Раздел 2
1941–1945 «Щербаковщина»
От составителей
Война отодвинула на дальний план все остальные заботы советских людей, не связанные с этой великой бедой. Деятели культуры не были исключением. Многие из них ушли прямо на фронт в ранге простых солдат (среди погибших в первые же месяцы такие известные имена, как А. Гайдар, П. Коган). Другие стали военными корреспондентами или фронтовыми кинооператорами. Артисты театра, кино и эстрады создавали фронтовые концертные бригады. Но основная масса писателей, художников, деятелей кино и театра покидала столичные города в другом направлении – на восток и на юг – в эвакуацию (таково было распоряжение правительства), чтобы заняться своими прямыми профессиональными делами уже не ради премий и наград, а в соответствии с общим для всего народа девизом: «Все для фронта, все для победы».
Пока дела на фронтах шли катастрофически плохо, ни о каких премиях никто, разумеется, не вспоминал. Но уже сразу после первых успехов (начала контрнаступления под Москвой 4–5 декабря 1941 года) 12 декабря в газете «Правда» появляется сообщение, что Комитет по Сталинским премиям в области литературы и искусства начал свою работу по отбору кандидатов на Сталинские премии за произведения, законченные в 1941 году, а также в период с 15 октября 1940 года по 1 января 1941 года. Адрес Комитета – г. Куйбышев областной, ул. Куйбышева, д. 133. Принимая во внимание обстановку, вопросы решались весьма оперативно. 11 января Совнарком определяет количество (оно сокращено – не более двух в каждой номинации) и размеры премий (они не уменьшены – 100.000 рублей – первая степень, 50.000 – вторая). А 11 апреля были названы и лауреаты. Их оказалось почти в два раза меньше, чем в предыдущем году – 85, а самих премий – 36; по некоторым разделам премиальные квоты были заполнены не полностью – суровость военного времени все-таки сказалась на возможностях полноценного отбора, просмотра и обсуждения произведений. Среди отмеченных – произведения как мирного, так и уже военного периода (Седьмая симфония Шостаковича – вторая по счету премия), политические плакаты и карикатуры Кукрыниксов, поэма Н. Тихонова «Киров с нами» и др.). Наряду с Шостаковичем двукратными лауреатами стали еще одиннадцать человек.
Исполнение Седьмой симфонии стало крупнейшим событием не только культурного, но и политического значения. Вопрос о присуждении композитору премии был решен еще до официальной премьеры 5 марта 1942 г. (члены Комитета по премиям прослушали симфонию на репетициях оркестра Большого театра, который тоже был эвакуирован в Куйбышев, а в феврале в «Правде» о ней появилась восторженная статья А. Н. Толстого). После этого началось триумфальное шествие симфонии не только по стране (премьеры в Москве, осажденном Ленинграде, Новосибирске и др.), но и по всему миру (Лондон, Нью-Йорк) – все это в течение одного лишь 1942 года.
Особого упоминания заслуживает также история с созданием документального фильма «Разгром немецких войск под Москвой», о котором в этом разделе приведены отдельные материалы – воспоминания участников событий; лента удостоилась наград не только в СССР, но и за океаном (а потом была прочно положена «на полку»). Строго говоря, фильм был закончен уже в 1942 году, и «по правилам» должен был бы награждаться только на следующий год, но в данном случае пренебрежение формальностями вполне объяснимо.
Следующий «всплеск премиальной активности» – появление в газете «Правда» 19 ноября 1942 года сообщения о том, что Комитет по Сталинским премиям (аппарат которого уже вернулся в Москву) начинает прием работ, созданных в 1942 году, а также за период с сентября по декабрь 1941 года. Эта дата день в день совпадает с началом контрнаступления советских войск под Сталинградом. Постановление СНК СССР датировано 19 марта 1943 г. 68 премий, 92 лауреата, из них 32 – за многолетние выдающиеся заслуги в своей области искусства. В числе последних – вполне старорежимный и никогда не отличавшийся особой лояльностью к новой власти писатель В. В. Вересаев (интересно, что в 1918 году он был последним лауреатом очень престижной дореволюционной литературной Пушкинской премии). Премии же за конкретные произведения совершенно отчетливо учитывают их патриотическую и героическую направленность, причем не обязательно связанную с событиями идущей войны – таких, конечно, большинство, но также и опера М. В. Коваля «Емельян Пугачев», фильм режиссера М. Э. Чиаурели «Георгий Саакадзе (1‑я серия), спектакль по пьесе А. К. Гладкова «Давным-давно» (режиссер А. Д. Попов). Появляются и первый трехкратные лауреаты, это кинорежиссер И. А. Пырьев и драматург А. Е. Корнейчук.
Денежные размеры премий не изменились, и хотя в военное время деньги значили не столь много, как в мирные дни, такие суммы могли существенно облегчить жизнь их обладателей. Между тем, уже с 22 марта «Правда» начинает публиковать тексты телеграмм новоявленных лауреатов на имя И. В. Сталина с просьбами перечислить причитающиеся им премии в фонд обороны (иногда на конкретные виды вооружений).
Считается, что почин этот возник после выступления И. В. Сталина на торжественном заседании Московского Совета депутатов трудящихся 6 ноября 1942 г. Первыми были колхозники Тамбовской области, собравшие 40 млн. руб. на строительство танковой колонны «Тамбовский колхозник» (см. публикацию в «Правде» 09.12.42 г.). 15 декабря 1942 г. колхозник Ф. П. Го ловатый принес в Саратовский обком ВКП(б) 100.000 рублей на постройку самолета. После этого движение приняло массовый характер. Деньги сдавали все – от пионеров (4-классница Белла Ваксман внесла 206 руб. из копилки на танковую колонну «Пионер»), до священнослужителей. Таким образом, свою лепту внесли и работники искусств (37 человек из 95 награжденных за 1942 год внесли свыше двух миллионов рублей). Впрочем, можно с уверенностью утверждать, что этим список лауреатов-жертвователей не исчерпывается – сообщения о каких-то перечислениях, не попадающих «под кампанию», могли в «Правде» и не публиковаться (известно [40], например, что уже на третий день войны – 24 июня 1941 года, – выступая на проводах мобилизованных в Красную Армию казаков, М. А. Шолохов сообщил о своей телеграмме на имя маршала Советского Союза тов. Тимошенко следующего содержания: «Дорогой товарищ Тимошенко! Прошу зачислить в фонд обороны СССР присужденную мне Сталинскую премию первой степени. По Вашему зову в любой момент готов стать в ряды Рабоче-Крестьянской Красной Армии и до последней капли крови защищать социалистическую Родину… Полковой комиссар запаса РККА писатель Михаил Шолохов»). То есть перечисляли и до выступления Сталина.
Сколь существенными для нужд фронта были эти суммы? Сошлемся опять же на сведения Ю. Мухина [53]:
«Бомбардировщик „Пе-2“ в 1941 г. стоил 420 тыс. рублей, к 1945 г. он стоил уже 265 тыс. Начатый производством в 1937 г. и, следовательно, хорошо отработанный бомбардировщик „Ил-4“ в 1941 г. стоил 800 тыс. рублей, а к 1945 г. – 380 тыс. Танк „Т-34“ к 1941 г. стоил 269,5 тыс. рублей, а к 1945 г. гораздо более сложный и трудоемкий „Т-34-85“ стоил всего 142 тысячи. Гаубица „М-30“, принятая на вооружение в 1938 г., в 1941 г. стоила 94 тыс. рублей, а в 1945 г. – 35 тыс. Пистолет-пулемет „ППШ“ в 1941 г. стоил 500 рублей, а в 1944-г. уже 148 рублей. Даже отработанная донельзя винтовка Мосина, стоившая и в 1941 г. всего 163 рубля, к 1943 г. стала стоить 100 рублей».
Малоизвестным, но любопытным событием 1943 года является появление в «Правде» 8 сентября Указа Президиума Верховного Совета СССР об учреждении Почетного Знака Лауреата Сталинской премии. Он должен был иметь одинаковый вид для лауреатов I, II и III степеней (хотя о III степени еще никакой речи не было), изготавливаться из серебра и на аверсе иметь отнюдь не изображение вождя, а лишь надпись золотом «Лауреат Сталинской премии» (без указания степени). Реверс знака вообще не был описан. Но указ этот не был реализован, ни одного экземпляра знака не было вручено (сколько было изготовлено – неизвестно), и через два года вышел другой указ, учредивший новый знак широко впоследствии известного вида. Тогда же состоялись и первые награждения.
Весьма примечательна история с созданием Гимна Советского Союза в последние месяцы 1943 года, формально, казалось бы, не имеющая прямого отношения к теме Сталинских премий. Связь, однако, прослеживается вполне определенная. До этого времени официального государственного гимна в Светском Союзе не было. На торжественных мероприятиях в качестве такового исполнялся «Интернационал». Зато уже существовал «Гимн партии большевиков», сочиненный композитором А. В. Александровым в 1939 году при непосредственном, как говорят, участии самого вождя и удостоенный, естественно, Сталинской премии. Как-то так получилось, что среди мелодий, представленных на конкурс композиторами, Сталину наиболее отвечающей замыслу показалась именно эта, а из стихов наилучшим образом по размеру и ритму этой музыке соответствовал текст, сочиненный совместно двукратным лауреатом С. В. Михалковым и журналистом Эль-Регистаном. Окончательная доработка текста происходила опять же под жестким контролем вождя, и 1 января 1944 года новый Гимн впервые прозвучал на всех радиостанциях страны. На Сталинскую премию его создатели не выдвигались. Любопытные подробности этой истории можно прочитать в этом разделе в материалах П. Рейфмана (автор ссылается, в свою очередь, как на источники, на книги Е. Громова и С. Волкова), а также А. Щуплова («Независимая газета». Ex Libris. 24.02.2000).
Между тем присуждение Сталинских премий в 1943 году за произведения, созданные в 1942‑м, стало последним, произведенным в военные годы. И дело здесь не только в чрезвычайной занятости первых лиц партии и государства делами фронта и тыла (это, бесспорно, имело место), но и в том, что резко возросла активность боев на другом фронте – идеологическом.
Война, безусловно, наложила свой отпечаток на взаимоотношения интеллигенции и власти. Контроль за идеологической выдержанностью произведений в соцреалистическом духе поначалу ослаб (просто было не до него), но не полностью и не надолго. С переломом в ходе военных действий после Сталинграда и Курска начался и возврат к прежним строгостям.
В упоминавшихся лекциях П. Рейфмана приводится впечатляющий хронологический перечень документов, рожденных в идеологических инстанциях разных уровней как общекритического характера, так и адресованных конкретным «провинившимся» лицам и организациям:
3 апреля 1943 г. в газете «Литература и искусство» помещена редакционная статья «За великую литературу великого народа» – как бы введение в последующую литературную политику, но конкретных репрессий, партийных решений пока не последовало.
10 апреля 1943 г. редакционная статья в газете «Литература и искусство», с резкой критикой Московской консерватории: недооценка русской музыки, преувеличение влияния на нее Запада.
17 апреля в той же газете наносится удар по художественной критике: она осуждается за односторонность, пассивность, безыдейность.
24 апреля – там же статья, громящая спектакль МХАТа «Последние дни» Булгакова (о смерти Пушкина); осуждение фильмов «Актриса», «Лермонтов» и др., не очень удачных, но критикуемых не за это, а за идеологические недостатки.
Июль 1943 г. Спецсообщение Управления контрразведки НКГБ СССР «Об антисоветских проявлениях и отрицательных политических настроениях среди писателей и журналистов» (см. полный текст документа в этом разделе).
2 декабря 1943 г. письмо-докладная Г. Ф. Александрова (начальник УПА), А. А. Пузина (его заместитель), А. М. Еголина, (зав. отделом художественной литературы) Маленкову и Щербакову о грубых политических ошибках в журналах «Знамя», «Октябрь», «Новый мир» и др. «Президиум Союза Советских Писателей, органами которого являются литературно-художественные журналы, совершенно не руководит их работой… Несмотря на неоднократные указания ЦК ВКП(б) о необходимости коренного улучшения литературной критики, со стороны Президиума и лично тов. Фадеева не были приняты меры к повышению роли и значения литературной критики. Литературно-критические выступления тов. Фадеева на совещаниях писателей малосодержательны, абстрактны и нередко ошибочны» Управление пропаганды считает необходимым принять специальное решение ЦК… о литературно-художественных журналах.
Там же конкретно о Зощенко: «В журнале „Октябрь“ (№ 6–7 и № 8–9 за 1943 г.) опубликована пошлая, антихудожественная и политически вредная повесть Зощенко “Перед восходом солнца”. Повесть Зощенко чужда чувствам и мыслям нашего народа… Зощенко рисует чрезвычайно извращенную картину жизни нашего народа… Вся повесть Зощенко является клеветой на наш народ, опошлением его чувств и его жизни».
22 декабря 1943 г. постановление «О журнале „Октябрь“ за 1943 г.: о крупных провалах и недостатках».
31 января 1944 г. – решение Политбюро ЦК ВКП(б) «Об антиленинских ошибках и националистических извращениях в киноповести Довженко „Украина в огне“».
6 февраля 1944 г. расширенный пленум ССП освободил А. А. Фадеева и избрал нового председателя ССП, Н. С. Тихонова)
25 марта 1944 г. в газете «Литература и искусство» – статья лауреата Сталинской премии С. Бородина «Вредная сказка», о пьесе Шварца «Дракон». Сказку запретили.
31 марта 1944 г. проводится совещание работников (УПА) у Щербакова с докладом Еголина, в котором говорилось о подготовке решений о перестройке ряда журналов, каждого в отдельности, так как работают они плохо. Планируемая перестройка должна улучшить партийное «руководство художественной литературой».
4 апреля 1944 г. Еголин и Иовчук сообщают Щербакову о статьях Ю. Юзовского «Критический дневник», Е. Усиевич «Непокоренные» и Л. Озерова «Об украинской поэзии военных лет», в которых пропагандировались «неправильные взгляды».
21 апреля 1944 г. состоялся пленум СП с отчетом редакции журнала «Знамя» за 1943 г. Причина обсуждения – информация, поступившая Маленкову и Жданову о «серьезных ошибках» журнала «Знамя».
7 августа 1944 г. Александров вновь сообщает Маленкову о журнале «Знамя», о серьезных в нем недостатках.
23 августа 1944 г. Оргбюро ЦК выносится негласное постановление об этом журнале… утвержден новый редактор (В. Вишневский) и новая редколлегия.
5 мая 1944 г. Александров и Федосеев подают Щербакову записку-информацию «О контроле за выходящей литературой» – как бы итог их деятельности за 1943 – отчасти 1942 гг. За 1943 г. исключено из планов центральных издательств 432 книги и брошюры («недоброкачественные и даже вредные книги», в том числе «вредная» книга М. Шагинян «Уральский город», в которой «клеветнически изображался советский Урал»). При просмотре материала, идущего в печать, задержано в 1942 г. 283 книги и брошюры и 163 плаката и лубка, в 1943 г. – 142 книги и брошюры и 215 плакатов и лубков.
Не обходится дело без КГБ. 31 октября 1944 г. записка наркома ГБ В. Меркулова Жданову о политически вредных, враждебных настроениях Асеева, Зощенко, Сельвинского, Федина, Довженко (см. сокращенный текст документа в этом разделе).
Особого внимания идеологов по части количества и жесткости разносов удостаиваются М. М. Зощенко и А. П. Довженко. Но если Зощенко власти упорно преследовали и до, и после войны (что, кстати, почти не влияло на его чрезвычайную популярность среди читателей и на серьезный авторитет в кругу собратьев по перу), то Довженко ранее числился в сталинских любимцах, получал и премии, и звания, причины его попадания в немилость, в общем-то, до конца не ясны.
Кульминацией всего этого «шабаша» в 1944 году явилось решение Сталина очередного присуждения премий не проводить (а списки за 1943 год были уже подготовлены). «Распустившейся» творческой интеллигенции предстояло новыми трудами доказать свою преданность партии и вождю и верность идеалам социалистического реализма.
К весне 1945 года ситуация существенно не изменилась, но близость победы, видимо, оказала влияние на учредителя премии, и, сменив гнев на милость, он распорядился готовить объединенный список кандидатов за 1943–1944 годы. Комитет по Сталинским премиям в области литературы и искусства возобновил свою работу (см фрагменты из стенограмм заседаний Комитета в марте – апреле 1945 г.).
Впрочем, всех тех «неблагонадежных» или «допустивших серьезные ошибки», чьи имена упоминаются в вышеперечисленных документах, прорабатывали, снимали с должностей, запрещали к печати, но все же не сажали и не расстреливали. Это не значит, что в годы войны арестов и расстрелов в художественной среде вообще не было. Планомерная работа органов НКВД (позднее НКГБ) по выявлению и искоренению инакомыслия продолжалась, хотя и не в тех масштабах, что в 1937–1939 гг. Хотя истинные причины того или иного ареста могли быть самыми разными. Наиболее характерным примером тому и самым известным лауреатом-сидельцем является, безусловно, Алексей Каплер – лауреат Сталинской премии (из числа первых) за сценарий культовой кинодилогии тех лет о Ленине («Ленин в Октябре» и «Ленин в 1918 году»), красавец, бонвиван, весельчак, любимец женщин, которым он часто отвечал взаимностью. Одно из таких взаимных увлечений и повернуло наихудшим образом его судьбу, поскольку героиней романа оказалась шестнадцатилетняя любимая дочь вождя Светлана Аллилуева. Каплер не внял ни дружеским советам, ни прямым указаниям оставить в покое юную советскую «принцессу» и испытал в последующие десять лет все «прелести» лагерного быта. Подробности этой истории мы предлагаем читателям во фрагментах из воспоминаний самой Светланы Сталиной и из очерка Б. Сопельняка (сетевой журнал «Хранитель», http://www.psj.ru).
Менее известен эпизод с поэтом В. И. Лебедевым-Кумачом, автором слов к популярнейшим песням из к/ф «Веселые ребята», «Волга-Волга», «Дети капитана Гранта» и др., а также к таким сверхпатриотичным, как «Песня о Родине» («Широка страна моя родная»), «Москва майская» и тот самый «Гимн партии большевиков». Случилось это 16 октября 1941 года, в день, когда было объявлено об эвакуации из Москвы партийных и правительственных учреждений. Немецкие войска стояли в районе Химок, в городе царила обстановка, близкая к панике. Эвакуация членов творческих союзов с семьями была организована плохо, уважаемые и воспитанные люди – писатели, артисты, поэты, музыканты – штурмовали вагоны, не всегда при этом успешно. Одним из неудачников и оказался знаменитый поэт-песенник, лауреат Сталинской премии, всего лишь три месяца назад написавший строки «Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой…» – самой патриотической песни в истории страны, где ни разу не упоминаются ни вождь, ни партия. От обиды за себя и за державу Лебедев-Кумач пришел в состояние аффекта, сорвал с себя один из орденов и, швырнув его в сторону портрета Верховного Главнокомандующего, сопроводил этот жест бранными словами, примерно такими: «Что ж ты, сволочь усатая, Москву сдаешь?» (об этом недавно рассказала в телевизионной передаче внучка поэта). Находившаяся рядом жена отчасти спасла ситуацию, закричав: «Это поэт Лебедев-Кумач! Он сошел с ума!». Очевидно, подхватившие Василия Ивановича чекисты решили сделать вид, что поверили в сумасшествие, во всяком случае, поэт несколько месяцев провел в психиатрической спецбольнице (ведомства НКВД) в Казани. После этого ему разрешили вновь стать военным журналистом в печатных изданиях Военно-Морского флота. Но песен той же степени популярности, какими он прославился до злополучного инцидента, он уже больше не писал.
Следует упомянуть и необычную историю (с благополучным, впрочем, концом), произошедшую с драматургом Николаем Эрдманом – сценаристом фильмов «Веселые ребята» (в соавторстве с Владимиром Массом) и любимого Сталиным «Волга-Волга» (в соавторстве с Михаилом Вольпиным). Ссылку он успел отбыть еще до войны (а Сталинскую премию получит после нее), но как неблагонадежные (Эрдман еще и немец по национальности), они с Вольпиным были мобилизованы не в действующую, а в трудовую армию. О дальнейших (и частично, предшествующих) перипетиях мытарств сценаристов можно прочитать в очерке И. Кузнецова «Как имажинист Эрдман чуть в Саратове не погиб» в газете «Саратовские Вести» от 13.01.2001.
«Мелкую» же писательско-артистическую и прочую художественную «сошку» арестовывали и сажали без всякого ограничения (хотя и не столь масштабно, как в 1937–1938 гг.). Так, уже на следующий день после начала войны был арестован писатель Л. Шеповалов (псевдоним – Лев Овалов – будущий автор знаменитого «Майора Пронина»). Характерным примером может служить история создания Воркутинского музыкально-драматического лагерного театра. Его основателем считается отбывавший там трехлетний срок известный московский артист и режиссер Борис Аркадьевич Мордвинов (не путать с лауреатами Сталинской премии артистом Николаем Дмитриевичем Мордвиновым и архитектором Аркадием Григорьевичем Мордвиновым). Посадили его, по слухам, за не слишком лестный комментарий по поводу знаменитой оценки И. В. Сталиным поэмы М. Горького «Девушка и смерть» («штучка посильней, чем „Фауст“ Гете»). По отбытии срока из Воркуты, естественно, не отпустили. Когда Борис Аркадьевич задумал создать в зоне театр, то оказалось, что среди контингента заключенных есть все театральные специальности – от режиссеров и актеров (и драматического, и музыкального театра) до костюмеров, декораторов и осветителей. Подробности читатель найдет во фрагментах из очерка А. Клейна и А. Попова «Заполярная драма» в этом разделе книги.
