Вы здесь

Становление и развитие института государственной защиты (Историко-правовое исследование). Глава 1. Теоретико-правовые основы и исторические предпосылки становления и функционирования института государственной защиты (А. В. Лукинский, 2014)

Глава 1

Теоретико-правовые основы и исторические предпосылки становления и функционирования института государственной защиты

1.1. Исторические предпосылки и генезис института государственной защиты

Государственная защита как самостоятельный правовой институт начала формироваться во второй половине ХХ века в связи с эскалацией организованной преступности и ее влиянием на общественные отношения. Деятельность подобного института стала наиболее востребованной, в том числе в постсоциалистический период становления российской государственности и обусловлена, прежде всего, реформированием судебной системы и развитием ее нормативно-правового обеспечения.

Таким образом, в указанный период сложилась ситуация, когда существовавшие правовые институты не могли противостоять оказываемому на общественные отношения влиянию, которое выразилось в том, что жизнедеятельность все большего количества граждан регламентировалась не нормами права, а обычаями криминального мира. Таким образом, государство, утрачивая влияние в сфере реализации социальной, экономической, политической и правовой функций, было вынуждено создавать принципиально новые соответствующие сложившимся реалиям институты, одним из которых и является институт государственной защиты.

Необходимо принять во внимание, что институт государственной защиты целесообразно рассматривать не только в узком смысле, то есть как совокупность мер безопасности, социальной и юридической поддержки, осуществляемых в отношении участников уголовного судопроизводства в связи с их в нем участием, который продиктован действующим законодательством Российской Федерации и базируется на видении законодателя, но и в широком смысле, а именно как комплекс мер, направленных для обеспечения государством безопасности лиц, выполняющих в интересах государства доверительные полномочия.

Государственная защита как самостоятельный правовой институт возникает как следствие реализации охранительной функции государства в отношении определенной категории государственных служащих и является качественным переходом от общей системы защиты участников уголовного судопроизводства к адресному применению специального комплекса мер, обеспечивающих безопасность только тех участников уголовного судопроизводства, которым грозит опасность.

При этом можно отметить, что начальным этапом в обеспечении защиты со стороны государства является, прежде всего, определение круга лиц, подлежащих защите, которое на начальных этапах становления правового регулирования выражалось в том, что такие лица упоминались в нормативных правовых актах, наделялись полномочиями и/или обязанностями; устанавливалась повышенная ответственность за посягательство на жизнь, здоровье или имущество таких лиц; а также особые правила поведения, в частности, при проведении судебного процесса.

Необходимо отметить, что некоторые элементы общей системы защиты определенных категорий граждан использовались и продолжают использоваться вне рамок упомянутого выше перехода к адресному применению мер защиты, а отдельные ее принципы имеют глубокие исторические корни в социальной практике.

Примечательно, что обращение даже к древнейшим памятникам права позволяет выявить условия зарождения элементов государственной защиты и очертить некоторые закономерности ее становления.

Так, еще законы шестого царя Первой Вавилонской династии Хаммурапи[1], датирующиеся XVIII–XX веками до нашей эры предполагали[2] выделение различных категорий лиц, в частности свидетеля и судью, на которых налагались определенные обязанности, что означает, что указанным лицам присваивался особый статус, выделявший их из народа древнего Вавилона.

Другим древнейшим источником можно считать Хеттские законы[3], которые дошли до нас в одной древнехеттской копии приблизительно конца XVI – начала XV вв. до н. э. (конец Древнехеттского периода) и в нескольких более поздних (Новохеттских) копиях (около

XIII в. До н. э.). Текст законов непрерывен, деление на статьи принадлежит исследователям. Перевод и интерпретация многих статей и особенно терминологии хеттских текстов во многом остаются спорными и гипотетическими, однако, на наш взгляд, для данного исследования интерес представляют следующие статьи:

38. Если люди взяты для суда и кто-нибудь приходит к ним как заступник, и если их противники по суду приходят в ярость, и помощника кто-нибудь из противников ударит, и он умрет, то возмещения нет.

173. Если кто-нибудь воспротивится решению царя, то его дом должен быть превращен в пустошь. Если кто-нибудь воспротивится решению сановника, то ему должны отрезать голову. Если раб восстанет против своего хозяина, то он должен быть брошен в водоем.

Содержание вышеприведенных источников указывает на возможность отметить внимание законодателя к определенным категориям лиц, участвующих в отправлении правосудия, что в свою очередь свидетельствует о зарождении неких норм, направленных на реализацию задач государства по обеспечению справедливого правосудия.

Уместным представляется и упоминание Аристотеля[4], который, преподнося основы ораторского искусства, не забывал с одной стороны о большом значении свидетельских показаний[5], а с другой стороны считал их лишь одним из множества доказательств, которые необходимы для отстаивания своей позиции в том числе в суде.

В византийском государстве правосудие, осуществляя задачу решения возникающих в обществе правовых коллизий, являлось, по сути, экспертом по вопросам права и одновременно было наделено полномочиями выносить окончательное и обязательное для исполнения суждение. Такое положение наделяло суд особым общественным авторитетом[6]. Те институты, из которых родился суд с его процедурой, прением сторон, обязательностью выполнения решений, использованием доказательств и свидетельских показаний, преимущественно были направлены на устранение конфликта (гражданское судопроизводство), а не на наказание виновного [7], как это происходит в уголовном суде.

В отечественном праве нормы, обособляющие участников уголовного процесса, а также определяющие уголовно-правовые меры их защиты содержатся в Русской Правде, Псковской и Новгородской судных грамотах, судебниках 1497 и 1550 годов, Соборном уложении 1649 года, Артикуле воинском 1716 года, Судебных уставах 1864 года.

Так, Русская правда устанавливала высшую виру за жизнь управителей княжеского хозяйства и приближенных князя («княжь муж» и «тиун княжь»)[8]. Хотя речь в этих источниках идет о представителях всей княжеской администрации, а не об участниках уголовного судопроизводства, важно отметить, что указанная ответственность устанавливалась именно в связи с исполнением ими своих обязанностей, а не в силу знатности их происхождения[9]. Таким образом обусловленная социальными и культурными особенностями общества формировалась уголовно-правовая политика государства к обеспечению безопасности лиц, выполняющих некие важные для государства обязанности.

Это направлении государственной политики получило свое развитие с развитием судебной системы. Так, в Новгородской судной грамоте предусматривалась ответственность за «наведение наводок», то есть за провокацию нападения толпы непосредственно на судей или на иных участников суда[10]. В другом понимании [11] данный термин трактуется как «клеветать, дискредитировать». Принимая во внимание оба толкования можно, однако, сделать вывод, что в данных источниках речь идет о неком обособлении судей и иных участников суда, а именно подходах к развитию особого статуса лиц, принимающих участие в отправлении правосудия.

Новгородская судная грамота прямо устанавливает правовое обособление участников уголовного судопроизводства, определяя в статьях 1–4[12] лиц, наделяемых правом отправления правосудия (архиепископ Новгорода, посадник, тиун, тысяцкий), а также закрепляя в статьях 19, 22, 23[13] положения о свидетелях, налагая (статья 36[14]) запрет на досудебную расправу над лицом, обвиняемым в совершении наиболее тяжких преступлений.

Обособление участников уголовного судопроизводства содержится в положениях (ст. ст. 20–26) Псковской судной грамоты[15]. Значимыми для изучения условий зарождения института государственной защиты представляются и положения нормы (ст. ст. 58, 111[16]), направленной на обеспечение порядка в помещении, в котором производится суд, посредством которой в какой-то степени обеспечивалась и безопасность участников судопроизводства.

В судебнике 1497 года[17] определялся круг лиц, наделяемых правом отправления правосудия. Так, члены Боярской Думы, занимавшие высшие придворные должности фактически исполняли обязанности судей. В целях же ограничения судебных прав бояр и необходимости ведения судопроизводства к боярскому суду допускались представители иных сословий – дьяки.

