что поиграть хочет, поиздеваться. Что ж, давай попробуем поиграть.

Утром я был в Волжске. Заехал к своей давней знакомой Лидии Ивановне Кнутовой. Она затащила меня к себе в кабинет и рассказала о последних новостях.

Как я и предполагал, кандидат у Зотина был. Его бывший подчиненный, в прошлом второй секретарь горкома партии Валентин Александрович Цивильский. Все согласовано, документы сданы, указ готов.

Цивильский вообще человек уникальный. Высокий, худой, резкий в словах и движениях, он обладал удивительным чутьем. Заметил его еще Михаил Михайлович Жуков, работавший первым секретарем Волжского горкома КПСС до Зотина. Историю их знакомства он мне рассказывал так:

– Еду утром на работу. Смотрю: авария. Вода хлещет из труб, льется на дорогу. У заполненного колодца копошатся люди. Один бойко командует, что-то крутит, сам вычерпывает воду. Остановился, смотрю: молодец, работает в поте лица. Подошел, кто такой? Оказался главный инженер Цивильский Валентин Александрович. Я удивился, говорю, почему сам воду черпаешь, рабочих вона сколько? Он отвечает: а что такого, я же коммунист, сам должен пример показывать. Я удивился и взял его в горком партии.

Новый первый секретарь оставил Цивильского при себе. Исполнительный, готовый работать не за страх, а за партийную совесть заместитель ему тоже был нужен.

Во время перестройки Цивильский быстро сориентировался. Он махнул рукой на коммунистов, сдал партбилет и ушел в начальники отдела кадров СП «Совиталпродмаш». Полгода учился в Италии. Когда завод начало лихорадить, чутье опять его не подвело. Цивильский снова сменил место работы: стал управляющим Волжским филиалом банка «Аяр». Когда марийские банки начали один за другим банкротиться, он вспомнил своего партийного начальника, а теперь президента республики, и поехал к нему на прием. Просить место мэра города.

Вот такой кандидат. И ничего удивительного: пройдет. Зотину здесь нужен слуга, а не хозяин. Этот слугой будет.

Переговорив с Лидией Ивановной, я тут же поехал к Цивильскому в банк «Аяр». Мне уже было интересно. Зашел. Просторный кабинет светился от огромной, во все лицо, улыбки хозяина.

– Николай, проходи, – вскричал он, увидев меня. Обнял, посадил за стол.

– Как дела, как банк? Слышал, ты уехал в Йошкар-Олу.

– Да, уехал. Банк так себе, копошимся потихоньку.

– Чего приехал?

– Как чего, сегодня же тебя мэром назначают. Как я мог не приехать.

– Да, – улыбаясь, произнес он, – назначают. Был я у Зотина, поговорили по душам. Хватит над городом издеваться, пора его обустраивать.

Он хотел развить мысль о переустройстве города, но я не дал ему такого счастья.

– Чего же ты здесь сидишь? В два часа актив. Мне Зотин сказал, чтобы и я был там. Вроде как кандидат.

Валентин Александрович засмеялся.

– Коля, кончай нести ерунду. Тебя он пригласил так, для понта. Я-то уже прошел все согласования. Зотин сказал: «Сиди и жди. Озвучу, тебя пригласят». Понял? А ты говоришь кандидат. Какой кандидат?

– Да, ладно, – примирительно сказал я. – Я пошутил. Действительно, какой из меня кандидат. Мы что, пехота! Ладно, сиди, жди. А я пойду, опаздывать нехорошо.

Я встал. Он тоже. Когда мы прощались, мне показалось, что мыслями он был уже далеко: там, в кресле мэра, перед лицом городских дел и забот.

Ситуация показалась мне сомнительной. «Что-то тут не то, – думал я. – Президент едет на собрание актива, как не взять с собой главного претендента на пост? Что значит: сиди и жди, тебя позовут. Словно на царствие».

Зал заседаний находится на третьем этаже здания администрации Волжска. Его вместимость рассчитывалась из числа депутатов трудящихся, а их раньше было двести десять человек. Ряды кресел разделены по центру широким проходом. Слева, если смотреть на трибуну, всегда сидели оппозиционеры или скромные, случайные люди. Справа случайных персон не было. Это места директорского корпуса. По старой традиции каждый директор имел на правой половине свое постоянное место.

Я сел с левой стороны, ближе к выходу. Знакомые лица, давно не виделись. То тут, то там возникал тихий разговор. Тема, разумеется, была одна. То, что Дунаев будет снят с должности, ни у кого сомнений не вызывало. Всем было интересно, кого назначат. Я ловил на себе взгляды: то злорадные, то сочувственные, то просто любопытные. Стал прислушиваться. Повсюду звучало: Цивильский. Действительно, подумал я, работа проведена, кандидат один. Вокруг говорили о будущем мэре так уверенно, словно видели указ, опубликованный в газете.

Зал слегка гудел. Свободных мест не было. Наконец из задней комнаты на трибуну поднялись Зотин и Дунаев. Слово сразу предоставили президенту. Пространно обрисовав положение республики и города, он перешел к главному.

– Евгений Петрович неплохо поработал в Волжске. Но время идет. В правительстве республики создано объединенное министерство – труда и социальной защиты. Его должен возглавить человек, знающий и промышленность, и социальную сферу. Наш выбор остановился на Евгении Петровиче.

Зал загудел.

– Человек он грамотный, прошел хорошую школу и как директор, и как глава администрации.

Тщательно подбирая каждое слово, Зотин продолжал.

– Понимаю вашу озабоченность. Город должен возглавить опытный человек, достойный руководитель. И такая кандидатура у нас есть. Это…

– Цивильский, Цивильский, – полетел по залу легкий шепот.

– Кузнецов Евгений Александрович, – резко выдохнул Зотин.

В зале повисла мертвая тишина. Этого не ждал никто.

Евгений Александрович Кузнецов был тихим и спокойным человеком. В городе его знали как директора филиала Всесоюзного научно-исследовательского института бумаги (ВНИИБ). Он особенно нигде не светился, считался нелюдимым человеком и скромным руководителем. В родном институте прошел путь от слесаря до директора. Защитил диссертацию, стал кандидатом технических наук. Городское хозяйство не знал, а главное, не мог помочь президенту в организации «правильных» выборов.

В моей голове мелькнула мысль: «Как он будет управлять городом? И что станет с другим претендентом, который сейчас изнемогает от ожидания в пустом кабинете лопнувшего банка „Аяр“?»

Народ отошел от шока, завертел головами. На трибуну медленно и солидно поднялся ученый человек. А я представил, как сейчас, важно развалившись в кресле, ждет своего звездного часа Цивильский, и заржал. Именно заржал. Я вспомнил воспаленные планами возрождения города глаза Валентина Александровича и не смог сдержаться.

– Сидит, ждет, когда позовут на царство, – шепотом сказал я соседу, – а новый царь заступает на должность. Вот это фокус! Ай да Зотин, ай да сукин сын!

Не в силах остановить смех, я встал и под недоуменные взгляды окружающих вышел из зала.

Почему солидный человек, президент республики вел себя так, и не только, как выяснилось, по отношению ко мне, до сих пор остается для меня загадкой.

Судьба президента Зотина была предопределена. Слишком много он сделал ошибок, слишком широк был круг его недоброжелателей и слишком тяжелая ситуация сложилась в республике с пенсиями и зарплатами бюджетников.

Накануне выборов Зотин сделал еще одну роковую для себя ошибку: не смог или не захотел отстоять свое право на назначение глав местного самоуправления. Это вам не Татарстан! Испугавшись давления Москвы, Владислав Максимович фактически сдал своих младших коллег и соратников. Большинство глав районов и городов не пользовалось авторитетом у населения. Задержки зарплат, рост цен на коммунальные услуги, плохие дороги, да и все прочие невзгоды, которых в нищей республике было предостаточно, люди автоматически связывали с самым близким им представителем власти. А кроме того, главы администраций, понятное дело, были готовы служить президенту верой и правдой лишь до того момента, пока он их назначал. После того как Госсобрание приняло закон о выборах глав местного самоуправления, а президент никак этому не воспротивился, главы городов и районов занялись своими делами, собственными выборами. Тут уж не до помощи президенту.

Мое отношение к новому закону о выборах глав администраций было совсем иным. Для меня это был шанс выиграть должность мэра города на всенародном голосовании. К черту желание президента! Даешь выборы!

Закон этот был уникален тем, что разрабатывался и принимался только для выборов 22 декабря 1996 года.

Согласно Конституции Марий Эл выборы законодательной и исполнительной власти были разнесены по срокам. Каждые четыре года в первое воскресенье октября по всей республике проводились выборы депутатов всех уровней, а через два месяца, в декабре, на выборы шла исполнительная власть.

Когда объявили о начале выборов в депутаты Госсобрания, я подал свои документы в избирательную комиссию, можно сказать, автоматически. Настроения идти на выборы не было. Через неделю меня зарегистрировали, но это не принесло мне радости. Денег на предвыборную кампанию у меня не было, спонсорам я был неинтересен: никто не верил, что разорившийся банкир может выиграть выборы. Так что от работы по агитации и рекламе я полностью устранился. Что я мог предложить избирателям Волжска? Мой банк лопнул, тысячи вкладчиков остались без денег. Да, частично мы погасили задолженность, но это были крохи. Вообще надо сказать, что к выборам депутатов народ относился равнодушно, явка избирателей была слабой. Логика простая: от депутатов ничего не зависит. Другое дело – выборы исполнительной власти. Президента или мэра, главы администрации района или председателя поселкового совета. От человека, возглавляющего исполнительную власть, в жизни каждого человека зависит многое.

Выборы нового депутатского корпуса тоже шли по измененному закону. Госсобрание вполне справедливо, на мой взгляд, решило, что тридцать депутатов – это очень мало. Во второй созыв Государственного собрания решили избирать 67 депутатов. Партийные списки ликвидировали, зато ввели как бы палату представителей: 50 депутатов избиралось по одномандатным округам, а 17 депутатов представляли все города и районы Марий Эл. Фактически эти места резервировались для глав администраций.

Евгений Александрович Кузнецов, вновь назначенный мэр Волжска, ввел научную организацию труда. В кабинете он появлялся ровно в восемь утра, без пяти двенадцать ехал на обед, в час возвращался, а в пять часов вечера его уже ничто не могло сдержать на рабочем месте. Позже мой водитель Николай Иванович Атландиров, у которого я был седьмым главой администрации, произнес интересную фразу. На мой вопрос, кто из семи начальников был лучшим, он без колебаний ответил: Кузнецов.

– Потому что при нем я каждый вечер ехал поливать грядки на даче, а выходные проводил с семьей.

Если следовать такой логике, то худшим из семи был я. Впрочем, я отвлекся.

Кузнецов выборами не занимался. Кресло руководителя города требует внимания и уважения. К месту вспомнить пословицу «Как потопаешь, так и полопаешь». Результаты выборов пропорциональны вложенным средствам, материальным и физическим. Для успеха необходимо жестко контролировать ход предвыборной кампании, ежедневно отслеживать рейтинги, свой и конкурентов. Кузнецов пустил дело на самотек: доверил судьбу выборов населению Волжска. Результат не заставил себя ждать. В октябре выборы депутатов Государственного собрания были признаны состоявшимися только в одном округе из пяти, нарезанных в Волжске. В четырех остальных округах не был преодолен 25-процентный порог явки. Кстати, самому Кузнецову не хватило всего ста семидесяти голосов. Что и следовало ожидать при его легкомысленном отношении к серьезному делу.

Справедливости ради, сам я тоже выборами не занимался. Повторю, не было ни желания, ни возможностей. В округах, где я был зарегистрирован, 6 октября 1996 года выборы тоже были признаны несостоявшимися. При этом, как ни странно, в обоих случаях мои цифры оказались вторыми: было бы понятно, если бы прогоревший банкир не получил ни голоса. По выборам в Государственное собрание меня опередил Кожанов, за которого было подано 511 голосов (20,5 %), у меня насчитали 421 голос (16,9 %). По выборам в городское собрание первым стал Михайлов: 156 голосов (31,5 %), у меня было 125 голосов (24,8 %).

Как бы то ни было, повторные выборы депутатов в тех округах, где не был преодолен порог явки, перенесли на 22 декабря 1996 года, соединив их с выборами исполнительной власти, президента республики и глав районных и городских администраций.

Это был мой шанс. Мне показалась интересной возможность разом побороться и за депутатский мандат, и за должность мэра. Откровенно говоря, исполнительная власть меня интересовала больше, поскольку только она могла дать административный ресурс, необходимый для продуктивной работы с многочисленными должниками «САН-банка».

Тем более что настроение за пару месяцев немного поправилось. Ситуация с банком потихоньку выправлялась. Мы сумели организовать поступление денежных средств и товаров от некоторых наших должников. От продажи здания банка в кассу каждый месяц поступали живые деньги. Народ перестал стоять у дверей.

В отличие от выборов трехлетней давности, сейчас я уже внутренне готов был стать мэром. В моем предвыборном штабе родилась шикарная идея: использовать главный недостаток, лопнувший банк, как главный козырь. Не помню, кто первым предложил лозунг: «Иду на выборы мэра, чтобы вернуть людям вклады». Лозунг для выборов в Госсобрание звучал чуть иначе: «Если стану депутатом, мне будет легче выполнить обещание».

В общем, я решил погнаться сразу за тремя зайцами и двинул свою кандидатуру в депутаты городского и Государственного собрания, а также на должность главы администрации Волжска.

Ивенский

Без упоминания об этом человеке разговор о Зотине был бы неполным.

С Леонидом Михайловичем Ивенским я познакомился на последнем курсе политехнического института. Он преподавал на кафедре политэкономии и читал нам лекции о научном коммунизме.

В системе советского высшего образования это был наиглавнейший предмет. Перед защитой диплома все без исключения студенты независимо от специальности обязаны были сдать государственный экзамен по научному коммунизму. Тот, кто не мог осилить этот экзамен, автоматически не допускался до защиты дипломного проекта.

Помню, накануне первой лекции по научному коммунизму я поинтересовался, кто преподаватель. Оказалось, наш курс будет вести парторг института. Новость не обрадовала. Предмет был тяжелый и мало кому давался без зубрежки. Мне было немного легче, поскольку всю свою сознательную жизнь я интересовался политикой, а в техникуме даже был членом исторического кружка «Щит и меч». И все же тот факт, что преподавать у нас будет парторг института, вверг меня в легкое смятение. Паниковал я зря: совсем скоро для многих из нас этот человек стал кумиром.

В аудиторию – а лекции по научному коммунизму слушали всем потоком – вошел высоченный, под два метра, человек. Черные кудрявые волосы, большие рот и нос, глаза навыкате: классический еврей. Он положил на стол портфель, казавшийся маленьким в его огромных руках, и начал говорить.

Как он говорил! Ни до, ни после я не слышал столь талантливого оратора. Он овладел нашим вниманием настолько, что все забыли, кто мы, где мы, зачем пришли и сколько времени здесь сидим. Последняя пара, для студента обычно самая тяжелая, промчалась со скоростью электрички.

После лекции я долго не мог прийти в себя. Страшно захотелось познакомиться с этим человеком. Ведь он был чуть старше меня, лет на шесть или семь. И вскоре мы уже знали друг друга достаточно хорошо. Кажется, не было более рьяных спорщиков, чем преподаватель Ивенский и студент Свистунов. На каждую лекцию я готовил для него вопросы по наиболее спорным темам. Просто было интересно посмотреть, как он выкрутится из той или иной непростой идейно-политической ситуации. И ведь выкручивался, да еще как! Постепенно наши с ним отношения стали почти товарищескими. Кстати, он первый предрек мне политическое будущее.

Первые годы после окончания института мы практически не виделись. Заметной фигурой в республиканском масштабе он стал благодаря перестройке, идеи которой активно поддержал. Был одним из организаторов партийной оппозиции в КПСС, вошел в «Демократическую платформу КПСС». Когда я в Волжске проиграл свои первые выборы Николаю Сенченко, Ивенский с блеском взял округ в Йошкар-Оле и стал депутатом того самого Верховного Совета МАССР, который разогнали в 1993 году. В политику он ушел с головой.

Леонид Михайлович был прекрасно образован. Все свое свободное время занимался самоподготовкой, прочел великое множество книг, писал яркие работы по философии и на злобу дня.

Особое место в его жизни занимала семья: жена Галя и двое детей, мальчик и девочка. Дети – для него это было святое. Особенно младшенькая Анюта. Ее огромные, в пол-лица, черные глаза были до краев полны какой-то печальной тайны. «В этих глазах собрана вся скорбь еврейского народа», – любил говорить Леонид Михайлович.

Снова жизнь нас свела, когда я организовал частный банк. Для повышения имиджа новой финансовой структуре был необходим известный в республике человек. Я вспомнил о Леониде Михайловиче. Позвонил ему, пригласил на общественную работу в качестве председателя совета банка «Сан» и очень обрадовался, что он согласился. Выгода была обоюдной. Как председатель совета банка он получил льготный кредит на покупку новой квартиры, о которой много лет мечтал. В ответ Леонид Михайлович обеспечил связь практически с любой властной структурой. Для банка он сделал много добрых дел.

В Верховном Совете он был ярким и страстным оратором. Красные директора натурально бесились от его крамольных речей. Очень скоро Ивенский превратился в лидера оппозиции и попортил много кровушки президенту Зотину.

Их интересы неожиданно совпали в тот момент, когда Ельцин взялся за разгон Советов. Вместе с Зотиным и Минаковым Ивенский сделал все, чтобы распустить Верховный Совет и назначить новые выборы.

Дивидендов Леониду Михайловичу эта акция не принесла. Выборы во вновь учрежденное Государственное собрание он проиграл с треском. Не могу сказать, по какой причине. Возможно, против него ополчились не только прежние депутаты, но и директорский корпус Йошкар-Олы. Возможно, не в его пользу сыграла национальность. Но факт остается фактом: первый демократ республики с политических небес разом спустился на грешную землю.

Поражение на выборах предполагало возвращение бывшего преподавателя политеха в родные пенаты. И вот тут-то, на мой взгляд, Леонид Михайлович допустил роковую ошибку.

Он не пошел обратно в институт. Три года он был депутатом Верховного Совета, серьезно увлекся политикой. Живое дело оказалось много интересней нудных лекций. И возвращаться в прошлое он не захотел.

Толковому и дельному человеку трудно затеряться в крошечной республике, где все население составляет семьсот тысяч человек. Леонид Михайлович и не затерялся. Он поступил на службу президенту Марий Эл.

Надо отдать должное Зотину: он просчитал Ивенского очень точно. Леонид Михайлович полюбил власть и все сопровождающие ее атрибуты. Ему было важно находиться в гуще событий, блистать, ловить восхищенные взгляды, ощущать уважение и почитание. Он быстро понял, что находясь при власти, можно не ограничивать себя ни в чем и безбедно жить за счет бюджета. Он полюбил комфорт, персональную машину с шофером, правительственную дачу.

Разумеется, Леонид Михайлович понимал, что переход в правительство будет выглядеть как предательство демократических идеалов. Он долго колебался и спрашивал совета у всех своих знакомых. В душе он наверняка понимал, что за такой шаг придется заплатить определенную цену. Думал отделаться малыми потерями, но жизнь распорядилась по-своему.

Тогда, на изломе своей карьеры, Леонид Михайлович приехал ко мне. Не мог не приехать: слишком много интересов у него было завязано на банке и мне лично.

– Николай, у меня сложный вопрос, – начал он таинственно.

– Слушаю, – я не придал значения его тону. Обычно такой заход предвещал историю о каком-нибудь интересном, на его взгляд, начинании в сфере бизнеса, и потому я приготовился услышать страшную тайну про сделку на миллиард боливийских долларов. Но на этот раз он заговорил о другом.

– Зотин предлагает мне поехать с ним в Италию.

– Зачем?

– Он едет на подписание контракта по вашему волжскому заводу «Совиталпродмаш». Ему нужен переводчик и помощник, который помог бы разобраться в тонкостях контракта.

– Подожди, подожди, – не понял я. – Ну, переводчик – это понятно. Языки ты знаешь, в этом деле поможешь. Но что значит помощник по подписанию контракта? Ты-то тут причем?

– Притом. Мне дали на изучение конфиденциальный материал. Через неделю я буду знать все и о заводе, и о выпускаемой продукции. Президенту нужен помощник, который мог бы свежим взглядом оценить ситуацию.

Я посчитал своим долгом поделиться сомнениями.

– Леонид Михайлович, я бы не советовал доверять Зотину. Я-то его хорошо знаю. Обманет.

– Ну, о чем ты говоришь? Какой обман, – прервал он меня. – Он уже включил меня в официальную делегацию.

– Ну и что. Все равно я ему не верю. Да и потом, ты же демократ. Как ты думаешь жить и работать в дальнейшем? Вернулся ты вместе с Зотиным из Италии, и дальше что?

– Вот! – воскликнул он. – По этому вопросу я и приехал посоветоваться. Зотин предлагает перейти к нему работать. Даже министерство новое для меня придумали – по внешнеэкономическим связям!

– С ума сошел, – только и смог вымолвить я.

– Почему сошел? В жизни надо определяться.

– А как же демократическая платформа?

– Да к черту эту платформу, одни болтуны собрались. И ведь есть шанс в Италии побывать. Ты представляешь, – он мечтательно закатил глаза, – Рим, Флоренция, Венеция…

– Мои-то советы тебе зачем? – нарушил я его лирическое настроение.