Великая Отечественная война была особым временем в жизни страны. Для художественного творчества условия были, конечно, более сложные, чем в мирное время, но зато военные события давали настоящим художникам сильнейшие дополнительные творческие эмоциональные стимулы. В этот период, помимо уже упомянутых, были созданы такие замечательные произведения, как камерные сочинения Д. Шостаковича, С. Прокофьева, Н. Мясковского, кинофильмы «Иван Грозный» С. Эйзенштейна, «Человек № 217» М. Ромма, «Радуга» М. Донского, «Два бойца» Л. Лукова со знаменитыми песнями Н. Богословского (впрочем, не награжденного), «Нашествие» А. Роома, «Она защищает Родину» Ф. Эрмлера (автором сценария, называвшегося первоначально «Партизаны», был А. Каплер, и Эрмлеру пришлось приложить колоссальные усилия, чтобы сохранить фильм в производстве, заменив и название, и фамилии сценаристов в титрах), документальные фильмы «Сталинград» и «Ленинград в борьбе», кинохроника с передовой, романы «Хождение по мукам» А. Толстого, «Емельян Пугачев» В. Шишкова, «Порт-Артур» А. Степанова, «Молодая гвардия» (1‑я редакция), повести «Два капитана» В. Каверина и «Сын полка» В. Катаева, поэма А. Твардовского «Василий Теркин» – это только из числа «удостоенных». Множеству других популярных стихов, песен, концертных номеров фронтовых бригад, радиоспектаклей давал оценку народ на фронте и в тылу. Музы не молчали…
Документы и факты
В Совнаркоме СССР
«О Сталинских премиях за выдающиеся работы в области науки, изобретательства, литературы и искусства за 1941 г.»
Совет Народных Комиссаров Союза ССР постановил:
1. Во изменение постановления СНК СССР от 20 декабря 1939 года установить для 1941 года следующее количество Сталинских премий:
а) за выдающиеся работы в области науки по две премии первой степени в размере 200 тысяч рублей и по две премии второй степени в размере 100 тысяч рублей по каждой из следующих областей наук:
1. физико-математических наук,
2. технических наук,
3. химических наук,
4. геолого-географических наук,
5. биологических наук,
6. сельскохозяйственных наук,
7. медицинских наук,
8. экономических наук (включая статистику),
9. военных наук,
10. историко-филологических наук,
11. философских наук,
12. юридических наук;
б) за выдающиеся работы в области искусства по две премии первой степени в размере 100 тысяч рублей и по две премии второй степени, в размере 50 тысяч рублей по каждому из следующих видов искусства:
1. музыке,
2. живописи,
3. скульптуре,
4. архитектуре,
5. театрально-драматическому искусству,
6. оперному искусству,
7. балетному искусства,
8. художественной кинематографии,
9. хроникально-документальной кинематографии;
в) за выдающиеся произведения в области литературы по две премии первой степени в размере 100 тысяч рублей и по две премии второй степени в размене 50 тысяч рублей по каждому из следующих видов литературы:
1. поэзии,
2. прозе,
3. драматургии,
4. литературной критике;
г) за выдающиеся изобретения (в том числе военные):
десять премий первой степени в размере 100 тысяч рублей
каждая, двадцать премий второй степени в размере 50 тысяч рублей каждая, тридцать премий третьей степени в размере 25 тысяч рублей каждая.
2. При обсуждении Сталинских премий за 1941 год давать преимущество работам и изобретениям, связанным с делом обороны страны.
Постановление Совета Народных Комиссаров Союза ССР
«О присуждении Сталинских премий за выдающиеся работы в оьласти искусства и литературы за 1941 год»
Во исполнение Постановлений Совета Народных Комиссаров СССР от 20 декабря 1939 года и 11 января 1942 года о присуждении Сталинских премий за выдающиеся работы в области искусства и литературы за 1941 год, Совет Народных Комисаров СССР постановляет:
Присудить Сталинские премии за выдающиеся работы 1941 года в области:
Премии ПЕРВОЙ степени в размере 100.000 рублей
1. АЛЕКСАНДРОВУ Александру Васильевичу, народному артисту СССР, профессору Московской Государственной Консерватории им. П. И. Чайковского, – за «Гимн партии большевиков» и за красноармейские песни.
2. ШОСТАКОВИЧУ Дмитрию Дмитриевичу, профессору Ленинградского ордена Ленина Государственной Консерватории – за 7-ю симфонию.
Премии ВТОРОЙ степени в размере 50.000 рублей
1. ЗАХАРОВУ Владимиру Григорьевичу, заслуженному артисту РСФСР, – за музыку общеизвестных песен – «И кто его знает», «Дороженька», «Два сокола» и другие.
2. МШВЕЛИДЗЕ Шалва Михайловичу, заслуженному деятелю искусства Грузинской ССР – за симфоническую поэму «Звиадаури».
Премию ПЕРВОЙ степени в размере 100.000 рублей
1. Кукрынинксы (КУПРИЯНОВУ Михаилу Васильевичу, КРЫЛОВУ Порфирию Никитичу, СОКОЛОВУ Николаю Александровичу) – за политические плакаты и карикатуры.
Премии ВТОРОЙ степени в размере 50.000 рублей
1. ДЖАПАРИДЗЕ Уча Малакиевичу – за картину «Первомайская демонстрация в Тбилиси в 1901 году».
2. СОКОЛОВУ-СКАЛЯ Павлу Петровичу, САВИЦКОМУ Георгию Константиновичу, ЧЕРЕМНЫХ Михаилу Михайловичу, ШУХМИНУ Петру Митрофановичу, РАДЛОВУ Николаю Эрнестовичу – за политические плакаты и карикатуры.
Премию ПЕРВОЙ степени в размере 100.000 рублей 1. САБСАЙ Пинхосу Владимировичу – за памятник С. М. Кирову, сооруженный в г. Баку.
Премии ВТОРОЙ степени в размере 50.000 рублей
1. ЛИШЕВУ Всеволоду Всеволодовичу – за скульптурную фигуру Н. Г. Чернышевского.
2. МЕНДЕЛЕВИЧУ Исааку Абрамовичу – за памятник В. П. Чкалову, сооруженный в г. Горьком.
Премию ВТОРОЙ степени в размере 50.000 рублей 1. ТАМАНЯН Александру Ивановичу – за архитектурный проект дома Правительства Армянской ССР, сооруженного в г. Ереване.
Премии ПЕРВОЙ степени в размере 100.000 рублей
1. НЕМИРОВИЧУ-ДАНЧЕНКО Владимиру Ивановичу, народному артисту СССР, ХМЕЛЕВУ Николаю Павловичу, народному артисту СССР, ЛИВАНОВУ Борису Николаевичу, народному артисту РСФСР, ГРИБОВУ Алексею Николаевичу, заслуженному артисту РСФСР, – за спектакль «Кремлевские куранты» в Московском орденов Ленина и Трудового Красного Знамени Художественном Академическом театре им. Горького.
2. СУДАКОВУ Илье Яковлевичу, народному артисту РСФСР, СВЕТЛОВИДОВУ Николаю Афанасьевичу, народному артисту РСФСР, ЗРАЖЕВСКОМУ Александру Ивановичу, заслуженному артисту РСФСР, ИЛЬИНСКОМУ Игорю Владимировичу – за спектакль «В степях Украины» в Государственном ордена Ленина Академическом Малом театре.
Премии ВТОРОЙ степени в размере 50.000 рублей
1. ВАСАДЗЕ Акакию Алексеевичу, народному артисту СССР – за исполнение роли Киквидзе в спектакле «Киквидзе» в Тбилисском Драматическом театре им. Руставели.
2. МАРЕЦКОЙ Вере Петровне, заслуженной артистке РСФСР – за исполнение роли Надежды Дуровой в спектакле «Надежда Дурова» в Московском театре им. Моссовета.
Премии ПЕРВОЙ степени в размере 100.000 рублей
1. МЕЛИК-ПАШАЕВУ Александру Шамилиевичу, заслуженному деятелю искусств РСФСР, МИХАЙЛОВУ Максиму Дормидонтовичу, народному артисту СССР, БОЛЬШАКОВУ Григорию Филипповичу, НОРЦОВУ Пантелеймону Марковичу, заслуженному артисту РСФСР, АНТОНОВОЙ Елизавете Ивановне – за спектакль «Черевички» П. И. Чайковского в Государственном ордена Ленина Академическом Большом театре Союза ССР.
2. ПАЗОВСКОМУ Арию Моисеевичу, народному артисту СССР, НЕЛЕПП Георгию Михайловичу, заслуженному артисту РСФСР, ФРЕЙДКОВУ Борису Матвеевичу, заслуженному артисту РСФСР, КАШЕВАРОВОЙ Ольге Афанасьевне – за спектакль «Чародейка» П. И. Чайковского в Ленинградском ордена Ленина театре Оперы и Балета им. Кирова.
Премии ВТОРОЙ степени в размере 50.000 рублей
1. НАСЫРОВОЙ Халиме, народной артистке СССР – за исполнение роли Лейли а спектакле «Лейли и Меджнун» в Узбекском ордена Ленина театре Оперы и Балета.
2. ПАТОРЖИНСКОМУ Ивану Сергеевичу, народному артисту УССР – за исполнение роли Тараса Бульбы в спектакле «Тарас Бульба» в Киевском ордена Ленина театре Оперы и Балета им. Шевченко.
Премию ПЕРВОЙ степени в размере 100.000 рублей
1. МОИСЕЕВУ Игорю Александровичу, художественному руководителю Государственного ансамбля народного танца – за выдающуюся работу в области народного танца.
Премии ПЕРВОЙ степени в размере 100.000 рублей
1. САВЧЕНКО Игорю Андреевичу, режиссеру, МОРДВИНОВУ Николаю Дмитриевичу, заслуженному артисту РСФСР, ЭКЕЛЬЧИКУ Юрию Израилевичу, оператору – за кинокартину «Богдан Хмельницкий».
2. ВАСИЛЬЕВУ Сергею Дмитриевичу, заслуженному деятелю искусств РСФСР, ВАСИЛЬЕВУ Георгию Николаевичу, заслуженному деятелю искусств РСФСР, ГЕЛОВАНИ Михаилу Георгиевичу, артисту, БОГОЛЮБОВУ Николаю Ивановичу, артисту, ЖАРОВУ Михаилу Ивановичу, заслуженному артисту РСФСР, СИГАЕВУ Алексею Ивановичу, оператору – за кинокартину «Оборона Царицына» (первая серия).
Премии ВТОРОЙ степени в размере 50.000 рублей
1. ЭЙСМОНТУ Виктору Владимировичу, режиссеру, МИХАЛКОВУ Сергею Владимировичу, сценаристу, РОЗЕНБЕРГУ Михаилу Яковлевичу, сценаристу, ФЕДОРОВОЙ Зое Алексеевне, артистке, РАППОПОРТУ Вульфу Абрамовичу, оператору, – за кинокартину «Фронтовые подруги».
2. ПЫРЬЕВУ Ивану Алексеевичу, режиссеру, ГУСЕВУ Виктору Михайловичу, сценаристу, ХРЕННИКОВУ Тихону Николаевичу, композитору, ЛАДЫНИНОЙ Марине Алексеевне, артистке, ПАВЛОВУ Валентину Ефимовичу, оператору – за кинокартину «Свинарка и пастух».
Премии ПЕРВОЙ степени в размере 100.000 рублей 1. КОПАЛИНУ Илье Петровичу, режиссеру, ВАРЛАМОВУ Леониду Васильевичу, режиссеру, БУНИМОВИЧУ Теодору Захаровичу, оператору, БОБРОВУ Георгию Марковичу, оператору, КАСАТКИНУ Павлу Александровичу, оператору, КРЫЛОВУ Анатолию Александровичу, оператору, ЛЕБЕДЕВУ Алексею Алексеевичу, оператору, ШНЕЙДЕРОВУ Михаилу Абрамовичу, оператору, ЭЛЬБЕРТ Александру Павловичу, оператору, – за кинокартину «Разгром немецких войск под Москвой».
2. КАРМЕН Роману Лазаревичу, режиссеру, ОШУРКОВУ Михаилу Федоровичу, оператору, НЕБЫЛИЦКОМУ Борису Рудольфовичу, оператору, ЛЫТКИНУ Николаю Александровичу, оператору, ШОЛОМОВИЧ Давиду Григорьевичу, оператору, ФРОЛЕНКО Владимиру Анисимовичу, оператору, – за кинокартину «День нового мира».
Премию ВТОРОЙ степени в размере 50.000 рублей 1. СЛУЦКОМУ Михаилу Яковлевичу, режиссеру, БЕЛЯКОВУ Ивану Ивановичу, оператору, СОЛОВЬЕВУ Василию Васильевичу, оператору – за кинокартину «Наша Москва».
Премии ПЕРВОЙ степени в размере 100.000 рублей
1. ЭРЕНБУРГУ Илье Григорьевичу – за роман «Падение Парижа».
2. ЯНЧЕВЕЦКОМУ Василию Григорьевичу (В. Яну) – за роман «Чингис-Хан».
Премии ВТОРОЙ степени в размере 50.000 рублей
1. БОРОДИНУ Сергею Петровичу – за роман «Дмитрий Донской».
2. АНТОНОВСКОЙ Анне Арнольдовне – за роман «Великий Моурави».
Премию ПЕРВОЙ степени в размере 100.000 рублей 1. ТИХОНОВУ Николаю Семеновичу – за поэму «Киров с нами», стихи «В лесах, на полянах мшистых», «Растет, шумит вихрь народной славы» и другие.
Премию ВТОРОЙ степени в размере 50.000 рублей 1. МАРШАКУ Самуилу Яковлевичу – за стихотворные тексты к плакатам, и карикатурам.
Премии ПЕРВОЙ степени в размере 100.000 рублей
1. СИМОНОВУ Константину Михайловичу – за пьесу «Парень из нашего города».
2. КОРНЕЙЧУКУ Александру Евдокимовичу – за пьесу «В степях Украины».
Премию ВТОРОЙ степени в размере 50.000 рублей
1. ВУРГУН Самеду – за пьесу «Фархад и Ширин».
Постановление Совета Народных Комиссаров Союза ССР
«О присуждении Сталинских премий за выдающиеся работы в области искусства и литературы за 1942 год»
Во исполнение Постановлений Совета Народных Комиссаров СССР От 20 декабря 1939 года и 18 ноября 1942 года о присуждении Сталинских премий за выдающиеся работы в области искусства и литературы за 1942 год, Совет Народных Комиссаров СССР постановляет:
Присудить Сталинские премии за выдающиеся работы 1942 года в области:
I. КРУПНЫЕ МУЗЫКАЛЬНО-СЦЕНИЧЕСКИЕ И ВОКАЛЬНЫЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ (ОПЕРА, БАЛЕТ, ОРАТОРИЯ, КАНТАТА)
Премии ПЕРВОЙ степени в размере 100.000 рублей
1. КОВАЛЮ (Ковалеву) Мариану Викторовичу – за оперу «Емельян Пугачев».
2. ХАЧАТУРЯНУ Араму Ильичу, заслуженному деятелю искусств Армянской ССР – за музыку балета «Гаянэ».
II. КРУПНЫЕ ИНСТРУМЕНТАЛЬНЫЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ
Премию ПЕРВОЙ степени в размере 100.000 рублей 1. ШЕБАЛИНУ Виссариону Яковлевичу, заслуженному деятелю искусств РСФСР – за «Славянский квартет».
Премии ВТОРОЙ степени в размере 50.000 рублей
1. ПРОКОФЬЕВУ Сергею Сергеевичу – за «Седьмую сонату».
2. АШРАФИ Мухтару, народному артисту Узбекской ССР – за «Героическую симфонию».
III. ПРОИЗВЕДЕНИЯ МАЛЫХ ФОРМ
Премии ВТОРОЙ степени в размере 50.000 рублей
1. ИВАНОВУ-РАДКЕВИЧУ Николаю Павловичу – за военные марши: «Капитан Гастелло», «Народные мстители», «Родная Москва», «Победный марш».
2. СОЛОВЬЕВУ-СЕДОМУ Василию Павловичу – за песни: «Вечер на рейде». «Играй, мой баян», «Песня мщения».
IV. КОНЦЕРТНО-ИСПОЛНИТЕЛЬСКАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ
Премии ПЕРВОЙ степени в размере 100.000 рублей
1. СОФРОНИЦКОМУ Владимиру Владимировичу, заслуженному деятелю искусств РСФСР – пианисту.
2. ОЙСТРАХУ Давиду Федоровичу, заслуженному деятелю искусств РСФСР, профессору Московской Государственной Консерватории имени. П. И. Чайковского – скрипачу.
Премию ВТОРОЙ степени в размере 50.000 рублей 1. ОБОРИНУ Льву Николаевичу, профессору Московской Го сударственной Консерватории им. П. И. Чайковского – пианисту.
Премии ПЕРВОЙ степени в размере 100.000 рублей
1. ГЕРАСИМОВУ Александру Михайловичу, заслуженному деятелю искусств РСФСР – за картину «Гимн Октябрю».
2. ЯКОВЛЕВУ Василию Николаевичу – за картины «Портрет Героя Советского Союза Яковлева» и «Портрет партизана».
Премии ВТОРОЙ степени в размере 50.000 рублей
1. ЖУКОВУ Николаю Николаевичу – за серию рисунков о Красной Армии и за иллюстрации для альбома «Маркс и Энгельс».
2. ШМАРИНОВУ Дементию Алексеевичу – за серию графических произведений «Не забудем, не простим».
Премии ПЕРВОЙ степени в размере 100.000 рублей
1. МЕРАБИШВИЛИ Константину Михайловичу – за памятник Шота Руставели, сооруженный в городе Тбилиси.
2. МАНИЗЕРУ Матвею Генриховичу, заслуженному деятелю искусств РСФСР – за скульптурную фигуру «Зоя Космодемьянская».
Премию ВТОРОЙ степени в размере 50.000 рублей
1. МУХИНОЙ Вере Игнатьевне, заслуженному деятелю искусств РСФСР – за скульптурные портреты героев отечественной войны – полковника Юсупова и полковника Хижняка.
Премии ПЕРВОЙ степени в размере 100.000 рублей
1. СИМОНОВУ Рубену Николаевичу, Народному артисту РСФСР – за исполнение ролей: Олеко Дундича в спектакле «Олеко Дундич» и Сирано де Бержерака в спектакле «Сирано де Бержерак» в Государственном театре им. Е. Вахтангова.
2. ПОПОВУ Алексею Дмитриевичу, Народному артисту РСФСР – за постановку спектакля «Давным-давно» в Центральном театре Красной Армии.
Премию ВТОРОЙ степени в размере 50.000 рублей 1. АЛИЕВУ Мирза Ага, Народному артисту Азербайджанской ССР – за исполнение роли Мешади Гулям Гуссейна в спектакле «Махаббад» в Азербайджанском драматическом театре им. Азизбекова.
Премии ПЕРВОЙ степени в размере 100.000 рублей
1. МЕЛИК-ПАШАЕВУ Александру Шамилиевичу, заслуженному деятелю искусств РСФСР, ЗАХАРОВУ Ростиславу Владимировичу, ВИЛЬЯМСУ Петру Владимировичу, БАТУРИНУ Александру Иосифовичу, заслуженному артисту РСФСР, КРУГЛИКОВОЙ Елене Дмитриевне, заслуженной артистке РСФСР, ШПИЛЛЕР Наталии Дмитриевне, заслуженной артистке РСФСР – за спектакль «Вильгельм Телль» в Государственном ордена Ленина Академическом Большом театре СССР.
2. ПАЗОВСКОМУ Арию Моисеевичу, Народному артисту СССР, БАРАТОВУ Леониду Васильевичу, заслуженному деятелю искусств РСФСР, ФЕДОРОВСКОМУ Федору Федоровичу заслуженному деятелю искусств РСФСР – за постановку спектакля «Емельян Пугачев» в Ленинградском ордена Ленина Академическом театре оперы и балета им С. М. Кирова.
Премию ПЕРВОЙ степени в размере 100.000 рублей 1. ЧИАУРЕЛИ Михаилу Эдишеровичу, заслуженному деятелю искусств Грузинской ССР, ХОРАВА Акакию Алексеевичу, народному артисту СССР, АНДЖАПАРИДЗЕ Верико Ивлиевне, народной артистке Грузинской ССР – за кинокартину «Георгий Саакадзе».
Премии ВТОРОЙ степени в размере 50.000 рублей
1. ГАБРИЛОВИЧУ Евгению Осиповичу, сценаристу, РАЙЗМАНУ Юлию Яковлевичу режиссеру, КАРАВАЕВОЙ Валентине Ивановне, артистке – за кинокартину «Машенька».
2. ПЫРЬЕВУ Ивану Александровичу, заслуженному деятелю искусств РСФСР, ВАНИНУ Василию Васильевичу, заслуженному артисту РСФСР – за кинокартину «Секретарь райкома».
