Глава 6
25 мая 1996 года
– Как я выгляжу? – обратилась я к Трэйси, кружась по нашей кухне, чтобы она как следует рассмотрела мое платье, голубое с кружевной отделкой по подолу и на рукавах. Я купила его в магазине «Бон» во время обеденного перерыва. – Не перестаралась?
– Нет, – ответила Трэйси, – оно говорит: «Я профессионал, но в глубине души художник».
– Художник в глубине души? – Я сморщила нос.
– Ну да, загадочная художница. Мужчинам нравится интрига.
– Гмм. – Я утянула платье в талии, пытаясь поймать свое отражение в дверце микроволновки. – Я не слишком в этом уверена.
– Не переживай, – продолжала Трэйси, – Кэйду платье обязательно понравится, но только в том случае, если ты срежешь с него ярлычок.
Моя подруга взяла ножницы из кухонного шкафчика.
– Дай-ка я тебе помогу.
Я пожала плечами:
– Боже, я ненавижу ходить на свидания.
– От этого никто не в восторге.
– Тогда зачем мы все через это проходим?
Трэйси улыбнулась:
– Несмотря на то что ты надеваешь защитные доспехи, ты настоящий Водолей. Поэтому в душе ты втайне идеализируешь любовь, веришь в родственные души и все такое прочее.
– Что ж, – произнесла я куда более серьезным тоном, – хотя Кэйд пригласил меня на ужин, я что-нибудь выпью и, возможно, съем закуску. Если что-то пойдет не так, я уйду.
Я надевала черный кардиган, когда Трэйси, порывшись в своей сумочке, протянула мне четвертак.
– Держи!
Я удивленно посмотрела на нее.
– Положи в сумочку. Если потребуется подкрепление, найди телефон-автомат и позвони мне.
– Хорошо, – улыбнулась я.
Я сидела у бара в ресторане «Дикий имбирь» и нервно вонзала соломинку в ломтик лайма в водке с содовой. Кэйд опаздывал. Всего на десять минут, но все же.
– Не хотите ли посмотреть меню? – Сочувствующий бармен посмотрел в мою сторону.
– Нет, я кое-кого жду, – ответила я.
– Первое свидание?
Я покраснела:
– Ага.
Бармен кивнул:
– Я почему-то так и подумал.
– Как вы догадались?
Он улыбнулся:
– Профессиональное чутье.
Я выдохнула:
– Должна признаться, я немного нервничаю.
– Почему?
Я не успела ответить, когда кто-то слегка похлопал меня по плечу. Я обернулась.
– Прости за опоздание, – извинился Кэйд. – Совещание продлилось дольше, чем я планировал, и, разумеется, мне пришлось обсуждать дела с моим партнером тридцать седьмой раз за неделю. – Он потер лоб. – Маленький совет: никогда не затевай бизнес с лучшим другом.
– Усвоила. – Я улыбалась во весь рот.
– Привет, – улыбнулся мне Кэйд.
– И тебе привет, – ответила я. Он был одет в джинсы, серый свитер и высокие, порядком поношенные кеды «Конверс». Он был точно таким, каким я запомнила в ту ночь в клубе «Крокодил». Немного непредсказуемый, несколько непочтительный и совершенно завораживающий.
– Надеюсь, ты не станешь сердиться на меня за мое опоздание. – Кэйд улыбнулся так, словно заранее знал, что не буду сердиться.
Бармен подмигнул мне, когда администратор провожала нас к столику у окна в дальней части обеденного зала. Мы сели за стол.
– Мне нравится твое платье, – сказал Кэйд.
Я посмотрела вниз на колени и разгладила воображаемую морщинку.
– Правда?
– Ага, оно в стиле Стиви Никс[9].
Я рассмеялась и отпила глоток коктейля.
– Тебе нравится Fleetwood Mac?[10] – спросил Кэйд.
– Да, – ответила я, – Gypsy[11] – одна из моих любимых песен. Моя мама была хиппи со стажем.
Официант протянул Кэйду меню, и тот, улыбнувшись мне, заказал мартини с оливками, фаршированными сыром.
– Знаешь, как я определяю хороший ресторан? – спросил он, откладывая меню.
– Как?
Кэйд указал на бар:
– Оливки, фаршированные сыром.
Я недоуменно посмотрела на него:
– Боюсь, я не совсем понимаю.
