Глава 5. Создание партизанских бригад на Палике
4 августа 1942 года в расположение отряда Евгения Егорова прибыло несколько подпольщиков из Минска. Это были знакомые Степану Харцию руководители подпольной группы в Прилепах Иосиф Будаев и Петр Санкович. Под поручительство Харция прибывших допустили в лагерь Лопатина. (К этому времени немцы оттеснили отряд Егорова к Палику и он стоял рядом с «Дядей Колей». )
Первый визит продлился три дня. По мнению Харция минские подпольщики прибыли для установления связи горкома с партизанами132. Сам Будаев указывает на иную причину своего посещения Палика. В Докладной записке в адрес Минского обкома партии он говорит, что еще в июне месяце Минский подпольный горком поручил ему установить связь с ЦК КП (б) Б. Сделать это было крайне важно, поскольку в Москве, в силу сложившихся обстоятельств, Минскому горкому не доверяли, Пономаренко держал паузу и не отвечал на просьбы Минских подпольщиков об установлении прямой двусторонней связи133.
Ситуация на самом деле была сложной. В 1941 году Минск был сдан 28 июня, но еще за три дня до этого руководство республики без объявления населению об эвакуации тайно ночью покинуло город134. В этих условиях ни ЦК, ни Минский обком не подобрали людей и не оставили в городе коммунистов для подпольной работы – не говоря уже о создании подпольного партийного органа или центра135. По этой причине подполье в Минске начало создаваться само собой, не организовано, «снизу». Стихийно возникавшие в июле и августе 1941 года подпольные группы не имели связи одна с другой, работали самостоятельно, по своей инициативе136. Лишь в конце ноября 1941 года несколько крупнейших подпольных групп Минска (группы Казинца, Зайца, Кузнецова и др.) объединились в городской подпольный комитет (горком). Произошло это по инициативе и под руководством Ивана Кирилловича Ковалева, не имевшего, однако, на это полномочий от вышестоящих партийных властей: он был в свое время послан руководить подпольем в город Заславль, а очутился в Минске. В этой связи Пантелеймон Пономаренко напишет 4 декабря 1942 года заместителю Наркома внутренних дел Абакумову, что Минский «…горком был создан без ведома ЦК, и не включал в себя ни одного человека, известного нам (ЦК) и оставленного для работы в тылу»137.
Ситуация усугубилась после первого провала Минского городского подполья в марте 1942 года. Началось с арестов в Военном Совете партизанского движения. Проведенные уже после окончания войны исследования показывают, что нарушение дисциплины и правил конспирации привели к проникновению немецких агентов в среду подпольщиков-военнослужащих. Как пишет историк В. С. Давыдова, многие члены Военного Совета были лично знакомы друг с другом, знали обо всех делах и планах ВСПД, что в конечном итоге и привело к разгрому их организации138.
Штаб ВСПД вел весьма насыщенную событиями жизнь. Здесь ежедневно принимали посетителей, проводились многочисленные совещания городских подпольщиков и прибывших из партизанских отрядов связных, на входе выставлялась вооруженная охрана, а его руководители вели себя чересчур беспечно. Член горкома Леонид Котиков осенью 1942 года информировал ЦК КП (б) Б о том, что в ВСПД увлеклись раздуванием штатов, вплоть до создания личных секретарей, машинисток и проч., а сам Иван Рогов занялся самоснабжением, спекулировал бланками паспортов и все намеченные мероприятия в большинстве случаев проваливали139.
А самое важное, Военный Совет взял на учет и хранил списки всех участников своей организации (около 300 человек к началу 1942 года). Как полагает исследовавший тему Валерий Надтачаев, внедренная в организацию агентура получила доступ к спискам подпольщиков, что, собственно, и привело к провалу140.
За два дня до начала арестов, 22 марта в штаб-квартире Военного Совета, расположенной по улице Чкаловской, 34141, было созвано совещание. На нем присутствовали все члены городского подпольного комитета, а также руководители ВСПД Рогов и Белов. Обсуждался вопрос о захвате города Минска в случае приближения наших войск к Борисову. К этому времени уже прошли слухи о предательстве (о готовящихся арестах подпольщиков предупредил их агент, служивший в полиции), поэтому на совещании было принято решение: всем работникам комитета и типографии выезжать за пределы города142. Не вполне понятно, по какой причине многие члены горкома и Военного Совета не покинули вовремя Минска (в частности, в городе оставались члены горкома – Исай Казинец, Степан Заяц и Георгий Семенов и все руководство ВСПД). Такая возможность у них, похоже, была, так как аресты начались только 24 марта143. Они проводились во многих районах города, а на проваленных явочных квартирах (в основном в районе товарной станции, на улице им. Чкалова №34, №3 и на Восточной №3) были оставлены засады. В течение первого дня, только на квартире по Чкалова, 34 было схвачено 20 с лишним человек144.