– Как зачем? – очнувшись, переспросил он. – Твое мнение мне знать важно. Если я поеду с Зотиным в Италию, то вроде как стану предателем, да?

– Да. Не надо ехать в Италию.

– Как же ты не поймешь! Это мечта всей моей жизни!

– Ну, раз мечта, тогда езжай.

– Но на мне же столько вопросов демократического движения завязано. Я же сопредседатель…

– Не надо ехать в Италию, – перебил его я.

– Это же мечта!

– Да пошел ты к черту со своей мечтой, – не выдержал я. – Определись, чего хочешь, и действуй. Только потом не ной. Не знаю, что задумал Зотин, но я ему не верю. Слишком часто обжигался, чтобы доверять. Вижу, он тебя уже зацепил. Поедешь с ним в Италию, станешь министром – будешь предателем. Как потом работать с близкими тебе людьми, соратниками? Не поедешь – всю жизнь будешь ненавидеть и себя, и меня. Решай сам. Мое мнение ты знаешь.

Леонид Михайлович сделал выбор в пользу мечты. Он поехал в Италию. А после поездки, как и говорил мне, был назначен министром внешнеэкономических связей.

Вскоре после назначения я к нему зашел. Новый кабинет, куча бумаг на столе, секретарша, молодые помощники. Черный костюм с галстуком. Ни минуты покоя. Три телефона на столе и все дружно трезвонят. Леонид Михайлович очень изменился. Весь в делах и заботах, ни минуты покоя, энергичный и деловой: совершенно другой человек.

– Молодец, что зашел, Николай! Садись, у меня к тебе дело, – сходу начал он. – По закону все министры утверждаются Госсобранием. Ты депутат, как думаешь, меня утвердят?

– Нет, – глядя ему в глаза, ответил я.

Он заметался по кабинету.

– Сволочи! Я столько делаю для республики, вышел на греков, итальянцев, немцев. Миллионные контракты, а они морду воротят.

«Они» – это, как я понял, депутаты. Леонид Михайлович с полчаса рассказывал о проделанной работе, об успехах и перспективах республики и его министерства. Горячился, доказывал, убеждал. Чего ему было убеждать меня? Думаю, убеждал он прежде всего себя.

– Чего ты бесишься, – не выдержал я, – успокойся. Если все так хорошо, чего же волноваться. Если надо, я выступлю на сессии, поговорю с нашими ребятами, мы за тебя проголосуем. Но ты же знаешь, я не могу собрать большинства голосов. Нас всего пятеро. С остальными депутатами необходимо работать, тебе и президенту. Что, он не знает, как решаются подобные вопросы? Пусть пригласит к себе заинтересованных депутатов, пообещает что-нибудь.

– Хорошо, – Леонид Михайлович взял со стола список депутатов и сел напротив меня. – Давай посчитаем. Необходимо шестнадцать голосов. Вот наши депутаты: Казимов, ты, Кожевников, Максимов, Жиров.

– Нет, Жиров коммунист. Он за тебя голосовать не будет. Он не простил тебе перерождения из коммунистов в демократы.

– Сволочи, – опять вскипел он. – Одни не простили, что я был коммунистом и перешел к демократам, другие – что из демократов ушел в правительство. Сволочи.

– Спокойнее, – опять остановил его я, – спокойнее. А ты как хотел? Память, она штука странная: что-то помнит, что-то забывает. Давай лучше посмотрим, кого Зотин сможет взять на себя.

– Черт его знает, этого Зотина, – устало бросил он. – Ничего не могу понять, вроде обещал поддержать.

– Как Италия?

Леонид Михайлович дернулся всем телом.

– Италия? – после некоторой паузы повторил он. – Италия как Италия. Потом расскажу.

И мы опять склонились над списком депутатов.

Только все напрасно. Госсобрание так и не утвердило его в должности министра внешнеэкономических связей. Как и обещал, я выступил на сессии в его поддержку, но моя речь не смогла перешибить всеобщего негатива по отношению к нему. После оглашения результатов голосования в зале раздались аплодисменты. Леонид Михайлович расстроился необыкновенно.

Во время обсуждения депутаты не жалели эмоций. Ивенскому пришлось выслушать немало нелестных слов. Выступавшие не преминули напомнить, что он был одним из первых демократов в Марий Эл, воевал против президента Зотина, называл его партократом и вдруг перешел на его сторону. Такую метаморфозу демократы сочли предательством идей.

Предателем считали его и красные директора, которые не простили ему разгона Верховного Совета. Они ненавидели его до бешенства, до пены изо рта. Если в зале заседания кто-то произносил его фамилию, красные директора кривились, будто съели лимон, а между собой вообще презрительно коверкали фамилию нарочитым ударением на первую букву – Ивенский.

Леонид Михайлович продолжил работу в правительстве с приставкой «и. о.». На следующей сессии Госсобрания Зотин опять выставил на голосование кандидатуру Ивенского и опять проиграл. Как ни старался Леонид Михайлович убедить депутатов в своей состоятельности на посту министра внешнеэкономических связей, как ни рассказывал о будущем благоденствии республики, ничего не помогло. На третьей сессии вопрос об утверждении вообще не включили в повестку дня. Это был конец.

Через неделю Зотин ликвидировал министерство внешнеэкономических связей. Но не сдался: оставил Ивенского возле себя в должности помощника президента.

После фиаско с назначением Леонид Михайлович сильно изменился: стал мрачным, угрюмым, похудел. Весь его лоск улетучился вместе с должностью.

Как-то однажды он позвонил и пригласил на новоселье. Наконец-то он получил ключи от новой квартиры. Сбылась его мечта. Высотка, построенная банком «Аяр» в самом центре города, можно сказать, специально предназначалась вновь зарождающейся элите республики. Подземные гаражи, охрана. В то время это был лучший дом Йошкар-Олы. Супердом!

На новоселье мы приехали вместе с женой и очень удивились отсутствию других гостей. Увидев мое недоумение, Леонид Михайлович объяснил:

– Ты знаешь, провожу новоселье по частям. Денег особенно нет, приходится экономить.

Я ему поверил. С деньгами у него действительно были проблемы. Вернее, денег у него не было. В новую квартиру он не смог купить даже нового стула. Старая мебель из хрущевки сиротливо жалась по углам огромных комнат. Высокие потолки словно посмеивались свысока над колченогим столом и потертым кожаным диваном. Воздуху в квартире было много. Леонид Михайлович перехватил мой взгляд и печально улыбнулся. Мне на секунду показалось, что он даже стал меньше ростом.

– Ничего, – весело крикнул он, – прорвемся! Кредит я тебе вернул? Вернул. А знаешь, как тяжело было с деньгами? Смог? Смог! Мебель – дело наживное. Правда, Галя?

Галя грустно улыбнулась и кивнула в ответ.

Семья Ивенских всегда славилась оптимизмом. Я не сомневался, что со временем квартира действительно приобретет совершенно другой вид. Леонид Михайлович умел зарабатывать деньги. Настроение у меня поднялось. Мы сели за старый кухонный стол и принялись гулять: все-таки новоселье.

Когда застолье набрало хорошие обороты, мы оставили женщин на кухне обсудить последние новости в мире моды, а сами перешли к Леониду Михайловичу в кабинет. Взяли два фужера, коньячку, закуски и сели на диван.

– Ты спрашивал, как Италия? – начал он. – Италия – дорогая, хорошая страна. Красивая мечта. Как бы я хотел в ней жить, – закатив глаза, мечтательно и с выражением произнес он. – А Россия – дебильная страна, страна дураков и пьяниц. Это же смех, с кем мы имеем дело. Зотин! Да разве это президент. Знаешь, Николай, – он понизил голос, – я пишу книгу «Власть», почти закончил. Опишу в ней все, что видел среди этих негодяев.

Ивенский судорожно сглотнул, плеснул себе коньячка и молча выпил до дна. Я видел, что человеку надо было выговориться, а потому просто слушал.

– Собрались мы в Италию. Правительственная делегация. Как последний идиот, купил себе дорогой костюм, рубашку, туфли. Потратил на гардероб тучу денег. Зачем? Можно было ехать в рваных джинсах. Но для меня эта поездка… Мечта! Я-то думал, что еду с людьми. Шиш. Сели в самолет, выпили по сто грамм и членов нашего правительства (при этих словах Ивенский скривился) как прорвало. Зотин стоит в центре самолета, вокруг него крутятся шестерки и говорят, говорят, говорят. Превозносят до небес: первый президент, великий человек, в историю, на века… Лизоблюды!

Приземлились. Идем на таможенный контроль. Зотин вырядился как клоун. Костюм чуть велик, рукава висят. На проверку паспортов пошел первым. А ты же знаешь, у него косоглазие, за постоянные моргания его зовут «МИГ-17». Ну вот, итальянский офицер берет его паспорт и пристально смотрит на президента. Тот начинает моргать, вроде как подмигивает. Итальянец ничего не понимает. «Вы кто?» – спрашивает. Зотин, не переставая моргать, с достоинством отвечает: «Я президент Республики Марий Эл». Итальянец ему в ответ: «Вас нет в списке VIP-персон. Вы не президент. Президенты идут по зеленому, дипломатическому коридору». Зотин ничего не понимает, смотрит по сторонам. Подходить нельзя. С красной линии я ему прокричал примерный перевод, а он как заорет: «Как не президент?! Я президент Марий Эл!» И опять моргает. Офицер никак не может понять, что это за русский, который все время подмигивает и утверждает, будто он президент.

Итальянец: «Вы президент компании? Бизнес?» Зотин: «Какой бизнес?! Я президент республики!». И опять глазами хлоп, хлоп, хлоп. Итальянец психанул, закрыл проход и куда-то позвонил. Вышли два полицейских и потащили Зотина на досмотр в свою комнату. Мы в шоке. Представляешь? Президент что-то орет, два здоровенных полицейских тащат его под руки, а члены правительства стоят на таможенном контроле с открытыми ртами.

Зотина утащили, я скомандовал: «Шагом марш на паспортный контроль». Мы быстренько прошли таможню, стоим, ждем президента. Хорошо, что быстро подошли встречающие нас итальянцы. Я им объяснил, в чем дело, и они побежали улаживать конфликт.

Через несколько минут из кабинета для досмотра выходит Зотин. Мы чуть не упали. Представляешь картину. Маленький, черные волосы взлохмачены, глаза горят бешеным огнем, галстук на боку, рубаха торчит из-под пиджака, рукава длинные висят, а из расстегнутой ширинки цветные трусы виднеются. И смеяться нельзя, и терпеть мочи нет. Я прижался к стене, давлюсь от хохота. Итальянцы, все красные, бегут к нему навстречу. Зотин матерится. В общем, картина та еще.

Вот так, Николай, мы приехали в прекрасную страну Италию. А дальше все просто. Вокруг одна лесть и подхалимаж. Каждый день пьянка до упада. Видимо, руководители фирмы «ФАТА», по приглашению которой мы попали в Италию, поставили себе задачу напоить марийцев вусмерть. Чтобы проще было подписать контракт. Приемы, банкеты – все на халяву. Члены правительственной делегации, разумеется, упились. В Турине по одному из местных телеканалов прошел сюжет, как пьяные марийцы валялись на столах. Кошмар. Называется, посмотрел Италию. Ивенский еще налил коньяка и залпом выпил свою порцию.

– После неудачи с голосованием по моему назначению работать стало невозможно. Идешь по коридору, а они, сволочи, морду отворачивают. Представляешь, оказывается, им мой рост мешает. Видите ли, Зотин маленький, метр с кепкой, а я большой, метр девяносто восемь. Вроде как мой рост его унижает.

Выпили еще. Я молчу.

– Вчера, представляешь, – продолжил он, – остаюсь вечером на работе. То да се, бумаг накопилось много. Вдруг звонок: президент вызывает. Бросаю все, бегу. Захожу. Стоит, сволочь, пьяный в хлам. Вдруг достает пистолет и наводит на меня. Я-то знаю, что у него боевой Макаров, он им часто хвалится. Думаю, шутит, а он: «Молись, проклятый демократ, сейчас я тебя убью». Испугался не на шутку. Ведь убьет, сука, и ничего ему не будет. Трясусь, ноги чуть держат. Веришь, чуть не обоссался, в яйцах тепло стало, будто потекло что. Кричу: «Какой я демократ, Владислав Максимович! Я же с вами, старый коммунист. Я и партбилет сохранил».

– Да, – рука его дрогнула, – а я свой выбросил, испугался, что президентом не стану. Время было такое. Все из партии бежали. Ладно, Лёня, иди. Не буду тебя сегодня убивать. Ты еще пригодишься, хотя и еврей.

– Представляешь, что со мною было. Я уже всех богов вспомнил, и иудейских, и православных. Вот скажи, как мне с ним работать? Я ведь чуть на колени перед ним не упал. В голове несется: упаду на колени, может, простит. А так убьет ведь, сволочь. Стою, метр девяносто, и чуть не падаю. А этот клоп, сволочь, крутит пистолетом, словно это не оружие с боевыми патронами, а детская игрушка.

Чуть не плача от обиды, Леонид Михайлович откинулся на спинку дивана и перевел взгляд в потолок.

Время новоселья истекло. Я, как мог, успокоил его, что-то пошутил. Позвал жену, мы стали собираться на выход. У самой двери Леонид Михайлович склонился к моему уху и с невиданной страстью прошептал:

– Книга будет интересной! Я им устрою.

Написал он эту книгу или нет, я не знаю. Только с некоторых пор с ним стали происходить странные вещи. Он начал жаловаться на здоровье, на страшные головные боли. Почти месяц пролежал в стационаре. Мне стало за него страшно.

Слух о том, что Ивенский пишет некую книгу о власти, разлетелся по кабинетам и офисам. Зотину эта информация понравиться не могла, особенно в канун президентских выборов. Ивенский знал власть изнутри и мог сказать многое.

Леонид Михайлович Ивенский покончил жизнь самоубийством.

До сих пор у меня есть стойкая убежденность, что без вмешательства медицины там не обошлось. Возможно, когда он лежал на больничной койке, ему что-то вкололи. Возможно, перелечили или, наоборот, недолечили. Как бы то ни было, но однажды воскресным утром Леонид Михайлович, находясь на кухне новой квартиры, в одних трусах неожиданно выбросился с девятого этажа. Вроде как самоубийство. Но он так любил жизнь, свою семью, детей, что поверить в это было невозможно.

Кстати, после его смерти министром здравоохранения стал Виктор Петрович Рассанов. Загадочный человек. Он тоже покончил жизнь самоубийством. Выстрелил в голову из охотничьего ружья.

Тем временем со стремительностью скорого поезда Москва – Йошкар-Ола приближались выборы президента Марий Эл. Несмотря на большое количество кандидатов, реальный оппонент у Зотина был один – Вячеслав Александрович Кислицын, глава администрации Медведевского района.

По моему мнению, Кислицын – счастливчик. В жизни ему очень везло. Конечно, везет тому, кто везет, но и благосклонность фортуны дорогого стоит. Жизненный путь этого человека вызывает удивление.

Маленького роста, крепкий и коренастый, в детстве он занимался боксом. Привычку драться по поводу и без сохранил до зрелых лет. Уже взрослым человеком заочно получил высшее образование, что несильно сказалось на его эрудиции и манерах. Мысли он формулировал плохо. Но при этом страдал ораторской болезнью. Говорить мог часами. Его речь имела одну парадоксальную особенность. С одной стороны, он говорил обо всем, что думал, но с другой – о чем думал, не говорил. Потому его спичи состояли из рваных кусков, понятных только ему одному. Боксерская закалка и правильное понимание сути власти помогли ему выстроить свою карьеру. Нахальства и наглости у него было на троих. Не понимаю, с какого перепугу, но он считал, что ему по плечу любая должность, включая президента России.

В Медведевский район Кислицын приехал после срочной армейской службы. Быстро понял технологии продвижения по карьерной лестнице. Если ты сильный, тебя должны бояться. Если другой сильнее тебя, угождай, говори то, что он хочет слышать, а при случае наступи ему на горло.

Свою трудовую деятельность он начал в районном спорткомитете. Энергичного парня заметили и предложили новый участок – сельсовет. Наладив знакомства, он неожиданно становится руководителем районного объединения общественного питания. Но это была не его стезя. С хлебной должности Кислицын уходит на землю: принимает отстающий колхоз «Победитель».

На новом месте пригодился спортивный опыт. Председатель-боксер регулярно и с удовольствием колотил пьяниц и тунеядцев. За несколько лет отстающее хозяйство выбилось в передовики. Кислицын был серьезным председателем. Умным, жестоким, хитрым. Он сразу понял, в чем его преимущество. Он руководил хозяйством, в его подчинении были мясные и молочные фермы, что в стране тотального дефицита при умелом обращении становилось существенным козырем. Кислицын присмотрел в руководстве Марийского обкома КПСС нужных людей и охватил их своим вниманием. Его старания заметили. И за безупречную работу по подъему сельского хозяйства предложили повышение. В 1989 году он становится председателем исполкома Медведевского района. Самого богатого сельскохозяйственного района, который со всех сторон окружают столицу Марий Эл. Перед Кислициным раскрылись новые горизонты. Земли и реки, мясо и молоко, рыбалки и бани: все лучшие куски были в его руках. Йошкар-Ола лежала у его ног.

В 1989 году Кислицына избирают народным депутатом СССР, а в 1993-м – депутатом Совета Федерации России. После успешных выборов в сенаторы он в открытую заговорил, что в 1996 году будет президентом Марий Эл.

Сенатор Российской Федерации и одновременно глава администрации Медведевского района сконцентрировал в своих руках огромные ресурсы. Он мог запросто собрать у себя глав администраций соседних районов и подарить каждому по автомашине УАЗ.

Глядя на все это, Зотин бесился, но сделать ничего не мог. Ситуация поменялась, когда у Кислицына закончился срок полномочий в Совете Федерации. Зотин решил убрать его с должности главы Медведевского района. Задача была понятна: лишить конкурента административного и финансового ресурса. На медведевского строптивца заводят ряд уголовных дел, вслед за которыми появляется президентский указ о снятии его с должности главы района. Кислицын отказывается подчиняться указу президента и не покидает свой кабинет. Дело принимает принципиальный оборот. Президент дает команду министру МВД Марий Эл арестовать непослушного главу администрации.

Если бы арест состоялся, политическая карьера Кислицына наверняка была бы окончена. Но жизнь иногда все решает по-своему. Взвод ОМОНа едет штурмовать администрацию Медведевского района, а в этот момент кто-то из близких Зотину людей делает ставку на Кислицына и сливает ему план штурма администрации. Тот, не мешкая, оставляет свое рабочее место и скрывается где-то в своем районе. На календаре 6 марта 1996 года.

Весь этот фарс дал результат прямо противоположный тому, на который рассчитывал Зотин. Популярность Кислицына стремительно росла, о нем заговорили по всей республике.

Понимая, что в чистом поле у этого богатыря ему не выиграть, Зотин включает административный ресурс. Под его давлением Госсобрание принимает решение о том, что президент Марий Эл обязан владеть марийским языком. Всем понятно, что это мера против русского Кислицына, который марийским языком в должном объеме не владеет. Но адвокаты Кислицына подают протест в Конституционный суд Республики Марий Эл и выигрывают дело. Более того, решением Верховного суда Республики Марий Эл Кислицын восстанавливается в должности главы администрации Медведевского района.

Это случилось 11 ноября 1996 года, за месяц до выборов президента. Своим решением Верховный суд отвесил Зотину звонкую пощечину. Его авторитет в глазах жителей республики опустился ниже городской канализации.

После восстановления Кислицына в должности все поняли, что шансов остаться президентом у Зотина нет. Всяк во власти, кто мог шевелиться: чиновники всех мастей, партийные функционеры, руководители предприятий – что есть мочи рванули в предвыборный штаб Кислицына засвидетельствовать свое почтение будущему президенту. Однажды вечером я случайно проезжал мимо его предвыборного штаба и с изумлением отметил, что на довольно просторной парковке нет ни одного свободного места.

Москва от Зотина отвернулась. Не знаю, чем не угодил ей маленький черненький мариец, но и без того нищая республика оказалась на полгода отлучена от российского бюджета. К моменту выборов президента задержка по зарплатам бюджетникам достигала шести месяцев, а по детским пособиям – двух лет.

Владислав Максимович Зотин не понимал или не хотел понять, что проигрывает. Близкие и верные соратники бросили своего президента на произвол судьбы. Члены предвыборного штаба президента метались по республике в надежде найти поддержку действующему президенту, но все было тщетно. Я уже говорил, что последним гвоздем, забитым в выборную компанию Зотина, был закон о местном самоуправлении, который отменял назначение глав администрации и бросал их в пекло всенародных выборов. У Зотина исчезла последняя опора и надежда на победу.

Главным недостатком Зотина я считаю уникальную способность плодить врагов. Моя история – яркий пример того, как не надо поступать с энергичными людьми.

Перед выборами я собрал журналистов и сказал:

– Носом землю буду рыть, но в Волжске Зотин голосов не получит.

Хотя на выборах 22 декабря 1996 года у меня были дела поважнее. Я выставил свою кандидатуру на пост мэра Волжска. Как уже было сказано, по новому закону мэр должен был избираться всенародным голосованием в один день с выборами президента Марий Эл. Учитывая, что я был прогоревшим банкиром, что мой офис продолжали осаждать потерявшие деньги вкладчики, мне необходимо было определиться с тактикой предвыборной агитации.

