Мой новый дом
День второй
В то утро я, как обычно, проснулся от выстрела петропавловской пушки. Пробивавшийся сквозь шторы солнечный луч ласково гладил меня по щеке. Утро было бы прекрасным, если бы в безмятежной тишине спальной комнаты мне не почудилось чьё-то невидимое присутствие. Пытаясь справиться с собой, я поглубже зарылся в подушки, но липкое чувство тревоги не уходило.
В конце концов, я сдался и рывком сел на постели. К моему глубокому удивлению и смущению, оказалось, что я не один. В дальнем углу комнаты на стуле сидел какой-то скромно одетый мужчина с окладистой тёмно-русой бородой. Увидев, что я больше не сплю, он встал, и, поклонившись, изрёк глуховатым голосом:
– День добрый, Михаил Иванович! Я Данила, денщик Льва Николаевича. Он прислал меня перенести ваши вещи. ― Данила провёл широкой рукой по голове, но густые кудрявые волосы не обратили никакого внимания на старания хозяина.
Досадуя на собственный испуг, я, наверное, ответил излишне резко:
– Премного благодарен тебе, братец, но в другой раз, будь добр, стучи, прежде чем войти! (Не каждый день просыпаешься в собственной спальне и обнаруживаешь незнакомца, который созерцает тебя в неглиже).
На добродушного Данилу моя отповедь, похоже, не произвела особого впечатления. Чуть сбавив тон, я отправил его за дверь подождать, пока я умоюсь и оденусь.
Проделав все положенные утренние процедуры, я взялся за раскладывание вещей. И только сейчас вспомнил, что поводом к переезду послужила страшная смерть дяди Феликса. Мысль об этом мешала мне собираться, но Данила многое сделал без моего участия. Одежду и самые необходимые вещи он предложил перенести сразу же, а за книгами, письмами и чепухой, которую жалко выбросить – прийти попозже.
Подаренный отцом костяной нож в футляре я нацепил себе на пояс, а в руку взял неизменный зонтик. Нагруженный под завязку, я вслед за Данилой вышел в наш двор―колодец, который необходимо пройти, чтобы выйти на улицу.
День выдался превосходный. Любуясь начищенным золотым блюдом солнца, застывшим на небесной голубой скатерти и подставляя лицо прикосновениям ветерка, я невольно ощутил прилив сил.
– Доброго денька! Переезжаете, Михаил Иваныч? ― услышал я бас старшего дворника Герасима.
– Верно, переезжаю, ― удивился я, ― а кто ж тебе сказал, Герасим?
– Так, Данила Степаныч и сказали, когда попросились внутрь войти…
Только сейчас я вспомнил, что не спрашивал, как денщик пробрался в мою квартиру.
– Ладно. Передай барыне, что я теперь живу у Льва Николаевича.
– Обязательно, Михаил Иваныч. Здоровьичка вам.
Всё складывалось просто великолепно: обоими домами, в которых мы жили с Измайловым, владела полковничиха Лихарева. Это делало переезд похожим на пустую формальность.
Хотя меня покусывало беспокойство, что мы ещё не договорились, сколько придётся платить на новой квартире, внезапно вспомнилось, что со смертью дядюшки я кое-что наследую. Да и не стоит забывать, что мы со Львом Николаевичем собираемся выиграть круглую сумму. Победа над Кудасовым и справедливое наказание преступника в этот миг мне отчего-то казались делом решённым.
Как выяснилось, в отличие от меня, Лев Николаевич жил на первом этаже, а парадная лестница, ведущая в его квартиру, имела вход прямо с Миллионной. Я даже слегка возвысился в собственных глазах, входя в дверь с ослепительно начищенной ручкой.
Через просторную, залитую светом прихожую мы прошли в гостиную, где нас встретил гостеприимный хозяин. Судя по обстановке: шкафу из тёмного орехового дерева с ножками конической формы, большому зеркалу в охристых тонах с растительным орнаментом и изящным стульям с причудливо изогнутыми спинками, Лев Николаевич был большим любителем новомодного либерти―стиля. На противоположных стенах гостиной висели две больших картины. Одна из них, изображавшая рассвет над рекой, кажется, принадлежала кисти Моне.
С приветливой улыбкой Лев Николаевич шагнул мне навстречу:
– Добрый день, Михаил, чрезвычайно рад вас видеть. Выглядите вы бодро, ― должно быть, хорошо отдохнули?
Конец ознакомительного фрагмента.