Глава 5
Рим
Через несколько торопливых шагов они оказались перед очень древней постройкой.
– Надеюсь, ты знаешь, что это за сооружение, – кивнул Фьоренцо на арку.
– Да, Триумфальная арка.
– Каких в мире немало. Каждая уважающая себя европейская столица имеет такую арку. Да и не только столицы… Чем же эта отличается от всех остальных?
– Она была возведена в честь победы одного императора над другим. Один из них – Константин, а имени другого я, к сожалению, не помню, уважаемый синьор экзаменатор… – смущенно ответила Фьямметта.
– Победа Константина над Максенцием, уважаемая studentessa21. В битве на Мильвийском мосту, – поучительным гнусавым голосом произнес Фьоренцо, а потом рассмеялся. – Но на самом деле в Риме такие ситуации – правление двух императоров, а впоследствии и двух пап – возникали нередко и решались они часто именно в ходе битв. Но это была не просто банальная победа одного императора над другим. Это была победа христианства над язычеством. Согласно легенде, перед битвой Константину привиделся крест, он вооружился им и одержал победу над язычниками, а спустя некоторое время христианство стало официальной религией Древнего Рима. Если приглядишься, то увидишь надпись на арке, которая восхваляет победу Константина… А теперь мы вступаем на Священную дорогу, – произнес Фьоренцо, когда они, оставив позади арку Константина, оказались на вымощенной черными плитами дороге.
– По ней мы и попадем на Форум?
– Непременно. Она соединяет холмы Капитолий и Палантин. Это дорога Триумфов, а арка, что ты видишь перед собой, – арка Тита. Кто такой?
– Если не ошибаюсь, professore22, это был император, который завоевал… – замолчала Фьямметта, усиленно пытаясь вспомнить курс истории.
– Иерусалим, studentessa, Иерусалим! – напустив на себя строгость, произнес Фьоренцо, но глаза его смеялись, хотя Фьямметта этого не видела за темными стеклами очков. – Барельефы арки как раз раскрывают это событие. Тит привез в Рим сорок тысяч иудеев. Казалось бы, что это капля в море для Рима с его полутра миллионами жителей. Но эта капля завоевала Великий Рим. В том смысле, что спустя два с половиной века христианство, завезенное с этими иудейскими рабами, похоронило античность и породило христианский Рим, который потом, окрепнув, стал этих самых иудеев преследовать…
– Мир странен… – усмехнулась Фьямметта.
– О да!… Итак, мы стоим на Палатинском холме, именно здесь и возник Рим…
– Вот прямо здесь? – каким-то благоговейным шепотом спросила Фьямметта.
– Пожалуй… Ты, возможно, даже стоишь сейчас на том месте, откуда Рем и Ромул взирали на свой город… – таинственно произнес Фьоренцо, наслаждаясь ее эмоциями.
– Мамма мия… – прошептала Фьямметта.
– Собственно, здесь находилась священная пещера волчицы, вскормившей близнецов Рема и Ромула. Здесь стоял домик Ромула и вырос терн из копья, брошенного им с Авентина… Здесь Ромул заложил город и пас скот…
– Подожди, а Рем где был?
– Рем выбрал Авентинский холм. Как ты понимаешь, они не смогли мирным путем решить, где же все-таки основать город. Существует много легенд на этот счет, но все сводятся к тому, что Ромул убил Рема. Но при этом легенды говорят, что это было случайное убийство, то есть Ромул не был намерен как-то устранять своего брата-близнеца. Но, тем не менее, это свершилось и позволило ему стать единственным и полновластным королем основанного им города Roma23. Место это очень древнее: археологические раскопки говорят о том, что первые поселения датируются примерно тысячью лет до нашей эры.
– Меня прямо дрожь пробирает от такой старины, – сказала Фьямметта.
– Мне, конечно, не очень хочется прерывать твое волнующее погружение в античный Рим, но мы находимся совсем недалеко от одного любопытного места. Вернемся ненадолго в современность?
– Пожалуй, с удовольствием. Надо перевести дух.
Они прошли до конца Виа ди Сан-Грегорио, повернули направо и вскоре достигли базилики Санта-Сабина аль Авентино.
