Стихотворения. Стихотворения (Ф. И. Тютчев)

Всесилен я и вместе слаб,

Властитель я и вместе раб,

Добро иль зло творю – о том не рассуждаю,

Я много отдаю, но мало получаю,

И в имя же свое собой повелеваю,

И если бить хочу кого,

То бью себя я самого.

Приди, желанный гость, краса моя и радость!

Приди, – тебя здесь ждет и кубок круговой,

И розовый венок, и песней нежных сладость!

Возженны не льстеца рукой,

Душистый анемон и крины

Лиют на брашны аромат,

И полные плодов корзины

Твой вкус и зренье усладят.

Приди, муж правоты, народа покровитель,

Отчизны верный сын и строгий друг царев,

Питомец счастливый кастальских чистых дев,

Приди в мою смиренную обитель!

Пусть велелепные столпы,

Громады храмин позлащенны

Прельщают алчный взор несмысленной толпы;

Оставь на время град, в заботах погруженный,

Склонись под тень дубрав; здесь ждет тебя покой.

Под кровом сельского Пената,

Где все красуется, все дышит простотой,

Где чужд холодный блеск и пурпура и злата, —

Там сладок кубок круговой!

Чело, наморщенное думой,

Теряет здесь свой вид угрюмый;

В обители отцов все льет отраду нам!

Уже небесный лев тяжелою стопою

В пределах зноя стал – и пламенной стезею

Течет по светлым небесам!..

В священной рощице Сильвана,

Где мгла таинственна с прохладою слиянна,

Где брезжит сквозь листов дрожащий, тихий свет,

Игривый ручеек едва-едва течет

И шепчет в сумраке с прибрежной осокою;

Здесь в знойные часы, пред рощею густою,

Спит стадо и пастух под сению прохлад,

И в розовых кустах зефиры легки спят.

А ты, Фемиды жрец, защитник беззащитных,

Проводишь дни свои под бременем забот;

И счастье сограждан – благий, достойный плод

Твоих стараний неусыпных! —

Для них желал бы ты познать судьбы предел;

Но строгий властелин земли, небес и ада

Глубокой, вечной тьмой грядущее одел.

Благоговейте, персти чада! —

Как! прах земной объять небесное посмеет?

Дерзнет ли разорвать таинственный покров?

Быстрейший самый ум, смутясь, оцепенеет,

И буйный сей мудрец – посмешище богов! —

Мы можем, странствуя в тернистой сей пустыне,

Сорвать один цветок, ловить летящий миг;

Грядущее не нам – судьбине;

Так предадим его на произвол благих! —

Что время? Быстрый ток, который в долах мирных,

В брегах, украшенных обильной муравой,

Катит кристалл валов сапфирных;

И по сребру зыбей свет солнца золотой

Играет и скользит; но час – и бурный вскоре,

Забыв свои брега, забыв свой мирный ход,

Теряется в обширном море,

В безбрежной пустоте необозримых вод!

Но час – и вдруг нависших бурь громады

Извергли дождь из черных недр;

Поток возвысился, ревет, расторг преграды,

И роет волны ярый ветр!..

Блажен, стократ блажен, кто может в умиленье,

Воззревши на Вождя светил,

Текущего почить в Нептуновы владенья,

Кто может, радостный, сказать себе: я жил!

Пусть завтра тучею свинцовой

Всесильный бог громов вкруг ризою багровой

Эфир сгущенный облечет,

Иль снова в небесах рассыплет солнца свет, —

Для смертных все равно; и что крылаты годы

С печального лица земли

В хранилище времен с собою увлекли,

Не пременит того и сам Отец природы.

Сей мир – игралище Фортуны злой.

Она кичливый взор на шар земной бросает

И всей вселенной потрясает

По прихоти слепой!..

Неверная, меня сегодня осенила;

Богатства, почести обильно мне лиет,

Но завтра вдруг простерла крыла,

К другим склоняет свой полет!

Я презрен, – не ропщу, – и, горестный свидетель

И жертва роковой игры,

Ей отдаю ее дары

И облекаюсь в добродетель!..

Пусть бурями увитый Нот

Пучины сланые крутит и воздымает,

И черные холмы морских кипящих вод

С громовой тучею сливает,

И бренных кораблей

Рвет снасти, все крушит в свирепости своей…

Отчизны мирныя покрытый небесами,

Не буду я богов обременять мольбами;

Но дружба и любовь среди житейских волн

Безбедно приведут в пристанище мой челн.

Открылось! – Не мечта ль? Свет новый! Нова сила

Мой дух восторженный, как пламень, облекла!

Кто, отроку, мне дал парение орла! —

Се муз бесценный дар – се вдохновенья крыла!

Несусь, – и дольный мир исчез передо мной, —

Сей мир, туманною и тесной

Волнений и сует обвитый пеленой, —

Исчез! – Как солнца луч златой.

Коснулся вежд эфир небесный…

И свеял прах земной…

Я зрю превыспренних селения чудесны…

Отсель – отверзшимся таинственным вратам —

Благоволением судьбины

Текут к нам дщери Мнемозины,

Честь, радость и краса народам и векам!..

Безбрежное море лежит под стопами,

И в светлой лазури спокойных валов

С горящими небо пылает звездами,

Как в чистом сердце – лик богов;

Как тихий трепет – ожиданье;

Окрест священное молчанье.

И се! Как луна из-за облак, встает

Урании остров из сребряной пены;

Разлился вокруг немерцающий свет,

Богинь улыбкою рожденный…

Несутся свыше звуки лир;

В очарованьях тонет мир!..

Эфирного тени сложив покрывала

И пояс волшебный всесильных харит,

Здесь образ Урания свой восприяла,

И звездный венец на богине горит!

Что нас на земле мечтою пленяло,

Как Истина, то нам и здесь предстоит!

Токмо здесь под ясным небосклоном

Прояснится жизни мрачный ток;

Токмо здесь, забытый Аквилоном,

Льется он, и светел и глубок!

Токмо здесь прекрасен жизни гений,

Здесь, где вечны розы чистых наслаждений,

Вечно юн Поэзии венок!..

Как Фарос для душ и умов освященных,

Высоко воздвигнут Небесныя храм; —

И Мудрость приветствует горним плененных

Вкусить от трапезы питательной там.

Окрест благодатной в зарях златоцветных,

На тронах высоких, в сиянье богов,

Сидят велелепно спасители смертных,

Создатели блага, устройства, градов;

Се Мир вечно-юный, златыми цепями

Связавший семейства, народы, царей;

Суд правый с недвижными вечно весами;

Страх божий, хранитель святых алтарей;

И ты, Благосердие, скорби отрада!

Ты, Верность, на якорь склоненна челом,

Любовь ко отчизне – отчизны ограда,

И хладная Доблесть с горящим мечом;

Ты, с светлыми вечно очами, Терпенье,

И Труд, неуклонный твой врач и клеврет…

Так вышние силы свой держат совет!..

Средь них, вкруг них в святом благоговенье

Свершает по холмам облаковидных гор

В кругах таинственных теченье

Наук и знаний светлый хор…

Урания одна, как солнце меж звездами,

Хранит Гармонию и правит их путями:

По манию ее могущего жезла

Из края в край течет благое просвещенье;

Где прежде мрачна ночь была,

Там светозарна дня явленье;

Как звезд река, по небосклону вкруг

Простершися, оно вселенну обнимает

И блага жизни изливает

На Запад, на Восток, на Север и на Юг…

Откройся предо мной, протекших лет вселенна!

Урания, вещай, где первый был твой храм,

Твой трон и твой народ, учитель всем векам? —

Восток таинственный! – Чреда твоя свершенна!..