Для консультации я поехал к самому мудрому руководителю города – директору Марийского целлюлозно-бумажного комбината Валерию Андреевичу Лесовому. Для Волжска МЦБК являлся градообразующим предприятием. Налоговые поступления в городскую казну почти наполовину состояли из отчислений этого предприятия. Да и по настроениям работников комбината можно было с точностью до процента узнать, чем дышит город. Так что мой выбор был неслучаен. Директор комбината не стал держать меня в приемной, сразу пригласил в кабинет.

– Чем обязан? – тихо спросил он, приглашая к разговору.

Я не стал заходить издалека.

– Сегодня, Валерий Андреевич, я зарегистрировался как кандидат в мэры города.

– Он молча кивнул. – Вот и решил поговорить, посоветоваться. Как-никак вы являетесь директором градообразующего предприятия. Для меня ваше мнение значит много.

Тишина. Молчим. Хозяин кабинета, не глядя на меня, о чем-то думает.

– Что, – не выдержал я, – сложный вопрос?

– Да, нет, – ответил он тихо. – Ничего сложного нет. Не знаю, как воспримешь мой совет. Я ведь уже старый, а вам молодым все быстрее надо. Но раз хочешь услышать мое мнение, то я могу тебе кое-что посоветовать.

– Да, очень хочу, – продолжал наседать я.

Для меня действительно было важно понять, какой реакции ждать от директоров промышленных предприятий и простых горожан. Что ни говори, а около трех тысяч человек потеряли в моем банке деньги. И никому из них мои разговоры про объективные причины не интересны. Деньги-то у людей свои, кровные.

– Ты, наверное, ждешь моей поддержки? – он посмотрел на меня. – Но если я, директор, тебя сегодня поддержу, это будет не помощь, а помеха.

– Почему? – удивился я.

– Как почему? Комбинат стоит, зарплаты нет. Кто враг? Директор. Так-то. Так что совет у меня один. Хочешь выиграть выборы, да с таким грузом за спиной, как лопнувший банк, иди сам к людям и все им объясни. Сам! Понимаешь? Без директоров и помощников.

– И что, всему городу? – не понял я.

– Да, а что тут особенного? Каждому горожанину объясни. И почему банк лопнул, и почему в мэры идешь. А то ведь как говорят: банк ограбил, теперь идет город грабить.

– Да я…

– Что я? Ты хотел услышать мой совет – так слушай. Иди к людям. Объясняй. Да так, чтобы поверили. А к нам не ходи. Директор сегодня никто. Пока рабочий не получит заработанную плату, наши уговоры голосовать за того или иного кандидата, ничего кроме ненависти не вызовут.

Я поверил старому мудрому руководителю. Собрал небольшую команду. Мало кто из друзей верил в успех нашего безнадежного дела, но те, кто согласился работать со мной, бросили все свои дела. И машина закрутилась.

Мои помощники с утра до вечера объезжали предприятия и коллективы города, договаривались о встречах с избирателями. А я, хотя и жил тогда в Йошкар-Оле, каждое утро в семь часов был в нужном месте. Полтора часа на встречу. В день пять-шесть встреч. Народу – полный зал. В каждом зале десятки, если не сотни моих вкладчиков. Острые вопросы летят из зала на голову словно град.

Каждая встреча завершалась под одобрительный гул голосов. Кажется, мои лозунги начинали действовать. Помните? «Иду в мэры, чтобы вернуть вам деньги!»

Причем на встречах я говорил не только о том, почему надо голосовать за меня, но и о том, почему не надо голосовать за Зотина.

Интересное было время. Наговорюсь за день до хрипоты, приеду домой часов в десять-одиннадцать ночи. Аннушка накормит, выпью стакан водки и падаю в кровать. В пять утра встаю, сажусь в девяносто девятую, и ходу. И так два месяца без выходных.

В день голосования не находил себе места. С утра побывал на всех избирательных участках города. После обеда сделал еще один круг.

Где-то в районе обеда увидел действующего мэра, моего главного оппонента Евгения Александровича Кузнецова. Он спокойно вышагивал по городскому рынку, закупал продукты. Думал, наверное, что все произойдет само собой: он ведь хороший человек, значит, его и выберут. Но так не бывает. Как потопаешь, так и полопаешь.

Кузнецов проиграл и городские выборы, и республиканские.

Результат моей работы оказался поразительным. Выборы мэра я выиграл за явным преимуществом. В довесок получил депутатские мандаты Государственного собрания Республики Марий Эл и Волжского городского собрания. Вот данные официальных протоколов по моим округам.

Выборы главы администрации города Волжска.

1. Свистунов Н. – 14556 голосов – 48,4 %

2. Кузнецов Е. – 7804 голоса – 26,0 %

3. Зотин Н. – 3027 голоса – 10,1 %

4. Тарасов Л. – 1614 голосов – 5,4 %

Против всех – 1940 голосов – 6,5 %

Выборы депутата Госсобрания Республики Марий Эл.

1. Свистунов Н. – 2236 голосов – 32,5 %

2. Кожанов В. – 2143 голоса – 31,2 %

3. Михайлов В. – 640 голосов – 9,3 %

4. Хуторной А. – 437 голосов – 6,4 %

5. Юсупкин В. – 227 голосов – 3,3 %

6. Ильин В. – 192 голоса – 2,8 %

7. Онищук Л. – 102 голоса – 1,5 %

Выборы депутата Волжского городского собрания.

1. Свистунов Н. – 432 голоса – 41,8 %

2. Калугин А. – 253 голоса – 24,5 %

3. Тарасов В. – 151 голос – 14,6 %

4. Рылов Е. – 49 голосов – 4,7 %

Против всех – 88 голосов – 8,5 %

Владислав Максимович Зотин набрал в Волжске восемь процентов голосов.

В тот день, 22 декабря 1996 года, Зотин проиграл не только в Волжске – во всей республике. По результатам всенародного голосования он не стал даже вторым. Вслед за Кислицыным на выборах президента Марий Эл финишировал мало кому известный депутат Государственной думы от ЛДПР Леонид Игоревич Маркелов.

Президент № 2

Кислицын Вячеслав Александрович

Родился 4 сентября 1948 года в Мари-Турекском районе.

Политический и государственный деятель.

Его мать, Кислицына Мария Яковлевна, 1918 г. р., родом из д. Зашижемье Сернурского р-на. Участвовала в Великой Отечественной войне, воевала в батальоне связи. Родила Вячеслава в с. Косолапово, которое в то время было районным центром. Воспитывала сына одна, без помощи мужа и родственников. В 1953 уехала с сыном в Томскую область, Омутнинский лесоучасток, второй раз вышла замуж.

Окончил Северо-Алтайскую восьмилетнюю школу, 1963, Томское ГПТУ № 5, 1965, автослесарь; Томский техникум железнодорожного транспорта, 1969, техник-электрик. В 1969–1971 служил в Советской Армии. В 1971 вместе с семьей переехал в Марийскую республику, с. Кузнецово. В том же году женился, родилась дочь Елена. С июля 1971 председатель Медведевского райспорткомитета. С 1972 инструктор райисполкома, с апреля 1972 – председатель Семеновского, с сентября 1973 – председатель Знаменского сельских советов.

В 1975-78 руководил райобъединением «Общественное питание». В ноябре 1978 направлен председателем в колхоз «Победитель». В 1981 произошло его укрупнение путем присоединения двух колхозов. Руководил им более 10 лет. С августа 1989 председатель Медведевского райисполкома. В том же году избирается председателем райсовета народных депутатов. С января 1992 глава администрации Медведевского района. Указом Президента Марий Эл от 06.03.1996 снят с должности главы администрации, 11.11.1996 решением Йошкар-Олинского городского суда восстановлен. С марта 1996 работал председателем Медведевского райпо.

На выборах Президента Марий Эл 22 декабря 1996 набрал большее число голосов (47 %) среди 6 кандидатов и вышел во второй тур вместе с Л. И. Маркеловым. 4 января 1997 Кислицын избран Президентом Республики Марий Эл. Работал в должности Президента и Главы Правительства до января 2001. В настоящее время работает в Совете Федерации Федерального Собрания.

Депутат Медведевского районного совета депутатов, 1973-96. Народный депутат СССР, 1989–1991. Депутат Совета Федерации Федерального Собрания Российской Федерации от Марийского двухмандатного округа № 12, декабрь 1993 – февраль 1996. Член Совета Федерации Федерального Собрания РФ, февраль 1997 – февраль 2001.

Имеет три диплома о высшем образовании. В 1978 окончил МГПИ им. Крупской, учитель истории и обществоведения; в 1991 – Российский социально-политический институт ЦК КП РСФСР, политолог, преподаватель социально-политических дисциплин; в 1994 Российский государственный социальный институт, юрист.

Кандидат экономических наук, 1999. Защита состоялась в Санкт-Петербургском государственном университете, июль 1999. Автор трех монографий: «Концепция социально-экономического развития Республики Марий Эл» (в соавторстве с Л. П. Кураковым), 1997; «Социально-экономические проблемы развития Республики Марий Эл», 1999; „Экономика Республики Марий Эл: состояние и перспективы“, 1999.

Награды. Медаль «За преобразование Нечерноземья РСФСР», 1989. Почетная грамота Республики Марий Эл, 1993. Медаль им. А. Ф. Кони, 1998. Орден Святого Благоверного Князя Даниила Московского 1 степени, 1998.

Именное оружие, 2000.

Жена Кислицына Наталья Владимировна, 1964 г. р.

Дочь Халтурина Елена Вячеславовна, 1971 г. р.

Внучка Маша, 1993; внук Вячеслав, 1999.

Увлечения: книги, спорт.

Кредо: «Не прятаться за спины друзей».

(«Кто есть кто в Марий Эл», 2002, с. 258)

Август 1989-го. Из председателей колхоза Слава Кислицын шагнул на должность председателя райисполкома. Смею предположить, что именно тогда в его голове впервые обозначились карьерные мечтания: до высокой должности в обкоме партии оставалось всего несколько шагов. Развал Союза и запрет КПСС облегчили дорогу к мечте. Слава понял, что на законных основаниях, путем прямого народного голосования может стать президентом Марий Эл. Дело за малым: надо сделать все, чтобы тебя полюбил избиратель! А что может полюбить избиратель в нашей нищей республики? Правильно, популизм!

От первого политического шага до последнего Кислицын помнил: народу надо говорить то, что он хочет слышать. Не скупиться на обещания, говорить на простом языке, не умничать и не корчить из себя интеллигента.

Ничего нового Кислицын не придумал и в отношениях с подчиненными. Держать около себя слабых духом людей, которые не будут перечить. А особо приближенных – морально сломать. Лучшее оружие – страх.

Важной фигурой в его команде был начальник райотдела МВД Ремизов. Во время пьяных оргий Кислицын дважды ломал ему переносицу и фактически превратил начальника милиции третьего по величине муниципального образования в личного охранника и холуя. Майор Ремизов сопровождал своего шефа всюду, куда бы тот ни ехал. По республике и за ее пределами они передвигались по отработанной схеме: впереди Ремезов в милицейских «Жигулях» с мигалкой, а сзади Кислицын – шеф.

Шеф любил попить за столом водочки и покуражиться над подчиненными. Боксерская юность будоражила одурманенный алкоголем мозг. Одно лишнее слово или косой взгляд в сторону Кислицына могли обернуться нокдауном, а то и нокаутом. Для потехи Слава выбирал тех, кто никогда не посмеет дать сдачи. С равными противниками предпочитал не связываться. Слава патологически боялся, что ему будет дан отпор, и он принародно проиграет схватку.

К своей мечте он шел напролом. Если хотел чего-то добиться, в средствах не стеснялся. Как анекдот рассказывали подлинную историю, случившуюся между ним и главным архитектором Йошкар-Олы.

Кислицыну понадобилась земля для индивидуального строительства в черте города. Хороший участок в столице всегда стоил дорого. Недолго думая, Слава приглашает к себе в Медведево главного архитектора Йошкар-Олы. Как хлебосольный хозяин садит за стол, поит, кормит. И ничего не просит. За столом идет пустой разговор о вечной мужской дружбе. Главный архитектор расслабляется. Он, как в подобных ситуациях и принято, уже уважает Кислицына. «Надо же, – думает гость. – Угощает и ничего не просит. Мужчина!».

Застолье завершается в полночь. Пьяного архитектора садят за руль его машины. Слава прощается и говорит обычные в таких случаях слова: «Езжай спокойно, дорогой. В районе тебя гаишники не тронут, а если остановят, скажи, что пил с Кислициным».

На первом же перекрестке патруль ГАИ. «Дыхните. Да вы пьяны, а еще член партии». Главный архитектор в крик: «Я пил с Кислициным!». Гаишники скручивают пьяного и везут в кутузку.

Сидит бедняга, умирает. Голова трещит, бока болят, перспектива дерьмо. Если милицейский протокол попадет на стол первого секретаря – с работы долой. Главный архитектор умоляет милиционера позвонить Кислицыну.

Бедный архитектор. Он так и не понял, как красиво Слава его развел. Сотрудники ГА И загодя получили приказ остановить известную машину с пьяным водителем, устроить представление с арестом и нагнать на нарушителя жути.

В соответствии с планом милиционер поддается на уговоры арестованного и звонит в приемную Кислицына. Слава приезжает в отделение и устраивает форменный разнос. Орет на милиционеров дурным голосом: «Как вы посмели арестовать моего лучшего друга! Отпустить немедленно. Какой протокол? Порвать на мелкие кусочки!». Счастливый архитектор выходит из камеры под крики Кислицына. Прямо при нем рвут все протоколы. С глазами, полными слез счастья, спасенный узник падает на грудь своего благодетеля. Хэппи энд.

И Слава, разумеется, получает бесплатно и без всяких проволочек нужный ему участок в черте города.

Для достижения поставленной цели Кислицыну годились любые способы. Зотин его просто боялся. Для него этот человек был очень опасным конкурентом.

Когда пришла пора президентских выборов, я не был знаком с Кислициным. Но познакомиться очень хотелось. Я попросил посодействовать Анатолия Анатольевича Смирнова, спикера парламента. Он в свое время работал в комсомоле Медведевского района и Кислицына знал очень хорошо.

Однажды перед сессией Госсобрания мы с АН-2 шли по коридору. Вдруг он остановился.

– Ты хотел познакомиться с Кислициным?

– Да.

– Смотри, это он. Сейчас подойдет, и я вас познакомлю.

Навстречу нам двигался небольшой широкий мужчина в дорогом костюме, в белоснежной рубашке с галстуком. На ногах блестели шикарные туфли на высоком каблуке («Хочет казаться выше», – сразу мелькнуло в голове). Волевое скуластое лицо. Сжатые тонкие губы. Упрямые глаза, широкий нос, короткая стрижка. При размашистой и быстрой ходьбе он словно специально выпячивал вперед большой живот. Со стороны Кислицын в движении чем-то напоминал ледокол.

– Вячеслав Александрович, позволь тебя познакомить, – Смирнов показал на меня, – Николай Свистунов, депутат из Волжска.

Кислицын резко протянул мне руку, крепко сжал, и, пробурчав что-то типа «очень рад, слышал», замер. Разговор не завязался. Пытаясь разрядить неловкость, Анатолий Анатольевич сказал пару каких-то фраз, и мы разошлись. Куцее знакомство с известным политиком российского масштаба я воспринял естественно. Кто он и кто я? Член Совета Федерации РФ имеет право быть закрытым.

Так мы и познакомились.

Накануне президентских выборов АН-2 предложил мне поработать в команде кандидата Ивана Германовича Хлебникова, который служил министром сельского хозяйства в правительстве Зотина. Я был удивлен: разве можно всерьез бороться против своего шефа? Или это просто тактический прием Зотина, который хочет подстраховаться от внезапного снятия всех кандидатов (по закону при отсутствии альтернативы выборы не проводились)?

Всю механику действия этой нормы Зотин уже опробовал. В депутаты Госсобрания Кислицын баллотировался в своем Медведевском районе, где имел практически стопроцентный шанс на победу. Кроме него, в избирательном округе были зарегистрированы еще два кандидата. Зотин вызвал их к себе и убедил сняться с выборов. Кислицын остался один: выборы по данному избирательному округу были отменены.

Потому я и поинтересовался у Анатолия Анатольевича:

– Кандидат в президенты Хлебников – это не подстраховка Зотина на всякий случай?

– Нет, – ответил Смирнов. – Иван идет серьезно. Сегодня вечером собираемся у меня. Приходи.

Вечером я был в кабинете спикера Госсобрания. Меня ждали. В дальней комнате для отдыха уже был накрыт стол. Мы сели за стол втроем и немного выпили. Стали рассуждать о будущих выборах, конкурентах, шансах на победу. Хлебников сказал, что Смирнов будет руководителем его предвыборного штаба. Мне там тоже была предложена должность. Выборы глав местного самообразования еще не были объявлены, я был свободен и согласился поработать. Налили по рюмке, только хотели выпить, как вдруг открылась дверь, и в проеме появилась квадратная фигура Кислицына. За широкими плечами виднелась пьяная физиономия его помощника Олега Дмитриева.

– Пьете, сволочи! – радостно крикнул Кислицын. АН-2 вскочил.

– О, Слава, заходи.

Приглашать два раза его не пришлось. Слава решительно вошел в комнату и, подставив стул к столу, сел.

– По какому поводу застолье?

Ответил Хлебников. С Кислициным они были хорошо знакомы: один министр сельского хозяйства, другой глава сельского района.

– Видишь ли, Вячеслав Александрович, я сегодня сдал документы в ЦИК как кандидат в президенты Марий Эл.

Кислицын устало откинулся на стуле.

– Да знаю, я сам сейчас оттуда, из ЦИКа. Сдал экзамен на знание марийского языка. Дураки, нашли, чем меня остановить.

Пьяный Олег Дмитриев с краешка присел к столу и, не открывая глаз от пола, включился в разговор:

– Хрен им, а не экзамен по языку. С Москвой все согласовано. В России один язык – русский. Мы все решим. Москва с нами.

– Заткнись! – рыкнул на него Кислицын, и он тут же замолчал.

Начали обсуждать абсурдность нового закона о языке. Кислицын налил в рюмки водки.

– Давайте выпьем за нас. Я так понял, что кроме Николая здесь все кандидаты в президенты?

– Нет, – сказал АН-2, – я не буду баллотироваться.

– Ну и молодец! Значит, выпьем за двух кандидатов в президенты республики! За тебя, Иван, и за меня!

Выпили. Беседа оживилась. За столом, кроме меня, все были хорошо знакомы друг с другом. Я почти не принимал участия в разговоре, но внимательно слушал.

Хлебников рассказал о том, что я дал согласие работать в его предвыборном штабе. Кислицын как-то сбоку на меня глянул, но ничего не сказал.

Налили еще. Олег Дмитриев начал засыпать за столом. Он встал и качаясь прошел к дивану. Упал и через пять минут захрапел.

Кислицын был возбужден. Его политическая борьба с Зотиным обострилась до предела. Смирнов налил и на правах хозяина стола предоставил слово Кислицыну.

– Ребята, – как-то просто, по-домашнему сказал тот. – Вот сидим мы здесь, люди, от которых зависит будущее республики. Мы давно знакомы, и я предлагаю сейчас, перед началом большой и трудной работы, поклясться друг другу в двух вещах. Первое: кто бы из нас ни выиграл, после выборов не бросать конкурента, взять его к себе в команду, в правительство. Нам нечего делить: у нас одна республика, один общий дом. Второе: во время выборной компании не делать друг против друга провокаций, не лить грязь, уважительно относиться друг к другу. За это я предлагаю выпить, но сначала давайте возьмем друг друга за руки, а Николай как свидетель зафиксирует нашу клятву.

Все встали. Кислицын вытянул руку над накрытым столом, Хлебников положил на нее сверху свою ладонь, а на руку Ивана легла рука АН-2. Рукопожатие претендентов на должность президента я скрепил двумя руками. Подняли рюмки и дружно закрепили клятву. Начали обниматься, расцеловались: каждый из нас уже прилично принял на грудь. Начали собираться по домам. Кислицын разбудил своего помощника, и мы дружно вышли из здания правительства на улицу. Вокруг стоянки горели фонари, время было около десяти вечера. Хлебников сел в машину к Смирнову, а я и Кислицын пошли к своим автомобилям.

Ветер приятно освежал лицо. Я расслабился. Вдруг Кислицын взял меня под локоть.

– Николай, неужели ты думаешь, что Иван выиграет? Брось ты их к черту. Пойдем ко мне в штаб. Я буду президентом.

Я аккуратно убрал свой локоть из его руки.

– Не могу, Вячеслав Александрович. Если бы раньше, то пошел бы, а так не могу. Пообещал Ивану Германовичу.

– Ну, смотри, как хочешь. Выйду во второй тур, давай ко мне.

– Хорошо, во втором туре, если что, помогу вам.

На том и расстались.

Забегая вперед, замечу, что, став президентом, Кислицын сделал все, чтобы выдавить Хлебникова из республики. Тот, бедняга, много лет не мог найти в республике работу. Пришлось уезжать в Чебоксары, где его взял к себе на работу президент Чувашии Федоров. Смирнов сходил к Кислицыну на прием, напомнил клятву – вновь избранный президент послал его на три буквы. АН-2 не обиделся и правильно сделал. Кислицын не стал мешать Смирнову работать преподавателем в Марийском университете.