К элементам обособления статуса судьи можно отнести практику запрета на получение посулов за производство суда. Термин посул, как отмечают исследователи, имеет два значения. И, хотя, первоначально посул не являлся взяткой в современном понимании этого слова, а платой за проявление судьей прилежания в разборе дела, подобные запреты стали нормой. Таким образом, можно заключить, что усилия законодателя, направленные на нормативное регламентирование деятельности конкретных должностных лиц свидетельствуют о высокой степени заинтересованности государства в четком и единообразном подходе к реализации его функций посредством регулирования деятельности указанной категории лиц.

К специфическим условиям развития российской государственности следует отнести и обычай, когда в судебном разбирательстве принимали участие представители общины, так называемые лучшие или добрые люди, представлявшие население не по выбору, а по своему положению в местном обществе. Обычай говорит о том, что статус судьи был еще недостаточно высок. Присутствовавшие на суде лучшие люди контролировали суд кормленщиков, ограничивали их произвол, в том числе при рассмотрении наиболее важных и опасных для безопасности государства дел (ст. ст. 1, 33, 38, 43, 65, 67).[18]

Рассматривая вопросы генезиса института государственной защиты необходимо проследить и трансформацию статуса других участников судопроизводства. Так, обособление свидетеля как самостоятельного участника уголовного судопроизводства было связано с тем, что послушество[19] на Руси признавалось бесспорным видом доказательства, что в свою очередь обуславливало необходимость урегулирования участия свидетеля в суде. Известно, что послухами могли быть все граждане, в том числе и холопы, что предопределяло расширение правосубъектности, однако, для дачи показаний принималась во внимание лишь личная непричастность к делу и в судебной практике были известны случаи отвода послухов ввиду их заинтересованности в разрешении тяжбы. Таким образом, установление ответственности за лжесвидетельство и неявку свидетелей также указывает на обособление статуса участника судопроизводства (ст. ст. 8, 48–50)[20]. Возникновение юридической ответственности позволяет говорить о повышении правового статуса данной категории лиц.

Очевидно, что специальное понятие «государский убойца» (ст. 9)[21] и установление смертной казни для лиц, совершивших это деяние, не является аналогом убийцы судьи, а тем более иного участника судопроизводства, однако, использование сравнительно-исторического анализа позволяет с высокой степенью вероятности выдвинуть предположение о существовании особых объектов, которые не были зафиксированы законодателем в самом Судебнике, однако в московском праве конца XV века были хорошо известны.[22]

Изучая Судебник 1550 года, представляется немаловажным выделить нововведения напрямую связанные с повышением статуса и обеспечением безопасности отдельных участников судебных разбирательств. Так, ст. ст. 2–5[23] впервые в законодательстве отграничивают судебную ошибку от преступления по должности, наказуемого в зависимости от ранга должностного лица, ст. ст. 6–7[24] также впервые вводится наказание за ложное обвинение должностных лиц в неправосудии и предоставляется право на обращение с челобитными в вышестоящую инстанцию.

Кроме того в ст. 6 предусматривается ответственность за ложное обвинение судей в умышленном неправосудии. Интересно отметить, что ябедничество наказывалось строже, чем умышленное неправосудие.

Первые попытки нормативного закрепления обеспечения каких-либо мер безопасности свидетеля прослеживаются в статье 17[25], которая помимо разрешения сторонам и послухам при определенных условиях выставлять вместо себя наемного бойца для участия в судебном поединке, предусматривала также, что замена послуха наймитом допускалась лишь в том случае, когда послух будет увечен «безхитростно». Можно предположить, что данная новелла была ответом на незаконные действия сторон, пытавшихся обеспечить свои интересы за счет противопоставления послуху более сильного в физическом отношении наймита.

Важными для настоящего исследования представляются и некоторые положения Соборного уложения 1649 года[26], в котором, в частности, также закреплены нормы о беспристрастном разрешении судебных дел (ст. ст. 1, 3, 5 главы Х, ст. 7 главы XXI)[27], повышении ответственности судьи и прочих должностных лиц, участвующих в отправлении правосудия (ст. ст. 6–9, 15–17 главы Х)[28]. Интерес представляют также положения статей 105–107 главы Х[29], в соответствии с которыми предусматривалась ответственность за жизнь судьи, за нарушение порядка в суде, оскорбление суда и судьи.

Особый интерес представляет 133 статья Х главы[30], в соответствии с которой предусматривалась повышенная уголовно-правовая защита лица, которому грозили убийством. Какие бы то ни было меры, направленные на обеспечение безопасности такого лица не принимались, данная норма может считаться примером использования не общей, а индивидуальной, персонифицированной защиты, когда конкретное лицо подлежит повышенному охранению путем применения сдерживающих мер уголовно-правового характера.

Статьей 174 Х главы подтверждается необходимость беспристрастности свидетелей, достижение которой не представляется возможной у бывшего холопа в отношении своего хозяина.

Уголовное законодательство времен Петра Первого, закрепленное Артикулами воинскими 1714 г.[31], содержало нормы (глава 3-я и 22я), касающиеся должностных преступлений (взяточничество, злоупотребление властью в корыстных целях), а также преступлений против порядка управления и суда (принятие фальшивого имени, принесение лжеприсяги, лжесвидетельство).

Таким образом, в ходе становления отечественной правовой системы развивалось уголовно-правовое и уголовно-процессуальное обособление лиц, принимающих участие в отправлении уголовного судопроизводства, то есть складывались система определения правосубъектности, прав, обязанностей, гарантий соблюдения этих прав и определение юридической ответственности за несоблюдение взятых на себя обязательств, иными словами, формировался правовой статус указанной категории лиц. Нормативно-правовое регулирование касалось вопросов обеспечения порядка в суде и наказания за его несоблюдение. Эти положении закреплялись также и нормами, содержащимися в Уложении о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г.[32], Уложении о наказаниях уголовных и исправительных Царства Польского[33], в котором, например, глава 5 раздела второго была посвящена проблемам лжеприсяги и, в частности, лжесвидетельства, влекущего неправильное наказание обвиняемого по уголовному делу; статья 282 предполагала наказание за «удержание чиновника от исполнения обязанностей его по службе угрозами такого рода, что сей чиновник мог и должен был в самом деле считать себя в опасности»; глава втора четвертого раздела посвящалась вопросам «оскорбления и явного неуважения к присутственным местам и чиновникам при отправлении должности».

При этом реформа 1864 года[34], являясь важным этапом в развитии уголовного процесса в России XIX века, не внесла существенных дополнений в комплекс норм, составляющих институт государственной защиты.

Важно отметить, что кроме уголовно-правовой защиты в XIX веке появляется и социальная составляющая, так, в Своде законов Российской Империи[35] появились нормы, закрепляющие социальные гарантии должностным лицам, которые пострадали при исполнении или по поводу исполнения своих служебных обязанностей. Так, помимо норм уголовно-правового характера Свод Законов Российской Империи предусматривал право на пенсию лицам, состоящим на государственной службе, если они пострадали при исполнении или по поводу исполнения ими обязанностей по службе, которое по сути представляло собой меру социальной поддержки. Таким образом, государство создавало дополнительные правовые гарантии для лиц, выполняющих взятые на себя в связи с несением службы обязательства.

В частности, статья 745 Устава о пенсиях и единовременных пособиях устанавливала, что Право на пенсию предоставляется следующим лицам, если они пострадали при исполнении или по поводу исполнения ими обязанностей службы:

• состоящим на службе государственной (по гражданскому, военному и военно-морскому ведомствам), а также служащим в правительственных установленных по вольному найму и нижним служителями;

• состоящим на службе общественной и сословной, как по выборам или по назначению от правительства, так и по вольному найму;

• священно- и церковно-служителям и духовным лицам всех вероисповеданий и служащим в духовных установлениях;

• служащим на железнодорожных поездах и пароходах, а равно тем из служащих в железнодорожных и пароходных предприятиях, на коих возложены обязанности по охране общественного порядка, либо по специальному охранению имущества;

• дворникам, сторожам и т. п. лицам, если на них, в установленном порядке, возложено исполнение каких-либо полицейских обязанностей.

