Глава 3
Романов проснулся от глухого стука. Несколько секунд ушло на то, чтобы сообразить – стучат в дверь. Еще несколько, чтобы вспомнить, где он, почему под ним раскладушка, и почему он спит в джинсах. Все дальнейшие подробности вспыхивали отдельными блоками: город, папка, хозяйка, соседка, регистрация. Когда он уже было решил, что стучать перестали и можно не открывать, в дверь затарабанили с новой силой.
– Иду! – сипло крикнул он и яростно растер лицо, чтобы немного прийти в себя, поднялся со скрипучей раскладушки и направился в коридор.
За дверью стоял вчерашний взлохмаченный мальчик с большим тазом белья, который он поддерживал коленкой. Романов молча наклонил голову вбок, пытаясь сообразить, что тут можно сказать.
– Митя, это опять мы, разбудили? – раздался с лестницы звонкий голос соседки. – Зато мы с кофе!
Романов молча кивнул пареньку, махнув рукой в направлении комнаты, и отправился натягивать майку. Роясь в шкафу, он видел соседку и мальчика в отражении зеркала. Мальчишка стоял посреди комнаты, задумавшись, одной рукой он прижимал к себе таз, другой поправлял очки, а Света улыбалась романовской спине и продолжала говорить:
– У вас же есть балкон! Странный дом, только в пяти квартирах балконы, а в нашей нету. Мы все время сушим белье в ванной, это очень… – она вдруг замялась и засмеялась, наконец подобрав слово, – ужасно. Тем более в форменный день.
– В какой день? – раздраженно спросил Романов, обернувшись к ней, и вспомнил про папку. Надо бы сейчас спросить ее и не откладывать.
– Мальчики раз в неделю стирают спортивную форму всей команды. Можно мы у вас футболки постираем, а потом на балконе повесим? Веревку мы взяли, надо только ее натянуть, у вас там есть такие стоечки… – она махнула рукой в сторону балкона. И Романов заметил, что другую руку она все время прячет за спиной.
Романов перебил ее, чтобы не увязнуть в этом щебете.
– Света, вы случайно не брали вчера мою папку? – спросил он, пожалуй, немного громче, чем было уместно.
Она отступила назад.
– Какую папку? – Света непонимающе нахмурилась. – Митя, если вы насчет вчерашнего, то простите, я и сама знаю, что так вести себя невежливо, но вы поймите, если здесь живешь, то всего ведь боишься. Вдруг вы контрабандой, здесь никого ведь… – глаза ее моментально стали испуганными.
– Папка, Света, черная. Вы брали? – он смотрел прямо на нее.
– Нет, у меня только вот…
Ее губы дрогнули, она опустила глаза и протянула Романову что-то. Это была Сашина фотография, его любимая, которую он и сам стащил у бабушки в день знакомства с близнецами. На ней Саша (еще совсем девочка) стоит в лучах солнца, волосы золотым облаком вокруг лица, в камеру она, как всегда, не смотрит.
– Простите… – залепетала Света. – Я не хотела, это случайно, я думала положить на место.
Романов резко вырвал снимок и собрался сказать еще что-то, но тут Света моргнула, развернулась и медленно, как сомнамбула, большая обиженная сомнамбула, вышла из квартиры.
Романов был так зол, что звук хлопнувшей двери осознал только через несколько секунд звенящей тишины. Спокойно, уговаривал он себя, любопытная соседка, ничего особенного.
Он оглянулся – мальчик безмолвно продолжал стоять с тазом в руках.
Романов вздохнул и попросил его, кивнув на дверь:
– Ты извинись там за меня, я, кажется, нагрубил.
– Вы ей понравились, – сказал мальчик, поправляя очки и подхватывая таз. – Если кто понравится – тащит мелкие вещи, а потом возвращает. Новенькие всегда сердятся, а как сами свой бонус получат, быстро привыкают. Как говорится, свой бонус болит сильнее.
– Бонус? Ладно, – пробормотал Романов, стараясь не вникать.
– Я постираю? – спросил мальчик и кивнул на ванную.