22 декабря 1996 года на всенародных выборах президента Марий Эл никто из кандидатов не набрал абсолютного большинства голосов. Кислицын и Маркелов вышли во второй тур, и 4 января 1997 года с большим отрывом выиграл Кислицын.

Как и обещал, я приехал в штаб к Кислицыну перед вторым туром президентских выборов. Мне, новоизбранному мэру Волжска, необходимо было определиться, на кого из кандидатов делать ставку, за кого бороться – за Кислицына или за Маркелова. Хотя, если по совести, выбирать мне было не нужно. Большинство жителей Волжска президентом республики видели только Кислицына. В среде горожан он пользовался огромной популярностью.

Прав ли был Зотин с травлей Кислицына? Думаю, что нет. По сути, Зотин сам сделал Кислицына президентом. Наш российский народ всегда очень тепло и сочувственно относится к тем, кто обижен властью.

К тому же Зотин совершил ряд грубейших ошибок. Главная из них заключалась в том, что ни одно уголовное дело, возбужденное против Кислицына, не было доведено до логического конца. Да и сами дела были возбуждены без должного юридического обоснования. А одно из дел вообще вызвало в республике всеобщее недоумение.

Кислицын попал под уголовное преследование по факту незаконного распределения квартир. Следствием вменялось в вину то, что он построил для жителей района дом, себе квартиру не взял, а жилье предоставил строителям и работникам автодорожного предприятия. В общем, уголовные дела развалились до суда, а обвиняемый Кислицын стан национальным героем.

Следует отметить один удивительный факт: несмотря на разницу в возрасте, образовании, опыте работы, все три президента главным средством борьбы против политических оппонентов считали уголовное преследование. Начало традиции положил как раз Зотин. Он был слабым человеком и слабым президентом. Его желание посадить Кислицына ничем не кончилось. Единственное, что он смог сделать, – снял Кислицына с должности главы Медведевской администрации. Дело было в марте 1996-го. До выборов главы, которые ожидались в конце того же года, на освободившееся место был назначен Даиль Габдуллович Шагиахметов.

Шагиахметов Даиль Габдуллович

Родился 17 сентября 1947 года в Параньгинском районе.

Хозяйственный и общественный деятель

Из многодетной семьи сельских тружеников. Окончил Параньгинскую среднюю школу, 1966, механический факультет МПИ им. Горького, 1971, Нижегородский социально-политический институт, 1991. Трудовую деятельность начал в 1972 после службы в армии и до 1983 работал в Параньгинской райсельхозтехнике: заместитель управляющего, управляющий. В 1983–1985 начальник управления сельского хозяйства Волжского райисполкома, в 1985–1988 председатель Сернурского райисполкома. С 1988 до 1991 первый заместитель председателя ПО «Марийскагропромснаб», в 1991–1996 первый заместитель министра сельского хозяйства и продовольствия Марий Эл. В 1996 года избран главой администрации Медведевского района.

Кандидат экономических наук, 1995.

Депутат Верховного Совета МАССР, 1990–1993. Депутат Государственного Собрания Марий Эл, 1993–1995, 1996–2000, с 2000.

Заслуженный работник сельского хозяйства Марий Эл, 1992. Награжден орденом «Знак Почета», 1979, медалью «За преобразование Нечерноземья РСФСР», 1984.

Жена, две дочери.

Увлечения: чтение, шахматы.

Кредо: «Подъемной силой для человека является правильно выбранная цель», «Счастье человека находится между свободой и дисциплиной».

(«Кто есть кто в Марий Эл», 2002, с. 578)

Зотин не сразу нашел замену Кислицыну. В республике не было желающих положить голову в пасть льву. Так, первоначально назначенный Анатолий Пушкарев, глава ЗАО «Марийское» и депутат Госсобрания, от должности сразу же отказался. Лишь потом Зотин обратил внимание на Шагиахметова. Этот выбор оказался правильным. Тому хватило татарской гибкости, чтобы, оказавшись меж двух огней, обойти все острые углы во взаимоотношениях с политическими антагонистами.

В 1996 году, когда напряжение в отношениях Зотина и Кислицына достигло высшей точки, Шагиахметов работал первым замом министра сельского хозяйства Марий Эл. Одновременно в Госсобрании возглавлял депутатскую группу «Село» и председательствовал в комиссии по экономическому развитию и бизнесу. В общем, изнутри знал ситуацию как во власти, так и в Медведевском районе, одном из аграрных центров республики.

Настроения в Медведевском районе после увольнения Кислицына были непростыми. Опальный политик устроился директором Медведевского райпотребсоюза и чувствовал себя прекрасно. Тылы были обеспечены: в районе его хорошо знали, а потому уважали и боялись. Ради сохранения кресла главы и своего карьерного будущего Шагиахметов пошел на контакт с Кислициным. Хочешь не хочешь, а с прежним главой надо было договориться. Шагиахметов предложил Кислицыну единственно возможный вариант сосуществования двух медведей в одной берлоге: я не трогаю тебя – ты не трогаешь меня. На том и порешили.

Но на выборах президента Шагиахметов не мог толком помочь Зотину, даже если бы хотел. Он, как и все главы администраций, в те же сроки сам баллотировался в своем районе. Ему было не до Зотина.

Как только ЦИК Марий Эл объявил дату второго тура президентских выборов, я поехал к Кислицыну. Он назначил мне встречу в конторе райпотребсоюза. Когда я подъехал, то был поражен. Вокруг, сколько видел глаз, стояли легковые автомобили. Кажется, присягать Кислицыну в верности приехала вся республика. Половина правительства Зотина, пугливо озираясь по сторонам, пробиралась на прием к претенденту на президентское кресло. Мне стало ясно: проиграть Кислицын не может.

Народу в приемной было много. В дверях меня встретил начальник предвыборного штаба Вячеслав Николаевич Смирнов по кличке Седой. Его я хорошо знал. Он был правой рукой Кислицына. Говорят, в годы советской власти председатель колхоза «Победитель» зарабатывал деньги не всегда законными способами, и Смирнов однажды взял на себя вину Кислицына, когда того прищучили работники ОБХСС. Отсидев семь лет в колонии общего режима, Смирнов пришел к Кислицыну, и тот взял его под свое крыло. Человек был нужный. То, что официально не мог делать глава администрации района и член Совета Федерации, неофициально делал его доверенный. Хитрый и изворотливый, Смирнов всегда был рядом с Кислициным.

Вторым в штабе по влиянию на Кислицына был Юра Петров. Отставной военный, прямолинейный как лом. Маленького роста, под стать шефу, он, казалось, не боялся никого и ничего. Говорил резко, улыбался редко. Говорить правду в глаза было его жизненным кредо. Это ему очень нравилось. Прямо и правду.

В штабе Кислицына только эти двое имели право голоса и не боялись шефа: остальные перед ним трепетали.

Меня проводили в отдельную комнату. Накрытый стол и ни одного человека. Минут через пятнадцать в комнату вошел Слава Седой. Я понял, что времени у меня мало. Мы быстро договорились о порядке взаимодействия на выборах, и я хотел идти. Седой остановил меня.

– Не торопись, Николай Юрьевич. Скоро шеф придет.

Выпили по рюмке водки. Минут через двадцать в комнату ворвался возбужденный Кислицын. Рядом Юра Петров, сзади, как обычно, денщик Олег Дмитриев. Кислицын резко пожал мне руку и сел за стол.

– Ну что, Коля, (все три президента почему-то любили называть меня именно так) говорил я тебе, брось Хлебникова. Нашел с кем связаться. Слышь, Слава, – он обратился к Седому. – Работать с этой тряпкой! Иван – тряпка! Он слово Зотину против не скажет. Тоже мне, нашелся президент.

Узкие губы выдавили подобие улыбки. Я попробовал вставить слово:

– Я же обещал, что во втором туре…

Он не дал мне закончить.

– Да, да, я помню. Ты молодец, – он вскочил. – Я уверен, как никогда. Порвем всех. Вчера звонил этому Петуху.

Я не понял, о ком речь, и посмотрел на Седого. Тот засмеялся.

– Это мы так называем Маркелова. Пошел слух, что он голубой. Вот шеф и выдал ему вчера по телефону. Тот говорит, давай, мол, по-мирному, а шеф ему: пошел ты на х…, петух! Ты – голубой! Ну и все в этом духе. Ленька бросил трубу. Наверно, обиделся.

Кислицын ходил по маленькому кабинету взад-вперед. Рассказ Седого явно пришелся ему по душе.

– Ну, давай, – он пожал мне руку, – Волжск за меня. Слава тебе все скажет.

– По одной за победу, – Слава Седой налил рюмки. Все встали.

– Ребята, вперед, – резко выкрикнул Кислицын, и мы залпом махнули.

Аудиенция закончилась. Приемная была полна. «Ребята, вперед!» надо было сказать многим. Я вышел на улицу. За время беседы количество машин возле здания райпотребсоюза еще увеличилось.

Буквально на следующий день мне позвонил второй претендент на пост президента, Леонид Игоревич Маркелов. Я постарался спокойно все ему объяснить. Он был действующим депутатом Государственной думы, и с этим надо было считаться. Думаю, он меня понял. Ситуация была против него. Но уже то, что он вышел во второй круг (изначально кандидатов было шесть), выглядело его несомненным успехом. Заделом на будущее.

День выборов прошел буднично. Для меня и моих помощников, результат был понятен заранее. Объезжая избирательные участки Волжска, я только и слышал фамилию Кислицына. Позвонил в его штаб успокоил: все идет по плану.

К десяти вечера городской избирком подвел предварительные итоги. За Кислицына было подано 67 процентов голосов: полная и безоговорочная победа.

Буквально через пару дней после второго тура президентских выборов в моем кабинете прозвенел звонок. Приятный женский голос пригласил меня на совещание к новому президенту Марий Эл.

От Волжска до Йошкар-Олы сто один километр. Через полтора часа я был на месте. Официально результаты выборов еще не были объявлены, но Кислицын уже сидел в Сером доме.

Старый президент ушел из своего кабинета поздним вечером в день первого тура голосования, когда стали ясны итоги. Говорят, Зотин молча собрал в своем кабинете личные вещи и испарился.

До второго тура республикой фактически управлял Валентин Александрович Матвеев. После смерти Галавтеева он занял место первого зама и контролировал в правительстве весь экономический блок. (Юридически обязанности главы республики во время президентской кампании исполнял Анатолий Алексеевич Смирнов, другой первый зам Зотина, отвечавший за политику.)

Матвеев был сильным человеком, который не боялся непопулярных шагов. Когда Зотин с Кислицыным вошли в клинч, он один из немногих членов правительства советовал своему шефу принять в отношении непокорного Медведевского главы жесткое решение. По его приказу для штурма здания администрации, где забаррикадировался Кислицын, министр МВД выделил взвод бойцов ОМОНа. Если бы Зотин не струсил, позволил бы Матвееву довести начатое дело до конца и поймать сбежавшего через окно чиновника, не видать бы Кислицыну президентского кресла, как своих ушей. Кислицын, конечно, знал, что силовой акцией руководил лично Матвеев. Такое не прощается.

Своим звериным нутром Кислицын почуял, что оставлять республику на Матвеева нельзя. И принял решение немедленно, до официального признания его победы, переехать в Серый дом и начать работу по формированию нового правительства. В политике нет ничего губительнее, чем безвластие.

Свой временный штаб Кислицын устроил на пятом, президентском, этаже, но не в кабинете Зотина, а в другом помещении (президентский кабинет решили сначала отремонтировать).

Когда я поднялся на пятый этаж, то не узнал знакомого коридора. Нет, стены были на месте, никто их не сломал, но чего-то явно не хватало. Я осмотрелся и понял чего. С пола исчезла красная ковровая дорожка, со стен – красочные картины, написанные знаменитыми художниками республики. Через одну тускло горели лампы. Президентские апартаменты стали скучными, бедными и заброшенными. Без хозяина и дом сирота!

В тесной приемной на два кабинета сидел бледный и взволнованный Виктор Петрович Рассанов, министр здравоохранения, член правительства Зотина. Он посмотрел на меня печальным взглядом приговоренного к расстрелу и тихо поздоровался. Из временного президентского кабинета вышел Слава Седой. Он бросил на министра здравоохранения брезгливый взгляд и поздоровался со мной за руку.

– Здорово.

– Здорово. Садись, посиди, – сказал он и показал мне место рядом с Рассановым. – Президент сейчас примет Виктора Петровича и следом тебя.

Я не возражал, сел на стул и с жалостью посмотрел на, наверное, уже бывшего министра здравоохранения. Чтобы как-то отвлечь его от тяжких дум, задал дежурный вопрос:

– Как дела?

Виктор Петрович встрепенулся. Расправил поникшие плечи и, чуть картавя, произнес:

– Приехал показать президенту новую концепцию страховой медицины.

– Помню, помню, – усмехнулся я. – Много же вы нам, депутатам, крови попили с этим вашим законом.

– Теперь все по-другому, – перебил он меня. – Теперь мы разработали новую концепцию, которая должна понравиться президенту.

– А старая что, побоку? – еще раз ехидно спросил я.

Рассанов, разложив на коленях бумаги, принялся горячо объяснять мне, чем был плох прежний проект закона и чем хорош нынешний.

В ответ на его жаркую речь я только махнул рукой:

– Прекратите цирк устраивать, Виктор Петрович. Полгода назад на сессии Госсобрания вы точно так же убеждали нас в своей правоте.

– Каюсь, – с готовностью согласился он. – Каюсь! Но разве умный человек не может ошибаться?

Наш диалог прервал Седой.

– Все, хорош базарить, – сказал он решительно. – У шефа будешь блистать эрудицией, ученый. Пошел в кабинет.

Сложив документы в папку, Виктор Петрович довольно резво для своей комплекции подскочил со стула и почти бегом рванул к двери. Я рассмеялся. Однако Седой не был настроен шутить: он даже подтолкнул Рассанова в открывшуюся дверь.

Прошло некоторое время, и приемная начала заполняться людьми. Первым вбежал Роман Иванович Репин, директор ОАО «Железобетон». Вслед за ним пришли два депутата Госсобрания. Их лица не были такими озабоченными, как лицо министра здравоохранения. Мне помнилось, что депутаты были ярыми врагами Кислицына, но по их виду этого было не сказать: они были довольны и веселы. Наверное, уже успели договориться с новым президентом. Вот он, фактор расстояния. Пока ты где-то там, за сто километров, крутишься, занимаешься делами, в коридорах власти лютые враги успевают превратиться в близких друзей. Я всегда поражался темпам предательства чиновников. По-моему, им вообще все равно, кому служить, хоть дьяволу. Дали бы из ада хапнуть деньжат, и ладно. На все остальное наплевать. Живут и работают, как официанты: никаких убеждений, кроме чаевых.

Из кабинета президента Рассанов вышел другим человеком. Куда только девались его пессимизм, суета и растерянность. Плечи распрямились, взгляд стал суровым, а поступь уверенной.

– Вячеслав Александрович поддержал мою новую концепцию, – важно сообщил он присутствующим. – Я назначен министром здравоохранения.

– Да, дела, – тихо сказал я.

Но углубляться в тему было некогда. Седой кивнул: заходи.

Я зашел в кабинет нового президента. Огромный письменный стол был весь завален бумагами. Кислицын сидел за столом в белой рубашке, без галстука. Жестом пригласил меня сесть. О чем пойдет разговор, я не знал: повестку дня секретарша не озвучила.

Кислицын начал издалека. Спросил о настроении в городе, о том, трудно ли мне на новой должности, есть ли предложения по увеличению городского бюджета. Словом, ни о чем. Я не выдержал.

– Вячеслав Александрович, по какому вопросу вызывали? Цифры бюджета со мной, но не думаю, что сейчас они вас интересуют.

– Да так, знакомимся с главами администраций городов и районов, – не глядя мне в глаза, ответил он. – До тебя, понимаешь, заходил Сергей Панфилов, глава администрации Волжского района. Предлагает вот объединить город и район. Сам хочет занять место главы администрации объединенного района, а тебя предлагает забрать на повышение, к нам в правительство. Как тебе такая постановка?

Панфилов Сергей Александрович

Родился 30 августа 1948 года в Мари-Турекском районе.

Менеджер, муниципальный деятель.

Из рабочей семьи. Окончил Васильевский автотранспортный техникум Татарской АССР, 1973, юридический факультет Казанского университета, 1988. Трудовой путь начал в 16 лет: ученик токаря, токарь Зеленогорского ЛПХ, 1964, токарь шахты в Коми АССР, 1965–1967. С 1967 по 1969 служил в армии (на территории Венгрии). В 1970–1980 работал водителем, начальником автоколонны, заведующим гаражом, заместителем директора автобазы № 2 объединения «Марстройтранс». Затем до 1984 возглавлял Волжское ремстройуправление. В 1984–1991 в Волжском районном агропромышленном управлении: старший, ведущий, главный юрисконсульт. В мае 1991 создал и возглавил фермерское хозяйство «Канде эр». В 1997–2000 глава администрации Волжского района. Один из авторов знаменитого «обращения четырех» в адрес В. Путина о введении в Марий Эл прямого президентского правления, 2000.

Избирался депутатом Волжского городского Совета, 1981–1985, Государственного Собрания Марий Эл, 1996–2000. Член Всероссийского Совета АККОР, 1991–1995.

В советские времена постоянно отмечался знаком трудового отличия: ударник пятилетки, ударник коммунистического труда, победитель соцсоревнования. На всероссийском конкурсе «Лучший фермер-93» занял второе место. Одна из японских телекомпаний сняла о нем фильм, демонстрировавшийся затем во многих странах.

Заслуженный работник сельского хозяйства Марий Эл, 1997. Увлечения: литература (публикует стихи и рассказы под псевдонимом Сергей Венгеров), спорт, грибная «охота».

Жена, сын, дочь, внуки.

Девиз: «Не подличай!», кредо: «Земля круглая», «Все возвращается на круги своя».

(«Кто есть кто в Марий Эл», 2002, с. 406)

Такого вопроса я не ожидал. Это было как обухом по голове. Наверное, я изменился в лице. Во времена СССР город и район были у нас объединены в структуре КПСС, но исполком в каждой административной единице был свой. Потому после развала Союза возникли два муниципальных образования: город Волжск и Волжский район.

Панфилов – человек незаурядный. В свое время именно он разоблачил приписки первого секретаря Волжского райкома Зотина, о чем шла речь выше. А теперь он сенсационно выиграл выборы главы администрации Волжского района. По национальности он русский, жил и работал в Волжске, а потому можно только догадываться, что стоило ему убедить селян, процентов на девяносто мари, отдать свои голоса.

Естественно, объединить под своим началом город и район ему было заманчиво. Волжск – лакомый кусок. Я был потрясен вероломством своего соседа и коллеги. Было известно, что Панфилов дружил с Кислициным. И сейчас, похоже, они замыслили заговор против меня. Я представил, какой разговор мог между ними состояться.

– Мэром Волжска стал молодой, политически неграмотный, неопытный пацан. Мы с тобой разведем его как лоха. Ты, Кислицын, заберешь его в правительство, а я захвачу Волжск. Через полгода выгоним его из правительства, и город наш!

Седой первым почуял, что они перегнули палку. Он попытался смягчить удар.

– Да не переживай ты, это как вариант, как предложение. Сам-то как думаешь?

– Думаю, начинать работу надо не с интриг. Панфилову, как соседу следовало бы сначала поговорить со мной, потом с активом Волжска, с директорами промышленных предприятий, и только после этого с готовым решением идти к вам. Я правильно думаю? – Оба в знак согласия кивнули. – И вообще, если уж проводить в Марий Эл административную реформу, то по-другому: необходимо сократить количество районов до четырех.

Я отложил папку с документами городского бюджета и принялся излагать свою схему укрупнения районов республики. Этого от меня не ждали.

Поведение президента стало меняться. Я сразу понял: Кислицын – человек настроения. Под влиянием моих идей он тут же забыл про предложение Панфилова и даже дал Седому команду проработать вопрос о новом административном делении районов республики. А мне предложил:

– Мы сейчас создаем новую структуру правительства. Предлагаю тебе войти в состав комиссии. Нам толковые парни нужны. Завтра тебе позвонит Слава и назначит время заседания комиссии.

Слава Седой кивнул в знак согласия, но как-то без энтузиазма. Мы пожали друг другу руки, и я вышел из кабинета.

Первое знакомство с новым президентом мне не понравилось. Я понял, что работать с ним будет очень тяжело, и не ошибся.

Наутро Седой не позвонил. Не позвонил он и днем. Что-то подсказывало мне, что при новой власти определяющим фактором во многих вопросах будет расстояние до уха президента. Вечером Слава Седой объяснил, что Кислицын передумал приглашать меня в комиссию по разработке новой структуры правительства. Возле президентского стола столпилось много едоков. Каждый лишний рот – ненужный конкурент за влияние на Кислицына.

Впрочем, я и не претендовал на какое-то влияние. У начинающего мэра работы было невпроворот.

До того я никогда не работал чиновником. Политическую и промышленную элиту знал в лицо, но лично с некоторыми даже не был знаком. За окном метель, в казне города шаром покати, а из заместителей главы администрации не осталось ни одного человека. Кто-то ушел сам, кого-то попросил уйти я.