Необходимо отметить, что в отличие от последующих этапов российской истории развитие элементов правового статуса лиц, участвующих в отправлении правосудия, носило в основном эволюционный характер, то есть совокупный объем норм, насыщающих институт государственной защиты в широком понимании этого термина, трансформировался поступательно, дополняясь новыми нормами, которые развивали положения, уже существовавших норм.

Исследование советского периода формирования правового регулирования судебной системы показывает, что на первоначальном этапе этого развития государство не предусматривало каких-либо норм, регламентирующих защиту участников уголовного судопроизводства.

В.И. Ленин отмечал: «…безусловной обязанностью пролетарской революции было не реформировать судебные учреждения… а совершенно уничтожить, смести до основания весь старый суд и его аппарат. Эту необходимую задачу Октябрьская революция выполнила, и выполнила успешно…».[36] Новая администрация страны не выделяла суд как самостоятельную ветвь власти[37].

Таким образом, составленные в первые годы советской власти декреты о суде[38] содержали в основном положения об общем порядке судопроизводства, то есть государственный организационно-правовой механизм, необходимый для реализации правовой функции создавался заново. Учитывая важность этой функции для сохранения целостности государства, Декрет о суде № 2 устанавливал, что: «Ст. 14. Относительно доказательств суд не стеснен никакими формальными соображениями и от него зависит, по обстоятельствам дела, допустить те или иные доказательства. Свидетели дают показания с предварением ответственности за ложное показание. Принесение присяги отменяется…»[39], то есть предусматривались нормы, выделяющие свидетеля как участника уголовного судопроизводства и обязывал его сообщать правдивые сведения.

Уголовный кодекс 1922 г. не был ни воспроизведением норм декретов или выводов судебной практики, ни даже простой их переработкой. Создание Уголовного кодекса было творческим процессом, в котором все предшествующее уголовное законодательство явилось только материалом.[40]

Однако в 1929 году статья об угрозе убийством, истреблением имущества или совершения насилия по отношению к должностному лицу была включена в Уголовный кодекс РСФСР 1926 года[41], а Уголовный кодекс РСФСР 1960 года предусматривал ответственность за преступления, совершенные как против правосудия в целом, так и в отношении участников уголовного судопроизводства в частности.

Кроме того, в соответствии с декретом от 10 декабря 1918 г. «О сдаче оружия»[42] у членов ВКП(б) была возможность в отличие от простых граждан иметь огнестрельное оружие, что сопоставимо с современной мерой безопасности, применяемой в отношении судей, должностных лиц правоохранительных и контролирующих органов, заключающейся в выдаче им огнестрельного оружия, что предусмотрено статьей 7 Федерального закона от 20 апреля 1995 г. № 45-ФЗ «О государственной защите судей, должностных лиц правоохранительных и контролирующих органов»[43].

Анализ развития правового обеспечения функционирования отечественной судебной системы показывает, что на протяжении исторической трансформации для обеспечения охранительной функции использовались различные методы правового воздействия: – принуждение (то есть нормативные правовые акты разных эпох характеризует преемственная идея возможности применения силы или угрозы ее применения), – убеждение (то есть воздействие на общественное или индивидуальное сознание путем декларации тех или иных норм поведения) и, в меньшей степени, стимулирование (предусмотренное Сводом Законов Российской Империи право на пенсию).

Кроме того, контингент участников уголовного судопроизводства первоначально составляли лица, наделенные особыми полномочиями и обладающие определенным авторитетом в силу своего общественного положения, что в последствии трансформировалось в наделение особым статусом лиц, осуществляющих от имени правителей доверительные функции. При этом повышение статуса того или иного лица осуществлялось путем увеличения наказания за его убийство или причинение ему другого вреда.

Особый авторитет, который закрепляется, в частности, в статусных документах[44], может привести к выводу, что такие персоны не могут подвергнуться нападкам. Однако существенным отличием уголовного судопроизводства от иных сфер государственного механизма является наличие специфических условий для образования круга лиц, способных переступить закон, которых изначально характеризует неправомерное поведение и отрицание юридической ответственности. Такие лица могут использовать все средства для того, чтобы избежать юридических последствий своей противозаконной деятельности, и в том числе оказывать неправомерное воздействие на лиц, от которых в той или иной степени зависит реализация этой ответственности.

Принимая во внимание вышеизложенное, следующим этапом становления института государственной защиты можно назвать 19701980-е годы, когда четко обозначилась необходимость в применении не только уголовно-правовых и уголовно-процессуальных, но и иных мер по обеспечению безопасности некоторых участников уголовного судопроизводства. Материалы о практической деятельности органов внутренних дел свидетельствуют о проведении специальных операций по временному сокрытию важного свидетеля в безопасном месте и организации его охраны сотрудниками милиции при последующих перемещениях.

Известен случай, когда сотрудниками милиции было доподлинно установлено, что родственник подозреваемого в совершении мелкого преступления может оказать давление на основного свидетеля и, возможно, причинить ему моральный или физический вред. В целях предупреждения незаконной деятельности данный родственник был проинформирован о имеющихся сведениях, чем было спасено здоровье, а возможно и жизнь свидетеля по уголовному делу[45].

Таким образом, практика применения мер безопасности в отношении участников уголовного судопроизводства существовала еще до законодательного их закрепления.

Учитывая, что полноценное справедливое правосудие возможно лишь при системном подходе к осуществлению государственной защиты, российский законодатель в равной степени позаботился об обеспечении безопасности всех лиц, участвующих в отправлении правосудия, а также об их близких.

Формирование законодательной базы привело к появлению в указанной области терминов и понятий, которые составили сущность института государственной защиты.

1.2. Сущностное содержание института государственной защиты и его понятийный аппарат

Как известно, «правопонимание всегда направлено на содержание. Юридическое право формально, поэтому форма и есть его содержание в отличие от правовой практики. Но понимание формального права неотличимо от его конструирования, от воспроизведения механизмов его действия. Юридическое правопонимание – не реконструкция, а именно конструкция правопорядка и правовой жизни».[46]

Сущность института государственной защиты определяется тем, что для практической реализации своих функций государству требуется наделение конкретных лиц некими полномочиями. При этом государство оказывает определенное доверие таким лицам, так как именно от их действий зависит реализация функций государства.

Особую роль в реализации функций государства занимает уголовное судопроизводство, то есть государственный аппарат, призванный взаимодействовать с теми членами общества и их объединениями, которые выходят за рамки правомерного поведения в этом обществе. При этом в отличие от приверженцев идей правового нигилизма как своеобразного отражения очевидного рассыпания, распада мира как связного целого, как единства, в котором есть место человеку и как следствие, неприятия права в том виде, в котором оно существует, но не отказ от права вообще[47], – такие объединения способны оказывать нелегитимное давление на лиц, которых государство в силу их должностных обязанностей и гражданского долга наделяет доверительными полномочиями. Методы такого давления заключаются в применении самочинного принуждения и непозволительного стимулирования.

Очевидно, что на первоначальном этапе развития права основным методом осуществления государством своих функций являлось принуждение, постепенно дополняемое методами стимулирования и убеждения[48]. При этом в демократическом обществе, где присутствует осознанная свобода выбора, в котором общественный договор, как негласный свод правил, действующий наравне с нормами морали, формирует общественные взаимоотношения, важное место занимают и методы стимулирования, не связанные с материальным или моральным стимулированием, а определяемые предоставлением гарантий нормальной жизнедеятельности.

Так еще А. С. Прудников относил к основным угрозам безопасности личности «… факты террора в отношении представителей органов государственной власти и местного самоуправления, потерпевших и свидетелей по уголовным делам…что… становится препятствием к нормальной деятельности…»[49].

