ПРЕДИСЛОВИЕ
Центральная Азия – регион, оказывающий на Евразию вообще и на Россию в частности гораздо большее воздействие, чем предполагалось прежде. Достаточно сказать, что одним из ключевых партнеров России в Содружестве Независимых Государств является Казахстан, что в этом регионе расположены огромные запасы природных богатств, через него проходит «шелковый путь» и другие транзитные коммуникации, здесь проживает многочисленное русскоязычное население, регион выходит в Каспий, отсюда черпаются трудовые ресурсы для России и т. д. и т. п. При этом Узбекистан является не только самой населенной, но и, пожалуй, самой «центральноазиатской» из всех центральноазиатских стран. Наверно, узбекские лидеры имели некоторые основания к тому, чтобы выдвинуть популярный в стране тезис о «центральности» Узбекистана в этом регионе. Напомню, что авторы последнего доклада Национального разведывательного совета США «Контуры мирового будущего» высказывают мысль, что в ближайшие 15 лет религиозные и этнические движения могут дестабилизировать весь этот регион. В этом же прогнозе говорится об угрозах, которые исходят из этого региона для России. А хорошо ли понимаем это мы сами и все ли делаем для того, чтобы «андижанский сценарий» не продолжил шествие по городам Центральной Азии, а возможно, и России?
Происшедшие в последние месяцы в разных точках постсоветского пространства массовые движения привели к смене власти в Грузии, на Украине, в Киргизии. Эти политические встряски с легкой руки их зачинателей получили название «цветных революций». При всем различии сценариев, по которым происходили турбулентные события, между ними есть немало общего. Сегодня об этом уже исписано много страниц, эти события стали популярной темой многих международных семинаров и конференций.
Замечу, что эти еще далеко не полностью объясненные явления поразили все три постсоветских субрегиона, опоясывающих Россию, – западный, южнокавказский и центральноазиатский. Имеем ли мы дело с новой закономерностью эволюции постсоветских государств? Апробируется ли в этих субрегионах некая стратегия перемен, которая будет вариативно применена и в других республиках? А может, это всего лишь совпавшие по времени, но никак не связанные между собой случаи, которые и могли иметь место исключительно в данных республиках?
Не будем убаюкивать себя иллюзиями, что сезон турбулентности на постсоветском пространстве кончился, набор сценариев исчерпан, а прививки укрепили иммунитет. События в Андижане 13–14 мая этого года показали, что это далеко не так. Похоже, что метастаз был удален, но центральноазиатская опухоль осталась. Какие сценарии ее нового прорастания будут нам угрожать?
Итак, Андижан… что же это было? Проходит время, а ясности не прибавляется. Вопросов становится все больше. Политикам по-прежнему трудно занять однозначную позицию в отношении событий, которые вроде бы напоминали волну «цветных революций», прокатившихся по постсоветскому пространству, но совершенно очевидно не вписывались в уже привычные сценарии. Здесь были и захват оружия, и взятие заложников, и штурм правительственных зданий, и разоружение силовых структур, а потом и жесткое пресечение действий мятежников. Хотя на улицах этого города можно было видеть и мирных демонстрантов, и протестующих либералов.
Видимо, в андижанских событиях нужно разделять две их составляющие – социальную базу мятежа и его мобилизующее ядро. Ясно, что здесь накопились протестные настроения, они есть и за пределами Андижана, причем не только в Ферганской долине, но и во многих регионах постсоветского пространства. Бедность, безработица, малоземелье, перенаселенность, коррупция, отчужденность населения от власти, огромный разрыв в уровне жизни между большинством населения и разжиревшей элитой, монопольный доступ к власти и ресурсам кланов и семей, засилье бюрократии – все это порождает взрывоопасную массу недовольных людей, которые могут быть мобилизованы на коллективные действия. В этом смысле основной урок, который можно извлечь (и не только Узбекистану) из андижанских событий, однозначен: протестные настроения надо лечить, а причины, порождающие недовольство, устранять. А еще лучше вообще не допускать появления недовольства.
