Среди богов. Неизвестные страницы советской разведки. Часть четвёртая (Ю. А. Колесников, 2014)

Глава 1

События в мире развивались стремительно. Одно трагичнее другого, словно предначертание чудовищной судьбы. Ужасы, слёзы, кровь стали обыденностью. Главари фашистских государств преподносили миру всё новые и новые сюрпризы.

Началось всё в один из осенних дней памятного тридцать пятого. Войска фашистской Италии, использовав бомбардировочную авиацию, современную военную технику и отравляющие газы, вторглись в суверенную Абиссинию и после скоротечных боев с малочисленной, плохо вооружённой, самоотверженно сопротивлявшейся захватчикам туземной армией оккупировали страну. Глава государства Негус-Негусти бежал. Выступая в Лиге Наций, он клеймил чёрнорубашечников Бенито Муссолини.

…Осенью тридцать шестого объединённые вооруженные силы двух фашистских государств – Италии и Германии – совершили агрессию против республиканской Испании.

…Летом тридцать седьмого войска императорской Японии оккупировали Северный, а затем и Центральный Китай.

…Весной тридцать восьмого, с согласия ряда правительств западных стран, Германия аннексировала соседнюю процветающую независимую Австрию. В первый же день вторжения фашистской армии Гитлер назначил главой государства руководителя местных нацистов Зейсс-Инкварта.

…29 ноября 1938 года в Мюнхене, при участии и содействии премьеров Великобритании Чемберлена, Франции Даладье и при посредничестве итальянского дуче Муссолини, Гитлер получил «зелёный свет» на оккупацию части Чехословакии.

В марте следующего года немецкие войска полностью заняли страну, превратив ее в протекторат Третьего рейха с верховным гауляйтером Гейдрихом, являвшимся одновременно группенфюрером СС и начальником службы безопасности (СД) рейха. СССР был единственной в мире страной, отказавшейся признать оккупацию Чехословакии.

Глава 2

В апреле тридцать девятого года Германия бесцеремонно ввела войска в крупнейший порт и город Литвы Мемель на Балтийском море. Прибывший туда канцлер Гитлер объявил оккупированную вермахтом территорию частью германского рейха.

Между тем страницы газет уже пестрили сообщениями о новых притязаниях Германии. Для отвода глаз «объектом» назывался «вольный город Данциг» и «Польский коридор». На самом же деле, Гитлер зарился на Польшу и много дальше… Но народ молчал.

Четвертого мая тридцать девятого года советник посольства Германии в Советском Союзе Типпельскирх в телеграмме № 61, отправленной в Берлин, докладывал:

«Назначение Молотова наркомом иностранных дел при сохранении за ним поста председателя Совета Народных Комиссаров было с большой помпой объявлено советской прессой в форме Указа Президиума Верховного Совета. Об отставке Литвинова извещалось на последней странице в крохотной колонке под рубрикой “Хроника”».

Эта внезапная смена министров иностранных дел СССР вызвала тогда удивление, так как Литвинов находился в центре переговоров с английской делегацией, а на первомайском параде стоял справа от Сталина, то есть не было ещё признаков шаткости его положения.

В советской прессе – никаких комментариев. Наркомат иностранных дел не даёт разъяснений представителям прессы. Поскольку Литвинов принял английского посла не далее как 2 мая и накануне был назван в газетах почётным гостем на первомайском параде, его отставка, видимо, явилась результатом неожиданного решения Сталина. Вероятно, это было связано с возникающими в Кремле разногласиями во взглядах на переговоры, проводимые Литвиновым. Тем более что меры, предпринятые Генеральным секретарем ЦК ВКП(б) Сталиным для улучшения отношений с Германией, уже вошли в фазу разработки.

«Молотов (не еврей) считается ближайшим соратником Сталина. Его назначение должно стать гарантией, что внешняя политика будет проводиться в строгом соответствии с идеями Сталина», – подчёркивала зарубежная пресса, отмечая при этом сдержанность нацистской пропаганды в оценке событий, происходящих в СССР.

Отдельные информационные агентства отмечали также, что в немецкой прессе прекратились нападки на Советский Союз, сообщения стали более объективными, деликатные вопросы не затрагивались.

Политики осторожно комментировали действия СССР на международной арене. Полагали, что судить о них преждевременно. Высказывали мнение, что они могут быть лишь мерами, вызванными тактическими соображениями. В то же время и немецкие, и советские дипломаты старались убедить друг друга в отсутствии оснований для изменений в политике обоих государств.

Немцы вели себя хитрее. Как бы мимолётными замечаниями провоцировали советских собеседников на откровенный разговор об их собственной точке зрения или о позиции Советской страны в целом. Немецкие дипломаты при каждом удобном случае пытались внушить советским партнёрам, что экономические переговоры ими ведутся со всей серьёзностью, что их намерения придти к соглашению с Советами всегда были искренними. Прямо говорилось, что успешное завершение экономических переговоров будет способствовать улучшению политической атмосферы в отношениях между государствами.

Переговоры на высоком уровне носили несколько иной характер. Как ни старались нацисты выудить у наркома Молотова нечто большее, чем было в его скупых заверениях, попытки их оказывались тщетными. «Как видно, господин Молотов решил сказать ровно столько, сколько он сказал, и ни слова больше. Он известен своим упрямством…» – отмечал в меморандуме посол Германии в Советском Союзе граф Шуленбург.

Советская сторона делала всё необходимое для заключения договора с Германией, но не желала излишней спешки в столь важном и внезапно возникшем деле. Немцев же ситуация заставляла добиваться немедленного результата.

Шуленбургу из Берлина давались разъяснения: «На основании нынешних результатов Ваших обсуждений с Молотовым мы теперь должны твёрдо стоять на своём и выжидать, не собираются ли русские заговорить более открыто».

Германский посол в Москве телеграфировал в Берлин статс-секретарю МИДа фон Вейцзекеру о своей беседе с Молотовым 20 мая 1939 года.

23 мая, на секретном совещании высшего командования вермахта Гитлер признался: «Речь идёт сейчас не о Данциге, а о жизненном пространстве на востоке и обеспечении Германии продовольственным снабжением, а также о решении балтийской проблемы».

На пятые сутки, в ночь на 29 мая, русский перевод выдержки из заявления германского рейхсканцлера лежал на столе у Сталина. Он велел перепроверить сообщение, хотя содержание не очень удивило его. Сведения оказались достоверными.

Глава 3

Из Берлина в Наркомат иностранных дел СССР поступила депеша, в которой приводились высказывания Гитлера о совершенно иной направленности его планов и намерений. Советские руководители восприняли их как наиболее примечательные из всех ранее известных.

После тщательного анализа обстоятельств и множества факторов, вытекающих из высказываний Гитлера, генсек Сталин и Молотов пришли к выводу о необходимости согласиться на заключение с Германией пакта о ненападении.

Что это, наивность? Политическая близорукость? Преступная недооценка ситуации? Нет, разумеется. Своя оценка политической обстановки, своё видение событий, своя тактика.

Такое нелёгкое решение советские руководители приняли лишь после того, как убедились, что на серьёзный союз с английскими и французскими лидерами в целях обуздания агрессора рассчитывать не приходится, как и на полноценное партнёрство с Англией и Францией. Что, кроме волокиты, схожей с той, которую устроили их делегации в Москве с весны и до последней декады августа 1939-го якобы для подготовки соглашения с Советским Союзом по обузданию агрессора, ожидать от них нечего.

Это была последняя попытка СССР образовать антигерманскую коалицию с Англией и Францией, показавшая абсолютную фальшь и полную бездарность их лидеров при оценке обстановки.

В этой связи в Кремле пришли к выводу: подобный союз прочным не будет. Предполагаемые союзники тянут резину, их поступки противоположны необходимым для противодействия агрессору.

Если от немцев следует ожидать ножа в спину, то это вполне естественно. На то они и фашисты. Явление закономерное. И то, что Гитлер облачился в овечью шкуру, сомнений ни у кого не вызывает. «С волками жить – по-волчьи выть!» А пока нам придётся притвориться овечкой. Иначе не оттянуть неизбежное с ним столкновение, не выиграть время для подготовки на случай военного конфликта.

Согласно информации, которой располагали советские руководители, не исключался и объединённый англо-франко-германский «крестовый поход» против «безбожной» России. Информация имела под собой реальную почву.

Решение о пакте появилось из-за безвыходности положения. «Вступившему в танец, следует выполнять свою роль». И тогда либо обречённость, либо шанс на победу. Естественно, предпочтительней последнее. На него и делалась ставка. А чтобы придать большую весомость новому политическому курсу, в Кремле решили подписать договор о дружбе с Германией и государственной границе.

Это основательно пошатнуло престиж Советского Союза на международной арене. В то же время планы англичан и французов были порушены. В Лондоне больше, чем где бы то ни было, власти находились в шоке: договорённость СССР и Германии расстроила их надежды на столкновение нацистов с большевиками.

Не секрет, такие планы длительное время вынашивались ведущими странами Запада и Востока, и потому Гитлеру отдали на откуп ряд европейских стран. И вдруг всё лопнуло! Как мыльный пузырь!

Это была одна из главных причин, толкнувших Кремль на столь необычный шаг. Другая, не менее важная – урок гражданской войны в Испании, выявивший отставание в техническом оснащении вооружённых сил, низкий уровень компетентности высшего и среднего командного и политического состава Красной Армии как результат прокатившейся по стране чистки. Предстояло в кратчайший срок восполнить пробелы.

Для этого требовалось время. Его было в обрез. Нацистская Германия стремительно шла к цели, многократно заявленной немецким фюрером: «…Когда я говорю о жизненном пространстве для немецкого народа, прежде всего имею в виду восточные земли!» На первом месте у него были Украина и Россия. Не скрывая своей цели, Гитлер упрямо шёл к ней.

Глава 4

Ещё 16 июня 1939 года СССР предложил Англии и Франции заключить прямой трёхсторонний договор против германского агрессора. Англичане и французы отозвались на это чрезвычайно вяло, тянули переговоры, ничего конкретного не решались предпринять.

2 августа в НКГБ СССР поступило донесение от зарубежного агента о том, что в последних числах июля в предместье Лондона проходили англо-германские переговоры по следующим вопросам:

1) о готовности англичан вернуть немцам колонии;

2) о заключении Великобританией и Германским рейхом договора о невмешательстве во внутренние дела обеих сторон;

3) о заключении Великобританией и Германским рейхом пакта о ненападении друг на друга;

4) о признании Восточной и Юго-Восточной части Европы сферой влияния интересов Германии.

Глава 5

Посол в СССР граф Шуленбург был вынужден признаться в своем кругу:

«Министр Рейха предписал мне быть чрезвычайно осторожным в беседе с Молотовым. Поэтому я удовольствовался тем, что говорил как можно меньше и всё время держался этой тактики. Тем более что позиция господина Молотова кажется мне довольно подозрительной.

Не может быть двух мнений относительно того, что возобновление экономических переговоров не удовлетворяет его как политический жест и что, видимо, он желал бы получить от нас более обширные предложения политического характера. Мы должны быть чрезвычайно осторожны в этой области, пока не будет уверенности в том, что возможные предложения с нашей стороны не будут использованы лишь для оказания давления на Англию и Францию. С другой стороны, если мы хотим чего-нибудь добиться здесь, то неизбежно, рано или поздно, мы должны будем предпринять какие-то действия».

Одновременно немцы действовали энергично, внешне тактично и интригующе. Об этом свидетельствует письмо статс-секретаря МИДа Рейха послу Германии в СССР, отправленное из Берлина 27 мая 1939 года:

«Дорогой граф Шуленбург!

Мы ответили на Ваше письмо от 22-го нашей вчерашней телеграммой, которая Вас, наверное, удивит меньше, чем господина Хильгера, так как он непосредственно присутствовал при том, когда давались совершенно другие указания. Чувствую, что должен дать Вам кое-какие разъяснения. Мы здесь придерживаемся мнения, что, видимо, нелегко будет предотвратить комбинацию Англия – СССР. Тем не менее даже сегодня можно найти довольно широкий круг вопросов для переговоров, в которые мы могли бы включиться, выбрав более верный тон, и таким путём внести раздор и затруднения… Короче говоря, мы не будем выходить за пределы инструкций, посланных Вам, и хотим теперь посмотреть, насколько серьёзно Москва, с одной стороны, и Париж-Лондон – с другой, готовы связать друг друга обещаниями.

Естественно, мы будем приветствовать в любое время Ваши сообщения и оценки положения.

Наша просьба разузнать, когда возвращается сюда советский посол Мерекалов, имеет для нас значение только в свете будущих перемещений в Москве.

Примите мои наилучшие пожелания и искренние приветствия.

Хайль Гитлер! С совершенным почтением,

Ваш Вейцзекер.

P.S. Должен добавить к сказанному выше, что с одобрения фюрера состоится весьма ограниченный обмен мнениями с русскими на совещании, которое у меня сегодня будет с советским поверенным в делах. Вы, конечно, будете официально информированы о нём. Не стану поэтому вдаваться сейчас в подробности».

Далее следует Меморандум Министерства иностранных дел Германии, представляющий собой одно из предложений, направленных Риббентропом Гитлеру.

(На полях пометка: «Не вмешиваться ни при каких обстоятельствах во внутренние дела друг друга».) «Если это условие будет принято – а на это имеются определенные указания, – я могу себе представить, что подобного рода разговор мог бы привести к полезным результатам в направлении постепенной нормализации германо-советских отношений». (Снова той же рукой пометка на полях: «Украина».)

Пометки на полях, по всей вероятности, принадлежат Риббентропу, сделаны им во время обсуждения Меморандума с Гитлером в результате высказанных им замечаний.