Первая зима была самой тяжелой. Не знал, с чего начать. Через год, когда на улицы Волжска вновь лег снег, коллеги и помощники рассказали мне, что в течение первого месяца работы мэром города, глаза у меня все время были, как у рыбы, навыкате: от ответственности, от страха, от неуверенности в себе.

Бог миловал, все обошлось.

Когда было непросто, в моей голове день и ночь гвоздем сидело изречение какого-то философа: все, что не убивает, делает нас сильнее.

Казино

Структуру нового правительства разработали без меня. Разговоры про объединение Волжского района и города Волжска быстро стихли. Центральная избирательная комиссия признала выборы президента Марий Эл состоявшимися, и Государственное собрание назначило день восхождения Вячеслава Александровича Кислицына на марийский престол.

Самый статусный вслед за президентом пост – первого заместителя главы правительства – получил Роман Иванович Репин по кличке Репа. При высокой должности определили маленького человека. Дело не в росте, хотя он тоже накладывает отпечаток на характер человека. Но какой-то Репа был несолидный. Несколько лет назад он был осужден за махинации с квартирами, но вывернулся из ситуации и вот теперь получил высокое назначение. Я знал его родословную и не сомневался в том, что первым замом Роман Иванович назначен не случайно. Наверняка этот вопрос решался под ковром на взаимовыгодной основе. Один из депутатов Госсобрания сказал про Репина: калиф на час. Я был согласен. Роман Иванович пять лет пудрил депутатам мозги по получению кредита под немецкую линию по изготовлению красного кирпича, но обещанного завода так и не построил.

Несмотря на высокое звание Репина, самыми влиятельными людьми в окружении Кислицына остались те же люди – Слава Смирнов Седой и Юра Петров. Они не стали обременять себя должностями. Экономикой республики президент поручил заниматься молодому парню Александру Одинцову. Кислицын объявил своему коллективу, что это будущее экономическое светило.

Бывший первый зам главы правительства Валентин Александрович Матвеев в правительстве продержался недолго. В мае 1997 года он ушел в отставку «по состоянию здоровья». Хорошо, что не посадили за колючую проволоку. На первого президента республики Зотина прокуратура завела уголовное дело, но через некоторое время шум затих. В знак благодарности Вячеслав Максимович тихо исчез из республики. Он, как и его бывший министр сельского хозяйства Хлебников, нашел прибежище на правом берегу Волги, в Чебоксарах. Бывшие марийские лидеры были вынуждены бежать со своей родины и работать на чувашей. Президент Чувашии Федоров принял Зотина на работу своим советником. Что советовал Зотин, я представить не могу, но скромную зеленую девятку бывшего президента я не раз и не два видел на чувашских дорогах.

Вслед за Зотиным из Серого дома ушло много народа. Его команда практически исчезла.

Исчез и стиль его работы. Как президент, Зотин был нерешителен и робок. Он боялся принимать серьезные решения, боялся открытого диалога с населением и постоянно сверял свои действия с Кремлем. Старый коммунист следил за общественным мнением и лишнего себе не позволял. А если и позволял, то редко и не на глазах у республики.

Кислицын же с первых дней своего правления превратился в самодовольного барина. Взял в аренду шестисотый «Мерседес» черного цвета. В поездках его постоянно сопровождал наш старый знакомый Ремизов, теперь подполковник, начальник президентской охраны. Кислицын очень любил общаться с населением. Много ездил по республике и постоянно ругал по телевизору членов своего правительства. Характером был крут и подчиненных не жалел. Среди чиновников пошел слух о том, что провинившихся членов правительства президент по ночам воспитывает кулаком. Общественного мнения, сплетен и разговоров за спиной Кислицын не боялся и часто дурил при людях.

Инаугурацию президента провели в национальном театре имени Шкетана. Все как положено. Одна рука на Конституции, другая у сердца. Клятва написана крупными буквами, зачитал – и готово. Поздравления многочисленных гостей. Затем короткий антракт и праздничный концерт. Вечером банкет.

Ни один глава администрации города или района на торжественное застолье приглашен не был. Банкет прошел в узком кругу близких друзей Кислицына. Такой шаг многих чиновников удивил. Принято считать, что главы администраций являются надеждой и опорой президента. К тому же впервые в истории Марий Эл вместе с выборами президента прошли и выборы глав администраций. Новому президенту было бы логично поздравить их с победой и налить по рюмке чая.

Странная ситуация. Про нас вроде забыли. У коллег остался неприятный осадок.

Я не был знаком со всеми главами администраций. После выборов состав первых лиц районов сменился наполовину.

Моим коллегой в соседнем Звениговском районе на долгие годы стал Михаил Леонидович Жеребцов, человек кристальной честности. Он выиграл выборы у старейшего руководителя района Петра Павловича Якушева. Идеи построения социализма в его интерпретации довели район до полного коллапса. Когда я спросил у Жеребцова, как он смог выиграть у человека, который стоял у руля района десять лет, Михаил Леонидович усмехнулся и выдал уникальную фразу: «У Якушева выиграл бы любой, так он всем надоел. Так что, будем считать, я выиграл случайно».

А самыми матерыми из моих коллег были глава Моркинского района Юрий Никитич Алексеев и Даиль Габдуллович Шагиахметов, который сохранил свою должность в Медведевском районе.

Не знаю, кто именно в команде Кислицына обратил внимание, что с главами администраций обошлись не слишком корректно. Возможно, кто-то из старых кадров подсказал окружению вновь избранного президента. Либо кто-то из моих коллег имел прямой доступ к телу. Как бы то ни было, на следующий день я получил по электронной почте приглашение из администрации президента: «Прибыть на совещание глав администраций. Повестка дня на месте».

Главы собрались без опозданий. Совещание было коротким. Кислицын произнес речь. О чем? Да ни о чем. О сплоченности, единой команде и т. д. В конце своего спича президент пригласил всех глав на банкет в кафе «Ванда»:

– Жду всех через полчаса.

По кабинету пронесся странный шорох. Я не обратил на это особого внимания, просто поведение некоторых глав мне показалось необычным. В воздухе витало что-то неуловимое: то ли протест, то ли разочарование, то ли раздражение.

Название кафе я слышал, но не был там ни разу. Чтобы не ошибиться с маршрутом, подошел к Михаилу Михайловичу Жукову. В годы социализма он работал в Волжске первом секретарем горкома партии, где его сменил Зотин. А теперь его избрали председателем Государственного Собрания Республики Марий Эл.

– Михаил Михайлович, не знаю где эта «Ванда». Давай вместе поедем.

Он усмехнулся: «Давай».

Михаилу Михайловичу Жукову еще не было шестидесяти. Из Волжска его перевели в республику – министром сельского хозяйства. Началась перестройка, министерство решили ликвидировать. Мих-Мих, как за глаза звали его чиновники, организовал на базе министерства комбинат. Через некоторое время к власти пришел Зотин, и у Жукова начались с ним сложности и недопонимание. Он не стал воевать с президентом и ушел директором пригородного хозяйства «Овощевод». Там, в Медведевском районе, он и переждал предвыборные катаклизмы. Перенес инфаркт, чуть не умер. Его парализовало на левую сторону. После длительного лечения функции многих органов восстановились, но кисть руки так и не вошла в норму. В своем округе он легко выиграл выборы в депутаты Госсобрания. В период войны между Зотиным и Кислициным его как умудренного управленца и нейтрального депутата избрали председателем республиканского парламента. По должности он стал членом Совета Федерации РФ (туда же по должности входил и президент республики).

Жуков устраивал все политические силы. Кислицына – потому что никогда не претендовал на роль лидера. К тому же он был почти инвалид и вряд ли мог серьезно влиять на события в республике. С другой стороны, Мих-Мих прошел большую школу КПСС, был спокоен, выдержан, мудр, и как политик осторожно лавировал между группами влияния. Он старался никому не мешать, и был полной противоположностью резкого и шумного Кислицына. При этом любому человеку в республике, в том числе президенту, Жуков мог сказать правду в глаза. Ко мне Михаил Михайлович относился очень хорошо, как отец к сыну. В его глазах я был продолжателем его дела в Волжске. Работать с ним было легко и просто. Мы часто общались в неформальной обстановке. Он вспоминал свою в молодость, работу первым секретарем, а я рассказывал ему о сегодняшних проблемах города. Правда, ему было сложнее: в те далекие времена помимо Волжска на нем был еще и Волжский район.

Я с удовольствием сел к нему в машину, и мы поехали.

– Михаил Михайлович, не могу вспомнить, что это за кафе такое. Вроде слышал, вроде нет.

Жуков поморщился, как от зубной боли.

– Говорил я Славе: зачем тебе эта «Ванда», это же чеченское казино.

– Казино? – удивился я.

– Именно, казино, – с заметным недовольством повторил он. – Друг его Аслан пригласил в гости. Да какие уж тут гости. Разве можно везти глав администраций республики в казино к чеченцам? Что они подумают?

Он немного помолчал, словно обдумывал каждое слово.

– С одной стороны, вас везут к чеченцам для страха, а с другой стороны – для покупки. Разве Славу переубедишь?

– «Ничего особенного! Ничего особенного!», – передразнил он Кислицына. – Может, и нет ничего особенного, но я не стал бы так поступать.

– Что ж, интересно. Тем более многие главы районов ни разу не были в подобных заведениях, пусть посмотрят, – как мог, успокоил я Михаила Михайловича.

– Да какое там заведение… Девки голые и больше ничего, – сердито махнул он рукой.

Ехали недолго. Казино оказалось в микрорайоне Ремзавод. Мне было интересно посмотреть, что это такое. Вся республика слышала, что Кислицын благоволит чеченцам. А Аслан Батыров, глава чеченской диаспоры в Марий Эл, считался его большим другом еще с советских времен.

Думаю, их дружба зародилась в ту пору, когда Кислицын работал председателем колхоза «Победитель». В советское время по всей стране в колхозах и совхозах хозяйственным способом строились коровники, склады, дороги. У меня дядька всю жизнь провел на сельских стройках и слыл богатым человеком. Как Аслан попал в марийский край и в каком колхозе отработал первый калым, я не знаю, но ездить в нашу республику он стал регулярно. А через некоторое время остался жить в Йошкар-Оле.

Чеченцы умеют дружить и помогать друзьям в трудную минуту. Аслан много раз выручал Кислицына, и не только деньгами. Став президентом, Кислицын в благодарность отдал чеченцам некоторые сферы бизнеса. Открытого нарушения закона чеченцы избегали. В этом и не было никакой необходимости, потому что в их пользу работал сам факт покровительства президента. Да и Аслан был умным человеком. Он начал помогать местным бизнесменам «решать вопросы» с президентом. Возможно, не бесплатно.

Вокруг взаимоотношений президента с чеченцами появилась предположения, сплетни, домыслы. К тому же в 1994-96 годах шла первая чеченская война, где гибли русские ребята. Чеченская тема была очень больной для общества. Все это мешало Кислицыну. А ведь скоро ему надо было повторно баллотироваться в президенты! Понимал ли он специфику момента? Думаю, да. И тем не менее не считал нужным как-то маскировать свое расположение к чеченской диаспоре.

В Волжске не было ни одного чеченца. Не знаю почему, но их особенно не любил Владимир Иванович Морозов – начальник уголовного розыска. Он просто их ненавидел. Однажды Морозов узнал, что в городскую гостиницу «Волга» заселился чеченец. Вечером того же дня он со своими ребятами был там. Милиционеры зашли в номер, в одну минуту скрутили гостя города, надели наручники, запихали в воронок, вывезли за границу города и бросили на дороге. Чеченец был в шоке и не произнес ни слова. Зато свое слово сказал начальник угро:

– Еще раз появишься в городе, мои ребята подкинут тебе паленый ствол, и ты поедешь на десять лет в тайгу лес пилить.

С тех пор представители чеченского народа стали объезжать Волжск стороной.

В казино нас ждали. Машины с главами подъезжали одна за другой. Вскоре прибыли все гости. Войдя в холл, я осмотрелся. Справа возле сцены стоял длинный, богато накрытый стол. Обозрев поляну, я пришел к выводу, что стол накрыт не только плотно, но и качественно. В зале тут и там мелькали длинноногие официантки в униформе, любопытной хотя бы тем, что юбочки, формально имевшие место, фактически почти отсутствовали. Да, Михаил Михайлович был прав.

Некоторые главы робко застыли у входа. Хозяевам стоило труда завести их в банкетный зал. Я с удовольствием влился в компанию своих коллег. Мы начали знакомиться, делиться впечатлением о прошедших выборах – своих и президента. Время до застолья пролетело быстро.

Нас пригласили за стол. Гостей рассадили словно на официальном заседании. Во главе стола – Кислицын, рядом с ним председатель Госсобрания Жуков, дальше советники президента, Слава Седой и какой-то незнакомый мне человек. Неожиданно к столу президента села дородная женщина с высоченной прической белокурых волос.

– Кто такая? – спросил я сидевшего рядом Жеребцова.

Он назвал фамилию, имя, отчество.

– Это заведующая Медведевской кооперацией. Та самая, которая уступила Кислицыну место, когда его выгнали из глав администрации. Говорят, его любовница.

Я с интересом вгляделся в такую любопытную гостью. Немолода, но ухоженное лицо приятно. Высокая, крепкая, настоящее воплощение русской женщины, той самой, которая и «коня на скаку», и «в горящую избу».

– Говорят, Кислицын только ее и боится. Крутая женщина.

«Похоже», – подумал я.

За дело взялись дружно. Один за другим зазвучали тосты. Правда, особым разнообразием они не отличались. Выпивали или за президента, или за команду. Я сразу вспомнил кабинет АН-2, клятву кандидатов в президенты с рукопожатиями и слюнями. В жизни оказалось все по-другому, проще и подлее. С того памятного вечера клятвы политиков я перестал воспринимать всерьез. И, как показала жизнь, был прав.

Напиваться не хотелось. Попробовал пить понемногу, но не вышло. Бдительные соседи строго контролировали дозу. Не успею я поставить на стол недопитую стопку, как все вокруг начинают кричать, что волжский мэр игнорирует тост, не хочет пить за великого президента и за его не менее великую команду. Пришлось пить. Вскоре стол был уже пьяный. Объявили перерыв. Вышел Аслан, хозяин.

– Уважаемые гости. Можно покурить, поговорить. Можно поиграть. К вашим услугам наше казино. Каждому из вас дадут возможность испытать фортуну в картах или игровых автоматах. Наши девушки вам помогут.

Действительно, тут же появились те же слабоодетые девушки: одни встали за игровые столы, другие начали приглашать подвыпивших гостей к игровым автоматам.

Я тоже встал из-за стола. Показалось, что Аслан мне кивнул. Заняв гостей, он подошел ко мне:

– Поднимись на второй этаж, у меня к тебе есть разговор. Пять минут посиди с ребятами, я поднимусь следом.

Второй этаж встретил меня красно-черным полумраком. Тяжелые занавешенные шторы и палас гасили звуки. Снизу слабо слышался смех: народ постепенно начал расслабляться. В дальнем углу был накрыт небольшой стол. В центре зала за другим столом сидели два человека и играли в карты. Я не любитель азартных игр, поэтому даже не стал к ним подходить.

Долго ждать Аслана не пришлось.

– Что, неинтересно играть?

– Неинтересно. Удача в картах – это иллюзия. А я не люблю иллюзий.

– Вот и хорошо, дорогой. Садись.

Я сел.

– Аслан, давай напрямую, что ты от меня хочешь? Не люблю я недомолвок. В свою очередь тоже тебе честно скажу, что думаю.

– Хорошо, – ответил Аслан. – Ты наверняка знаешь, что мы со Славой Кислициным друзья много лет.

Я кивнул.

– Много лет, – продолжал он, – мы вместе работали, помогали друг другу. Сильно мы помогли Славе и на выборах. Думаю, тебе это не надо объяснять. Сейчас в знак благодарности мы получили определенные дивиденды. В республике есть сферы влияния, которые контролировать будем мы. Я имею в виду не политику, я имею в виду бизнес. Политика меня не интересует. Вы уж там сами разберетесь, что и как. Меня интересует только бизнес.

– Слушай, Аслан, – остановил его я. – От меня-то тебе что надо? Я ведь не претендую в Йошкар-Оле ни на какой бизнес. У меня ничего здесь нет.

– Я в курсе. У меня две просьбы. Ты в Волжске всех знаешь: и блатных, и деловых. Собери их, скажи: Аслан, хотя и друг президента, но в Волжск не полезет.

– Правильно. У нас и татар хватает. Казань давит – не передохнуть.

– Согласен, поэтому в Волжске нет ни одного моего человека. Только ваши ребята все сильнее лезут сюда, в Йошкар-Олу. Мне бы хотелось, чтобы ты передал и Коле, и Сергею, что я хочу с ними встретиться. От этой встречи многое зависит. Пусть подъедут, телефон я дам, – он вытащил визитку.

– Думаю, ты правильно мыслишь. Проще договориться, чем воевать.

– Вот и ладно, – он хлопнул в ладони. – Давай выпьем.

– Давай.

Немного выпили. Еще поговорили. Аслан вспомнил былые времена, первые годы дружбы с Кислициным. Посетовал, что он очень сложный человек и что с ним трудно.

Снизу позвали за стол.

Гостей стало заметно меньше. Осталась только половина. Я подошел к Михаилу Михайловичу.

– Садись, Николай, посиди со мной. Слава просил остаться поговорить.

– А что это народу поредело? – спросил я, присаживаясь рядом.

– Люди с районов. Домой поехали. Думаю, правильно: им хватит.

Подошел Кислицын, сел рядом.

– Слава, – Жуков налил всем водки. – Николай хороший парень. Думаю, мы с ним сработаемся. Ему помочь надо, он ведь впервые такой махиной управляет. Волжск – город сложный. Я работал там первым секретарем восемь лет, знаю, что это за город. Поэтому хочу поднять тост за взаимопонимание. В жизни очень не хватает взаимопонимания. Особенно в нашей работе, в политике. За каждым нашим решением стоят судьбы людей. Простых людей, Слава. Это они нас с тобой поставили так высоко.

Кислицын слушал молча. По-моему, он не был пьян. Несмотря на длительное застолье, выглядел свежим. Подняли стопки. Кислицын резко выпил и поставил рюмку на место. Она была отпита наполовину.

– Здорово, – удивился я. – Так-то можно пить.

Заметив мой взгляд, Кислицын сказал:

– Полностью я пью только первую и последнюю рюмку. Все остальные – по желанию и самочувствию. На тебя сегодня набросились за столом за недопитую рюмку. В следующий раз ответишь, как я говорю. Первую я выпиваю, уважая гостей и стол, последнюю – в знак уважения гостеприимных хозяев и с пожеланием удачи всем, кто рядом. Понял?

– Понял, чего ж не понять. Теперь так и буду делать.

К столу подсел медведевский глава Шагиахметов. Я понял, что мое время подошло к концу. Гости разошлись, и в зале остались те, кто хотел пообщаться с вновь избранным президентом в неформальной обстановке. По всему было видно, что Шагиахметову надо обязательно выпить и поговорить с Кислициным наедине. Им было что сказать друг другу.

Отгремели, отшумели праздники. Начались рабочие будни. Зима. Время тяжелое. Город засыпало снегом. Снегоуборочная техника стоит в гараже коммунальной службы в разобранном состоянии. Денег нет. Людям не платят зарплату, люди не платят квартплату. Горожане задолжали ЖКУ несколько миллионов рублей. Работникам жилищно-коммунального хозяйства зарплату не выдавали три месяца. Я боялся только одного: что они объявят забастовку. Если бы это случилось в первую мою зиму работы мэром, это было бы катастрофой.

Я практически перестал ездить на совещания в правительство. Если была хоть малейшая возможность не ехать, посылал вместо себя первого зама. Заседания были непонятны и бестолковы. Театр одного актера.

На каждом совещании обязательно присутствовали бригады местного телевидения. По какому бы поводу ни собирались, слово сразу брал президент. Первые полчаса орал, как сумасшедший. У Кислицына сложилось стойкое убеждение, что для улучшения работы правительства надо принародно материть подчиненных. По поговорке: бей своих, чтобы чужие боялись.

В битье своих он изрядно преуспел. Каждое представление начиналось с оскорблений членов правительства. Президент озвучивал фамилию очередной жертвы и выливал на беднягу ушат грязи. Виновен человек или нет, дело третье. Важен был процесс. Под замес мог попасть любой федеральный чиновник: прокурор республики, министр МВД. Не говоря уж о главах городов и районов, руководителях промышленных предприятий.

Чиновники терпеливо сносили оскорбления. Ни один даже не пробовал защитить свою честь и достоинство. При мне только прокурор республики Николай Михайлович Пиксаев однажды попытался возразить президенту, да и то как-то нерешительно и робко.

Что творилось в голове у Кислицына, когда он произносил свои пламенные речи, я не знаю, только направление мысли за время выступления могло у него поменяться несколько раз. По ходу разноса он мог вспомнить, как когда-то некий чиновник (находящийся при должности в его правительстве) незаконно его преследовал. Потом принимался клеймить своего предшественника Зотина. С упоением рассказывал, как пожалел негодяя, закрыл заведенное на него уголовное дело и не посадил в тюрьму.