Однако суть вопроса заключается в том, что относится к их второй составляющей – мобилизующему ядру мятежа. Кто, как и зачем вывел людей на улицу? Каким образом осуществлялась мобилизация? Кто составил боевое ядро событий и кто им управлял? Какие цели ставили перед собой организаторы бунта? Публикуемый нами материал пока не позволяет дать исчерпывающие ответы на эти вопросы, но безусловно является пищей для размышлений.
От высказанных в первые дни после произошедшего обвинений в сторону Запада, особенно США, их авторам вскоре пришлось отказаться. Было бы слишком чудовищным и противоречащим всякой логике, если бы США, до сих пор оказывавшие поддержку Узбекистану как партнеру по антитеррористической борьбе, одновременно потакали тем самым исламским милитантам, с которыми они борются, – а именно те, судя по всему, и стоят за событиями. Хотя люди, побывавшие в Афганистане, тайком шепчутся о том, будто не все так просто, и узбеков там (то ли местных, то ли из Узбекистана) якобы тренируют американские инструкторы вовсе не для того, чтобы ловить Усаму Бен Ладена.
Конечно, западные структуры не причастны к организации массовых беспорядков в Андижане. Тем не менее есть своя логика в словах тех, кто утверждает, что некоторые западные журналисты знали о событиях до того, как они произошли. Иначе как объяснить тот факт, что, к примеру, группа корреспондентов Би-би-си запросила разрешение выехать в Андижан для освещения суда над арестованными бизнесменами-акрамитами и прибыла туда, когда суд уже закончился, но за день до трагических событий.
Хоть я и не верю в теории заговора с участием западных спецслужб, я все же уверен, что журналистов заранее предупредили о готовящемся восстании его организаторы. Они были уверены в победе и в том, что власти не решатся применить силу. Для этого им понадобилось вывести на площадь максимальное число ничего не подозревавших о планах заговорщиков мирных людей, в том числе женщин и детей, которыми они фактически прикрылись. Для того же понадобились и западные журналисты, присутствие которых предположительно должно было сковать власти и помочь мятежникам завоевать поддержку общественного мнения Запада, давно критикующего президента Ислама Каримова за нежелание проводить реформы и жестокий авторитаризм.
Однако именно английские журналисты, равно как и случайно оказавшаяся в Андижане известный английский специалист по Центральной Азии доктор Ширин Акинер, изложили версию событий, которая расходится с тем, как подают их многие другие средства массовой информации на Западе, не знающие деталей. Как рассказывал мне корреспондент Би-би-си, интервьюировавший местных жителей, 13 мая в пять часов утра к ним в дома приходили люди, настойчиво уговаривавшие их выйти на площадь, поскольку там состоится нечто важное. Большинство мирного населения вышли из домов не на демонстрацию, а уступив настойчивым уговорам агитаторов или просто из любопытства. Английские журналисты говорили, что в этот день они насчитали на улицах около пяти десятков молодых людей, вооруженных автоматами Калашникова. Именно эти хорошо подготовленные боевики были мятежниками, которые осуществили захват оружия, заложников, правительственных зданий и планировали распространить пожар насилия на всю республику.
Сколько бы ни выдвигалось версий, мало кто может усомниться в причастности к мятежу в Андижане религиозных экстремистов, сумевших создать в Ферганской долине разветвленную сеть своих опорных пунктов. Но в этот раз, наученные опытом печально закончившихся для них попыток силовым наскоком свергнуть светский режим, они явно решили воспользоваться рецептами киргизских оппозиционеров, прикрывшись вышедшими на улицу массами мирных жителей.