Что касается замечания «не вмешиваться ни при каких обстоятельствах во внутренние дела друг друга», то это вызвано желанием Гитлера действительно не столько не мешать, сколько дать возможность Советскому Союзу продолжать эту политическую линию, вызывавшую крайне отрицательную реакцию правительств и общественного мнения целого ряда стран. Касательно второй пометки на полях следует иметь в виду, что Украина в самом деле не давала покоя германскому фюреру и его приближённым. Этот край никогда не выходил у них из намеченных ходов «с определённым итогом».

Сведения оказались достоверными.

«Берлин, 30 мая 1939 года.

Совершенно секретно!

Сегодня утром по моей просьбе меня посетил советский поверенный в делах. Я указал тему нашего разговора – просьба Советской России о продлении аккредитации её торгового представительства в Праге как отделения берлинского торгового представительства. В моих последующих замечаниях, которые поверенный время от времени прерывал возражениями, я строго придерживался данных мне указаний.

После нескольких замечаний поверенного в делах, совпадающих с нашим мнением, я сказал ему, что лично считаю верной позицию Германии по отношению к Советской России, которая выглядит следующим образом.

Германия не смотрит узко на вещи, но при этом она не готова всё принимать. В наборе нашего политического товара отсутствует один, а именно: особая привязанность к коммунизму. Мы сразу стали вести дела с коммунистами и будем продолжать вести их; более того, мы также не рассчитываем на особую симпатию Москвы к национал-социализму.

При этих словах поверенный в делах прервал меня и начал объяснять, каким образом русские отношения с Италией и особенно с Турцией, а также с другими странами стали нормальными и даже хорошими, несмотря на то что эти страны не испытывают никакой симпатии к коммунизму. Он сделал особый упор на возможности внутренней политики и, с другой стороны, ориентации внешней политики.

Я продолжал, что в ассортименте нашего политического товара существует неплохой набор и для России, начиная с нормализации наших отношений. Однако я не желал бы входить во все эти подробности. Я думаю, Германия доказала, что ей удалось справиться с коммунизмом у себя дома; также не испытывает она никаких страхов во внешней политике. Не знаю, есть ли ещё возможности для постепенной нормализации отношений между Советской Россией и Германией теперь, когда Москва, может быть, уже поддалась соблазнам Лондона. Однако раз уж поверенный в делах и посол так откровенно высказывались в Министерстве иностранных дел, я бы желал избежать упрека, что мы с нашей стороны отступили от своей позиции или утаивали её. Мы у Москвы ничего не просим, нам от Москвы ничего не надо, но мы также не хотели бы, чтобы позже Москва сказала, что это именно мы воздвигли между нами непроницаемую стену безмолвия…»

В тот же день, т. е. 30 мая, тот же статс-секретарь МИДа Германии Вейцзекер отправляет послу Германии в Советском Союзе телеграмму:

«№ 101

Очень срочно! Господину послу лично.

В противоположность ранее запланированной политике мы решили сейчас вступить в окончательные переговоры с Советским Союзом. В соответствии с этим в отсутствие советского посла я попросил поверенного в делах Астахова встретиться со мной сегодня. Советская просьба о дальнейшем сохранении их торгового представительства в Праге как отделения торгового представительства в Берлине послужила отправным пунктом для нашего разговора.

В этой связи я напомнил поверенному в делах о некоторых разговорах, которые он сам вёл в Министерстве иностранных дел, и особенно о заявлениях, сделанных мне советским послом примерно в середине апреля сего года относительно возможности нормализации и даже дальнейшего улучшения советско-германских политических отношений, и в этой связи я также сослался на более умеренный тон политических заявлений обеих сторон в течение последних нескольких месяцев.

Вейцзекер».

Под предлогом переговоров о продлении аккредитации советского торгпредства в Праге немцы всё чаще и прозрачнее отмечали готовность урегулировать отношения Германии с СССР. Но за этим стояла и другая, далеко идущая цель, которую преследовали в Берлине. Понимали ли это в Москве? Во всяком случае, осторожничали. Дипломаты проводили в жизнь новую линию своего правительства. Свидетельствует нижеследующий документ:

«Докладная записка

Министерства иностранных дел

Берлин, 15 июня 1939 г.

Советник болгарского посольства господин Драганов пришёл ко мне сегодня и сообщил конфиденциально, что советский поверенный в делах, с которым у него нет близких отношений, без всякой видимой причины просидел два часа. Длинная беседа, из которой нельзя было точно выяснить, отражала она личные взгляды господина Астахова или же мнение советского правительства, была приблизительно следующего содержания.

Советский Союз испытывает сомнения при рассмотрении современного международного положения. Он колеблется между тремя возможностями, а именно: заключением пакта с Англией, дальнейшим оттягиванием переговоров и пактом сближения с Германией. Эта последняя возможность, на которую идеологические соображения не должны будут оказывать влияния, наиболее близка к тому, чего желает Советский Союз. Кроме того, были другие пункты, например, что Советский Союз не признает за Румынией права владеть Бессарабией. Однако препятствием является опасение нападения Германии либо через прибалтийские страны, либо через Румынию. В этой связи поверенный в делах также сослался на «Майн кампф». Если бы Германия заявила, что она не нападёт на Советский Союз или что она заключит с ним пакт о ненападении, то Советский Союз, может быть, воздержался бы от заключения соглашения с Англией. Но Советский Союз не знает, что в действительности хочет Германия. Ряд обстоятельств также говорит за вторую возможность, а именно, за продолжение переговоров о соглашении с Англией в замедленном темпе. В этом случае у Советского Союза по-прежнему руки не были бы связаны при любом конфликте, который мог бы вспыхнуть…

В конце господин Драганов вновь повторил, что он не может понять, почему господин Астахов дал ему эту информацию. Он предполагает, что это, возможно, сделано преднамеренно, в надежде, что господин Драганов сообщит об этом нам.

Воерман».

Не приводит ли указанная Астаховым «вторая возможность» к размышлению о том, что затяжка переговоров с Англией, их «вялость» инсценировались не только одной стороной?

«Посол Германии в Советском Союзе

Министерству иностранных дел Германии.

Телеграмма № 115 от 28 июня.

Срочно! Секретно!

Москва, 29 июня 1939 г. – 2.40

Получено в Берлине 29 июня 1939 г. – 19.20

Сегодня во второй половине дня у меня была беседа с Молотовым, который принял меня немедленно после того, как обо мне доложили. Беседа продолжалась больше часа и прошла в дружеской атмосфере.

Я описал Молотову мои впечатления от разговора с влиятельными лицами в Берлине, особенно с министром иностранных дел рейха. Я подчеркнул, что мы бы приветствовали нормализацию отношений между Германией и Советской Россией, как об этом заявил государственный секретарь советскому поверенному в делах в Берлине. Мы дали ряд доказательств этого, как, например, сдержанность немецкой прессы, заключение пактов о ненападении с прибалтийскими странами и наше желание возобновить экономические переговоры. Из этого явствует, что у Германии нет плохих намерений в отношении Советского Союза, особенно поскольку Берлинский договор все ещё находится в силе. Мы с немецкой стороны и впредь будем пользоваться любым случаем, чтобы доказать добрую волю.

Молотов ответил, что он воспринял мои заявления с удовлетворением. Внешняя политика советского правительства была, согласно утверждениям его руководителей, направлена на развитие хороших отношений со всеми странами, и это, конечно, относилось – при условии взаимности – также и к Германии. Что касается пактов о ненападении с прибалтийскими странами, Молотов заметил, что Германия заключила их в своих собственных интересах, а не из любви к Советскому Союзу. Он усомнился в устойчивости подобных договоров после того, что случилось с Польшей. На это я ответил, что Польша сама спровоцировала разрыв договора, примкнув к враждебному нам союзу, что оказалось несовместимым с дружественными отношениями с нами…

Разговор закончился в дружеской атмосфере, причем я неоднократно обращался к Молотову с просьбой повлиять на тон советской прессы.

Шуленбург».

Параллельно события на международной арене развивались своим чередом. Из меморандума статс-секретаря Министерства иностранных дел Германии:

«Меморандум Министерства иностранных дел Германии.

Секретно. Берлин, 27 июля 1939 г.

В соответствии с полученными инструкциями вчера вечером я пригласил советского поверенного в делах Астахова и главу советского торгового представительства Бабарина на ужин в Эвест. Русские оставались примерно до половины первого. Они начали разговор с политических и экономических проблем, которые интересуют нас, в очень живой и заинтересованной манере, так что оказалось возможным провести неофициальное и подробное обсуждение всех тем, упомянутых министром иностранных дел рейха. Следует подчеркнуть следующие части беседы.

1. Ссылаясь на замечания, сделанные Астаховым, о тесном сотрудничестве и общности интересов во внешней политике, существовавших некогда между Германией и Россией, я объяснил, что подобное сотрудничество кажется мне сегодня вполне достижимым, если советское правительство считает его желательным. Я могу себе представить три этапа…

Третий этап должен будет выразиться в восстановлении хороших политических отношений, что означает либо возврат к тем, которые существовали до Берлинского договора, либо же к новой договорённости, которая учитывала бы жизненные политические интересы обеих сторон.

Этот третий этап кажется мне вполне достижимым, так как, по моему мнению, во всей зоне от Балтийского моря до Чёрного и до Дальнего Востока не существует между обеими странами спорных проблем во внешней политике, которые исключали бы возможность таких отношений.

Кроме того, несмотря на всю разницу в мировоззрении, в идеологии Германии, Италии и Советского Союза есть одна вещь общая: это оппозиция к капиталистическим демократиям. Ни мы, ни Италия не имеем ничего общего с капитализмом Запада. Следовательно, нам показалось бы довольно парадоксальным, если бы Советский Союз, как социалистическое государство, был бы на стороне западных демократий.

2. Советский Союз вынудили почувствовать самую большую угрозу со стороны внешней политики национал-социализма. Мы, соответственно, назвали наше настоящее политическое положение как окружение. Именно так после сентябрьских событий прошлого года представлялось Советскому Союзу политическое положение. Астахов упомянул Антикоминтерновский пакт и наши отношения с Японией, а также Мюнхен, который нам развязал руки в Восточной Европе, и политические последствия этого: всё, вместе взятое, должно было быть направлено против Советского Союза.

Наше заявление о том, что прибалтийские страны и Финляндия, а также Румыния якобы находятся в нашей сфере интересов, окончательно укрепило чувство угрозы у Советского Союза. Москва не может полностью поверить в перемену политики Германии по отношению к Советскому Союзу. Можно рассчитывать лишь на постепенную перемену.

3. Политика Германии направлена против Англии. Это является решающим фактором. Как я говорил ранее, могу себе представить далеко идущий компромисс при рассмотрении взаимных интересов с должным учётом жизненно важных проблем России.

Однако эта возможность будет закрыта с того момента, как Советский Союз подписанием договора встанет на сторону Англии против Германии. Советский Союз должен сделать выбор. Только по этой причине у меня есть возражения в отношении его точки зрения, что темпы достижения возможного понимания между Германией и Советским Союзом должны быть неторопливыми. Сейчас подходящий момент, а не тогда, когда будет заключён пакт с Англией. Это должно быть учтено в Москве.

Что Англия может предложить России? В лучшем случае – участие в европейской войне и враждебность Германии, но без всякого желанного завершения для России. Что можем предложить мы, с другой стороны? Нейтралитет и то, чтобы остаться в стороне от возможного европейского конфликта и, если Москва пожелает, немецко-русское соглашение относительно общих интересов, которое, как и в прошлые времена, приведёт к выгоде для обеих сторон.

4. Во время дальнейших обсуждений Астахов снова вернулся к вопросу о балтийских странах и спросил, есть ли у нас там, помимо экономического проникновения, другие более далеко идущие политические цели. Он также серьёзно поднял вопрос о Румынии. Что касается Польши, он сказал, что Данциг будет тем или иным путём возвращён Рейху и что вопрос о «коридоре» должен будет быть разрешён каким-то образом в пользу Рейха. Он спросил, не претендует ли Германия также на территории, некогда принадлежавшие Австрии, в частности, Галицию и украинские территории.

После описания наших экономических отношений с прибалтийскими странами я ограничился заявлением, что никакого столкновения германо-русских интересов из-за всех этих вопросов не возникнет. Более того, урегулирование украинского вопроса показало, что мы не стремимся ни к чему, что угрожало бы советским интересам.

5. Произошло довольно серьёзное обсуждение вопроса: почему национал-социализм проявлял враждебность к СССР в области внешней политики. Антагонизм национал-социализма естественно вытекал из борьбы против Коммунистической партии Германии, которая зависела от Москвы и была лишь орудием Коминтерна. Борьба против Коммунистической партии Германии давно закончилась. Коммунизм искоренен в Германии. Значение Коминтерна оказалось перекрыто. Политбюро теперь проводит совершенно другую политику, чем в то время, когда доминировал Коминтерн.

Слияние большевизма с национальной историей России, которое выразилось в прославлении великих деятелей и деяний России (празднование годовщины битвы под Полтавой, чествование Петра Первого, битвы на Чудском озере, Александра Невского), действительно изменило международное лицо большевизма, как мы это видим, особенно когда Сталин отложил «мировую революцию» на неопределённый срок. При таком сочетании дел мы увидели теперь возможности, которые не видели раньше, при условии, что не делалось бы попыток ни в какой форме распространять коммунистическую пропаганду в Германии.

6. В конце Астахов подчеркнул, насколько эта беседа была ценной для него. Он доложит о ней в Москву и надеется, что она принесет там определённые результаты в последующем развитии событий.

7. С нашей точки зрения, заслуживающим внимание успехом можно считать тот факт, что Москва после ряда месяцев переговоров с Англией до сих пор остаётся неуверенной относительно того, что же она должна в конечном счёте предпринять.

