Глава восьмая Война
Войну им еще предстояло пережить.
В Афганистан их сводную мотострелковую роту перебросили самолетом. Техника должна была прибыть своим ходом.
Когда вдали из-за горизонта выплыли округлые вершины Гиндукуша с белыми снежными пятнами, бойцы прильнули к иллюминаторам. Вот они, те самые горы…
Пустынный аэродром, сухой ветер, бледно-голубое небо… «С прибытием!..»
Их рота должна была заменить отряд афганских войск – царандой – в одном из гарнизонов под Кабулом.
Удивляла бедность и неустроенность афганских солдат. Казармы находились в невысоких глинобитных постройках, очень темных и неуютных. Сами солдаты спали на полу или во дворе на матрацах, без постельного белья. Ни столовой, ни кухни, ни бани не имелось. Пищу готовили себе сами на кострах в небольших котлах.
Страшная бедность – это первое, что больше всего удивило Игоря в жизни афганцев. «Успехов Апрельской революции», о чем постоянно говорили на политзанятиях в Союзе, что-то не было видно. Кругом следы жестокой войны: развалины, разрушения, заброшенные поля в долинах, оставленные кишлаки… Часто встречались им в селениях босые, раздетые, голодные дети, которые подходили к машинам и тянули грязные худые ручонки к шурави, выпрашивая кусочек хлеба или сахара.
Однажды в их часть пришел местный старик – дехканин. Одет он был в стеганый поношенный халат, на голове порыжевшая, выцветшая на солнце баранья шапка. Мрачный печальный взгляд исподлобья. Оказалось, взрывом ракеты разрушило его дом, и под развалинами остались его дочь с ребенком. Слышен их стон, но он ничем не может им помочь.
Срочно была послана группа солдат, в которую попали и «молодые» Игорь с Толиком – задание было не из опасных. Разобрали развалины и спасли женщину с ребенком. Они были целы и невредимы, только рука у матери была сломана – ею она прикрывала дочь. Их привели в часть, и военный врач оказал необходимую помощь. На другой день обрадованный старик пришел к солдатам, благодарил их, руки жал, совал им кульки с урюком.
Тогда в начале их пребывания в Афганистане в районе несения боевой службы было затишье, и солдат часто посылали в кишлаки восстанавливать разрушенные дома. Игоря неприятно удивило, что дехкане смотрели на советских солдат хмуро и даже неприязненно. С тем стариком они познакомились ближе. Толик Васин был переводчиком в беседах с ним. Из общения выяснилось, что волновало многих простых афганцев после прихода к ним советских войск – шурави. Не везде дехкане получили землю, отнятую у феодалов. Плохо, что Коран ругают, прогнали имамов, мулл арестовывают. Во многом, конечно, виноваты местные власти, но простые люди думают, что это с севера «красные дьяволы» – безбожники явились, все плохое из-за них. Зачем в школах обучать вместе мальчиков и девочек? Зачем женщине учиться? Грамотность только во вред. Вон, в одном кишлаке учителю язык отрезали, потом по горлу полоснули кинжалом. Не надо менять старые порядки, нарушать вековые традиции.
У старика двое сыновей тоже воевали. Но он не знал, на чьей стороне, или не хотел говорить. Дома они не появлялись больше года. Война разрушала не только хижины, но и семьи.
Там, в Союзе, верилось, что с советской мощью, современной техникой удастся быстро подавить мятеж оппозиции, но чем дольше Игорь находился в Афганистане, тем яснее понимал: пребывание их здесь не будет коротким. По всему чувствовалось, что сопротивление моджахедов нарастало. О том, что советские войска обосновывались надолго, говорило и прибытие строительных отрядов. Сооружались казармы, пищеблоки, медпункты, офицерские общежития, клубы, овощехранилища, бани. Строительные материалы – каждый гвоздь, каждую доску – надо было везти из Союза по дороге, подвергавшейся налетам душманов. Так было и с углем, и с дровами.
Но постепенно быт налаживался. Роты переселялись в сборно-щитовые казармы.
Уже через месяц вновь прибывшим солдатам пришлось участвовать в боевых операциях. Опыт приобретали на ходу.