Аресты продолжались вплоть до первых чисел апреля. По официальным данным, озвученным в начале 60-х годов, в эти дни в Минске было задержано 404 человека145. Начавшись среди членов ВСПД (Рогов и Белов были схвачены 25 марта146), в скором времени аресты распространились и на городское подполье (Казинца задержали 27 марта147, чуть позже взяли Степана Зайца и Георгия Семенова). Такое развитие событий дало повод обвинить руководителей Военного Совета в предательстве, об этом, в частности, прямо указывает Леонид Котиков в Отчете о деятельности Минского подпольного комитета..148
Среди уцелевших минских подпольщиков уже весной 1942 года сложилось мнение, что на первых же допросах некоторые из членов ВСПД не выдержали пыток и начали выдавать один другого149, а затем и знакомых им членов городского комитета. Основные обвинения в измене были выдвинуты против руководства ВСПД – Рогова, Белова и Антохина, тем более что спустя несколько дней после ареста Рогова освободили из тюрьмы150, а начальник штаба ВСПД Иван Белов сумел бежать из-под стражи, чему в отряде «Дядя Вася», однако, не поверили и, допросив прибывшего туда подпольщика, расстреляли как засланного шпиона151.
О том, что это было – провокация Минского СД или руководители Военного Совета на самом деле пошли на сотрудничество с врагом – до сих пор документально не установлено. Даже в отношении Ивана Рогова далеко не все видится однозначным, не говоря уже о Белове и Антохине, обвинения против которых строились только на отдельных противоречивых и неубедительных высказываниях и предположениях некоторых подпольщиков о сотрудничестве этих лиц с СД152.
7 мая 1942 года 28 руководителей и активных участников минского подполья были повешены в центральном сквере (в том числе члены горкома Заяц, Казинец и Семенов153; по свидетельству подпольщика Рафаэла Бромберга, среди повешенных было и несколько уголовников из минских тюрем154). 251 человек был расстрелян155. Расстрелы состоялись в различных местах города, вероятно – по месту жительства приговоренных156.
Секретарю горкома Ивану Ковалеву, а также членам подпольного комитета Котикову, Никифорову и Короткевичу удалось избежать задержания и выйти в ночь арестов за город. Позднее (уже в апреле) они вернулись в Минск157, однако последствия мартовских событий пагубным образом сказались на дальнейшей судьбе всего Минского подполья.
Связи с якобы уличенным в предательстве руководством ВСПД (в декабре 1941 года Иван Рогов был введен в состав горкома, а Иван Ковалев, в свою очередь, вошел в состав Военного Совета158) не могли не вызывать подозрений и, естественно, усугубили имевшиеся у белорусских партийных властей сомнения в благонадежности самого подпольного комитета.
А после проведенной Минским СД в его отношении провокации (в мае 1942 г. среди подпольщиков было распространено письмо «начальника партизанского отряда» «Жоры» о том, что подполье в марте выдал некто «Невский» – под этим псевдонимом после мартовских событий скрывался Иван Ковалев) ситуация стала критической. Без серьезной проверки эту информацию руководители некоторых спецгрупп и партизанских бригад передали в ЦШПД и ЦК КП (б) Б и там склонны были поверить фальшивке159.
Следует заметить, что подпольщики Минска разобрались в ситуации и в мае 1942 года Иван Ковалев получил подтверждение своих полномочий в качестве секретаря Минского подпольного горкома. Этого, однако, было совершенно недостаточно для его реабилитации перед высшим партийным руководством БССР.
Для восстановления репутации необходима была связь с Пономаренко. Горком предпринял ряд попыток сообщить о себе в ЦК. В мае 1942 года минские подпольщики попробовали сделать это по радиостанции спецгруппы НКВД капитана Гвоздева, чуть позже – по рации спецгруппы ГРУ Вишневского, однако руководство ЦК не пошло на контакт с Минским ГК160.