Премии ПЕРВОЙ степени в размере 100.000 рублей
1. ВАРЛАМОВУ Леониду Васильевичу, режиссеру, ВАКАР Борису Васильевичу, оператору, КАЗАКОВУ Абраму Наумовичу, оператору, ОРЛЯНКИНУ Валентину Ивановичу, оператору, СОФЬИНУ Авениру Петровичу, оператору – за кинокартину «Сталинград».
2. СОЛОВЦОВУ Валерию Михайловичу, режиссеру, БОГОРОВУ Ансельму Львовичу, оператору, ПОГОРЕЛОМУ Анатолию Ивановичу, оператору, СТРАДИНУ Владимиру Львовичу, оператору, УЧИТЕЛЮ Ефиму Львовичу, оператору – за кинокартину «Ленинград в борьбе».
Премии ВТОРОЙ степени в размере 50.000 рублей
1. БЕЛЯЕВУ Василию Николаевичу, режиссеру, КОРОТКЕВИЧ Федору Григорьевичу, оператору, МИКОША Владиславу Владиславовичу, оператору, РЫМАРЕВУ Дмитрию Георгиевичу, оператору – за кинокартину «Черноморцы».
2. БЕЛЯКОВУ Ивану Ивановичу, оператору, БУНИМОВИЧ Теодору Захаровичу, оператору, ВЕЙНЕРОВИЧ Иосифу Наумовичу, оператору, ДОБРОНИЦКОМУ Виктору Николаевич, оператору, ИБРАГИМОВУ Давиду Михайловичу, оператору – за документальные съемки для «Союзкиножурналов» 1942 года.
Премии ПЕРВОЙ степени в размере 100.000 рублей
1. ТОЛСТОМУ Алексею Николаевичу, действительному члену Академии наук СССР – за роман «Хождение по мукам» (трилогия).
2. ВАСИЛЕВСКОЙ Ванде Львовне – за повесть «Радуга».
Премии ВТОРОЙ степени в размере 50.000 рублей 1. БАЖОВУ Павлу Петровичу – за книгу «Малахитовая шкатулка».
2. СОБОЛЕВУ Леониду Сергеевичу – за сборник рассказов «Морская душа».
Премии ПЕРВОЙ степени в размере 100.000 рублей
1. РЫЛЬСКОМУ Максиму Фадеевичу – за сборники стихов «Слово про рiдну матiр», «Свiтова зоря», «Свiтла зброя» и «Мандрiвка в молодiсть».
2. ИСАКОВСКОМУ Михаилу Васильевичу – за тексты общеизвестных песен «Шел со службы пограничник», «Прощание», «И кто его знает», «Катюша» и другие.
Премию ВТОРОЙ степени в размере 50.000 рублей
1. АЛИГЕР Маргарите Иосифовне – за поэму «Зоя».
Премии ПЕРВОЙ степени в размере 100.000 рублей
1. КОРНЕЙЧУКУ Александру Евдокимовичу – за пьесу «Фронт».
2. ЛЕОНОВУ Леониду Максимовичу – за пьесу «Нашествие».
Премию ВТОРОЙ степени в размере 50.000 рублей 1. СИМОНОВУ Константину Михайловичу – за пьесу «Русские люди».
Премии ПЕРВОЙ степени в размере 100.000 рублей
1. НЕМИРОВИЧУ-ДАНЧЕНКО Владимиру Ивановичу – народному артисту СССР.
2. КАЧАЛОВУ Василию Ивановичу – народному артисту СССР.
3. МОСКВИНУ Ивану Михайловичу – народному артисту СССР.
4. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ Ольге Леонардовне – народной артистке СССР.
5. ТАРХАНОВУ Михаилу Михайловичу – народному артисту СССР.
6. НЕЖДАНОВОЙ Антонине Васильевне – народной артистке СССР.
7. ДЕРЖИНСКОЙ Ксении Георгиевне – народной артистке СССР.
8. ПИРОГОВУ Александру Степановичу – народному артисту СССР.
9. ОБУХОВОЙ Надежде Андреевне – народной артистке СССР
10. ГЕЛЬЦЕР Екатерине Васильевне – народной артистке РСФСР.
11. ЯБЛОЧКИНОЙ Александре Александровне – народной артистке СССР.
12. РЫЖОВОЙ Варваре Николаевне – народной артистке СССР.
13. ПАШЕННОЙ Вере Николаевне – народной артистке СССР.
14. ОСТУЖЕВУ Александру Алексеевичу – народному артисту СССР.
15. САДОВСКОМУ Прову Михайловичу – народному артисту СССР.
16. ТУРЧАНИНОВОЙ Евдокии Дмитриевне – народной артистке РСФСР.
17. КОРЧАГИНОЙ-АЛЕКСАНДРОВСКОЙ Екатерине Павловне – народной артистке СССР.
18. ЮРЬЕВУ Юрию Михайловичу – народному артисту СССР.
19. МИЧУРИНОЙ-САМОЙЛОВОЙ Вере Аркадьевне – народной артистке СССР.
20. ЮОНУ Константину Федоровичу – заслуженному деятелю искусств РСФСР.
21. КОНЧАЛОВСКОМУ Петру Петровичу – заслуженному деятелю искусств РСФСР.
22. ВЕРЕСАЕВУ Викентию Викентьевичу – писателю.
23. СЕРАФИМОВИЧУ Александру Серафимовичу – писателю.
Премии ВТОРОЙ степени в размере 50.000 рублей
1. АСАФЬЕВУ Борису Владимировичу (Игорю Глебову) – Народному артисту РСФСР.
2. ПАВЛОВУ Ивану Николаевичу – художнику-граверу, заслуженному деятелю искусств РСФСР.
3. БАКШЕЕВУ Василию Николаевичу – академику живописи, заслуженному деятелю искусств РСФСР.
4. ЛАНСЕРЕ Евгению Евгеньевичу – академику живописи.
5. ХАНАЕВУ Никандру Сергеевичу – Народному артисту РСФСР.
6. ШЕВЧЕНКО Фаине Васильевне – Народной артистке РСФСР.
Примечание: В частичное изменение Постановления Совета Народных Комиссаров СССР от 18 ноября 1942 г. «О Сталинских премиях за выдающиеся работы в области науки, изобретений, искусства и литературы за 1942 год», Совет Народных Комиссаров СССР в настоящем Постановлении предусмотрел Сталинские премии в области музыки – за: а) крупные музыкально-сценические и вокальные произведения, б) крупные инструментальные произведения, в) произведения малых музыкальных форм, г) концертно-исполнительскую деятельность. Кроме того, Совет Народных Комиссаров СССР в настоящем Постановлении предусмотрел дополнительно Сталинские премии за многолетние выдающиеся достижения в области искусства и литературы.
Указ Президиума Верховного Совета СССР от 08.09.43
«Об учреждении Почетного Знака Лауреата Сталинской премии»
Президиум Верховного Совета Союза Советских Социалистических Республик постановляет:
1. Учредить для Лауреатов Сталинских премий Почетный Знак Лауреата Сталинской премии.
2. Утвердить Положение о Почетном Знаке Лауреата Сталинской премии.
3. Утвердить описание Почетного Знака Лауреата Сталинской премии.
Положение О Почетном Знаке Лауреата Сталинской премии
1. Почетный Знак Лауреата Сталинской премии выдается лицам, которым Советом Народных Комиссаров СССР присуждены Сталинские премии первой, второй и третьей степени за выдающиеся работы в области науки и изобретательства, искусства и литературы.
2. Вручение Почетного Знака Лауреата Сталинской премии производится Комитетом по Сталинским премиям в области науки и изобретательства при СНК СССР и Комитетом по Сталинским премиям в области искусства и литературы при СНК СССР одновременно с вручением диплома о присуждении Сталинской премии.
3. Почетный Знак Лауреата Сталинской премии носится на левой стороне груди рядом с орденами и медалями СССР.
Описание Почетного Знака Лауреата Сталинской премии
1. Почетный Знак Лауреата Сталинской премии изготовляется из серебра и представляет собой выпуклый овал, покрытый белой эмалью, окаймленный в нижней части золотыми лавровыми ветками.
На белой эмали изображены золотые восходящие лучи. В верхней часта на фоне золотых лучей – пятиконечная звезда, выполненная красной эмалью и окаймленная золотым ободком. В середине овала золотом изображена надпись «Лауреат Сталинской премии». Верхняя часть овала заканчивается гофрированной лентой, покрытой голубой эмалью с золотым обрезом и надписью на ленте «СССР». Размер Почетного Знака – в высоту 40 мм и в ширину 36 мм.
2. Почетный Знак соединен при помощи ушка и колечка с серебряной пластинкой, покрытой золотом, на которой голубой эмалью изображена арабскими цифрами надпись года присуждения Сталинской премии. Пластинка имеет 27 мм в ширину и 5 мм в высоту.
Пластинка соединяется с лентой, на которой носится Почетный Знак Лауреата Сталинской премии. Двойная серо-голубая муаровая лента имеет в ширину 24 мм и в длину 35 мм. Средняя часть ленты шириною в 10 мм – темноголубого цвета. В верхнюю часть ленты, внутри между, двумя ее полосками, вшита металлическая пластинка, имеющая стальную булавку с ушком для прикрепления Почетного Знака к одежде.
Спецсообщение Управления контрразведки НКГБ СССР
«Об антисоветских проявлениях и отрицательных политических настроениях среди писателей и журналистов» [59]
Не позднее 24 июля 1943 г.
За последнее время <…> со стороны отдельных писателей и журналистов отмечаются различные отрицательные проявления и политические тенденции, связанные с их оценкой международного, внутреннего и военного положения СССР.
Враждебные элементы высказывают пораженческие настроения и пытаются воздействовать на свое окружение в антисоветском духе.
Так, например:
Светлов М. А., поэт, в прошлом участник троцкистской группы: «Раньше я думал, что мы дураки, – мы кричали, что погибает революция, что мы пойдем на поводу у мирового капитала, что теория социализма в одной стране погубит советскую власть. Потом я решил: дураки мы, чего мы кричали? Ничего страшного не произошло. А теперь я думаю: боже, мы ведь в самом деле были умные, мы же все это предсказали и предвидели, мы же кричали, плакали, предупреждали, на нас смотрели как на Дон-Кихотов, нас высмеивали. И мы потом сами поверили, что мы Дон-Кихоты… а теперь оказалось, что мы были правы…
В этом финале мало хорошего и мало умного. Революция кончается на том, с чего она началась. Теперь процентная норма для евреев, табель о рангах, погоны и прочие „радости“. Такой кругооборот даже мы не предвидели…»
Тренев К. А., писатель, бывший кадет: «…Ответы Сталина (по поводу роспуска Коминтерна) написаны страшно путано, нелогично, непоследовательно… С одной стороны, говорится о ликвидации клеветы по поводу деятельности Коминтерна, а с другой, что Коминтерн ликвидирован, чтобы не мешать борьбе против гитлеризма (при этом Тренев чрезвычайно резко отзывался о [Сталине] лично)… Под нажимом Англии и США, наконец, разогнали дармоедов…
…Я избегаю читать газеты, мне противно читать газеты, сплошную ложь и очковтирательство… (Тренев намекнул, что он сознательно отходит от общественной работы и старается пребывать в тени, подготовляя безболезненный переход на сторону «нового режима», который будет, по его убеждению, установлен после войны.)
…Что касается нашей страны, то она больше выдержать войны не в состоянии, тем более что за сохранение существующего режима вряд ли многие согласятся бороться… Надо быть последовательным. Коминтерн разогнали, надо пересмотреть гимн „Интернационал“, он не может понравиться союзникам…»
Среди некоторой части писателей зафиксировано усиление так называемых «демократических» тенденций, выражение надежд на коренные изменения советского строя в результате войны, а в отдельных случаях и прямая ставка на реставрацию капитализма в СССР.
К таким относятся:
Новиков-Прибой А. С., писатель, бывший эсер: «Крестьянину нужно дать послабление в экономике, в развороте его инициативы по части личного хозяйства. Все равно это произойдет в результате войны… Не может одна Россия бесконечно долго стоять в стороне от капиталистических стран, и она перейдет рано или поздно на этот путь, правительство это само поймет…»
Чуковский К. И., писатель: «Скоро нужно ждать еще каких-нибудь решений в угоду нашим хозяевам (союзникам), наша судьба в их руках. Я рад, что начинается новая разумная эпоха. Они нас научат культуре…»
Шкловский В. Б., писатель, бывший эсер: «Мне бы хотелось сейчас собрать яркое, твердое писательское ядро, как в свое время было вокруг Маяковского, и действительно, по-настоящему осветить и показать войну…
В конце концов мне все надоело, я чувствую, что мне лично никто не верит, у меня нет охоты работать, я устал, и пусть себе все идет так, как идет. Все равно у нас никто не в силах ничего изменить, если нет указки свыше…
Меня по-прежнему больше всего мучает та же мысль: победа ничего не даст хорошего, она не внесет никаких изменений в строй, она не даст возможности писать по-своему и печатать написанное. А без победы – конец, мы погибли. Значит, выхода нет. Наш режим всегда был наиболее циничным из когда-либо существовавших, но антисемитизм коммунистической партии – это просто прелесть…
…Никакой надежды на благотворное влияние союзников у меня нет. Они будут объявлены империалистами с момента начала мирных переговоров. Нынешнее моральное убожество расцветет после войны».
Отдельные крупные писатели и поэты занимают неопределенную, выжидательную политическую позицию, не дали за время войны каких-либо значительных произведений, не определили своего отношения к войне с Германией.
В своем близком окружении эти писатели и поэты объясняют свою творческую пассивность во время войны строгостями цензуры, нежеланием «приспосабливаться». Большинство из них стоит на антисоветских позициях.
Так, например:
Федин К. А., писатель, до 1918 года был в плену в Германии, поклонник «немецкой культуры», неоднократно выезжал в Германию и был тесно связан с сотрудниками германского посольства в СССР: «…Все русское для меня давно погибло с приходом большевиков; теперь должна наступить новая эпоха, когда народ не будет больше голодать, не будет все с себя снимать, чтобы благоденствовала какая-то кучка людей (большевиков).
За кровь, пролитую на войне, народ потребует плату, и вот здесь наступит такое… Может быть, опять прольется кровь…
…О Горьком я буду сейчас писать только для денег: меня эта тема уже не волнует и не интересует. Очень обидно получилось у меня с пьесой. Леонов за такую ерунду („Нашествие“) получил премию, но это понятно – нужно было поклониться в ножки, он поклонился, приписал последнюю картину, где сплошной гимн [Сталину], вот ему и заплатили за поклон.
Я, конечно, никогда со своей линии не сойду, чего бы это мне ни стоило. Я никому не поклонюсь и подлаживаться не буду…
Я засел за роман, который, кстати сказать, никакого отношения не имеет к современности. Роман этот об одной актрисе. Потому что я хочу быть во всей этой суматошной жизни совершенно нейтральным…
Ничего мы сделать без Америки не сможем. Продав себя и весь свой народ американцам со всеми нашими потрохами, мы только тогда сможем выйти из этого ужаса разрушения… Отдав свою честь, превратившись в нищих и прося рукой подаяния, – вот в таком виде мы сейчас стоим перед Америкой. Ей мы должны поклониться и будем ходить по проволоке, как дрессированные собаки…
…Я очень боюсь, что после войны вся наша литература, которая была до сих пор, будет попросту зачеркнута. Нас отучили мыслить. Если посмотреть, что написано за эти два года, то это сплошные восклицательные знаки… А статья Леонова в „Известиях“ – „Святая ненависть“ – вызывает чувство гадливости и отвращения… Нельзя кричать без конца: „Родина, моя Родина!“ – с надрывом, манерно, как это делает Леонов… Я перечитал рассказ Мопассана „Усы“. Вот как нужно писать о войне – не в лоб, тонко, умно, и это производит огромное впечатление. А у нас так писать не дают возможности…
Нужно ждать, чтобы не попасть впросак» (заявил Федин по поводу своего отказа от редактирования немецкого антифашистского журнала).
Пастернак Б. Л., поэт: «Теперь я закончил новый перевод „Антоний и Клеопатра“ Шекспира и хотел бы встречаться с Риски (британский пресс-атташе) для практики в английском языке.
…Нельзя встречаться, с кем я хочу. Для меня он – человек, иностранец, а никакой дипломат… Нельзя писать, что хочешь, все указано наперед… Я не люблю так называемой военной литературы, и я не против войны… Я хочу писать, но мне не дают писать того, что я хочу, как я воспринимаю войну. Но я не хочу писать по регулятору уличного движения: так можно, а так нельзя. А у нас говорят – пиши так, а не эдак… Я делаю переводы, думаете, от того, что мне это так нравится? Нет, от того, что ничего другого нельзя делать…
У меня длинный язык, я не Маршак, тот умеет делать, как требуют, а я не умею устраиваться и не хочу. Я буду говорить публично, хотя знаю, что это может плохо кончиться. У меня есть имя и писать хочу, не боюсь войны, готов умереть, готов поехать на фронт, но дайте мне писать не по трафарету, а как я воспринимаю…»
Группе писателей, возвращавшихся из Чистополя в Москву, был предоставлен специальный пароход. Желая отблагодарить команду парохода, группа писателей решила оставить им книгу записей. Эта идея встретила горячий отклик… Когда с этим пришли к Пастернаку, он предложил такую запись: «Хочу купаться и еще жажду свободы печати».
Пастернак, видимо, серьезно считает себя поэтом-пророком, которому затыкают рот, поэтому он уходит от всего в сторону, уклоняясь от прямого ответа на вопросы, поставленные войной, и занимается переводами Шекспира, сохраняя свою „поэтическую индивидуальность“, далекую судьбам страны и народа. Пусть-де народ и его судьбы – сами по себе, а я – сам по себе…
Асеев Н. Н., поэт. Взгляды Асеева на современную поэзию – это последовательное отрицание ценности многого из того, что делается сейчас советскими поэтами… – Все заскучнено стремлением к логизированию, к дидактике. Поэзия этих поэтов (Алигер, Долматовского) выполняет ту же функцию, какую могли бы выполнить статья, любая частная проза. – За всем этим в словах Асеева чувствуется некоторое личное раздражение, личная тревожность…
«…Писать по-настоящему оптимистические стихи я не могу, так как меня не обеспечивают, как нужно, и я – не поэт, а нищий на паперти. Я должен с утра до ночи ходить и клянчить себе пайки. Всюду встречаю бездушие. У нас ведь все забюрократизировано… Приходится обивать пороги всяких сановников… Союза писателей у нас нет. Есть отдельные приспособившиеся, попавшие в тон люди, а настоящим писателям и поэтам хода нет… У нас сознательно обходят и скрывают то, что говорил Маяковский, против чего он боролся всю жизнь – против того, чтобы поэзия была приспособленческой».
Леонов Л. М., писатель: «Я очень обеспокоен последней частью документа (сообщение Совинформбюро от 22.VI.43 г.). Я думаю, что мы стоим на грани отказа союзников от помощи нам… Ответ [Сталина] Рузвельту был явно неудовлетворительным для „Демократий“. Рузвельт, как мне говорили многие, требовал роспуска колхозов, а [Сталин] ответил, что это одна из основ советского строя… Можно было бы пойти на некоторую реорганизацию в сельском хозяйстве, ибо личные стимулы у колхозников еще до войны, и особенно сейчас, очень ослабли…
Мы, видимо, раздражаем союзников своей резкостью в постановке вопросов о Польше, Прибалтике, Украине и проч. От всего этого можно было бы в известной мере воздержаться. А то ведь странно: сами же говорим, что без второго фронта нельзя победить Германию, а ведем с этим вторым фронтом рискованную игру…»
Погодин Н. Ф., писатель: «…Страшные жизненные уроки, полученные страной и чуть не завершившиеся буквально случайной сдачей Москвы, которую немцы не взяли 15–16 октября 1941 года, просто не поверив в полное отсутствие у нас какой-либо организованности, должны говорить прежде всего об одном: так дальше не может быть, так больше нельзя жить, так мы не выживем…
У нас что-то неладно в самом механизме, и он нет-нет, да и заедает и скрипит. У нас неладно что-то в самой системе. Что хорошо, то хорошо, и многое у нас отлично, но и плохое у нас предстало такими дозами, что просто не понимаешь, как и когда это могло случиться…»
Сергеев-Ценский С. Н., писатель. Красной нитью через все его высказывания проходила мысль о том, что вот он – Ценский – старейший русский писатель, художник слова, должен всю жизнь пробиваться сквозь дебри непонимания значения писателя, его роли. Особенно он это относит к советскому периоду. «Когда в литературу и журналистику пришло много нерусских людей, жидовствующих эренбургов, которым непонятно значение художника. Они публицисты и того же требуют от остальных литераторов». Противопоставляя себя «эренбургам», газетчикам, Ценский заявил: «В Москве невозможно было работать, редакции осаждали просьбами написать статью. И как хотелось сказать им, что я писатель, а не журналист, что я занят более важным и нужным делом…»
В своей общественной практике Ценский не отступает от этих своих взглядов. Так, со слов поэта Марка Тарловского, когда ЦК партии Казахстана пригласил его редактировать текст письма казахского народа бойцам-казахам, Ценский уклонился от этой работы, заявив, что это не дело писателя…
Говоря о войне, Ценский… заявил, что в результате войны наступит период одичания на долгие годы…»
Довженко А. П., украинский литератор и кинорежиссер: «…Необходимо издать и вообще узаконить у нас всех тех писателей, националистов-эмигрантов, которые не проявили себя на стороне фашистов, чтобы отвоевать их и перетянуть на нашу сторону. Мы бедны, каждое творческое лицо для нас бесценно – зачем нам самих себя грабить?..