…Поступило донесение от разведки о появлении группы моджахедов в одном из кишлаков, километрах в восьми от части. Душманы не щадили местных жителей, особенно если те были настроены лояльно к советским. Жителям приходилось в таких случаях укрываться в горах, виноградниках, тайных погребах и подземных водоводах – кяризах.
Дежурное подразделение выдвинулось в район обнаружения «духов» ночью. Большинство бойцов в дежурной группе были «стариками», не раз участвовавшими в боевых рейдах. «Молодых» набирали постепенно, в зависимости от опасности операции. То задание было обычным, поэтому отобрали в группу и «молодых». В нее попали и Игорь с Толиком.
Толика не сразу взяли. Командир группы майор Седов от него отмахнулся:
– Хватит с меня интеллигентиков! Вас как куропаток отстреливают, потом мамкам вашим в глаза смотреть…
– У меня «отлично» по стрельбе и по физподготовке. Я осторожен, как кошка, вы же знаете, товарищ майор. У меня оба деда фронтовики, один в милиции после войны служил, имел ранения и на войне, и в мирное время, другой дед погиб на фронте. Я комсорг роты, а на серьезном задании ни разу не был. Я должен идти. Возьмите, не пожалеете!
Седов не устоял перед его напором:
– Черт с тобой! Никаких скидок, имей в виду. Не высовываться без необходимости, помни все, чему тебя учили. И никаких стихов с собой!
– Есть, товарищ майор! Стихи у меня здесь. – Толик постучал себя по груди.
Майор грустно улыбнулся: романтик… Сколько он таких видел. Первый же бой выбьет из него весь романтизм. Если выживет…
Операция проводилась совместно с отрядом афганской народной армии. Следовавшая за ними бронегруппа укрылась в складках местности, километра за три до кишлака. Дальше двигались в пешем строю. На подходе заняли господствующую высоту, организовали круговую оборону.
Кишлак был блокирован.
Рано утром по сигналу командира бронегруппа совместно с афганцами начала движение. Заслышав шум моторов, «духи» стали уходить из кишлака в горы и попали под огонь блокирующего подразделения. Вот тогда Игорь впервые увидел их не безобидными пленниками, а разъяренными вояками. С бородами, одетых в серо-зеленые халаты, в тюбетейках. В руках странное оружие: иностранные ручные пулеметы, карабины. Крики: «Аллах Акбар!»
Игорь видел, как бежавший прямо на него бородач со злым отчаянным взглядом целился на ходу из карабина, а за ним пристроился второй, держа в руках базук – ручной американский гранатомет времен Второй мировой войны – и направляя его на скалу, за которой укрывалась группа бойцов. В первые мгновения Игорь не мог пошевелиться, стоял, как заколдованный этим бородачом, и ожидал убийственного выстрела. «Вот и все?..» – мелькнуло лихорадочно в голове.
Это произошло одновременно: выстрел из-за скалы и падение Игоря на острые камни. Его резко толкнул боец, оказавшийся рядом. Так было принято – молодого подстраховывал опытный. Кто-то опередил моджахеда с гранатометом, и, хотя тот успел сделать выстрел, граната ушла выше и разорвалась далеко позади их.
– Чего разлегся, как на пуховой перине! Откатись за камень и бросай гранату! У меня правую руку задело… Видишь, снова полезли.
Игорь пришел в себя. Метнул вниз «лимонку» и тут же, передернув затвор, дал очередь из «калаша». Раздался гулкий взрыв, отдавшийся дальним эхом в ущелье. Послышались вскрики, стоны.
К раненым «духам» ползли свои на помощь. Ползли, несмотря на интенсивный смертоносный обстрел. Их основные силы стали отступать к кишлаку.
– Сейчас будут пытаться прорваться с другой стороны, – обратился майор Седов к группе. – Первое и второе отделения за мной! Остальные остаются на прежних позициях. Быть готовыми к тому, что они снова пойдут сюда – удобный проход по долине. За меня остается сержант Петров.