Шнурре».

Идеологический момент, как видно, не очень связывал Советское руководство при выработке нового курса на советско-германское сближение и даже не мешал согласиться с германскими притязаниями на чужие территории, надеясь на получение аналогичных дивидендов и для себя.

Особо прельщало именно высказывание представителя МИДа Германии, где он коснулся того, что «во всей зоне от Балтийского моря до Чёрного и до Дальнего Востока не существует между обеими странами спорных проблем, которые исключали бы возможность таких отношений», и что «несмотря на всю разницу в мировоззрении, в идеологии Германии, Италии и Советского Союза есть единое общее: оппозиция капиталистическим демократиям, так как ни мы, ни Италия не имеем якобы ничего общего с капитализмом Запада.

На генсека Сталина особое впечатление произвело высказывание немца о том, что показалось бы довольно парадоксальным, если бы Советский Союз как социалистическое государство был бы на стороне западных демократий. Всё это казалось настолько убедительным, настолько подкупающим, настолько ему душевно близким, что определило весь ход дальнейших шагов, предпринятых к сближению с немцами. О том, что они нацисты, что у фюрера твёрдые намерения по захвату советских территорий, о чём поступали из-за рубежа многочисленные предупреждения, казалось, было предано забвению. Это красноречиво подтверждается рядом подлинных документов.

Глава 6

Юрий уже догадывался, кем в действительности был дядюшка Сильвестру. Несомненно, бессарабец скорее всего связной Компартии Румынии, интересующийся обстановкой в столице и в стране.

Ещё в начале знакомства Сильвестру намекнул о своём сочувствии отбывавшей в тюрьме срок родственнице Юрия, той самой Пите, некогда скрывавшейся в их доме. И Юрий понял, что и Сильвестру, очевидно, такой же, как она.

Если раньше отношения с Сильвестру казались Юрию обычными для земляков, то по мере общения на первый план стало выходить любопытство дядюшки об определённого толка новостях. Возникали вопросы отнюдь не житейские, ставились конкретные задачи, давались советы о том, как добиваться результата в своей деятельности.

Сведения, которыми располагал Марчел, казались слишком важными для простого электрика, каким тот был. Видимо, его функции распространялись значительно дальше повседневной работы. Едва ли не все, кто подходил к нему, здоровались и относились к нему не только с глубоким уважением, но и с некоторым почтением.

Впрочем, нечто похожее можно было сказать и о самом курсанте Россети. Получалось, что оба были с «двойным дном».

Глава 7

Телеграмма посла Германии в Советском Союзе Министерству иностранных дел рейха.

«№ 158 от 3 августа 1939 г.

Москва, 4 августа 1939 г. – 00.20

Сегодня во время совещания, длившегося 1 час 15 минут, Молотов отбросил свою обычную сдержанность и казался необычайно открытым. Я сослался на мою последнюю беседу с ним и сказал, что за это время в Берлине торговые переговоры возобновились и, кажется, развиваются обнадёживающим образом. Следовательно, мы рассчитываем на их скорое завершение… Молотов подтвердил, что «в общем» он был в курсе этого.

…Затем я объяснил, как на основании трёх этапов, упомянутых Шнурре, мы представляем себе нормализацию и улучшение наших отношений с Советским Союзом.

Далее я сказал, что от Балтики до Чёрного моря нет противоречий в интересах между Германией и Советским Союзом, что Антикоминтерновский пакт не был направлен против Советского Союза, что подписанием пактов о ненападении с прибалтийскими странами мы доказали нашу решимость уважать их целостность и что наши широко известные требования к Польше не означают нанесения ущерба советским интересам. Следовательно, мы считаем, что есть полная возможность согласовать наши интересы, и мы спрашиваем, какого мнения придерживается советское правительство.

Молотов ответил довольно пространно, пункт за пунктом. Он заявил, что Советский Союз всегда желал заключения экономического соглашения, и, если такое же желание существует у немецкой стороны, он считает перспективы осуществления экономического соглашения совершенно благоприятными.

Что касается отношения советской прессы, то он считает – за некоторыми исключениями – наши упреки необоснованными. Но он стоял за то, чтобы пресса обеих стран воздерживалась от всего, что может вызвать обострение отношений между нами. Он считает постепенное возобновление культурных связей необходимым и целесообразным и считает, что положительное начало уже вполне положено в направлении их улучшения.

Подойдя к вопросу о политических отношениях, Молотов заявил, что Советский Союз также желает нормализации и улучшения взаимоотношений. Это не их вина, если эти отношения были испорчены. Причиной этого, как он сказал, было, во-первых, подписание Антикоминтерновского пакта и всё, что в этой связи высказано и сделано. На моё возражение о том, что Антикоминтерновский пакт не был направлен против Советского Союза и был 31 мая самим Молотовым назван союзом против западных демократий, Молотов ответил, что, тем не менее, Антикоминтерновский пакт способствовал агрессивной позиции Японии по отношению к Советскому Союзу.

Во-вторых, Германия поддерживала Японию и, в-третьих, немецкое правительство неоднократно демонстрировало, что оно не намеревается участвовать в какой бы то ни было международной конференции, в которой принимает участие Советский Союз. Молотов привёл в качестве примера Мюнхен.

Я подробно ответил Молотову, подчеркнув, что нет смысла обсуждать прошлое, а нужно искать новые пути.

Молотов ответил, что советское правительство готово участвовать в поисках таких путей, однако хотело бы получить ответ на вопрос, каким образом мои сегодняшние заявления увязываются с тремя пунктами, указанными им. Доказательств изменения позиции немецкого правительства на сегодня недостаточно.

Я снова подчеркнул отсутствие противоположности интересов во внешней политике, упомянул немецкую готовность переориентировать наше отношение к прибалтийским странам, чтобы, если возникнет определённая ситуация, сохранить советские жизненные интересы в этом районе.

При упоминании прибалтийских государств Молотов захотел узнать, какие страны мы подразумеваем под этим термином и является ли Литва одним из этих государств.

По польскому вопросу я заявил, что мы продолжаем настаивать на наших известных требованиях к Польше, но стремимся к мирному урегулированию проблемы. Если же нас вынудят к другому решению, то мы готовы защищать советские интересы и прийти к соглашению с советским правительством в этом вопросе.

Молотов высказал явную заинтересованность, но сказал, что мирное решение вопроса зависит от всех нас.

Я решительно возразил против этого и подчеркнул, что британская гарантия, к сожалению, привела к тому, что решение зависит от польских властей.

Затем я отверг утверждение Молотова, что Германия одна виновна в ухудшении германо-советских отношений. Я напомнил ему роковые последствия заключения договора с Францией в 1935 году и добавил, что возможное новое участие Советского Союза в объединении, враждебном Германии, может сыграть подобную же роль.

Молотов заметил, что нынешний курс, принятый Советским Союзом, носит чисто оборонительный характер и направлен на укрепление оборонительного фронта против агрессии. В противоположность этому Германия поддержала и содействовала агрессивной позиции Японии подписанием Антикоминтерновского пакта и военным союзом, подписанным с Италией, преследовала как наступательные, так и оборонительные цели.

В заключение Молотов уверил меня, что он информирует своё правительство о моих заявлениях, и повторил, что советское правительство также желало бы нормализации и улучшения отношений.

Из всего отношения Молотова было очевидно, что советское правительство на деле готово к улучшению германо-советских отношений, но что старое недоверие к Германии сохраняется.

Главное мое впечатление таково, что Советский Союз в настоящее время намерен подписать с Англией и Францией договор, если они выполнят все советские пожелания.

Переговоры, конечно, могут продлиться долгое время, особенно потому, что недоверие к Англии так же велико. Мне кажется, что мои заявления произвели впечатление на Молотова. Потребуется, однако, немало усилий с нашей стороны, чтобы заставить Советский Союз повернуть в другую сторону.

Шуленбург».

Глава 8

14 августа 1939 года от начальника Управления разведки НКГБ СССР в Кремль поступила докладная, в которой приводилось сообщение берлинского агента о том, что 11 августа рейхсканцлер Адольф Гитлер, принимая в Берггофе верховного комиссара Лиги Наций по Данцигу господина Бурхардта, сказал:

«Вы должны понять: всё, что мною делается, направлено против России. Если Запад так глуп и слеп, что не может этого понять, я буду вынужден договориться с русскими. Тогда я ударю по Западу и после его поражения объединёнными силами обрушусь против Советского Союза».

Глава 9

Стремление СССР заключить политическое соглашение с Германией совершенно очевидно вытекало из дальнейшего хода событий.

Уже через три дня фон Шуленбург начал в этом убеждаться. Он писал советнику дипломатической миссии МИДа Германии господину Шлиппе, что «…политические переговоры с англичанами и французами в настоящее время здесь прерваны. Сегодня утром господин Стрэнг вылетел в Лондон, где якобы у него накопилось много работы. В конце недели прибудут британские и французские офицеры. Британские военные здесь рассматривают перспективы предстоящих переговоров также со значительным скептицизмом.

Среди членов британской военной миссии находится Колье, бывший атташе военно-воздушных сил в Москве. Колье очень трезвый и спокойный человек и хорошо знаком с советскими условиями. Во время интервенции он был в Архангельске. Тот факт, что прислали его, приветствуется тут англичанами, потому что русские не смогут провести его, и он знает их методы переговоров.

Что касается политических переговоров на сегодняшний день, то мы слышали, что господин Молотов на всём их протяжении был неподвижен, как бревно. (На полях пометка: «Он был совсем другим с Хилгером и со мной в последний раз: очень общительным и любезным».) Он едва открывал рот и, если открывал его, то лишь для того, чтобы коротко заметить: «Ваши заявления не кажутся мне вполне удовлетворительными. Я должен проинформировать свое правительство». Говорят, что оба посла – британский и французский – совершенно измотаны и рады, что теперь у них будет передышка. Француз сказал одному из моих информаторов: «Слава богу, что этот тип не будет участвовать в военных переговорах!»

Относительно моих бесед с Молотовым Вы, конечно, информированы. Я полагаю, что, так или иначе, мы дали русским резкий отпор. В каждом слове и на каждом шагу чувствуется глубокое недоверие к нам. Об этом мы знали давно…»

В том же письме фон Шуленбург счёл нужным отметить:

«…скоро приедут те три немца, которые были приглашены советским правительством посетить здешнюю Сельскохозяйственную выставку. Действительно, стоит её посмотреть (поразительно грандиозная!)…»

В очередном меморандуме Министерства иностранных дел Германии отмечается:

«…Советский Союз выражает стремление продолжать обсуждение вопроса об улучшении советско-германских отношений. Мы хотели бы, чтобы Молотов сообщил нам свою позицию относительно статуса советских интересов для того, чтобы облегчить дальнейшие переговоры. Но в любом случае один вопрос уже назрел, а именно – Польша.

Польская мания величия, поддерживаемая Англией, постоянно толкает её на новые провокации. Мы все ещё надеемся, что Польша каким-то образом образумится и, таким образом, будет возможно мирное решение вопроса. Если этого не произойдет, возможно, против нашей воли и желания, придётся решать вопрос силой оружия. Если, как мы уже это делали в ряде случаев, мы объявили бы о своём желании приступить к широкому согласованию взаимных интересов с Москвой, для нас было бы важно знать отношение советского правительства к польскому вопросу.

В Москве, после того как политические переговоры не привели ни к каким результатам, идут сейчас военные переговоры с Англией и Францией. Трудно поверить, что Советский Союз вопреки очевидной своей выгоде встал бы на сторону Англии и сделался, как сама Англия, гарантом маниакальных устремлений Польши.

Конечно, старт немецко-советских переговоров был бы скверным, если бы, тем не менее, в результате военных переговоров в Москве мог бы возникнуть какой-нибудь военный союз против нас с участием Советского Союза.

Следовательно, речь идёт о вопросах, которые представляют для нас интерес уже на данном этапе наших обсуждений и от которых в конечном итоге зависят перспективы достижения взаимопонимания между Германией и Советским Союзом: во-первых, отношение Советского Союза к польскому вопросу, и во-вторых, цели, преследуемые Москвой в военных переговорах с Англией и Францией. Я снова могу заверить господина Астахова, как это делал по разным поводам, что в случае решения вопроса силой оружия интересы Германии в Польше ограничены. Они вовсе не должны сталкиваться с советскими интересами, но мы должны знать, каковы эти интересы.

Если мотивом, стоящим за переговорами, которые Москва ведёт с Англией, является боязнь быть преданным Германией в случае немецко-польского конфликта, то мы со своей стороны готовы дать гарантии, и они, конечно, будут иметь гораздо больше веса, чем поддержка Англии, которая никогда не сможет быть эффективной в Восточной Европе.

Астахов проявил живой интерес, но, естественно, у него не было никаких указаний из Москвы для обсуждения вопроса о Польше или о переговорах в Москве…

Шнурре».

Глава 10

Дядюшка Сильвестру сдержанно реагировал на новости авиакурсанта, услышанные в легионерском клубе. Сведения исходили в основном от Марчела либо его близких друзей. Во всяком случае, «шеф-электрик» был в курсе важных новостей. На этот раз речь шла о взрывах на каком-то крупном нефтехранилище, захваченном нацистами в Норвегии. Название города курсант не запомнил, хотя электрик его упомянул. Был такой «прокол». Переживал. Зато место взрыва на мукомольном комбинате запомнил. Это произошло в Осло. Внешне, разумеется, Юрий в присутствии Марчела разделял его негодование. Справлялся со своей двойной ролью.

Особенно возмутился, узнав от электрика о прогремевших двух мощнейших взрывах на погрузочном причале Бергена, где накопилось огромное количество различного сырья, предназначенного для авиационной промышленности Третьего рейха.