Сущностное содержание института государственной защиты не следует отождествлять с сущностью совокупности нормативных правовых актов, наполняющих этот институт. Такие нормативные акты определяют правовой порядок обеспечения безопасности, социальной и юридической поддержки лиц, принимающих участие в отправлении правосудия. При этом суть института государственной защиты в целом заключается в стимулировании надлежащего выполнения участниками уголовного судопроизводства своих должностных обязанностей и гражданского долга. Так, еще А.Ф. Кони справедливо отмечал, что к судье «…следует предъявлять высокие требования не только в смысле знания и умения, но и в смысле характера, но требовать от него героизма невозможно. Отсюда происходит необходимость оградить его от условий, дающих основание к развитию малодушия и вынужденной угодливости».[50] Аналогичный подход возможен и к лицам, которые обращаются за помощью в правоохранительные органы или иным образом участвуют в уголовном судопроизводстве. Как отметил в своем обращении к сотрудникам МВД России Президент Российской Федерации В.В. Путин, «…люди, которые обращаются в органы МВД за защитой своих прав, собственности, должны получать реальную помощь. И низкая раскрываемость преступлений, безнаказанность преступников не способствуют восстановлению справедливости, негативно сказывается на общественном доверии к структурам правоохранительных органов, да и государства вообще».[51]

Изучение проблемы правового регулирования обеспечения безопасности лиц, подлежащих государственной защите органами внутренних дел Российской Федерации, предполагает необходимость анализа основных понятий и категорий исследуемой проблематики с точки зрения их юридической природы и с учетом объективно присущего им полисемантизма.

В начале своего формирования каждая из отраслей научных знаний развивается самостоятельно, разрабатывая свой понятийный аппарат, стремясь к значительному обособлению, а в некоторых случаях и к изоляции от других областей, при этом интеграция полученных знаний всегда оставалась прерогативой философии.[52]

Использование такого подхода к изучению института государственной защиты, показывает, что в нем, как в новой, молодой отрасли, применяется целый ряд понятий, использование которых в отрыве от государственной защиты может привести к неправильному или не совсем точному их толкованию.

Базовыми терминами, определяющими суть исследуемой проблематики, являются: «государственная защита», «меры безопасности», «защищаемое лицо», «орган, осуществляющий меры безопасности». Данные термины, объединенные четкой логической связью, составляют содержание нормативного компонента, который состоит в том, что «меры безопасности», применяемые в отношении «защищаемого лица» «органом, осуществляющим меры безопасности», формируют институт «государственной защиты», для реализации которого государство берет на себя право конденсировать, структурировать, направлять на людей опыт регулирования[53].

Так, само понятие «государственная защита» в контексте настоящего исследования несет ограниченный, узкий смысл, а именно: «государственная защита» – совокупность мер безопасности, мер социальной и юридической поддержки, осуществляемых уполномоченными на то органами в отношении определенной категории лиц в связи с выполнением этими лицами определенных обязанностей.

Такое понимание содержания этого понятия вытекает из положений федеральных законов, действующих в настоящее время в области государственной защиты, а именно Федеральный закон от 20 апреля 1995 г. № 45-ФЗ[54] «О государственной защите судей, должностных лиц правоохранительных и контролирующих органов»[55] и Федеральный закон от 20 августа 2004 г. № 119-ФЗ[56] «О государственной защите потерпевших, свидетелей и иных участников уголовного судопроизводства».

Несмотря на существенный разрыв в сроках принятия этих законов, они представляют собой единый механизм государственно-правового регулирования, направленный в конечном итоге на повышение качества борьбы с преступностью в целом и ее организованными формами в частности.

Обобщенное понятие «государственной защиты» как совокупности мер безопасности, мер социальной и юридической поддержки, осуществляемых уполномоченными органами в отношении определенной категории лиц в связи с выполнением этими лицами определенных обязанностей, может быть применимо также в условиях расширения круга защищаемых лиц и оснований для их защиты.

Становление системы терминов и понятий о мерах, направленных на обеспечение безопасности защищаемого лица, можно представить как последовательное развитие и переход «мер уголовно-правового характера», которые направлены на наказание лица, виновного в совершении преступления в отношении защищаемого лица, и «мер уголовно-процессуального характера», которые направлены на обеспечение правопорядка в уголовном судопроизводстве, включая в себя обеспечение безопасности всех его участников, к «мерам безопасности», которые могут применяться вне уголовного процесса и составляют основу «государственной защиты».

Наиболее важным в обеспечении государственной защиты является применение мер безопасности, что приводит к необходимости широкого рассмотрения этого понятия в пределах настоящего исследования.

Анализ данного термина приводит к его возможному определению как категории количественных и качественных изменений, системе элементов или комплексу мероприятий, необходимых для обеспечения государством защищенности жизненно-важных интересов личности от потенциально и реально существующих угроз, или устранению таких угроз. При этом одной из особенностей института государственной защиты является скорее этический, а не юридический вопрос границ применения мер безопасности. Так, безопасность защищаемого лица, как результат применения мер безопасности, можно рассматривать как его внутреннее убеждение в собственной защищенности, а не исключение всех рисков для жизни, здоровья и его имущества.

Законодатель прямо устанавливает, что нормы рассматриваемых законов применяются исключительно по отношению к реально существующим угрозам.

При этом Федеральный закон от 20 апреля 1995 г. № 45-ФЗ «О государственной защите судей, должностных лиц правоохранительных и контролирующих органов»[57] предлагает применение следующих мер безопасности, перечисленных в статье 5:

1) личная охрана, охрана жилища и имущества;

2) выдача оружия, специальных средств индивидуальной защиты и оповещения об опасности;

3) временное помещение в безопасное место;

4) обеспечение конфиденциальности сведений о защищаемых лицах;

5) перевод на другую работу (службу), изменение места работы (службы) или учебы;

6) переселение на другое место жительства;

7) замена документов, изменение внешности.

Федеральный закон от 20 августа 2004 г. № 119-ФЗ «О государственной защите потерпевших, свидетелей и иных участников уголовного судопроизводства»[58] предлагает несколько иной перечень мер безопасности, предусмотренный статьей 6:

1) личная охрана, охрана жилища и имущества;

2) выдача специальных средств индивидуальной защиты, связи и оповещения об опасности;

3) обеспечение конфиденциальности сведений о защищаемом лице;

4) переселение на другое место жительства;

5) замена документов;

6) изменение внешности;

7) изменение места работы (службы) или учебы;

8) временное помещение в безопасное место;

9) применение дополнительных мер безопасности в отношении защищаемого лица, содержащегося под стражей или находящегося в месте отбывания наказания, в том числе перевод из одного места содержания под стражей или отбывания наказания в другое.

Кроме того, при наличии оснований, указанных в статье 16 Федерального закона № 119-ФЗ, в отношении защищаемого лица могут применяться также другие меры безопасности, предусмотренные законодательством Российской Федерации. Прежде всего, здесь имеются в виду возможности и полномочия, которыми наделены должностные лица в соответствии с УПК Российской Федерации.

Однако указанные меры направлены лишь на «пассивную» защиту и дают возможность оградить защищаемое лицо от прямого или опосредованного воздействия со стороны источника угрозы. Как отметил В.А. Колокольцев, «Относительно современного состояния механизма обеспечения государственных интересов следует констатировать его низкую эффективность в силу того, что устранения либо заметной нейтрализации значительной части существующих угроз не происходит»[59]. В связи с этим законодатель предусмотрел право органов, обеспечивающих государственную защиту, проводить в установленном законом порядке оперативно-розыскные мероприятия.

Таким образом, можно сделать вывод о том, что обеспечение безопасности защищаемого лица определяется не только применением в его отношении соответствующих мер, но и проведением комплекса мероприятий оперативно-розыскного характера по отношению к источнику угрозы жизни, здоровью и имуществу защищаемого лица.

