Вы здесь

Старый вор, новый мир. Глава 2 (С. И. Зверев, 2010)

Глава 2

В просторном казенном кабинете царила тишина, изредка нарушаемая скрипом кресла и шелестом перекладываемых бумаг. Хозяин кабинета – немолодой мужчина в скромном костюме, с жесткими серыми глазами и волевым подбородком – внимательно просматривал компьютерные распечатки, то и дело стряхивая сигарету в пепельницу. Включив компьютер, он зашел в базу данных, сверяя распечатанное. Затем затребовал по селектору новые документы и скрупулезно просмотрел принесенную папку от начала и до конца. Покончив с документами, он с хрустом потянулся, подошел к окну и приподнял жалюзи. С Лубянской площади несло автомобильным чадом. Спешили прохожие, неслись автомобили, со стороны «Детского мира» доносился смрад паленого мусора.

– Кислорода хочется… – едва различимо прошептал хозяин кабинета. – А где его взять?

И тут в дверь кабинета постучали.

– Олег Александрович, к вам майор Тимошин, – сообщила секретарша. – Уже десять минут дожидается.

– Приглашайте…

Майор Тимошин, несмотря на разницу в возрасте и профессиональном опыте, был ближайшим товарищем хозяина кабинета. На Лубянке, где одни товарищи очень редко доверяют другим товарищам, иногда еще случаются не только внеслужебные отношения, но и абсолютное дружеское доверие… Естественно, демонстрация дружеских отношений начиналась лишь за стенами Лубянки – в самом же корпусе субординация соблюдалась неукоснительно.

– Аналитический отдел только что закончил проверку нашего нового клиента, – начал он после приветствия. – Я на всякий случай перепроверил – все сходится. Запросил МУР – сведения более или менее совпали.

– И каковы предварительные выводы? – сдержанно заинтересовался хозяин кабинета.

– Этот человек никогда не шел на контакт с властями. Более того: имеет ярко выраженную агрессивную направленность против любых представителей закона и государства. Но, с другой стороны, до этого ему приходилось сталкиваться с дилетантами из милиции, где умеют только орать и вымогать взятки. С нашим ведомством он никогда не пересекался.

– Ну, это вы напрасно, майор, на милицию клевещете, среди них тоже иногда попадаются настоящие профессионалы. – Олег Александрович откашлялся, давая тем понять, что на этом тема коллег исчерпана. Затем, вежливо подвинув к собеседнику пепельницу и сигаретную пачку, уточнил: – Значит, вы предлагаете отказаться от разработки объекта? Считаете, что и с нами он не пойдет на контакт?

Майор на секунду задумался, собираясь с мыслями, а затем ответил:

– Попробовать, конечно же, стоит. В любом случае мы ничем не рискуем. Правда, придется ускорить процесс легализации информации относительно Курчатовского института, но у нас уже все готово. Да и ребята из отдела по борьбе с коррупцией брались помочь.

– Ну-ну… – Олег Александрович забарабанил по крышке стола. – А какой из разработанных вариантов рекомендуете использовать?

– Я думаю, что силой мы ничего от него не добьемся. Бояться этому человеку практически нечего – он не рвется в политику, не обладает какими-нибудь серьезными капиталами, не занимается бизнесом. Тюрьмой его тоже не испугать. Семьи и детей нету. Постоянной женщины, через которую можно давить, – тоже. Единственно, что возможно, так это вызвать его на откровенный разговор. И давить следует не на гражданский долг, это просто смешно… А исключительно на его человечность. Насколько все это реально, пока сказать затрудняюсь.

– Хорошо, в принципе я… – Телефонный звонок не позволил полковнику закончить фразу. Сняв трубку с одного из стоящих на небольшом столике аппаратов, он произнес: – Полковник Шароев, слушаю вас.

На том конце провода говорили долго. Шароев ни разу не перебил говорившего. Наконец, прежде чем опустить трубку, он бросил:

– Хорошо, жду. – Повернувшись к подчиненному, полковник спросил: – На чем мы остановились? Ах да, точно. Я одобряю ваш план, действуйте. Только беседу с тем объектом я проведу сам, лично. Обеспечьте доставку гражданина, – он заглянул в одну из лежащих перед ним бумаг, освежая в памяти фамилию будущего оппонента, – Валерия Фомина, завтра к двенадцати ноль-ноль.