– Во многих местах их вообще нет, даже в дорогих заведениях. Но вопрос в том, предлагает ли персонал сделать их для тебя. В хорошем ресторане их обязательно сделают.
– Интересно, – оценила я.
Кэйд подмигнул:
– Когда пишешь статью о ресторанах, всегда следует добавить изюминку.
– Надо будет за этим проследить, – улыбнулась я ему.
– Расскажи мне о своей работе.
Я кивнула:
– Кажется, я говорила тебе, что работаю репортером в «Сиэтл Геральд».
– Да, и я впечатлен.
– Не стоит. Я самый младший репортер.
– Не скромничай, – возразил Кэйд. – Уверен, что твоя работа намного интереснее, чем ты думаешь.
– На самом деле я люблю свою работу, – сказала я. – И у меня замечательный редактор, который позволяет мне писать о темах, интересных для меня.
– Например?
– Ну… – Я немного поерзала на стуле. – Политика, бедность, интервью о людях, непохожих на остальных.
– Вау! Серьезные вещи.
– Они много значат в нашей жизни, – продолжала я. – По крайней мере, в моей – точно.
Кэйд долго смотрел на меня, пока я не почувствовала, что мои щеки залила краска, и не отвернулась.
– У тебя доброе сердце, знаешь ли.
Я улыбнулась:
– Или мне просто не хочется писать о моде.
Вернулся официант с мартини, в котором на коктейльную шпажку были нанизаны фаршированные сыром оливки. Кэйд положил одну оливку в рот и отпил мартини.
– Тебе всегда нравилось готовить?
– Всегда. Я выросла с бабушкой в Айове и готовила вместе с ней.
– А я всегда любил музыку. – Он отпил еще глоток. – Забавно, что мы оба родились с увлечением, которое со временем не поблекло.
Я кивнула:
– Если бы я так сильно не любила свою работу, то я, возможно, стала бы шеф-поваром.
– Расскажи мне об Айове.
– Я переехала туда после смерти родителей.
– Прости, – сказал Кэйд.
Я пожала плечами:
– Мне было пять лет. Они погибли в автомобильной аварии – лобовое столкновение, – когда ехали на концерт Grateful Dead[12].
– Ты что-нибудь о них помнишь? – спросил Кэйд, наклонившись ко мне.
– Мамин голос, – ответила я. – Она по вечерам всегда напевала колыбельную из оперы «Порги и Бесс».
– Summertime?[13]
– Ты ее знаешь?
Кэйд кивнул.
Я попыталась вспомнить мелодию и через пару мгновений начала напевать:
– So hush little baby…[14]
– Don’t you cry[15], – продолжил Кэйд, допевая за меня строчку. И когда он это сделал, у меня по коже побежали мурашки.
Я слегка улыбнулась своим мыслям.
– Позавчера на работе у меня глаза были на мокром месте. Почему-то я все время вспоминала платье, которое носила мама. Оно было цвета ржавчины с голубой вышивкой спереди.
– Мои родители тоже умерли, – сказал Кэйд. – Мне было семь, и меня взяла к себе тетя.
– О! – Его слова поразили меня. – Я ни разу еще не встречала человека, чьи родители умерли, когда он был маленьким, как и у меня. Я всегда чувствовала себя странной девочкой с умершими родителями.
– Мы с тобой пара сирот, – с грустной улыбкой констатировал Кэйд.
– Расскажи, что случилось с твоей семьей, – попросила я.
– История такая. Мама умерла от рака. Я помню ее смутно, если ты можешь понять – как будто чувствую. – Он помолчал. – От нее я унаследовал музыкальный ген, хотя ему потребовалось некоторое время, чтобы проклюнуться.
– Разумеется, она передала его тебе. Я недавно прочитала, что дети, разлученные с матерью сразу после рождения, могут, когда вырастут, выбрать мать из нескольких женщин. Эта связь никогда не исчезает.
Кэйд кивнул:
– Она умерла через неделю после моего второго дня рождения, а перед этим провела много месяцев в больнице. Я понимаю, что едва ли я могу ее помнить. И все же я помню. Хотя не могу этого объяснить.
– Понимаю, – сказала я. – Думаю, наш мозг формирует воспоминания и каталогизирует их еще до того, как мы это осознаем.
Кэйд прикрыл глаза.