Построение норм Федеральных законов наталкивают на мысль о том, что осуществление ОРМ является второстепенной задачей при обеспечении безопасности защищаемого лица, хотя проведенный выше анализ показывает равноценное значение применения и «пассивной» и «активной» защиты.

О значимости так называемой «активной» защиты одновременно свидетельствуют и нормы Уголовного кодекса Российской Федерации, которые в статьях 296 «Угроза или насильственные действия в связи с осуществлением правосудия или производством предварительного расследования» и 309 «Подкуп или принуждение к даче показаний или уклонению от дачи показаний либо к неправильному переводу» предусматривают уголовную ответственность за оказание давление на участников уголовного процесса.

Такого же мнения придерживается в своей статье «Меры по защите участников уголовного процесса как общее условие предварительного расследования в российском уголовном процессе» исследователь К.Б. Калиновский.[60]

Понятие «защищаемое лицо» наполнилось юридическим содержанием в 1995 году с принятием Федерального закона «О государственной защите судей, должностных лиц правоохранительных и контролирующих органов» и получило свое развитие в 2005 году в Федеральном законе «О государственной защите потерпевших, свидетелей и иных участников уголовного судопроизводства». В вокабулярии института государственной защиты так называют участника уголовного судопроизводства или должностное лицо контролирующего или правоохранительного органа, в отношении которого в установленном порядке принято решение о применении мер безопасности.

Учитывая данную особенность, законодатель определяет круг лиц, подлежащих государственной защите, а также перечень обязанностей, выполнение которых влечет возможность применения такой защиты.

Как уже отмечалось выше, в 1995 году был принят Федеральный закон «О государственной защите судей, должностных лиц правоохранительных и контролирующих органов». В этом законе был закреплен основной принцип государственной защиты: меры безопасности, правовой и социальной поддержки применяются при наличии угрозы посягательства на жизнь, здоровье и имущество соответствующей категории лиц в связи с их служебной деятельностью.

Законодатель также определил функции органов внутренних дел по реализации государственной защиты, которые будут рассмотрены во второй главе настоящего исследования.

Перечни, представленные в ст. 2 Федерального закона № 45-ФЗ[61]и в ст. 2 Федерального закона № 119-ФЗ[62] раскрывают содержание первой части основного принципа государственной защиты, а именно, понятия «категория защищаемого лица», подчеркивая тем самым, что субъектами государственной защиты являются не все физические лица, а лишь определенные их категории.

Следующим понятием, адекватно е толкование которого необходимо для понимания сущности государственной защиты является понятие «защищаемое лицо».

В соответствии со статьями рассмотренных выше двух Федеральных законов[63] защищаемыми признаются лица, подлежащие государственной защите, в отношении которых в установленном законом порядке вынесено постановление о применении мер безопасности.

Подобная трактовка приводит к несовпадению духа и буквы закона, выражающаяся в некоторых неточностях, которые могут привести к возникновению дополнительных сложностей в правоприменительной практике.

Так, в соответствии со статьей 16 Федерального закона № 119-ФЗ «Основания применения мер безопасности»[64] основаниями применения мер безопасности являются «… данные о наличии реальной угрозы убийства защищаемого лица, насилия над ним, уничтожения или повреждения его имущества в связи с участием в уголовном судопроизводстве, установленные органом, принимающим решение об осуществлении государственной защиты». Меры безопасности применяются на основании письменного заявления защищаемого лица или с его согласия, представленного в письменной форме, а в отношении несовершеннолетних – на основании письменного заявления его родителей или лиц, их заменяющих, а также уполномоченных представителей органов опеки и попечительства (в случае отсутствия родителей или лиц, их заменяющих) или с их согласия, выраженного в письменной форме.

Таким образом, можно наблюдать некую рекурсию, которая выражается в том, что для принятия решения о применении мер безопасности необходимо, чтобы в отношении лица такое решение было уже принято.

Кроме того, статьей 14 Федерального закона № 45-ФЗ «Решение о применении мер безопасности»[65] предусмотрено, что отказ в применении мер безопасности может быть обжалован защищаемым лицом, а также председателем суда (руководителем соответствующего правоохранительного или контролирующего органа, руководителем федерального органа государственной охраны, начальником учреждения или органа уголовно-исполнительной системы), обратившимся с просьбой о применении мер безопасности в отношении указанного лица, в вышестоящий по подчиненности орган, обеспечивающий безопасность, в прокуратуру либо в суд. Жалоба подлежит рассмотрению незамедлительно.

Анализ данной нормы указывает на возможную ее фиктивность в связи с тем, что в случае отказа в применении мер безопасности лицо, обратившееся за государственной защитой не получает статуса защищаемого лица.

Очевидно, что указанные сложности практической реализации норм законодательства возможно избежать путем введения расширенного толкования понятия «защищаемое лицо», дополнив его категорией «лицо, обратившееся за применением мер безопасности». Однако, по мнению автора, весьма своевременным и целесообразным является нормативное закрепление и разведение в законе двух понятий: «лицо, обратившееся за применением мер безопасности» и «защищаемое лицо».

Такой подход обеспечит разграничение обозначенных статусов, а именно совокупности прав и обязанностей защищаемого лица и «лица, обратившегося за применением мер безопасности». Кроме того, использование расширенного толкования понятия «защищаемое лицо» может привести к ситуации, когда такое лицо будет неправомерно рассчитывать на применение в его отношении мер социальной поддержки.

Правовым основанием принятия решения о применении мер безопасности является наличие «реальной угрозы жизни, здоровью и имуществу защищаемого лица», то есть угрозы, которая при разных обстоятельствах может рассматриваться в пределах от субъективно-значимой до объективно-существующей.

Одним из основополагающих элементов, необходимых для реализации положений Федеральных законов, является наличие реальной угрозы жизни, здоровью или имуществу защищаемого лица.

При этом детерминируется вторая часть основного принципа государственной защиты, связанная с тем, что лицу, обратившемуся за применением мер безопасности, должны поступать угрозы, коррелирующие с отправлением правосудия, исполнением полномочий по реализации правоохранительных или контрольных функций (Федеральный закон № 45-ФЗ[66]), либо в связи с участием в уголовном судопроизводстве (Федеральный закон № 119-ФЗ[67]).

Само по себе понятие угрозы не вызывает каких-либо существенных разногласий в его трактовке. Так, в соответствии с толковым словарем русского языка Ушакова[68] «угроза»:

1. Обещание причинить кому- чему-нибудь какую-нибудь неприятность, зло.

2. Опасность, возможность возникновения чего-н. неприятного, тяжкого.

Наиболее соответствующее содержанию предмета исследования понятие предлагает, на наш взгляд, Большой юридический словарь.[69]

Так, Угроза – словесно, письменно или другим способом выражения намерение нанести физический, материальный или иной вред какому-либо лицу или общественным интересам; один из видов психического насилия над человеком.

В уголовном праве Российской Федерации угроза представляет способ подстрекательства, доведения до самоубийства (ст. 110 УК РФ[70]), вовлечения несовершеннолетнего в совершение преступления (ст. 150 УК РФ[71]), незаконного получения сведений, составляющих коммерческую или банковскую тайну (ст. 183 УК РФ[72]), и совершения других преступлений. Угроза применением насилия является также квалифицирующим признаком рядов составов преступлений. Угроза убийством или причинением тяжкого вреда здоровью представляет собой самостоятельный состав преступления (ст. 119 УК РФ[73]).

Рассматривавшиеся ранее понятия также как и позиция некоторых авторов[74], предполагают, что угроза может быть реальной или потенциальной. Кроме того, угроза может быть надуманной или, другими словами, иллюзорной. Таким образом, действующая редакция Федеральных законов требует проведения четкого разграничения в определении, какая именно угроза является реальной и позволяет применить меры безопасности.