– Валяй, – обреченно сказал Романов. – Только давай шустрее, мне надо на эту, как ее, на регистрацию. Тебя как звать-то?
– Кирпичиком зовите, – паренек поправил очки. – А вас?
– Зови дядей Митей, – усмехнулся Романов и вспомнил, что дети называли его по фамилии, даже когда еще не умели хорошо выговаривать звук «р». Правда однажды, сидя в приемной директора, он услышал обрывок фразы «а отец нам разрешает», и дальше уже было неважно, что ему будут говорить про их прегрешения.
Через две сигареты и чашку со Светиным кофе, который, как назло, оказался неплохим, он заглянул в ванную и понял, что должен вмешаться, иначе большая стирка грозит продлиться большую вечность, а опаздывать к квартирной мегере не хотелось.
Романов на всякий случай закрыл входную дверь изнутри на металлическую маленькую задвижку и вернулся в ванную, где Кирпичик, мокрый с ног до головы, барахтался среди айсбергов футболок. «Что она там говорила про форму? – подумал Романов. – Какое-то форменное безобразие».
Романов решительно закатал рукава и опустил руки в теплую пену. Ощущения были новыми. Конечно, одежду пацанов часто приходилось отстирывать от краски, рисовального угля и туши, но стиральная машинка всегда спасала. Он даже научился читать таинственные знаки на бирках их одежды. Однажды в булочной он увидел, что из-за капюшонов виднеются эти ярлычки, потому что свитера он натянул наизнанку. И тогда он подумал, что именно так, наверное, и выглядят дети, которых покупают в магазине – двое румяных пятилеток, с небольшой инструкцией, торчащей из-за шиворота. Он не видел, как они появились на свет, не грел для них молоко, не пеленал и не укачивал, а ниоткуда возник в их жизни и сразу повел в булочную за пирожками с яблоками.
Через полчаса сражений они сидели с Кирпичиком на балконе и любовались прекрасной картиной. Белоснежные футболки с красными номерами, идущими подряд от первого до одиннадцатого, висели тремя ровными рядами. Опять накрапывал дождь, небо заволокло тучами, ветер трепал футболки, и они были похожи на выстроившиеся по порядку образцовые привидения. Пора было идти в город.
По адресу «Прачечный переулок, 12» оказалась целая вереница домов, и по пыльной, когда-то черной с золотом табличке на стене Романов понял, что все они относятся к стекольному заводу № 9. Сам же завод уходил в бесконечность, на горизонте маячили трубы, а Прачечный переулок был вроде заставы, которая преграждала путь сетью мелких, но цепких административных зданий. За кирпичным забором ощущалось нечто большое и живое, издающее мерный гул, и эти звуки говорили о том, что вдалеке идет Процесс.
Он вычислил нужную ему дверь по цементным клумбам возле лестницы с хорошо отполированными ступенями. Сразу за дверью оказалась будка проходной, в которую был втиснут дедушка в синем рабочем халате, похожий на заскучавшую канарейку. Не выпуская из сухоньких скрюченных по-птичьи пальцев железный подстаканник, он проворчал что-то про пропуск, и Романов успел заметить, что кроссворд у него не сошелся. Фамилия Александрии Петровны творила чудеса, его пропустили без документов.
Проходная оказалась совсем неглубокой, через два шага он уже стоял посреди внутренней площади перед свежепокрашенной и потому абсолютно пустой доской почета – наверное, для новой партии лучших людей готовили достойное место.
От площади разбегалось множество построек, ничем не выдающих своего назначения. Лишь вдалеке возвышались ворота, упиравшиеся в небо. Зато земля, куда хватало взгляда, сверкала и переливалась. Романов шагнул и услышал хруст, как будто ступил на снег, стеклянная крошка покрывала все кругом ровным слоем. Он ощутил мальчишеский азарт – неподалеку стоял ящик, наполненный шариками зеленоватого стекла. Он ухватил сразу целую горсть и тут же опасливо оглянулся: такое счастье представлялось невозможным, вот сейчас выскочит дедушка и строго окликнет его. Но было тихо. Романов разглядывал сокровище: все шарики оказались немного неровной формы, крошечные прозрачные луны с кратерами и горами.