– Однажды в младших классах мама одного из моих друзей обняла меня, и запах ее духов показался мне невероятно знакомым. Звучит безумно, но я клянусь, что в тот момент почувствовал запах моей мамы.
Я вспомнила свои ощущения, когда бабушка позволила мне примерить некоторые из старых маминых платьев. Тогда мне показалось, будто экскаватор опустил ковш в мое сердце и вытащил воспоминания, о которых я сама не подозревала.
– Я все время так себя чувствую, – призналась я Кэйду. – Это что-то вроде дежавю, только более интенсивное.
Он кивнул.
– Отец так и не оправился после маминой смерти.
– Как он умер?
– Самоубийство. Отравился выхлопными газами в гараже поздно ночью. Утром я искал свою коробку для ланча, а нашел его тело. Я тогда учился во втором классе.
– О! Ты наверняка сильно испугался.
Кэйд пожал плечами:
– После этого я жил с моей тетей Фэй, маминой сестрой.
– Она была добра к тебе?
– Очень. Когда мне исполнилось десять, тетя купила мне первый магнитофон. И она же дала мне и моему другу Джеймсу пятнадцать тысяч долларов взаймы, чтобы мы основали «Стихия Рекордс». Мы оба ушли из колледжа за год до его окончания, чтобы начать свое дело. Хотя мы совершенно не представляли, что делаем, Фэй в нас верила. А так как она в нас верила, мы превратили маленькую мечту в компанию, которая продала больше двадцати миллионов записей и в которой работают семнадцать человек.
– Невероятно, – сказала я.
– Полагаю, да, – ответил Кэйд. – Это настоящее воплощение мечты. Но нам не всегда было легко.
– Значит, работать с лучшим другом – это испытание?
Кэйд с силой выдохнул воздух.
– Да, такова печальная правда. Мы вместе учились в старших классах. Он играл на гитаре, я на басе. Мы были парочкой безмозглых самодеятельных музыкантов, с которыми не желали разговаривать девушки-болельщицы. – Кэйд прижал руку к сердцу и мечтательно добавил: – Но как же я был влюблен в Стейси Риос…
Я улыбнулась.
– И вот мы организовали свою фирму, и поначалу все было замечательно. Безумно, но здорово. Я каждую неделю куда-то летал: Нью-Йорк, Лос-Анджелес, Майами… где бы ни появлялась новая группа, я сразу оказывался там.
– Джеймс тоже летал?
– Ну как сказать… – проговорил Кэйд. – Поначалу мы много путешествовали вместе, но потом поняли, что ему лучше держать оборону в Сиэтле. Поэтому мы поделили наши обязанности.
– А как ты придумал название «Стихия Рекордс»?
– Оно пришло мне в голову, когда я однажды слишком много выпил, – усмехнулся Кэйд. – Но название имеет смысл, во всяком случае, для меня.
– И какой же?
– Так я воспринимаю музыку. Когда я слышу группу, которой, как я знаю, суждено прославиться, у меня возникает определенное ощущение. Все чувства обострены. Музыка волнует тебя так, что ты это ощущаешь физически. Однажды я остановился на углу в Нэшвилле, чтобы послушать уличного музыканта. Просто парень с собакой, он пел и играл на гитаре. Люди бросали ему деньги, а я предложил контракт. Теперь он платиновый голос.
– Вау! – воскликнула я.
– Вот это я называю быть в своей стихии. – Кэйд улыбнулся. – Джеймс хотел назвать компанию «Бонсай Рекордс».
– Бонсай? – Я сморщила нос.
Кэйд пожал плечами.
– Мы совершенно по-разному представляли, как управлять компанией, и временами становилось трудно. Я бы солгал, если бы сказал, что успех фирмы не повредил нашей дружбе.
Он сделал большой глоток мартини, его лицо вдруг стало напряженным и серьезным. Я поняла, что тема его друга Джеймса ранит его сильнее, чем он сам это признает.
– А что, если… – начал Кэйд, меняя тему. – Сегодня хороший вечер. Почему бы нам не заказать еще выпить, какие-нибудь закуски, а потом не пойти погулять? Напомни мне, как давно ты живешь в Сиэтле.
– Около года, – ответила я.
– Так тебе просто необходима качественная экскурсия. – Кэйд улыбнулся. – Я покажу тебе мой Сиэтл, все те места, которые имеют для меня значение. Что скажешь?