В связи с этим необходимо уточнить, что понимается под термином «реальная» угроза. С одной стороны толковый словарь живого великорусского языка В. Даля[75] определяет «реальный» как дельный, деловой, прикладной, опытный, насущный, житейский.

Соответствующая статья толкового словаря русского языка Ушакова[76]:

1. Действительный, объективно-данный, не воображаемый.

2. Осуществимый, возможный для выполнения.

3. Трезво-практический, основанный на учете действительных условий, соответствующий действительному положению.

4. Применимый в жизни, практический (устар.).

Таким образом, реальное прямо противопоставляется воображаемому, и, следственно, законодателю необходимо отталкиваться от различий объективно существующего материального мира и субъективного представления о нем.

В этом заключается содержание третей части основного принципа государственной защиты, то есть наличие реально существующей угрозы, которая должна находить отражение в объективном мире.

В то же время необходимо отметить, что в соответствии с «Критическим словарем психоанализа» Ч. Райкрофта[77] существуют две реальности, а именно объективно существующая и субъективно значимая:

«Психоанализ сочетает приверженность здравому смыслу, или естественнонаучному взгляду, согласно которому может быть сделано различие между внешними явлениями, которые "реальны" или "действительно существуют", и психическими явлениями, которые являются субъективными образами, с убежденностью, что психические явления – суть динамические следствия, и поэтому, в определенном смысле, тоже реальны. В результате психоанализ использует понятие "реальный" в значении или объективно существующего, или субъективно значимого. Он также полагает, что все объективные явления расположены в пространстве, внешнем по отношению к субъекту и называемом внешней реальностью (или реже объективной реальностью), а образы, мысли, фантазии, чувства и т. п. расположены в пространстве внутри субъекта называемом внутренней, или психической реальностью. И внутренняя, и внешняя реальности являются теми сферами, в которых существуют явления и происходят процессы….

… Психоанализ, таким образом, постулирует две реальности: внешнюю (объективную) и внутреннюю (психическую, субъективную). В таких понятиях как тестирование реальности, адаптация к реальности и принцип реальности "реальность" означает "внешнюю реальность"; дереализация, однако, относится к психической реальности, поскольку пациенты с этим симптомом жалуются, что, хотя они и воспринимают внешний мир правильно, он для них больше не значим, он кажется "нереальным"…»

В этой связи представляется уместным обратиться к точке зрения исследователя Бабкиной Л.И., которая четко отследила особенность российского законодателя, представляющего себе свидетеля как некое абстрактно-идеальное лицо, начисто лишенное эмоций с одной стороны и обладающего неограниченным чувством долга – с другой. В то же время результаты проведенных ею исследований, показывают, что более трети граждан, ставших очевидцами совершения преступления, не будут заявлять об этом в правоохранительные органы из страха потенциального возмездия со стороны преступников[78], то есть даже не получившие каких-либо угроз вовсе.

В рамках настоящего исследования представляется важным отметить, что практика применения норм Федеральных законов наталкивается на насущную необходимость подтверждения реальности существующей угрозы жизни, здоровью и имуществу защищаемого лица. При этом не учитывается отношение самого защищаемого лица к угрозе. С одной стороны это приводит к тому, что отдельные, особо мнительные лица, не подпадают под государственную защиту, в связи с чем из страха за свою жизнь, здоровье и имущество не принимают участия в уголовном судопроизводстве, а с другой стороны некоторые лица отказываются от применения в их отношении отдельных мер безопасности и нарушают требования органов, обеспечивающих их безопасность, что может привести к возникновению дополнительных опасностей жизни, здоровья и имущества таких лиц.

Учитывая изложенное, представляется целесообразным уточнить редакции Федеральных законов таким образом, чтобы при решении вопроса о применении мер безопасности и при их избрании учитывалось субъективно значимое мнение самого защищаемого лица об угрозе.

Описанный выше подход позволит повысить эффективность института государственной защиты в целом, а также сформулировать основной его принцип следующим образом:

«Подлежащее государственной защите лицо, которое реально опасается за свою жизнь, здоровье и имущество из-за угроз, связанных с исполнением его обязанностей по отправлению правосудия, вправе рассчитывать на обеспечение своей безопасности».

Помимо своего очевидного практического значения, такая формулировка представляется оптимальной для обеспечения баланса между гарантиями прав лиц, совершивших преступления, и гарантиями прав иных участников уголовного процесса, которые в настоящее время значительно ниже.[79]

Опасность для жизни и здоровья, в частности, защищаемого лица должна быть конкретной, а не абстрактной.[80]

«Орган, осуществляющий меры безопасности» определен в статье 12 Федерального закона «О государственной защите судей, должностных лиц правоохранительных и контролирующих органов»[81] и в статье 3 Федерального закона «О государственной защите потерпевших, свидетелей и иных участников уголовного судопроизводства».[82]

Помимо органов внутренних дел меры безопасности осуществляют также и иные органы, так для Федерального закона «О государственной защите судей, должностных лиц правоохранительных и контролирующих органов»[83] это органы федеральной службы безопасности, таможенные органы, федеральные органы государственной охраны, органы по контролю за оборотом наркотических средств и психотропных веществ, учреждения и органы уголовно-исполнительной системы.

Кроме того предусмотрено, что в органах внутренних дел, органах федеральной службы безопасности, учреждениях и органах уголовно-исполнительной системы, таможенных органах, органах по контролю за оборотом наркотических средств и психотропных веществ и федеральных органах государственной охраны в целях обеспечения безопасности защищаемых лиц создаются в установленном порядке специальные подразделения.

Статьей 3 Федерального закона «О государственной защите потерпевших, свидетелей и иных участников уголовного судопроизводства»[84] также помимо органов внутренних дел предусмотрено, что в обеспечении безопасности участников уголовного судопроизводства принимают участие органы федеральной службы безопасности, таможенные органы Российской Федерации и органы по контролю за оборотом наркотических средств и психотропных веществ по уголовным делам, находящимся в их производстве или отнесенным к их ведению, а также на иные государственные органы, на которые может быть возложено в соответствии с законодательством Российской Федерации осуществление отдельных мер безопасности.

Кроме того, в отношении защищаемых лиц из числа военнослужащих меры безопасности осуществляются также командованием соответствующих воинских частей и вышестоящим командованием, а в отношении защищаемых лиц, содержащихся в следственных изоляторах или находящихся в местах отбывания наказания, – также учреждениями и органами уголовно-исполнительной системы Министерства юстиции Российской Федерации.

Важно отметить, что при осуществлении государственной защиты потерпевших, свидетелей и иных участников уголовного судопроизводства орган, обеспечивающий меры безопасности в отношении защищаемого лица зависит от органа, принимающего решение о применении мер безопасности, которым могут быть в отношении защищаемых лиц по уголовным делам, находящимся в производстве суда (судьи) или Следственного комитета Российской Федерации, осуществляются по решению суда (судьи), руководителя следственного органа Следственного комитета Российской Федерации или следователя с согласия руководителя следственного органа Следственного комитета Российской Федерации органами внутренних дел Российской Федерации, органами федеральной службы безопасности, таможенными, органами Российской Федерации или органами по контролю за оборотом наркотических средств и психотропных веществ, расположенными по месту нахождения защищаемого лица.

При этом Федеральный закон «О государственной защите потерпевших, свидетелей и иных участников уголовного судопроизводства»[85] не предусматривает необходимости создания специальных подразделений в органах, задействованных в обеспечении безопасности защищаемых лиц.

Особое значение приобретает вышеобозначенный термин «специальные» подразделения[86], который предполагает особый подход к отбору кадров, проходящих службу в таких подразделениях, а также особые условия несения службы по аналогии с другими специальными подразделениями (СОБР МВД России, «Альфа» ФСБ России). В то же время российское законодательство не предусматривает нормативного закрепления последствий присвоения какому-либо подразделению статуса «специального», в связи с этим создаваемые подразделения могут носить указанный статус лишь формально.