– Сразу предупреждаю, что в базилику не заходим. Не потому, что она не заслуживает внимания… Ведь в Италии нет церквей, которые не заслуживают внимания, – серьезно сказал Фьоренцо. – Просто если мы будем заходить в каждую церковь, мы ничего не успеем. Мы пришли сюда ради Giardino degli Aranci24.
– Хочешь поразить меня необычными апельсинами?
– Нет, studentessa, – улыбнулся он. – Хочу поразить тебя красивым видом.
Они достаточно быстро пересекли живописный парк. Фьоренцо повел ее по своеобразному коридору вдоль стен, почти полностью скрытых в зелени растений. В конце этого тоннеля красовался собор Сан-Пьетро, обрамленный зеленой аркой. Фьямметта, как зачарованная, созерцала этот дивный пейзаж.
– Где-то ты уже видела эту живописную картину, верно, studentessa?
Фьямметта повернула к нему удивленное лицо, и взгляд ярко-синих глаз заставил почувствовать необъяснимый и пронзительный трепет внутри.
– Где-то видела… Дайте мне подсказку, professore?
– Какое слово первым тебе приходит на ум при виде сей картины?
– Bellezza25…
– La grande bellezza26…
– Фильм Соррентино!
– Именно. В одной из сцен фильма появляется как раз этот вид сквозь эту стену на Собор… – Он мечтательно смотрел вдаль, и в глазах его отражалось бесконечное восхищение Вечным городом. – А теперь, вернемся в античный мир, – поспешно сказал Фьоренцо. И не потому, что спешил, а потому, что этот сад – одно из самых романтичных мест Рима, и он почувствовал, что эта романтика начала окутывать его и накрывать своими легкими сетями. А именно этого он всеми силами не хотел допустить. Он снова стал немного напряженным, ощущая недовольство своего внутреннего язвительного голоса.
– Мы входим на территорию священного религиозного Олимпа, – сказал он несколько сотен шагов спустя. – Здесь история будет смотреть на тебя с абсолютно каждого камня, уважаемая studentessa. Как называется храм перед нами?
– Извините, professore, но устройство Форума я не очень хорошо знаю…
– Ладно, studentessa, восполним пробел в твоих знаниях. – Он все-таки заставил замолчать свой язвительный внутренний голос и начал просто получать удовольствие: от прогулки, от своей роли экскурсовода, от заинтересованного слушателя, от общения с ней… – Это храм Весты, который заложил второй царь Рима, Нума Помпилий. Здесь несли вахту «огненные» римские жрицы, или весталки, и их задачей было хранить священный огонь и невинность. Разжечь огонь было проблемой в древнем мире (впрочем, как и сохранить невинность), потому что для его получения использовалась примитивная система: трение камня о камень. Была необходимость найти некую структуру, некий источник постоянно находящегося в распоряжении общества огня. Такой структурой стал этот храм, являясь символом домашнего очага, «очага государства», а священный огонь, который весталки постоянно в нем поддерживали, символизировал вечность Рима и незыблемость государства.
– Кто такие эти весталки? – спросила Фьямметта.
– Жрицы богини Весты, которых избирали из дочерей патрициев в возрасте от 6 до 10 лет и которые потом оставались при храме в течение 30 лет. Они считались неприкосновенными, потому им сдавали на хранение важные документы. Тот, кто пытался нарушить, их неприкосновенность, карался смертью. Смертью каралась и жрица, нарушившая обет, ведь обязательным их условием было сохранение девственности.
– Сурово.
– В Древнем Риме было много суровости… А чем знаменит Нума Помпилий?
– К сожалению, не знаю, professore.
– Он провел реформу календаря, основываясь на лунные циклы. Раньше календарь состоял из десяти месяцев. Помпилий же ввел два других месяца: январь, посвященный Янусу, двуликому богу дверей, входов и выходов, начала и конца, и февраль, посвященный богу очищения Фебруусу.
– А другие месяцы?
– Март назван в честь Марса, бога войны, апрель – в честь Венеры (или более созвучно – Афродиты), богини любви, красоты и плодородия, май – в честь Майи, богини плодородия и весеннего пробуждения природы, июнь – в честь Юноны, богини семьи и брака, июль – в честь Юлия Цезаря, август – в честь императора Августа. Сентябрь, октябрь, ноябрь и декабрь содержат в названии порядковый номер месяца27. Когда их было только десять, все совпадало.