Твой ранний день протек! Из ближних Солнце врат

Рожденья своего обителью надменно

Исходит и течет, царь томный и сомненный…

Где Вавилоны здесь, где Фивы? – где мой град?

Где славный Персеполь? – где Мемнон, мой глашатай?

Их нет! – Лучи его теряются в степях,

Где скорбно встретит их ловец или оратай,

Бесплодно роющий во пламенных песках;

Или, стыдливые, скользят они печально

По мшистым ребрам пирамид…

Сокройся, бренного величья мрачный вид!..

И солнце в путь стремится дальный:

Эгея на брегах приветственной главой

К нему склонился лавр; и на холмах Эллады

Его алтарь обвил зеленый мирт Паллады;

Его во гимнах звал Певец к себе слепой,

Кони и всадники, вожди и колесницы,

Оставивших Олимп собрание богов;

Удары гибельны Ареевой десницы,

И сладки песни пастухов; —

Рим встал, – и Марсов гром и песни сладкогласны

Стократ на Тибровых раздалися холмах;

И лебедь Мантуи, взрыв Трои пепл злосчастный,

Вознесся и разлил свет вечный на морях!..

Но что сретает взор? – Куда, куда ты скрылась,

Небесная! – Бежит, как бледный в мгле призрак,

Денница света закатилась,

Везде хаос и мрак!

«Нет! вечен свет наук; его не обнимает

Бунтующая мгла; его нетленен плод

И не умрет!..» —

Рекла Урания и скиптром помавает,

И бледную, изъязвленну главу

Италия от склеп железных свобождает,

Рвет узы лютых змей, на выю ставши льву!..

Всего начало здесь!.. Земля благословенна,

Долины, недра гор, источники, леса

И ты, Везувий сам! ты, бездна раскаленна,

Природы грозныя ужасная краса!

Все возвратили вы, что в ярости несытой

Неистовый Сатурн укрыть от нас хотел!

Эллады, Рима цвет из пепела исшел!

И солнце потекло вновь в путь свой даровитый!..

Феррарскому Орлу ни грозных боев ряд,

Ни чарования, ни прелести томимы,

Ни полчищ тысячи, ни злобствующий ад

Превыспренних путей нигде не воспретят:

На пламенных крылах принес он в храм Солимы

Победу и венец; —

Там нимфы Тага, там валы Гвадалквивира

Во сретенье текут тебе, младой Певец,

Принесший песни к нам с брегов другого мира; —

Но кто сии два гения стоят?

Как светоносны серафимы,

Хранители Эдемских врат

И тайн жрецы непостижимых? —

Един с Британских вод, другой с Альпийских гор,

Друг другу подают чудотворящи длани;

Земного чуждые, возносят к небу взор

В огне божественных мечтаний!..

Почто горит лицо морских пучин?

Куда восторженны бегут Тамизы воды?

Что в трепете святом вы, Альпы, Апеннин!..

Благоговей, земля! Склоните слух, народы!

Певцы бессмертные вещают бога вам:

Един, как громов сын, гремит средь вас паденье;

Другой, как благодать, благовестит спасенье

И путь, ведущий к небесам.

И се! среди снегов Полунощи глубокой,

Под блеском хладных зорь, под свистом льдистых вьюг,

Восстал от Холмогор, – как сильный кедр, высокой,

Встает, возносится и все объемлет вкруг

Своими крепкими ветвями;

Подъемлясь к облакам, глава его блестит

Бессмертными плодами.

И тамо, где металл блистательный сокрыт,

Там роет землю он глубокими корнями, —

Так Росский Пиндар встал! – взнес руку к небесам,

Да воспретит пылающим громам;

Минервы копией бьет недра он земные —

И истекли сокровища златые;

Он повелительный простер на море взор —

И свет его горит, как Поллюкс и Кастор!..

Певец, на гроб отца, царя-героя,

Он лавры свежие склонил

И дни бесценные блаженства и покоя

Елизаветы озарил!

Тогда, разлившись, свет от северных сияний

Дал отблеск на крутых Аракса берегах;

И гении туда простерли взор и длани,

И Фивы новые зарделися в лучах…

Там, там, в стране денницы,

Возник Певец Фелицы!..

Таинственник судеб прорек

Царя-героя в колыбели…

Он с нами днесь! Он с неба к нам притек,

Соборы гениев с ним царственных слетели;

Престол его обстали вкруг;

Над ним почиет божий дух!

И музы радостно воспели

Тебя, о царь сердец, на троне Человек!

Твоей всесильною рукою

Закрылись Януса врата!

Ты оградил нас тишиною,

Ты слава наша, красота!

Смиренно к твоему склоняяся престолу,

Перуны спят горе́ и долу.

И здесь, где все – от благости твоей,

Здесь паки гений просвещенья,

Блистая светом обновленья,

Блажит своих веселье дней! —

Здесь клятвы он дает священны,

Что, постоянный, неизменный,

В своей блестящей высоте,

Монарха следуя заветам и примеру,

Взнесется, опершись на Веру,

К своей божественной мете.

Неверные преодолев пучины,

Достиг пловец желанных берегов;

И в пристани, окончив бег пустынный,

С веселостью знакомится он вновь!..

Ужель тогда челнок свой многомощный,

Восторженный, цветами не увьет?..

Под блеском их и зеленью роскошной

Следов не скроет мрачных бурь и вод?..

И ты рассек с отважностью и славой

Моря обширные своим рулем, —

И днесь, о друг, спокойно, величаво

Влетаешь в пристань с верным торжеством.

Скорей на брег – и дружеству на лоно

Склони, певец, склони главу свою —

Да ветвию от древа Аполлона

Его Питомца я увью!..

Огнем свободы пламенея

И заглушая звук цепей,

Проснулся в лире дух Алцея —

И рабства пыль слетела с ней.

От лиры искры побежали

И вседробящею струей,

Как пламень божий, ниспадали

На чела бледные царей.

Счастлив, кто гласом твердым, смелым,

Забыв их сан, забыв их трон,

Вещать тиранам закоснелым

Святые истины рожден!

И ты великим сим уделом,

О муз питомец, награжден!

Воспой и силой сладкогласья

Разнежь, растрогай, преврати

Друзей холодных самовластья

В друзей добра и красоты!

Но граждан не смущай покою

И блеска не мрачи венца,

Певец! Под царскою парчою

Своей волшебною струною

Смягчай, а не тревожь сердца!

Любовь земли и прелесть года,

Весна благоухает нам! —

Творенью пир дает природа,

Свиданья пир дает сынам!..

Дух жизни, силы и свободы

Возносит, обвевает нас!..

И радость в душу пролилась,

Как отзыв торжества природы,

Как бога животворный глас!..

Где вы, Гармонии сыны?..

Сюда!.. и смелыми перстами

Коснитесь дремлющей струны,

Нагретой яркими лучами

Любви восторга и весны!..

Как в полном, пламенном расцвете,

При первом утра юном свете,

Блистают розы и горят;

Как зефир в радостном полете

Их разливает аромат, —

Так, разливайся, жизни сладость,

Певцы!.. за вами по следам!..

Так по́рхай наша, други, младость

По светлым счастия цветам!..

Вам, вам сей бедный дар

признательной любви,

Цветок простой, не благовонный,

Но вы, наставники мои,

Вы примете его с улыбкой благосклонной.

Так слабое дитя, любви своей в залог,

Приносит матери на лоно

В лугу им сорванный цветок!..

Нет веры к вымыслам чудесным,

Рассудок все опустошил

И, покорив законам тесным

И воздух, и моря, и сушу,

Как пленников – их обнажил;

Ту жизнь до дна он иссушил,

Что в дерево вливала душу,

Давала тело бестелесным!..

Где вы, о древние народы!