Рассказал об этом дядюшке, в ответ услышал:

– Важен сам факт, что электрик был расстроен антинацистской акцией. Какие ещё новости там в ходу?

– Пока только это, – развёл руками курсант.

– По всей вероятности, придётся вам там бывать почаще, – как бы между прочим произнёс дядюшка Сильвестру. И в заключение предупредил: – Ведите себя осторожно с этой публикой.

– Разумеется. Та ещё публика!

Глава 11

Не прошло и двух недель, как при очередной встрече Марчел хмуро рассказал Юрию о сообщении Берлинского радио со ссылкой на агентство ДНБ (Германское информационное бюро.) о том, что на загруженном в Норвегии немецком крупнотоннажном судне, в момент входа его в территориальные воды «фатерланда», вспыхнул пожар, который последовал из-за произошедшего взрыва. Корабль затонул.

– Но это ещё не всё, – грустно добавил Марчел. – Аналогичная судьба постигла и другое судно, загруженное в том же порту. Всё это свидетельствует о возобновлении ранее разгромленной службой безопасности Рейха крупной диверсионно-террористической организации. Вначале считали, что это дело рук англичан, но выяснилось, что оно субсидировалось Москвой…

Юрий сделал вид, что возмутился, воскликнул:

– И Германия будет сидеть сложа руки?! Не реагировать на такой бандитизм?

В подобных случаях авиакурсант старался казаться солидарным с Марчелом, иной раз даже быть «большим католиком, чем папа римский». Роль пока удавалась, и «электрик» видел в зачастившем в клуб госте верного сторонника легионерского движения, а заодно и фашизма.

Дядюшка Сильвестру в ответ на новости о затонувших судах сказал, что уже слышал об этом по радио. Перевёл разговор на успехи земляка в авиашколе и спросил, получает ли письма от матери…

– Но я не всё сказал, – интригующе заметил Юрий. – От «электрика» услышал, что немецкий посол в Москве имел беседу с господином Молотовым о возобновлении германо-советских торговых переговоров. И это ещё не всё! Молотов якобы воспользовался этим поводом для того, чтобы уяснить, насколько реально улучшение политических отношений между Германией и Советской Россией… Вот так, дядюшка Сильвестру. Ничего себе?!

– Любопытно…

Глава 12

При обнадёживающем обмене Берлина и Москвы телеграммами Сталин болезненно переживал малейшее отклонение от утверждённого им курса. Иногда он изменялся. Однако стержень неизменно оставался тот же: не отклоняться от занятой линии.

– Года через полтора – два время начнёт работать на нас, а значит, против наших недругов, – заявил Сталин на заседании Политбюро ЦК ВКП(б). – Поэтому мы обязаны любыми путями использовать вырванную отсрочку. И будет преступлением игнорирование отпущенного нам времени, которого мы добились недешёвой ценой, чтобы защитить гораздо большие ценности. Какие это ценности? Это наша страна. Это наш народ. Это его благополучие и благосостояние. Во имя победы социалистического строительства. Во имя победы идей Маркса и Ленина.

О целях жёсткой политики, казавшейся со стороны неразумной и просто странной, вызывавшей недоумение сограждан и злорадство противников, Сталин ни с кем не делился, даже намёком. Включая соратников, единомышленников, приближённых. Остерегался утечки. Остерегался раскрыть заветную тайну, на которую возлагал серьёзную надежду. Страшился, как бы противник не разгадал его замыслы. Иногда он всё же был близок к разгадке. В эти дни приближённым генсека, не знавшим истинных причин, казалось, что его хватит удар. Он, конечно, принимал меры, которые со стороны выглядели загадочными, порой и неоправданными. По своему обыкновению, жертвовал многим ради достижения большего. Первое приносило людям страдания и горе, слёзы и могилы. Второе оставалось пока неведомым и потому ужасным.

По этому поводу ходило множество суждений и толков, но не осуждений. Если кто-либо втихаря на подобные разговоры всё же осмеливался, ему приходилось крепко расплачиваться за это. Нередко и жизнью.

Осуждать политику советского руководства могли лишь иностранцы. Им не надо было опасаться навлечь на себя неприятности. Хотя кое-кого они и коснулись. Основательно.

Такая тактика советского руководителя была его натурой, его характером. О закулисной возне англичан и проводимой немцами подготовке к возможному нападению на Советский Союз в Кремле порой делали вид, будто ничего не знают, ничего не замечают, ни о чём не догадываются. Хотя всем всё было видно и понятно. Лишь время от времени советская сторона делала осторожные демарши с целью не столько прояснить у немцев совершенно очевидную обстановку, сколько показать мировому сообществу агрессивность правителей Германии. И не только по отношению к СССР, но и к тем, кто не вникает в сущность конечной цели нацистов. Кстати, всем очевидной и понятной.

В Кремле уже утвердились в том, что верить нельзя ни англичанам, французам, ни, тем более, немцам.

Глава 13

Германия в это время предпринимала энергичные шаги к достижению своих целей. Натиск был мощный.

14 августа, то есть всего на четвёртый день после беседы Шнурре с Астаховым, который ничего конкретного и вразумительного не мог ответить на фонтан предложений Германии, министр иностранных дел Рейха фон Риббентроп отправляет очередную телеграмму:

«№ 175 от 14 августа, 1939 г.

Очень срочно! Лично послу.

Получено в Москве 15 августа 1939 г. – 04.40

Я прошу Вас лично встретиться с Молотовым и передать ему следующее.

1) Идеологические расхождения между национал-социалистской Германией и Советским Союзом в прошлые годы были единственной причиной того, что Германия и СССР противостояли друг другу и находились в двух разных враждебных лагерях. События последнего периода как будто указывают на то, что различные мировоззрения не препятствуют разумным отношениям между двумя государствами, а также возобновлению сотрудничества на новой дружеской основе. Периоду разногласий во внешней политике может быть положен конец раз и навсегда и может открыться путь к новому будущему для обоих государств.

2) Настоящего конфликта между интересами Германии и СССР не существует. Жизненные пространства Германии и Советского Союза соприкасаются, но в своих естественных потребностях не сталкиваются. Таким образом, отсутствует всякая причина агрессивного отношения каждой из стран друг к другу.

У Германии нет агрессивных намерений по отношению к СССР. Правительство Рейха придерживается того мнения, что в районе от Балтийского до Чёрного моря нет таких вопросов, которые не могли бы быть урегулированы к общему удовлетворению обеих стран. В числе таких вопросов: Балтийское море, Балтийский район, Польша, юго-восточные вопросы и т. д. В этой области политическое сотрудничество между обеими странами могло бы иметь только положительный эффект. То же самое относится к экономическому сотрудничеству, которое может быть расширено в любом направлении.

3) Нет сомнений в том, что немецко-советская политика сегодня подошла к исторически поворотному пункту. Решения, касающиеся политики, которые должны быть приняты в ближайшем будущем в Берлине и в Москве, будут иметь решающее значение для характера взаимоотношений между немецким народом и народами СССР на многие поколения вперед.

От этих решений в конечном счёте будет зависеть, поднимут ли когда-нибудь вновь оба народа без каких-либо видимых причин оружие друг против друга или же снова вступят в дружеские отношения. Всё шло хорошо раньше, когда обе страны были друзьями, и плохо для них обеих, когда они стали врагами.

4) Верно, что Германия и СССР в результате их враждебных мировоззрений смотрят сегодня друг на друга с недоверием. Придётся расчистить немало грязи, накопившейся за это время. Следует, тем не менее, указать, что даже в течение этого периода никогда не исчезала искренняя симпатия между немцами и русскими. На этой основе политика обеих стран может быть построена заново.

5) Правительство Рейха и советское правительство, исходя из своего предыдущего опыта, должны считать неизменным тот факт, что западные демократии являются непримиримыми врагами как национал-социалистской Германии, так и СССР. Они сегодня опять пытаются путём заключения военного союза втянуть СССР в войну против Германии. В 1914 году такая политика имела катастрофические последствия для России. В общих интересах обеих стран необходимо избежать в будущем разрушения Германии и СССР, что было бы на пользу только западным демократиям.

6) Кризис, возникший в немецко-польских отношениях из-за политики Англии, английская военная агитация и попытка Англии создать союз, связанный с этой политикой, делают желательным быстрейшее выяснение германо-советских отношений и, может быть, совместное разрешение территориальных вопросов в Восточной Европе.

Поэтому руководство обеих стран не должно упустить момента и своевременно принять меры. Было бы роковой ошибкой допустить, чтобы из-за отсутствия взаимопонимания по отношению к взглядам и намерениям друг друга наши народы оказались полностью разъединены.

Как нам стало известно, советское правительство также желало бы внести ясность в германо-советские отношения. Однако, как показывает предыдущий опыт, через обычные дипломатические каналы такое выяснение отношений будет осуществляться медленно.

Поэтому министр иностранных дел Рейха фон Риббентроп готов прибыть в Москву с краткосрочным визитом, чтобы от имени фюрера изложить взгляды фюрера господину Сталину.

Только такое непосредственное обсуждение может, по мнению господина Риббентропа, привести к переменам, и тогда не исключена возможность заложить основы для определённого улучшения в немецко-русских отношениях.

Примечание.

Я прошу не передавать господину Молотову эти указания в письменном виде, а зачитать их ему. Я считаю важным, чтобы они дошли до господина Сталина как можно быстрее и разрешаю Вам в то же самое время просить у господина Молотова от моего имени приёма у господина Сталина с тем, чтобы Вы могли передать ему лично это важное сообщение.

В дополнение к встрече с Молотовым широкие переговоры со Сталиным должны быть поставлены, как условие моего приезда.

Риббентроп».

Стоит обратить внимание на набор лицемерных посулов и заверений в этом и других заявлениях гитлеровских бонз. Содержание определённо выражает направленность их политики. И этого достаточно для пристального внимания, для понимания подлинной сути, умения отделить патоку от истинного положения дел. Но!

Посол Германии в Советском Союзе тотчас же отвечает Министерству иностранных дел Германии телеграфно:

«№ 175, 15 августа.

Весьма срочно! Секретно!

Получено в Берлине 16 августа 1939. – 02.30

Ссылаясь на Вашу телеграмму № 175 от 15 августа.

Молотов с огромным интересом принял сообщение, которое мне было поручено ему передать; он назвал его чрезвычайно важным, заявил, что сразу доложит о нём своему правительству и даст мне ответ в течение ближайшего времени. Он уже мог сказать мне, что советское правительство горячо приветствует намерения Германии улучшить отношения с Советским Союзом и в свете моего сегодняшнего сообщения верит в искренность этих намерений.

Что касается приезда сюда министра иностранных дел Рейха, то он хотел бы предварительно заметить, что, по его мнению, такого рода визит требует соответствующей подготовки с тем, чтобы обмен мнениями мог привести к положительным результатам.

В этой связи его интересовал вопрос о том, как германское правительство относится к идее заключения договора о ненападении с Советским Союзом? Готово ли германское правительство оказать влияние на Японию в целях улучшения советско-японских отношений по урегулированию пограничных конфликтов и предполагает ли Германия дать совместные гарантии прибалтийским странам?

Относительно желаемого расширения торговых связей Молотов признал, что переговоры в Берлине успешно продвигаются и подходят к завершению.

Молотов повторил, что, если моё сегодняшнее сообщение включает в себя идею пакта о ненападении или что-нибудь подобное, тогда этот вопрос должен быть обсуждён конкретно для того, чтобы в случае приезда сюда министра иностранных дел Рейха вопрос не свёлся бы к обмену мнениями, а были бы конкретные решения.

Молотов признал, что дело необходимо ускорить, чтобы не оказаться перед свершившимся фактом, но подчеркнул, что соответствующая подготовка упомянутых проблем необходима.

Подробный меморандум о ходе беседы будет послан вслед в четверг аэропланом со специальным курьером.

Шуленбург».

Глава 14

Итак, Советский Союз, как и Германия, не прочь форсировать события. Обе стороны придерживаются принципа: урвать, что можно, сегодня; завтра будет поздно. В срочном порядке намечаются и выдвигаются различные требования. Одна сторона, к удивлению, идёт другой навстречу. Происходит нечто похожее на игру в поддавки. По ряду позиций СССР сразу удаётся добиться успеха, по другим – ограничиваются намёками. Прозрачными. Нарастает взаимное прощупывание, схожее с первыми шагами по едва схваченному морозом льду. Но он, к удивлению сторон, выдерживает. Даже не потрескивает! Напротив, чем дальше, тем он кажется прочнее. Произойдут ли в самом деле впредь изменения? На всякий случай снова выдвигаются всё более серьёзные требования. Снова следуют уступки. Всё настолько хорошо, что, кажется, пора бы сдать назад. Во всём, конечно, обе стороны стараются обезопасить себя. Особенно это заметно у советской стороны. Берлин, однако, идёт навстречу. Нацисты оказываются на редкость сговорчивыми. Не то что англичане и французы – «мычат, да не телятся».

Тем не менее в Кремле эти успехи воспринимаются с некоторым опасением: морозец ведь наступил нежданно-негаданно, как снег на голову. Хотя и пришёлся по душе. Точно по заказу! Что бы это означало? С какой стати?

Берлин в свою очередь проявлял максимум понимания и делал вид, будто ничего не замечает в действиях Москвы, однако не упускал момента, изо всех сил добивался осуществления своих планов. Именно это и вызывало подозрение у Кремля. Но соблазн немецких уступок был достаточно велик. Устоять оказалось непросто. Конечно, предпринимались меры, чтобы не остаться в дураках. Застраховаться. И заодно не упустить удобного случая.

Берлин и с этими требованиями соглашался. И снова возникал вопрос: с чего бы такая податливость? Неужто нацисты настолько щедры? Если это так, то с ними одно удовольствие иметь дело! Всё без малейших проволочек, чётко, незамедлительно.