– Просвети меня, пожалуйста: ты в прошлой жизни был историком?
– Нет, – рассмеялся Фьоренцо. – Много изучал историю искусств, много исследовал Рим.
– Ты родился непосредственно в Риме?
– Я… – и тут Фьоренцо осекся, а улыбка медленно сползла с его губ. – Послушай, моя биография не имеет никакого отношения к нашему проекту, – немного резко сказал он. – Мы пришли изучать биографию Рима, а не мою.
Фьямметта изумленно воззрилась на него…
– Я всего лишь спросила… – прозвучала в ее голосе легкая нотка обиды.
– Храм Весты, – продолжил Фьоренцо, подавляя мучительный вздох, – сравнительно небольшой. Он был украшен двадцатью коринфскими колоннами из белого мрамора. Рядом с ним находятся развалины дома жриц, перед которым сохранились даже бассейн и остатки античных скульптур.
– Однако огня тут больше нет…
– Он был погашен еще в 382 году по приказу архиепископа. И праздник Весты тоже перестал отмечаться с тех пор, как было запрещено язычество.
– Что за праздник?
– В этот день римские матроны приносили жертвы Весте, приходя в храм босыми. Но есть еще любопытная деталь. Веста, дочь Сатурна, не вышла замуж ни за Аполлона, ни за Меркурия, поклявшись сохранить девственность. Однажды, 9 июня, своим криком Весту разбудил обычный осел. Тем самым он спас ее от позора, потому что ею намеревался овладеть полубог Приап. Именно поэтому в этот праздник Весты римляне не имели права заставлять работать своих ослов. Вообще, животные часто вмешивались в историю Рима…
– Кто еще?
– Дойдем до Капитолия – узнаешь, – усмехнулся Фьоренцо.
Они рука об руку бродили среди античных развалин, над которыми в синем небе кружили большие чайки. Фьоренцо увлеченно рассказывал ей все то, что знал о своем Риме, а знал он, как оказалось, очень много. Он постепенно совершенно расслабился, бродя среди древних остатков Форума. Заинтересованность Фьямметты покоряла его, а манера общения сблизила их до уровня старых друзей. Он забыл обо всем на свете с ней и наслаждался этой прогулкой.
– А теперь остановись на секунду и подумай: ты стоишь в самом центре Земли, – остановил ее Фьоренцо, безотчетно прикоснувшись к ее руке. От этого прикосновения через него словно прошел электрический импульс, и он резко отдернул свою руку.
– Что бы это значило? – удивилась Фьямметта.
– Что? – непонимающе посмотрел на нее Фьоренцо, забыв напрочь, что сказал две секунды назад. Но память вскоре вернулась к нему, и он спросил, указывая на камень с надписью «Umbilicus urbis Romae»: – Видишь этот камень? Здесь была точка пересечения улиц квадратного Рима – первого поселения на холме Палантин. Это был центр Рима, или пуп Рима. Именно отсюда отсчитывались все расстояния на Земле, и именно отсюда произошла фраза, что «Рим – центр Земли». Сейчас это всего лишь аллегория, но в древние времена это было реальностью.
– Может, они и правы, ведь влияние Рима на мир было огромным.
– Да, это так… Нам остался последний объект прежде, чем мы вступим на Капитолийский холм: отлично сохранившийся храм Сатурна.
Фьямметта подняла вверх голову, рассматривая белые ионические колонны храма Сатурна на фоне ярко-синего неба. А Фьоренцо рассматривал ее сквозь свои темные очки. Глаза ее в тот момент были цвета неба, а в них вместе с храмом отражалось восхищение. Неожиданно она посмотрела на Фьоренцо, и он почувствовал почти буквально, как этот взгляд ярко-синих глаз обжег его:
– Я вся внимание, – улыбнулась она, не понимая, чем вызвано его молчание.
– Храм в честь бога Сатурна был построен впервые в 489 году до н.э., – медленно сказал Фьоренцо каким-то отрешенным голосом.
– Впервые?
– Да, он множество раз сгорал и возводился вновь и вновь. Во времена Республики здесь находилась римская казна и хранились государственные документы. Внутри стояла статуя бога Сатурна. 17 декабря возле храма устраивались Сатурналии. Полагаю, ты знаешь, что это?