В свою очередь, третий секретарь ЦК КП (б) Б военных лет Николай Авхимович утверждает, что ЦК КП (б) Б весной 1942 года активно пытался установить связь с Минским подпольем. В частности, в вышедшем после войны сборнике воспоминаний «Партийное подполье в Белоруссии. 1941 – 1944» он упоминает о посланном в Минск в составе группы Вишневского связном ЦК, бывшем секретаре Вороновского РК Гапееве Е. Д., которому, тем не менее, связаться с горкомом не удалось. Согласно Авхимовичу, группа Вишневского сумела установить контакт только с некоторыми отдельными патриотами, о чем и было в августе 1942 года послано донесение в ЦК161. Сегодня уже трудно судить о причинах такой интерпретации событий. Кандидат исторических наук В. С. Давыдова в большой статье, посвященной истории Минского подполья, утверждает, что работавшие в городе с марта месяца на нелегальном положении разведчики группы Вишневского (Смелый, С. К. Владимиров) достаточно быстро установили связь с горкомом, жили на конспиративных квартирах минских подпольщиков, которые обеспечивали их необходимыми документами и продовольственными карточками. В мае 1942 года через эту группу Иван Ковалев сообщил в ЦК Компартии Белоруссии о существовании в Минске подпольного горкома партии162.
Сам Вишневский ни подтвердить, ни опровергнуть сказанное не может. Осенью 1942 года, когда для группы Вишневского возникла угроза провала, подпольщики переправили разведчиков в партизанскую бригаду «Штурмовая», в которой они и были расстреляны 1—2 января 1943 года по приказу комбрига Бориса Лунина – за связь с «ложным» горкомом163.
В августе 1942 г. Ковалев предпринимает еще одну попытку достучаться до Москвы – с этой целью он и отправил Иосифа Будаева на Палик. Зная, что в отряде Лопатина имеется радиостанция, Будаев заготовил пропуск в Борисовский район и через знакомый ему отряд Евгения Егорова связался с Дядей Колей. Из-за неустойчивой работы радиостанции, однако, сообщить в Москву о деятельности Минского горкома на этот раз не удалось164.
Спустя несколько дней попытка была повторена. На сей раз вместе с Будаевым на Палик прибыл человек по имени Глеб, его фамилии и полномочий Харций не знал165. Тем не менее, не вызывает сомнений, что это был начальник военного отдела Минского подпольного комитета Алексей Котиков: имеется большое количество свидетельств, подтверждающих, что под именем Глеб в Минском подполье работал именно он166. Василий Сайчик уточняет, что эту кличку Котиков начал использовать с июля 1942 года, после того, как был вынужден две недели скрываться на одной из конспиративных квартир167.
Котиков прибыл на Палик по распоряжению секретаря Минского подпольного комитета партии Ивана Ковалева с той же целью – чтобы по радиостанции «Дяди Коли» установить связь с ЦК КП (б) Б.
Лопатин передал в Москву просьбу Минского подпольного горкома об установлении связи. Дожидаясь ответа из Москвы, Будаев и Котиков приняли участие в знаковом для развития дальнейших событий мероприятии. Пользуясь случаем (присутствие членов Минского горкома), Старик 10 августа 1942 года созвал совещание командования шести действующих на западной стороне Березины отрядов. Восточное побережье представляло командование единственного базировавшегося там отряда – собственно отряда «Старик». Совещание состоялось 12 числа, на нем Пыжиков выступил с докладом, в котором, ссылаясь на полученные от Пономаренко полномочия, предложил объединить мелкие разрозненные партизанские отряды и группы в более крупные формирования – партизанские бригады. Котиков и Будаев от имени Минского подпольного комитета поддержали предложение Старика, придав ему тем самым необходимую легитимность.
В результате на совещании 12 августа 1942 года было принято решение объединить действующие в зоне Логойска и Плещениц отряды и создать из них бригаду под командованием Дяди Васи; на западном берегу реки Березина создать вторую бригаду под руководством Дяди Коли; третью бригаду создать на восточном берегу Березины под руководством Владимирова (Старика)168.
Это было закономерным шагом. Наилучшим способом выживания для небольших партизанских формирований, не имевших в своем составе компетентных командиров, становилось их добровольное подчинение сильному лидеру, желательно обладавшему соответствующими полномочиями от военных или партийных властей и связь с Москвой.
Вот как описывал происходящее Старик: «…начались поиски десантных групп, имевших радиостанции. В поисках „руководства“ иные отряды передвигались по 100—150 км. Руководить и объединять отдельные отряды стали диверсионные группы, заброшенные разными ведомствами – штабом РККА, штабами фронтов, 4-м управлением НКВД и т.д.…»169.