Украинские девушки, полюбившие немцев и вышедшие за них замуж, не виноваты в том, что у них нет патриотизма, а виноваты те, кто этого патриотизма в них не сумел воспитать, т. е. мы сами, вся система советского воспитания, не сумевшая пробудить в человеке любви к родине, чувства долга, патриотизма.
Ни о какой каре не может быть речи, должны быть прощены все, если только они не проводили шпионской работы…
Тема обличения порочности советского воспитания, никчемности советского педагога, ошибочности пропаганды и трагических результатов этого должна стать основной темой советского искусства, литературы и кино на ближайшее время…
…Больше всего меня беспокоят потери, ценой которых нам удается наступать. Сил у нас не так много, нам необходимо экономить их и для ведения войны с Германией, и для обороны своего престижа против „союзников“ после окончания войны, и поэтому вряд ли есть смысл тратить эти силы в тяжелом наступлении, – не лучше ли продолжать только удерживать рубежи до более благоприятного времени – до зимы или наступления союзников на континенте Европы?..
…Возмущаюсь, почему создали польскую дивизию, а не формируют украинских национальных частей…»
Гладков Ф. В., писатель: «Подумайте, 25 лет советская власть, а даже до войны люди ходили в лохмотьях, голодали… В таких городах, как Пенза, Ярославль, в 1940 году люди пухли от голода, нельзя было пообедать и достать хоть хлеба. Это наводит на очень серьезные мысли: для чего же было делать революцию, если через 25 лет люди голодали до войны так же, как голодают теперь…»
Павленко П. А., писатель, корреспондент газеты «Красная звезда», член ВКП(б): «…Теперь-то уже ясно, что без союзников нам немца не выгнать из России. Наша мощь сильно подорвана… В конечном итоге наша судьба теперь зависит от поведения и доброй воли союзников…»
Сельвинский И. Л., поэт, корреспондент военной газеты на Кубани: «…Настроение в наших частях неважное. Люди устали от войны, немец все еще силен, упорно дерется… Если так дальше пойдет – войне конца не будет…»
Пришвин М. М., писатель: «…Народ… угнетен войной и порядками, ждет конца войны любой ценой. Задача каждого человека сейчас – сохранить всеми средствами свою личную жизнь… Одной из величайших загадок и тайн жизни надо считать следующее явление… Население войны не хочет, порядками недовольно, но как только такой человек попадает на фронт, то дерется отважно, не жалея себя… Я отказываюсь понять сейчас это явление…»
Писатели, проявляющие резкие антисоветские настроения, нами активно разрабатываются.
По агентурным материалам, свидетельствующим о попытках организованной антисоветской работы, приняты меры активизации разработок и подготовки их к оперативной ликвидации.
Приказ № 883 от 08.08.43 по Управлению «Воркутстрой»
В целях наилучшего систематического обслуживания вольнонаемного населения Воркутинского угольного бассейна художественно-зрелищными мероприятиями
ПРИКАЗЫВАЮ:
1. Организовать на основе хозрасчета театр по обслуживанию в/н населения Воркутинского бассейна.
2. Театру присвоить имя «Воркутстроя».
3. Утвердить труппу театра в следующем составе: Н. И. Глебова, Л. И. Кондратьева, А. П. Пилацкая, В. М. Пясковская, В. Н. Борисов, Н. А. Быстряков, А. М. Дубин-Белов, Г. И. Егоров, А. И. Кашенцев, А. К. Стояно, А. Швецов, О. О. Пилацкий.
4. Включить в состав труппы следующих заключенных: Е. М. Михайлова, С. Б. Кравец, В. К. Владимирский, А. Гайдаскин, Б. С. Дейнека, Л. С. Дулькин, Е. И. Заплечный, Б. А. Козин, В. И. Лиманский.
5. Художественным руководителем и главным режиссером театра назначить Б. А. Мордвинова.
6. Утвердить штаты и смету театра на общую сумму 283 т. р.
7. Обязать КВО весь имеющийся в подразделениях театральный инвентарь: как то реквизиты, костюмы, бутафорию сдать театру в безвозмездное пользование. Срок сдачи 01.09 с. г.
8. Открытие театра установить 1 октября с. г.
Деятели литературы и искусства на приеме у И. В. Сталина
Источник: Власть и художественная интеллигенция. Сб. документов 1917–1953 гг. М., 1999 [39]
Информация наркома государственной безопасности СССР В. Н. Меркулова секретарю ЦК
ВКП(б) А. А. Жданову
«О политических настроениях и высказываниях писателей»
31 октября 1944 г.
ЦК ВКП(б) тов. Жданову А. А.
По поступившим в НКГБ СССР агентурным сведениям, общественное обсуждение и критика политически вредных произведений писателей Сельвинского, Асеева, Зощенко, Довженко, Чуковского и Федина вызвали резкую, в основном враждебную, реакцию со стороны указанных лиц и широкие отклики в литературной среде.
Поэт Асеев Н. Н. по поводу своего вызова в ЦК ВКП(б), где его стихи были подвергнуты критике, заявил: «Написанная мною последняя книжка не вышла из печати. Меня по этому поводу вызвали в ЦК, где ругали за то, что я не воспитываю своей книжкой ненависти к врагу. Нашли, что книжка получилась вредной… Я, конечно, соглашался с ними, но сам я считаю, что они не правы. Вступать с ними в борьбу я не видел смысла. Мы должны лет на пять замолчать и научить себя ничем не возмущаться. Все равно молодежь с нами, я часто получаю письма от молодежи с фронта, где меня спрашивают: долго ли им еще читать „Жди меня“ Симонова и питаться „Сурковой массой“».
«Я знаю, что написал те стихи, которые нужны сегодня народу… Надо перетерпеть, переждать реакцию, которая разлилась по всей стране».
«Я продолжаю писать стихи, но я не показываю их. Я не имею права изменять себе, и поэтому эти стихи неугодны».
Оценивая, в связи с этим, состояние советской литературы, Асеев говорит: «В России все писатели и поэты поставлены на государственную службу, пишут то, что приказано. И поэтому литература у нас – литература казенная. Что же получается? СССР как государство решительно влияет на ход мировой жизни, а за литературу этого государства стыдно перед иностранцами».
«Слава богу, что нет Маяковского. Он бы не вынес. А новый Маяковский не может родиться. Почва не та. Не плодородная, не родящая почва…
…Ничего, вместе с демобилизацией вернутся к жизни люди все видавшие. Эти люди принесут с собой новую меру вещей. Важно поэту, не разменяв таланта на казенщину, дождаться этого времени. Я не знаю, что это будет за время. Я только верю в то, что это будет время свободного стиха».
Писатель Чуковский К. И. по поводу своей сказки «Одолеем Бармалея» заявил, что еще год тому назад президиум Союза советских писателей дал хорошую оценку книге, потому что это – настоящее произведение детской литературы, и ему непонятно резкое изменение отношения к ней.
Положение в советской литературе Чуковский определяет с враждебных позиций: «…В литературе хотят навести порядок. В ЦК прямо признаются, что им ясно положение во всех областях жизни, кроме литературы. Нас, писателей, хотят заставить нести службу, как и всех остальных людей. Для этого назначен тупой и ограниченный человек, фельдфебель Поликарпов. Он и будет наводить порядок, взыскивать, ругать и т. д. Тихонов будет чисто декоративной фигурой…
В журналах и издательствах царят пустота и мрак. Ни одна рукопись не может быть принята самостоятельно. Все идет на утверждение в ЦК, и поэтому редакции превратились в мертвые, чисто регистрационные инстанции. Происходит страшнейшая централизация литературы, ее приспособление к задачам советской империи».
«В демократических странах, опирающихся на свободную волю народа, естественно, свободно расцветают искусства. Меня не удивляет то, что сейчас произошло со мной. Что такое деспотизм? Это воля одного человека, передоверенная приближенным. Одному из приближенных я не понравился. Я живу в антидемократической стране, в стране деспотизма и поэтому должен быть готовым ко всему, что несет деспотия».
«По причинам, о которых я уже говорил, т. е. в условиях деспотической власти, русская литература заглохла и почти погибла. Минувший праздник Чехова, в котором я, неожиданно для себя, принимал самое активное участие, красноречиво показал, какая пропасть лежит между литературой досоветской и литературой наших дней. Тогда художник работал во всю меру своего таланта, теперь он работает, насилуя и унижая свой талант.
Зависимость теперешней печати привела к молчанию талантов и визгу приспособленцев – позору нашей литературной деятельности перед лицом всего цивилизованного мира.
…Всей душой желаю гибели Гитлера и крушения его бредовых идей. С падением нацистской деспотии мир демократии встанет лицом к лицу с советской деспотией. Будем ждать».
Узнав о том, что в журнале «Новый мир» не пойдут его «Воспоминания о Репине», Чуковский возмущенно заявил: «Я испытываю садистическое удовольствие, слушая, как редакции изворачиваются передо мной, сообщая, почему не идут мои статьи. За последнее время мне вернули в разных местах 11 принятых, набранных или уже заверстанных статей. Это – коллекция, которую я буду хранить. Когда будет хорошая погода, коллекция эта пригодится как живой памятник изощренной травли… Писатель Корней Чуковский под бойкотом… Всюду ложь, издевательство и гнусность».
Писатель К. А. Федин, в связи с появлением в свет и критикой его последней книги «Горький среди нас», говорил: «До меня дошел слух, будто книгу мою выпустили специально для того, чтобы раскритиковать ее на всех перекрестках. Поэтому на ней нет имени редактора – случай в нашей литературной действительности беспрецедентный.
Если это так, то ниже, в моральном смысле, падать некуда. Значит, я хладнокровно и расчетливо и, видимо, вполне официально был спровоцирован.
Одно из двух. Если книга вредна, ее надо запретить. Если она не вредна, ее нужно выпустить. Но выпустить для того, чтобы бить оглоблей вредного автора, – этого еще не знала история русской литературы».
По поводу статьи в «Правде», критиковавшей его книгу, Федин заявляет:
«Юрий Лукин, написавший статью под суфлера, формально прав. Под формальной точкой зрения я разумею точку зрения нашего правительства, которая, вероятно, прогрессивна в деле войны, понуждая писателей служить, как солдат, не считаясь с тем, что у писателей, поставленных в положение солдат, ружья не стреляют. Ведь это извечный закон искусства: оно не терпит внешнего побуждения, а тем более принуждения.
Смешны и оголенно ложны все разговоры о реализме в нашей литературе. Может ли быть разговор о реализме, когда писатель понуждается изображать желаемое, а не сущее?
Все разговоры о реализме в таком положении есть лицемерие или демагогия. Печальная судьба литературного реализма при всех видах диктатуры одинакова.
Реалистические портреты Ремизова и Сологуба толкуются как искажение действительности. Даже о далеком прошлом нельзя писать реалистически, а то, что требует Лукин, – явно инспирировано; это требование фальсификации истории.
Горький – человек великих шатаний, истинно русский, истинно славянский писатель со всеми безднами, присущими русскому таланту, – уже прилизан, приглажен, фальсифицирован, вытянут в прямую марксистскую ниточку всякими Кирпотиными и Ермиловыми.
Хотят, чтобы и Федин занялся тем же!»
Свое отношение к современным задачам советской литературы Федин выражает следующим образом: «Сижу в Переделкино и с увлечением пишу роман, который никогда не увидит света, если нынешняя литературная политика будет продолжаться. В этом писании без надежды есть какой-то сладостный мазохизм. Пусть я становлюсь одиозной фигурой в литературе, но я есть русский писатель и таковым останусь до гроба – верный традициям писательской совести…
…Не нужно заблуждаться, современные писатели превратились в патефоны. Пластинки, изготовленные на потребу дня, крутятся на этих патефонах, и все они хрипят совершенно одинаково.
Леонов думает, что он какой-то особый патефон. Он заблуждается. „Взятие Великошумска“ звучит совершенно так же, как „Непокоренные“ [Б. Л. Горбатова] или „Радуга“ [В. Л. Василевской]. На музыкальное ухо это нестерпимо.
Пусть передо мной закроют двери в литературу, но патефоном быть я не хочу и не буду им. Очень трудно мне жить. Трудно, одиноко и безнадежно».
Кинорежиссер Довженко А. П., внешне соглашаясь с критикой его киноповести «Украина в огне», в завуалированной форме продолжает высказывать националистические настроения. Довженко во враждебных тонах отзывается о лицах, выступавших с критикой его повести, особенно о т. Хрущеве и руководителях Союза советских писателей Украины, которые, по его словам, до обсуждения киноповести в ЦК ВКП(б) давали ей положительную оценку.
«Я не политик. Я готов признать, что могу делать ошибки. Но почему у нас делается так, что сначала все говорят – „хорошо, прекрасно“, а потом вдруг оказывается чуть ли не клевета на советскую власть».
«Я не в обиде на Сталина и на ЦК ВКП(б), где ко мне всегда хорошо относились. Я в обиде на украинцев – люди, имевшие мужество в лицо Сталину подбрасывать на меня злые реплики после всего их восхищения сценарием, – эти люди не могут руководить войной и народом. Это мусор».
После вызова в ЦК ВКП(б) Довженко усиленно работал над новыми сценариями о Мичурине и об Украине, замкнулся и тщательно уклонялся от встреч с украинскими работниками литературы и искусства. По агентурным данным, в своем новом сценарии об Украине он пытается освободиться от свойственных ему националистических концепций, однако это ему удается с трудом.
Писатель Леонов Л. М.: «Книга Федина о Горьком плохая. Недопустимо опубликование писем и высказываний Горького без учета, что это в итоге исказит образ Алексея Максимовича. Горький не сразу стал тем писателем и учителем жизни, которого высоко чтит советская страна. И бестактно сейчас, в интересах личной писательской биографии, публиковать то, что было сказано Горьким совсем в другое время, на иной стадии нашей общественной и литературной жизни.
У меня тоже есть письма Горького, воспоминания о беседах с ним, но я не предаю и не предам этот материал гласности в интересах сохранения в народе цельного образа великого писателя, пришедшего к полному единению со своим народом, с партией, с советским государством».
Писатель Сергеев-Ценский С. Н. на заявление одного из писателей о невозможности создавать реалистические произведения в условиях советской действительности сказал: «Подлинный писатель всегда, при всех препятствиях, проявит себя, свой талант. Реализм – это вовсе не все, без разбору, подробности жизни, какие наблюдает писатель. Писатель находит нужную дистанцию для изображения и показывает основное в жизни. Раньше, до революции, существовала власть денег, страсть к накоплению и рабство нестойких писателей перед модой, перед требованиями публики, искавшей острых, скажем, половых проблем. Настоящий писатель был тогда в меньшинстве, – это заставляло меня жить в уединении и быть раньше всего художником. Теперь есть возможность писать и печатать, и я этому пример».
Писатель Вирта Н. Е.: «Писателю сейчас ставятся очень большие преграды в цензурном отношении, творчество писателя чересчур зависит от случайного мнения тех или иных лиц. Я не согласен, когда на страницах центральных газет появляется сразу убийственный приговор тому или иному писателю. Считаю, что такая критика не нужна и подчас даже вредна. Лица, которые пишут подобные отзывы, являются малокомпетентными судьями и во всяком случае плохими критиками».
Несколько своеобразную позицию занимает писатель Илья Эренбург, осуждающий антивоенные стихи Асеева и одновременно высказывающий недовольство существующей системой цензуры и критики: «Нам придали большое значение и за нами бдительно следят. Вряд ли сейчас возможна правдивая литература, она вся построена в стиле салютов, а правда – это кровь и слезы.
Очень показательна история с Зощенко, Сельвинским, Чуковским, Фединым. В ней виден административный произвол. Другое дело Асеев, он написал во время войны антивоенные вещи, и ему за это влетело.
Однако случаи с Зощенко, Сельвинским, Чуковским, Фединым иное. Они носят очень грубую форму. Лет десять назад обо мне могли писать самые отрицательные статьи, называть буржуазным писателем и одновременно печатать. Ныне другое – раз Зощенко или Чуковский уничтожены в „Правде“ или „Большевике“, их уже никто не печатает, и это ставит писателей в страшное положение общественного остракизма без видимой вины.
Мы, писатели, предали искусство и пошли на время войны в газету. Это была общественная необходимость, жертва, но этого никто не оценивает. С писателями обращаются черт знает как.
Я – Эренбург, и мне позволено многое. Меня уважают в стране и на фронте. Но и я не могу напечатать своих лучших стихов, ибо они пессимистичны, недостаточно похожи на стиль салютов. А ведь война рождает в человеке много горечи. Ее надо выразить».
За последнее время поступают сведения в отношении писателя Гладкова Ф. В., свидетельствующие о наличии у него антипартийных взглядов на положение советской литературы и перспективы ее развития.
Так, Гладков говорит: «В моей „Клятве“ все, что было от писательских размышлений, от политической мысли, от художественного образа, – все выброшено. И не цензурой, а там, „наверху“ чиновниками Александрова. Я не могу и не хочу быть участником прикладной литературы, а только такая литература сейчас легальна… Мы, старые большевики, всегда боролись за свободу творческой жизни пролетариата. Но теперь старые большевики не в моде, революционные принципы их неугодны… Трудно писать. Невыносимо трудно. А главное – поговорить не с кем. Исподличались люди…»
«В свое время профессия писателя понималась как „служение“, теперь она воспринимается как казенная служба. Писательский труд используется для голой агитации; оценки литературного произведения по его художественным достоинствам не существует; искусственно создается литературная слава людям вроде Симонова и Горбатова, а настоящие писатели в тени».
«Отсутствие творческих интересов и равнодушие писателей друг к другу объясняются взглядом руководящих товарищей на литературу как на подсобное хозяйство в политике. Литература лишена всякой самостоятельности и поэтому потеряла жизнедеятельность. Художники влачат жалкое, в творческом смысле, существование; процветают лакеи, вроде Катаева или Вирты, всякие шустрые и беспринципные люди…Совершенно губительна форма надзора за литературой со стороны ЦК партии, эта придирчивая и крохоборческая чистка каждой верстки журнала инструкторами и Еголиным… Уже не говоря о том, что это задерживает выход журналов, нивелирует и выхолащивает литературу, это, к тому же, не спасает от ошибок (пример с повестью Зощенко)… Такая практика должна быть сломана, если товарищи хотят, чтобы наш Великий Союз имел если не великую, то хотя бы большую литературу.
Я не тешу себя иллюзиями относительно перемен в литературном деле. Все мы – навоз для будущих литературных урожаев. Литература встанет на ноги только через 20–30 лет. Это произойдет, когда народ в массе своей, при открытых дверях за границу, станет культурным. Только тогда чиновники будут изгнаны с командных постов… Бедственно положение писателя, очевидца и участника грандиозных событий, у которого, тем не менее, запечатан рот, и он не может высказать об этих событиях своей писательской правды… Литература видела на своем веку Бенкендорфов всех мастей и все-таки осталась жива. Минует ее и наше лихолетье…»
«Обо всем этом должны знать наверху, но там не знают. Было время, когда писатели – и я в том числе – разговаривали со Сталиным о литературе, а теперь к нему не пускают, и даже письма писателей не доходят до него».
Антисоветски настроенные элементы из числа писателей критику и осуждение вредных произведений, а также положение в советской литературе оценивают с враждебных позиций, заявляя, что в условиях советской действительности литература существовать и развиваться не может.
Драматург Погодин Н. Ф.: «В книге Федина много ценных мыслей и высказываний, она должна быть настольной книгой каждого писателя. Самое ценное в ней – мысль автора: „Надо слушать, но не слушаться“. Это книга, утверждающая право художника мыслить и писать, о чем он хочет, не считаясь с „указками“».
Писатель Кассиль Л. А.: «Все произведения современной литературы – гниль и труха. Вырождение литературы дошло до предела. Союз писателей надо немедленно закрыть, писателям же предоставить возможности собираться группами у себя на квартирах и обсуждать написанное сообразно своим творческим симпатиям и взглядам. Это – единственный путь…»
По полученным агентурным данным, чуждые советской идеологии произведения писателей Сельвинского, Асеева, Зощенко, Чуковского, Федина и Довженко нашли одобрение среди антисоветски настроенных студентов литературного института Союза писателей, которые превращают осужденные произведения в «шедевры» современной литературы, отвергают принципы социалистического реализма и пытаются разрабатывать «новые теории» развития литературы и искусства.
Из стенограммы заседания Комитета по присуждению Сталинских премий в области литературы и
искусства
24 марта 1945 г.
Присутствовали: Александров А. В., К. Байсеитова, Глиэр Р. М., Гольденвейзер А. Б., Грабарь И. Э., Дунаевский И. О., Колас Якуб, Корнейчук А. Е., Мордвинов А. Г., Москвин И. М., Мясковский Н. Я., Х. Насырова, Софроницкий В. В., Симонов, Самосуд, Храпченко М. Б., Хорава А. А., Черкасов Н. К., Чиаурели М. Э., Шапорин Ю. С., Фадеев А. А. и др.