Я смотрела на него широко открытыми глазами. Мне нравилась его уверенность.
– Согласна, – ответила я. И Кэйд взял меня за руку.
Когда мы выходили из ресторана на тротуар, мимо нас прошли двое мужчин в дорогих костюмах. Один из них говорил про NASDAQ[16].
– Я бы никогда не смог быть таким, как они, – после паузы сказал Кэйд.
Я посмотрела на него:
– Что ты имеешь в виду?
– Деловые костюмы, ежедневный график работы с восьми до пяти, бесконечные совещания по поводу прибылей и убытков компании, жесткие сроки. Работа на босса.
Я кивнула и улыбнулась:
– Да уж, ты прирожденный предприниматель.
Мы шли по улице вдоль квартала.
– Волшебный час. – Кэйд посмотрел на небо. Солнце только что село, и оранжевый свет задержался на горизонте. Ночь еще не наступила, а день уже закончился, это был чудесный отрезок времени, в котором, собственно, и находились мы с Кэйдом.
Я снова почувствовала, как в моем животе порхают бабочки, – точно так же, как во время нашей первой встречи, и улыбнулась, когда Кэйд сделал вид, будто подносит ко рту микрофон.
– Благодарю вас, мэм, за то, что вы решились совершить эту эксклюзивную экскурсию по Сиэтлу. – Он весьма официально откашлялся. – Позвольте мне, вашему экскурсоводу, представиться. Я Кэйд Макаллистер.
Я не смогла удержаться от смеха.
– Мы проходим мимо самого тщательно охраняемого объекта города. Слева от нас «Зигзаг». На протяжении многих лет бармены этого заведения смешивали коктейли для музыкальной элиты города.
Кэйд приглушил голос до шепота:
– И если вы хотите как следует рассмотреть Даффа «Роуз» Маккагана из Guns N’Roses[17], заходите сюда в четверг сразу после восьми часов. Он всегда сидит в правой стороне бара.
– Я скажу Трэйси, – пообещала я. – Она убьет меня, если узнает, что я тебе об этом сказала, но в детстве она состояла в фан-клубе Guns N’Roses.
Кэйд внезапно остановился.
– А как насчет тебя? Какого бы певца ты хотела увидеть вживую?
– О, я даже не знаю. – Я разыграла смущение.
– Давай же, скажи, – настаивал Кэйд. – Не скрывай от меня.
– Ну, – немного застенчиво начала я, – ответ покажется тебе странным.
– Мне нравится узнавать о музыкальных вкусах людей, а твои пристрастия меня особенно интересуют.
– Ладно, – не слишком охотно уступила я. – В детстве мне нравилась музыка, которая нравилась моим родителям. Мои подружки отплясывали под хиты восьмидесятых, а я наслаждалась The Mamas and the Papas[18], Crosby, Stills and Nash, Neil Young[19] – вот такой музыкой.
Кэйд улыбнулся:
– А по какому певцу ты сходила с ума?
– Ты знаешь песню Happy Together[20] группы the Turtles?[21]
– Знаю.
– Солист группы – Ховард Кайлан, – продолжала я. – Мама любила эту песню. У нее была запись, и мы обычно слушали ее вместе. Это одно из немногих моих воспоминаний о ней. Разумеется, сейчас он, наверное, старый бородатый потасканный хиппи. Но его голос, эта песня, они как будто вышиты в моем сердце в том самом месте, где находится мама. Мне бы хотелось встретиться с ним и рассказать ему эту историю.
– Это было бы прекрасно, – заметил Кэйд.
– Наша экскурсия закончена? – поинтересовалась я.
Кэйд покачал головой:
– Следующая остановка – это место неудавшегося свидания с девушкой-диджеем с радио, чье имя мы раскрывать не станем. – Он указал на телефон-автомат. – Мне она действительно понравилась, во всяком случае, я хотел с ней встретиться. Но наше свидание совпало с заключением новой крупной сделки с очередной музыкальной группой. Джеймс хотел, чтобы я во что бы то ни стало подписал его. Я пообещал девушке, что вернусь через пять минут, но, к сожалению, пять минут растянулись на полчаса. Когда я вернулся, она уже ушла, правда, перед этим заказала выпивку для всех присутствовавших в баре, а счет оставила мне.
Я сочувственно посмотрела на Кэйда:
– Жестоко!