– По повестке он, скорее всего, не явится. По закону придется повторную присылать, только время потеряем.

– У нас предусмотрены и другие способы доставки, – чуть заметно улыбнулся Шароев.

– Слушаюсь, товарищ полковник, – по-военному четко ответил Тимошин, быстро поднимаясь со стула. – Разрешите уточнить один момент?

– Давай, – позволил Шароев.

– А почему именно этот уголовник… Фомин? Обычно мы подобной публикой не занимаемся.

– Понимаешь ли, в чем дело… После смерти Японца тут, в Москве… да и в России тоже, по сути, не осталось уголовников, равных по рангу Монаху, то есть Фомину. То, что последние восемнадцать лет он был как бы в тени – это даже и хорошо. Зато вынырнет в Москве как чертик из табакерки. А весь преступный мир России знает его очень давно, и только с наилучшей стороны. Для них он несомненный моральный авторитет, вор старой закваски, эдакая ходячая икона уголовных «понятий». За таким пойдут многие, и не только на зонах. Такому поверят. Так вот, если нам удастся установить с Фоминым контакт, мы сможем решить многие проблемы, которые не в силах решать традиционными методами. Это – в общих чертах и в очень далекой перспективе. А пока есть одна очень частная и очень серьезная проблема, решить которую мы сможем лишь после того, как закончим разработку этого… Монаха. Но эти частности, майор, тебе знать пока необязательно. Значит, завтра ты мне его сюда доставишь. Задачу понял? Выполняй!

* * *

Вжав кнопку дверного звонка родной квартиры, Монах ощутил, как забилось его сердце.

– Кто там? – донесся из-за двери знакомый голос, и Валера с удивлением понял, насколько изменился голос матери.

– Мама, это я…

Щелкнул замок, и в проеме появилась маленькая фигура хрупкой седой женщины, с лицом, покрытым тонкой сеткой морщин.

– Сынок, Валерочка! – Старая мать разрыдалась на груди сына.

Монах, прижав маму к себе и проведя рукой по редкой копне белых как снег волос, тихо произнес:

– Ну не плачь. Вот он я, вернулся. Теперь мы будем вместе.

Старушка, пытаясь сдержать слезы, которые не переставая текли по щекам, попыталась улыбнуться:

– Все, все, я ведь уже не плачу, – несмотря на сказанное, рыдания вырывались из ее груди, и она шепотом произнесла: – Думала, что уже не дождусь тебя никогда. – Затем, спохватившись, добавила: – Да что мы в дверях стоим, пойдем в комнату, сыночек.

Войдя в тускло освещенный коридор, Фомин окинул взглядом родные стены. В комнате матери к нему вновь вернулось чувство реальности: хоть здесь почти все осталось по-старому.

Старенькая кровать, платяные шкафы, венские стулья – все как когда-то, давным-давно, словно и не уходил он их этой квартиры на восемнадцать лет… Скрип табуретки звучал музыкой далекого прошлого. Разве что телевизор, занавески и кое-какая мебель были новыми.

Мать не знала, куда усадить сына. Постоянно суетилась и от этого выглядела немного смешно и очень трогательно. Затем, усевшись на один только миг напротив Монаха, она спохватилась:

– Ой, да что это я тут расселась, ты ж голоден с дороги дальней. Пойду соберу на стол.

– Не надо, мама, – он попытался ее остановить, – посиди лучше со мной. Я не хочу есть.

– Как это ты не хочешь? Я, между прочим, тебя ждала, приготовила много вкусного, кстати, твои любимые пироги с ливером.

– Разве ты знала, что я приеду? – искренне удивился Фомин. – Я же не писал тебе точной даты!

– А мне Рома с Сашей сказали, – женщина имела в виду Бура и Музыканта. – Они вообще очень хорошие ребята. Рома как освободился три года назад, так почти каждую неделю ко мне заезжает. То продукты завезет, то деньги, говорил, от тебя. Правда, что ли?