К сержанту Петрову Игорь уже успел проникнуться симпатией, именно он толкнул его, спасая от выстрела душмана с карабином. Сержант донимал солдат в части, придирался по каждому мелкому поводу, изводил «шагистикой»: «Чтоб по Красной площади не стыдно было пройти!», по пять раз приказывал перешивать подворотнички: «Чтоб были белоснежными, как на балу у Золушки!», по десять – перезаправлять постели: «Кантики должны быть идеально ровными, а у вас – горные хребты!» Он их изводил в казарме, на плацу, а здесь, в бою, все его придирки показались ничтожной мелочью. Он был опытным бойцом, надежным, прошел огонь и воду – это видно было с первых минут боя. Его уверенность и спокойствие передавались другим: «Пули – не мухи, от них не отмахнешься, но увернуться можно», «Автомат должен стать частью вашего молодого тела», «Прижимайся к камням, сливайся со скалой, вползай змеей в расщелины», «Хочешь выжить, вернуться к девушке, воюй головой, но не подставляй ее, не каменная. Каску не снимай», «Духи» хитры и коварны – не стесняйся учиться у них, но помни: для них смерть – дорога в рай, для нас – сомнительно».
Уверенность сержанта пригодилась еще раз в этом бою, когда группа моджахедов, не сумев прорваться с другой стороны, – у Седова тоже не вырвешься просто так! – снова пошла на них. Сержант перераспределил позиции. Игорю приказал вместе с опытным бойцом рядовым Николаем Потаповым, который был вооружен гранатометом, переместиться на левый фланг, где меж камней уходила вверх горная тропа. На них должен был прийтись первый удар, если «духи» свернут на тропу:
– Ваша задача – придержать «духов», не лезьте на рожон, уложите их на землю, а там мы подоспеем с основными силами с тыла.
Игорь понял: несмотря на оплошность, сержант верит в него, и он сделает все возможное, чтобы оправдать доверие.
Из укрытия они наблюдали за действиями моджахедов. Случилось так, как и предполагал сержант. Сделав вид, что они будут прорываться всеми силами через прикрытый скалой низ долины – там их и ждал сержант Петров с основными силами, – вдруг резко развернулись и стремительно поползли, оставив группу прикрытия, вправо прямо навстречу Игорю с напарником. Теперь несколько минут они хозяева положения, надо это время использовать бережно.
«Духи» выползли из-за камней на тропу. Двигались осторожно, но уверенно. По очереди привставали и, пригибаясь, перебегали открытые места и снова прижимались к каменистой земле. Осматривались и ползли дальше вперед. Но вот на какое-то время они скрылись из виду.
– Оставайся здесь, я проведу разведку, – приказал Потапов. – Не могли же они провалиться сквозь землю.
Игорь остался один. Куда они делись?
Перестрелка на другом конце долины прекратилась, и на короткое время установилась тревожная тишина. Игорь до рези в глазах всматривался в тропу. Никого. Вдруг внизу, за огромными валунами раздался взрыв гранаты. Началась беспорядочная стрельба. Из-за камней выскочили «духи» и, пригибаясь, колонной двинулись вверх по тропе, прямо навстречу затаившемуся за камнем Игорю. Он выждал, когда они выйдут на широкую площадку перед ним, и только тогда дал полную очередь из автомата. «Духи» от неожиданности попадали на землю, замерли. У Игоря мелькнула шальная мысль: он уложил всю группу душманов, не меньше десятка. Но те, поняв, что впереди малая группа, а с другого фланга спешат основные силы советских, поднялись и пошли вперед на прорыв. Только один из них остался лежать на месте.
Камни вокруг Игоря вспарывали пули. Одна, с жужжанием, задела ему правое плечо. Он не испугался – совсем неожиданно для себя. Пуля напомнила ему безжалостную лесную осу, вонзившую в плечо до самой кости. Он выбросил из своего укрытия гранату, ощутив тут же резкую боль в плече. Но можно было терпеть. Из-за камней справа пальнул из гранатомета Коля Потапов. Верный расчет! Выстрел со стороны создавал видимость нахождения здесь немалых сил. Моджахеды стали отползать вниз. А там их поджидал сержант Петров с группой. Душманы понесли большие потери. Только нескольким из них удалось уйти в горы, проползли где-то через расщелины.
Пленные выглядели жалкими, но это было обманчивое впечатление. Игорь знал теперь: дай им в руки оружие, и они преобразятся!
– Ну, как ты, ранен? Давай перевяжу! – подскочил к Игорю Толик Васин, находившийся во время боя в основной группе. – Грамотно вы их остановили. Там, на тропе, трое убитых «духов». Это ты их уложил? А я только ранил одного. Далековато были.
К ним подошел сержант Петров:
– Не надо было их близко подпускать. Вы здорово рисковали. Но в общем молодцы! Доложу командиру.
Игорь испытывал сложные чувства. Пока шла горячка боя, он стремился уничтожить как можно больше «духов», они вызывали в нем какую-то звериную злобу. Действительно, «духи» – как привидения, появляются и исчезают внезапно. Каждый камень, каждая трещина в скале им знакома. Они неуловимы. Уничтожить хоть одного – удача, тем более для молодого бойца.
Но стих бой – и все воспринималось уже по-другому. Убитый бородач мог оказаться сыном старика – дехканина. Он воевал против чужих, пришедших на его родную землю. Ведь не секрет, что моджахедов многие местные жители поддерживают, дают им приют в кишлаках, помогают укрываться, иначе сопротивление оппозиции давно было бы сломлено. Вон, даже мальчишки высматривают передвижения советских групп и каким-то образом докладывают курбаши.
Горы для наших солдат чужие. Жуткое ощущение: каждый камень таит в себе опасность. Послышатся выстрелы в горах, и не поймешь: откуда стреляют?
Иногда, когда Игорь прислушивался к перекатам в горах гулкого эха от выстрелов, смятение вкрадывалось в его душу: зачем они здесь?
На вечерней поверке майор Седов объявил благодарность отличившимся бойцам. В список включили и Игоря с Толиком. После отбоя кто-то из бывалых бойцов раздобыл в пищеблоке немного спирта. Игорь пробовал его впервые в жизни. Голова сразу закружилась, и под смех «стариков» он повалился на койку. Но прежде чем он провалился в забытье, ему привиделось, как он танцует вальс с одетой в белоснежное свадебное платье Ингой. Вокруг них мелькали знакомые лица – из той прошлой мирной жизни и этой боевой, пока не слились в одну белую вертящуюся карусель…
…Через три месяца Игорь с Толиком попали на сторожевую заставу, которая занимала одну из господствующих высот в горах вдоль дороги Кушка – Кадагар.
Дорога та, зачастую узкая, пролегала среди скал над пропастями. На труднодоступных участках дороги, на подходах и подъездах к водоисточникам, объездах, бродах через реки, в брошенных кишлаках были заложены мины и фугасы. При проводке колонны наших войск требовалось проведение крупных операций по разминированию дорог, взятие под контроль господствующих высот: в горах тот хозяин, кто выше. Часть высот была взята советскими войсками под постоянный контроль.
Служба на сторожевой заставе была не из легких. Такие заставы выставлялись и для охраны аэродромов, электростанций, гарнизонов. Небольшая группа солдат, около десяти человек, многие месяцы находилась на высоте, где кроме оборудованного укрытия для отдыха, возводимого своими силами из подручного материала, техники и вооружения ничего не было. Запасы продуктов, воды, боеприпасов, дров и угля доставлялись вертолетом на месяц. До другой заставы было далеко, а вокруг – вражеское окружение и затаившиеся грозные горы. В любую минуту надо быть готовыми к обстрелам и нападениям. И так продолжалось многие недели, порой месяцы.
Командиром заставы, где служили Игорь с Толиком, был старший лейтенант Кислюк. Это была его третья «командировка» в Афганистан. В предыдущей он командовал дежурным подразделением, которое, передвигаясь на вертолетах, проводило досмотр караванов, обнаруженных разведкой. Ракетами, через мегафон, стрельбой солдаты принуждали караван остановиться и проверяли его.
Однажды группа Кислюка спешила на помощь разведчикам, нарвавшимся на караван с оружием из Пакистана. Противнику, который значительно превосходил их по силе, удалось окружить разведчиков. А вертолет, пытавшийся оказать им помощь с воздуха, был сбит новейшим «стингером». Когда боеприпасы были на исходе и создалась неизбежная угроза попасть в плен, трое воинов во главе с офицером подорвали себя и душманов последними гранатами. Подразделение Кислюка не успело на выручку, им не хватило полчаса. Потом караван тот был захвачен, «духов» разделали в пух и прах, никого в живых не оставили. Но осталась боль. Она застыла в глазах старшего лейтенанта.
В те долгие недели в горах на сторожевой заставе Кислюк приоткрыл немного свою личную жизнь.
В Афган отправился добровольно. Жена, конечно, была резко против. Но он настоял на своем. Там у него погиб близкий друг, однокурсник по военному училищу. Когда Кислюк, живой и невредимый, вернулся и через полгода снова собрался туда, она поставила ему условие: или остаешься с нами – у него родился сын, – или расходимся.
– Ты болен! – устроила она истерику. – Как можно второй раз добровольно лезть в пекло! У тебя же маленький сын. Ты исполнил свой воинский долг, твой опыт и здесь пригодится.
– Мой опыт нужен там, чтобы больше парней вернулось к своим матерям живыми и здоровыми.
Бессонными ночами старший лейтенант делился с ними мыслями:
– Наверно, жена права, это болезнь. Нервы ни к черту. Спокойствие и тишина раздражают. Живешь только тогда, когда рядом – реальная опасность. Здесь каждую минуту ощущаешь свою необходимость кому-то. Знаешь точно: лучше тебя эту работу никто не сделает. Только мужчины способны понять это. Я здесь, чтобы научить вас выживать. Для вас главная задача – выжить! Все равно победить их невозможно, теперь я точно это знаю. А сын вырастет, обязательно поймет меня.
Кислюк и ранен был, прикрывая собой молодого бойца от автоматной очереди душмана. Отлежался в госпитале в Союзе, получил долгосрочный отпуск, но не догулял, написал рапорт с просьбой отправить снова в Афганистан. С трудом, но добился своего. На этот раз его направили служить на сторожевую заставу – относительно «спокойную» службу.
Ночь проходила в разговорах – воспоминаниях, мечтах. Чувства тревоги, опасности со временем притупились, несмотря на взбадривающие беседы Кислюка. Тяжелее было днем.
Солнце над горами раскалялось добела, палило нещадно. Оно могло увести в пустоту зенитные ракеты. Горячие камни будто излучали сухой невыносимый зной. Даже змеи уползали в скальные трещины, и орлы опускались в глубокие ущелья. В лицо парила жаром накаленная земля. Воздух разреженный, глотаешь его, как рыба, выброшенная из воды на сухой песок. Гимнастерка белая и жесткая от соли.
Ломались с треском цепкие стебли высохшей колючки. Сорвавшиеся в пропасть камни долго гулко грохотали в отдалении.
Но это замечалось чаще холодными темно-сиреневыми ночами.
Игорь долго всматривался в бледные серые лоскуты долин, горные распадки с бедной растительностью: фригана – редкий полукустарник; рощица арчи – синие невкусные ягоды арчовника с удовольствием клевали птицы; редкие заросли горного ясеня и колючих кустарников. Как все это не было похоже на родную природу с ее густыми сочными красками, пропитанными влагой.
Иногда в редких зарослях арчи Игорю виделись очертания далекой Старой рощи. Сердце сжималось от грусти. Ему чудился шум осеннего дождя. Утомленный, в полузабытьи, он видел, как дождь пронизывал все пространство вокруг, прибивал к земле надоевшую, не оседавшую неделями белую сухую пыль. От удара крупных капель вздрагивали листья. Качалась волнами на ветру мокрая трава.
Игорь пытался поймать ртом прохладные дождевые капли, но они испарялись, не успев коснуться его лица. Он трогал руками голову, одежду, камни – они были сухими и пыльными.
Но ему снова и снова в зыбком полусне, который мог прерваться в любое мгновенье отрывистыми командами «Подъем! Тревога!», мерещился грибной осенний дождь.
Игорь приходил в себя, видел знакомые, коричневые от палящего безжалостно солнца лица ребят, и казалось, здесь, на затерянном среди гор пятачке, они находятся вечность и никогда не уйдут отсюда.
Он отгонял от себя навязчивую мучительную мысль: начинается осень и там, за горами, далеко-далеко на родине, в Старой роще шумит прохладный проливной дождь…