Председатель И. М. Москвин
Секретарь О. С. Бокшанская
Обсуждение доклада секции музыки (Докладчик Р. М. Глиэр)
<…>
Р. М. Глиэр: Следующая кандидатура – Левитан, диктор. Все его знают.
И. М. Москвин: По какому разделу его выставляют?
Мержанова: Нам в Секцию прислали.
И. М. Москвин: Читает он замечательно – приказы.
А. В. Александров: Всегда на той же самой ноте и в той же самой гамме. Но к музыке какое отношение он имеет?
[О. С. Бокшанская: Здесь не только музыканты, но и чтецы.]
Р. М. Глиэр: Левитан снимается.
Коллектив Ленинградской Филармонии.
М. Б. Храпченко: Вообще говоря, коллективам премия не присуждается, а присуждается определенным лицам за конкретные вещи.
А. Б. Гольденвейзер: Здесь очень сложный вопрос. Коллектив первоклассный. У нас ордена дают театру или какому-нибудь оркестру. Отсюда не следует, что каждый работник этого театра или оркестра является орденоносцем. Если бы мы могли дать премию коллективу оркестра, причем не считалось бы, что каждый член коллектива – лауреат, это можно было бы, а так сразу 150 лауреатов делаем.
А. В. Александров: Это не подходит.
М. Б. Храпченко: Дать звание заслуженного коллектива республики.
Р. М. Глиэр: Кандидатура Коллектива Ленинградской Филармонии исключается.
<…>
3 апреля 1945 г.
Присутствовали: Александров А. В., К. Байсеитова, Глиэр Р. М., Гольденвейзер А. Б., Колас Якуб, Корнейчук А. Е., Мордвинов А. Г., Мясковский Н. Я., Х. Насырова, Самосуд, Михоэлс, Герасимов А. М., Храпченко М. Б., Софроницкий, Хорава А. А., Фадеев А. А., Чиаурели М. Э., Шапорин Ю. А., И. Н. Юра и др.
Председатель И. М. Москвин
Секретарь О. С. Бокшанская
Перед заседанием состоялоь прослушивание песен композитора Блантера: «Вечная слава героям», «Под звездами Балкан», «Полюбила я парнишку», «В прифронтовом лесу», «Застольная».
Обсуждение доклада секции музыки (Докладчик Р. М. Глиэр)
Перехожу к списку «Крупные инструментальные произведения».
Мясковский Н. Я. «Квартет № 9», на 1-ю премию, 25 голосов.
Хачатурян А. Г. «Симфония № 2», на 1-ю премию, 24 голоса.
Шостакович Д. Д. Симфония № 8, на 2-ю премию, 20 голосов.
Ввиду того, что в этом году были представлены квартет[10] и трио, мы выдвинули трио, как отличное произведение, которое следовало бы премировать первой премией. И вот предложение – объединить 8-ю симфонию и трио, чтобы баллотировать на 1-ю премию.
И. М. Москвин: За 44‑й год его тогда баллотировать будут?
М. Б. Храпченко: Я внес бы предложение заменить 8-ю симфонию трио, голосовать трио, а 8-ю симфонию снять. В прошлом году я такой точки зрения придерживался, и сейчас ее держусь. 8‑я симфония вызывает очень много споров и возражений.
А. Г. Мордвинов[11]: Я предложил бы снять и 8-ю симфонию, и трио.
М. Б. Храпченко: Трио очень хорошее.
А. Г. Мордвинов: Нет.
А. А. Фадеев: Все-таки это очень разные явления – 8‑я симфония и трио. Почему 8‑я симфония прошла на 2-ю премию? Потому что она очень спорная, только поэтому.
С. А. Самосуд: Вопрос очень острый. 8‑я симфония – произведения очень высокого класса, чрезвычайно высокого класса. Но это спорно просто. Не премировать ее – как-то непорядок. Даже был разговор, что то, что она прошла на 2-ю премию, в этом тоже есть какое-то неудобство.
М. Б. Храпченко: Прошел год с того момента.
С. А. Самосуд: Ее никто не слышал. Это большое мастерство. Для нас, музыкантов, это большой вопрос.
А. Г. Мордвинов: Нам предложили прослушать квинтет Вейнберга. Я не знаю, насколько это грамотно, но слушать подобные вещи на Комитете по Сталинским премиям, я считаю, просто недопустимо. Какой-то мальчик приносит сюда полную белиберду, совершенно невыносимую. Причем вместо того, чтобы этого мальчика как-то направить, займись, мол, серьезным делом, а не занимайся этой белибердой, мы поощряем подобные явления, заслушиваем в Комитете по Сталинским премиям. Если бы кто-нибудь принес сюда футуристическую мазню, мы не стали бы смотреть на Комитете по Сталинским премиям, а почему такую футуристическую мазню мы принуждены слушать? Это возмутительное явления, это какофония невероятнейшая. Это был кошачий концерт какой-то. Какие-то попытки технического изобретательства: то пальцем, то смычком. Мы смеялись, что за спину ему нужно еще что-нибудь привесить, чтобы было на чем там пощелкать. Как это возможно?
По этому поводу я хочу поднять принципиальный вопрос. Комитет по Сталинским премиям имеет какие-то критерии для оценок. Он подходит ко всем произведениям с точки зрения социалистического реализма. Если бы по живописи нам представили футуристическую мазню, мы не стали бы смотреть. Если б какую-то заумь представили в литературе, мы не стали бы ее слушать. А почему в музыке такое формалистическое трюкачество мы должны слушать?
[И. М. Москвин: Музыка – самое темное дело.]
Такие вещи не нужно допускать на Комитет по Сталинским премиям. Сейчас есть резонанс среди молодежи, что вот слушал Комитет по Сталинским премиям.
Некоторые могут говорить и в отношении Шостаковича, что мы ничего не понимаем в музыке. Но ведь эта музыка пишется для масс. Мы слушали квартет Шостаковича. Чем он отличается от квинтета Вейнберга? Конечно, один учитель, а другой ученик, но это какофония невыносимая, едва удерживаешься, чтобы не уйти. А мы о Шостаковиче говорим – гений, гений, гений. Мы потворствуем этому. Говорят, что мы Шостаковича не понимаем, что это музыка будущего. Эти разговоры мы слышим давно. Возьмите многомиллионную интеллигенцию: с огромной любовью, вниманием и пониманием слушают и Чайковского, и Глинку, и целый ряд других, не только русских, но и заграничных гениальных музыкантов. Слушают, любят, понимают, а такую какофонию, как музыка Шостаковича, конечно, не понимают.
Говорят, что это музыка будущего. Может быть, он ставит технические проблемы (это какая-то музыкальная лаборатория), пытается обогатить музыкальную палитру. Ну хорошо, лабораторным путем это оценят как угодно, это дело специалистов, но как музыку, которую ощущает, может быть, десяток музыкантов, едва ли мы это рекомендуем, поставим как пример и т. д. Я не понимаю этих явлений. Мы присуждаем премии по литературе Толстому, Шолохову, Фадееву, Корнейчуку – так их миллионы людей знают, любят, понимают. Какую-нибудь заумь литературную или стихотворную мы не будем поощрять, а почему этот чистый техницизм, формализм, заумь в музыке мы будем поощрять?
После этого квартета, невероятного сумбура и какофонии в трио прозвучали какие-то законченные фразы, и говорят, что это очень хорошо. А послушать отдельно это трио, так оно ничего особенно хорошего собой не представляет. Оно понравилось потому, что мы его слушали после этой какофонии. Мне кажется, что мы Шостаковичу слишком много внимания уделяем и этим открываем путь для такого типичного формализма. Говорят, что в Америке его признают. А сколько левых художников различных направлений тоже американские и английские художники признавали? Это вовсе не значит, что и мы должны этот формализм поощрять. Это не основная линия развития, не этим путем будет развиваться музыка. Она будет развиваться от мировых классиков, а это побочная линия, чистый техницизм, который обогащает, дает чисто техническое обогащение музыки, но это не основное русло музыки, и поощрять это дело не нужно.
Когда исполняется 8‑я симфония, много там какофонии, но слышится что-то такое, что каждый думает, что это пальба, «катюши» визжат и т. д., а вот уж квартет и трио – там оправдать этого нельзя.
Шостаковича не выдвигали на Сталинскую премию в этом году. С какой стати нам поощрять? А когда мы поощряем Шостаковича, появляются и Вейнберги, которые чудовищные вещи приносят. Молодежь идет за ним. Нам нужно стоять на позиции социалистического реализма, как во всех областях искусства, и мы должны поощрять те произведения в живописи, литературе и других областях, которые оценит и вся наша многомиллионная интеллигенция, и весь наш народ, а заумь такую зачем нам поощрять.
А. А. Фадеев: Мне, вообще говоря, очень симпатично выступление Мордвинова по направлению его удара, по основным мыслям, потому что это верно, что в таких областях как литература и живопись, мы лучше разбираемся, что такое формализм, и сразу видим. А в области музыки мы очень робки, и когда специалисты говорят, мы почтительно смолкаем, не полагаясь на живой голос сердца, который в этой области имеет очень большое значение. Так что очень уместно на эту тему поговорить.
А в конкретном обсуждении данных кандидатов мне кажется, что неправильно объединять Шостаковича и Вейнберга просто по качеству, по разнице талантов этих композиторов. Если говорить очень принципиально по вопросам о формализме, о социалистическом реализме, никогда не следует забывать, что и до сих пор формализм существует и с ним бороться нужно, а с другой стороны, есть другая сторона вопроса, что не нужно придерживаться только традиционности, и в области той же живописи мы недавно слышали, что весь французский импрессионизм причислялся к формалистам, что Врубеля считали формалистом и т. д.… Поиски нового, многообразия тоже должны быть.
По вопросу о Шостаковиче я поддерживаю точку зрения Михаила Борисовича[12] насчет того, что нужно премировать его за трио и дать первую премию. Я не согласен с Мордвиновым, что трио можно назвать вещью формалистической. Оно впечатляет человека, очень неискушенного в специфических вопросах музыки. Просто человека, имеющего живую душу, это произведение захватывает. Это выдающееся произведение. Я – человек с полным отсутствием музыкального образования, но меня это произведение исключительно впечатлило, и я долго находился под его впечатлением. Из всего, что мы на Комитете слышали, наиболее сильно впечатление у меня осталось от этого трио.
Если говорить относительно 8‑й симфонии, то я опять-таки робею, когда специалисты говорят то-то и то-то, я тоже слышал ее и она не отвечает моей душе, оставляет меня холодным, иногда нервирует и злит, вызывает желание выйти, чтобы отдохнула нервная система. Я не могу являться сторонником такого явления в музыке. Я могу уважать по незнанию то, что люди говорят об этом, но я не могу быть сторонником этого, потому что не обязан отказываться от самого себя в тех явлениях, которые созданы для меня в числе прочих. Это было бы неправильно. И таких, как я, не мало людей. Эта 8‑я симфония, действительно, встречает много принципиальных противников, вне зависимости от качества Шостаковича, как композитора, в целом. За два года получилось так, что появилось такое произведение Шостаковича, на котором можно единодушно сойтись и которое отвечает душе разных людей, и премировать его первой премией, с чистой душой, это было бы правильно. Я поддерживаю предложение М. Б. Храпченко.
И. М. Москвин: Пусть товарищи выскажутся, за что премировать – за 8-ю симфонию и за трио или только за трио.
А. А. Фадеев: Соединять их странно. Зачем я буду голосовать за 8-ю симфонию, которую я не принимаю. Шостакович такой композитор, что возьмешь и проголосуешь, раз трио есть, но это неправильно, что это за принудительный ассортимент.
С. М. Михоэлс: Разрешите высказать свою точку зрения о 8‑й симфонии. Я нахожу, что 8‑я симфония абсолютно выдающееся произведение, но неровное, не все части одинаковые, это верно. Обвинение, которое было ей предъявлено в прошлом году, что она пессимистична, не соответствует действительности. Та м есть трагизм, это верно, но разве не трагично наше время? В нем много трагизма имеется, но это трагизм очень высокий и оптимистического характера. Трагизм – это не пессимизм. 8‑я симфония – выдающееся произведение. Отдельные моменты (IV часть) – просто вершина его работы, и пройти мимо такой работы неверно.
Очень показательно голосование в прошлом году. Он получил 20 голосов из 29.
[М. Б. Храпченко: Но за 2-ю премию. Раз это выдающееся произведение, то непонятны результаты голосования.]
Относительно Шостаковича мое мнение такое, что просто взять и снять его с чашки весов – это неверно. Отдельные части его симфонии – это вершина и даже по реалистической манере. IV часть заключает в себе элементы нового Шостаковича, гораздо больше, чем 1‑я часть 7‑й симфонии, которая очень иллюстративна.
М. Б. Храпченко: Можно по-разному относиться к Шостаковичу. Большинство все-таки считает, что это необычайно талантливый человек. Мне представляется, что в творчестве Шостаковича есть разные тенденции: квартет [Квинтет?] и 7‑я симфония – это одна тенденция, это реалистические произведения, такие произведения, где большие чувства народные выражаются, и есть другая тенденция глубоко формалистическая, индивидуалистическая, и он эту вторую тенденцию не преодолел ни в какой мере, и это сказывается в 8‑й симфонии. 8‑я симфония углубленно индивидуалистическое произведение и по общему колориту, и по своей сущности. Он говорит здесь о себе, о своем ощущении жизни и таким своеобразным, утонченным языком, который понятен лишь узкому кругу людей. Это не реалистическое произведение. Факты говорят, что люди очень большой культуры, люди, которые давно находятся в сфере самых различных музыкальных влияний не понимают это произведение. Я могу сослаться не только на пример Фадеева, не понимают его и другие, а если люди такой культуры, как Фадеев, не понимают Шостаковича, то что можно говорить о широких кругах интеллигенции, о рядовых слушателях? Может быть, через 10–15 лет выяснится, что это произведение гениальное, очень хорошее. Но зачем нам спешить с оценкой? А может быть, оно не будет оценено в веках. Одно ясно, что это произведение сейчас не находит живых связей с народом, оно не обращено к народу, в нем нет элементов, которые близки народу. Почему мы будем освящать это Сталинской премией, которая подразумевает какой-то элемент народности произведения в той или другой мере. Если этого элемента мы не чувствуем сейчас, зачем мы будем премировать? Я высказываюсь за то, чтобы 8-ую симфонию не премировать.
А. Г. Мордвинов: Мы по музыке впервые затронули принципиальный вопрос о социалистическом реализме. Интересно мнение товарищей.
А. Б. Гольденвейзер: В оценке музыкальных произведений есть принципиальная точка зрения, а есть отнесение отдельных произведений к тому или другому виду музыкального искусства. С тем, что высказал Мордвинов, принципиально я всецело согласен, но в оценке того, является ли то или другое музыкальное произведение формалистическим или таковым, которое заключает в себе элементы здорового реализма, можно расходиться. Когда мы говорим о произведениях живописи, литературы, здесь критерий у всех является гораздо более простым, потому что рассказывается о явлениях жизни, которые мы все знаем, и судим о том, как они претворены в данном произведении. Музыка говорит на своем, неконкретном языке, который трудно перевести в конкретные формы, и запутаться здесь очень легко. Иногда бывает действительно формалистическое произведение, а иногда произведение живое и настоящее, подлинное, но говорящее так, что непривыкшему к этому языку слушателю оно может показаться непонятным. Такое явление было с 9‑й симфонией Бетховена, которая была современникам не по плечу, а это произведение, вполне отвечающее понятию реализма в искусстве. Здесь очень трудная проблема. Говорить о музыканте, что его произведение формалистическое, потому что я его не понял, не всегда правильно будет.
[А. Г. Мордвинов: А Вейнберга произведение?]
Глубоко формалистично. Очень талантливый человек, который, с моей точки зрения, написал отвратительную музыку. А трио Шостаковича – это произведение, которое производит впечатление не только на музыкантов, но и на широкие массы. Оно имеет успех у очень широкой аудитории. Когда исполняется это произведение, зал наполнен, и оно находит отклик у самых широких кругов. Одни высоко ценят 8-ю симфонию, другие нет, но смешивать Вейнберга и Шостаковича в одну кучу – это ошибка.
М. Б. Храпченко: Шостакович дважды получал премию: за 7-ю симфонию и за квартет[13].
А. М. Герасимов: Вот голос человека, который не считает себя знатоком музыки, голос совершенно откровенный, и я не хочу ломать из себя персону, которая во всем понимает: Шостаковича квартет не дошел до меня, в трио, причем должен оговориться – заключительная часть – тронула меня за душу. Заключительная часть меня тронула в трио, а остальное – нет.
И. М. Москвин: Решение должно быть: одно трио или плюс 8‑я симфония.
М. Б. Храпченко: Есть предложение 8-ю симфонию переголосовать, или ее исключить.
И. М. Москвин: Открытым голосованием это нельзя решить.
А. А. Фадеев: Открытым голосованием это нельзя решить. Если бы было единодушное мнение, что снять 8-ю симфонию и дать за трио, мы могли бы обойтись без переголосования, а здесь приходится переголосовать.
А. Б. Гольденвейзер: В сомнительных случаях мы должны постановить – переголосовать, а открытым голосованием отменять закрытую баллотировку нельзя.
М. Б. Храпченко: Предложить товарищам 8-ю симфонию и трио отдельно голосовать, и кто против 8‑й симфонии, тот ее вычеркнет.
С. М. Михоэлс: И нужно приписывать – 1‑я или 2‑я премия.
Р. М. Глиэр: Итак, Шостакович перебаллотируется за оба произведения.
Источник: http://sglavatskih.narod.ru
Биографическая справка
Щербаков Александр Сергеевич
(27.09.1901, Руза Московской губернии – 10.05.1945, Москва)
Партийный деятель, генерал-полковник (1943). Сын рабочего, брат жены А. А. Жданова. Учился в Коммунистическом институте имени Я. М. Свердлова (не окончил). Образование получил в Институте красной профессуры (1932). С 1912 работал на заводе. В 1918 вступил в РКП(б). Во время Гражданской войны – на комсомольской работе в Рыбинске, затем – в ЦК РКСМ. В 1932–1936 работал в аппарате ЦК ВКП(б), «кадровый аппаратчик». С 1934 1‑й секретарь Союза писателей СССР. Хотя формально Союз возглавлял М. Горький, все административные, хозяйственные и политические вопросы решались Щербаковым. В 1935–1936 завотделом культурно-просветительской работы ЦК ВКП(б). В 1936–1937 2‑й секретарь Ленинградского, в 1937–1938 1‑й секретарь Восточно-Сибирского (Иркутского) обкома ВКП(б). В 1938 1‑й секретарь Донецкого (Сталинского) обкома КП(б) Украины. С 1938 1‑й секретарь Московского областного и городского комитетов ВКП(б). С 1939 член ЦК ВКП(б) и с 22.03.1939 Оргбюро ЦК. Н. С. Хрущев назвал его характер «ядовитым, змеиным». В 1941 его карьера пережила еще более блестящий взлет: 4.05.1941 он стал секретарем ЦК, а с 21.07.1941 – кандидатом в члены Политбюро. Одновременно с июня 1942 Щербаков также занял пост начальника Главного политического управления РККА, в 1942–1943 заместитель наркома обороны СССР, председатель Совета военно-политической пропаганды, начальник Совинформбюро. В 1943–1945 также был завотделом международной информации ЦК ВКП(б). Таким образом, в его руках И. В. Сталин сосредоточил огромную политическую власть. Безраздельно руководил всей пропагандистской и контрольно-политической машиной РККА. Во время войны Щербаков по своим каналам пытался раздобыть оперативную информацию и доложить ее Сталину первым, в обход Генштаба, и так повысить свой авторитет. По воспоминаниям Н. С. Хрущева, «он и сам глушил крепкие напитки, и других втягивал в пьянство в угоду Сталину». Умер от сердечного приступа после сильного запоя. «Берия тогда правильно говорил, – вспоминал Хрущев, – что Щербаков умер потому, что страшно много пил. Опился и помер». Прах погребен в Кремлевской стене. В 1952–1953, когда начало раскручиваться «дело врачей», часть из них были в т. ч. обвинены в том, что довели Щербаков до смерти неправильным лечением.
Указ Президиума Верховного Совета СССР
«О Почетном Знаке Лауреата Сталинской премии»
Во изменение Указа Президиума Верховного Совета СССР от 8 сентября 1943 г. «Об учреждении Почётного Знака Лауреата Сталинской премии» Президиум Верховного Совета Союза Советских Социалистических Республик постановляет:
1. Утвердить новый образец Почётного Знака Лауреата Сталинской премии.
2. Утвердить описание нового Почётного Знака Лауреата Сталинской премии.
3. Установить, что Почётный Знак Лауреата Сталинской премии носится на правой стороне груди выше орденов и медалей СССР.
Описание Почетного Знака Лауреата Сталинской премии
1. Почётный Знак Лауреата Сталинской премии имеет вид правильного круга диаметром 23 мм, толщиной 2 мм.
На лицевой стороне Почётного Знака в центре барельеф товарища Сталина в профиль, окаймленный снизу и справа лавровой ветвью.
На оборотной стороне медали надпись: «Лауреат Сталинской премии» и год присуждения Сталинской премии.
