4
Привет, дневник! Хорошо, что ты у меня есть. Я никому не доверяю больше, чем тебе. Даже священнику на исповеди. Священнику? Да что там священник? Даже от Бога постараюсь скрыть кое-какие мыслишки. Что, нельзя? Бог всех нас сотворил свободными. А если я свободен, то почему не могу по собственной воле скрыть от Бога свои мысли? Бог не создал нас свободными? Изначально сотворил нас рабами? Возвращаю назад билет раба. А мне верните билет господина. Иначе… что я могу сделать? У меня есть не только карась во сне. Есть более реальная штука в сейфе. Наградной пистолет. Боже, ты же не хочешь меня искушать? Не так ли? Бог никого не искушает. И не искушается сам. И никого не кушает. Ладно, Бог с тобой, Боженька. У меня есть куда более покладистый собеседник. Мой дневник. Он никогда не станет мне диктовать, что хорошо, а что плохо. Он настоящий, зримый, вещественный собеседник. Весомый, глубокий мудрый, любвеобильный. А ты разве такой? Сколько раз я стонал от боли и призывал Тебя явиться на помощь, особенно в госпитале после ранения и контузии. Но вместо Тебя всплывала в стонущем тумане ласковая девушка в белом халате и делала мне укол. И мне становилось хорошо – как Тихону после принятия куриных лап. А потом я внушал себе мысль, что ангела в белом халате прислал мне Ты. Будто бы услышал мои стенания и помог. Но разве медсестра не явилась бы ко мне и без молчаливого крика к Тебе? Ты есть и являешься источником всего существующего, включая меня, медсестру и пулю, которую выпустила в меня женщина-снайпер с внешностью славянки – рыжеволосая сучка, выигрывавшая чемпионаты по биатлону. Ты помогаешь не умереть от скуки всем – и бандиту, и праведнику. Чаще почему-то разбойнику. Впрочем, прости меня. Гнус какой-то накатил. Боль. Даже воспоминание о ней делает меня диктатором. Терпения нет ни капли. Ты за меня страдал на Кресте. Я не могу ответить даже тысячной долей страданий. Я слаб. Болезненно слаб. Привык жить без боли. Как наркоман, ей-богу. А мне нужно учиться страдать, потому что жизнь не бывает без страданий. Чем больше я живу, тем чаще убеждаюсь в этой истине. Новую философию Тихохода нужно привязать к боли. Научусь жить с болью, научусь смирению. Начну исцеляться, из ада выползу в рай. Ключевая идея моей новой философии – изгнать из себя ад, чтобы расчистить место для рая. Пока же – учиться молиться, то есть общаться с Тобой. Учиться. С азов. А пока учусь, буду общаться со своим божеством – Дневником. Он принимает меня таким, каков я есть. А я не хочу быть рабом. Желаю чувствовать себя господином. Как минимум собственных мыслей. Если человек не научиться быть господином своих мыслей, то он станет рабом чужих. А страх побуждает стать диктатором. Все диктаторы родились от трусливых мыслей и от неумения управлять своими желаниями. Я был таким. Знаю, о чем говорю. Раньше я поступал так со своими подчиненными, друзьями, женщинами и с ней – Натальей! От неспособности контролировать свои желания я диктовал правила своей любви. Я был диктатором любви, а в любви не может быть никакого диктата. Может быть, я просто лишен настоящего понимания и ощущения любви? Я называю этим словом не совсем то, что таковым является? Со мной такое возможно. Потому что большего упрямца, чем я, не знаю. В жизни не встречал такого упрямца. Я смеюсь над собой. Это хорошо. Плохо, что Наташа не видит, как я это делаю. Она думает, что я серьезен как чучело медведя. Она не понимает, что даже я способен меняться. Даже я! И чучело может ожить и воскреснуть в новой сущности. Даже валаамова ослица заговорила человеческим голосом, когда это было необходимо. Почему же я не могу измениться?