Следующим объектом нападок в обязательном порядке становились главы администраций городов и районов. Всех больше доставалось мэру Йошкар-Олы Вениамину Васильевичу Козлову. Обращаясь к телезрителям, Кислицын обзывал мэра запойным пьяницей, лодырем и бездельником. После нападок на городских руководителей приходил черед села. Кислицын считал себя большим специалистом в вопросах сельского хозяйства. Я в этом не сомневаюсь, но президент не предлагал серьезных мер по устранению проблем в отрасли. Материть какого-нибудь председателя за то, что он заморозил картошку, легче, чем создать систему помощи сельхозпредприятиям.

Марийский народ смотрел все это вечером по телевизору как сериал. Многим нравилось.

– Надо же, – говорили люди, – какой у нас Кислицын молодец. Смотри, как начальство ругает.

Совещания в правительстве проходили чуть ли не каждый день. Иной раз в шесть часов утра. Некоторым везло: совещание назначалось на восемь утра.

В тон Кислицыну действовали и его заместители. Особенно усердствовал Репин. Он мотался по республике, везде совал свой нос, устраивал разносы и старался во всем походить на своего шефа. Это было очень смешно.

Вечерами в правительстве устраивались банкеты. Кислицын любил принимать решения за накрытым столом. Чиновничьи головы быстро научились пользоваться этой его маленькой слабостью. Они незримо манипулировали президентом: вовремя наливали ему рюмку, вовремя комментировали события, вовремя откровенно льстили.

Я несколько бывал на таких пирушках, но ни разу не остался за столом до конца. Ссылался на позднее время, длинную дорогу домой и неотложные дела ранним утром. В общем, уезжал до начала разгула.

– Ты совершаешь большую ошибку. Нельзя уезжать с мероприятия, которое проводит президент, – как-то сказал мне Репа. – Ты должен быть ближе. Все-таки мэр второго по величине города. Оставайся с нами, входи в доверие, пригодится. Ты же чиновник, президент для тебя – бог.

Я отшучивался, клялся исправиться, но потом в очередной раз тихо уезжал. В конце концов от меня отстали.

Как уже было сказано, в молодости Кислицын занимался боксом. Уж не знаю, какой он был боксер, по рассказам – отличный. Я сам видел на его груди знак мастера спорта СССР. Правда, злые языки утверждали, что раньше на лацкане его пиджака висел значок кандидата в мастера, но в президенты он баллотировался уже с мастерским значком. Кто станет спрашивать у президента республики удостоверение на спортивную награду? Кто станет проверять кандидатскую диссертацию президента, или читать его монографию? В пору работы мэром мне не раз и не два предлагали защитить кандидатскую диссертацию, и всякий раз я говорил предприимчивому доброхоту:

– Дорогой ты мой человек! Кто поверит мне, что я, работая мэром, смог овладеть английским языком (в школе, техникуме и институте я изучал немецкий) чтобы сдать техминимум, написать несколько научных монографий и подготовить диссертацию? Стыдно!

Однако вернемся к нашему герою. Страсть к боксу осталась у Кислицына на всю жизнь. С особым удовольствием он оттачивал удар на своих подчиненных. Особенно на тех, кто не мог ответить. Не всегда, но частенько поздние заседания правительства за накрытым столом заканчивались откровенным мордобоем.

Второй страстью президента была военная форма. Вообще он, как и Зотин, страшно любил поиграть в «войнушку». Устраивал военные сборы и учения, любил парады. Услужливые чиновники помогли ему получить воинское звание полковника. На инаугурации ему подарили именной боевой пистолет Макарова. Кислицын сшил себе шикарную военную форму, нацепил на плечи погоны полковника, а в петлицы вставил знак принадлежности к десантным войскам.

Короля играет свита. Свита быстро учуяла страсть президента к разного рода медалькам и принялась организовывать своему шефу награды. Некоторые он повесил сам. Однажды на его военном кителе я увидел значок спортсмена-парашютиста. Зачем это надо было президенту, не знаю. При желании любой человек может в законном порядке проверить награды или место службы в рядах вооруженных сил. Кислицын по призыву служил во внутренних войсках, охранял в колонии зэков. Офицерское звание получил уже в запасе, окончив курсы «Выстрел» во время работы в Совете Федерации России.

С высоко поднятой головой президент щеголял в военной форме. На груди блестели знаки отличия десантника, а в президентском «Мерседесе» магнитофон во всю мощь орал его любимую песню – «Офицеры» Газманова.

Для усиления имиджа настоящего полковника Кислицын предпочитал водке медицинский спирт. По крайней мере, при мне. Особенно любил 70-градусную настойку боярышника. Когда он приезжал в Волжск, я всегда просил Андрея Юрьевича Глазырина, главного врача городской больницы, принести специально для него флакон медицинского спирта.

Постепенно в стиль руководства стали внедряться методы культа личности. При Зотине такого не было, а теперь в кабинете любого мало-мальски значимого руководителя должен был висеть портрет президента. Свой портрет с автографом Кислицын дарил как высшую награду. На любимчиков и блюдолизов как из рога изобилия сыпались звания, подарки, награды, почетные грамоты.

Кислицын был неисправимым популистом. Он мог сутками мотаться по районам, целовать бабушек, беседовать со школьниками, гонять начальство. День и ночь с ним вместе по республике мотались телевизионщики. Исторические факты президентского хождения в народ скрупулезно записывались на пленку, а потом без устали крутились по местному каналу. Он то закатывал дорогу в асфальт, то клал кирпичи на стройке.

Денег в республике катастрофически не хватало. Кислицын много обещал народу, но возможности исполнить обещанное не имел. Президент давил на коммерсантов, выкручивал им руки, заставлял вкладывать деньги в бессмысленные проекты. Зато для простого обывателя он был «отец родной».

Плановая, кропотливая работа над проблемами экономики и бюджетной сферы была ему неинтересна. Руководители предприятий и учреждений не чувствовали себя спокойно ни днем, ни ночью. К президенту могли вызвать и в пять утра – на совещание, и в одиннадцать ночи – на пьянку. Среди чиновников шел глухой ропот, но Кислицына боялись. Депутатов Госсобрания встроили в вертикаль. Ни один депутат (кроме разве что Славы Пайдоверова) не мог перечить президенту. В первый же год президентства Кислицына в политической жизни республики наступила мертвая тишина.

Я даже не могу вспомнить, почему не поехал на то совещание. Помню, что назначено оно было на шесть вечера. Это означало, что возвращаться придется глубоко за полночь. Вместо себя я послал своего первого заместителя Геннадия Сергеевича Мочалова.

На следующий день в полседьмого утра я был на работе. Кислицын требовал, чтобы главы администраций городов и районов сидели на своих рабочих местах без пятнадцати минут семь. Каждое утро чиновник из администрации президента звонил в приемную и проверял твою явку на работу.

Так вот, захожу я в половине седьмого утра в приемную и вижу там Геннадия Сергеевича Мочалова. Тот вскакивает с кресла и тревожным голосом докладывает:

– Николай Юрьевич, вчера Кислый выгнал меня с совещания. Орал, что собирал не замов, а глав администраций, и что Свистунов нанес ему оскорбление.

– Начинается, – расстроился я. – Вот, черт возьми, не жилось спокойно. Ладно, давай работать, может, обойдется.

Я знал, что не обойдется. Кислый не мог оставить мою неявку без последствий. Мне все равно придется ехать к президенту и каким-то образом утрясать вопрос.

Моя секретарша приходила на работу к восьми утра, поэтому я переключил телефон на свою линию и стал ждать звонка. Настроение было паршивым. Буквально через десять минут после разговора с Мочаловым раздался звонок. Женский мягкий голос спросил:

– Это мэр города Волжска Свистунов Николай Юрьевич?

– Да.

– С вами будет говорить президент.

– В чем дело? – с ходу заорал Кислый. – Ты что, б…, игнорируешь избранного президента, г…, да я тебя порву на части.

Он крыл меня матом словно пулемет. Так со мной никто и никогда в жизни не разговаривал. В глазах потемнело.

– Ты, – взревел я, – какая я тебе б…, придурок? Какой я тебе г…? Ты что, с…, не умеешь разговаривать по-человечески?

На другом конце будто подавились.

– Да пошел ты на…, – в сердцах я послал его по известному адресу и бросил трубку.

Тишина. В кабинете никого нет. Откинулся в кресле, жду, что будет дальше. В любом случае новый звонок будет. Точно, через пять минут аппарат на моем столе зазвонил снова. Я поднял трубку. Тот же мягкий женский голос произнес:

– У вас что-то случилось на линии. Еще раз соединяю с президентом.

– Ты куда меня послал? – опять заорал он. – Как ты мог послать меня, президента?

– А ты чего на меня матом орешь? – тоже зарычал я.

– Чтобы через час был у меня.

– Я тебе что, собачка, что ли, скакать? У меня дела есть, и за час сто километров все равно не доехать.

– Хорошо, – вдруг спокойно сказал Кислый. – Через сколько сможешь?

– Ну, часа через полтора-два, – немного подумав, ответил я.

– Жду, – и трубку бросили.

Поднял голову: стоит Мочалов с помощниками.

– Ну, ты даешь, Николай Юрьевич. Теперь он тебя порвет.

– Не порвет. Не позволю! Ему только дай волю, в одну секунду на шею сядет и ножки свесит. Поеду, разберусь. В случае чего, в рожу ему дам и уеду. Черт с ней, с этой работой, будь она проклята.

– Ты только не горячись, – успокаивал меня Мочалов, – не горячись. Он мужик трусливый, я давно заметил. Все будет нормально, Юрич, ты только не горячись.

– Ладно, не буду, – пообещал я и стал собираться.

Как и обещал Кислому, через полтора часа доехал до Йошкар-Олы. Все дорогу настраивал себя на борьбу. Нервы были на пределе. Решил: если Кислый с порога будет так же орать на меня, как орал по телефону, заеду ему в рыло. Даст сдачи, будет драться. Он боксер, я дзюдоист. Посмотрим, кто кого.

В возбужденном состоянии, сжимая кулаки, вошел в подъезд дома правительства. Милиционер на входе отдал мне честь и провел к лифту. Я удивился. Такого учтивого отношения к своей персоне я в этом здании не встречал. Лифт остановился на пятом этаже. Выхожу – меня опять встречает милиционер и чуть ли не за руку отводит в приемную. Не успеваю войти в приемную, как секретарь открывает передо мной тяжелую дверь. В кабинет захожу готовый драться. Кулаки сжаты, ладони мокрые от напряжения.

Кислый меня ждал.

– Коля, – он встал из-за стола и, раскинув руки, двинулся ко мне навстречу. – Коля, ты чего такой злой? Давай прекращай злиться! Зачем нам с тобой копья ломать.

Мало ли чего. Я президент, ты мэр. Я чуть погорячился. А ты сразу в драку, кричишь, ругаешься.

С этими словами он подошел ко мне, обнял, крепко пожал руку и повел в дальнюю комнату.

Я ничего не понял. Готовился к бою, а тут такая встреча. Словно мы с ним родные братья и не виделись друг с другом десяток лет. Стол накрыт. Сидит Слава Седой и улыбается во весь рот.

– Ну, боец из города Волжска, заходи. Расскажи, как ты президента материшь.

Он поздоровался со мной за руку, налил в рюмки водки. Пришлось мне сесть за накрытый стол.

Кислый поднял свою рюмку и сказал:

– Коля, нам нельзя ругаться. Давай будем работать вместе. Как одна семья. Согласен? – он вопросительно посмотрел на меня.

– Согласен, – все еще не очень понимая, что происходит, ответил я.

Выпили.

– Ну, давай без обид, – произнес Кислый. – Поговорите со Славой, а я пойду.

Он вышел из комнаты. Седой налил по второй. Выпили.

– Молодец. Скажу честно, молодец. Но не усугубляй. Ты знаешь, как я к тебе отношусь. Ты парень прямой и простой, а здесь не всегда надо быть таким. Будь сложнее. Ты выиграл. Напугал Славу. Ну и хорошо. Сделай вид, что победил он. Сейчас выходим, ты ему жмешь руку, говоришь слова извинения и вперед. Вы останетесь со Славой друзьями, а мне потом, когда ты уйдешь, будет легче тебя отмазать. Я его знаю лучше, чем ты. И тебе еще пригожусь. Так что делай, как говорю. Иди, извинись. Все же он президент, а ты только мэр. Ну как, убедил?

– Убедил. Мне ведь тоже война не нужна, Слава. Не для этого я избирался. Работы полно, но он тоже хорош.

– Все, все, все, слушать не хочу, знаю и без тебя. Ты не слышал десятой части того, что твориться в нашем бедламе. Просьбу понял? Давай, пошел.

Третью рюмку я пить отказался. Впереди полный рабочий день. На часах – девять утра. Из комнаты вышли молча. Кислицын встал из-за своего рабочего стола. Я подошел к нему:

– Вячеслав Александрович, я погорячился. Прошу меня извинить за мое недостойное поведение. И по возрасту, и по званию вы старше меня, и я не имел права так разговаривать с вами.

– Да ладно, не извиняйся, – словно смущаясь, ответил Кислый, – я тоже погорячился.

На этой жизнеутверждающей ноте мы расстались.

Из Йошкар-Олы уезжал в смешанных чувствах. С одной стороны, я вроде как выиграл первую схватку за независимость. А с другой – понял, что обольщаться маленькой победе не стоит. С Кислым нельзя расслабляться. Лучше держаться от него на расстоянии. При любой возможности, при любом удобном случае он меня уничтожит.

Мой скандал с Кислым помог главам администраций. Нас стали меньше дергать, и если приглашали в правительство, то это действительно были совещания, а не монолог «народного артиста» перед перепуганными чиновниками.

Впрочем, особого облегчения в работе не наступило. Уладил отношения с президентом, начали доставать его помощники. Один только Роман Иванович чего стоил. Репин пытался контролировать каждый мой шаг, каждое движение. Совал нос во все городские проблемы. Мало того – по инициативе Репы любое назначение чиновника местного самоуправления, даже самого маленького, например, работника ЗАГСа, необходимо было согласовать с президентом.

В правительстве разработали целую процедуру такого рода согласования. Администрация района или города подавала в правительство документы на предполагаемого работника. Через неделю администрация президента назначала время личного приема, где должны были быть и соискатель должности, и глава администрации. Прием назначался на шесть часов утра. Народ удивлялся причудам новой власти, но приезжал, конечно, – а что делать? – в назначенное время.

Ранним утром со всей республики за сотни километров к дому правительства съезжаются главы администраций со своими назначенцами. В приемной президента очередь. А сама процедура проста: зачитывают характеристику, Кислый задает претенденту пару ничего не значащих вопросов, и все – ты согласован. Случаев отказа при мне не было ни одного. Кислый жмет претенденту руку – тому вроде как за счастье. Главное: человек ощущает, что хорошую работу получает не благодаря своему главе, а благодаря самому президенту!

К сожалению, в России любой глава региона мнит себя царем. И ведет себя соответствующе. А народ безмолвствует. Так ему и надо, нашему народу. Привык на своей шее всякую сволочь таскать.

Я как мог, отстаивал свою независимость в принятии решений. Ну не дворников же привозить на согласование. Не выдержав, однажды выступил на эту тему на республиканском активе. Морщился Кислицын, морщился, но опять отступил. Прав оказался мой зам Мочалов: в открытом бою он слаб.

А Репа совсем озверел. Стал вмешиваться не только в назначения, но и в увольнения. Без согласования ни назначить, ни снять работника администрации стало нельзя. Для чего тогда избирали нас, глав, было непонятно.

Опять пришлось учинять бунт на корабле. Я считал, что если ты мэр, то отвечаешь за все, что происходит в городе. Критической точкой моей борьбы за независимость стало увольнение начальницы МОКХ Людмилы Яковлевны Лодягиной.

Это была пожилая, умная еврейка со следами былой красоты на лице. Она была толковым руководителем, но почему-то полностью игнорировала меня как мэра. Бывает такое, попадет женщине вожжа под хвост: умом понимает, что начальнику надо подчиниться, а характер не позволяет. Вся администрация города пристально наблюдала за нашим конфликтом. Мне как начинающему руководителю нельзя было проиграть эту схватку. В противном случае можно было собирать манатки и уходить с должности. Лодягина была женой уважаемого мною Ивана Алексеевича Кузнецова, директора мебельного комбината: крыша будь здоров. Сначала я пытался найти с распоясавшейся «шахиней» общий язык, потом – поставить ее на место, но все без толку. Другого выхода, кроме увольнения, я не видел. И я ее уволил.

Что тут началось! Примчался первый заместитель главы правительства Репин:

– За что ты уволил заслуженного работника коммунального хозяйства?

Пришлось напоминать, кто в городе хозяин. Репа не смог объяснить мне своего интереса к муниципальному чиновнику. Я привел доводы о причине увольнения, он с ними как будто согласился, но уехал все равно недовольный.

– Может быть, за восстановление своей жены в должности Кузнецов расплатился с Репой мебельным гарнитуром? – подумал я.

Первую атаку я отбил, но понял, что этим дело не кончится. Репа обязательно настучит на меня Кислому. Но деваться было некуда: если я не отстою свое мнение, то все – пропал. Руководители поймут, что городом управляют не в мэрии. Надо привезти Репе или Кислому или еще черт знает кому хороший подарок, и вопрос будет решен. Зачем тогда в городе нужен мэр?

На следующий день утром я получил телефонограмму: в 16.00 совещание у президента, повестка дня на месте. Ох уж это «на месте». Ясно, что про Лодягину: Репа настучал на меня Кислому.

Приехал к назначенному сроку. Полный коридор народа, человек пятьдесят, половина из них в милицейской форме. В приемной куча помощников президента. Спросил, не знают ли они, по какому вопросу меня вызвал президент. Про меня никто ничего не слышал. Оказывается, в Йошкар-Оле погиб блатной авторитет, хоронить его повезли по центральной улице, напротив дома правительства. Милицейские чины стоят в приемной, ждут вызова на ковер и трясутся. Кислый не любил милиционеров и увольнял их по поводу и без. Утром уволит, к вечеру восстановит. А следующим утром опять уволит.

– Кто на совещание в 16.00, заходите, – прокричала в коридоре секретарша.

Мне было назначено на 16.00. Я, ничего не подозревая, вошел. Смотрю, человек десять в погонах стоят возле стены. Бледные и взволнованные. Я встал в этот ряд последним.

– А ты чего тут делаешь? – закричал на меня Кислый.

– Как чего, – ответил, – вызывали.

– Кто вызывал? Пошел отсюда, я тебя не вызывал.

«Вот, – думаю, – сволочь, опять наезд ни за что». Повернулся, вышел, со злости ка-ак грохнул дверью. Секретарша аж подскочила в своем кресле.

– Что случилось, Николай Юрьевич?

– Да меня вызывали же в 16.00.

Она пожала плечами и посмотрела в сторону закрытой двери. Народу в приемной меньше не стало. «Совещания, видно, здесь весь день идут», – подумал я. Вышел из приемной, но буквально через пару шагов меня под руку подхватил Репа:

– Это я тебя вызывал. Зная, что ко мне ты можешь не приехать, включил тебя в список приглашенных к президенту. Так что извини.

– Зачем звал-то, – спросил я.

– Ты Лодягину уволил?

– Уволил.

– Надо вернуть.

– С какой стати?

– Не спорь, надо взять обратно.

– Ни за что.

– Если не восстановишь ее, тогда тебя уволю я.

– Да пошел ты на…, – громко, на весь коридор сказал я.

От неожиданности Репа аж открыл рот. Он что-то хотел сказать мне, но осекся, развернулся на каблуках на сто восемьдесят градусов и побежал в кабинет к Кислому. В коридоре стояли люди. Они все слышали. В одну секунду все разговоры стихли. Народ навострил уши и стал ждать развязки. Я медленно пошел по президентскому коридору на выход. Был практически уверен, что сейчас меня остановят, и придется возвращаться к Кислому на разборки. И точно.

– Николай Юрьевич, вернитесь к президенту, – окликнула меня секретарша.

Я развернулся и пошел обратно в кабинет, внутренне собираясь биться до конца. Дверь открыта. Вхожу, Кислый стоит за столом, расставив руки, подавшись всем телом вперед.

– Ты что же это, Коля? Моего первого заместителя послал на три буквы? – Репин, скромно потупив глаза, стоял чуть в стороне. – Раз ты моего первого зама послал, значит, ты и меня послал, а? – зарычал Кислый, набычившись всем телом в мою сторону.

За одного битого двух небитых дают. Я уже понял, как надо общаться с этим типом.

– Нет, Вячеслав Александрович. Вы и я – руководители, избранные народом. Вас я не могу послать. А это кто? Сегодня он зам, а завтра может быть никем. И потом, с какой стати он угрожает мне увольнением? Кто он такой? Президент Республики Марий Эл? Вячеслав Александрович, мне кажется, Репин превышает свои полномочия. Разве это правильно? – эта мысль пришла ко мне буквально за несколько секунд.

Морщины на лбу президента расправились. Мой ответ ему понравился. Он повернулся к своему заму и примирительным тоном сказал:

– Ладно, Роман, помирись с Колей. Нечего вам увольнять друг друга. Я сам знаю, когда придет ваш срок. Я ваш президент.

Репа что-то пробубнил и подошел ко мне. Из кабинета мы с ним вышли вместе.