Но тут выясняется, что немцам надо во что бы то ни стало успеть подписать с Советским Союзом ряд документов до начала уже намеченных военных действий против Польши. Германский фюрер бьётся в истерике, доказывая свою правоту и угрожая западным державам в случае, если они не поддержат его требование отдать Польшу!

Однако его многократным заверениям о том, что «это последняя претензия Германии», они уже не верят. Помнят, как он точно так же клялся, что если ему уступят, то «свой взор обратит на земли России». Тогда поверили. А он отказался от Версальского договора, вернул Германии Рейнскую область, Эльзас и Лотарингию, затем аннексировал Австрию. Тем не менее в Мюнхене премьеры Великобритании Чемберлен и Франции Даладье отдали Гитлеру Чехословакию, которую он тут же превратил в протекторат. И тоже при условии, что Германия предпримет «крестовый поход» против большевизма. Всё это уже позади.

Теперь германский фюрер приготовился проглотить Польшу, хотя вновь утверждал, что «предъявляемые к Польше требования весьма ограничены». Но в Лондоне и Париже его аппетиту твёрдо сказали: «нет»!

И Адольф Гитлер, к удивлению правительств западных стран, обратил свой взор к России. Правда, в ином смысле и под другим, специально приправленным соусом.

«Обедня» состоялась. Ещё недавно ярый противник большевизма Гитлер превратился в его поклонника; заверяя Москву в отсутствии каких бы то ни было разногласий, высказал «готовность впредь сотрудничать на протяжении многих поколений». Заманчиво. Тем более что его ранее повышенный интерес к прибалтийским странам вдруг настолько упал, что он запросто отдал их в сферу влияния большевиков.

А крупнейший литовский порт на Балтике – Мемель? Куда недавно вступили войска вермахта, и нацистский диктатор, примчавшийся туда, выступил перед литовцами с балкона одного из мемельских домов с пространной речью, заверял в установлении там «нового порядка». Внезапно дал задний ход! Уступил город и порт большевикам! Что это? Отказ от заветной мечты? Или просто манёвр? Либо речь идёт уже о некой новой стратегии?

На первых порах Германия добивается изоляции западных держав от контакта с Советами, с одной стороны; с другой – в максимально сжатые сроки стремится подписать с теми же большевиками документы, с помощью которых надеется не только усыпить подачками бдительность СССР, но и заключить договор о ненападении. Осуществить это следовало до начала запланированного немецким Генштабом нападения на Польшу.

Правительство Советского Союза, возглавляемое Сталиным, следило за разворачивающимися событиями с повышенным интересом и, вне всякого сомнения, с огромной опаской. Но было вынуждено отвечать взаимностью. Сталин рассчитывал занять выгодную позицию, наблюдая со стороны за схваткой между Германией, с одной стороны, Англией и Францией – с другой, одновременно надеясь при содействии Германии улучшить свои отношения с Японией, готовившейся к очередному военному конфликту, в который предполагалось вовлечь Советский Союз.

Немцы не скупились на дружественные заверения СССР осторожничал, хотя и не без уступок. Отвечал на предпринимаемые нацистами шаги, ибо они позволяли, в случае заключения с Германией пакта о ненападении, занять выгодную позицию, а со временем и решить некоторые территориальные вопросы.

Немцы действовали энергично.

«Меморандум посла Германии в Советском Союзе.

Секретно!

Моя беседа с Молотовым началась в 8 часов вечера 15 августа заявлением о том, что, согласно сведениям, дошедшим до нас, советское правительство заинтересовано в продолжении политических переговоров, но что оно предпочитает, чтобы они проводились в Москве.

Молотов подтвердил, что это так.

Затем я зачитал господину Молотову содержание инструкции, которая была прислана мне, и немецкий текст был тут же переведён параграф за параграфом. Я также сообщил Молотову содержание приложения к полученной инструкции. Молотов принял во внимание моё сообщение о том, что министр иностранных дел рейха дал мне инструкцию просить приёма у господина Сталина, а также моё заявление о том, что помимо совещания с Молотовым министр иностранных дел рейха ставит условием своего приезда переговоры со Сталиным. На пожелание министра иностранных дел рейха, чтобы содержание инструкции дошло до господина Сталина, Молотов жестом выразил своё согласие.

Молотов прослушал инструкцию с неослабным вниманием и приказал своему секретарю записывать всё как можно полнее и точнее.

Затем Молотов сказал, что, учитывая важность моего сообщения, он не может сразу дать мне ответ, что он должен сначала представить отчёт своему правительству. Однако он сразу может сказать, что советское правительство тепло приветствует намерение германской стороны достичь улучшения отношений с Советским Союзом. Сейчас же, до того как он получит указания от своего правительства, он хотел бы выразить мне свою собственную точку зрения в связи с предложением немецкого правительства.

Поездка министра иностранных дел Рейха в Москву потребует широкой подготовки, если мы хотим, чтобы предполагаемый обмен мнениями привёл к каким-то результатам…

Молотов отметил, что он по-прежнему ещё не готов на дальнейшие заявления о визите сюда министра иностранных дел Рейха. Ему кажется, однако, что для такого визита необходимо предварительное выяснение и подготовка конкретных вопросов с тем, чтобы в Москве всё не ограничилось просто переговорами, а были бы приняты отдельные решения. Он горячо присоединился к моему заявлению, что было бы желательно поспешить, чтобы ход событий не поставил бы нас перед уже свершившимися фактами. Он, однако, должен повторить, что, если немецкое правительство склоняется к идее заключения пакта о ненападении или к чему-то подобному, то можно уже сразу приступить к обсуждению этих вопросов.

Он просил информировать мое правительство в этом направлении.

Граф фон Шуленбург

Москва, 16 августа 1939 г.»

Глава 15

В тот же день, 16 августа, посол Германии в СССР фон Шуленбург пишет письмо статс-секретарю Министерства иностранных дел Рейха Шнурре:

«Глубокоуважаемый статс-секретарь!

В связи с моим разговором с господином Молотовым я хотел бы подчеркнуть следующее.

Господин Молотов был необыкновенно податлив и откровенен. У меня сложилось впечатление, что предложение о визите министра Рейха сюда лично очень польстило господину Молотову и что он рассматривает это как доказательство наших добрых намерений. (Я сужу об этом на основании газетных сообщений – Москва попросила, чтобы Англия и Франция прислали сюда министра, но вместо этого приехал только господин Стрэнг, потому что Лондон и Париж рассердились, что господину Ворошилову не позволили принять приглашение на британские манёвры. На самом деле, это является совершенно другим вопросом, так как высокопоставленные советские лица до сих пор никогда не выезжали за границу.)

Во вчерашних заявлениях господина Молотова также заслуживает внимания удивительная сдержанность в его требованиях к нам. Он ни разу не произнёс выражения «Антикоминтерновский пакт» и также не требовал более от нас, как делал это во время последнего разговора, «отказа от поддержки японской агрессии». Он ограничился пожеланием, чтобы мы содействовали урегулированию советско-японских отношений. Ещё более примечательно его совершенно ясно выраженное желание заключить с нами пакт о ненападении.

Несмотря на все наши усилия, нам не удалось полностью выяснить, как господин Молотов хочет разрешить вопрос о прибалтийских государствах…»

О польских делах, а также о стремлении не дать англичанам опередить себя министр иностранных дел Германии телеграфировал своему послу в Советском Союзе графу Шуленбургу:

«№ 179 от 16 августа. Срочно! Лично господину послу.

Берлин, 16 августа 1939 г. – 16.14

Получено в Москве 17 августа 1939 г. – 01.00

Я прошу Вас снова встретиться с господином Молотовым, чтобы сообщить ему, что в добавление к вчерашнему посланию для господина Сталина Вы хотите передать ему только что полученную нижеследующую инструкцию Берлина, связанную с вопросами, поднятыми господином Молотовым. Пожалуйста, передайте господину Молотову следующее.

1) Вопросы, поднятые господином Молотовым, соответствуют пожеланиям Германии. То есть Германия готова заключить пакт о ненападении с Советским Союзом, и, если того пожелает Советский Союз, этот пакт не будет подлежать изменениям в течение двадцати пяти лет. Далее Германия готова совместно с Советским Союзом гарантировать безопасность прибалтийских стран. Наконец, следующее – что полностью соответствует позиции Германии: Германия готова использовать свое влияние с целью укрепления русско-японских отношений.

2) Исходя из настоящего положения и учитывая возможность возникновения когда-либо серьёзных инцидентов (пожалуйста, объясните в этом месте, что Германия не намерена бесконечно терпеть польские провокации), фюрер считает, что было бы желательно быстрое и основательное выяснение немецко-советских отношений и взаимное урегулирование неотложных вопросов.

В силу этих причин министр иностранных дел Рейха заявляет, что он готов прилететь самолётом в Москву в любое время после пятницы 18 августа, имея от фюрера все полномочия для рассмотрения и решения всего комплекса германо-советских вопросов, а если представится возможность, то и для подписания соответствующего договора.

Дополнение.

Прошу Вас зачитать господину Молотову эти инструкции и запросить мнение советского правительства и господина Сталина. Добавлю совершенно конфиденциально для Вашего сведения, что мы были бы особо заинтересованы в том, чтобы моя поездка в Москву состоялась в конце этой недели или в начале следующей.

Риббентроп».

Посол Германии в Советском Союзе телеграфирует в Министерство иностранных дел Рейха.

«№ 182 от 17 августа.

Очень срочно! Секретно! Москва, 18 августа, 05.30

Ссылаясь на Вашу телеграмму № 179 от 16 августа.

После того как я зачитал Молотову дополнительные инструкции, Молотов, не вдаваясь подробно в их содержание, заявил, что сегодня он сможет дать ответ советского правительства на моё сообщение от 15 августа. Сталин с большим интересом следит за переговорами, он информирован обо всех деталях и полностью согласен с Молотовым.

Господин Молотов зачитал ответ советского правительства, который в переданном мне тексте выглядит следующим образом:

«Советское правительство ознакомилось с заявлением германского правительства, переданным 15 августа графом Шуленбургом, относительно его желания действительно улучшить политические отношения между Германией и СССР.

На основании официальных заявлений отдельных представителей правительства Германии, которые зачастую носили недружелюбный и даже враждебный характер по отношению к СССР, у Советского Союза до совсем недавнего времени создавалось впечатление, что германское правительство, действуя под предлогом угрозы столкновения с СССР, готовилось само к такому столкновению и обосновывало необходимость своей постоянной гонки вооружений неизбежностью такого столкновения. Не будем напоминать о том факте, что германское правительство посредством так называемого «Антикоминтерновского пакта» стремилось создать единый фронт группы государств, направленный против СССР, и с особым упорством пыталось втянуть в него Японию.

Понятно, что подобная политика со стороны германского правительства вынудила СССР предпринять серьёзные шаги для укрепления своей обороноспособности на случай возможной агрессии Германии против СССР, а также принять участие в организации оборонительного фронта группы государств, направленного против такой агрессии.

Если, однако, германское правительство решило сейчас изменить старую политику в направлении улучшения отношений с СССР, то советское правительство может лишь приветствовать такую перемену и со своей стороны готово изменить свою политику в сторону существенного улучшения отношений с Германией.

Если добавить к этому тот факт, что советское правительство не имело и впредь не будет иметь агрессивных намерений против Германии, что теперь, как и прежде, советское правительство считает мирное решение спорных вопросов в области отношений между Германией и СССР вполне осуществимыми и что принцип мирного сосуществования различных политических систем представляет собой давно установленный принцип внешней политики СССР, то из этого вытекает, что для установления новых, лучших политических отношений между обеими странами теперь существует не только реальная основа, но и реальные предпосылки для принятия серьёзных и практических шагов в этом направлении.

Советское правительство считает, что первым шагом на пути такого улучшения отношений между СССР и Германией может стать заключение договора о торговле и займе.

Правительство СССР считает, что вторым шагом, который должен вскоре последовать за первым, может быть заключение пакта о ненападении или же возобновление договора 1926 года о нейтралитете с одновременным подписанием специального протокола, который обозначил бы интересы подписавшихся сторон в том или ином вопросе внешней политики и который явился бы неотъемлемой частью пакта.

Молотов сообщил следующую дополнительную информацию:

1) В первую очередь следует заключить экономическое соглашение. Нужно довести до конца то, что было начато.

2) Затем, после короткого промежутка времени, по усмотрению Германии может последовать заключение пакта о ненападении или возобновление договора 1926 года о нейтралитете. В любом случае, за этим должно последовать подписание протокола, в который, помимо всего прочего, будут включены Заявления Германии от 15 августа.

3) Относительно предложенной поездки министра иностранных дел рейха в Москву он заявил, что советское правительство встретило это предложение с большим удовлетворением, так как выбор для поездки столь выдающегося государственного деятеля подчёркивает серьёзность намерений германского правительства. Это представляет собой достойный внимания контраст по сравнению с позицией Англии, которая в лице Стрэнга прислала в Москву лишь второстепенного чиновника. Однако приезд министра иностранных дел Рейха потребует серьёзных приготовлений. Советское правительство не хотело бы большой шумихи, которую может вызвать эта поездка.

На моё замечание, что именно приезд министра иностранных дел рейха позволит ускорить достижение практических результатов, Молотов возразил, что советское правительство предпочло бы другой путь, при котором первые шаги были бы сделаны заранее.

На мой вопрос, как отреагировало советское правительство на моё сегодняшнее сообщение, Молотов сказал, что во время подготовки советским правительством своего ответа сегодняшний положительный ответ Германии не был ещё известен и поэтому он ещё должен быть изучен, но в сегодняшнем советском ответе уже содержится всё самое существенное.