– Так вот на этом все и закончилось. Она мне больше не позвонила, но урок я усвоил.
Кэйд снова вооружился воображаемым микрофоном, и мне не терпелось услышать, что он еще расскажет. Я взяла его под руку. С улыбками на лицах мы, шагая в ногу, свернули в следующий квартал.
– Перед вами первый офис «Стихия Рекордс», он вот здесь слева. – Кэйд указал на дверь с облупленной серой краской рядом с китайским рестораном.
– Не буду говорить о крысах и о том, что ни один из служащих больше никогда не закажет чоу мейн из курицы. Но из этой маленькой дыры в стене появилось на свет несколько платиновых записей.
Я заглянула в окно и представила Кэйда, начинавшего свой бизнес в этом помещении. Я сразу поняла, что передо мной редкая душа. Творческая, возможно, даже гениальная, уверенная в себе, но с необъяснимой уязвимостью. Он стоял близко ко мне, и все же мне хотелось быть еще ближе.
– Видишь уличный фонарь вон там, – продолжал Кэйд, – тот, который немного мигает?
– Ага.
– Там началась история группы Pearl Jam[22].
Я покачала головой.
– Прямо там?
– Вот именно, – подтвердил Кэйд. – Все думают, что Эдди Веддер прислал гитаристу Майку МакКреди демоверсию песни. Он действительно это сделал, но Майк не обратил на нее внимания. Потом Эдди переехал в Сиэтл, и Майк услышал, как он поет под этим фонарем. – Он остановился и указал вперед. – Он был пьянее дьявола, но пел, как ангел. Остальное уже история.
Стало темнее, и, когда к нам подошел бездомный, я придвинулась на дюйм ближе к Кэйду. Одежда висела на мужчине лохмотьями, от него исходил острый запах мочи и грязи.
– Мелочи не найдется? – пробормотал он, разглядывая меня. Я инстинктивно покачала головой и отступила назад.
– Конечно, приятель. – Кэйд сунул руку в карман, достал несколько монет по одному доллару и пригоршню мелких денег. – Держи.
– Большое спасибо, – пробубнил мужчина. – Благослови вас Бог.
– Береги себя, – сказал ему Кэйд, когда мы проходили мимо.
– Ты хорошо поступил.
Он пожал плечами.
– Дал немного мелочи бездомному парню?
– Немногие так бы поступили.
– А следовало бы.
Я кивнула:
– Но разве бездомные не тратят часто деньги на наркотики?
– Все может быть, – ответил Кэйд. – Но они такие же люди, как и мы. И по какой-то причине их жизнь сложилась не так, как они планировали. Возможно, они сами виноваты. Или кто-то еще. Кто знает? Но я думаю, что отсутствие дома – это не столько проблема одного человека, сколько проблема коллективная. Людям надо помогать, когда есть такая возможность.
– Согласна, – сказала я.
Еще несколько кварталов мы прошли в молчании. Я так долго чувствовала себя потерянной, летящей без цели, словно воздушный шарик. А потом этот парень поднял руку и притянул меня вниз, обмотав веревочку вокруг своего запястья.
– Теперь офис «Стихия Рекордс» находится вот здесь. – Кэйд указал на красивое кирпичное здание. – Здание принадлежит нам с Джеймсом. Я только что поставил стол для бильярда на верхнем этаже.
– Босс, для которого отдых на первом месте, – оценила я. – Мне это нравится.
Кэйд вдруг остановился.
– В котором часу ты сегодня превращаешься в тыкву? – улыбаясь, спросил он.
Я бросила взгляд на часики. Еще не было и десяти.
– Пожалуй, я могу погулять еще немного.
– Отлично. Потому что мне кажется, что нам стоит пропустить еще по стаканчику. Моя квартира как раз за углом.
– Не знаю. – Я колебалась. Стоит ли идти к парню домой на первом свидании? Вероятно, нет.
– Только один коктейль, никаких глупостей.
– Хорошо, – согласилась я после паузы. – Только один.
Мы прошли до увитого плющом кирпичного дома и остановились у двери, выходящей прямо на тротуар. Кэйд открыл дверь ключом, и я прошла за ним внутрь.
– Дом, милый дом, – пропел он, подходя к проигрывателю на столике у дивана. – Ты слышала группу The Breeders?[23]
– Нет, – сказала я.