Ваш мир был храмом всех богов,

Вы книгу Матери-природы

Читали ясно, без очков!..

Нет, мы не древние народы!

Наш век, о други, не таков.

О раб ученой суеты

И скованный своей наукой!

Напрасно, критик, гонишь ты

Их златокрылые мечты;

Поверь – сам опыт в том порукой, —

Чертог волшебный добрых фей

И в сновиденье – веселей,

Чем наяву – томиться скукой

В убогой хижине твоей!..

Как часто, бросив взор с утесистой вершины,

Сажусь задумчивый в тени древес густой,

И развиваются передо мной

Разнообразные вечерние картины!

Здесь пенится река, долины красота,

И тщетно в мрачну даль за ней стремится око;

Там дремлющая зыбь лазурного пруда

Светлеет в тишине глубокой.

По темной зелени дерев

Зари последний луч еще приметно бродит,

Луна медлительно с полуночи восходит

На колеснице облаков,

И с колокольни одинокой

Разнесся благовест протяжный и глухой;

Прохожий слушает, – и колокол далекий

С последним шумом дня сливает голос свой.

Прекрасен мир! Но восхищенью

В иссохшем сердце места нет!..

По чуждой мне земле скитаюсь сирой тенью,

И мертвого согреть бессилен солнца свет.

С холма на холм скользит мой взор унылый

И гаснет медленно в ужасной пустоте;

Но, ах, где встречу то, что б взор остановило?

И счастья нет, при всей природы красоте!..

И вы, мои поля, и рощи, и долины,

Вы мертвы! И от вас дух жизни улетел!

И что мне в вас теперь, бездушные картины!..

Нет в мире одного – и мир весь опустел!

Встает ли день, нощные ль сходят тени, —

И мрак и свет противны мне…

Моя судьба не знает изменений —

И горесть вечная в душевной глубине!

Но долго ль страннику томиться в заточенье?

Когда на лучший мир покину дольний прах,

Тот мир, где нет сирот, где вере исполненье,

Где солнцы истины в нетленных небесах?..

Тогда, быть может, прояснится

Надежд таинственных спасительный предмет,

К чему душа и здесь еще стремится,

И токмо там, в отчизне, обоймет…

Как светло сонмы звезд пылают надо мною,

Живые мысли божества!

Какая ночь сгустилась над землею,

И как земля, в виду небес, мертва!..

Встают гроза и вихрь и лист крутят пустынный!

И мне, и мне, как мертвому листу,

Пора из жизненной долины, —

Умчите ж, бурные, умчите сироту!..

Снова ль, Гектор, мчишься в бурю брани,

Где с булатом в неприступной длани

Мстительный свирепствует Пелид?..

Кто же призрит Гекторова сына,

Кто научит долгу властелина,

Страх к богам в младенце поселит?..

Мне ль томиться в тягостном покое?..

Сердце жаждет прохлажденья в бое,

Мести жаждет за Пергам!..

Древняя отцов моих обитель!

Я паду!.. но, родины спаситель,

Сниду весел к Стиксовым брегам…

Суждено ль мне в сих чертогах славы

Видеть меч твой праздный и заржавый? —

Осужден ли весь Приамов род?..

Скоро там, где нет любви и света, —

Там, где льется сумрачная Лета,

Скоро в ней любовь твоя умрет!..

Все души надежды, все порывы, —

Все поглотят воды молчаливы, —

Но не Гектора любовь!..

Слышишь?.. Мчатся… Пламя пышет боя!..

Час ударил!.. Сын, супруга, Троя!..

Бесконечна Гектора любовь!..

На камень жизни роковой

Природою заброшен,

Младенец пылкий и живой

Играл – неосторожен,

Но Муза сирого взяла

Под свой покров надежный,

Поэзии разостлала

Ковер под ним роскошный.

Как скоро Музы под крылом

Его созрели годы —

Поэт, избытком чувств влеком,

Предстал во храм Свободы, —

Но мрачных жертв не приносил,

Служа ее кумиру, —

Он горсть цветов ей посвятил

И пламенную лиру.

Еще другое божество

Он чтил в младые лета —

Амур резвился вкруг него

И дани брал с поэта.

Ему на память стрелку дал,

И в сладкие досуги

Он ею повесть начертал

Орфеевой супруги.

И в мире сем, как в царстве снов,

Поэт живет, мечтая, —

Он так достиг земных венцов

И так достигнет рая…

Ум скор и сметлив, верен глаз,

Воображенье – быстро…

А спорил в жизни только раз —

На диспуте магистра.

Насилу добрый гений твой,

Мой брат по крови и по лени,

Увел тебя под кров родной

От всех маневров и учений,

Казарм, тревог и заточений,

От жизни мирно-боевой.

В кругу своих, в халате, дома,

И с службой согласив покой,

Ты праздный меч повесил свой

В саду героя-агронома.

Но что ж? Ты мог ли на просторе

Мечте любимой изменить?

Ты знаешь, друг, что праздность – горе,

Коль не с кем нам ее делить.

Прими ж мой дружеский совет

(Оракул говорил стихами

И убеждал, бывало, свет):

Между московскими красами

Найти легко, сомненья нет,

Красавицу в пятнадцать лет,

С умом, душою и с душами.

Оставь на время плуг Толстого,

Забудь химеры и чины,

Женись и в полном смысле слова

Будь адъютант своей жены.

Тогда предамся вдохновенью,

Разбудит Музу Гименей,

Своей пожертвую я ленью,

Лишь ты свою преодолей!

Радость, первенец творенья,

Дщерь великого Отца,

Мы, как жертву прославленья,

Предаем тебе сердца!

Все, что делит прихоть света,

Твой алтарь сближает вновь,

И душа, тобой согрета,

Пьет в лучах твоих любовь!

В круг единый, божьи чада!

Ваш отец глядит на вас!

Свят его призывный глас,

И верна его награда!

Кто небес провидел сладость,

Кто любил на сей земли,

В милом взоре черпал радость, —

Радость нашу раздели.

Все, чье сердце сердцу друга

В братской вторило груди;

Кто ж не мог любить – из круга

Прочь с слезами отойди!..

Душ родство! о, луч небесный!

Вседержащее звено!

К небесам ведет оно,

Где витает Неизвестный!

У грудей благой природы

Все, что дышит, Радость пьет!

Все созданья, все народы

За собой она влечет;

Нам друзей дала в несчастье —

Гроздий сок, венки харит,

Насекомым – сладострастье,

Ангел – богу предстоит.

Что, сердца, благовестите?

Иль творец сказался вам?

Здесь лишь тени – солнце там, —

Выше звезд его ищите!..

Душу божьего творенья

Радость вечная поит,

Тайной силою броженья

Кубок жизни пламенит;

Травку выманила к свету,

В солнцы – хаос развила

И в пространствах – звездочету

Неподвластных – разлила!

Как миры катятся следом

За вседвижущим перстом,

К нашей цели потечем —

Бодро, как герой к победам!

В ярком истины зерцале

Образ твой очам блестит;

В горьком опыта фиале

Твой алмаз на дне горит.

Ты, как облак прохлажденья,

Нам предходишь средь трудов,

Светишь утром возрожденья

Сквозь расселины гробов!

Верьте правящей деснице! —

Наши скорби, слезы, вздох

В ней хранятся как залог

И искупятся сторицей!

Кто постигнет провиденье?

Кто явит стези его?

В сердце сыщем откровенье,

Сердце скажет божество!

Прочь вражда с земного круга!

Породнись душа с душой!

Жертвой мести – купим друга,

Пурпур – вретища ценой.

Мы врагам своим простили,

В книге жизни нет долгов;

Там, в святилище миров,

Судит Бог, как мы судили!..