Однако, исходя из требований законодательства в области государственной защиты, можно определить целый перечень особых навыков и умений, которые должны присутствовать у сотрудника органа, осуществляющего государственную защиту.

Прежде всего, к таким навыкам стоит отнести коммуникативные возможности, практическую психологию, опыт оперативной работы, умение быстро ориентироваться в изменяющейся ситуации, а также житейский опыт.

Навыки коммуникативной культуры необходимы для того, чтобы найти общий язык с защищаемым лицом, уметь выслушать и понять его. Особенно остро проблема взаимопонимания стоит при заключении с защищаемым лицом договора, в котором оговариваются особенности поведения и дополнительные обязанности защищаемого лица. Так, сотрудник должен добиться абсолютного понимания защищаемым лицом каждого пункта такого договора, так как от неукоснительного их соблюдения зависит, прежде всего, жизнь защищаемого лица.

Одним из наиболее важных для должной эффективности принимаемых мер безопасности являются навыки практической психологии, которые могут способствовать установлению взаимных доверительных отношений с защищаемым лицом. В противном случае реализация таких мер, как выдача специальных средств защиты, связи и оповещения об опасности, обеспечение конфиденциальности сведений о защищаемом лице, а также замена документов, удостоверяющих личность защищаемого лица, и иных документов, ставится под угрозу тем, что защищаемое лицо может использовать выданное имущество для совершения противоправных действий, либо, неосторожно распоряжаясь сведениями о себе и о применяемых мерах безопасности, просто может раскрыть себя.

В преодолении вышеописанных ситуаций также может помочь опыт оперативной работы и жизненный опыт.

Рассмотренный выше подход позволит сделать деятельность института государственной защиты более эффективной и логически упорядочить систему мер государственной защиты, которая включает в себя[87] не только меры, предусмотренные федеральными законами № 119-ФЗ и № 45-ФЗ, но и процессуальные меры, закрепленные в УПК России, меры уголовно-правового характера, а также организационно-тактические меры, которые применялись и до вступления в силу вышеупомянутых нормативных правовых актов.

Развитие представлений о сущности вышерассмотренных понятий и терминов института государственной защиты прослеживается по их использованию в нормативных правовых актах всех уровней: начиная с федеральных законов и постановлений Правительства Российской Федерации, заканчивая приказами и распоряжениями МВД России.

1.3. Опыт формирования института государственной защиты в зарубежных странах

Одним из путей совершенствования отечественного законодательства в настоящем исследовании является изучение и применение опыта развитых демократических государств, заимствование прогрессивных идей, практики правового государства и правовой культуры. Однако следует учитывать, что содержание института государственной защиты неотделимо от культурологических особенностей общества, в котором данный институт реализуется.

Как уже подчеркивалось, возникновение государственной защиты связано с ростом организованных форм преступности, в том числе наркобизнеса и терроризма и является ответным шагом государства на вызовы и угрозы обществу.

Институт государственной защиты впервые стал предметом серьезного внимания в Соединенных Штатах Америки, когда в 70-е годы прошлого века государственную защиту начали рассматривать как узаконенную процедуру борьбы с мафиозными преступными сообществами. До этого времени в недрах мафии царил негласный закон умолчания «омерта», обрекавший на смерть любого, решившего порвать с организацией и пойти на сотрудничество с полицией. Важные свидетели либо не соглашались давать показания в пользу обвинения, либо устранялись преступными организациями. Существующая ситуация подтолкнула Министерство юстиции США к учреждению программы защиты свидетелей.[88]

Первым представителем итало-американской мафии, нарушившим «омерту», стал Джозеф Валаки. В 1963 году он дал в комиссии Конгресса США показания о внутренней структуре мафии и организованных преступных сообществ. Валаки, тем не менее, согласился на сотрудничество с полицией и во время заседаний комиссии его безопасность обеспечивали 200 сотрудников федеральной службы судебных исполнителей.

Таким образом, еще до появления официальной программы защиты свидетелей указанное лицо стало первым, кому в США была предложена охрана в обмен на свидетельские показания. В целях его безопасности он был помещен в тюрьму и находился там до конца своих дней. Валаки содержался изолированно, контактируя лишь с агентами Федерального бюро расследований и служащими Федерального бюро тюрем.[89]

Законодательное обеспечение государственной защиты свидетелей в США было впервые закреплено Законом о борьбе с организованной преступностью, принятым в 1970 году[90]. Данный нормативный правовой документ регламентировал возможность предоставления иммунитета свидетелю в случаях, когда этого требовали обстоятельства рассмотрения дела. Свидетельский иммунитет предполагал невозможность использования правоохранительными органами показаний свидетеля против него самого и гарантировал освобождение от уголовного преследования.

Рассматриваемый закон вменял в обязанности министра юстиции США обеспечение безопасности подвергавшихся угрозе свидетелей, согласившихся дать показания по резонансным уголовным делам, в том числе касающихся деятельности организованной преступности, путем их переселения на новое, неразглашаемое место жительства с изменением имени и других персональных данных.[91]

На основании указанного закона была разработана и принята в 1971 году специальная Программа защиты свидетелей, выполнение которой возложили на Службу маршалов США.

Находящаяся в ведении министра юстиции США Федеральная программа по обеспечению безопасности свидетелей (носившая название «ВИТСЕК»[92]) предусматривала защиту подвергавшихся угрозе физической расправы свидетелей. Программа предполагала также возможность применения мер безопасности во время официальных процессов, по делам об организованной преступности. Министр юстиции также вправе принимать меры защиты семьи или лица, каким-либо образом связанного со свидетелем. При этом меры безопасности должны соответствовать понятиям «психологическая комфортность», «социальная адаптация» и применяться до тех пор, пока свидетелю или его близким будет грозить опасность.[93]

12 октября 1982 г. в США был принят «Закон о защите жертв и свидетелей преступлений», который предусматривал справедливое, уважительное обращение с потерпевшими, соблюдение конфиденциальности[94]. Наряду с этим, указанный закон увеличил уголовную ответственность за действия по оказанию тайного воздействия на жертв и свидетелей преступления[95]. В частности, за применение угрозы или физической силы в отношении свидетеля, а также за попытку совершить такие действия предусматривался штраф до 250 тыс. долларов или тюремное заключение на срок не более 10 лет, или оба вида наказания (параграф 1512. А). За причинение беспокойства лицу с целью препятствия его участию в уголовном судопроизводстве законом предусматривался штраф до 25 тыс. долларов или лишение свободы сроком не более одного года, или оба вида наказания (параграф 1512. В).[96]

За десять лет с начала осуществления программы ВИТСЕК были выявлены некоторые огрехи программы, в связи с чем 12 октября 1984 г. Конгрессом США был принят еще один специальный законодательный акт – «Закон об усилении безопасности свидетеля»[97], который усовершенствовал существующую Программу защиты и законодательно закрепил механизмы ее реализации[98].

В указанном законе рассматривались вопросы, которые и по сей день представляются ключевыми для любой программы защиты свидетелей:

• применение строгих критериев отбора участников, включая оценку уровня опасности, которую так называемы «раскаявшиеся» преступники могут представлять для общества в местах их переселения;

• формирование специализированного фонда компенсации жертвам преступлений, совершенных лицами, включенными в программу;

• инструкция о правилах поведения и обязанностях свидетеля, включенного в программу;

• санкции за нарушения положений инструкции;

• санкции за неправомерное раскрытие информации об участниках программы;

• защита прав третьих лиц, например, погашение долговых обязательств свидетелей.

К основным мерам защиты свидетелей законодатель относит:

1. Предоставление места жительства и защиты свидетеля во время официальных процессов.

2. Предоставление нового жилья, принятие мер по защите семьи или лиц, которые тесно связаны со свидетелем.

3. Предоставление свидетелю пакета новых документов; обеспечение переезда на новое место жительства; выплата денежных средств, необходимых для удовлетворения основных потребностей; трудоустройство.