– Правда, – ответил Монах, в душе и радуясь тому, что Бур не забывал о его матери, и в то же время удивляясь, что тот находил время так часто бывать у нее. – В лагере производство было, все работают. Ну, вот и получилось кое-что выкроить и тебе отослать. На пенсию-то твою не шибко протянешь!

– А я вот все думаю, как же ты мог там зарабатывать столько денег, да еще каждую неделю пересылать их мне, – на лице женщины отразилось неподдельное изумление, но затем, решив не надоедать сыну лишними вопросами, она поспешно выпалила: – А какое мое стариковское дело? Побегу на кухню, а то пирог подгорит.

И уже в коридоре она выкрикнула:

– А где же Рома с Сашей?

В ответ от входной двери послышался голос Бура:

– Мы здесь, тетя Валя.

Войдя в комнату, они поставили на пол дорожный баул пахана и принялись доставать из принесенного пакета продукты. Фомин молча наблюдал за их действиями, а затем, взяв в руки литровую бутылку «Абсолюта», спросил:

– А «Столичной» нет?

– У, е-мое, – Музыкант хлопнул себя по лбу ладошкой, – совсем забыл, что пахан ничего, кроме «Столичной», не пьет! Пойду смотаюсь, я быстро, тут все рядом, – и он направился к выходу.

Бур последовал за ним.

– Приму душ, – улыбнулся Монах и пошел в ванную.

Минут через пятнадцать раздался протяжный звонок в дверь. Мать Фомина решила, что это вернулись товарищи сына, но ошиблась: в квартиру ввалились три наглых типа шкафообразной комплекции, с внешностью рыночных охранников.

Один из них, бесцеремонно оттолкнув пожилую женщину, вошел в комнату. Развязно развалившись на стуле, он обратился к матери Монаха:

– Давай, бабка, созывай всех, кто тут прописан, типа на общеквартирное собрание.

Старушка, оперевшись на дверной косяк, молча стояла, лишь часто моргая ресницами.

– Чего пялишься, старая галоша, – вступил в разговор второй, который был чуть ниже ростом своих товарищей, – делай, что тебе говорят. Не хотели расселяться по-хорошему, будем разговаривать иначе. Метод пряника не подействовал, попробуем кнут.

Ему явно понравилась собственная острота, и он тупо, по-лошадиному заржал.

В этот момент открылась дверь ванной комнаты, и появился Монах, одетый лишь в спортивные штаны.

Его обнаженный торс пестрел многочисленными татуировками. Для человека, посвященного в подобные вещи, татуировки больше, чем что-нибудь иное, говорят о той роли, которую их обладатель занимает в криминальной нише; татуировки на теле Фомина свидетельствовали, что он настоящий, патентованный вор в законе.

Практически на всю грудь распластался крест с распятой на нем голой женщиной, а чуть левее устрашающе оскалилась пасть тигра. На правом предплечье красовался кинжал с обвитой вокруг него змеей, высоко поднявшей плоскую голову, а под этим изображением прорисовывалась роза, вокруг которой сжимались витки колючей проволоки. На плечах синели искусно выведенные гусарские эполеты, ниже которых с правой стороны улыбалась симпатичная морда кота, а слева красовался натюрморт из колоды карт, бутылки водки, шприца, обнаженной женщины и кинжала. На спине, под изображенным собором с восемнадцатью куполами, Мадонна трогательно прижимала к груди младенца.

Скользнув мимолетным взглядом по непрошеным гостям, которые с интересом рассматривали воровские наколки, Монах вошел в комнату. Остановился у окна, повернулся к матери и спросил, указавая на визитеров:

– Это кто?

Мать слегка смешалась, а затем медленно, спрятав глаза, произнесла:

– Понимаешь, Валера, дом у нас хоть и старый, но Сокольники сейчас очень модный район. Да и место нашего дома очень удачное. Хотят расселить – аж куда-то за МКАД, а дом реконструировать, чтобы потом квартиры подороже продать. Предлагали деньги, но мы отказались. Куда мне на старости лет отсюда съезжать? Теперь вот… – Она жестом указала на сидящих.