2. Почётный Знак Лауреата Сталинской премии изготовляется:
для лауреатов Сталинской премии первой степени – из золота;
для лауреатов Сталинской премии второй степени – из серебра с золотым барельефом; для лауреатов Сталинской премии третьей степени – из бронзы с серебряным барельефом.
3. Почётный Знак соединен при помощи ушка и колечка с прямоугольной пластинкой высотой 15 мм и шириной 24 мм. Внутренняя часть пластинки покрыта красной муаровой лентой. На оборотной стороне пластинки имеется стальная булавка для прикрепления Почётного Знака к одежде.
Постановление Совета Народных Комиссаров Союза ССР
«О присуждении Сталинских Премий в области искусства и литературы за 1943–1944 годы»
Совет Народных Комиссаров Союза ССР постановляет:
Присудить Сталинские Премии за выдающиеся работы 1943 и 1944 годов в области:
I. КРУПНЫЕ МУЗЫКАЛЬНО-СЦЕНИЧЕСКИЕ И ВОКАЛЬНЫЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ (ОПЕРА, БАЛЕТ, ОРАТОРИЯ, КАНТАТА)
Премию ПЕРВОЙ степени в размере 100.000 рублей
1. ШАПОРИНУ Юрию Александровичу, заслуженному деятелю искусств РСФСР, профессору Московской Государственной консерватории имени П. М. Чайковского – за ораторию «Сказание о битве за русскую землю».
Премию ВТОРОЙ степени в размере 50.000 рублей
1. ШТОГАРЕНКО Андрею Яковлевичу – за кантату «Украина моя».
II. КРУПНЫЕ ИНСТРУМЕНТАЛЬНЫЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ
Премии ПЕРВОЙ степени в размере 100.000 рублей
1. МЯСКОВСКОМУ Николаю Яковлевичу, заслуженному деятелю искусств РСФСР, профессору Московской государственной консерватории имени П. И. Чайковского – за квартет № 9.
2. ПРОКОФЬЕВУ Сергею Сергеевичу, заслуженному деятелю искусств РСФСР – за симфонию № 5 и сонату № 8.
3. ХАЧАТУРЯНУ Араму Ильичу, заслуженному деятелю искусств РСФСР и Армянской ССР – за симфонию № 2.
Премии ВТОРОЙ степени в размере 50.000 рублей.
1. БАЛАНЧИВАДЗЕ Андрею Мелитоновичу, заслуженному деятелю искусств Грузинской ССР, профессору Тбилисской Государственной консерватории – за симфонию № 1.
2. ПОПОВУ Гавриилу Николаевичу – за симфонию № 2.
3. РАКОВУ Николаю Петровичу, профессору Московской Государственной консерватории имени П. И. Чайковского – за концерт для скрипки с оркестром.
4. ФЕЙНБЕРГУ Самуилу Евгеньевичу, заслуженному деятелю искусств РСФСР, профессору Московской Государственной консерватории имени П. И. Чайковского – за концерт для фортепьяно с оркестром.
III. ПРОИЗВЕДЕНИЯ МАЛЫХ ФОРМ
Премии ПЕРВОЙ степени в размере 100.000 рублей.
1. ГЛИЭРУ Рейнгольду Морицовичу, народному артисту СССР, профессору Московской Государственной консерватории имени П. И. Чайковского – за концерт для голоса с оркестром.
2. ЗАХАРОВУ Владимиру Григорьевичу, народному артисту СССР – за песни: «Слава Советский державе», «Величальная И. В. Сталину», «Про пехоту», «Куда б ни шел, ни ехал», «Величальная В. М. Молотову», «Стань лицом на Запад», «Про Катюшу».
Премии ВТОРОЙ степени в размере 50.000 рублей
1. ШОСТАКОВИЧУ Дмитрию Дмитриевичу, заслуженному деятелю искусств РСФСР, профессору Московской Государственной консерватории имени П. И. Чайковского – за трио.
2. ЧЕМБЕРДЖИ Николаю Карповичу – за струнный квартет.
3. НОВИКОВУ Анатолию Григорьевичу – за песни: «Вася-Василёк», «Где орел раскинул крылья», «Ветер студеный», «Партизанская думка», «Пять пуль» и другие.
IV. КОНЦЕРТНО-ИСПОЛНИТЕЛЬСКАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ
Премии ПЕРВОЙ степени в размере 100.000 рублей
1. ГОЛОВАНОВУ Николаю Семеновичу – дирижеру.
2. ГИЛЕЛЬСУ Эмилю Григорьевичу – пианисту.
3. КВАРТЕТУ имени Бетховена в составе: БОРИСОВСКОГО Вадима Васильевича, заслуженного деятеля искусств РСФСР, профессора Московской Государственной консерватории имени П. И. Чайковского, ЦЫГАНОВА Дмитрия Михайловича, заслуженного деятеля искусств РСФСР, профессора Московской Государственной консерватории имени П. И. Чайковского, ШИРИНСКОГО Василия Петровича, заслуженного деятеля искусств РСФСР, доцента Московской Государственной консерватории имени П. И. Чайковского, ШИРИНСКОГО Сергея Петровича, заслуженного деятеля искусств РСФСР, доцента Московской государственной консерватории имени П. И. Чайковского.
4. МРАВИНСКОМУ Евгению Александровичу, заслуженному артисту РСФСР – дирижеру.
Премии ВТОРОЙ степени в размере 50.000 рублей
1. КВАРТЕТУ имени Комитаса в составе: АСЛАМАЗЯНА Сергея Захаровича, заслуженного деятеля искусств Армянской ССР, БАЛАБАНЯНА Никиты Карповича, заслуженного деятеля искусств Армянской ССР, ТЕР-ГАБРИЕЛЯНА Авета Карповича, заслуженного деятеля искусств Армянской ССР, ТЕРИАНА Михаила Никитича, заслуженного деятеля искусств Армянской ССР.
2. ПАНТОФЕЛЬ-НЕЧЕЦКОЙ Деборе Яковлевне, заслуженной артистке РСФСР, певице.
Премии ПЕРВОЙ степени в размере 100.000 рублей
1. ГЕРАСИМОВУ Александру Михайловичу, народному художнику СССР – за картину «Портрет старейших художников».
2. АВИЛОВУ Михаилу Ивановичу, заслуженному деятелю искусств РСФСР – за картину «Поединок на Куликовом поле».
Премии ВТОРОЙ степени в размере 50.000 рублей
1. ЕФАНОВУ Василию Прокофьевичу – за картину «У больного Горького».
2. ИВАНОВУ Виктору Семеновичу, КОКОРЕКИНУ Александру Александровичу, ГОЛОВАНОВУ Леониду Федоровичу, КОРЕЦКОМУ Виктору Борисовичу – за серию военных плакатов.
3. ПАХОМОВУ Александру Федоровичу – за серию литографий «Ленинград в дни блокады».
4. РОМАДИНУ Николаю Михайловичу – за серию пейзажей «Волга – русская река».
Премии ВТОРОЙ степени в размере 50.000 рублей
1. АЗГУРУ Заиру Исааковичу, народному художнику БССР – за портреты: дважды Героя Советского Союза Молодчего, Героя Советского Союза Родимцева, Героя Советского Союза Сельницкого.
2. ОРЛОВУ Сергею Михайловичу – за скульптуру «Мать», фарфоровые группы «Александр Невский» и «Сказка».
Премию ПЕРВОЙ степени в размере 100.000 рублей
1. ГЕЛЬФРЕЙХУ Владимиру Георгиевичу, члену-корреспонденту Академии архитектуры СССР, РОЖИНУ Игорю Евгеньевичу – за архитектурные проекты станции Московского метрополитена «Электрозаводская» и верхнего вестибюля станции Московского метрополитена «Новокузнецкая».
Премии ВТОРОЙ степени в размере 50.000 рублей
1. ДУШКИНУ Алексею Николаевичу – за архитектурный проект станции Московского метрополитена «Завод имени Сталина».
2 РОМАНОВСКОМУ Ивану Михайловичу, инженер-подполковнику, ВАСИЛЬКОВСКОМУ Сергею Владимировичу, АРЕФЬЕВУ Александру Васильевичу, кандидату архитектурных наук – за проект жилого городка при заводе в г. Гурьеве, Казахской ССР.
Премии ПЕРВОЙ степени в размере 100.000 рублей
1. ХМЕЛЕВУ Николаю Павловичу, народному артисту СССР; МОСКВИНУ Ивану Михайловичу, народному артисту СССР; ТАРАСОВОЙ Алле Константиновне, народной артистке СССР; ШЕВЧЕНКО Фаине Васильевне, народной артистке РСФСР; ДМИТРИЕВУ Владимиру Владимировичу, заслуженному деятелю искусств РСФСР – за спектакль «Последняя жертва» в Московском орденов Ленина и Трудового Красного Знамени Художественном Академическом театре СССР имени М. Горького.
2. КЕДРОВУ Михаилу Николаевичу, народному артисту РСФСР, БОЛДУМАНУ Михаилу Пантелеймоновичу, заслуженному артисту РСФСР, ПРУДКИНУ Марку Исааковичу, народному артисту РСФСР, ТОПОРКОВУ Василию Осиповичу, народному артисту РСФСР, ПОПОВОЙ Вере Николаевне, заслуженной артистке РСФСР, ЭЗОВУ Лазарю Давидовичу, артисту – за спектакль «Глубокая разведка» в Московском орденов Ленина и Трудового Красного Знамени Художественном Академическом театре СССР имени М. Горького.
3. ЗАВАДСКОМУ Юрию Александровичу, народному артисту РСФСР и Казахской ССР – за постановку спектаклей «Нашествие», «Отелло» и «Встреча в темноте» в Московском драматическом театре имени Моссовета.
4. ИЛЬИНСКОМУ Александру Константиновичу, народному артисту БССР, СЕРГЕЙЧИКУ Тимофею Николаевичу, народному артисту БССР, МОЛЧАНОВУ Павлу Степановичу, народному артисту БССР, ЛОЙТЕРУ Нохуму Борисовичу, режиссеру, ЛЮБАНУ Исааку Исааковичу, композитору – за спектакль «Нестерка» во Втором Белорусском Государственном драматическом театре (гор. Витебск).
Премии ВТОРОЙ степени в размере 50.000 рублей
1. ЗЕРКАЛОВОЙ Дарье Васильевне, заслуженной артистке РСФСР, ЗУБОВУ Константину Александровичу, народному артисту РСФСР – за спектакль «Пигмалион» в Государственном ордена Ленина Академическом Малом театре.
2. ОБРАЗЦОВУ Сергею Владимировичу, заслуженному артисту РСФСР – за выдающуюся работу в области кукольного театра.
3. ВОЛКОВУ Леониду Андреевичу, народному артисту РСФСР, КОЛЕСАЕВУ Валентину Сергеевичу, ВОРОНОВУ Ивану Дмитриевичу, НЕЙМАНУ Матвею Семеновичу – за спектакль «Город мастеров» в Центральном Детском театре.
Премии ПЕРВОЙ степени в размере 100.000 рублей
1. ДАВЫДОВОЙ Вере Александровне, заслуженной артистке РСФСР – за выдающиеся достижения в области оперного искусства и концертно-исполнительской деятельности.
2. ДАНИЭЛЯН Айкануш Багдасаровне, народной артистке СССР – за исполнение ролей Антониды в опере «Иван Сусанин», Маргариты Валуа в опере «Гугеноты» в Ереванском ордена Ленина театре оперы и балета имени Спендиарова.
3. ЛИТВИНЕНКО-ВОЛЬГЕМУТ Марии Ивановне, народной артистке СССР – за выдающиеся достижения в области оперного искусства.
4. МАКСАКОВОЙ Марии Петровне, заслуженной артистке РСФСР – за выдающиеся достижения в области оперного искусства и концертно-исполнительской деятельности.
Премии ВТОРОЙ степени в размере 50.000 рублей
1. ХАЙКИНУ Борису Эммануиловичу, заслуженному деятелю искусств РСФСР – за постановку оперы «Иоланта» в Ленинградском ордена Ленина Академическом Малом оперном театре
2. КУГУШЕВУ Георгию Ивановичу, режиссеру, ВИКС Марии Густавовне, заслуженной артистке РСФСР, ДЫБЧО Сергею Афанасьевичу, заслуженному артисту РСФСР, ЕМЕЛЬЯНОВОЙ Полине Александровне, артистке – за спектакль «Табачный капитан» в Свердловском Государственном театре музыкальной комедии.
3. ИВАНОВУ Алексею Петровичу, солисту Государственного ордена Ленина Академического Большого театра Союза ССР – за исполнение ролей Демона в опере «Демон», Риголетто в опере «Риголетто», черта в опере «Черевички» и комиссара в опере «В огне».
Премию ПЕРВОЙ степени в размере 100.000 рублей 1. СЕРГЕЕВУ Константину Михайловичу, заслуженному артисту РСФСР, солисту балета Ленинградского Государственного ордена Ленина Академического театра оперы и балета имени Кирова – за выдающиеся достижения в области балетного искусства.
Премии ВТОРОЙ степени в размере 50.000 рублей
1. БУРМЕЙСТЕРУ Владимиру Павловичу, заслуженному артисту РСФСР, СОРОКИНОЙ Марии Сергеевне, заслуженной артистке РСФСР – за спектакли «Лола» и «Шехерезада» в Государственном музыкальном театре имени К. С. Станиславского и В. И. Немировича-Данченко.
2. ЕРМОЛАЕВУ Алексею Николаевичу, народному артисту БССР, солисту балета Государственного ордена Ленина Академического Большого театра Союза ССР – за выдающиеся достижения в области балетного искусства.
3. ТУРГУНБАЕВОЙ Мукаррам, народной артистке Узбекской ССР – за выдающееся исполнение узбекских народных танцев.
Премии ПЕРВОЙ степени в размере 100.000 рублей
1. ПЕТРОВУ Владимиру Михайловичу, заслуженному артисту РСФСР, режиссеру, ДИКОМУ Алексею Денисовичу, заслуженному артисту РСФСР, ГИНДИНУ Михаилу Ефимовичу, оператору – за кинокартину «Кутузов».
2. ЭЙЗЕНШТЕЙНУ Сергею Михайловичу, заслуженному деятелю искусств РСФСР, режиссеру, ЧЕРКАСОВУ Николаю Константиновичу, народному артисту РСФСР, БИРМАН Серафиме Германовне, заслуженной артистке РСФСР, МОСКВИНУ Андрею Николаевичу, заслуженному деятелю искусств РСФСР, оператору, ТИССЕ Эдуарду Казимировичу, заслуженному деятелю искусств РСФСР, оператору, ПРОКОФЬЕВУ Сергею Сергеевичу, заслуженному деятелю искусств РСФСР, композитору – за кинокартину «Иван Грозный» (1‑я серия).
3. АРНШТАМУ Лео Оскаровичу, режиссеру, ВОДЯНИЦКОЙ Галине Владимировне, артистке, ШЕЛЕНКОВУ Александру Владимировичу, оператору – за кинокартину «Зоя».
4. ЧИАУРЕЛИ Михаилу Эдишеровичу, народному артисту Грузинской ССР, режиссеру, ХОРАВА Акакию Алексеевичу, народному артисту СССР, АНДЖАПАРИДЗЕ Верико Ивлиевне, народной артистке Грузинской ССР, ЗАКАРИАДЗЕ Сергею Александровичу, заслуженному деятелю искусств Грузинской ССР, ДИГМЕЛОВУ Александру Давидовичу, оператору – за кинокартину «Георгий Саакадзе» (2‑я серия).
5. ДОНСКОМУ Марку Семеновичу, заслуженному деятелю искусств Туркменской ССР, режиссеру, УЖВИЙ Наталии Михайловне, народной артистке СССР, АЛИСОВОЙ Нине Ульяновне, артистке – за кинокартину «Радуга».
Премии ВТОРОЙ степени 1 размере 50.000 рублей
1. РООМУ Абраму Матвеевичу, режиссеру, ЖАКОВУ Олегу Петровичу, заслуженному артисту РСФСР, ВАНИНУ Василию Васильевичу, заслуженному артисту РСФСР – за кинокартину «Нашествие».
2. ПЫРЬЕВУ Ивану Александровичу, заслуженному деятелю искусств РСФСР, режиссеру, ГУСЕВУ Виктору Михайловичу, автору сценария, ЛАДЫНИНОЙ Марине Алексеевне, заслуженной артистке РСФСР, ЛЮБЕЗНОВУ Ивану Алексеевичу, артисту, САМОЙЛОВУ Евгению Валериановичу, артисту, ХРЕННИКОВУ Тихону Николаевичу, композитору – за кинокартину «В шесть часов вечера после войны».
3. РОММУ Михаилу Ильичу, заслуженному деятелю искусств РСФСР, КУЗЬМИНОЙ Елене Александровне, заслуженной артистке РСФСР, ЗАЙЧИКОВУ Василию Федоровичу, артисту, ВОЛЧОК Борису Израилевичу, оператору – за кинокартину «Человек № 217».
4. ЭРМЛЕРУ Фридриху Марковичу, заслуженному деятелю искусств РСФСР, МАРЕЦКОЙ Вере Петровне, народной артистке РСФСР, РАПОПОРТУ Вульфу Абрамовичу, оператору – за кинокартину «Она защищает Родину».
Премии ПЕРВОЙ степени в размере 100.000 рублей
1. АГАПОВУ Борису Николаевичу, сценаристу, ПОСЕЛЬСКОМУ Иосифу Михайловичу, режиссеру, ДОБРОНИЦКОМУ Виктору Васильевичу, оператору, ЦИТРОНУ Вульфу Самуиловичу, оператору, ХАВЧИНУ Абраму Львовичу, оператору – за кинокартину «Возрождение Сталинграда».
2. РАЙЗМАНУ Юлию Яковлевичу, режиссеру, КЛИМОВУ Аркадию Александровичу, оператору, МЕДВЕДЕВУ Леониду Васильевичу, оператору, ПОГОРЕЛОМУ Анатолию Ивановичу, оператору – за кинокартину «К вопросу о перемирии с Финляндией».
Премии ВТОРОЙ степени в размере 50.000 рублей
1. АФАНАСЬЕВУ Всеволоду Ивановичу, оператору, МОГИЛЕВСКОМУ Григорию Александровичу, оператору, СУЩИНСКОМУ Владимиру Александровичу, оператору, ШКОЛЬНИКОВУ Семену Семеновичу, оператору – за киносъемки на фронтах Отечественной войны.
2. БЕЛЯЕВУ Василию Николаевичу, режиссеру, БЫКОВУ Николаю Владимировичу, оператору, ГЛИДЕРУ Михаилу Моисеевичу, оператору, СУХОВОЙ Марии Ивановне, оператору – за кинокартину «Народные мстители».
3. ЗГУРИДИ Александру Михайловичу, режиссеру, ТРОЯНСКОМУ Глебу Александровичу, оператору, АСМУСУ Виктору Николаевичу, оператору – за кинокартину «В песках Средней Азии».
4. ДОЛИНУ Борису Генриховичу, режиссеру, КАБАЛОВУ Григорию Александровичу, оператору – за кинокартину «Закон великой любви».
Премии ПЕРВОЙ степени в размере 100.000 рублей
1. ШИШКОВУ Вячеславу Яковлевичу – за роман «Емельян Пугачев».
2. СТЕПАНОВУ Александру Николаевичу – за роман «Порт-Артур».
Премии ВТОРОЙ степени в размере 50.000 рублей
1. ГОРБАТОВУ Борису Леонтьевичу – за повесть «Непокоренные».
2. КАВЕРИНУ Вениамину Александровичу – за роман «Два капитана».
3. ВАСИЛЕВСКОЙ Ванде Львовне – за повесть «Просто любовь».
4. СИМОНОВУ Константину Михайловичу – за повесть «Дни и ночи».
Премии ПЕРВОЙ степени в размере 100.000 рублей
1. КУЛЕШОВУ Аркадию Александровичу – за поэму «Знамя бригады».
2. ТВАРДОВСКОМУ Александру Трифоновичу – за поэму «Василий Теркин».
3. СУРКОВУ Алексею Александровичу – за общеизвестные песни и стихи «Песня смелых», «За нашей спиной Москва», «Песня о солдатской матери», «Бьется в тесной печурке огонь», «Песня защитников Москвы», «Победа», «В смертном ознобе».
4. ЛОЗИНСКОМУ Михаилу Леонидовичу – за образцовый перевод в стихах произведения Данте «Божественная комедия».
Премии ВТОРОЙ степени в размере 50.000 рублей
1. АНТОКОЛЬСКОМУ Павлу Григорьевичу – за поэму «Сын».
2. ГУЛЯМУ Гафуру – за сборник стихов «Иду с Востока».
3. ПЕРВОМАЙСКОМУ Леониду Соломоновичу – за сборники стихов «День рождения» и «Земля».
4. ПРОКОФЬЕВУ Александру Андреевичу – за стихи «Россия», «Не отдадим», «Клятва», «Застольная», «За тебя, Ленинград».
Премию ПЕРВОЙ степени в размере 100.000 рублей
1 ТОЛСТОМУ Алексею Николаевичу – за пьесу «Иван Грозный».
Премию ВТОРОЙ степени в размере 50.000 рублей
1. МАРШАКУ Самуилу Яковлевичу – за пьесу «12 месяцев».