Попасть бы сюда лет двадцать пять назад… Штаб был бы вон там слева, и уж Макс не сделал бы обрез из трубы лучше романовского. Романов достал из кармана один стеклянный шарик и метнул его в залитую монтажной пеной стену, надеясь, что тот укрепится в ней, но промахнулся и едва не угодил в окно этажом выше. Вжав голову в плечи, он поспешил отойти подальше.
Через два поворота он увидел сероватое двухэтажное здание с деревянными дверьми и аккуратным газоном. Известно, что начальство очень любит такие двери и такие газоны – идти следовало именно туда. Он пристроился за девушкой с папкой в руках, но она сразу исчезла в лабиринте коридоров и лестниц. Безрезультатно послонявшись, подергав все двери и никого не встретив, он решил, что ошибся. Тоска заполняла его, и больше всего хотелось сбежать, проскочить мимо дедушки, рвануть по направлению к заветному Семиовражному переулку, чтобы прохладный ветер забирался под плащ и рубашку. Всегда он ненавидел эти казенные дома. Для очистки совести он заглянул и на второй этаж, здесь было поуютнее – пылились сочные зеленые растения, а на стенах имелись желтоватые фотографии с мрачными людьми, стоящими в ряд, вероятно, дореволюционными владельцами завода. Чаще других на снимках были запечатлены два похожих друг на друга бородача с ровными проборами в волосах. «Купцы Кружевниковы», – прочитал Романов. На одной из фотокарточек был изображен большой мужик рядом с плечистой пожилой женщиной в платке. Женщина пронзительно смотрела на Романова, мужчина же не отводил взгляда от старухи. Рука старухи сжимала кисет, который был прилажен у нее на поясе.
«Это интересно, это нужно потом повнимательнее рассмотреть», – подумал Романов и, с трудом освободившись от взгляда старухи, нырнул за угол. И там неожиданно всплыл посреди шумной толпы, ожидавшей приема перед тремя дверьми с фамилиями Доезжак, Милонас и Щур.
Тесный коридор, загроможденный неведомыми железными автоматами с погасшими табло и ящиками в прозрачной упаковочной пленке, по-видимому, был полем решающей битвы, а пустующие этажи – сданными уже рубежами.
Десятки людей пробирались через эти препятствия с бумажками в руках, оживленно ругались, вздыхали, поглядывали на часы, внимательно смотрели на выходивших из кабинетов, в общем, ждали своей очереди. Он протиснулся к двери с фамилией Милонас, спросил, кто последний, и тихо присел на пустующий стул рядом с вытирающей слезы худенькой девчушкой.
– В порядке очереди, уж будьте любезны! – тусклый человек невысокого роста в военной форме окрикивал парня, пытающегося просунуть голову в дверь с табличкой «Доезжак». – Вы вообще не прописаны на указанной территории!
Люди шептались о памятках и выписках, о справках и учетных карточках, и почему-то о границах Новгородской области. Рыдающую девушку наконец вызвали, она оставила в покое романовское плечо, высморкалась и исчезла.
Прошло около получаса, и Романов успел прилично разозлиться: вот сейчас он досчитает до десяти, а потом встанет и уйдет. На счете «три» самая левая дверь открылась и Александрия Петровна выудила его из очереди едва заметным, довольно унизительным жестом. Романов вошел в кабинет и, собрав все свое раздражение, был готов «высказать».
Кабинет оказался просторной, утонувшей в полумраке комнатой, походившей скорее на гостиную или зал краеведческого музея. Пахло пылью и тонкими горьковатыми духами, там и тут мягко теплились светильники. Бархатные гардины, узорчатый ковер, фарфоровые вазы, темные портреты в золоченых рамах, массивный круглый стол, накрытый зеленой скатертью с кистями, и напротив него другой стол – строгий рабочий. Среди медных пресс-папье и чернильниц на рабочем столе как ни в чем не бывало стоял обычный кабинетный телефон-селектор со множеством кнопок и лампочек. Все венчала собой абсолютная тишина. Разница с галдящим на все голоса коридором была огромной, и Романов оторопел, сразу растеряв заготовленные фразы и воинственный настрой.