Он вытащил диск из обложки и определил его на место с мастерской точностью, а потом снова взглянул на меня.
– Они тебе понравятся.
Я прислонилась к стене и слушала, как басы бухают в колонках.
– Ким[24] сначала играла в The Pixies[25], – сказал Кэйд. – Это должно было стать всего лишь экспериментом, дополнительным проектом. Но в результате получилось самое свежее и непредсказуемое звучание в роке, во всяком случае, с моей скромной точки зрения.
– Мне нравится.
Он улыбнулся:
– Так много музыки, которой бы мне хотелось с тобой поделиться…
От его слов у меня в животе снова запорхали бабочки. Если он хочет научить меня, то я хочу научиться.
– Ты это слышишь? – Кэйд взял мою руку и начал барабанить ею по столику в такт ударным. – Вот это место. – Он закрыл глаза, продолжая повторять мелодию моими пальцами.
– Да, – ответила я. Я была благодарна за то, что свет был приглушен, потому что мои щеки пылали огнем.
– Добротная работа ударных, – отметил он, отпуская мою руку и направляясь на кухню. – Налить тебе выпить?
– Конечно.
– Водка с содовой?
Я кивнула и скользнула взглядом по его квартире. Открытая планировка напоминала лофт с неоштукатуренными кирпичными стенами, красивая винтовая лестница из чугуна вела в спальню наверху.
– Промашка, – объявил Кэйд. – Водка закончилась. Хочешь прогуляться со мной до винного магазина?
– Конечно, – ответила я, и Кэйд взял ключи.
Я медленно прошла вперед, пока он запирал дверь.
– Магазин за углом, – объяснил Кэйд. – Думаю, он еще работает.
Я кивнула, глядя на здание рядом с домом Кэйда, которое пока еще только строили. Его окружали леса, выходящие в некоторых местах на тротуар.
– Это не новый приют для бездомных? – спросила я, вспоминая дискуссии между репортерами в комнате новостей. Щедрое пожертвование – дар некоммерческой организации, переданный на строительство приюта, – вызвало неудовольствие девелоперов, надеявшихся построить на этом месте многоквартирный дом.
– Точно, – подтвердил Кэйд.
– А ты что об этом думаешь?
– О чем?
– Я знаю, что проект был противоречивым, – продолжала я.
– Что противоречивого в помощи нуждающимся?
– Ничего, – улыбнулась я.
– Если быть до конца честным, то мне больше по душе соседство с приютом для бездомных, чем со стерильным кондоминиумом с его завышенными ценами, напыщенными обитателями и их избалованными собаками.
Я рассмеялась:
– Отлично сказано.
– Ты только подумай, – не успокаивался Кэйд. – Сначала появляется кондоминиум, следом за ним вырастают сетевые рестораны. Не успеешь оглянуться, как мое любимое кафе на Мейн-стрит превратится в H&M.
Он немного помолчал, ловя мой взгляд под фонарем.
– Ты такая красивая, – неожиданно сказал он.
Я улыбнулась, чувствуя, как горят щеки, и отвернулась.
– Это правда. – Кэйд сжал мою руку.
Купив в винном магазине алкоголь, мы вернулись обратно в квартиру Кэйда. Он приготовил нам выпить, и мы уселись на диване. Я положила голову ему на плечо, отдыхая в молчании. У меня отяжелели веки, и я неожиданно задремала.
Я вздрогнула, открыла глаза – как мне показалось, несколько часов спустя – и резко выпрямилась.
– Который час?
Кэйд сидел рядом со мной и не спал.
– Почти два часа ночи. Мне не хотелось будить тебя. Ты выглядела такой спокойной.
Я улыбнулась.
– Мне пора идти.
– Я знаю, – откликнулся он. – Двай я вызову тебе такси.
Я неловкими пальцами застегивала пуговицы на кардигане. Кэйд вызывал машину. На мгновение мне захотелось остаться. В этот вечер и в следующий. И потом тоже. Остаться навсегда.
Кэйд вышел вместе со мной на улицу и обнял меня. Он долго не размыкал объятия, пока его губы не встретились с моими. Мы целовались, когда подъехало такси.
Я вспомнила четвертак, который Трэйси дала мне раньше. Прежде чем махнуть на прощание Кэйду, я сунула руку в карман и бросила монету в шляпу бездомного, который сидел на тротуаре рядом со своей собакой.