А может быть, правы те, кто говорит, что за андижанским бунтом стоит борьба кланов за собственность, за ресурсы? В конце концов, судили-то в Андижане бизнесменов (даже если они и были акрамитами), а не безработных, и не подпольных имамов. Родственники арестованных рассказывали, будто за арестами стояло коррумпированное руководство областью, намерившееся наложить руку на весь местный бизнес. Кто знает, может быть, арест бизнесменов и доставил удовольствие тому, кто засматривался на их предприятия… Однако мы знаем и другое: радикальные исламисты существуют вовсе не за счет зарубежной помощи (хотя ее они, судя по всему, тоже получают), а в основном за счет местных ресурсов, в том числе и легального бизнеса. Во всяком случае, так утверждали те исламские милитанты, с которыми мне довелось встречаться самому.
Мятеж в Андижане был подавлен. Запад критикует узбекские власти за жертвы среди мирного населения, за жестокость, которая может породить новые выступления против режима.
Ну а если предположить, что президент Каримов уступил бы мятежникам, захватившим оружие и заложников (прибывший на переговоры местный прокурор был избит и захвачен ими, а потом убит)? Не приходится сомневаться, что тогда мятеж покатился бы дальше по всей Ферганской долине, охватил бы другие области республики, а затем пришел бы в Ташкент, где власть взяли бы вооруженные молодые люди в спортивных костюмах, каких встречали на улицах Андижана в самом начале событий английские журналисты. Но кто бы пришел к власти в этом случае? Радикальные исламисты? Защитники интересов неимущих слоев населения? Ориентированные на Запад либеральные демократы, сторонники реформ? Соперничающие за власть и чувствующие себя обделенными кланы? Оппозиция внутри самого истеблишмента? Или все они вместе? Ведь сложился же в свое время блок исламистов и демократов в Таджикистане.
Но Ислам Каримов извлек уроки из поражения Аскара Акаева и проявил решительность, не посчитавшись с возможными политическими издержками. Жертвы среди мирного населения, кровопролитие, неоправданное применение силы – хорошо, если бы удалось обойтись без этого. Наверное, правоохранительные органы республики должны были действовать более эффективно и пресечь действия боевиков на самой ранней стадии. Но какова была альтернатива? И уж точно, в случае победы заговорщиков сегодня мы вряд ли имели бы в Узбекистане светский демократический режим, где на ключевых ролях находились бы симпатичные просвещенные оппозиционеры вроде Нигары Хидоятовой.
Кстати, сравнение с Киргизией напрашивается во всем. Да и руководитель Узбекистана открыто говорил, что по крайней мере часть боевиков пришла в Андижан из соседней республики. Среди арестованных зачинщиков есть киргизские граждане узбекского происхождения. Этого не отрицают и в самой Киргизии. Ясно, что территория Ферганской долины, поделенная между тремя центральноазиатскими республиками – Узбекистаном, Таджикистаном и Киргизией, подобна сообщающимся сосудам. Сколько ни перекрывай границы вплоть до их минирования, как это делала узбекская сторона, люди все равно будут перетекать из одного сосуда в другой. Поэтому нет ничего удивительного в том, что исламисты появляются и действуют то на одной, то на другой части долины. После поражения мятежа кто-то настойчиво уговаривал людей (не только андижанцев, но и жителей других населенных пунктов) покинуть родные места и переместиться на юг Киргизии, где проживает узбекское население. Неудивительно, что напуганные всем происшедшим и циркулирующими слухами о возможных новых событиях люди легко поддались на уговоры, опасаясь за свою жизнь и жизнь своих близких. В самой Киргизии возникли разногласия вокруг проблемы узбекских беженцев. Руководство Ошской области, куда в основном и прибывали беженцы, считали необходимым препроводить их обратно, Бишкек счел необходимым предоставить им убежище.
Появляются данные и об «афганском следе» в андижанских событиях. Российский министр обороны Сергей Иванов, прибыв на заседание Совета Россия – НАТО в Брюссель, уверенно заявил журналистам: «У нас есть неопровержимые данные о присутствии в этих событиях иностранного следа».
Как бы то ни было, нужно время, чтобы разобраться в событиях и сделать выводы. Я надеюсь, что публикуемый материал поможет в этом.
Виталий Наумкин,
президент Центра политических и стратегических исследований,
профессор, доктор исторических наук, заведующий кафедрой факультета мировой политики МГУ