Взгляд Фомина сделался жестким, и он задал вопрос, обращаясь к пришедшим:

– Ну, чего надо?

– Надо, чтоб вы съехали отсюда, – весьма недипломатичным тоном ответил за всех старший, – и чем быстрее, тем лучше.

– Тебе уже сказали, что никто никуда переезжать не собирается. Поэтому забирай своих «быков» и отваливайте подальше.

– Ты смотри, Клим, – обратился к своему старшему тот, который был чуть пониже, – как заговорила эта ходячая Третьяковская галерея.

Монах, окинув того взглядом с ног до головы, обратился к матери:

– Мама, выйди, пожалуйста, и закрой дверь.

– Валера, может быть, не стоит… – попыталась было возразить она.

– Я очень тебя прошу выйти, – спокойно и вместе с тем твердо повторил просьбу Фомин.

Когда за женщиной закрылась дверь, авторитет в упор посмотрел на старшего. Не выдержав тяжелого взгляда пахана, тот отвел глаза в сторону. Между тем Монах вразвалочку прошелся по комнате. Проходя мимо третьего наглеца, он с силой пнул того по вытянутым ногам:

– Убери копыта, бычара.

Обиженный резко вскочил, однако тут же упал, повергнутый мощным ударом в переносицу. Из носа у него потекла тонкая струйка темной крови. Старший из троицы мгновенно отреагировал на действие нападавшего и подскочил к нему. Он уже собирался нанести несколько ударов, как почувствовал, что тот мгновенно заломил его руку за спину и приставил к его горлу холодный металлический предмет.

Каким образом в руке у Монаха оказалось бритвенное лезвие, осталось для старшего и его «быков» загадкой.

Фомин же, еще плотнее прижимая острие бритвы к горлу жертвы, сквозь зубы процедил:

– Что ж ты, параша, рыпаешься? Спокойней, спокойней… Только дернись, и станешь вдыхать воздух сантиметров на двадцать ниже. Конь ты педальный. Не будь это мой дом, я бы тебя заставил сожрать твои собственные яйца. Бычье рогатое. Таких маромоек, как вы, на моей зоне петухи бушлатами гоняли, а потом заставляли парашу жрать. Сучий потрох, – говоря это, пахан свободной рукой залез тому под легкую спортивную куртку и вытащил пистолет. Передернув затвор, он навел ствол в голову противнику. – А теперь пусть твои сявки положат руки на головы и станут лицом к стене, если не хочешь, чтобы в твоей тупой башке стало свежее. Думаю, не сомневаешься, что я твои куриные мозги вмиг проветрю?

Недавний наглец только тихо прошептал, опасливо косясь на смотрящий в него бездонный металлический глаз пистолета:

– Делайте, что вам говорят.

Те, в свою очередь, медленно стали у стены, скрестив пальцы рук на затылках. Они явно не ожидали такого поворота событий, а потому даже не думали сопротивляться. Решительность татуированного жильца и особенно страшный взгляд его глаз полностью парализовали волю негодяев.

Монах приказал старшему из них лечь на пол лицом вниз, а сам ловко обыскал стоящих, внимательно отслеживая их реакцию.

Собрав оружие, Фомин коротко бросил лежащему:

– Встань, баклан. – Дождавшись, когда тот выполнит приказ, он добавил: – А это тебе на память о нашей встрече, сучара. Впредь будешь помнить, что на блатных мазу тянуть накладно и тебе банабак не под силу, пупок развяжется. – С этими словами он резким движением руки с зажатым между пальцами лезвием распорол противнику щеку. Из раны густо хлынула кровь, обнажая вылезшее из-под кожи алое мясо.

Жертва дико вскрикнула, схватившись рукой за порез. Кровь, просачиваясь сквозь пальцы, обильно залила выглядывавший из-под рукава куртки белоснежный манжет рубашки, образуя на половом коврике бесформенную лужицу.

Продолжая удерживать незваных гостей на прицеле пистолета, Монах коротко напутствовал:

– А теперь вон отсюда, дешевки. И запомните: если я еще хоть раз увижу ваши мерзкие хари, то попорченной вывеской не отделаетесь. Кишки выпущу, гондоны штопаные. – Пахан брезгливо скривился, наблюдая за тем, как поспешно недавние «крутые» покидали комнату.