– Ладно, ты еще запомнишь меня, – прошипел он.

А мне было все равно. Довольный собой, я шел мимо ничего не понимающих посетителей, а сзади семенил Репа, потявкивая, как собачонка, угрожая мне расправой.

Это была новая для меня победа. Впервые мне удалась тонкая чиновничья хитрость: я сыграл на самолюбии Кислого. «В принципе с ним можно работать», – думал я, весело сбегая по лестнице Серого дома.

Радовался я напрасно. В политике расслабляться нельзя. Репа не забыл моего оскорбления. Сталкиваясь с ним чуть ли не ежедневно, я постоянно ощущал его ненависть. Уколы были тихие, но чувствительные.

Местное самоуправление является самоуправлением только по названию. Фактически оно процентов на восемьдесят зависит от республиканского бюджета. О какой самостоятельности можно вести речь, когда практически все налоги изымаются в республиканскую и российскую казну? Ложь, которая несется из официальных источников, совсем запутала население. Простому человеку все равно, где проходит разграничение полномочий между местным, региональным и федеральным бюджетами. Человек видит главу администрации – он для него власть. И президент, и дворник, и мать с отцом. До остального ему дела нет. И правильно.

Только если государство что-то декларирует, оно обязано это выполнять. Не можешь сделать – не болтай. Московские же чиновники наговорят всякого, но так как дальше Садового кольца они России не знают, то с них взятки гладки, а за их обещания отвечать приходится людям на местах.

Свой первый в администрации города день приема по личным вопросам я буду помнить всю жизнь. Тамара Ивановна Сабурская, начальник общего отдела, в ужасе объявила, что в приемной собралось около двухсот человек.

– Сидеть будем до самой ночи.

– Ничего, – успокоил я ее. – Сколько на часах? Два часа. В пять часов посетителей не будет.

Она с недоверием покачала головой. А зря. Я знал, что мои предшественники боялись говорить людям правду. Они обещали, успокаивали, просили прийти через месяц, а я не собирался врать. Если я могу помочь жителю города – помогу, а если нет, то чего кормить его обещаниями? Лучше сказать правду в глаза. Люди не дураки. Они прекрасно знают возможности местного самоуправления. Меня избрали, мне доверили, значит, я не имею права обманывать людей: они обязаны знать правду. Пусть неприятную для них.

Тамара Ивановна положила передо мной одно из заявлений.

– Эта женщина приходила на прием ко всем мэрам. Страшный человек. Наглая, уверенная в себе. Такая даже если и не добьется своего, всю кровь выпьет.

– Хорошо. Скажите секретарю, чтобы она пригласила эту женщину через полчаса. Примем часть людей, а потом посмотрим на вашего монстра.

Через полчаса в кабинет вошла, вернее, влетела моложавая женщина лет пятидесяти с боевой раскраской на лице. И сразу взяла быка за рога.

– Николай Юрьевич, я на выборах голосовала за вас. Весь подъезд сагитировала. Вы наш лучший мэр! О! Сколько в администрации я порогов обила! Сколько пролила слез!

Тамара Ивановна скривила рот, а я придвинулся ближе к столу. Разговор обещал быть интересным.

Посетительница увидела в моих глазах неподдельный интерес и вдохновилась еще больше.

– Я стою в льготной очереди на получение жилья. Ваш предшественник обещал мне помочь с квартирой. Он водил меня за нос полгода и ничего не решил. Одна надежда на вас. Николай Юрьевич, я голосовала за вас, как и весь наш подъезд. Не дайте обидеть инвалида и ветерана труда. Я свою жизнь положила на производстве…

Она могла бы говорить до утра, но я ее остановил.

– Вы зря тратите свое время. Я вас прекрасно понимаю и обещаю, что при соблюдении небольших условий выделю вам квартиру буквально через неделю. Дом сдан, квартиры для льготников будут распределяться буквально вот-вот.

– Правда? – удивилась женщина и недоверчиво покосилась в сторону Тамары Ивановны (которая сотню раз говорила ей, что ее очередь не подошла).

– Даже не сомневайтесь. Вам необходимо принести справочку, и все будет в порядке.

Почуяв подвох, она как-то потухла и тихо спросила:

– Что за справочка?

– Вы стоите в льготной очереди под номером 375. Принесите заявления с отказами от очередников, которые стоят впереди вас, и получайте ключи.

– Это все? – удивилась женщина. – Если я принесу отказы, вы мне дадите квартиру?

– Да! Обещаю, что ключи получите в тот же день.

Женщина встала из-за стола и молча пошла на выход.

– Точно дадите? – переспросила она.

– Клянусь, – ответил я и приложил руку к сердцу.

Больше ее в администрации я не видел.

К пяти часам посетители кончились.

– Тамара Ивановна, будем принимать людей каждый день, не надо копить. Вопросы бывают пустяковые. С завтрашнего дня записывайте всех с семи утра, я жду.

Так и повелось. До начала рабочего дня я успевал принять до двадцати человек. Через некоторое время посетителей стало приходить меньше. Я стал чаще бывать в городе, на предприятиях. Вопросы, возникающие у горожан, проще решать на местах. Но традиция утреннего приема осталась.

Очень большой проблемой для Волжска тогда было отсутствие бюджетного финансирования подачи газа в котельные. В городском бюджете средств для этих целей тоже не было: лишенные зарплат люди не платили за квартиру, задолженность населения по квартплате выросла в два раза. А все котельные Волжска находились в республиканской собственности.

Вопросами жилкоммунхоза в правительстве ведал первый зам главы. Жизнь опять свела меня с Репой лоб в лоб. Я обратился за помощью к президенту, но в разговоре неожиданно почувствовал, что Репа действует по его указанию. Так Кислый пытался меня приручить. Видимо, по его плану я должен был упасть в ноги и просить пощады.

Такого позыва я в себе не ощущал. Но и морозить город права не имел. И я решился на обращение в Москву. Для начала – в генеральную прокуратуру: о нарушении прав местного самоуправления.

Что тут началось! Кем только не назвали меня прислужники Кислого: и предателем, и провокатором. Президент решил устроить надо мной показательный суд. В своем кабинете он собрал всех глав администраций. Посадил нас в ряд возле окон. Я оказался между Шагиахметовым, главой Медведевского района, и Козловым, мэром Йошкар-Олы.

Козлов Вениамин Васильевич

Родился 12 июня 1950 года в Санчурском районе Кировской области.

Строитель, муниципальный деятель.

Отец – лесник, мать – колхозница. Окончил среднюю школу № 5, г. Йошкар-Ола, 1967. Трудовую деятельность начал рабочим на ЗПП. Два года служил в армии. В 1970 поступил, в 1976 окончил инженерно-строительный факультет МПИ им. Горького. С 1976 по 1991 трудился в тресте «Марспецстроймеханизация»: мастер, прораб, старший прораб, главный инженер управления, с 1982 начальник управления, с 1989 первый зам. управляющего трестом. С 1991 – первый заместитель председателя Йошкар-Олинского горисполкома. В декабре 1991 указом президента республики назначен председателем горисполкома. В 1995 окончил Международную академию предпринимательства в Москве, получил юридическое образование. В 1996 всенародным голосованием избран на должность главы администрации – председателем городского собрания. Работал до декабря 2000. В марте 2000 выступил одним из авторов обращения к и. о. Президента РФ В. В. Путину, направленного против президента РМЭ В. А. Кислицына. В том же году баллотировался на пост президента Марий Эл. В настоящее время директор ООО «Магнит».

Депутат Государственного Собрания Марий Эл, 1996–2000.

Заслуженный строитель Марий Эл, 1995.

Лауреат российского конкурса «Мэр-95».

Отличник образования России.

Жена, две дочери. Увлечения: охота, шахматы.

Девиз: «Порядочность».

(«Кто есть кто в Марий Эл», 2002, с. 265)

Говорил президент долго. Как обычно, шумел. Главная мысль: мы все должны быть едины, нельзя выносить сор из избы. Все должны осудить Свистунова, каким-то способом его наказать. Все молчали. Я не собирался бросаться в перепалку. Пусть выговорится. У меня тоже было что сказать и ему, и своим коллегам. Наконец, Кислый выдохся. Устало сел в кресло и сказал:

– Ну что, давайте послушаем Свистунова. Пусть признается вам, что не прав. Пусть покается перед своими коллегами.

Видя, что все взгляды устремлены на меня, я встал. По моему плану сначала было покаяние.

– Что и говорить, конечно, я виноват. Не надо было мне писать жалобу в Москву. Надо было позвонить президенту, поговорить с ним о своих проблемах, и он бы все решил.

Кислицын вертел в руках очки и кивал в знак согласия.

– Только я уже не раз и звонил, и говорил. Чем больше говорю, тем хуже ко мне относятся. Ну ладно, наверное, я очень плохой человек. Но вот сидит рядом со мной мэр города Йошкар-Ола. Он никуда не жаловался, никуда не писал, но вы, Вячеслав Александрович, его каждый день по телевидению мордой об стол. Он у вас и вор, и пьяница, и нехороший человек. И весь город он развалил, и бардак у него, как нигде. Это как? Это за что? Что он-то вам плохого сделал?

Кислый побагровел. Грохнул кулаком по столу. Вскочил, начал на меня орать. Я в долгу не остался. Вдруг он выскочил из-за стола, выбежал на середину кабинета и встал напротив меня. Я тоже начал вставать, готовый к драке. «Посмотрим, какой ты боксер», – мелькнуло в голове. Шагиахметов с Козловым схватили меня за руки и, дернув, осадили на место. А Кислый все орал и орал, брызгая слюной. Трудно вспомнить все, что из него тогда вылилось, но одну фразу я запомнил.

– Думаешь, твоя волжская братва тебя защитит? Твоя волжская братва тебя и замочит.

– Что? – заорал я и вскочил со своего стула. – Какая братва?

Кислый перестал орать. Он понял, что сказал лишнее. Сказал то, чего я не должен был слышать. По его высказыванию я понял, что он вел переговоры с городскими бандитами. Прорисовывалась интересная картина. Президент республики обращается к бандитам за помощью в усмирении непокорного главы администрации. Это был прокол. Кислый побледнел от злости на самого себя. Он развернулся и убежал за свой стол.

– Все, хватит ругаться, – из задней комнаты вышел Седой. – Пойдемте обедать. Стол накрыт.

Кислый с готовностью поддержал Седого. Он вскочил со своего кресла и открыл дверь в дальнюю комнату.

– И правда, как я забыл. Давайте вместе пообедаем, стол давно накрыт.

Все встали. Шагиахметов, подталкивая в спину, повел меня вместе со всеми.

– Теперь молчи, – шепнул он.

Я и не собирался ничего говорить. Наоборот, осмысливал то, что только что услышал. Не исключено, Кислый готов заказать волжским блатным мое убийство. Что у дурака на уме, то и на языке. Не удержался, начал пугать. Надо себя вести осторожнее.

В последней комнате огромного президентского кабинета находилась столовая. Она была оборудована современной мебелью и небольшой кухней с двумя холодильниками. Личный повар президента начал подавать на стол первое.

Обычно Кислый программировал себя на выступление, и любая резкая смена акцентов полностью выбивала его из колеи. Тогда его несло в самые неожиданные стороны, он мог сказать что угодно. Так случилось и на этот раз. Я имею в виду последнюю реплику, про братву. Кислый понял, что проболтался. Он ни в коем случае не должен был выдавать свои планы. Теперь он считал, что виноват передо мной, и должен как-то загладить свою вину.

– Свой первый тост я предлагаю выпить за Николая Юрьевича, – начал Кислый. – За его характер.

Выпили по рюмке. Стали закусывать. Кислый опять налил.

– Давайте выпьем за Николая Юрьевича…

– Да мы только что за него выпили, – деланно возмутился Шагиахметов, незаметно толкая меня под столом ногой.

– Нет, – не улавливая наигранных интонаций, упрямо сказал Кислый, – я предлагаю выпить за него.

Коллеги улыбнулись, но выпили. Но когда Кислый поднял за меня и третий тост, за столом пробежало легкое дуновение. Не ропоток, но что-то вроде. Почувствовав, что делает что-то не то, Кислый остановился на полуслове. Повисла неловкая пауза. Выручил Шагиахметов: сказал слово за президента. Главы выпили и стали выбираться из-за стола.

Не успел я выйти из приемной, как меня окружили коллеги. При предыдущем президенте Шагиахметов возглавлял совет глав администраций и решил на правах негласного лидера поговорить со мной.

– Знаешь, Николай, – серьезно сказал он, – мы тебя не отпустим. Вернись к Кислому. Мы его хорошо знаем, зло на тебя у него осталось. Ты, конечно, молодец, что Козлова защитил. Правильно сказал. Ни к чему президенту ругать нас при телевизионных камерах. Но после твоего наезда он начнет мстить не тебе, а нам. Мы из-за тебя страдать не хотим. Таким бешеным я его давно не видел. Ты уедешь за сто километров в свой Волжск, нырнешь, как лягушка в болото, только тебя и видели, а нам за тебя отдуваться. Вернись и поговори с Кислым как мужчина с мужчиной.

Нас плотной стеной окружали коллеги. Они дружно кивали в знак согласия с позицией старшего товарища. Я понял, что надо вернуться.

– Ну что ж, я вернусь.

– И Козлов там, – сказал напоследок Шагиахметов. – Я ему тоже порекомендовал остаться.

Я вошел в приемную и попросил сообщить президенту, что хочу с ним поговорить. Секретарша подняла трубку.

– Пусть идет, – услышал я в телефоне довольный голос Кислого.

Шагиахметов не обманул: Козлов сидел за столом рядом с президентом. Седой стоял рядом. На столе стояла водка, закуска, мелко нарезанные сушеные кубики черного хлеба. Мне налили в маленькую серебряную рюмочку.

– Давай, Николай, еще раз за тебя.

Я пытался что-то сказать, но Кислый меня остановил.

– Помолчи. Я тебя уважаю. Молодец, что Козлова защищаешь. Мы-то с ним люди свои. Правда, Веня?

Веня кивнул.

– Ругаю я его, конечно, правильно. Знаю, что говорю. Но и ты прав: нельзя при всех. Давай выпьем. Молодец. Цени, Веня.

Веня опять кивнул.

– Закуси, Николай, сухариками. Моя любимая закуска.

Я выпил, закусил. Потом еще. Это продолжалось до бесконечности. Приходили и уходили люди. Депутаты Госсобрания Баширов, Антипенко, Жуков: все по очереди заходили по своим вопросам и надолго оставались за столом.

Давно стемнело, было уже около двенадцати ночи. Я в который раз засобирался домой и на этот раз был милостиво отпущен. Взявшись с Козловым под руки, мы вышли на улицу. В полночном небе ярко светила луна, жизнь была прекрасна.

– Я тебя не отпущу, – сказал Козлов и потащил меня к себе.

Хорошо, что идти было метров пятьдесят. Я махнул рукой своему шоферу Николаю Ивановичу. Он понял меня без слов и переехал к зданию администрации Йошкар-Олы. Поднялись в кабинет мэра. Козлов вытащил из холодильника водку и закуску.

– Спасибо, Николай, – как-то просто сказал он. – Я с Кислым устал. Такой дебил. Тебе хорошо, ты за сто километров живешь, а я в двух шагах. Привык к его наездам. Вечно у него кто-то виноват. Сволочь он, Николай Юрьевич! Обыкновенная сволочь! Спасибо, я твой должник.

Мы выпили, посидели, еще выпили. Я уже думал, что до дома не доеду. Но мне хватило сил подняться, уйти самому и даже довести Веню до его машины.

Утром еле встал: голова раскалывалась. Но свою задачу я выполнил. После лобызаний и клятв в вечной дружбе мне и денег в бюджет должны подкинуть, и в покое оставить. Хотя бы на время.

Настоящий полковник

От первого лица зависит многое, но не все. Службы работают сами по себе: каждый на своем месте делает свое маленькое дело. На самом верху принимаются лишь кардинальные решения. В принципе, от первого лица требуется одно слово: да или нет. Но чтобы слово это прозвучало в нужном направлении, в ближнем круге идет нешуточная борьба. Борьба за ухо. Кто ближе к уху, тому и пряники. Хороши любые средства. Важно быстро и правильно определить слабости шефа. Российский чиновник поднаторел в этом деле очень прилично. Весь свой ум, талант и работоспособность он направляет на ублажение обнаруженной слабости. Смотришь, и приручил шефа. От чиновников разного ранга и возраста я много раз слышал:

– Нам все равно, кто президент! Служить будем любому. Лишь бы дал пощупать денежку в кармане. Воруешь сам – дай воровать другим. А за это мы все стерпим. Только аккуратнее, по лицу не надо. Семья, друзья, соседи: что им говорить потом про синяки? Неудобно, где-то даже стыдно.

Это негласное правило Кислый нарушил. Он бил по лицу кулаком и оставлял следы. Почему? Зачем? Может быть, посчитал, что захватил марийский трон навсегда? Он дорвался до власти, которая казалась ему безбрежной, и от этого, как говорят в народе, у него в голове слетела защелка.

Судьбу президента Кислицына очень точно предсказал Шагиахметов. Однажды после небольшого застолья (а где еще услышишь откровения человека, который неизменно застегнут на все пуговицы) мы уединились с ним на скамеечке. Он посмотрел мне в глаза и сказал:

– Я много лет знаю Кислого и вот что тебе скажу. Для меня судьба его президентства лежит на ладони. В первый год народ и окружение не смогут понять, что он делает с республикой. Слишком противоречиво будут выглядеть его мысли и дела. На второй год появятся зачатки оппозиции. Люди почувствуют, что человек, который унижает свое ближайшее окружение, не достоин уважения. На третий год оппозиция окрепнет и охватит уже большую часть его бывших друзей. А на четвертый год оппозиция станет всепоглощающей, и Кислого сметут.

Вот так-то! Это сказал мне самый осторожный и самый предусмотрительный глава администрации, татарин Даиль Габдуллович Шагиахметов, когда после выборов президента прошло всего-то полгода. И как же он оказался прав.

При всех правителях день работников сельского хозяйства в Марий Эл всегда отмечали торжественно и богато. Кислый тоже решил не отставать. Тем более что сам всегда считал себя человеком от сохи. Это был его праздник.

Практически все силы правительства были брошены на подготовку знаменательного во всех отношениях дня. Торжественное заседание решили провести в самом большом зале республики, Дворце культуры имени XXХ-летия Победы. Из каждого района приехали заслуженные работники. У стен ДК развернулась сельская ярмарка: передовые хозяйства привезли в столицу свои лучшие товары. В фойе пели и плясали артисты в национальных костюмах. Колхозники выделялись на фоне городского люда, но своего вида ничуть не смущались. Ведь сам президент когда-то был председателем колхоза. Практически свой парень!

Я не люблю торжественных заседаний. Бестолковая шумиха, суета. На мероприятиях подобного рода самое интересное – это начало, когда народ собирается в фойе. Здесь можно запросто встретить какого-нибудь давнего знакомого, который живет в другом конце республики и с которым ты не виделся сто лет. Играет музыка, по этажам раскинуты какие-то выставки и торговые лотки с картинами и сувенирами.

Зал ДК имени XXХ-летия Победы (в народе: тридцатки) был рассчитан на тысячу посадочных мест. Я с трудом нашел свободное кресло в самом конце зала. Однако спрятаться мне не дали: для глав администраций были приготовлены места на первом ряду. Пришлось перебраться вплотную к рампе.

Торжество началось. На середину сцены поставили стол, накрытый красной скатертью. Вышел президент и принялся раздавать награды. Грамоты и подарки сыпались, как из рога изобилия. Селяне на сцене смущались. Красные и взволнованные, они старались как можно быстрее получить награду и убежать с ярко освещенного помоста. Но к удовольствию зала Кислый никому не давал уйти просто так. Мужчинам он долго тряс руки, требовал ответного слова (естественно благодарности президенту: о чем еще может сказать крестьянин в такую торжественную минуту), а женщин обязательно обнимал и целовал в пунцовые щеки. К подарку прилагался цветок. Мальчики и девочки догоняли награжденного у спуска со сцены и вручали гвоздику под одобрительный смех зала.

Награждение продлилось около часа. Затем с короткой речью об успехах сельского хозяйства выступили президент и министр. Зал устал. Люди стали делиться впечатлениями и комментировать речи высокого начальства. Кто-то из окружения президента вовремя подсказал ему, что пора заканчивать. Объявили антракт.

В перерыве торжественного заседания глав администраций и членов правительства по традиции приглашали на небольшой фуршет. Явка была обязательной. После антракта планировался большой праздничный концерт, но на него можно было не ходить. Не потому, что мы не любим народное искусство. В обязанности глав администраций Кислым было вменено посещение всех республиканских мероприятий, которые случались каждый месяц и каждый раз заканчивались торжественным концертом. Репертуар заслуженных артистов менялся редко, а смотреть одни и те же номера в десятый раз не хотелось. После концерта делегации районов и городов республики организованно разъезжались по кафе и ресторанам Йошкар-Олы, где их ждали накрытые столы.

Праздник заканчивался глубокой ночью как положено – грандиозной гульбой с песнями и танцами. Поздно вечером автобусы с гостями отправлялись по домам. Всем участникам торжественного мероприятия в дорогу давали пакеты со спиртным и закусками.

Примерно та же программа была и у начальства.