В складывавшихся условиях создание партизанских бригад на Палике с точки зрения существовавших в ту пору правил произошло не худшим образом. Лопатин и Пыжиков имели полномочия как минимум на организацию партизанского движения в Борисовской зоне от НКВД и ЦК КП (б) Б соответственно, Воронянский согласно указанию Ваупшасова (Градова) был наделен правом подчинять себе действовавших в Логойском и Плещеницком районах партизан. И, наконец, само решение о формировании бригад в Борисовской зоне было одобрено Минским горкомом партии – единственным на тот момент партийным комитетом в тылу врага, с которым Воронянский, Лопатин и Пыжиков имели связь. Базировавшийся в Любанском районе Минский подпольный обком во главе с Василием Козловым на Палике к этому времени никак себя не проявил.
В этих условиях полученное от представителей Минского горкома разрешение на объединение партизанских отрядов в бригады придавало процессу необходимую законность. Следует отметить, что минские подпольщики давно выступали за объединение мелких групп – для усиления их боеспособности. Об этом, в частности, сообщает минская подпольщица Хася Пруслина, выполнявшая в начале сентября задание Ивана Ковалева по установлению связи с Минским подпольным обкомом170.
Миссия членов минского горкома с созданием бригад на Палике не закончилась. Ответа на их радиограмму из ЦК КП (б) Б не было. 23 августа Котиков через связного «Дяди Коли» отправил секретарю ЦК Пономаренко краткий отчет о работе горкома. Он предлагал прислать в бригаду «Старика» или «Дяди Коли» «тройку» Минского обкома (легального, из-за линии фронта) – для проверки и ознакомления с ситуацией на месте. Минские подпольщики сообщали также об имеющейся возможности оборудовать в Минске радиостанцию и просили для этой цели выслать в их распоряжение радиста с передатчиком. «… 20 сентября с секретарем городского комитета т. Ковалевым… будем в бригаде „Старика“ или „Дяди Коли“, желательно, чтобы к этому времени явилась в эти бригады областная тройка»171, – писал Котиков в своем сообщении.
Не дождавшись ответа, Котиков вернулся в Минск, но вскоре снова прибыл на Палик – для встречи «тройки». Две недели он ждал в бригадах у «Старика» и «Дяди Коли» представителей обкома или хотя бы радиограммы из Москвы, однако безрезультатно. Пономаренко не ответил Минскому горкому и на этот раз. 26 сентября Алексей Котиков вернулся в Минск, в этот же день он был арестован. В скором времени был арестован Иван Ковалев, другие члены горкома, а также еще около 150 человек172. Это был второй, осенний, провал минского подполья. Он привел к полному разгрому действовавшего в городе подпольного горкома партии (только год спустя, 29 сентября 1943 года по решению ЦК КП (б) Б Минский горком будет воссоздан под руководством нового секретаря Савелия Лещени, но будет базироваться уже за пределами города – на базах спецгруппы Градова (Ваупшасова))173.
Спору нет, для Минского подпольного комитета в существовавших тогда условиях создание партизанских бригад на Палике имело второстепенное значение – отнюдь не за этим дважды посещал Алексей Котиков эти края. Произошедшее 12 августа объединение небольших партизанских отрядов под командованием неординарных командиров, однако, придало необходимый импульс не только развитию партизанского движения в регионе, но и положило начало формированию самой партизанской зоны в современном ее понимании. Пройдет несколько месяцев и географическое прежде понятие приобретет все необходимые для этого атрибуты.
А тогда, в середине 1942 года, образованные на Палике бригады не отличались особой мощью и требовали значительного организационного и материального усиления.
На западном берегу р. Березина из действующих там отрядов Верховодко, Жуковского, Шеремета (бывший Егорова), «Буря» (прислан из-за линии фронта – Особый белорусский сбор), «Дяди Коли» (4-й отдел НКВД) была создана бригада под руководством сержанта госбезопасности Петра Лопатина – бригада «Дяди Коли»174. На первых порах отрядам Лопатина были присвоены порядковые номера, а позднее они получили более громкие наименования175:
У Василия Воронянского дело с созданием бригады несколько затянулось. Его попытки включить в состав своего формирования действовавший в Логойском и Заславльском районах отряд «Штурм» не увенчались успехом – стоявший во главе отряда лейтенант Борис Лунин ответил ему отказом, мотивируя его тем, что он уже работает «от Бородача» (возможно, речь шла об отряде капитана Василия Щербины, действовавшем западнее Минска на территории Барановичского района). «Бородач», имея связь с Москвой, обеспечивал Лунина оружием и боеприпасами, а бойцов отряда – наградами176.