Его квартирная хозяйка стояла возле окна, вытянувшись в струну, темное длинное платье с высоким воротником делало ее похожей на кинжал в ножнах. Она кивнула ему на стул, Романов стянул мокрый плащ и присел.
– Дмитрий Сергеевич, давайте сразу приступим. У нас немного времени. Вопреки правилам, я зарегистрирую вас сама, – начала Александрия Петровна и быстро взглянула на телефон. – Ответьте по возможности честно, зачем вы здесь? – спросила она. Ее голос, обычно резкий и холодный, теперь звучал просительно.
– В вашем кабинете я исключительно по вашей просьбе. Вы оторвали меня от важных дел, и заявили, что мне надлежит подписать бумаги для регистрации в квартире. – Романов произносил каждое слово с нажимом, постепенно заводясь и пытаясь вернуть себе свое законное раздражение. – Хотя по телефону мы заранее все с вами обсудили. И я вообще не понима…
– Тогда начнем заполнять бумаги, – молниеносно перебив, заговорила хозяйка и обернулась к Романову с улыбкой, от которой по романовской спине побежал холодок. Тонкие губы улыбались, но глаза сверкали стальным блеском. – Итак, вашему вниманию предлагается для ознакомления подробная инструкция и бланк регистрации. Затем вы получите мои рекомендации, заполните форму и на этом все. У вас десять минут.
Хозяйка подошла и положила перед Романовым стопку бумаг, щелкнула выключателем, и зажглась зеленая настольная лампа.
– Я оставлю вас, – отчеканила она и исчезла в дальнем углу кабинета, скрипнув невидимой дверью.
Романов еще раз оглядел комнату, чтобы немного успокоиться, и решил начать сразу с бланка. Послав проклятия бумажной бюрократии со всей ее душевыматывающей системой, готовый вспоминать номер паспорта и адрес по прописке, он прочел графы:
Бланк регистрации желания № 1278
ФИО
Желание к исполнению
Гарантийный срок
Подпись
Романов сразу ощутил свой позвоночник, по нему, как по трубе, подали холодную воду. Из множества пунктов инструкции он понял, что ему надлежит выбрать для исполнения любое из своих желаний, точно сформулировать его, согласовать с администрацией города, заполнить бланк заказа и поставить печать. А по истечении трех месяцев гарантийного срока убраться восвояси. Он привстал, уставясь в бланк, старательно перечитал расплывающиеся буквы и мягко осел обратно.
С тех пор, как он в подвале архива вычислил, что в маленьком городе Новгородской области исполняются желания и бездарь Мироедов нажелал себе удачливую писательскую судьбу, он носил в себе эту тайну как жемчужину в раковине. Вынашивал, растил, никому и никогда не открываясь. А теперь получалось, что он валяется посреди пустого берега вскрытый и пустой, а на шее надменной малознакомой женщины сверкает его жемчуг, обрамленный в золото самой низкой пробы. Более того, рядом устроен сувенирный ларек по продаже таких же побрякушек. Перед глазами все поплыло, Романов попытался собраться. Значит, по большому счету все подтверждается, все существует, и он вычислил это сам! События последних лет вспыхивали кусками и рывками, как при плохом монтаже. Но рассказывать здесь обо всем, для чего он приехал в город, немыслимо. Он встал, машинально схватил со стола хозяйки толстый журнал, споткнулся о край ковра, пошел к окну, откинув тяжелую штору. Тупо заныло в затылке. Нет, лучше ему вернуться на место, так и до обморока недалеко.
– Вы готовы, Дмитрий Сергеевич? – хозяйка размытым пятном прошла мимо и села напротив.