В это самое время вернулись товарищи Монаха. Столкнувшись на пороге квартиры с незваными гостями, они моментально оценили ситуацию.

В руке у Бура блеснула хромированная сталь пистолета. Схватив за отворот куртки одного из негодяев, он, направляя ему ствол в живот, бросил:

– Музыкант, тормозни тех недоношенных. – А затем, поворачиваясь к Фомину, спросил: – Пахан, что надо этим фуфлометам?

– Осади, Бур, – спокойно приказал авторитет, – я с ними уже поговорил. По-моему, они все поняли.

Только сейчас Роман заметил в руке Монаха пистолет. Все же ему не хотелось отпускать визитеров ни с чем, поэтому он вновь обратился к старшему приятелю:

– А может, рвануть их? Не нравятся мне их хари…

– Я все сказал, а ты все слышал! – Теперь в голосе пахана зазвучали резкие металлические нотки.

Поняв, что спорить бесполезно – да это было и не в его характере, – Бур отпустил одежду жертвы. Заглянув тому в лицо, он легко похлопал его по плечу, а затем внятно произнес, растягивая слова:

– Смотри, зяблик. Еще раз сунешь сюда свое свиное рыло, я в твоем пердильнике мушкой от этого ствола, – он повертел перед носом у недавнего самоуверенного верзилы блестящим пистолетом, – резьбу в натуре нарежу. Все понял?

Оценив утвердительный ответ, блатной выставил негодяев за дверь.

* * *

Утренний воздух был прозрачен и свеж. Легкий ветерок носил запахи свежескошенной травы, цветов и хвои. В сдвигающемся мареве нечетко вырисовывалась черепичная крыша загородного дома. Сам же дом мягко вписывался в пейзаж: желтый двухэтажный коробок под красной черепицей на фоне зеленых деревьев. По сторонам подъездного крыльца выступали дорические колонны, уподобляя дом дворянской усадьбе. И только трехметровый забор с блестящими глазками видеокамер по всему периметру немного не вписывался в общую стилистику.

Огромный ротвейлер, лежавший в тени, потянулся, высунул фиолетовый язык и с радостью бросился к немолодому обрюзгшему мужчине.

– Ай ты мой хороший, – обратился мужчина к псине, – что, тоже кайфуешь за городом?

Пес принялся крутиться вокруг мужчины, пытаясь встать передними лапами ему на грудь.

– Фу, Байрам! – окликнул хозяин. – Испачкаешь мне майку, получишь по заднице.

– Леша, убери собаку, а то он меня съест, – томно попросила молодая сдобная блондинка с крыльца.

– Не съест, – успокоил хозяин, отзывая пса.

– Тебе хорошо говорить, – возразила та, замерев у входной двери с плотно прижатыми к животу руками, – он еще вчера на меня глаз положил.

– Хорошо, что глаз, а не член, – осклабился тот, кого девушка назвала Лешей, а затем миролюбиво добавил: – Не обижайся – шутка.

– Я и не обижаюсь, – вымолвила она, – только все же убери его.

– Да не канючь ты, – раздраженно бросил мужчина, – не тронет он тебя. Пойдем лучше в бассейн, искупаемся.

– Только искупаемся, или еще что-то? – кокетливо осведомилась девушка.

– Ну, все остальное будет зависеть только от твоего поведения, Светик.

Блондинка, искоса поглядывая на улегшегося у ног хозяина пса, сделала несколько несмелых шагов. Видя, что тот никак на нее не реагирует, осмелела и уже более уверенно двинулась вслед за уходящим по дорожке хозяином.

В стороне от коттеджа, укрывшись в прохладной тени сосен, расположилось малоприметное строение из стекла и бетона. Это был спорткомплекс с сауной, бассейном и тренажерами – предмет особой гордости хозяина.

Скинув с себя одежду и оставшись в одних плавках, Леша бросился головой в синеву чистой воды. Сделав несколько мощных гребков, он перевернулся на спину и позвал подругу:

– Прыгай ко мне.