– Всеобщий праздник в честь бога Сатурна.
– Именно. В этот день никто не работал и не учился, в том числе рабы. Они даже ели вместе с господами. Это был своего рода день всеобщего равенства. Улицы были запружены народными толпами, все обменивались подарками. Естественно, совершались обряды жертвоприношения. Праздник был приурочен к окончанию земледельческих работ и началу отдыха.
Они прошли мимо храма Сатурна и через некоторое время увидели здание Капитолия.
– Так что за звери вмешались в историю Рима на Капитолийском холме?
– Гуси обыкновенные, – произнес Фьоренцо занудным голосом лектора по биологии, глядя в удивленные ярко-синие глаза. Он снова едва сдерживал смех. И легкую дрожь. – Однажды ночью Капитолийскую крепость хотели захватить галлы, пока жители спали. Гуси, жившие в храме Юноны, с диким гоготом поднялись ввысь, разбудив тем самым римлян, и те сумели отразить атаку. Так гуси спасли Рим.
– Интересно… Ну а Капитолий? Он не выглядит таким уж древним…
– Еще бы, – усмехнулся Фьоренцо. – Древняя постройка давно разрушена. Раньше здесь стояло античное здание Табулярия, врезанное в юго-восточный склон Капитолийского холма. Между прочим, это первое дошедшее до нас здание, в котором применена система римской архитектурной ячейки…
– Что это? – изумленно спросила Фьямметта.
– Это композиционный элемент архитектуры, состоящий из арки на массивных пилонах и полуколонн на пьедесталах, несущих антаблемент, – увлеченно сказал Фьоренцо, ни на секунду не задумавшись.
– Извините, professore… – нерешительно прервала его Фьямметта. – А архитектором в прошлой жизни Вы, случаем, не были?
Фьоренцо вздрогнул так сильно, что Фьямметта это даже заметила и, подумав, что такая реакция вызвана тем, что она прервала полет его мысли, поспешно добавила:
– Извини, я просто совершенно не сильна в архитектурных терминах. Не мог бы ты пояснить мне некоторые слова, что были тобой произнесены в последней фразе?
– Не стоит, – сухо сказал Фьоренцо, пытаясь унять учащенное сердцебиение, и продолжил: – В Табулярии хранились государственные акты. С рождением общественных организаций с 1147 года здание стало Дворцом Сената. Позже была пристроена эта плавная лестница – проект кого?
– Не знаю, professore! – ответила Фьямметта, все еще удивленная его реакцией.
– Великого Микеланджело. Именно ему папа Паоло III поручил привести в гармонию Пьяцца Кампидолио. Вообще Микеланджело, несмотря на то, что его имя связывают, прежде всего, со Святейшей Флоренцией, в немалой степени преобразил Рим, и самым знаковым местом его творчества является Ватикан – вот где можно увидеть шедевры великого мастера эпохи Ренессанса… Кстати, какие?
– Сикстинская капелла, – как-то неуверенно произнесла Фьямметта. Она никак не предполагала, что Фьоренцо может оказаться таким знатоком искусства Рима, словно он всю жизнь работал искусствоведом. Но что ее поражало еще больше, так это его реакция на все ее вопросы относительно источника и причин этих познаний. Она понимала, что за этой реакцией скрывается что-то важное и странное. Но Фьоренцо упорно закрывал эту прекрасную дверь и не давал ей заглянуть внутрь. – Его росписью украшен потолок Сикстинской капеллы.
– Да, – сказал Фьоренцо, явно намереваясь с увлечением рассказать про этот шедевр итальянского Возрождения, но вовремя осекся и, вздохнув, добавил: – Купол базилики Сан-Пьетро – это тоже его проект. А есть еще статуя «Пьета» в этой базилике… Здесь же он спроектировал Палаццо дей Консерватори и Палаццо Нуово. В этих двух музеях собраны 65 скульптур всех императоров Рима, в том числе Марка Аврелия.
– И видимо, не единственные?
– Еще «Дискобол», «Мальчик, вынимающий занозу», «Капитолийская волчица»… Там много шедевров, всего не перечислить.