Свидетельства и мнения
Из очерка Соломона Волкова
«Первые Сталинские премии: Шостакович и другие»
В конце 1941 года вождю сообщили о том, что композитор завершил свою Седьмую симфонию, посвященную Ленинграду, в тот момент находившемуся в немецкой осаде. Судьба этого сочинения беспрецедентна. Срочно исполненная уже в марте 1942 года (сначала в Куйбышеве, а затем в Москве, причем обе премьеры проходили в присутствии автора, вывезенного по указанию Сталина из блокадного Ленинграда на специальном самолете) Седьмая обрела неслыханную в истории симфонического жанра немедленную политическую релевантность.
Как и Пятая, эта симфония-роман семантически амбивалентна. Напористый финал Пятой симфонии можно воспринимать и как недвусмысленную картину массового торжества, и как попытку иронического и трагического осмысления (в русле идей Михаила Бахтина) типичного для сталинской эпохи навязанного сверху карнавального энтузиазма.
В Седьмой симфонии такую же возможность полярных истолкований предоставляет первая часть: изображает ли зловещая маршевая тема с одиннадцатью вариациями, исполняемая с неуклонным лавинообразным нарастанием звучности (так называемый «эпизод нашествия») немецкую атаку на Советский Союз, как об этом было немедленно объявлено в мировой прессе, или же безжалостное разворачивание и разрастание сталинского репрессивного аппарата, как на это намекал сам композитор в разговорах с близкими ему людьми?
Полисемантичность Седьмой симфонии усилена ушедшим в подтекст религиозным мотивом: первоначально Шостакович (под влиянием Симфонии псалмов Стравинского, которую Шостакович чтил настолько, что сделанное им переложение для фортепиано этой великой партитуры XX века захватил с собой среди немногих пожитков, улетая из осажденного Ленинграда) планировал задействовать в ней хор, который должен был бы распеть отрывки из библейских Псалмов Давида.
Эти религиозные обертоны чутко воспринимались русскими слушателями, на следовавших одно за другим советских исполнениях симфонии неизменно плакавших: в тяжелые годы войны музыка Шостаковича производила катарсическое впечатление, ведь концертный зал хоть как-то заменял людям вытесненную из социалистического быта церковь. Важным символическим событием, способствовавшим превращению Симфонии в квазирелигиозное произведение, стало ее организованное по указанию Сталина – как настоящая военная операция – исполнение 9 августа 1942 года истощенными музыкантами в блокадном Ленинграде, уже обретшем к этому времени статус города-мученика.
Для демократического Запада, ради победы над Гитлером временно отказавшимся от своей антибольшевистской позиции и вступившим в союз со Сталиным, высшей точкой в общественно-политическом статусе Седьмой симфонии Шостаковича стала ее транслировавшаяся на все Соединенные Штаты нью-йоркская премьера, проведенная 19 июля 1942 года под управлением Артуро Тосканини; последовали сотни североамериканских исполнений, и появившийся на обложке журнала «Тайм» 36-летний Шостакович превратился в США, как и в Советском Союзе, в наиболее популярного современного «серьезного» композитора.
Седьмая симфония стала вторым, после Фортепианного квинтета, опусом Шостаковича, удостоенным Сталинской премии, и вновь – первой степени. Это случилось 11 апреля 1942 года, через месяц с небольшим после премьеры Симфонии – случай в анналах Сталинских премий беспрецедентный. Однако и геополитическая ситуация того времени была экстраординарной. Позади – судьбоносная битва за Москву, впереди – легендарная Сталинградская битва. В Вашингтоне объявили о готовности англоамериканских войск в ближайшее время открыть в Европе Второй фронт против Гитлера.
Сталин мало верил в скорое исполнение этих союзнических обещаний. Но для него был важен каждый культурный мостик, который помог бы связать две столь далекие в политическом плане стороны – Советский Союз и демократический Запад. Седьмая симфония Шостаковича давала такую возможность. Вот почему в тот момент Шостакович был, вероятно, наиболее ценимым композитором вождя. Но винить Шостаковича в этом мы не можем. Так уж легла тогда карта.
Вопрос в том, причислять ли Седьмую симфонию Шостаковича к соцреалистическим произведениям? И готовы ли мы объективно оценить весь огромный культурный слой сталинской эпохи? Это будет труд мучительный, но необходимый.
Юрий Тюрин «Оскар» за «Разгром под Москвой»
Впервые в истории нашего кино одна из популярнейших кинопремий была вручена в 1942 году советскому документальному фильму.
Ровесник XX века, выдающийся режиссер документального кино Илья Копалин пришел в кинематограф в 26 лет. Первую Государственную премию (тогда Сталинскую) получил в 1941 году за фильм «На Дунае». Всего у режиссера шесть Сталинских премий – как у К. Симонова и С. Михалкова.
Копалин был профессором ВГИКа, воспитал и сына Владимира кинодокументалистом. А сам снимал тружеников земли и первых космонавтов, героев Хасана и освобождение Чехословакии… Самая заметная, действительно знаменитая картина Ильи Петровича, которую он делал вместе со своим товарищем по студии Л. Варламовым, – «Разгром немецко-фашистских войск под Москвой». Это был первый полнометражный фильм о нашей Великой Победе в Московской битве.
Копалин вспоминал: «В эти дни коллектив студии работал с большим подъемом. Операторы возвращались с Западного фронта радостные и возбужденные – они привозили материалы о разгроме ненавистного врага, о доблести и славе советского оружия. Казалось, что тысячи фактов и событий невозможно уложить в одно законченное произведение, что из обширного материала трудно отбросить что-то как второстепенное. А между тем требовалась лаконичность, законченность формы и простота конструкции фильма».
С борта самолета кинокамера фиксировала на пленку бегство немцев из Клина. Были сняты бои за Калинин, конница генерала П. Белова, взятие нашими Яхромы. В фильм вошли кинодокументы о бесчинствах гитлеровцев в Ясной Поляне. Операторы побывали в штабе Западного фронта, наблюдали работу командующего фронтом генерала армии Г. Жукова. На своем КП запечатлен герой Московской битвы командарм К. Рокоссовский. Пятая симфония Чайковского звучит в фильме как символ неминуемого торжества русской культуры над темными силами фашистского варварства.
Особое место в картине «Разгром…» занимал ставший историческим парад на Красной площади Москвы 7 ноября 1941 года. Кинематографисты, дежурившие тогда на студии на Брянской улице (рядом с Киевским вокзалом), ничегошеньки не знали о готовящемся в глубокой тайне параде. И услышали начало речи Сталина с Мавзолея лишь по прямой радиотрансляции. Разумеется, выступление Верховного главнокомандующего они заснять не успели…
На третий день после парада, 10 ноября, Сталин согласился повторить свою речь в декорации трибуны Мавзолея, у себя в Кремле. Копалин с оператором нацелили объектив, да неожиданно запоролась пленка. Кинодокументалисты были в шоке. Сталин их успокоил: давайте второй раз. Он произнес свой текст наизусть, без бумажки. Когда вы будете смотреть фильм по телевидению, обратите внимание, что изо рта Сталина не идет пар, а ведь на Красной площади в тот день был морозец.
Премьера картины «Разгром немецко-фашистских войск под Москвой» состоялась 18 февраля 1942 года в кинотеатре «Художественный». В тот же день фильм был выпущен на экраны страны. Наградой авторам стала Сталинская премия.
Из письма Копалина жене (она была в эвакуации с двумя детьми), 12 февраля 1942 года:
«Милая, дорогая Надя!.. Ведь это, Надя, не просто фильм – это документ огромного политического значения. Мы сделали фильм за 20 дней и сдали его ровно в 12.30 ночи под Новый год. Большаков (тогдашний руководитель кино. – Ю. Т.) принял хорошо. Но через 4 дня посмотрел тов. Сталин и дал нам целый ряд замечаний, связанных со съемкой. Начались опять напряженные дни доделки фильма. Целые дни я был на морозе, то на аэродромах, то на поле, то в лесу. После всех исправлений тов. Сталин смотрел еще раз и опять дал ряд исправлений, связанных с переозвучанием, – опять спешка, опять бессонные ночи! И вот, Надя, только вчера, 10 февраля, все кончилось, все принято с хорошей оценкой, на студии просто праздник, и мы ходим героями. Был просмотр для прессы. Было полно народа – принимали очень хорошо. В субботу 14 февраля общественный просмотр в 1‑м кинотеатре, а с 18 февраля фильм выходит во всех театрах Москвы. Заказан тираж 800 копий – это очень много. Народ кто завидует мне, кто поздравляет – говорят, что я родился в сорочке… Как оценят фильм, узнаешь из газет. Московские газеты читай за 14 февраля. Об отношении к картине говорит тот факт, что сегодня в ЦК ВКП(б) собирают всех редакторов газет, где им будет сделано сообщение о фильме. В общем, Наденька, шуму много… Личная моя жизнь складывается из работы производственной и партийной (я ведь секретарь партбюро студии). За все время пребывания в Москве еще ни разу не был нигде, ни в кино, ни в театре. Живу больше на студии, там есть кушетка, одеяло (мое желтенькое, личное)…»
Фильм «Разгром немецко-фашистских войск под Москвой» был показан в 28 странах мира. В Америке лента была показана под названием MOSCOW STRIKES BACK (МОСКВА НАНОСИТ ОТВЕТНЫЙ УДАР). В 1942 году фильму была присуждена премия Американской Академии киноискусств как лучшему документальному иностранному фильму. Это был первый «Оскар», завоеванный нашими кинематографистами. Хранится он в Музее кино.
«Прокол» кинохроникеров (Воспоминания Семена Школьникова)
То, о чем я хочу вам рассказать, мне стало известно от моего бывшего довоенного шефа – старейшего кинооператора Ивана Ивановича Белякова, оператора Абрама Хавчина и звукооператора Виктора Котова. Все они имели прямое отношение к этому событию. А событие это – тот самый знаменитый военный парад на Красной площади 7 ноября 1941 года…
Но сначала об обстановке, которая сложилась в ту пору в стране.
Шел первый год войны. Немецкие войска победоносно шли по земле Советского Союза. С каждым днем они неуклонно приближались к Москве.
И вот наступил день 19 октября. Именно в этот день в Москве началась вселенская паника.
Я в этот день находился далеко от Москвы, в Саратовской области, в военном госпитале, после ранения на фронте. Начав поправляться, я стал, хотя и с трудом, выходить на улицу дышать свежим воздухом. И в тот день, 19 октября, когда я вышел за ворота госпиталя, увидел двух женщин, которые стояли неподалеку и горько плакали. От них я узнал, что немцы подошли к самой Москве и вот-вот войдут в город. Они сами слышали об этом по радио, и еще было сказано, что город на осадном положении… Во время их рассказа сквозь слезы к нам подходили и другие люди и подтверждали сказанное этими женщинами. Они тоже слышали по радио. Мне стало не по себе. Неужели мой город «откроет ворота» противнику? Потрясенный этой вестью, я пошел в госпиталь. Во дворе мне встретился замполит. Я стал рассказывать ему о только что услышанном, но он, не дослушав меня, досадливо махнул рукой и, сказав, что ему некогда, быстрым шагом ушел…
А в это время, как мне потом рассказывали, все, кто имел мало-мальски движущийся транспорт, грузились и двигались поспешно из Москвы. Шоссе, которое вело в город Горький (ныне Нижний Новгород), напоминало густо движущийся транспорт в часы пик в Москве.
Московская студия «Союзкинохроника» тоже принимала в этом посильное участие. Нашли грузовичок-пикап и, загрузив в него десять человек, тоже вклинились в поток беженцев. Предложили эвакуироваться и оператору Белякову, но он отказался, сославшись на то, что жена его очень больна. За отказ эвакуироваться из Москвы Иван Иванович приказом директора студии был уволен.
Беляков был единственным, кто многие годы был аккредитован как оператор, снимающий в Кремле. Вскоре его жена умерла. Он остался совсем один и без работы.
5 ноября к Белякову домой пришли двое военных из КГБ – полковник и майор. Они сказали, что он должен следовать за ними. Они привезли его на станцию метро «Маяковская». Когда они спустились по эскалатору вниз, станция была совершенно пуста. Оператору сообщили, что здесь, а не в Большом театре, завтра, 6 ноября, как всегда, состоится торжественное собрание, посвященное 24‑й годовщине Октябрьской революции, и здесь выступит товарищ Сталин. Беляков сказал, что он уволен со студии и поэтому не может принять участие в этой съемке. Военные сказали ему, чтобы он прекратил эти разговоры, так как отныне может считать себя восстановленным на работе.
Эта съемка прошла успешно.
А на следующий день, 7 ноября 1941 года, несмотря на близость немецких войск от Москвы, решили, что военный парад все равно должен состояться. Традиция не должна быть нарушена.
Обычно парады начинались в 10 часов утра. Операторы приходили за полчаса до начала. Ассистенты же привозили съемочную аппаратуру загодя, часам к восьми. И на этот раз они появились в это же время, но были крайне удивлены, что войска уже построены. Так рано? И на мавзолее уже стоял Сталин, и все правительство. Ассистенты не растерялись и, быстро сообразив, начали снимать. А Сталин уже произносил свою речь. Но синхронную аппаратуру уже не было времени установить, да и толку бы не было, если б и успели: все равно звукооператора не было. И ассистенты сняли весь парад, в том числе и выступление Сталина, без звука.
Когда на Красную площадь, как обычно, пришли операторы, она была уже пуста. Парад закончился. Войска с Красной площади прямиком ушли на передовые позиции. Линия фронта проходила недалеко от столицы.
На опустевшей площади кинохроникеры стояли с унылым видом, подавленные. Они здорово струхнули. Что с ними будет? Ведь Сталин никогда не выступал с речью с трибуны мавзолея. В общем, съемка была сорвана. Чем все это закончится для них, трудно даже предположить…
И тут неожиданно к оператору Белякову подошел генерал КГБ Н. Кузмичев и говорит: «Правительство знает, что речь товарища Сталина не снята… – Иван Иванович аж побледнел от ужаса. А генерал продолжает: – …не по вашей вине, а по вине наших органов, которые не предупредили вас об изменении времени начала парада». Как потом вспоминал Беляков, при этом известии ноги его стали ватными. А генерал-лейтенант Власик (начальник охраны Сталина) предложил операторам в 17.00 быть в здании КГБ на площади Дзержинского (ныне опять Лубянская площадь).
На свидание с Власиком пришли режиссер Леонид Варламов и операторы Иван Беляков и Марк Трояновский.
Генерал Власик сказал им, что товарищ Сталин придает большое значение своему выступлению на Красной площади и предлагает снять его заново – синхронно. Но где? Не выведешь же Сталина днем на мавзолей… И тогда кто-то предложил такое решение.
В Большом Кремлевском дворце построили из фанеры часть трибуны мавзолея, покрасили под мрамор и поставили микрофоны. Были открыты все окна в зале, чтобы охладить воздух с тем, чтобы изо рта выступающего выходил пар, как на улице. Кинематографисты были готовы к ответственной съемке.
В 12.00 в зал вошел Сталин. Он сказал, что готов повторить свою речь сколько понадобится с тем, чтобы быть полностью уверенным в том, что съемка получилась. Снимали двумя синхронными камерами «Дебри-супер парво». Звукооператор был Виктор Котов.
Закончилась съемка, и Сталин удалился.
На студии отснятую пленку срочно проявили, отпечатали позитив и увидели, что этот материал, конечно же, отличался более высоким качеством, чем отснятый ассистентами на рассвете на Красной площади. И как ни остужали зал, раскрыв все окна в зале во время съемки, пар изо рта не выходил. Но зритель этого не замечал. Зритель воспринимал весь сюжет как единое целое…
Отснятый парад и досъемка Сталина были вмонтированы в полнометражный документальный фильм «Разгром немецко-фашистских войск под Москвой» – первый советский фильм, который американская киноакадемия признала лучшим иностранным фильмом 1942 года. Он был награжден «Оскаром». Режиссеры фильма – Леонид Варламов и Илья Копалин.
Фильм имел огромный успех во всех странах, не входящих в гитлеровскую коалицию.
Газета «Правда» 22.03.1943–04.04.1943.
Обмен телеграммами между лауреатами Сталинской премии за 1942 г. и И. В. Сталиным
Москва, Кремль, товарищу СТАЛИНУ
Дорогой Иосиф Виссарионович!
Окрыленный высокой наградой правительства – премией Вашего имени – обещаю Вам и дальше отдавать все мои силы, знания и способности художника-скульптора увековечиванию подвигов нашего героического народа, его славных сынов и дочерей. Пусть светлые образы тех, кто с Вашим именем на устах, не щадя жизни борется за лучшее будущее человечества, станут достоянием потомства.
Внося в фонд Главного Командования сумму премии 100.000 рублей твердо верю, что близок тот час, когда под Вашим мудрым руководством наша доблестная Красная Армия разгромит ненавистного врага и изгонит его с нашей родной земли.
Ярославль, скульптору
товарищу Матвею Генриховичу МАНИЗЕРУ
Примите мой привет и благодарность Красной Армии, Матвей Генрихович, за Вашу заботу о Красной Армии.
Москва, Кремль,
товарищу Иосифу Виссарионовичу СТАЛИНУ
Дорогой Иосиф Виссарионович!
Сердечно благодарен Советскому правительству за высокую оценку моей оперы «Емельян Пугачев». Премию, причитающуюся мне в размере 100.000 рублей, вношу на строительство самолетов.
Построенный самолет прошу назвать именем борца за свободу и счастье русского народа Емельяна Пугачева и передать его в распоряжение командования Северо-Западного фронта.
Желаю Вам, дорогой Иосиф Виссарионович здоровья и сил на многие годы.
Композитору товарищу Мариану Викторовичу КОВАЛЮ
Примите мой привет и благодарность Красной Армии, Мариан Викторович, за Вашу заботу о воздушных силах Красной Армии.
Ваше желание будет исполнено.
Москва, Кремль,
товарищу Иосифу Виссарионовичу СТАЛИНУ
Дорогой Иосиф Виссарионович!
С чувством глубокой радости я узнал о присуждении моему балету «Гаянэ» Сталинской премии 1942 года.
Родная Советская власть, заботы Советского правительства о художественной интеллигенции нашей страны обусловили мой творческий рост, дали мне возможность моим творческим трудом участвовать в строительстве советской музыкальной культуры.
В суровые дни великой отечественной войны каждый из нас обязан помогать всеми средствами делу борьбы советского народа с заклятыми врагами нашими – немецкими оккупантами, поэтому вношу свою премию 100.000 рублей в особый фонд Главного Командования вооруженными силами Советского Союза.
Желаю Вам, дорогой Иосиф Виссарионович, ведущему советский народ к победе над немецко-фашистскими захватчиками, здоровья на долгие и долгие годы.
Композитору товарищу Араму Ильичу ХАЧАТУРЯНУ
Примите мой привет и благодарность Красной Армии, Арам Ильич, за Вашу заботу о вооруженных силах Советского Союза.
«Правда», 25.03.1943:
Москва, Кремль, товарищу СТАЛИНУ
Дорогой великий учитель Иосиф Виссарионович!
Я глубоко взволнован присуждением мне Сталинской премии за мой скромный труд – создание первой узбекской героической симфонии, посвященной 25 годовщине Великой Октябрьской Социалистической революции и героям отечественной войны. Я, композитор узбек, принадлежу народу, который до Октябрьской революции не имел монументальных форм музыкального искусства. Партия Ленина – Сталина, братская помощь великого русского народа подняли мою страну и мой народ на огромную культурно-экономическую высоту. Я лично от всей души благодарю Вас, дорогой Иосиф Виссарионович, партию большевиков и Советское правительство.
Звание лауреата Сталинской премии еще более вдохновляет меня на создание новых произведений и поднятие музыкальной культуры узбекского народа. Все свои силы и способности и свою жизнь я с радостью отдаю своей Родине, народу, великому Сталину. Для быстрейшего разгрома фашистских варваров я передаю присужденную мне Сталинскую премию в сумме 50.000 рублей в фонд постройки авиаэскадрильи и танковой колонны под названием «Лауреаты Сталинской премии».
Ташкент, лауреату Сталинской премии народному артисту Узбекской ССР орденоносцу Мухтар АШРАФИ
Примите мой привет и благодарность Красной Армии, товарищ Ашрафи, за Вашу заботу о вооруженных силах Советского Союза.
Москва, Кремль,
товарищу СТАЛИНУ Иосифу Виссарионовичу
Дорогой Иосиф Виссарионович!
Приношу горячую признательность Советскому Правительству за столь высокую опенку моей артистической деятельности.
Беззаветно любя свою великую Родину, от всего сердца вношу причитающуюся мне премию в сумме 100.000 рублей в фонд Главного Командования.
Народный артист СССР, лауреат Сталинской премии
Народному артисту СССР, лауреату Сталинской премии товарищу Александру ПИРОГОВУ
Примите мой привет и благодарность Красной Армии, Александр Степанович, за Вашу заботу о вооруженных силах Советского Союза.
Москва, Кремль, товарищу СТАЛИНУ
Дорогой Иосиф Виссарионович!
В течение всей войны маленькие сторожевые катера Черноморского флота героически несут повседневную боевую службу. Каждый новый катер – новый удар по врагу. Потому всю присуждённую мне премию Вашего имени за книгу рассказов «Морская душа» вношу на постройку еще одного такого катера. Прошу Вашего разрешения назвать его «Морская душа» и зачислить в 4‑й дивизион сторожевых катеров Черноморского флота.