Другому отряду отказал, судя по всему, уже сам Воронянский – из-за его низкой боевой активности и недисциплинированности входящих в его состав бойцов177. Позже этот отряд под названием «За Отечество» присоединится к Лунину, когда тот в декабре месяце будет формировать свою собственную бригаду178.
В конечном итоге с Воронянским остался лишь отряд «Борьба» Сергея Долганова. Для окончательного объединения отрядов «Мститель» и «Борьба» в единую бригаду Воронянскому требовалось лишь формально оформить сложившийся к тому моменту порядок, поскольку, как мы помним, Станислав Ваупшасов перед своим отступлением в южные районы Минской области поставил Долганова в подчиненное от Воронянского положение. Однако произошло это формальное объединение отрядов только 23 сентября 1942 года. В этот день в лесном массиве в районе озера Гнюта (на границе Плещеницкого и Бегомльского районов) Василий Воронянский сформировал и возглавил командование партизанской бригады «Дядя Вася»179 (с 1 июня 1943 года – «Народные мстители», с 9 января 1944 года – «Народные мстители» имени Воронянского)180.
На момент формирования бригада «Дяди Васи» состояла из двух сильных отрядов (общая численность на момент создания – 520 человек181), ее естественным образом возглавил сам Василий Воронянский. Комиссаром бригады стал Лопин Леонид Степанович, старший батальонный комиссар, пограничник. Иван Тимчук не получил должности в бригаде, оставаясь комиссаром отряда «Мститель».
Командиром этого базового отряда вместо Воронянского был назначен Анатолий Соколов, что, вероятно, вызвало ревность явно претендовавшего на этот пост начальника штаба отряда капитана Серегина: в развернувшемся вскоре противостоянии Воронянского с Тимчуком, тот однозначно поддержит последнего182.
В штабе отряда «Борьба» создание бригады кадровых изменений не вызвало – Сергей Долганов остался во главе своего отряда, его комиссар Иван Ясинович и начальник штаба Алексей Филатов также остались при своих должностях183. Подчинив отряды в бригаду, Воронянский по радио через «Старика» донес об этом в Москву Пономаренко184.
И, наконец, на восточном берегу реки Березина базировалась бригада «Старика». Первоначально в ее состав вошло лишь два небольших отряда – собственно отряд «Старика», с которым, как мы помним, Василий Пыжиков отступил на Палик из Борисовского района, и отряд Томашевича, на который, как это было показано выше, после демарша лейтенанта Кузина вполне мог претендовать Лопатин. Учитывая, что отряд Старика насчитывал всего 18 человек, для начала строительства бригады и, вероятно, с согласия Томашевича и Лопатина, этот отряд был передан в его подчинение. Помимо этого, Лопатин выделил в помощь Владимирову группу своих партизан под руководством бежавшего из плена и примкнувшего к нему в мае 1942 года старшего лейтенанта Москвина Геннадия Всеволодовича185. Приказом от 13 августа Старик поручает последнему сформировать новый, третий по счету, отряд186. Имеются сведения также о том, что Роман Дьяков со Степаном Манковичем выделили позднее в помощь формируемой Стариком бригаде 15 человек187. Последнее утверждение, правда, вызывает некоторое сомнение, учитывая проявившиеся к тому времени весьма серьезные разногласия Василия Пыжикова с этими людьми.
Впрочем, главный приз в руки Старику упадет чуть позже – во второй половине августа, когда из южных районов Минской области (Руденский, Пуховичский, Червенский районы) на Палик выйдут два отряда – «Белорусь» под командованием Николая Покровского и «Большевик» Николая Дербана. Это были крупные по тем временам отряды, они насчитывали в своем составе по 120—140 человек, имели на вооружении по сотне винтовок и по десятку ручных пулеметов. Отряд «Старика» хоть и вырос к этому времени численно до 44 человек, бледно выглядел на фоне этих формирований, к тому же имел проблемы с вооружением, в нем насчитывалось лишь 20 винтовок и 2 ручных пулемета188.
Отряды Покровского и Дербана сыграют весьма существенную роль в дальнейшем развитии событий на Палике, поэтому в следующих двух главах мы подробнее расскажем об истории их возникновения, а также о причинах, побудивших их передислоцироваться к Палику.