Он предложил, чтобы мы со своей стороны сразу взялись за подготовку проекта пакта о ненападении или, на всякий случай, подтверждения договора о нейтралитете, а также за составление протокола, и что то же самое будет сделано советской стороной.

Я сказал, что доложу об этих предложениях моему правительству. Что касается протокола, то хотелось бы получить от Советского Союза более точную информацию о его пожеланиях.

Молотов закончил разговор выражением пожелания получить наши проекты как можно скорее.

Шуленбург».

Глава 16

Министр иностранных дел Рейха послу Германии в Советском Союзе.

«Телеграмма № 185 от 18 августа. Берлин, 18 августа 1939 г. – 22.48

Очень срочно! Послу лично!

Получено в Москве 19 августа 1939 г. – 05.45

Ссылаясь на Вашу телеграмму № 182.

Пожалуйста, немедленно условьтесь о новой встрече с господином Молотовым и сделайте всё возможное, чтобы эта встреча состоялась безотлагательно. Во время этой встречи прошу вас вести разговор с господином Молотовым в следующем плане.

Правительство Рейха с большим удовлетворением узнало из последнего сообщения, что советское правительство благосклонно относится к пересмотру немецко-русских отношений. При нормальных обстоятельствах мы также, естественно, были бы готовы продолжать урегулирование этих отношений через дипломатические каналы и довести дело до конца обычным путём. Но особая нынешняя ситуация вызывает, по мнению фюрера, необходимость использовать другой путь, который мог бы привести к более быстрым результатам. Немецко-польские отношения обостряются с каждым днём. Мы должны учесть, что в любой момент могут произойти инциденты, которые неизбежно приведут к началу военных действий. Учитывая поведение польского правительства, вина за развитие событий в этом направлении никоим образом не лежит на нас.

Как считает фюрер, необходимо, чтобы мы не оказались застигнуты врасплох началом немецко-польского конфликта в то самое время, когда мы стараемся выяснить немецко-советские отношения. Следовательно, он считает необходимым предварительное выяснение отношений, хотя бы для того, чтобы учесть русские интересы в случае такого конфликта, что было бы трудно осуществить без соответствующего выяснения.

Заявление, сделанное господином Молотовым, относится к Вашему первому сообщению от 15 августа. В моей дополнительной инструкции я пошёл дальше этого, ясно заявив, что мы полностью согласны с идеей пакта о ненападении, а также с тем, чтобы дать гарантии прибалтийским государствам и оказать нужное давление на Японию. Следовательно, в наличии имеются все фактические элементы для немедленного начала прямых переговоров и для окончательного соглашения.

Более того, Вы можете заметить, что первый этап, упомянутый господином Молотовым, а именно, завершение переговоров о новом немецко-русском экономическом договоре, закончился сегодня. Таким образом мы теперь должны приступить ко второму этапу.

Поэтому мы теперь просим немедленно откликнуться на предложение, сделанное в дополнительной инструкции относительно моего немедленного выезда в Москву.

Пожалуйста, добавьте в этой связи, что я приеду со всеми полномочиями фюрера для полного и окончательного разрешения всего комплекса проблем.

Что касается пакта о ненападении, то дело для нас выглядит настолько простым, что не требует длительной подготовки. Мы здесь имеем в виду три следующих параграфа, которые я попрошу Вас зачитать господину Молотову, но не вручать ему».

(Получается, что в устной форме следы не остаются. Как у аферистов. – Авт.)

Статья 1. Германский рейх и СССР ни при каких обстоятельствах не прибегнут к войне или к другому использованию силы в отношении друг друга.

Статья 2. Настоящий договор должен войти в силу немедленно после его подписания и должен остаться действительным и не подлежащим денонсированию в течение двадцати пяти лет.

Пожалуйста, укажите в этой связи, что в том, что касается этих предложений, я имею полномочия обсуждать все детали по ходу устных дискуссий в Москве и, если возникнет в этом необходимость, пойти навстречу пожеланиям русских.

Я также имею полномочия подписать специальный протокол, регулирующий интересы обеих стран в тех или иных вопросах внешней политики, например, установление сфер интересов в Балтийском районе, урегулирование проблемы прибалтийских государств и т. д. Подобного рода договорённость, которая также кажется нам очень важной, может, однако, быть достигнута только во время устных обсуждений.

Пожалуйста, подчеркните в этой связи, что в истории германской внешней политики наступил исторический переломный момент. В этот раз, пожалуйста, ведите беседу, за исключением чтения вышеупомянутых статей соглашения, не в форме прочтения настоящих указаний, а особо настаивая на скором осуществлении моей поездки и, соответственно, противясь любому новому возможному возражению русских.

В этой связи Вы должны иметь в виду решающий факт возможного начала в скором времени открытого германо-польского конфликта, и поэтому мы в высшей степени заинтересованы в том, чтобы моя поездка в Москву состоялась немедленно.

Риббентроп».

Глава 17

Следом Министерство иностранных дел Германии тотчас же отправило послу в Москве депешу:

«№ 189 от 20 августа Берлин, 20 августа 1939 г. – 16.35

Срочно! Послу лично!

Получено в Москве 21 августа 1939 г. – 00.45

Фюрер уполномочивает Вас немедленно явиться к Молотову и передать ему следующую телеграмму от фюрера господину Сталину.

«Господину Сталину, Москва:

1) Я искренне приветствую подписание нового германо-советского торгового соглашения как первого шага на пути к перестройке германо-советских отношений.

2) Заключение пакта о ненападении с Советским Союзом означает для меня установление немецкой политики дальнего прицела. Этим Германия возобновляет политический курс, который в течение столетий был благотворен для обоих государств. Правительство Рейха в этой связи приняло решение действовать со всей последовательностью в соответствии с этой далеко идущей переменой.

3) Я одобряю проект пакта о ненападении, переданный мне Вашим министром иностранных дел Молотовым, но считаю безотлагательной необходимостью как можно скорее выяснить все вопросы, связанные с ним.

4) Я убеждён, что дополнительный протокол, которого желает правительство Советского Союза, может быть выработан в кратчайшие сроки, если компетентный государственный деятель Германии сможет приехать в Москву на переговоры. В противном случае правительству Рейха неясно, каким образом можно будет быстро урегулировать и разработать дополнительный протокол.

5) Напряженность между Германией и Польшей стала невыносимой. Поведение Польши по отношению к великой державе таково, что кризис может разразиться в любой день. Перед лицом такой вероятности Германия исполнена решимости в любом случае уже сейчас защитить интересы Рейха любыми средствами, которыми она располагает.

6) На мой взгляд, ввиду намерения обоих государств вступить друг с другом в новые отношения, желательно не терять ни минуты. Поэтому я снова предлагаю принять моего министра иностранных дел во вторник, 22 августа, или, в крайнем случае, в среду, 23 августа, но не позднее. Министр иностранных дел Рейха имеет все полномочия для составления и подписания как пакта о ненападении, так и протокола. Министр иностранных дел Рейха не сможет остаться в Москве более чем один-два дня из-за нынешнего международного положения.

Я был бы рад получить Ваш скорый ответ.

Адольф Гитлер».

«Пожалуйста, передайте господину Молотову эту телеграмму фюрера Сталину на простом листе бумаги, без шапки.

Риббентроп».

…Гитлер скрывал на всякий случай не только личную причастность к затеянной авантюре, но и заинтересованность в максимально скорейшем заключении с СССР пакта о ненападении, который обеспечивал ему спокойный тыл при реализации намеченных военных планов. Не делал он секрета и из мотивов своей удовлетворённости ходом дел и желания побыстрее их завершить.

А вот указание передать текст письма Сталину «на простом листе бумаги, без шапки» свидетельствует в очередной раз о всё ещё сохранявшейся у нацистов тактике «на всякий случай обеспечить себе алиби у будущего союзника. Если он появится! На случай давления Москвы на Англию. Хотя предположение о возможной игре со стороны СССР не имело под собой реальной почвы или каких-либо фактов в пользу такой версии…

Налицо стремление нацистов обезопасить себя, при необходимости отказаться от изложенного в телеграмме как от фальшивки.

Всё как у профессиональных взломщиков: «отпечатки пальцев оставлять не следует!», «на воре шапка горит»… А она горела синим пламенем.

Посол Германии в Советском Союзе граф Шуленбург отвечает министру иностранных дел Рейха:

«Телеграмма № 199 от 21 августа 1939 г., Москва.

Очень срочно! Секретно!

В дополнение к моей телеграмме № 197 от 21 августа.

Молотов передал мне в 17.00 ответ Сталина на телеграмму фюрера, изложенный в очень примирительной форме. Сталин сообщает, что советское правительство согласно на приезд министра иностранных дел Рейха 23 августа…

Шуленбург».

В тот же день посол Германии в Советском Союзе телеграфирует в Министерство иностранных дел Рейха:

«№ 200 от 21 августа 1939 г., Москва, 19.30

Очень срочно! Секретно!

В дополнение к моей телеграмме № 199 от 21 августа.

Ответ Сталина:

«21 августа 1939 года канцлеру германского Рейха господину Адольфу Гитлеру.

Благодарю Вас за письмо. Надеюсь, что германо-советский пакт о ненападении знаменует собой решительный поворот к лучшему в политических отношениях между нашими странами.

Народам наших стран необходимы мирные взаимоотношения. Согласие германского правительства заключить пакт о ненападении создаёт основу для устранения политического напряжения и для установления мира и сотрудничества между нашими странами.

Советское правительство поручило мне сообщить Вам, что оно согласно на приезд в Москву господина фон Риббентропа 23 августа.

И. Сталин».

Шуленбург».

Наконец, рейхсминистр иностранных дел фон Риббентроп прилетает в столицу Советского Союза. На Центральном аэродроме – бывшем Ходынском поле у Ленинградского проспекта – его встречают без традиционного ритуала. Визит носит сугубо рабочий характер.

В Кремле Иоахим Риббентроп предъявляет официальные полномочия:

«Доверенность министру иностранных дел Рейха господину Иоахиму фон Риббентропу.

Настоящим даю все полномочия вести переговоры от имени Германского рейха с авторитетными представителями правительства Союза Советских Социалистических Республик относительно пакта о ненападении и всех связанных с ним вопросов и, если появится возможность, подписать, как Пакт о ненападении, так и другие соглашения, вытекающие из переговоров, с оговоркой, что настоящий договор и эти соглашения должны войти в силу с момента подписания.

Адольф Гитлер.

22 августа 1939 года».

Глава 18

Ошеломляющий натиск нацистских главарей увенчался успешным подлогом! Немецкие заверения не стоят и ломаного гроша. Будущее подтвердит это. Но в то время приходилось выбирать из двух зол наименьшее, чтобы выиграть время. Чего бы это ни стоило!

Министр иностранных дел Германии Иоахим фон Риббентроп в Москве.

Его встречали народный комиссар иностранных дел СССР Молотов и другие официальные лица, а также посол Германии в Советском Союзе граф фон Шуленбург. Встреча более чем скромная. Натянутость в отношениях ощущалась, хотя готовность к переговорам, взаимопониманию и дружбе подчёркивались обеими сторонами.

Стороны не могли не сознавать парадоксальность намеченного союза, его искусственность. В то же время ими делалось всё возможное для преодоления вполне закономерного барьера. «Хорошая мина при фальшивой игре…»

Министр иностранных дел Рейха телеграфировал в Министерство иностранных дел Германии:

«№ 204 от 23 августа, 1939 года. Москва – 20.35

Очень срочно!

Пожалуйста, немедленно сообщите фюреру, что только что закончилось первое трёхчасовое совещание со Сталиным и Молотовым. Во время переговоров, которые проходили положительно в нашем духе, обнаружилось, что решающим моментом для достижения конечного результата является требование русских, чтобы мы признали сферой их влияния порты Либава (Лиепая) и Виндава (Вентспилс). Я был бы признателен, если до 20 часов по немецкому времени получу на это согласие фюрера. Вопрос о подписании секретного протокола о разграничении наших обоюдных сфер влияния во всей восточной зоне, на что я дал своё принципиальное согласие, обсуждается.

Риббентроп».

Телеграмма Министерства иностранных дел Германии министру иностранных дел:

«№ 205, Берлин, 23 августа 1939 г.

Получено в Москве 23 августа 1939 г. – 23.00

Ссылаясь на Вашу телеграмму № 204.

Ответ: Да, согласен.

Кордт».

Таким образом, Пакт о ненападении между Германией и Советским Союзом заключен и подписан уполномоченным правительства СССР В. Молотовым и за правительство Германии И. Риббентропом 23 августа 1939 года в Москве.

Вслед за ним был представлен для подписания очередной, весьма важный в стратегическом плане дополнительный документ под названием: «Секретный дополнительный протокол».

Запись беседы министра иностранных дел Рейха Риббентропа со Сталиным и Молотовым:

«Государственная тайна! Канцелярия министра иностранных дел Рейха, 24 августа 1939 года.

Запись беседы, состоявшейся в ночь с 23 на 24 августа между министром иностранных дел Рейха, с одной стороны, и господами Сталиным и председателем Совета Народных Комиссаров Молотовым, с другой стороны.

Обсуждались следующие проблемы:

Япония. Министр иностранных дел Рейха заявил, что германо-японская дружба никоим образом не направлена против Советского Союза. Мы, напротив, в состоянии в силу хороших отношений с Японией внести эффективный вклад в урегулирование разногласий между Советским Союзом и Японией. Если господин Сталин и советское правительство этого пожелают, министр иностранных дел Рейха готов работать в этом направлении. Он соответствующим образом использует свое влияние на японское правительство и свяжется по этому вопросу с советским представителем в Берлине.