Девушка какой-то миг смотрела на него, а потом спросила:

– Сюда никто не войдет? А то я без купальника…

– Да хоть совсем голая, – ответил мужчина. – Кроме меня, оценить твои прелести не сможет никто. – А потом добавил: – Я имею в виду здесь и сейчас.

Блондинка одним резким движением стянула через голову платье и, оставшись в стрингах, подошла к краю бассейна, а затем, поразмыслив, сняла и их, сказав при этом: «Так проще», – и прыгнула в воду.

В этот момент в помещение вошел высокий молодой парень с широкими плечами и бугрящимся под рубашкой рельефом мышц. Заметив обнаженную блондинку, он смутился, а затем, отведя глаза в сторону, произнес:

– Дюк, там тебе Саша Заика звонит, говорит, срочное дело. Ты уж извини – он тебе на мобилу звонил, говорит, отключена.

Татуированный Леша, он же Дюк, повернулся в сторону говорящего и тихо произнес:

– Пусть перезвонит через пять минут на мобильный. Сейчас включу. Боже, ну ни минуты покоя! То Саша, то Андрей, то Вадим, то еще кто-то… Специально из Москвы уехал, чтобы их рож не видеть.

– Понял, – отозвался здоровяк и направился к выходу.

Саша Заика прозвонился ровно через пять минут:

– Привет, Дюк!

– Алло, слушаю тебя.

Уже по тональности звонившего Дюк понял, что здесь что-то серьезное.

– Я по поводу нашего банкира. Говорит, что открывать филиалы в Латинской Америке ему невыгодно. Предложил компромиссный вариант, но о нем не по телефону.

Дюк на миг задумался, а затем сказал:

– Ты можешь ему пояснить популярно, что он от нас по кругу зависит? Живет себе спокойно, никаких проблем у него не возникает… Но мы можем сделать так, что возникнут. Для начала своих аудиторов направим. Это все?

– Нет. Тут новая партия товара появилась.

– От латиносов?

– Вот-вот. По тому самому каналу. Надо бы рассовать. Да только Москва столько не переварит. Если все задвинуть даже оптом – обвалим на хрен весь рынок. Нам же будет хуже. Надо срочно искать новые каналы сбыта.

– Я тоже об этом думал, – Дюк с улыбкой смотрел на любимого Байрама. – Видишь, как получается: и трафик хороший, и рассовать некуда. Можно было бы куда по провинции… Да только там свои люди в этой теме пасутся. Ладно, придумаем что-нибудь, – бросил он. – Да и ты, Санёк, по своим каналам пошустри. А то за что я тебе столько бабла плачу?..

* * *

Сунув мобильник в карман, Заика притормозил, выцеливая место для парковки. Он уже опаздывал: деловая встреча с подчиненным была назначена на десять утра. Места для парковки не было – как и обычно в центре Москвы. Пришлось загонять тачку просто на тротуар.

В охранной фирме, возглавляемой Алексеем Зеленцовым, Саша Заикин был вторым после хозяина человеком. В последнее время Дюк все чаще поручал Заике наиболее рискованные дела. И хотя Саша имел с этого немало (и столько же еще воровал), он, в свою очередь, старался переложить эти дела на других подчиненных…

Выйдя из лимузина, Заика сунул в рот зажженную сигарету и едва не сбил с ног черноволосого молодого мужчину прямо на ступеньках кафе.

Это был Вадим Стародубцев. В крапленой колоде дюковской охранной фирмы он занимал место, приблизительно равное козырному валету. Бывший армейский разведчик, уволившийся из армии по принципиальным соображениям (а таковых у Леши работало немало), Стародубцев прививал окружающим строгую дисциплину и чувство ответственности, за что и был ценим. И хотя Дюк недолюбливал бывшего офицера, он отдавал должное его профессионализму, пунктуальности и организаторским способностям. В фирме работали и спортсмены, и недавние менты, и прочие не склонные к дисциплине люди, которых следовало держать в постоянной узде.

– Вадим? Извини, что опоздал, никак Дюку не мог прозвониться, – бросил Заика, заходя в кафе. – А там дело было срочное.

Вадим уважительно поздоровался. Спустя несколько минут молодые люди сидели в пустом зале.