Гулянка высшего руководства республики началась с фуршета на втором этаже дворца культуры. Я нашел способ незаметно исчезнуть с горизонта. А основная масса чиновников осталась на продолжение. Второй акт перенесли в министерство сельского хозяйства. Именно там случился инцидент, о котором впоследствии то шептались, то смеялись на кухнях республики. Своими глазами я его не видел, но знаю о нем из надежных источников.

В актовом зале минсельхоза накрыли богатый стол. Сервировали по высшему разряду. Еду и закуски заказали в лучшем ресторане города. Икра, красная рыба, жареные поросята. Водки, понятно, тоже не жалели. Пили долго. Тосты за президента уже устали произносить. В очередном антракте застолья к Кислому подсел один из его ближайших сподвижников.

– Ты помнишь, – спросил он, – о чем мы с тобой договаривались перед выборами? Я о квартире.

– Как же, помню. Репа обещал выделить тебе квартиру в том случае, если я назначу его своим первым заместителем. Прекрасно помню! Я назначил, и что?

– Да кинул, сука, – сподвижник наполнил рюмки. – Забыл, сволочь, как ползал у тебя в коленях.

– Погоди, не бормочи. Ты лучше скажи, дом-то сдали?

– Конечно, сдали. Часть денег за квартиру я внес. Квартира-то у меня двойная, пришлось переделывать за свой счет. А эта падла ее не отдает. Говорит, квартира дорогая и бесплатно он ее не отдаст. А как же обещания, как же слово? Скажи, президент, разве я заслужил такое к себе отношение? Думаю, не заслужил.

Кислый начал мрачнеть. Сподвижник продолжал.

– Договаривались при тебе, поэтому он кинул не только меня, но и тебя. Я эту суку прибью, если он не отдаст квартиру.

– Я его сам прибью. Зови эту падлу сюда!

Кислый решительно встал и вышел из-за стола. Сподвижник пошел искать Репу. Нашел его в курилке туалета и привел в пустой актовый зал министерства. Ничего не подозревающий первый зам главы правительства с улыбкой подошел к главе правительства и, преданно заглядывая в глаза, спросил:

– Звал, президент?

Это были его последние слова. Кислый с хода что есть мочи ногой вдарил Репе в промежность. Глаза у бедняги вылезли из орбит, раздался дикий крик «А-а-а-а-а-а-а!!!». Чтобы восстановить тишину, Кислый нанес заму мощный удар в челюсть. Репа рухнул как подкошенный и покатился по полу, задевая стулья. Стеклянные створки двери грохнули звуком, похожим на выстрел.

– Замочу, козел, – догнав катящегося зама, Кислый ударил его ногой. Тело Репы подпрыгнуло и замерло.

Мэр Йошкар-Олы Вениамин Васильевич Козлов шел из туалета. От принятого на грудь его немного покачивало. Навстречу ему по коридору министерства сельского хозяйства, широко расставив ноги, мелкими шажками шаркал Репа. Увидев Козлова, он бросился к нему на грудь. По щекам Романа Ивановича текли крупные слезы.

– Веня, за что он меня так – прямо по яйцам. Ты знаешь, как больно. Веня, ну за что? Ведь я служил ему как верный пес. За что, за что, Веня? – причитал он, шмыгая носом, из которого текла сукровица.

Ничего не понимая, Веня обнял Репу.

– Что случилось?

– Кислый мне врезал по яйцам, потом с хода в рожу, боксер херов. За что он меня так, Веня?

Козлову стало жалко его и смешно.

Награда нашла героя. Стоило Кислому показать на любого жителя республики и сказать «фас», Репа кидался на жертву и рвал ее на части. И вот результат. В качестве благодарности от шефа за беззаветную преданность получил и между ног, и в рыло. Бог не фраер, все видит!

Репа безутешно рыдал в объятьях мэра. Его причитания были такими жалостливыми, что Козлов не выдержал:

– Терпи, Рома, терпи, ты же первый зам. Терпи, Рома.

В ответ Рома заревел еще сильнее, пачкая белую рубашку Козлова алыми соплями.

Слухи об инциденте распространились с быстротой молнии. Над Репой смеялась вся республика. Самый популярный комментарий: «Собаке – собачья доля».

Писать жалобу в милицию пострадавший, конечно, не стал. Я слышал, будто Кислый от него откупился. Репа долго лежал в больнице, говорили даже, что операцию ему делали в Германии. После выздоровления он еще какое-то время работал первым замом, а затем написал заявление, ушел на свое прежнее место, директора ОАО «Железобетон», и исчез с арены политических баталий.

Этот случай произвел на местных чиновников сильное впечатление. Смех смехом, но если каждого бить по яйцам, то работать будет некому. В окружении Кислого началась паника. Служилый люд старался близко не подходить к обожаемому президенту.

На мой взгляд, тот удар в пах достался не только Репе, но и по всем сторонникам президента. Они болезненно осознали ошибочность своего выбора. Этого джина нельзя было выпускать из бутылки.

Последней каплей, переполнившей чашу терпения сторонников президента, стало избиение министра внутренних дел республики Василия Андроповича Григорьева. Тот отказался возбудить уголовное дело против какого-то бизнесмена. Кислый, как говорили, приковал министра наручниками к батарее и несколько раз ударил ботинком.

Григорьев Василий Андропович

Родился 26 января 1952 года в Моркинском районе.

Генерал-майор, общественный деятель.

Из семьи колхозников. Окончил Шиньшинскую среднюю школу, 1969, год проучился в Горно-металлургическом институте, затем поступил в Орджоникидзевское военное училище им. Кирова МВД СССР. По окончании училища, 1973-83, служил в Свердловской области: командир взвода, командир роты, начальник штаба батальона. С 1983 по 1986 – учеба в Военной Академии им. Фрунзе в Москве. В 1986–1987 – служба в г. Львове: командир мотострелкового батальона, начальник штаба бригады, командир полка. В эти же годы участвовал в ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС. Занесен в книгу почета Союза «Чернобыль». С 1987 по 1992 служил в Кишиневе: начальник штаба бригады, командир полка. В 1992 вернулся в Марий Эл: начальник управления вневедомственной охраны, заместитель министра, с октября 1996 – министр внутренних дел Марий Эл. Генерал-майор. В апреле 1999 из-за разногласий с президентом В. А. Кислицыным подал рапорт об отставке и занялся политической деятельностью. В ноябре 2000 принял приглашение В. А. Кислицына и был назначен заместителем главы правительства по информационной безопасности, которое возглавлял некоторое время до отставки правительства.

Окончил юридический факультет МОСУ, 1996. Прошел «горячие точки» локальных конфликтов в Азербайджане, Приднестровье, Чечне. С 1996 возглавил региональное отделение общественной организации «Союз инвалидов и ветеранов Чернобыля». В 2000 возглавил Марийское общественно-политическое движение «Поколение Свободы».

Орден «За службу в Вооруженных Силах СССР», 1991. Орден Мужества, 1996. Орден Почета, 1997.

Жена, трое детей.

Увлекается спортом. Единственный министр, пробежавший дистанцию Малого марафона газеты «Молодежный курьер», 21 км 97,5 м.

Девиз: «Только вперед!»

(«Кто есть кто в Марий Эл», 2002, с. 143)

Бывал ли я в подобных ситуациях? Конечно, бывал. Правда, со мной Кислый вел себя спокойней и рук не распускал.

Я работал мэром Волжска, и мне было не все равно, как люди относятся к власти. Сам я на своем месте делал все от меня зависящее, чтобы жить в городе было приятно и удобно. И мне очень хотелось, чтобы народ мог гордиться властью, тем, что она делает для людей. Но для начала было бы неплохо превратить республику в территорию закона. Закона, равного для всех.

В центральной прессе, в газете «АиФ», была опубликована статья, которая характеризовала состояние законности в Марий Эл. «Край непуганых бандитов». Конечно, эта публикация случилась не просто так. Приближались следующие президентские выборы. Обратный отсчет начался.

День Конституции России – праздник серьезный. В том году он совпал с 85-летием спортивной организации республики, к которой я как дзюдоист тоже чувствовал свою причастность. Чтобы узнать, на каком торжестве желательно мое присутствие, позвонил управляющему делами президента Анатолию Алексеевичу Смирнову.

Смирнов Анатолий Алексеевич

Родился 11 ноября 1941 года в Яранском районе Кировской области.

Партийный и государственный деятель.

Из семьи крестьян. Окончил ПЛТИ им. Горького, 1964, инженер-технолог. Секретарь комитета ВЛКСМ того же вуза, 1964, секретарь Йошкар-Олинского ГК ВЛКСМ, 1965, год служил в Уральском военном округе, с 1966 – инструктор Йошкар-Олинского горкома КПСС, через два года избран первым секретарем горкома комсомола. Зав. промышленно-транспортным отделом ГК КПСС, 1972; второй секретарь ГК КПСС, 1975; председатель Йошкар-Олинского горисполкома, 1981; зав. отделом обкома КПСС, 1987; второй секретарь обкома КПСС, 1990. В 1991 ушел в объединение «Марагрострой» заместителем председателя. Уход из Серого дома объяснил тем, что не удовлетворен работой партии, хотя в идеологии не разочаровался. В 1992 президентом Зотиным В. М. приглашен в Правительство на должность первого заместителя главы, отвечал за блок экономических вопросов. «Директор республики, рабочий власти» – так охарактеризовала его газета «Молодежный курьер» в сентябре 1995.

На время выборной президентской кампании 1996 (с 25 ноября) на него было возложено исполнение обязанностей главы Правительства. Исполнял эти обязанности до вступления в должность Президента Кислицына В. А., январь 1997. Назначен руководителем администрации Президента Марий Эл. Короткое время, май – сентябрь 1997, одновременно выполнял функции заместителя главы Правительства. С 2001 года генеральный директор ОАО «Марагрострой».

Депутат Верховного Совета МАССР двух созывов, 1985–1993.

Политически выдержан. Не отказываясь от идей компартии, в 1995 возглавил местное отделение «партии власти» – «Наш дом – Россия». Оставил этот общественный пост в июле 1999.

Награжден орденом Трудового Красного Знамени, двумя орденами «Знак Почета», двумя медалями.

Жена, два взрослых сына имеют свои семьи.

(«Кто есть кто в Марий Эл», 2002, с. 481)

– Как хотите, Николай Юрьевич, – ответил на мой вопрос Смирнов. – Главные торжества, связанные с празднованием Дня Конституции, пройдут в ДК имени XXХ-летия Победы. Для празднования юбилея физкультурной организации мы арендовали русский драмтеатр. Учитывая, что вы, Николай Юрьевич, бывший спортсмен и не любите официальные мероприятия, я запишу вас к физкультурникам.

– Спасибо, Анатолий Алексеевич.

Руководитель президентской администрации был прожженным аппаратчиком с огромным опытом работы во властных структурах. При любой власти ему находилось место под солнцем. Высокий, стройный, с аккуратной прической седых волос, он много лет степенно передвигался по ковровым дорожкам дома правительства. В республике он знал всех руководителей промышленных предприятий и бюджетной сферы.

Наблюдательный и хитрый, Анатолий Алексеевич легко находил у человека слабые места и умело ими управлял. Вполне оправдывал свое прозвище серого кардинала. В организации смены власти в республики он принял самое деятельное участие.

Смирнов работал одним из заместителей президента Зотина. Был первым замом наряду с Матвеевым. Эта пара постоянно конкурировала между собой за влияние на президента. У обоих огромный стаж во власти, оба в свое время руководили Йошкар-Олой. Но по характеру они были прямой противоположностью: Матвеев – громким и резким, а Смирнов – тихим и коварным. Победил последний.

Мне кажется, если бы не Анатолий Алексеевич, не стать Кислицыну президентом. Смирнов вырастил Кислицына. Помог ему встать на ноги, пробиться в народные депутаты СССР, в члены Совета Федерации России. Решающую роль Смирнов сыграл и на выборах президента. Зотина он считал выскочкой и слабым главой республики.

В памятном сюжете по отстранению Кислицына от выборов 1996 года основная борьба велась между Смирновым, с одной стороны, и Зотиным с Матвеевым – с другой. Если Матвеев руководил снятием Кислого с должности главы Медведевской администрации, то Смирнов ловко вывел его из-под удара. Именно он своевременно слил Кислицыну важнейшую информацию о готовившемся штурме и припугнул Зотина реакцией Кремля. В борьбе за власть Зотину не хватило смелости. Смирнов точно рассчитал сложную многоходовую партию и выиграл.

В правительстве Кислицына Смирнову досталась очень влиятельная должность – руководителя администрации президента.

Я был благодарен Анатолию Алексеевичу, что он предложил мне присоединиться к спортсменам. Я не хотел встречаться с Кислым. На празднование Дня Конституции он придет обязательно, а к спортсменам вряд ли успеет. К тому времени между нами образовалась взаимная неприязнь.

Конечно, не очень здорово, когда президент республики и мэр второго по величине города не находят общего языка.

В свое оправдание могу сказать следующее. Я старался не замечать его странностей. Не надоедал ему вопросами и не мелькал перед глазами. На правительственных совещаниях против его решений не выступал. Он тоже старался меня не замечать. На людях по отношению друг к другу мы вели себя пристойно. Кислый старался не трогать мое самолюбие: видимо, боялся ответных мер. И правильно делал.

Добрые люди говорили мне, что в своем кругу Кислый часто крыл меня трехэтажным матом. Но меня это не очень задевало. Худой мир лучше доброй ссоры. За моими плечами стояли жители Волжска, и на мои амбиции им плевать.

В зале русского драмтеатра собрались не только спортсмены. На шестом ряду сидел мой коллега Михаил Леонидович Жеребцов, глава Звениговского района. На коленях он держал макет парохода – подарок министерству спорта. Поздоровались. Я присел рядом. Вскоре появился и мой старый друг Станислав Васильевич Демкович.

Демкович Станислав Васильевич

Родился 24 марта 1954 года в Красноярске.

Спортивный и общественный деятель.

Отец – строитель-трубоукладчик, мать – продавец. Окончил школу № 82 Красноярска, 1971, Узбекский государственный институт физической культуры, 1978, Московскую коммерческую академию, 1996. Трудовую деятельность начал в СМУ-18 треста «Красноярскжилстрой», где работал три года. С 1978 учитель физкультуры Руэмской средней школы Медведевского района. С 1982 по 1994 – тренер, старший тренер, директор школы дзюдо спортклуба «Дружба». В 1990-91 являлся одним из тренеров сборной юниоров СССР. В 1994–1995 управляющий Йошкар-Олинским филиалом «Сан-Банка». В 1995–1997 директор спорткомплекса дзюдо ММЗ. С апреля 1997 по март 1999 – председатель комитета по физической культуре и спорту администрации Йошкар-Олы. С 1999 тренер-преподаватель ДЮСШ-3 ГУО Йошкар-Олы.

Депутат Государственного Собрания Марий Эл, с 2000.

С его именем связано рождение и развитие дзюдо в Марий Эл, строительство спорткомплекса дзюдо в Йошкар-Оле. Мастер спорта СССР, 1978. Судья всесоюзной категории, 1990. Заслуженный тренер Марийской ССР, 1992. При его участии подготовлено 65 мастеров спорта, 3 мастера спорта международного класса, 2 заслуженных тренера Марий Эл, 1 заслуженный тренер России. Председатель Федерации дзюдо Марий Эл, 1995–2001. Член президиума Федерации дзюдо России, 1995–1999. В конце 1990-х стал активно заниматься политикой. Являлся помощником депутата Госдумы России Л. И. Маркелова, 1998–1999. Председатель Марийского регионального отделения Народной партии России, с ноября 2001.

Жена, дочь, сын.

Кредо: «Профессионализм».

(«Кто есть кто в Марий Эл», 2002, с. 159)

На праздник я приехал вместе с председателем городского спорткомитета Александром Зимнуховым. Одним словом, компания складывалась неплохая.

В зале царила семейная обстановка: все спортсмены знают друг друга много лет. Меня пригласили на сцену, я поздравил спортивный народ, отдельное слово посвятил ветеранам. Следом выступил Жеребцов. Он подарил свой пароход и сказал, что очень рад прийти на праздник к спортсменам, а не на торжественное собрание, посвященное Дню Конституции. Заработал гром аплодисментов.

После официальной части министр спорта Чумаков пригласил волжскую делегацию на небольшой фуршет. Поднявшись на третий этаж, мы обнаружили, что банкетный зал закрыт, а приглашенный народ толпился перед дверями.

– Кого ждем? – спросил кто-то министра спорта.

– Президента, – важно ответил тот.

– Ну что ты будешь делать! – посетовал я Жеребцову. – Из-за Кислого специально не поехал на официоз, так он сюда прется.

– Да уж, – согласился мой звениговский коллега. – Я, пожалуй, поеду. Что-то мне здесь не нравится.

– Подожди, может, пронесет. Что-то я не верю, что он бросит конституцию и приедет к спортсменам.

– А почему нет? – возразил Михаил Леонидович. – Он ведь вроде тоже спортсмен.

Ждали долго. Многие приглашенные ушли. Я бы тоже ушел, но надо было решать вопросы, а где, как ни на фуршетах, встречаться и свободно разговаривать. Вопросов у меня набиралось много: наша волжская футбольная команда «Диана» выходила в профессиональный дивизион. А сколько друзей было вокруг: я же двенадцать лет проработал детским тренером по дзюдо. Жеребцов ухал-таки от греха подальше, а я встал возле двери в банкетный зал и решил дождаться президента.

И вот по коридору зашелестела новость: Кислый идет. Гости расступились, создавая живой коридор, в конце которого перед самой дверью оказались как два дурака мы с Демковичем.

Кислый шел прямо на меня. Одет он был странно. Офицерский бушлат с полковничьими погонами поверх черного свитера, джинсы и ботинки на высоком каблуке. Меня он не видел. Кислый шел тяжелым размашистым шагом, как я понял, изрядно навеселе. Когда он наконец увидел меня, его лицо перекосило.

– А, и ты, рыжий, здесь!

Мгновенно наступила тишина. Все замерли.

– Я не рыжий, я русый, – зло ответил я вслух, а про себя подумал, что надо было все-таки уехать.

Кислый преодолел короткое замешательство:

– Ладно, Николай, не сердись, заходи первым.

Дверь открылась. Накрытый стол заманчиво пестрел.

– Нет уж, Вячеслав Александрович. Вы президент, вы первый и заходите.

– Я не зайду, пока ты не зайдешь, – ответил он и остановился перед распахнутой дверью.

Мы начали препираться. Сзади стоял народ и дурел от такого цирка. Выручила всех Лариса Григорьевна Смирнова. Красная от волнения, она проскочила между нами, первой вошла в зал, взяла нас за руки и сказала что-то типа:

– Если женщина проходит между двумя мужчинами, значит, надо заходить обоим.

Смирнова Лариса Григорьевна

Родилась 20 июня 1958 года в Оршанском районе.

Общественный деятель.

Отец – водитель, мать – бухгалтер, участники Великой Отечественной войны. Окончила среднюю школу № 9 Йошкар-Олы, 1975, биолого-химический факультет МарГУ, 1980. После окончания вуза – инженер-химик на ММЗ. С 1981 – на комсомольской работе: заместитель секретаря комитета ВЛКСМ МарГУ, секретарь Ленинского райкома ВЛКСМ Йошкар-Олы, секретарь Йошкар-Олинского горкома ВЛКСМ. В 1988–1990 – слушатель Горьковской высшей партийной школы. Несколько месяцев – инструктор Йошкар-олинского горкома КПСС. С октября 1990 – председатель Марийского республиканского Совета пионерской организации. С ноября 1992 – председатель Союза детских и подростковых организаций «Эр вий». В 1997–1998 возглавляла Госкомитет РМЭ по делам молодежи. С марта 1998 по 1999 – заместитель главы правительства РМЭ. С февраля 1999 по август 2001 – первый заместитель министра социальной защиты населения и труда РМЭ. С августа 2001 зав. отделом социального творчества Дворца творчества детей и молодежи Йошкар-Олы.

Один из организаторов СДПО «Эр вий» и Госкомитета РМЭ по делам молодежи, организации в республике финно-угорского лагеря.

Увлечение: творчество.

Девиз: «Если не я, то кто же?!»

(«Кто есть кто в Марий Эл», 2002, с. 486)

Банкетный зал театра был небольшой, человек на двадцать. Скрыться из поля зрения президента здесь было невозможно.

– Наливай, – закричал Кислый.

Спортивная общественность с готовностью заполнила бокалы. Я посмотрел на президента и понял, что за День Конституции действительно было выпито немало. Он явно был не в духе. Похоже, из-за «рыжего». Если это так, то сейчас опять начнутся тосты в мою честь.

– Я предлагаю выпить за Николая. Волжане крепкий и спортивный народ!

Я понял: вечер испорчен. Выпили. Кислицына явно не интересовали ни спортсмены вообще, ни присутствующие вокруг в частности. Министр Чумаков попытался вернуть события в правильное русло и предложил выпить за президента. В зале послышалось «Ура!». Я пригубил рюмку и поставил ее на стол. Какая-то добрая душа по соседству тут же закричала:

– Вячеслав Александрович! Свистунов за вас не хочет пить! Смотрите, он рюмку поставил на стол, а она почти полная!

Кислый нахмурил брови и из узких глаз на меня глянул пьяный волчара. Он что-то хотел сказать, но я его опередил.

Конец ознакомительного фрагмента.