– Пожалуй, мне стоит посетить этот музей. Но после Собора и Сикстинской капеллы. Как жаль, что Ватикан не входит в нашу программу. Какое-то шестое чувство подсказывает мне, что professore мог бы устроить своей studentessa незабываемую экскурсию…
– Я могу устроить тебе ее за рамками программы, – улыбнулся польщенный Фьоренцо.
– Было бы здорово! – воскликнула Фьямметта.
Но тут проснулся язвительный голос: «По-моему, ты не по делу увлекаешься».
Фьоренцо резко посмотрел на часы.
– Мадонна мия! Почти семь! – не смог он скрыть своего удивления. – Однако, мы выполнили программу на сегодня. Представление об античном Риме ты теперь имеешь.
– Спасибо, хотя я даже предположить не могла, что ты дашь мне настолько глубокое представление!
– А я никак не предполагал, что мне придется так много говорить, – усмехнулся Фьоренцо.
– Но разве не ты сказал, что я должна задавать все интересующие меня вопросы?
– Послушай, – немного резковато произнес Фьоренцо, – это не было упреком. Это всего лишь констатация факта. Готов и завтра отвечать на такое количество вопросов, – смягчил он свой тон и улыбнулся.
– Спасибо, – ответила Фьямметта и выжидающе посмотрела на Фьоренцо. Рим уже не был залит ярким солнечным светом, а он так и оставался в своих солнцезащитных очках, словно боялся, что она увидит его глаза.
– Идем, – сказал он и повернул в направлении станции метро «Colosseo». В глубине души он хотел бы идти сейчас в сторону какой-нибудь уютной остерии28, но язвительный голос словно кнутом подгонял его к метро.
– Куда мы идем сейчас? – нарушила молчание Фьямметта, когда показался вход в метро.
– К метро, – пожал он плечами. – Я подумал, что стоит проводить тебя до него, чтобы ты не блуждала в долгих поисках.
– Послушай… – нерешительно возразила Фьямметта. – Может, зайдем куда-нибудь поужинать?
Сердце Фьоренцо подпрыгнуло, и он пронзительно посмотрел на нее.
– Ты… – запинаясь, произнес он, – тебя разве не ждет дома ребенок?
– Я не знала, насколько может затянуться изучение Рима, потому попросила няню ничего не планировать на вечер, – улыбнулась она.
«Даже не думай!» – крикнул язвительный голос.
«Но ведь если бы сейчас на ее месте была, например, Ванесса, мы бы точно пошли ужинать вместе!» – возразил разум.
«Нет! С этой ты не должен! – безапелляционно отрезал язвительный голос. – Оставь ее ужинать одну. И поверь, она найдет, с кем провести вечер», – ехидно добавил голос.
– Я могу порекомендовать какую-нибудь хорошую остерию поблизости, – ответил Фьоренцо, и в голосе его послышалась некоторая сухость. От того Фьоренцо, который гулял по Форуму и рассказывал Фьямметте античные легенды, не осталось и следа. Теперь это был сдержанный и закрытый Фьоренцо, старательно воздвигающий глухую стену между ними.
– Спасибо, очень любезно с твоей стороны, – с иронией произнесла Фьямметта, пронзая его даже сквозь черные стекла очков взглядом своих ярко-синих глаз. – На самом деле я думала, что ты пойдешь ужинать, тогда я бы присоединилась к тебе и послушала лекцию на тему римской кухни. Раз ты занят, я лучше поужинаю дома.
Фьоренцо упрямо смотрел на нее, изнемогая от внутренней борьбы. Губы его плотно сжались в тонкую линию, и даже часто играющая на них улыбка, не выдержав этого напряжения, исчезла без следа.
– Станция метро уже видна, я уже не заблужусь, – сказала Фьямметта. – Спасибо за этот день. Где и во сколько встретимся завтра?
– На Piazza Spagna, в 9, – медленно произнес Фьоренцо.
– Хорошо, чао! – попрощалась Фьямметта, махнула рукой и направилась в сторону метро. Не оглядываясь.
Он же смотрел ей вслед, пока она не скрылась за стеклянными дверями станции. Потом он снял очки и медленно побрел в сторону Колизея. Невдалеке от арены он сел на пустую лавочку и погрузился в созерцание одной из своих самых любимых римских построек. Но впервые он смотрел на нее и не видел, думая совсем о другом…