– Ну, а у тебя что? – спросил Заика, попивая кофе. – Только быстро, времени нету.

– Слушай, Саша. Тут с Сокольниками возникла одна неприятная история.

– Ты про тот дом, что на расселение? Так мы те «квадраты» уже почти загнали. Весь дом подписал согласие. Быдло бы по-быструхе за МКАД расселить – и порядок. Мы же и в мэрии, кого надо, подмазали, и в техслужбах… А что произошло-то хоть?

– Не получается пока их расселить. Там все вроде нормально; действительно, всех почти уломали, да в одной квартире оказался какой-то синий. Ну, типа зоновский авторитет, татуированный с головы до ног. Одному нашему сильно порезал бритвой лицо. Это еще полбеды. Так он еще и стволы забрал, которые зарегистрированы на нашу фирму. Не дай бог, кого из них потом застрелят. Мусора к нам прибегут, дежурной взяткой не отмажешься. Всю жизнь будут нас доить…

Явно озадаченный услышанным, Заика нервно потеребил мочку уха, а затем промолвил:

– Опять эти блатные. Стреляют их, стреляют, а они как грибы под дождем сквозь землю прорастают. И время уже другое, не девяностые… Прошло уже их время. Так, Вадим, кто из бойцов потерял стволы?

– Клим со своими бойцами.

– И что?

– Оправдываются. Говорят, что там раньше только старушка божий одуванчик жила, и ее почти уломали. А этого, с лагерными татуировками, раньше никогда в квартире не видели. Вроде освободился недавно или что-то вроде того… Очень наглый, сразу бритвой в лицо. Потом еще какие-то две уголовные рожи нарисовались, одна другой страшнее. Со своими стволами. Короче, непруха такая… Обосрались наши ребята. Слушай, а может, тот, который с наколками, – серьезный зоновский авторитет?

Физиономию Заики исказила брезгливая гримаса. Допив кофе, он заметно повысил голос:

– А хоть бы даже законный вор, так у него что – два сердца, бронированная грудина? Или еще и запасная голова имеется? Пуля, она ведь никогда не делает различий между авторитетами и подзаборными задрыгами. Забыл, как Глобуса вальнули? Сильвестра, Вахо, Расписного, Сибиряка… и всех остальных? Те небось поавторитетней были! Ты что, Вадька, не понимаешь – кончилось время этой блатоты! Сейчас другое время наступило – наше. Мы – серьезная фирма, а они кто? – Порученец Дюка распалялся все больше и больше. – Это еще лет пятнадцать назад модно было считаться крутым и блатным, пальцы перед барыгами гнуть и всех по «понятиям» строить. Сейчас все решается через бабло и связи. Нету больше никаких лагерных «понятий», и не будет!

– Только не надо на меня наезжать. – В голосе Вадима зазвучали стальные нотки. – Ты ведь знаешь, что я плевать хотел на всех блатных вместе взятых. Я вот думаю, как нам стволы вернуть? Можно, конечно, с ним поговорить. Может, он и сам отдаст…

– Как же, разбежался он, – прервал Заика, – в этой жизни никто ничего сам не отдает. Если не заберешь, так и будешь ходить с голой жопой. Да что я тебе рассказываю, ты не хуже меня это знаешь.

– Так что будем делать? Грохнуть его, что ли? Или каких прикормленных ментов натравить?

– Подожди, подожди… не гони гусей. На курок нажать большого ума не надо. Менты теперь жадные пошли, много хотят. А вот этих придурков, которые свои волыны посеяли, наказать надо. Пару месяцев пусть посидят без бабла, а то знают только, как телкам под юбки залезать да тачки дорогие бить по обкурке. Шмалью под завязку натрамбуются – и давай из себя крутых строить перед телками на Тверской или в ночных клубах! А с зэком вонючим справиться не могут. Машины у них забери и бабла пока не давай. Вообще ни копейки.

– А как им без тачил по делам мотаться? – попытался возразить Вадим. – На них столько дел завязано, а тот пацан порезанный и так пару недель в больнице проваляется. Те же Сокольники… У нас еще несколько хороших объектов.