Радость грозды наливает,

Радость кубки пламенит,

Сердце дикого смягчает,

Грудь отчаянья живит!

В искрах к небу брызжет пена,

Сердце чувствует полней;

Други, братья, – на колена!

Всеблагому кубок сей!..

Ты, чья мысль духов родила,

Ты, чей взор миры зажег!

Пьем тебе, Великий Бог!

Жизнь миров и душ, светило!

Слабым – братскую услугу,

Добрым – братскую любовь,

Верность клятв – врагу и другу,

Долгу в дань – всю сердца кровь!

Гражданина голос смелый

На совет к земным богам;

Торжествуй, Святое Дело, —

Вечный стыд его врагам.

Нашу длань к Твоей, Отец,

Простираем в бесконечность!

Нашим клятвам даруй вечность,

Наши клятвы – гимн сердец!

Что пел божественный, друзья,

В порыве пламенном свободы

И в полном чувстве Бытия,

Когда на пиршество Природы

Певец, любимый сын ея,

Сзывал в единый круг народы;

И с восхищенною душей,

Во взорах – луч животворящий,

Из чаши Гения кипящей

Он пил за здравие людей; —

И мне ли петь сей Гимн веселый,

От близких сердцу вдалеке,

В неразделяемой тоске, —

Мне ль Радость петь на лире онемелой?

Веселье в ней не сыщет звука,

Его игривая струна

Слезами скорби смочена, —

И порвала ее Разлука!

Но вам, друзья, знакомо вдохновенье!

На краткий миг в сердечном упоенье

Я жребий свой невольно забывал

(Минутное, но сладкое забвенье!),

К протекшему душою улетал

И Радость пел – пока о вас мечтал.

Люблю, друзья, ласкать очами

Иль пурпур искрометных вин,

Или плодов между листами

Благоухающий рубин.

Люблю смотреть, когда созданье

Как бы погружено в весне,

И мир заснул в благоуханье

И улыбается во сне!..

Люблю, когда лицо прекрасной

Весенний воздух пламенит,

То кудрей шелк взвевает сладострастный,

То в ямочки впивается ланит!

Но что все прелести пафосския царицы,

И гроздий сок, и запах роз

Перед тобой, святой источник слез,

Роса божественной денницы!..

Небесный луч играет в них

И, преломясь о капли огневые,

Рисует радуги живые

На тучах жизни громовых.

И только смертного зениц

Ты, ангел слез, дотронешься крылами —

Туман рассеется слезами

И небо серафимских лиц

Вдруг разовьется пред очами.

Твой милый взор, невинной страсти полный,

Златой рассвет небесных чувств твоих

Не мог – увы! – умилостивить их —

Он служит им укорою безмолвной.

Сии сердца, в которых правды нет,

Они, о друг, бегут, как приговора,

Твоей любви младенческого взора,

Он страшен им, как память детских лет.

Но для меня сей взор благодеянье;

Как жизни ключ, в душевной глубине

Твой взор живет и будет жить во мне:

Он нужен ей, как небо и дыханье.

Таков горе́ – духов блаженных свет,

Лишь в небесах сияет он, небесный;

В ночи греха, на дне ужасной бездны,

Сей чистый огнь, как пламень адский, жжет.

На севере мрачном, на дикой скале

Кедр одинокий под снегом белеет,

И сладко заснул он в инистой мгле,

И сон его вьюга лелеет.

Про юную пальму все снится ему,

Что в дальных пределах Востока,

Под пламенным небом, на знойном холму

Стоит и цветет, одинока…

Друг, откройся предо мною —

Ты не призрак ли какой,

Как выводит их порою

Мозг поэта огневой!..

Нет, не верю: этих щечек,

Этих глазок милый свет,

Этот ангельский роточек —

Не создаст сего поэт.

Василиски и вампиры,

Конь крылат и змий зубаст —

Вот мечты его кумиры,

Их творить поэт горазд.

Но тебя, твой стан эфирный,

Сих ланит волшебный цвет,

Этот взор лукаво-смирный —

Не создаст сего поэт.

Ниса, Ниса, Бог с тобою!

Ты презрела дружний глас,

Ты поклонников толпою

Оградилася от нас.

Равнодушно и беспечно,

Легковерное дитя,

Нашу дань любви сердечной

Ты отвергнула шутя.

Нашу верность променяла

На неверный блеск, пустой, —

Наших чувств тебе, знать, мало, —

Ниса, Ниса, Бог с тобой!

Хладен, светел,

День проснулся —

Ранний петел

Встрепенулся, —

Дружина, воспрянь!

Вставайте, о други!

Бодрей, бодрей

На пир мечей,

На брань!..

Пред нами наш вождь!

Мужайтесь, о други,

И вслед за могучим

Ударим грозой!..

Вихрем помчимся

Сквозь тучи и гром

К солнцу победы

Вслед за орлом!..

Где битва мрачнее, воители чаще,

Где срослися щиты, где сплелися мечи,

Туда он ударит – перун вседробящий —

И след огнезвездный и кровью горящий

Пророет дружине в железной ночи.

За ним, за ним – в ряды врагов,

Смелей, друзья, за ним!..

Как груды скал, как море льдов —

Прорвем их и стесним!..

Хладен, светел,

День проснулся —

Ранний петел

Встрепенулся, —

Дружина, воспрянь!..

Не кубок кипящий душистого меда

Румяное утро героям вручит;

Не сладостных жен любовь и беседа

Вам душу согреет и жизнь оживит;

Но вас, обновленных прохладою сна, —

Кровавыя битвы подымет волна!..

Дружина, воспрянь!..

Смерть иль победа!..

На брань!..

Слыхал ли в сумраке глубоком

Воздушной арфы легкий звон,

Когда полуночь, ненароком,

Дремавших струн встревожит сон?..

То потрясающие звуки,

То замирающие вдруг…

Как бы последний ропот муки,

В них отозвавшися, потух!

Дыханье каждое Зефира

Взрывает скорбь в ее струнах…

Ты скажешь: ангельская лира

Грустит, в пыли, по небесах!

О, как тогда с земного круга

Душой к бессмертному летим!

Минувшее, как призрак друга,

Прижать к груди своей хотим.

Как верим верою живою,

Как сердцу радостно, светло!

Как бы эфирною струею

По жилам небо протекло!

Но ах, не нам его судили;

Мы в небе скоро устаем, —

И не дано ничтожной пыли

Дышать божественным огнем.

Едва усилием минутным

Прервем на час волшебный сон,

И взором трепетным и смутным,

Привстав, окинем небосклон, —

И отягченною главою,

Одним лучом ослеплены,

Вновь упадаем не к покою,

Но в утомительные сны.

Что юный год дает цветам —

Их девственный румянец;

Что зрелый год дает плодам —

Их царственный багрянец;

Что нежит взор и веселит,

Как перл, в морях цветущий;

Что греет душу и живит,

Как нектар всемогущий:

Весь цвет сокровищниц мечты,

Весь полный цвет творенья,

И, словом, небо красоты

В лучах воображенья, —

Все, все Поэзия слила

В тебе одной – Саконтала́.

Как тихо веет над долиной

Далекий колокольный звон,

Как шорох стаи журавлиной, —

И в шуме листьев замер он.

Как море вешнее в разливе,

Светлея, не колыхнет день, —

И торопливей, молчаливей

Ложится по долине тень!..

Вас развратило Самовластье,

И меч его вас поразил, —

И в неподкупном беспристрастье

Сей приговор Закон скрепил.

Народ, чуждаясь вероломства,

Поносит ваши имена —

И ваша память от потомства,

Как труп в земле, схоронена.

О жертвы мысли безрассудной,

Вы уповали, может быть,

Что станет вашей крови скудной,

Чтоб вечный полюс растопить!