Сознание Романова металось. Ему почудилось, что и ковры с гардинами, и бюсты, и полумрак – вся странная комната вместе с рыжеволосой хозяйкой старается поймать его в круг света от настольной лампы, выведав самое сокровенное. Один промах – и он увязнет в чьей-то игре, запутается, будет вести себя глупо, и все будет кончено. Он представил, что мог бы сделать в такой ситуации Макс. Мысленно надел на нос его очки и улыбнулся самой обаятельной из всех своих улыбок.
– Мне кажется, вы дали мне не те бланки, – он растерянно развел руками. – Что-то я в них ничего не могу понять, и главное – тут ведь нет ни слова про квартиру.
– Нет, Дмитрий Сергеевич, это именно те бланки, – белое пятно постепенно превращалось в хозяйку с дымящейся фарфоровой чашкой в руках. – Теперь, когда вы ознакомлены с общими порядками, вы можете мне ответить, зачем вы здесь и чего вы хотите? – она посмотрела ему в глаза, но на этот раз он выдержал ее взгляд.
– Уважаемая Александрия Петровна. Я бы очень хотел… тоже выпить кофе, – он посмотрел на ее чашку. – Это возможно? Такой аромат! – он просительно сложил руки на груди. Пауза длилась всего секунду.
– Это возможно, – хозяйка вышла из-за стола и через мгновение внесла поднос с кофейником и чашками.
– Ох, спасибо, я сам, сам, не беспокойтесь, – он вскочил, перехватил из рук хозяйки кофейник и налил себе кофе. Тот оказался превосходным.
Романов сделал глоток и издал восхищенное мычание. Пожалуй, пора начать раунд. Сперва нужен отвлекающий маневр. Он пролистнул пару страниц журнала. «Обзорный каталог желаний», прочитал Романов. Мелькнули разделы «Здоровье» и «Имущество».
– Послушайте, а кто у вас тут все это придумал? Очень остроумно, – он подпер щеку ладонью, словно приготовился слушать интересную историю.
– Боюсь, мне трудно вас понять, – ответила Александрия Петровна. Теперь она смотрела на него с явным интересом, не скрывая легкой насмешки. – Так все же, каково будет ваше желание? – она еще раз поднесла к носу изящный серебряный флакончик, висевший у нее на груди.
– Ну, думаю, будем придерживаться канонов. – Романов вздохнул и сделал глоток. – Полцарства и принцессу, – он снова улыбнулся.
Александрия Петровна, откинувшись, постукивала ложечкой о край фарфоровой чашки.
– У меня сложилось впечатление, дорогой Дмитрий Сергеевич, будто вы не верите, что здесь может быть исполнено ваше желание. Оно у вас вообще есть? Поделитесь со мной, или мы зарегистрируем половину вашей принцессы.
– А у меня в свою очередь сложилось впечатление, будто я брежу, – спокойно сказал Романов. – Но мне, увы, пора. Значит, в квартире мне регистрироваться не обязательно? – он встал из-за стола, неловко задев его. – Если передумаете, я буду ждать вас вечером с договором. Прошу простить, я вас покидаю. – Он легко поклонился, но про себя подумал, что вечно у него этот поклон выходит неуклюжим. У Макса же – всегда полным изящества.
В дверь постучали, и Романов заметил, как и без того напряженная спина хозяйки сейчас же превратилась в камень, а глаза потемнели. За дверью оказалась невысокая коротко стриженная девушка, которая весело бросила: «Телефонограмма!» и протянула руку с листом бумаги.
– Еще две минуты вашего внимания, Дмитрий Сергеевич, – быстро проговорила хозяйка, подошла к двери и забрала протянутый лист, лишь мельком взглянув на него. – В городе действует строгая система, – заговорила она металлическим голосом. – До тех пор, пока бланк не будет подписан, никто не имеет права предоставлять вам жилье. Или вы заполняете бланк, или покидаете город немедленно.
Романов закрыл глаза и вздохнул. Похоже, еще одно действие и антракт.