Товарищу СОБОЛЕВУ Леониду
Примите мой привет и благодарность Красной Армии, Леонид Сергеевич, за Вашу заботу о вооруженных силах Советского Союза.
Ваше желание будет исполнено.
Москва, Кремль,
товарищу Иосифу Виссарионовичу СТАЛИНУ
Дорогой Иосиф Виссарионович!
Всем сердцем благодарю Советское Правительство за высокую оценку моей работы, как сценариста кинофильма «Машенька».
Клянусь клятвой гражданина Советской страны и командира Красной Армии – все свои силы и жизнь отдать за победу и славу нашей великой Родины. Полученную мною премию вношу в фонд строительства бомбардировщиков дальнего действия.
Писателю Евгению Осиповичу ГАБРИЛОВИЧУ
Примите мой привет и благодарность Красной Армии, Евгений Осипович, за Вашу заботу о воздушных силах Красной Армии.
«Правда», 26.03.1943:
Москва, ЦК ВКП/б/, товарищу СТАЛИНУ
Дорогой Иосиф Виссарионович!
Для скорейшего разгрома ненавистного врага я внес из личных сбережений 50.000 рублей для постройки танков.
Оргкомитет Союза советских художников СССР, художнику Александру ГЕРАСИМОВУ
Примите мой привет и благодарность Красной Армии, товарищ Герасимов, за Вашу заботу о бронетанковых силах Красной Армии.
«Правда», 27.03.1943:
Москва, Кремль, товарищу СТАЛИНУ
Дорогой Иосиф Виссарионович! В ответ на ту высокую награду, которую я от Вас получила, будет моя работа по искусству в передаче молодежи моих знаний, опыта и мастерства. Всю премию мою – 100 тысяч рублей вношу на оборону моего родного Ленинграда.
Спасибо Вам, Иосиф Виссарионович!
Народной артистке СССР, орденоносцу, лауреату Сталинской премии товарищу МИЧУРИНОЙ-САМОЙЛОВОЙ
Примите мой привет и благодарность Красной Армии, Вера Аркадьевна, за Вашу заботу об обороне г. Ленинграда.
Кремль, товарищу СТАЛИНУ
Дорогой Иосиф Виссарионович!
Вношу свою премию 100 тысяч рублей на строительство танковой колонны «За Радянську Украину». От всего сердца
желаю Вам, дорогой Иосиф Виссарионович, здоровья и сил на долгие, долгие годы.
Товарищу Александру КОРНЕЙЧУКУ
Примите мой привет и благодарность Красной Армии, Александр Евдокимович, за Вашу заботу о бронетанковых силах Красной Армии.
Москва, Кремль, товарищу СТАЛИНУ
Дорогой Иосиф Виссарионович!
Передаю свою премию – 100 тысяч рублей на строительство боевого самолета и прошу Вас разрешить назвать этот самолет «Варшава» – в честь героических защитников города Варшавы от немецких оккупантов в 1939 году.
Товарищу ВАНДЕ ВАСИЛЕВСКОЙ
Примите мой привет и благодарность Красной Армии, Ванда Львовна, за Вашу заботу о воздушных силах Красной Армии.
Ваше желание будет исполнено.
«Правда», 28.03.1943:
Москва, Кремль,
товарищу Иосифу Виссарионовичу СТАЛИНУ
Дорогой Иосиф Виссарионович!
Сердечно благодарен Правительству за награждение меня премией Вашего имени.
Премию, присужденную мне, в размере 50.000 рублей, вношу в фонд Главного Командования.
От всей души желаю Вам здоровья и сил на многие годы.
Народному артисту РСФСР
товарищу Никандру Сергеевичу ХАНАЕВУ
Примите мой привет и благодарность, Никандр Сергеевич, за Вашу заботу о Вооруженных силах Советского Союза.
Москва, Кремль, товарищу СТАЛИНУ
Дорогой Иосиф Виссарионович!
Принося горячую благодарность Советскому правительству за высокую оценку нашей работы в спектакле «Вильгельм Телль», поставленном Большим театром СССР в Куйбышеве, и движимые чувством беззаветной любви и преданности к нашей Родине, мы передаем присужденную нам премию в сумме 100.000 рублей в фонд Главного командования на постройку эскадрильи «Лауреат Сталинской премии».
Заслуженному деятелю искусств тов. Александру Шамильевичу МЕЛИК-ПАШАЕВУ, Заслуженной артистке РСФСР тов. КРУГЛИКОВОЙ, Заслуженной артистке PCФCP тов. ШПИЛЛЕР, Заслуженному артисту РСФСР тов. БАТУРИНУ, Режиссеру-балетмейстеру тов. ЗАХАРОВУ, художнику тов. ВИЛЬЯМС
Примите мой привет и благодарность Красной Армии, товарищи Мелик-Пашаев, Кругликова, Шпиллер, Батурин, Захаров и Вильямс, за вашу заботу о воздушных силах Красной Армии.
«Правда», 29.03.1943:
Москва, Кремль,
товарищу Иосифу Виссарионовичу СТАЛИНУ
Дорогой Иосиф Виссарионович!
В трудную для нашего народа пору выпало на мою долю огромное счастье – Советское Правительство присудило Сталинскую премию бесконечно дорогой для меня работе, поэме о любимом герое советского юношества, о Зое Космодемьянской.
Я прошу Вас, дорогой Иосиф Виссарионович, передать эту премию целиком на вооружение Красной Армии, на усиление ее артиллерийского оружия.
Спасибо Советскому Правительству за то счастье, которое испытываю я, кaк поэт и гражданин, сознавая, что и мой труд вливается в общий поток народных усилий, приближающий тот ясный день, во имя которого все мы живем, мыслим и трудимся, во имя которого погибла бессмертная Зоя.
Москва, поэту товарищу Маргарите Иосифовне АЛИГЕР
Примите мой привет и благодарность Красной Армии, Маргарита Иосифовна, за Вашу заботу о Красной Армии.
«Правда», 31.03.1943:
Кремль, товарищу СТАЛИНУ
Глубокоуважаемый Иосиф Виссарионович, передаю Вам присужденную мне за роман «Хождение по мукам», премию в 100.000 рублей на постройку танка и прошу Вас разрешить назвать этот танк «Грозный».
Писателю товарищу Алексею Николаевичу ТОЛСТОМУ
Примите мой привет и благодарность Красной Армии, Алексей Николаевич, за Вашу заботу о бронетанковых силах Красной Армии.
Ваше желание будет исполнено.
Москва, Кремль, товарищу И. В. СТАЛИНУ
Дорогой Иосиф Виссарионович!
Самым счастливым днем моего полувекового служения искусству в старейшем русском национальном театре было 20‑е марта, день, когда моя работа получила высочайшую Вашу оценку – присуждение мне премии Вашего имени. Горячо благодарю Вас, партию, правительство и заверяю, что до конца дней моих буду так же преданно служить моему великому народу, моей прекрасной Родине, идущей под Ваши мудрым руководством к светлому будущему.
Вношу 50.000 рублей в фонд помощи сиротам, родители которых пали от руки ненавистного врага.
Народной артистке PCФCP тов. Е. Д. ТУРЧАНИНОВОЙ
Примите мой привет и благодарность Правительства СССР, Евдокия Дмитриевна, за Вашу заботу о детях, родители которых убиты немецко-фашистскими захватчиками.
Москва, Кремль, товарищу И. В. СТАЛИНУ
Дорогой Иосиф Виссарионович!
Я счастлив был узнать о высокой оценке моего литературного труда. Присуждение мне Сталинской премии первой степени за пьесу «Нашествие» дает мне, русскому писателю, глубокую радость, что и моя скромная работа пригодилась народу моему в его исполинской схватке с врагом за свою свободу, честь и достояние.
Я вношу сумму премии 100.000 рублей в фонд Главного Командования, на воздушные гостинцы извергам, доставившим столько горя моему отечеству.
Писателю тов. Л. М. ЛЕОНОВУ
Примите мой привет и благодарность Красной Армии, Леонид Максимович, за Вашу заботу о вооруженных силах Советского Союза.
«Правда», 01.04.1943:
Москва, Кремль, товарищу СТАЛИНУ
Уважаемый, дорогой Иосиф Виссарионович!
Разрешите мне от переполненного глубокой радостью сердца внести из полученной мною премии Вашего имени, этой высокой и щедрой оценки моего сценического труда, 30.000 рублей на оборону нашей дорогой Родины.
Народному артисту СССР тов. А. А. ОСТУЖЕВУ
Примните мой привет и благодарность Красной Армии, Александр Алексеевич, за Вашу заботу об обороне Союза ССР.
Дорогой Иосиф Виссарионович!
Горячо благодарю Вас! Вы Вашей высокой наградой влили в меня на 57‑м году моего служения искусству новую струю жизни, новые силы, которые я радостно отдам своей Родине.
Никогда искусство не было так велико, как в наши дни. Оно вдохновляет миллионы людей па великую борьбу. Оно вовлекает и нас, творящих искусство, в эту борьбу, подсказывает нам своими прекрасными, светлыми образами, что каждый из нас ответственен за будущее человечества.
Желаю Вам здоровья, сил на долгие, долгие годы на благо нашей Родины, на счастье всех трудящихся.
Прошу принять 50.000 рублей из моей премии на строительство самолета «Сталинский лауреат».
Народной артистке СССР тов. А. А. ЯБЛОЧКИНОЙ
Примите мой привет и благодарность Красной Армии, Александра Александровна, за Вашу заботу о воздушных силах Красной Армии.
Дорогой Иосиф Виссарионович!
Я глубоко взволнован присуждением мне премии Вашего имени.
Радостно сознание того, что служение любимому искусству, отражающееся в моей концертной деятельности, получило столь высокую оценку Партии и Правительства.
Я вношу полученную премию 100.000 рублей в особый фонд Главного Командования для скорейшего разгрома вражеских полчищ – губителей мировой культуры и искусства.
Желаю Вам здоровья.
Заслуженному деятелю искусств РСФСР тов. Д. Ф. ОЙСТРАХУ
Примите мой привет и благодарность Красной Армии, Давид Федорович, за Вашу заботу о вооруженных силах Советского Союза.
«Правда», 02.04.1943:
Москва, Кремль, товарищу СТАЛИНУ
Дорогой Иосиф Виссарионович! Прошу принять от меня присужденную мне правительством Сталинскую премию в размере 100 тысяч рублей – дополнительно к ранее внесенным 50 тысячам рублей на постройку танка имени моего земляка Ивана Мичурина.
Заслуженному деятелю искусств РСФСР товарищу А. М. ГЕРАСИМОВУ Примите мой привет и благодарность Красной Армии, Александр Михайлович, за Вашу заботу о бpонетанковых силах Красной Армии.
«Правда», 03.04.1943:
Товарищу СТАЛИНУ
Дорогой товарищ Сталин!
Глубокую, сердечную благодарность приношу за высокую оценку моей литературной деятельности.
Разрешите премию мою – 100.000 рублей внести на сооружение оружия, наиболее необходимого в данный момент Красной Армии.
Писателю товарищу А. С. СЕРАФИМОВИЧУ
Примите мой привет и благодарность Красной Армии, Александр Серафимович, за Вашу заботу о вооружении Красной Армии.
Москва, Кремль Иосифу Виссарионовичу СТАЛИНУ
Родной Иосиф Виссарионович!
Глубоко взволнованный присуждением мне премии Вашего имени и движимый чувством, которым воодушевлен весь советский народ, вношу в фонд строительства танковой колонны «За Радянську Україну» 50.000 рублей.
Поэту товарищу Максиму РЫЛЬСКОМУ
Примите мой привет и благодарность Красной Армии, Максим Фадеевич, за Вашу заботу о бронетанковых силах Красной Армии.
Председателю Совета Народных Комиссаров СССР товарищу И. В. СТАЛИНУ
Присуждение нам премий Вашего имени – этой высокой для советского человека награды – наполнило наши сердца радостью и гордостью за нашу великую страну, за наше правительство. Приносим Совету Народных Комиссаров СССР и Вам лично глубокую благодарность за это внимание и заботу. Обещаем умножить свои усилия в направлении, освещенном Вашими идеями и указаниями, чтобы раскрыть еще ярче и полнее перед всем миром творческую мощь народов советской семьи и их замечательные достижения на протяжении веков.
Пусть лживая пропаганда и идеология подлого врага, посягнувшего на честь, свободу и достояние нашего народа, будет побита и посрамлена так же, как бита его политическая и военная стратегия.
Вносим в фонд Верховного Главнокомандования 180.000 рублей для постройки танков.
Лауреаты Сталинской премии:
Тбилиси, народной артистке Грузинской ССР тов. В. И. АНДЖАПАРИДЗЕ, народному артисту СССР тов. А. А. ХОРАВА, заслуженному деятелю искусств Грузинской ССР, тов. М. Э. ЧИАУРЕЛИ, скульптору тов. К. М. МЕРАБИШВИЛИ, академику Грузинсской ССР тов. С. Н. ДЖАНАШИА
Примите мой привет и благодарность Красной Армии, товарищи Анджапаридзе, Хорава, Чиаурели, Мерабишвили, Джанашиа, за вашу заботу о бронетанковых силах Красной Армии.
Москва, Кремль, Верховному Главнокомандующему товарищу Иосифу Виссарионовичу СТАЛИНУ
Дорогой Иосиф Виссарионович!
Воодушевленные высокой правительственной наградой – присуждением нам Сталинской премии за картину «Ленинград в борьбе», – мы приложим все силы, чтобы оправдать почетное звание в своих будущих работах.
Нашу премию в 100.000 рублей просим обратить на нужды доблестной Красной Армии для скорейшего разгрома немецких захватчиков. Построенный на эти деньги танк просим назвать «Андрей Жданов» и передать на Ленинградский фронт.
Желаем Вам, дорогой Иосиф Виссарионович, сил и здоровья на благо нашей великой отчизны.
Ленинград, кинохроника, товарищам
В. М. СОЛОВЦОВУ, А. Л. БОГОРОВУ,
А. И. ПОГОРЕЛОМУ, В. Л. СТРАДИНУ, Е. Л. УЧИТЕЛЮ
Примите мой привет и благодарность Красной Армии товарищи Соловьев, Богоров, Погорелый, Страдин, Учитель, за Вашу заботу о бронетанковых силах Красной Армии.
Ваше желание будет исполнено.
«Правда», 04.04.1943:
Москва, Кремль, Иосифу Виссарионовичу СТАЛИНУ
Солнечным теплом и светом явилась для меня забота нашего правительства, проявленная ко мне и ряду моих товарищей по искусству в трудной и сложной обстановке великой отечественной войны. С глубоким волнением и радостью я передаю сердечную благодарность Вам, другу и учителю, за отеческое внимание к нам, ветеранам сцены, отдавшим свою многолетнюю жизнь любимому искусству. Весь остаток дней моих принадлежит советскому народу, и для меня на склоне лет нет большего счастья и чести служить ему так же беззаветно, как отдают свою жизнь на полях сражений защитники нашей Родины за честь ее и независимость. Всю силу любви к своей отчизне, которой служила всю жизнь, я вложу в создание волнующих образов, зовущих в бой за величие, честь и независимость матери-Родины.
Прошу Вас, дорогой Иосиф Виссарионович, принять мою премию в 100.000 рублей на покупку самолета «За Ленинград» и направить его в части военно-воздушных сил, защищающих наш славный город Ленина, в распоряжение товарища Жданова. Пусть с этого самолета свалятся новые сотни бомб на голову гитлеровских разбойников.
Примите, дорогой Иосиф Виссарионович, мои пожелания доброго здоровья и долгих лет жизни во славу нашего великого непобедимого народа.
Народной артистке СССР
тов. Е. П. КОРЧАГИНОЙ-АЛЕКСАНДРОВСКОЙ
Примите мой привет и благодарность Красной Армии, Екатерина Павловна, за Вашу заботу о воздушных силах Красной Армии.
Ваше желание будет исполнено.
А. Щуплов
Апокрифы советских времен
Как создавался гимн
Гимн Советского Союза, видимо, останется самой большой военной тайной бывшего СССР. История создания гимна изрядно обросла легендами и апокрифами. Согласно одной из них, приводимой Юрием Боревым в одном из сборников интеллигентского фольклора, «военный журналист Эль-Регистан предложил Михалкову написать гимн. Регистан должен был дать политические формулировки, а Михалков их поэтически обработать. Плод совместного труда послали на закрытый конкурс. Через полгода их вызвали к Сталину. Потом было еще шесть встреч, уже без Регистана, так как Сталин сказал, что политической стороной он проруководит сам… Далее текст гимна Советского Союза отпечатали на красивой бумаге, завизировали множеством подписей и собрались везти Сталину. Но, придя утром в кабинет, председатель Комитета по делам искусств Храпченко не обнаружил бумаги. Все учреждение, объятое страхом, бросилось на поиски. Бесполезно. Завхоз Ротатаев отправился искать на помойку. К несчастью, ее только что очистил мусорщик. Его догнали, вывернули мусор и действительно нашли бесценный листок. Ротатаев вызвал жену, та тщательно разгладила гимн утюгом и промокашкой сняла с него пятна. Горемычную бумажку вручили председателю комитета, и тот на радостях назначил Ротатаева своим заместителем по кадрам».
Авторы Государственного гимна СССР: поэты – старший лейтенант Эль-Регистан Г., майор Михалков С. и композитор генерал-майор Александров А. 1943 г.
Более нелицеприятную версию предлагает писательница Заречная: однажды на фронте в 1943 году писатель Михалков крепко выпил с редактором дивизионной газеты Эль-Регистаном, и они тут же приспособили написанный за рюмкой текст гимна к известной музыке «Гимна партии большевиков». Так родился гимн.
Свой вариант легенды дал Антон Антонов-Овсеенко: для создания музыки гимна была мобилизована целая рота композиторов, среди которых были Шостакович, Прокофьев, Хачатурян и, конечно, любимый Сталиным Александров. После прослушивания четырнадцати произведений в Большом театре Сталин пригласил в ложу, где заседала конкурсная комиссия, маститых композиторов (Прокофьев отсутствовал) и сообщил, что, по его мнению, «величию Страны Советов больше всего соответствует гимн профессора…» – кивок в сторону Александрова. К этому времени Александров уже ходил в фаворитах вождя, пользовался невиданным почетом, и без его ансамбля песни и пляски не обходился ни один ответственный концерт. Сделав Александрову несколько замечаний относительно «инструментации» гимна, вождь дал срок на доработку. Вскоре состоялось прослушивание новой редакции гимна, в который на этот раз вошел прямой плагиат из дежурного приветствия «белорусского народа» вождю на XVIII съезде партии: «Мы доспехи наши в боях добывали…» и т. д. Кстати, отмечает Антонов-Овсеенко, вождь выбрал лишь 281‑й вариант оркестровки гимна, который сделал профессор Московской консерватории Д. Рогаль-Левицкий.
Интересно, что в первом списке авторов текста гимна, рекомендованном Комитетом по делам искусств и Агитпропом, нет имен Михалкова и Эль-Регистана. В списке – фамилии Асеева, Долматовского, Тихонова, Суркова, Светлова, Бедного, Исаковского… И здесь вождь неожиданно обращает внимание на текст нашего тандема. Почему?
Как отмечает исследователь Громов в своей книге «Сталин: власть и искусство» (М., 1998), Михалков отнюдь не являлся неизвестной величиной для Сталина. Сам Сергей Владимирович сочинил по этому случаю целую романтическую историю о том, как однажды он написал для любимой девушки по имени Светлана стихотворение, назвал его ее именем и напечатал в «Известиях», чтобы завоевать ее сердце. «Но так вышло, – вспоминает Михалков, – что я „завоевал сердце“ совсем другого человека. Я был назавтра вызван в ЦК ВКП(б), и ответственный работник С. Динамов мне сказал: „Ваши стихи, молодой человек, понравились товарищу Сталину. Он поинтересовался, как вы живете, не нуждаетесь ли в чем“». Дело в том, что стихи «Светлана» были напечатаны «случайно» в день рождения… Светланы Сталиной. Так Михалкову в первый раз удалось оказаться в нужное время в нужном месте с нужным стихотворением.
Итак, наш тандем начинает работать под непосредственным руководством Сталина. Указания передаются через Ворошилова. По воспоминаниям Эль-Регистана, 27 октября 1943 г. «позвонил А. Н. Поскребышев и сообщил, что будет говорить Сталин. Иосиф Виссарионович сказал Сергею, что вот прослушивание его убедило, что текст коротковат („куцый“): нужно добавить один куплет с припевом. В этом куплете, который по духу и смыслу должен быть воинственным, надо сказать: 1) о Красной Армии, ее мощи, силе; 2) о том, что мы бьем фашизм и будем его бить… На то, чтобы это сделать, Сталин дал несколько дней…»
Далее следует встреча с вождем: «Тов. Сталин дает текст. „Посмотрите, как получилось…“ Он весь в его пометках. Поставлены единица, двойка, тройка. Варьируются слова: „дружба“, „счастье“, „слава“. Слова „священный оплот“ заменены на „надежный оплот…“» Доработку Михалков и Эль-Регистан проводили в кабинете, который им выделили в Кремле. Сохранился седьмой вариант текста. Самая принципиальная правка вождя касалась четверостишия:
Конец ознакомительного фрагмента.