– На метро пусть поездят, – буркнул Заика, в душе не веря, что помощник его послушает, – пусть купят на свалке какие-нибудь сраные «Жигули». Будет им впредь наука.

Зная вздорный характер Заики, собеседник промолчал, однако про себя решил сделать по-своему. Людей и так в охранной фирме не хватало, а начни зажимать болты, они все разбегутся по другим конторам.

Впрочем, Саша Заика тоже это прекрасно понимал. Кипеш он поднял лишь по одной причине – лишний раз показать власть.

С тех пор как Заика плотно связался с Дюком и наладил серьезный канал для поставки в Москву латиноамериканского товара, ему некогда было заниматься мелкой текучкой. Рейдерские наезды, хитроумные комбинации с недвижимостью, вышибание долгов по заказам банков и все остальное вменялось Вадиму Стародубцеву, старому товарищу, с которым Саша когда-то учился в военном институте.

Несмотря на кажущуюся суровость Стародубцева, им было довольно легко управлять: у Вадима подрастала младшая сестра Аня, которую тот безумно любил. Росли они без родителей (погибли в авиакатастрофе), и Вадим, перспективный офицер, ради воспитания сестры пожертвовал будущей карьерой. Так что Заика вполне мог дербанить главную наркотическую жилу и в случае малейшего неповинования мягко напомнить бывшему однокурснику про сестру-малолетку. И уж в случае каких-нибудь непоняток, как, например, недавней, с Сокольниками, Стародубцеву можно было зарядить: мол, а ты помнишь, Вадька, когда у вас с малолетней сестрой совсем бабла не было – кто вас подкармливал? То-то, сиди и не рыпайся.

– Ладно, Саша, погорячились, и хватит, – Вадим допил кофе. – Что с блатным-то тем делать? Можно, конечно, наехать… а вдруг он действительно серьезный человек?

– Мать серьезного человека никогда бы не жила в такой халупе, как ты рассказывал, – напомнил Заика, прикидывая, какими неприятностями может грозить лично ему знакомство с загадочным татуированным блатарем и как отреагирует на все это Дюк.

– Ну, мало ли что… – засомневался Стародубцев. – Может, с Дюком посоветоваться?

– Почему именно с Дюком?

– Он вроде тоже… вор в законе. Или что-то вроде того. Ты как-то вскользь обмолвился, но я в этих зоновских «понятиях» не разбираюсь. Ну, и с блатными разными Леша тоже ведь отношения поддерживает, на его дне рождения сам видел!

– Вот ты с Дюком этот вопрос и перетрешь, – прищурился Заика. – Договорились?

Ни Вадим Стародубцев, ни Саша Заика даже не догадывались, что Дюк, хотя и числится вором в законе, на самом-то деле является типичным «апельсином», то есть человеком, купившим воровскую корону за деньги.

Произошло это лет десять назад, когда статус «законного вора» был еще значительным и мог сильно помочь в бизнес-разборках. Стоило это Дюку немало – около полутора миллионов долларов, которые он якобы внес в «общак», но на самом-то деле эта единоразовая оплата была своего рода взяткой кавказским ворам, «короновавшим» его. И хотя Дюк наверняка уже несколько раз пожалел об опрометчивом желании котироваться в качестве «законника» (времена действительно очень изменились), обратного пути у него наверняка не было. Конечно, о своей «короне» он особо не распространялся, однако при случае мог как бы невзначай подчеркнуть, что имеет в криминальных кругах самый высокий статус.

– Значит, так, – подвел Заика черту под разговором. – Насчет Сокольников – пусть Лешка окончательно все решает. Насчет стволов решай сам – или по-хорошему с тем татуированным переговорить… ну, бабла ему сунуть или чего там. Или не по-хорошему. Кстати, как там твоя сестра? Видел ее недавно.

– Учится, – уклончиво ответил Вадим.

– Вот и хорошо, что учится. В каком она уже классе?

– В восьмой перешла.

– Выучится – тоже к Леше пойдет работать, секретаршей! – коротко хохотнул Заика, и в этом смешке Стародубцеву явственно послышался нехитрый подтекст: мол, помни, кому обязан!..