– То есть просто так снять квартиру я не имею права? – он достал сигареты, встряхнул зажигалку, и, не спросив разрешения, закурил. Он слышал, что его голос звучит как нужно – бесстрастно, холодно и слегка нагловато. – Понимаете, я собираю материал. Я писатель. Я пишу. Мне необходимо осмотреть этот город, проникнуться, так скажем, атмосферой. И я очень тороплюсь.
– Ищите атмосферу в любом другом городе, – отрезала хозяйка и поднялась.
– Ну хорошо, – нетерпеливо сказал Романов и еще раз пробежал глазами строчки. Пора бы сообразить, чего он может хотеть. – Так я могу записать здесь всё что угодно?
– То есть прочесть инструкцию вы не удосужились. Всё что угодно, кроме убийства или воскрешения, – Александрия Петровна, потеряв к Романову интерес, отошла к полкам с документами и принялась что-то искать в своих бумагах.
Не поднимая на него взгляда, она монотонно говорила:
– В первый день одно из ваших повседневных действий запустит механизм исполнения. Вам надлежит определиться, какое именно, и повторять его до тех пор, пока вы не сочтете процесс законченным, – она сделала паузу и подняла на него глаза. – В городе этот механизм называют «кнопкой».
– И каковы же последствия? – спросил Романов. Мысли наскакивали друг на друга. «Чего обычно хотят такие, как я? Деньги? Машину? В голову лезла сплошная ерунда. Еще дачный участок попроси», разозлился он на себя.
– О последствиях я с большим удовольствием узнаю по истечении времени от вас, – язвительно ответила хозяйка, протянув ему новый листок. – Если со всем согласны, трудоустраивайтесь согласно вашей квалификации и служите весь срок исполнения на благо города. Должность вам подберут в соседнем кабинете у Доезжак.
– И это все? Никакой души в обмен? – Романов поднял бровь.
Соображай, соображай же. Нет, деньги не подходят. Что-нибудь понятное хозяйке, способное вызвать ее снисходительную улыбку, без особенного замаха.
– Ваша – никому не нужна. И достаточно вопросов.
– Я бы хотел стать вашим непосрественным руководителем, – спокойно произнес он и с удовольствием увидел исказившееся лицо старухи. – Шучу, шучу, мне, пожалуйста, должность ректора университета.
– Большой науке сильно повезло, – скривила губы хозяйка.
Романов занес ручку над бланком и посмотрел на Александрию Петровну. Да, это было прямое попадание, вышло очень правдоподобно.
– Подойдет? Я могу быть наконец свободен?
– Вполне ожидаемо, Дмитрий Сергеевич, – она победно улыбнулась. – Только уточните год, город и точное название вашего заведения. Постарайтесь без грамматических ошибок, здесь ошибки дороги. И заранее подумайте, что вы будете делать с этой должностью.
Романов заполнил бланк и протянул его хозяйке. Та хлопнула несколько раз печатью, разделила бумаги пополам и, все еще улыбаясь, отдала часть Романову:
– Поздравляю вас.
Что-то знакомое было в этом взгляде, какая-то выверенная гармония между презрением и жалостью.
Он вышел в бурлящий звуками и лицами коридор, как будто поднялся с глубокого морского дна. Теперь, он себя знал, несколько часов будет приходить в себя. После таких выступлений он оседал и таял, совсем как снеговик в мультфильмах, превращаясь в мокрую лужицу.
Госпожа Доезжак оказалась неряшливой полной женщиной. Она немедленно спрятала что-то в ящик стола, когда он вошел, смахнула крошки с губ и продолжила дожевывать. В захламленном маленьком кабинете была протоптана дорожка к ее столу. Сделав от нее шаг в сторону, можно было нарушить тончайший баланс – коробки и пачки бумаг лежали горой друг на друге и изнывали от готовности рухнуть. Почти не глядя на Романова, женщина выслушала просьбу о том, чтобы устроить его в городской архив или, скажем, в библиотеку, или на худой конец в отдел кадров завода. Затем выдвинула ящик стола с желтыми карточками и перебирала их толстенькими пальцами, пока не выудила оттуда несколько штук. Выбрав одну, она протянула ее Романову. «Ночной воспитатель, д/с № 34» значилось на ней. Романов только и успел, что возмущенно выдохнуть, но тут зазвонил телефон. Доезжак подняла трубку, равнодушно взглянула на Романова, буркнула в трубку: «Понятно» и тут же убрала карточки обратно в стол. Взяв новенькую расчерченную картонку, она вписала туда несколько строк, глядя на романовские документы, затем достала большой коричневый конверт и уложила ее туда, добавив внушительную стопку бумаг и свернутую в рулон карту города.
Выходя из здания, Романов увидел в отражении стеклянных дверей встрепанного долговязого человека с кипой бумаг, большим коричневым конвертом и решительным выражением на лице. Вот как, оказывается, выглядит работник «Архнадзора», который имеет своими задачами осмотр, каталогизацию и сохранение исторически значимых зданий города Малые Вишеры. Добрый день, Романов.
Романов некоторое время постоял на лестнице, щурясь на солнце, выглянувшее после дождя, а затем направился вниз по улице. Сначала он еще видел корпуса завода, но потом дома выдвинулись вперед, улица повернула, задник с нарисованными трубами, приемной и Александрией Петровной мягко отъехал вдаль. «Снял квартирку», – мрачно подумал он. Растерянность, гнев и отчаянная мальчишеская радость смешивались сейчас в нем. Думалось ему всегда лучше всего на ходу, и он решительно направился в центр города.
Широко шагая, подставляя лицо нагловатому ветерку, Романов смотрел по сторонам, и ему казалось, что он попал в музей своей собственной научной работы. Не побывав в городке ни разу, он по картам знал его так, как мальчишка знает соседний враждебный район. Правда, несмотря на то, что ему были известны все здания, они виделись ему лишь небольшими фигурками на макете, семенами еще не выросших растений. Путешествие должно было стать проверкой великой гипотезы, и решился он на него только из-за пацанов. Романов опять представил две белобрысые макушки, но тут же запретил себе думать об этом.
Он огляделся в поисках кафе, но уткнулся взглядом в большую стеклянную витрину парикмахерской с древними коконами сушилок. Двинувшись дальше, краем глаза он заметил в витрине размытую белеющую фигуру, сопровождающую его. Рядом с его третьим отражением, которое было не самым лучшим из всех шести. Он остановился и оглянулся: неподалеку, кокетливо придерживая воздушную юбку, стояла Мерилин Монро. Собственной персоной, объемная, живая. Она улыбалась.
Романов много знал о ней, в свое время подробно изучив ее судьбу. Он видел ее ликующую от успеха и совсем отрешенную. Читая дневники и письма, заметки современников и друзей, он проникся к ней теплой симпатией и искренней жалостью. Но то, что он так яростно искал, не нашел.
Он оглянулся на прохожих – никто не обращал на фигуру в белом платье никакого внимания. Она поманила его рукой, и Романов машинально двинулся в ее сторону. Через секунду раздался оглушительный звон, и Романов резко остановился. Громадное стекло витрины второго этажа рухнуло на то место, где он только что стоял. Романов отер мгновенно покрывшийся испариной лоб и оглянулся на Мерилин. Та беззаботно ворковала с взявшимся из ниоткуда невысоким мужичком в узбекской шапочке. Потом она легко сдула с ладони воздушный поцелуй для Романова, отвернулась и застучала каблучками вверх по улице, держа мужичка под руку.
Романов быстро оглядел себя и, не найдя никаких повреждений, бросился за краем светлого платья, исчезающим за углом. Он почти бежал, но все никак не мог приблизиться к парочке. Еще поворот, и Романов увидел, как белое платье взлетело по ступеням здания, на фасаде которого было написано «Клуб». Он подбежал к массивным дверям, дернул за кольцо, но безуспешно. Бросился к окну и заглянул в него, но не увидел ничего, кроме темноты. Наконец он обежал здание вокруг и обессиленно остановился около тумбы со старой афишей, на которой размашистым почерком местного живописца было выведено «Ретроспектива фильмов Мерилин Монро, ежедневно, с трех до пяти».