Господин Сталин ответил, что Советский Союз действительно желал бы улучшения отношений с Японией, но что есть пределы его терпению в отношении японских провокаций. Если Япония желает войны, она может получить её. Советский Союз не боится этого и готов к этому. Если же Япония желает мира – тем лучше! Господин Сталин считает помощь Германии в достижении улучшения советско-японских отношений полезной, но Советский Союз не желает, чтобы у японцев создалось впечатление, что инициатива в этом направлении исходит от Советского Союза.

Министр иностранных дел Рейха согласился с этим и подчеркнул тот факт, что его содействие в данном случае означало бы лишь продолжение переговоров, которые в течение нескольких месяцев он вёл с японским послом по поводу улучшения советско-японских отношений. Следовательно, речь не идёт о какой-то инициативе в этом вопросе со стороны Германии.

2. Италия. Господин Сталин справился у министра иностранных дел Рейха о целях, преследуемых Италией. Не стремится ли Италия к аннексии Албании и, может быть, греческой территории? Маленькая, гористая, малонаселенная Албания, по его мнению, ничего особенного принести Италии не может.

Министр иностранных дел Рейха ответил на это, что Албания имеет значение для Италии по стратегическим соображениям. Кроме того, Муссолини – сильный человек, которого не запугаешь. Он доказал это в абиссинском конфликте, где Италия собственными силами достигла своих целей в борьбе против враждебной коалиции. Даже Германия не была ещё в состоянии в то время оказать Италии существенную поддержку.

Муссолини тепло приветствовал восстановление дружеских отношений между Германией и Советским Союзом. Он выразил своё удовлетворение по поводу заключения пакта о ненападении.

3. Турция. Господин Сталин спросил министра иностранных дел Рейха, что Германия думает о Турции.

По этому вопросу министр иностранных дел Рейха выразил следующее мнение. Несколько месяцев тому назад он сообщил турецкому правительству, что Германия желает установления дружеских отношений с Турцией. Министр иностранных дел Рейха лично сделал всё для того, чтобы достичь этой цели. Однако в ответ Турция оказалась одной из первых стран, присоединившихся к договору, направленному против Германии, и даже не сочла нужным оповестить об этом факте правительство Рейха.

Господин Сталин и господин Молотов в ответ на это заметили, что у Советского Союза тоже был подобный опыт с колеблющейся политикой турок.

Далее министр иностранных дел Рейха указал, что Англия вложила пять миллионов фунтов стерлингов в Турцию на пропаганду против Германии.

Господин Сталин сказал, что, согласно имеющейся у него информации, сумма, затраченная Англией на подкуп турецких политических деятелей, значительно превышает пять миллионов фунтов стерлингов…

4. Англия. Господин Сталин и господин Молотов с враждебностью отозвались о британской военной миссии в Москве, которая ни разу не высказала советскому правительству, чего она в действительности желает.

Министр иностранных дел Рейха отметил в этой связи, что Англия всегда старалась и до сих пор старается мешать развитию хороших отношений между Германией и Советским Союзом. Англия слаба и хочет заставить других бороться за её самонадеянные претензии на мировое господство.

Господин Сталин с жаром поддержал это мнение и заметил следующее: британская армия слаба, британский флот не заслуживает больше своей былой репутации; конечно, британские военно-воздушные силы возросли, но у них не хватает лётчиков. Если Англия, несмотря на это, продолжает господствовать в мире, то это объясняется глупостью других стран, которые всегда позволяют себя надувать. Например, просто нелепо, чтобы несколько сотен британцев господствовали над Индией.

Министр иностранных дел Рейха согласился с этим и конфиденциально сообщил господину Сталину, что недавно Англия попыталась прощупать почву и в этой связи сделала какие-то намёки на 1914 год. Это пример типичного английского глупого манёвра. Министр иностранных дел Рейха предлагал фюреру заявить британцам, что на любой враждебный акт со стороны Англии в случае германо-польского конфликта Германия ответит бомбардировкой Лондона.

Господин Сталин заметил, что упомянутым прощупыванием было наверняка то письмо Чемберлена к фюреру, которое посол Гендерсон передал 23 августа в Оберзальцберге. Сталин далее выразил мнение, что, несмотря на свою слабость, Англия будет вести войну хитро и упрямо.

5. Франция. Господин Сталин выразил мнение, что у Франции есть армия, мощь которой заслуживает внимания.

Министр иностранных дел Рейха со своей стороны указал господину Сталину и Молотову на численную неполноценность французской армии. В то время как Германия располагает ежегодным контингентом призывников численностью триста тысяч солдат, Франция может ежегодно собрать лишь сто пятьдесят тысяч призывников. Западный вал в пять раз сильнее линии Мажино. Если Франция попытается начать войну против Германии, она, конечно, будет побеждена.

6. Антикоминтерновский пакт. Министр иностранных дел Рейха заметил, что Антикоминтерновский пакт был, по существу, направлен не против Советского Союза, а против западных демократий. Он знает и смог заключить из русской прессы, что советское правительство полностью признаёт этот факт.

Господин Сталин вставил, что на деле Антикоминтерновский пакт испугал главным образом финансовые и коммерческие круги Англии, а также мелких английских торговцев.

Министр иностранных дел Рейха согласился с этим и заметил шутя, что господин Сталин наверняка меньше напуган Антикоминтерновским пактом, чем лондонское Сити и мелкие английские торговцы. Что думает об этом немецкий народ, явствует из шутки, которую придумали берлинцы, славящиеся своим остроумием и юмором, которая ходит уже несколько месяцев, а именно: «Сталин ещё когда-нибудь присоединится к Антикоминтерновскому пакту».

7. Отношение немецкого народа к германо-советскому Пакту о ненападении. Министр иностранных дел Рейха сказал, что ему удалось выяснить, что все слои немецкого народа и в особенности простой люд очень тепло приветствовали договорённость с Советским Союзом. Народ инстинктивно чувствует, что между Германией и Советским Союзом нет естественных конфликтов в их интересах и что развитие хороших отношений до настоящего времени было нарушено из-за иностранных интриг, особенно со стороны Англии.

Сталин сказал, что он охотно этому верит. Немцы желают мира и поэтому приветствуют установление дружеских отношений между Рейхом и Советским Союзом.

Министр иностранных дел Рейха прервал его в этом месте, заметив, что это, конечно, правда, что немецкий народ желает мира, но что, с другой стороны, возмущение поведением Польши так велико, что каждый немец готов сражаться. Немецкий народ не намерен больше терпеть польские провокации.

8. Тосты. Во время беседы господин Сталин предложил тост за фюрера:

«Я знаю, как сильно немецкий народ любит своего фюрера, и поэтому хотел бы выпить за его здоровье».

Господин Молотов поднял тост за здоровье министра иностранных дел Рейха и за посла фон Шуленбурга.

Господин Молотов поднял бокал за Сталина, отметив, что именно Сталин своей речью в марте сего года, хорошо понятой в Германии, вызвал коренной поворот в отношениях между двумя странами.

Господин Сталин и господин Молотов неоднократно пили за пакт о ненападении, за новую эру в немецко-русских отношениях и за немецкую нацию.

Министр иностранных дел Рейха в ответ предложил тост за господина Сталина, тосты за советское правительство, за благоприятное развитие отношений между Германией и Советским Союзом.

Перед тем как разойтись, господин Сталин обратился к министру иностранных дел Рейха со следующими словами:

«Советское правительство относится к новому пакту со всей серьёзностью. Оно своим честным словом может заверить, что Советский Союз не предаст своего партнёра».

Когда Риббентроп заметил, что англичане потратили пять миллионов фунтов стерлингов на пропаганду в Турции, Сталин, в свойственной ему манере, сразу поправил его, сказав, что он располагает информацией о том, что англичане гораздо больше фунтов потратили на подкуп влиятельных лиц в турецком правительстве. Так и в своем заключительном слове Сталин, выражая заверение немецкому партнёру в своей верности слову, подчеркнул, что Советский Союз не предаст его.

Нацистские правители, провоцируя недоверие, вынуждали советских руководителей без конца подтверждать серьёзность своего отношения к заключённому пакту, то и дело заверять в искренности намерений, в том, что не предадут ни при каких обстоятельствах. В гарантиях генсека ВКП(б) сквозил намёк на требования аналогичных шагов и со стороны немецких партнёров.

Германия же всё больше втягивала СССР в орбиту своей авантюристической политики, преследовавшей далеко идущие имперские цели. Тем самым Гитлер уже заложил мину под сталинскую идеологическую декорацию, подорвав доверие мировой общественности к коммунистической идее.

Понимал ли это Сталин? Имел ли он запасной ход? Рассчитывал ли этим «ходом» позднее наверстать упущенное? Каким образом? Развитие дальнейших событий должно было доказать, кто в действительности прав. Кто в конечном итоге выйдет победителем из весьма сложной, преднамеренно запутанной всеми участвующими сторонами игры с огнем: одни ради выживания, другие – ради завоевания мирового господства.

Но пока что советско-германское сближение вскрыло якобы беспринципность политики советского руководства, облегчило нацистам расправу над демократическими силами, развязало руки для дальнейшей агрессии на Европейском континенте. И не только здесь. Генеральный штаб вермахта разрабатывал глобальные стратегические планы, давно вынашиваемые его фюрером, и, как ни странно, ему пока удавалось довольно успешно претворять их в жизнь.

Свидетельствовал об этом и Пакт о ненападении: с одной стороны, Гитлер должен был вбить клин между Западом и Востоком, расчистить себе путь и подготовиться к решительной схватке.

Обо всем этом закордонные работники Особой группы Серебрянского в своё время весьма настойчиво информировали своё высшее руководство, что в тот период сыграло определённую положительную роль и за что впоследствии чекисты дорого заплатили.

Вскоре руководители Советского Союза оказались перед фактом начала военных действий немцев на польской земле. Германский фюрер претворил их в жизнь «операцией в Гляйвице».

Хотя и косвенно, но СССР фактически был втянут в уже носившую мировой характер войну, которой он всячески старался избежать. Но Кремль не желал в том признаться. Здесь невольно зарождалась особая стратегия выживания, которая обязывала ко многому, включая ряд рискованных дипломатических и военных демаршей. В противном же случае катастрофа была неминуема.

Правители Германии вначале не предполагали столь решительных шагов со стороны Советского руководства. В свою очередь, нацисты также уже не могли дать задний ход. Скрепя зубами, они были вынуждены идти «навстречу» требованиям правительства СССР, одновременно подталкивая его к соучастию в вооружённом конфликте с Польшей. Почти каждый шаг одной стороны вынуждал другую сторону совершать ответный поступок.

Конечно, было бы наивным полагать, что советские руководители пошли не только на сближение, но и на фактическое сотрудничество с нацистами по простоте душевной, не преследуя собственных интересов. Исподволь, как бы невзначай, они с твёрдостью претворяли их в жизнь. Главной оставалась задача обеспечения безопасности страны.

В то же время ошибочно было бы отвергать мысль о том, что в Москве, продолжая опасаться агрессии со стороны Германии, не исключали возможности альянса тех же немцев с англичанами и французами против большевистской России.

Сталин рассчитывал использовать и между делом уже использовал союз с Германией в интересах страны. Вслед за Пактом о ненападении он начал отодвигать на запад государственную границу, получая тем самым не только выгодные с военной точки зрения плацдармы, но и дополнительное время на довооружение армии и укрупнение промышленного потенциала. В этом заключалась на данном отрезке времени его главная цель, ради которой он пошёл на компромисс с нацистами.

Этому процессу прежде всего способствовала политика Англии и Франции по отношению к Советскому Союзу. И теперь эти страны пожинали плоды.

Характеризуя складывавшуюся ситуацию, следует вспомнить, что восточные земли Польши, по существу, не принадлежали ей с незапамятных времен. Они были попросту отторгнуты от России в 1918 году, когда армия Пилсудского вторглась в её пределы, пользуясь тяжёлым положением молодой советской страны и слабостью её армии, вынужденной сражаться на многих фронтах.

Глава 19

На встрече с бессарабским наставником Юрий вкратце изложил выводы, сделанные им из очередного разговора с Марчелом, располагающим якобы новостями последних политическими событий во взаимоотношениях Германии с большевистской Россией.

Сильвестру воспринял их с откровенным безразличием. Решив, что у наставника нет желания продолжать разговор на эту тему, Юрий всё же продолжил рассказ:

– К Марчелу приходил немолодой человек, они спорили. Вот о чем шёл у них разговор. Немецкий посол в Москве, как я понял, встречался с господином Молотовым и вёл речь о возобновлении каких-то германо-русских торговых дел. Молотов воспользовался этим, чтобы уточнить отношения между Германией и Россией. И, как я понял, видимо, оба государства не доверяют друг другу…

Неожиданно обычно хмурое, озабоченное лицо старика озарилось снисходительной улыбкой. Он ответил:

– Ну, ну. Поживём – хлебнём ещё не то…

Собеседник признался:

– Противно бывать в этом клубе. Сама атмосфера, легионеры с их вызывающе наглым поведением – чудовищны. Только и слышно о взятии власти в стране, установлении нацистского порядка. А мне приходится не только соглашаться, но и изображать из себя католика, который более правоверен, чем папа римский.

Дядюшка Сильвестру развёл руками:

– Понимаю вас, но, к сожалению, бывать там придётся. Надеюсь, вы и сами это понимаете. Скажите другое: вы не смогли бы съездить на денёк в Галацы? Там на военном аэродроме якобы произвели посадку немецкие самолёты. Желательно узнать, так ли это? И сколько их? Сумеете? Но не откладывая. И в воскресенье ночью обратно!

– Лучше выехать поездом в субботу ночью. В понедельник утром я обязан быть на аэродроме. А вечером, если подойдёте к гаражу, доложу результат. Либо встретимся, когда сможете.