Едва, дымясь, она сверкнула

На вековой громаде льдов,

Зима железная дохнула —

И не осталось и следов.

Как медлит путника вниманье

На хладных камнях гробовых,

Так привлечет друзей моих

Руки знакомой начертанье!..

Чрез много, много лет оно

Напомнит им о прежнем друге:

«Его уж нету в вашем круге;

Но сердце здесь погребено!..»

Как порою светлый месяц

Выплывает из-за туч, —

Так, один, в ночи былого

Светит мне отрадный луч.

Все на палубе сидели,

Вдоль по Реину неслись,

Зеленеющие бреги

Перед нами раздались.

И у ног прелестной дамы

Я в раздумии сидел,

И на милом, бледном лике

Тихий вечер пламенел.

Дети пели, в бубны били,

Шуму не было конца,

И лазурней стало небо,

И просторнее сердца.

Сновиденьем пролетали

Горы, замки на горах —

И светились, отражаясь,

В милых спутницы очах.

Вот арфа ее в обычайном углу,

Гвоздики и розы стоят у окна,

Полуденный луч задремал на полу:

Условное время! Но где же она?

О, кто мне поможет шалунью сыскать,

Где, где приютилась Сильфида моя?

Волшебную близость, как бы благодать,

Разлитую в воздухе, чувствую я.

Гвоздики недаром лукаво глядят,

Недаром, о розы, на ваших листах

Жарчее румянец, свежей аромат:

Я понял, кто скрылся, зарылся в цветах!

Не арфы ль твоей мне послышался звон?

В струнах ли мечтаешь укрыться златых?

Металл содрогнулся, тобой оживлен,

И сладостный трепет еще не затих.

Как пляшут пылинки в полдневных лучах,

Как искры живые в родимом огне!

Видал я сей пламень в знакомых очах,

Его упоенье известно и мне.

Влетел мотылек, и с цветка на другой,

Притворно-беспечный, он начал порхать.

О, полно кружиться, мой гость дорогой!

Могу ли, воздушный, тебя не узнать?

Люблю грозу в начале мая,

Когда весенний, первый гром,

Как бы резвяся и играя,

Грохочет в небе голубом.

Гремят раскаты молодые,

Вот дождик брызнул, пыль летит,

Повисли перлы дождевые,

И солнце нити золотит.

С горы бежит поток проворный,

В лесу не молкнет птичий гам,

И гам лесной, и шум нагорный —

Все вторит весело громам.

Ты скажешь: ветреная Геба,

Кормя Зевесова орла,

Громокипящий кубок с неба,

Смеясь, на землю пролила.

Ты любишь, ты притворствовать умеешь, —

Когда в толпе, украдкой от людей,

Моя нога касается твоей?

Ты мне ответ даешь – и не краснеешь!

Все тот же вид рассеянный, бездушный,

Движенье персей, взор, улыбка та ж…

Меж тем твой муж, сей ненавистный страж,

Любуется твоей красой послушной.

Благодаря и людям и судьбе,

Ты тайным радостям узнала цену,

Узнала свет: он ставит нам в измену

Все радости… Измена льстит тебе.

Стыдливости румянец невозвратный,

Он улетел с твоих младых ланит —

Так с юных роз Авроры луч бежит

С их чистою душою ароматной.

Но так и быть! в палящий летний зной

Лестней для чувств, приманчивей для взгляда

Смотреть в тени, как в кисти винограда

Сверкает кровь сквозь зелени густой.

Уж солнца раскаленный шар

С главы своей земля скатила,

И мирный вечера пожар

Волна морская поглотила.

Уж звезды светлые взошли

И тяготеющий над нами

Небесный свод приподняли

Своими влажными главами.

Река воздушная полней

Течет меж небом и землею,

Грудь дышит легче и вольней,

Освобожденная от зною.

И сладкий трепет, как струя,

По жилам пробежал природы,

Как бы горячих ног ея

Коснулись ключевые воды.

Еще шумел веселый день,

Толпами улица блистала,

И облаков вечерних тень

По светлым кровлям пролетала.

И доносилися порой

Все звуки жизни благодатной —

И все в один сливалось строй,

Стозвучный, шумный и невнятный.

Весенней негой утомлен,

Я впал в невольное забвенье;

Не знаю, долог ли был сон,

Но странно было пробужденье…

Затих повсюду шум и гам,

И воцарилося молчанье —

Ходили тени по стенам

И полусонное мерцанье…

Украдкою в мое окно

Глядело бледное светило,

И мне казалось, что оно

Мою дремоту сторожило.

И мне казалось, что меня

Какой-то миротворный гений

Из пышно-золотого дня

Увлек, незримый, в царство теней.

Лазурь небесная смеется,

Ночной омытая грозой,

И между гор росисто вьется

Долина светлой полосой.

Лишь высших гор до половины

Туманы покрывают скат,

Как бы воздушные руины

Волшебством созданных палат.

Уже полдневная пора

Палит отвесными лучами, —

И задымилася гора

С своими черными лесами.

Внизу, как зеркало стальное,

Синеют озера струи,

И с камней, блещущих на зное,

В родную глубь спешат ручьи.

И между тем как полусонный

Наш дольний мир, лишенный сил,

Проникнут негой благовонной,

Во мгле полуденной почил, —

Горе́, как божества родные,

Над издыхающей землей

Играют выси ледяные

С лазурью неба огневой.

Лениво дышит полдень мглистый,

Лениво катится река,

И в тверди пламенной и чистой

Лениво тают облака.

И всю природу, как туман,

Дремота жаркая объемлет —

И Сам теперь великий Пан

В пещере нимф покойно дремлет.

Душой весны природа ожила,

И блещет все в торжественном покое:

Лазурь небес, и море голубое,

И дивная гробница, и скала!

Древа кругом покрылись новым цветом,

И тени их, средь общей тишины,

Чуть зыблются дыханием волны

На мраморе, весною разогретом…

Давно ль умолк Перун его побед,

И гул от них стоит доселе в мире…

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

И ум людей великой тенью полн,

А тень его, одна, на бреге диком,

Чужда всему, внимает шуму волн

И тешится морских пернатых криком.

Высокого предчувствия

Порывы и томленье,

Души, господства жаждущей,

Кипящее стремленье

И замыслов событие

Несбыточных, как сон, —

Все испытал он! – счастие,

Победу, заточенье,

И все судьбы пристрастие,

И все ожесточенье! —

Два раза брошен был во прах

И два раза на трон!..

Явился: два столетия

В борении жестоком,

Его узрев, смирились вдруг,

Как пред всесильным роком.

Он повелел умолкнуть им

И сел меж них судьей!

Исчез – и в ссылке довершил

Свой век неимоверный —

Предмет безмерной зависти

И жалости безмерной,

Предмет вражды неистовой,

Преданности слепой!..

Как над главою тонущих

Растет громадой пенной

Сперва игравший ими вал —

И берег вожделенный

Вотще очам трепещущим

Казавший свысока, —

Так память над душой его,

Скопившись, тяготела!..

Как часто высказать себя

Душа сия хотела,

И, обомлев, на лист начатый

Вдруг падала рука!

Как часто пред кончиной дня —

Дня безотрадной муки, —

Потупив молнии очей,

Крестом сложивши руки,

Стоял он – и минувшее

Овладевало им!..

Он зрел в уме: подвижные

Шатры, равнины боев,

Рядов пехоты длинный блеск,

Потоки конных строев —

Железный мир и дышащий

Велением одним!..

О, под толиким бременем

В нем сердце истомилось

И дух упал… Но сильная

К нему рука спустилась —

И к небу, милосердая,

Его приподняла!..

Есть некий час, в ночи, всемирного молчанья,

И в оный час явлений и чудес

Живая колесница мирозданья

Открыто катится в святилище небес.

Тогда густеет ночь, как хаос на водах,

Беспамятство, как Атлас, давит сушу;

Лишь Музы девственную душу

В пророческих тревожат Боги снах!

О Николай, народов победитель,

Ты имя оправдал свое! Ты победил!

Ты, Господом воздвигнутый воитель,

Неистовство врагов его смирил…

Настал конец жестоких испытаний,

Настал конец неизреченных мук.

Ликуйте, христиане!

Ваш Бог, Бог милости и браней,

Исторг кровавый скиптр из нечестивых рук.

Тебе, тебе, послу его велений —

Кому сам Бог вручил свой страшный меч, —

Известь народ его из смертной тени

И вековую цепь навек рассечь.

Над избранной, о царь, твоей главою

Как солнце просияла благодать!

Бледнея пред тобою,

Луна покрылась тьмою —

Владычеству Корана не восстать…

Твой гневный глас послыша в отдаленье,

Содроглися Османовы врата:

Твоей руки одно лишь мановенье —

И в прах падут к подножию Креста.

Сверши свой труд, сверши людей спасенье.

Реки: «Да будет свет» – и будет свет!

Довольно крови, слез пролитых,

Довольно жен, детей избитых,

Довольно над Христом ругался Магомет!..

Твоя душа мирской не жаждет славы,

Не на земное устремлен твой взор.

Но Тот, о царь, кем держатся державы,

Врагам твоим изрек их приговор…

Он Сам от них лицо свое отводит,

Их злую власть давно подмыла кровь,

Над их главою ангел смерти бродит,

Стамбул исходит —

Константинополь воскресает вновь…

Когда пробьет последний час природы,

Состав частей разрушится земных:

Все зримое опять покроют воды,

И Божий лик изобразится в них!

Часов однообразный бой,

Томительная ночи повесть!

Язык для всех равно чужой

И внятный каждому, как совесть!

Кто без тоски внимал из нас,

Среди всемирного молчанья,

Глухие времени стенанья,

Пророчески-прощальный глас?

Нам мнится: мир осиротелый

Неотразимый Рок настиг —

И мы, в борьбе, природой целой

Покинуты на нас самих;

И наша жизнь стоит пред нами,

Как призрак, на краю земли,

И с нашим веком и друзьями

Бледнеет в сумрачной дали;

И новое, младое племя

Меж тем на солнце расцвело,

А нас, друзья, и наше время

Давно забвеньем занесло!

Лишь изредка, обряд печальный

Свершая в полуночный час,

Металла голос погребальный

Порой оплакивает нас!

Над морем, диким полуночным морем

Муж-юноша стоит —

В груди тоска, в уме сомненья —

И, сумрачный, он вопрошает волны:

«О, разрешите мне загадку жизни,

Мучительно-старинную загадку,

Над коей сотни, тысячи голов —

В египетских, халдейских шапках,

Гиероглифами ушитых,

В чалмах, и митрах, и скуфьях,

И с париками и обритых —

Тьмы бедных человеческих голов

Кружилися, и сохли, и потели, —

Скажите мне, что значит человек?

Откуда он, куда идет,

И кто живет над звездным сводом?»

По-прежнему шумят и ропщут волны,

И дует ветр, и гонит тучи,

И звезды светят холодно и ясно —

Глупец стоит – и ждет ответа!

За нашим веком мы идем,

Как шла Креуза за Энеем:

Пройдем немного – ослабеем,

Убавим шагу – отстаем.

На старой башне, у реки,

Дух рыцаря стоит

И, лишь завидит челноки,

Приветом их дарит:

«Кипела кровь, и в сей груди,

Кулак был из свинца,

И богатырский мозг в кости,

И кубок до конца!

Пробушевал полжизни я,

Другую проволок:

А ты плыви, плыви, ладья,

Куда несет поток!»

Запад, Норд и Юг в крушенье,

Троны, царства в разрушенье, —

На Восток укройся дальный

Воздух пить патриархальный!..

В играх, песнях, пированье

Обнови существованье!..

Там проникну, в сокровенных,

До истоков потаенных

Первородных поколений,

Гласу Божиих велений

Непосредственно внимавших

И ума не надрывавших,

Память праотцев святивших,

Иноземию претивших,

Где во всем хранилась мера,

Мысль – тесна, пространна вера,

Слово – в силе и почтенье,

Как живое откровенье!..

То у пастырей под кущей,

То в оазисе цветущей

С караваном отдохну я,

Ароматами торгуя:

Из пустыни в поселенья

Исслежу все направленья.

Песни Гафица святые

Усладят стези крутые:

Их вожатый голосистый,

Распевая в тверди чистой,

В позднем небе звезды будит

И шаги верблюдов нудит.

То упьюся в банях ленью,

Верен Гафица ученью:

Дева-друг фату бросает,

Амвру с кудрей отрясает, —

И поэта сладкопевность

В девах райских будит ревность!..

И сие высокомерье

Не вменяйте в суеверье;

Знайте: все слова поэта

Легким роем, жадным света,

У дверей стучатся Рая,

Дар бессмертья вымоляя!

«Что там за звуки пред крыльцом,

За гласы пред вратами?..

В высоком тереме моем

Раздайся песнь пред нами!..»

Король сказал, и паж бежит,

Вернулся паж, король гласит:

«Скорей впустите старца!..»

«Хвала вам, витязи, и честь,

Вам, дамы, обожанья!..

Как звезды в небе перечесть!

Кто знает их названья!..

Хоть взор манит сей рай чудес,

Закройся взор – не время здесь

Вас праздно тешить, очи!»

Седой певец глаза смежил

И в струны грянул живо —

У смелых взор смелей горит,

У жен – поник стыдливо.

Пленился царь его игрой

И шлет за цепью золотой —

Почтить певца седого!..

«Златой мне цепи не давай,

Награды сей не стою,

Ее ты рыцарям отдай,

Бесстрашным среди бою;

Отдай ее своим дьякам,

Прибавь к их прочим тяготам

Сие златое бремя!..

На божьей воле я пою,

Как птичка в поднебесье,

Не чая мзды за песнь свою —

Мне песнь сама возмездье!..

Просил бы милости одной,

Вели мне кубок золотой

Вином наполнить светлым!»

Он кубок взял и осушил

И слово молвил с жаром:

«Тот дом Сам Бог благословил,

Где это – скудным даром!..

Свою вам милость Он пошли

И вас утешь на сей земли,

Как я утешен вами!..»

Закралась в сердце грусть – и смутно

Я вспомянул о старине:

Тогда все было так уютно

И люди жили как во сне.

А нынче мир весь как распался:

Все кверху дном, все сбились с ног,

Господь-бог на небе скончался

И в аде Сатана издох.

Живут как нехотя на свете,

Везде брюзга, везде раскол, —

Не будь крохи любви в предмете,

Давно б из мира вон ушел.

Надежда и любовь – все, все погибло!..

И сам я, бледный, обнаженный труп,

Изверженный сердитым морем,

Лежу на берегу,

На диком, голом берегу!..

Передо мной – пустыня водяная,

За мной лежат и горе и беда,

А надо мной бредут лениво тучи,

Уродливые дщери неба!

Они в туманные сосуды

Морскую черпают волну,

И с ношей вдаль, усталые, влекутся,

И снова выливают в море!..

Нерадостный и бесконечный труд!

И суетный, как жизнь моя!..

Волна шумит, морская птица стонет!

Минувшее повеяло мне в душу —

Былые сны, потухшие виденья

Мучительно-отрадные встают!

Живет на севере жена!

Прелестный образ, царственно-прекрасный!

Ее, как пальма, стройный стан

Обхвачен белой сладострастной тканью;

Кудрей роскошных темная волна,

Как ночь богов блаженных, льется

С увенчанной косами головы

И в легких кольцах тихо веет

Вкруг бледного, умильного лица,

И из умильно-бледного лица

Отверсто-пламенное око

Как черное сияет солнце!..

О черно-пламенное солнце,

О, сколько, сколько раз в лучах твоих

Я пил восторга дикий пламень,

И пил, и млел, и трепетал, —

И с кротостью небесно-голубиной

Твои уста улыбка обвевала,

И гордо-милые уста

Дышали тихими, как лунный свет, речами

И сладкими, как запах роз…

И Дух во мне, оживши, воскрылялся

И к Солнцу, как орел, парил!..

Молчите, птицы, не шумите, волны,

Все, все погибло – счастье и надежда,

Надежда и любовь!.. Я здесь один, —

На дикий брег заброшенный грозою,

Лежу простерт – и рдеющим лицом

Сырой песок морской пучины рою!

«Прекрасный будет день», – сказал товарищ,

Взглянув на небо из окна повозки. —

Так, день прекрасный будет, – повторило

За ним мое молящееся сердце

И вздрогнуло от грусти и блаженства!..

Прекрасный будет день! Свободы солнце

Живей и жарче будет греть, чем ныне

Аристокрация светил ночных!

И расцветет счастливейшее племя,

Зачатое в объятьях произвольных, —

Не на одре железном принужденья,

Под строгим, под таможенным надзором

Духовных приставов, – и в сих душах

Вольнорожденных вспыхнет смело

Чистейший огнь идей и чувствований —

Для нас, рабов природных, непостижный!

Ах, и для них равно непостижима

Та будет ночь, в которой их отцы

Всю жизнь насквозь томились безотрадно

И бой вели отчаянный, жестокий,

Противу гнусных сов и ларв подземных,

Чудовищных Ерева порождений!..

Злосчастные бойцы, все силы духа,

Всю сердца кровь в бою мы истощили —

И бледных, преждевременно одряхших,

Нас озарит победы поздний день!..

Младого солнца свежее бессмертье

Не оживит сердец изнеможенных,

Ланит потухших снова не зажжет!

Мы скроемся пред ним, как бледный месяц!

Так думал я и вышел из повозки

И с утренней усердною молитвой

Ступил на прах, бессмертьем освященный!..

Как под высоким триумфальным сводом

Громадных облаков всходило солнце,

Победоносно, смело и светло,

Прекрасный день природе возвещая.

Но мне при виде сем так грустно было,

Как месяцу, еще заметной тенью

Бледневшему на небе. – Бедный месяц!

В глухую полночь, одиноко, сиро,

Он совершил свой горемычный путь,

Когда весь мир дремал – и пировали

Одни лишь совы, призраки, разбой;

И днесь пред юным днем, грядущим в славе,

С звучащими веселием лучами

И пурпурной разлитою зарей,

Он прочь бежит… еще одно воззренье

На пышное всемирное светило —

И легким паром с неба улетит.

Не знаю я и не ищу предвидеть,

Что мне готовит Муза! Лавр поэта

Почтит иль нет мой памятник надгробный?

Поэзия Душе моей была

Младенчески-Божественной игрушкой —

И суд чужой меня тревожил мало.

Но меч, друзья, на гроб мой положите!

Я воин был! я ратник был свободы

И верою и правдой ей служил

Всю жизнь мою в ее священной брани!

Едва мы вышли из Трезенских врат,

Он сел на колесницу, окруженный

Своею, как он сам, безмолвной стражей.

Микенскою дорогой ехал он,

Отдав коням в раздумии бразды.

Сии живые, пламенные кони,

Столь гордые в обычном их пылу,

Днесь, с головой поникшей, мрачны, тихи,

Казалося, согласовались с ним.

Вдруг из морских пучин исшедший крик

Смутил кругом воздушное молчанье,

И в ту ж минуту страшный некий голос

Из-под земли ответствует стенаньем.

В груди у всех оледенела кровь,

И дыбом стала чутких тварей грива.

Но вот, белея над равниной влажной,

Подъялся вал, как снежная гора, —

Возрос, приближился, о брег расшибся

И выкинул чудовищного зверя.

Чело его ополчено рогами,

Хребет покрыт желтистой чешуей.

Ужасный Вол, неистовый Дракон,

В бесчисленных изгибах вышел он.

Брег, зыблясь, стонет от его рыканья;

День, негодуя, светит на него,

Земля подвиглась; вал, его извергший,

Как бы объятый страхом, хлынул вспять.

Все скрылося, ища спасенья в бегстве, —

Лишь Ипполит, героя истый сын,

Лишь Ипполит, боязни недоступный,

Остановил коней, схватил копье

И, меткою направив сталь рукою,

Глубокой язвой зверя поразил.

Взревело чудо, боль копья почуя,

Беснуясь, пало под ноги коням

И, роя землю, из кровавой пасти

Их обдало и смрадом и огнем!

Страх обуял коней – они помчались,

Не слушаясь ни гласа, ни вожжей, —

Напрасно с ними борется возница,

Они летят, багря удила пеной:

Бог некий, говорят, своим трезубцем

Их подстрекал в дымящиеся бедра…

Летят по камням, дебрям… ось трещит

И лопнула… Бесстрашный Ипполит

С изломанной, разбитой колесницы

На землю пал, опутанный вожжами, —

Прости слезам моим!.. сей вид плачевный

Бессмертных слез причиной будет мне!

Я зрел, увы! как сына твоего

Влекли, в крови, им вскормленные кони!

Он кличет их… но их пугает клик —

Бегут, летят с истерзанным возницей.

За ним вослед стремлюся я со стражей, —

Кровь свежая стезю нам указует.

На камнях кровь… на терниях колючих

Клоки волос кровавые повисли…

Наш дикий вопль равнину оглашает!

Но наконец неистовых коней

Смирился пыл… они остановились

Вблизи тех мест, где прадедов твоих

Прах царственный в гробах почиет древних!..

Я прибежал, зову… с усильем тяжким

Он, вежды приподняв, мне подал руку:

«Всевышних власть мой век во цвете губит.

Друг, не оставь Ариции моей!

Когда ж настанет день, что мой Родитель,

Рассеяв мрак ужасной клеветы,

В невинности сыновней убедится,

О, в утешенье сетующей тени,

Да облегчит он узнице своей

Удел ее!.. Да возвратит он ей…»

При сих словах Героя жизнь угасла,

И на руках моих, его державших,

Остался труп, свирепо искаженный,

Как знаменье богов ужасной кары,

Не распознаемый и для отцовских глаз!

Был царь, как мало их ныне, —

По смерть он верен был:

От милой, при кончине,

Он кубок получил.

Ценил его высоко

И часто осушал, —

В нем сердце сильно билось,

Лишь кубок в руки брал.

Когда ж сей мир покинуть

Пришел его черед,

Он делит все наследство, —

Но кубка не дает.

И в замок, что над морем,

Друзей своих созвал

И с ними на прощанье,

Там сидя, пировал.

В последний раз упился

Он влагой огневой,

Над бездной наклонился

И в море – кубок свой…

На дно пал кубок морское, —

Он пал, пропал из глаз,

Забилось ретивое,

Царь пил в последний раз!..

Вы мне жалки, звезды-горемыки!

Так прекрасны, так светло горите,

Мореходцу светите охотно,

Без возмездья от богов и смертных!

Вы не знаете любви – и ввек не знали!

Неудержно вас уводят Оры

Сквозь ночную беспредельность неба.

О! какой вы путь уже свершили

С той поры, как я в объятьях милой

Вас и полночь сладко забываю!

Ты зрел его в кругу большого света —

То своенравно-весел, то угрюм,

Рассеян, дик иль полон тайных дум,

Таков поэт – и ты презрел поэта!

На месяц взглянь: весь день, как облак тощий,

Он в небесах едва не изнемог, —

Настала ночь – и, светозарный Бог,

Сияет он над усыпленной рощей!

В толпе людей, в нескромном шуме дня

Порой мой взор, движенья, чувства, речи

Твоей не смеют радоваться встрече —

Душа моя! о, не вини меня!..

Смотри, как днем туманисто-бело

Чуть брезжит в небе месяц светозарный,

Наступит ночь – и в чистое стекло

Вольет елей душистый и янтарный!

Пускай орел за облаками

Встречает молнии полет

И неподвижными очами

В себя впивает солнца свет.

Но нет завиднее удела,

О лебедь чистый, твоего —

И чистой, как ты сам, одело

Тебя стихией Божество.

Она, между двойною бездной,

Лелеет твой всезрящий сон —

И полной славой тверди звездной

Ты отовсюду окружен.

Как океан объемлет шар земной,

Земная жизнь кругом объята снами;

Настанет ночь – и звучными волнами

Стихия бьет о берег свой.

То глас ее: он нудит нас и просит…

Уж в пристани волшебный ожил челн;

Прилив растет и быстро нас уносит

В неизмеримость темных волн.

Небесный свод, горящий славой звездной,

Таинственно глядит из глубины, —

И мы плывем, пылающею бездной

Со всех сторон окружены.

О рьяный Конь, о Конь морской,

С бледно-зеленой гривой,

То смирный, ласково-ручной,

То бешено-игривый!

Ты буйным вихрем вскормлен был

В широком божьем поле;

Тебя он прядать научил,

Играть, скакать по воле!

Люблю тебя, когда стремглав,

В своей надменной силе,

Густую гриву растрепав

И весь в пару и мыле,

К брегам направив бурный бег,

С веселым ржаньем мчишься,

Копыта кинешь в звонкий брег

И – в брызги разлетишься!..

Великий Карл, прости! – Великий, незабвенный,

Не сим бы голосом тревожить эти стены —

И твой бессмертный прах смущать, о исполин,

Жужжанием страстей, живущих миг один!

Сей европейский мир, руки твоей созданье,

Как он велик, сей мир! Какое обладанье!..

С двумя избранными вождями над собой —

И весь багрянородный сонм – под их стопой!..

Все прочие державы, власти и владенья —

Дары наследия, случайности рожденья, —

Но папу, кесаря сам Бог земле дает,

И Промысл через них нас случаем блюдет.

Так соглашает он устройство и свободу!

Вы все, позорищем служащие народу,

Вы, курфюрсты, вы, кардиналы, сейм, синклит, —

Вы все ничто! Господь решит, Господь велит!..

Родись в народе мысль, зачатая веками,

Сперва растет в тени и шевелит сердцами —

Вдруг воплотилася и увлекла народ!..

Князья куют ей цепь и зажимают рот,

Но день ее настал, – и смело, величаво

Она вступила в сейм, явилась средь конклава,

И, с скипетром в руках иль митрой на челе,

Пригнула все главы венчанные к земле…

Так папа с кесарем всесильны – все земное

Лишь ими и чрез них. Как таинство живое

Явило небо их земле, – и целый мир —

Народы и цари – им отдан был на пир!..

Их воля строит мир и зданье замыкает,

Творит и рушит. – Сей решит, тот рассекает.

Сей Истина, тот Сила – в них самих

Верховный их закон, другого нет для них!

Когда из алтаря они исходят оба —

Тот в пурпуре, а сей в одежде белой гроба —

Мир, цепенея, зрит в сиянье торжества

Сию чету, сии две полы божества!..

И быть одним из них, одним! О, посрамленье

Не быть им!.. и в груди питать сие стремленье!

О, как, как сча́стлив был почивший в сем гробу

Герой! Какую бог послал ему судьбу!

Какой удел! и что ж? Его сия могила.

Так вот куда идет – увы! – все то, что было

Законодатель, вождь, правитель и герой,

Гигант, все времена превысивший главой!

Как тот, кто в жизни был Европы всей владыкой,

Чье титло было кесарь, имя Карл Великий,

Из славимых имен славнейшее поднесь,

Велик – велик, как мир, – а все вместилось здесь!

Ищи ж владычества и взвесь пригоршни пыли

Того, кто все имел, чью власть как божью чтили.

Наполни грохотом всю землю, строй, возвысь

Свой столп до облаков, все выше, высь на высь —

Хотя б бессмертных звезд твоя коснулась слава,

Но вот ее предел!.. О царство, о держава,

О, что вы? все равно – не власти ль жажду я?

Мне тайный глас сулит: твоя она – моя —

О, если бы моя! Свершится ль предвещанье? —

Стоять на высоте и замыкать созданье,

На высоте – один – меж небом и землей

И видеть целый мир в уступах под собой:

Сперва цари, потом – на степенях различных —

Старейшины домов удельных и владычных,

Там доги, герцоги, церковные князья,

Там рыцарских чинов священная семья,

Там духовенство, рать, – а там, в дали туманной,

На самом дне – народ, несчетный, неустанный,

Пучина, вал морской, терзающий свой брег,

Стозвучный гул, крик, вопль, порою горький смех,

Таинственная жизнь, бессмертное движенье,

Где, что ни брось во глубь, и все они в броженье —

Зерцало грозное для совести царей,

Жерло, где гибнет трон, всплывает мавзолей!

О, сколько тайн для нас в твоих пределах темных!

О, сколько царств на дне – как остовы огромных

Судов, свободную теснивших глубину,

Но ты дохнул на них – и груз пошел ко дну!

И мой весь этот мир, и я схвачу без страха

Мироправленья жезл! Кто я? Исчадье праха!

Душа хотела б быть звездой,

Но не тогда, как с неба полуночи

Сии светила, как живые очи,

Глядят на сонный мир земной, —

Но днем, когда, сокрытые как дымом

Палящих солнечных лучей,

Они, как божества, горят светлей

В эфире чистом и незримом.

Обеих вас я видел вместе —

И всю тебя узнал я в ней…

Та ж взоров тихость, нежность гласа,

Та ж прелесть утреннего часа,

Что веяла с главы твоей!

И все, как в зеркале волшебном,

Все обозначилося вновь:

Минувших дней печаль и радость,

Твоя утраченная младость,

Моя погибшая любовь!

Как над горячею золой[7]

Дымится свиток и сгорает,

И огнь, сокрытый и глухой,

Слова и строки пожирает,

Так грустно тлится жизнь моя

И с каждым днем уходит дымом;

Так постепенно гасну я

В однообразье нестерпимом!..

О небо, если бы хоть раз

Сей пламень развился по воле,

И, не томясь, не мучась доле,

Я просиял бы – и погас!

Угоден Зевсу бедный странник,

Над ним святой его покров!..

Домашних очагов изгнанник,

Он гостем стал благих богов!..

Сей дивный мир, их рук созданье,

С разнообразием своим,

Лежит развитый перед ним

В утеху, пользу, назиданье…

Чрез веси, грады и поля,

Светлея, стелется дорога, —

Ему отверста вся земля,

Он видит все и славит Бога!..

Здесь, где так вяло свод небесный

На землю тощую глядит, —

Здесь, погрузившись в сон железный,

Усталая природа спит…

Лишь кой-где бледные березы,

Кустарник мелкий, мох седой,

Как лихорадочные грезы,

Смущают мертвенный покой.

Там, где с землею обгорелой

Конец ознакомительного фрагмента.