4. Предоставление временной охраны свидетелю в случае возникновения для него реальной опасности[99].

Условиями включения свидетеля в программу ВИТСЕК являются особо резонансный характер уголовного дела, определяющее значение показаний свидетеля для стороны обвинения и невозможность использования иных способов обеспечения его безопасности. Учитываются и некоторые специфические факторы, например, психологические характеристики свидетеля и его способность следовать правилам программы. В ходе времени круг потенциальных участников программы ВИТСЕК расширился, и в него стали включаться свидетели преступлений о торговле наркотиками, бандами мотоциклистов.[100]

Основной целью законодательства США в области защиты свидетелей является пресечение попыток «с помощью взяток, ложных заявлений, запугивания или силы либо посредством угрозы создать препятствия, задержать либо помешать любому лицу сообщить следователю информацию, касающуюся нарушения любого уголовного закона Соединенных Штатов».[101] В законе также предусматриваются санкции за нанесение личного или имущественного ущерба любому лицу, давшему информацию следователю.

Программа также устанавливает строгий запрет участнику поддерживать контакты с прежними друзьями, знакомыми и неохраняемыми родственниками, и посещать прежнее место жительства. Разработку и обеспечение таких программ законодатель возложил на Генерального прокурора США, а непосредственную их реализацию – на Службу маршалов США.

Защита свидетелей преступлений, не подпадающих под федеральную программу осуществляется на основе законов отдельных штатов. Таким образом, государственная защита обеспечивается как на федеральном уровне, так и на уровне штата.[102]

Официально опубликованные сведения о количестве лиц, защита которых осуществляется Службой маршалов США, показывает, что всего под защитой находится около 18,5 тысяч человек, при этом ежегодно попадают под защиту еще порядка 1,5 сотни человек. Эффективность применяемых к защищаемым лицам мер измеряется исключительно исходя из количества совершенных на них нападений[103].

Законодательная база обеспечения безопасности участников уголовного судопроизводства в ФРГ сформировалась гораздо позднее, чем в США. Первым шагом в формировании системы мер, направленных на обеспечение личной безопасности жертв преступлений и их семей в ходе уголовного судопроизводства, стал Закон ФРГ о защите потерпевших от 10 декабря 1986 г.

В начале же 80-х годов XX века под влиянием существенного роста преступности в стране использовалось, например, нормативно не регламентируемая практика допроса свидетеля в отсутствии обвиняемого, иногда и вне здания суда, после чего протокол допроса оглашался в суде. В 1983 году подобная практика была запрещена Большим сенатом по уголовным делам под предлогом их несовместимости с уголовным процессом. В соответствии с установленными принципами суд обязывает использовать, главным образом, прямые доказательства, в связи с чем допрос не может быть заменен оглашением протокола о ранее проведенном допросе или письменным объяснением.[104]

В целях противостояния организованной преступности Министерством внутренних дел и Министерством юстиции ФРГ в 1989 году была создана совместная комиссия, разработавшая Концепцию охраны свидетелей, на основании которой в 1990 г. были утверждены Общие указания Министра юстиции и Министра внутренних дел по охране свидетелей, находящихся под угрозой. В указанных документах были обозначены цели, задачи и функции органов, обеспечивающих защиту лиц, содействующих уголовному судопроизводству.

В развитие Концепции охраны свидетелей в 1993 году был принят специальный нормативный акт – Закон «О главном свидетеле», в котором устанавливалась защита участника процесса, владеющего информацией о совершении тяжкого преступления. На основе указанного нормативного акта в ФРГ стали применяться две системы обеспечения безопасности свидетеля. Первая предполагает долговременную защиту, обеспечиваемую с помощью всех возможных форм полицейской работы. Вторая ориентирована на оказание содействия защищаемому лицу в определении нового места жительства, трудоустройства, а также в оказании материальной помощи. В 1998 году был принят Закон «О регулировании вопросов обеспечения защиты свидетелей, которым угрожает опасность»[105], устанавливающий дополнительные меры обеспечения безопасности свидетелей. Например, использование щадящего режима допроса несовершеннолетних, применение видеотехники, строгое соблюдение конфиденциальности сведений о личных данных свидетелей, предоставление юридической консультации потерпевшим и свидетелям.

В 1998 году также была разработана концепция защиты свидетелей, в которой впервые были определены задачи подразделений, обеспечивающих эту защиту.

На основании данной концепции при подразделениях уголовной полиции были созданы координационные пункты охраны потерпевших и свидетелей, в задачу которых входило согласование совместных действий органов полиции, прокуратуры, суда с местными органами власти и неправительственными организациями. Интересно отметить, что модели защиты лиц, содействующих правосудию, в федеральных землях Германии различны.[106]

В 2001 году государством был принят Закон об унификации мер защиты свидетелей, подвергающихся риску[107], устанавливающий правовые условия защиты свидетелей на федеральном уровне и на уровне земель. Законом регулировались следующие вопросы:

• категории свидетелей, возможных участников программы, и критерии их включения и исключения из нее;

• полномочия государственных органов по принятию решений о включении в программу и ее осуществлению;

• сохранение конфиденциальности информации;

• условия снабжения новыми личными данными и удостоверяющими их персональными документами, а также пособия, предоставляемые на время защиты[108].

Обеспечить программу защиты свидетелей в ФРГ законодатель поручил бюро по защите свидетелей, действующим как на федеральном, так и на уровне каждой из земель. Ответственность за защиту свидетелей по федеральным делам и за координацию работы на национальном и международном уровнях несет Федеральный департамент уголовной полиции. В задачи этого подразделения входит:

• подготовка ежегодного отчета по программе;

• организация и проведение специализированной подготовки;

• проведение координационных совещаний директоров федеральных и земельных бюро по защите свидетелей;

• организация межведомственного и международного сотрудничества. [109]

Подразделения федерального и земельного уровней, на которые возложены задачи по защите свидетелей, при проведении мероприятий по защите свидетелей активно взаимодействуют. Центральные органы обеспечивают согласованность проводимых мероприятий по единому стандарту. В федеральных землях такие центральные подразделения созданы в земельных управлениях криминальной полиции.

При обеспечении мер безопасности ведущая роль принадлежит подразделению по защите свидетелей. Только его сотрудники осведомлены об анкетных данных и местонахождении защищаемого лица. Доступ к информации возможен только через подразделение по защите свидетелей, в связи с чем к уровню надежности сотрудников подразделений по защите свидетелей предъявляются высокие требования[110].

Очевидно, что несоблюдение инструкций, касающихся конспирации, может создать опасность не только для лица, подлежащего защите, но и для сотрудников соответствующих подразделений, осуществляющих его защиту.

Решение о начале и окончании защиты свидетеля принимает руководитель органа полиции, которому подчиняется подразделение по защите свидетелей. Речь идет об органах, осуществляющих полицейские задачи: Федеральном ведомстве криминальной полиции (БКА ФРГ), земельных ведомствах криминальной полиции или других полицейских органах[111].

При проведении полицейского расследования и судебного разбирательства должна быть достигнута договоренность с соответствующей подведомственной прокуратурой о начале или окончании мероприятий по защите свидетеля, поскольку данные решения могут кардинально изменить ход и развитие уголовного дела, а ответственность за это возложена на прокуратуру. Прокуратура принимает участие в программе только до момента завершения уголовного дела. После чего защита свидетеля представляет собой превентивно-полицейскую задачу.[112]

В соответствии с законом на государственные и негосударственные учреждения возлагаются обязательства по соблюдению конфиденциальности. Лицам, на которых распространяются меры защиты, а также служащим негосударственных учреждений без наличия санкции сотрудника подразделения по защите свидетелей не разрешается предоставлять информацию, сообщенную им в ходе подготовки или при проведении защиты свидетеля. Данное условие действует и после окончания защиты свидетеля.

Конец ознакомительного фрагмента.