– Чудесно! В авиационной форме, конечно, поедете?

– Разумеется.

– Но разузнать надо осторожно, как бы в случайном разговоре. Поняли?

– Не беспокойтесь, дядюшка Сильвестру. Найду повод.

Глава 20

В один из последних дней августа 1939 года часть курсантов, в их числе и Россетти, побывали на военном аэродроме «Пипера», что в предместьях столицы. Перед открытыми настежь воротами ангара стояли два самолёта с торчащими вверх стволами пулемётов. Они казались гигантскими! Вокруг них суетились солдаты, что-то вытирали, надраивали, убирали…

Кто-то из курсантов, многозначительно усмехнувшись, украдкой указал на пропеллер самолёта. Выяснилось, это огромный радиатор. Аэропланы, оказывается, были с водяным охлаждением. Явно старые, но свежепокрашенные.

– Французские «потезы», – произнёс с ухмылкой курсант. – Аэропланы времён мировой войны 1914-го.

Офицер авиации стал рассказывать будущим пилотам о мощности мотора, числе цилиндров, максимальном обороте пропеллера, скорострельности пулемёта, объёме и весе подвешенной бомбы, прочих преимуществах, как оказалось, бомбардировщика…

На вопросы курсантов офицер, как выяснилось, авиационный инженер эскадрильи, старался отвечать доходчиво, подробно. Познакомил их и с самолётами меньшего габарита, так называемыми «охотничьими». Стало быть, истребителями.

На молодого и несведущего курсанта Россетти смотр авиационной техники произвёл большое впечатление. Однако при возвращении в город соученик, критиковавший самолёты ещё на аэродроме, теперь и вовсе высмеял их, обозвав допотопными.

Юрий слушал и помалкивал.

– К чему так беспардонно расхваливать то, что сами пилоты называют «летающими катафалками»? – возмущался парень.

Он поносил военную технику последними словами, министра авиации и его приближённых обзывал казнокрадами, набивающими свои карманы миллионами. Грозился, что им всё припомнят. При расставании он представился студентом Политехнического института.

Об увиденном и услышанном на аэродроме «Пипера» курсант Россетти больше всего понял из реплик студента. Однако, задумываясь над его высказываниям, прикидывал, не специально ли тот так непочтительно отзывался об авиационном могуществе страны, которое руководители школы расхваливали. Анализ услышанного, сомнение в его объективности постоянно превалировали, заставляли быть настороже. Он приучился отвечать коротко, придерживаясь нейтральной позиции, ни в коем случае не вовлекаться в споры. Часто отделывался молчанием.

Не зря мать часто повторяла: «Молчание – золото!» Выводы из смотра летательной техники на военном аэродроме Юрий, естественно, извлёк… Особенно запомнились ему «летающие катафалки»…

Глава 21

В последний августовский вечер 1939 года курсант Россети, исполняя просьбу дядюшки Сильвестру, выехал поездом в Галацы. Там располагалась Третья истребительная авиационная флотилия. Следовало проверить дошедший до дядюшки Сильвестру слух, будто из Германии на местный военный аэродром поступило с десяток истребителей.

Ранним утром 1 сентября курсант прибыл в Галац. Сумел узнать, что там действительно произвели посадку шесть немецких «мессершмиттов» с инструкторами.

Во второй половине дня Россетти услышал от ребятишек, рекламирующих кинофильмы, что в кинотеатрах города демонстрируется фильм «Линия Мажино» – о французской неприступной фортификационной оборонительной крепости с подземными путями, по которым ходили небольшие открытые вагончики-платформы для передвижения войск. А в другом кинотеатре шёл немецкий фильм «Неприступная фортификационная линия “Зигфрид”». Говорили, что появление фильмов на экранах кинотеатров связано с «началом каких-то военных действий на польской границе»…

На улице у кинотеатра, где демонстрировался документальный французский фильм «Линия Мажино», фашистские молодчики напали на зрителей. После просмотра фильма свидетелем этого оказался и курсант Россетти. Вместе с остальными зрителями он выходил через запасной выход во двор кинотеатра…

Оказалось, на улице у кинотеатра митинговала толпа, скандировавшая различного рода лозунги. Вспыхивали драки. Со всего города стянули полицейских. Прибыли жандармы и пожарные на конной тяге с насосами и бочками с водой, охлаждавшие воинствующий пыл пронацистски настроенной толпы.

С огромным трудом полицейским удалось рассеять толпу, а задержанных молодчиков отправить в полицейские участки.

Вернувшись в Бухарест, Россетти подтвердил дядюшке Сильвестру, что в Галаце на военном аэродроме действительно базируются шесть прилетевших туда «мессершмиттов». Рассказал и об огромном впечатлении, произведённом на него французским фильмом «Линия Мажино». Поведал старику Сильвестру и о нацистской вакханалии у кинотеатра, где шёл французский фильм.

Глава 22

1939 году суждено войти в мировую историю как году кровавых событий. И до этой даты на радио, в газетах, приватных разговорах ходили упорные слухи о претензиях Гитлера на польский «коридор» в Данциге. И вдруг пришло официальное сообщение о захвате польскими солдатами радиостанции в пограничном Гляйвице.

Значительно позже выяснилось, что в действительности нападение совершили эсэсовцы, переодетые в польскую военную форму. Известный нацистский провокаторский приём.

В ночь на 1 сентября немецкие самолёты подвергли бомбардировке целый ряд польских городов, включая столицу Польши Варшаву. В экстренных сообщениях радио и прессы издевательски сообщалось, что «танкам вермахта противостояли польские кавалеристы с пиками».

Правительства Англии во главе с премьером Чемберленом и Франции – с Даладье, связанные с Польшей договором о дружбе и взаимопомощи, немедленно обратились с ультиматумом к Гитлеру «незамедлительно прекратить военные действия и отвести войска с оккупированной польской территории… В течение 48 часов!»

В случае отказа англичане и французы предупреждали, что это будет равнозначно объявлению ими войны Германии.

Румынская легионерская газетёнка «Избында» опубликовала большой портрет смеющегося с оскалом Гитлера. Под ним подпись: «Фюрер Третьего рейха, узнав об ультиматуме впервые в жизни так расхохотался, что долго не мог остановиться! Когда же наконец успокоился, сказал: “времена Версаля безвозвратно канули в Лету!”»

Срок ультиматума истёк 3 сентября в 11 часов 15 минут, а войска вермахта продолжали оккупировать польское государство, забыв уже о недавно выдвинутых претензиях, связанных с загадочным «коридором» и самим Данцигом.

Во время обсуждения англо-французского ультиматума кто-то сказал, что Чемберлен ещё примчится на встречу с фюрером, как уже было в Берхтесгадене. Гитлер самоуверенно и злобно заметил: «Пусть только посмеет явиться в Берхтесгаден этот человек с зонтиком! Я спущу его с лестницы пинком в зад. И позабочусь, чтобы при этом присутствовало как можно больше журналистов».

С наступлением темноты Париж и Лондон погружались во мрак. То и дело раздавались сигналы воздушной тревоги. Пока учебной. Радио сообщало о призывах всё новых контингентов резервистов; на вокзалах образовывалось столпотворение; по несколько раз в день выходили экстренные выпуски газет, которые расходились, как тёплый хлеб.

Вторая мировая война стала фактом.

Глава 23

5 сентября 1939 года Соединённые Штаты Америки решили умыть руки, заявив о своем нейтралитете. Обещания поддержки англо-французских союзников, военная помощь Польше оказались лишь обещаниями.

Обещания и объяснения в любви ни к чему не обязывали. Поляки истекали кровью и сражались одни с превосходящими силами захватчиков, проявляя чудеса стойкости и упорства. Весь мир обошла весть о самоотверженности защитников Гдыни, Варшавы, полуострова Вестерплятте, на подступах к которым германские войска несли существенные потери. Высшее командование вермахта было вынуждено приостановить операции, перегруппировать свои части.

«Телеграмма № 300 от 8 сентября 1939 г., Москва – 00.56

Получено в Берлине 9 сентября 1939 г. – 05.00

Очень срочно!

Я только что получил следующее телефонное сообщение от Молотова:

«Получил Ваше сообщение, касающееся вступления немецких войск в Варшаву. Пожалуйста, передайте мои поздравления и приветствия германскому правительству. Молотов».

Шуленбург».

Однако войска вермахта овладели столицей Польши лишь спустя 20 дней. Германскому послу в Москве графу Шуленбургу далеко не всё нравилось в манере поведения руководства Министерства иностранных дел Рейха, однако он был вынужден действовать активно и напористо. Очередным подтверждением тому служат его многочисленные сообщения, в том числе телеграмма от 9 сентября 1939 года.

Глава 24

«Очень срочно! От 10 сентября. Совершенно секретно!

В дополнение к моей телеграмме № 310 от 9 сентября и ссылаясь на сегодняшний телефонный разговор с министром иностранных дел Рейха.

Во время сегодняшнего совещания в 16 часов Молотов изменил вчерашнее своё заявление, сказав, что Советское правительство было застигнуто врасплох неожиданно быстрыми военными успехами Германии. В соответствии с нашим первым сообщением, Красная Армия рассчитывала на несколько недель операций, которые теперь сократились до нескольких дней.

Советские военные руководители оказались поэтому в тяжёлом положении, так как, учитывая здешние условия, они просили на подготовку, видимо, ещё две или три недели. Уже более трёх миллионов мобилизовано.

Я стал горячо объяснять Молотову, насколько решающими являются в такое время быстрые действия Красной Армии.

Молотов повторил мне, что всё возможное было предпринято, чтобы ускорить дело. У меня сложилось впечатление, что Молотов обещал вчера больше, чем Красная Армия может сделать.

Затем Молотов коснулся политической стороны вопроса и заявил, что Советское правительство намерено воспользоваться дальнейшим продвижением немецких войск, чтобы объявить, что Польша распалась и что Советскому Союзу необходимо, следовательно, прийти на помощь украинцам и белорусам, которым «угрожает» Германия.

Аргумент нужен для того, чтобы интервенция Советского Союза была оправданной в глазах масс, а Советский Союз не выглядел агрессором.

Этот путь был для Советского Союза перекрыт вчерашним сообщением агенства ДНБ о том, что в соответствии с заявлением генерал-полковника Браухича нет больше нужды в военных действиях на постоянной границе Германии. Сообщение создаёт впечатление, что вот-вот произойдёт германо-польское перемирие. Если же Германия заключит перемирие, то Советский Союз уже не сможет начать «новую войну».

Я заявил, что не ознакомился с этим сообщением, но оно не соответствует фактам. Я тут же наведу справки.

Шуленбург».

Глава 25

Германия стремилась на данном этапе избежать любых недоразумений в отношениях со своим новым союзником. Он был для неё сейчас чрезвычайно ценен по многим соображениям. В этой связи Риббентроп дает указание своему послу в Москве Шуленбургу:

«Телеграмма № 336 от 13 сентября 1939 г.

Срочно! Послу лично.

Берлин, 13 сентября 1939 г. – 17.00

Получено в Москве 14 сентября 1939 г. – 01.10

Как только станет известным точный исход большой битвы в Польше, подходящей сейчас к своему завершению, мы будем в состоянии передать Красной Армии запрашиваемую информацию относительно различных частей польской армии. Но даже теперь я бы просил Вас информировать господина Молотова о том, что его замечания по поводу заявления генерал-полковника Браухича вызваны полным недоразумением. Это заявление было сделано исключительно для сведения исполнительной власти на старых территориях Рейха. Оно было составлено ещё до начала немецкой акции против Польши и не имеет ничего общего с ограничением военных операций на Востоке. Не может быть и речи о незамедлительном перемирии в Польше.

Риббентроп».

Успехи немцев в Польше подстегнули советскую сторону, не желавшую оказаться в невыгодном положении.

Глава 26

Посол Шуленбург доносил в Министерство иностранных дел Рейха:

«Телеграмма № 350 от 14 сентября 1939 г. Москва – 18.00

Срочно! Совершенно секретно!

Ссылаясь на Вашу телеграмму № 336 от 13 сентября.

Молотов вызвал меня сегодня в 16.00 и заявил, что Красная Армия достигла состояния готовности раньше, чем это предполагалось. Советское выступление может, таким образом, начаться раньше, чем он предполагал во время нашего последнего разговора. Что касается политической мотивировки выступления советских войск (развал Польши и защита русских «нацменьшинств»), то здесь исключительно важно не начинать действий до того, как падет административный центр Польши – Варшава.

Молотов поэтому просил информировать его как можно скорее, когда можно рассчитывать на взятие Варшавы.

Пожалуйста, пришлите указания.

Хотел бы обратить Ваше внимание на появившуюся сегодня статью в «Правде», перепечатанную ДНБ, вслед за которой завтра последует аналогичная статья в «Известиях». Эти статьи имеют целью подготовить упомянутую Молотовым политическую мотивировку событий в советской интерпретации.

Шуленбург».

Подробное разъяснение позиций последовало на следующий же день.

Немцы во всём солидарны со своим союзником. Только вот предполагаемая формулировка мотива вступления Красной Армии в Польшу не устраивает нацистское руководство. Почему одна лишь Германия должна выглядеть агрессором? Пусть уж и партнёр малость испачкается. Стряпали-то вместе!

Риббентроп – Шуленбургу

«Телеграмма № 360 от 15 сентября 1939 г.

Берлин, 20.20

Получено в Москве 16 сентября – 07.15

Очень срочно! Секретно! Послу лично.

Прошу Вас немедленно сообщить господину Молотову следующее:

1. Разгром польской армии подходит к завершению, как это вытекает из обзора военного положения от 14 сентября, который был уже Вам передан. Мы рассчитываем занять Варшаву в ближайшие несколько дней.

2. