II
На здешних почтовых станциях нередко случается встречать лошадей с замечательно резвой побежкой, напоминающих по виду лошадей, известных под именем шведок; искалеченные от непосильного труда и значительно измельчавшие от постоянной бескормицы, они все-таки легко везут путника верст по пятнадцати в час по здешним дорогам, благодаря этому езда здесь, невзирая на стужу и подчас непогодь, иногда имеет свою прелесть. Обыкновенно только при выезде со станции «гусевая» запряжка лошадей немного осложняет дело тем, что передняя лошаденка, почти всякая, неохотно покидая свое стойло, непременно пробует сунуться то в одни, то в другие ворота соседних дворов, где ее встречают с боков выразительные крики ямщиков, а сзади вместе со зловещим свистом длинного кнута гремит грозный голос самого хозяина: «Ку-у-да ты, животина?!» В силу этого наконец животина, волей-неволей, выметывается на надлежащую дорогу, и тут, как бы стакнувшись заодно с коренником, вдруг оба разом подхватывают в полный карьер версты на две, на три, а иногда и более до тех пор, пока бесчеловечно передернутый коренник устанавливается на крупную размашистую рысь, а уносная – на широкий спорый галоп, которыми и продолжают оба отчеканивать уже во всю остальную часть дороги. Хорошая это и веселая езда!.. Не успеешь порядком вдуматься во что-нибудь, как уже тебя подкатят к фонарным столбам следующей станции. «Вот и добежали!..» – говорит вам весь белый, запушенный морозом ямщик, бойко спрыгивая со своего сиденья на облучке. И тут как-то даже неохотно вылезаешь из саней и из-под сугробов заметавшего тебя снега и всегда невольно обернешься посмотреть, как стоят эти животинки, словно курящиеся в густом дыму от собственного Пота: широкий коренник, задравши на бок кудлатую голову, ухищряется стереть об оглоблю ледяную сосульку, образовавшуюся под его ноздрями, а понурившаяся до земли уносная жадно скребет у крыльца дорогу, доставая зубами обледенелый утоптанный снег.
А вид здешних лесов зимою чего стоит?!. Конечно, кто долго жил или много ездил по снежному пути нашего севера, тому не в диковинку его зимние красы. Но кто никогда не видал этих громадных лесных пространств с вечно зеленеющими иглами под густым инеем 20°-ного мороза, тот не может вообразить себе всей прелести этой, подчас Дивной и постоянно своеобразной красоты.
После двухчасовой езды мы подъехали к станции того села, где накануне была оставлена притомившаяся лошадь моего проводника, и порешили с ним на том, что отсюда, сколько будет можно, он поедет на своей, а потом опять оставит лошадь и пересядет ко мне уже до конца дороги.
Пока ладилась запряжка лошадей в мои сани, сидя под окном почтовой станции, я видел, как мой спутник, вывернувшись из ворот соседнего двора на своей буренькой лошаденке в длинных пошевнях, крупной рысью прокатил околицей вперед по нашей дороге. Скоро и мне запрягли лошадей. Место проводника, сидевшего со мною, заменила моя лайка; соскучившись во всю дорогу лежать в ногах под одеялом, Жучок с радостью выбрался на свободу и, торжественно поместившись рядом со мною, преважно водил носом по сторонам и молча скалил зубы на своих собратьев, отчаянным брехом провожавших нас по деревне.
По ровной лесной просеке скоро завиднелась впереди нас темная точка, но нескоро, едва только на половине станции мы поравнялись с нею: это ехал мой Терентий Иванов на своем буром. Обгоняя его по дороге, я хотя и крикнул ему «поспешай», но был вполне уверен, что мне долгонько придется поджидать его на станции, однако ж, к удивлению моему, только что мне приготовили лошадей, как знакомый капелюх моего спутника по-прежнему мелькнул мимо станционного дома; ходовитым шагом, свежо и бойко шел его слегка замылившийся и весь заиндевевший конь… За околицей он дал себя объехать и, приладившись в упор за моею парой, уже не отставал во всю дорогу, о чем мне постоянно напоминал шорох санных полозьев сзади и изредка конское пофыркивание за моей спиною.
Судя по усердию, с которым мой проводник отправлял свою обязанность в отношении моей персоны, я начал опасаться за бедное животное, чтобы оно не пало жертвою его исполнительной натуры, и потому предположил остаться переночевать на одной из следующих станций.
В душной, жарко натопленной и по обыкновению нестерпимо вонючей избе нам подали самовар, поставили на стол большую крынку молока, рядом положили подобие какой-то снеди в образе кольцеобразных камней (известных и здесь под именем баранок), и мы, поглощая чашку за чашкой горячую воду, завели с новым приятелем долгую беседу на тему, оправдывающую поговорку: «У кого что болит, тот о том и говорит».
Происходя по прямой линии от соседних иноверцев – зырян, мой Терентий Иванович в числе прочих качеств унаследовал от своих предков и самую нежнейшую любовь ко всевозможным капканам, петлям и силкам, почему очень сильно возмущался против распространения огнестрельного оружия в их местности.
– Шуму уж оченно много от этого самого пороха бывает, – говорил он под конец нашей беседы, – и опять же чует его зверь далеко, ну, известно, и торопится уходить в спокойные места, все дальше да глубже. А у нас, значит, с кажинным годом что зверя, что птицы – все меньше да меньше… В старину-то, бывало, птицу всякую – петлей, а зверя – железами, а не то так и на рогатину добывали. Оно и милое дело выходило!.. Поборятся себе тишком, по-любезному: спорол мужичок медведя, надрал с его пудов пять сала – жги всю зиму некупленный свет, а шкуру на Торжок свезет, выручит золотой на подати – оно и ладно… Дело тихое, никому невдомек – значит, при этом и осурочить тебя некому. Да и зверь-то – иной, поди, тут же, только что не рядышком лежит, а и не почует, что с товарища, значит, шубу на базар снесли… Потому лежит ён в спокойствии и сам, пожалуй, дождется свово череду… Вот таким-то побытом и промышляли… А ныне с этими фузеями коли-то коли какого подужают, а шуму-то, шуму на целый лесь подымут… – закончил свою речь мой собеседник, вставая из-за стола и опрокидывая кверху донышком последнюю чашку. Он покрестился на икону, поблагодарил меня за угощение и полез спать на печку, откуда немедленно послышался храп во всю носовую завертку.
На дворе шумела метель, в трубе завывал ветер…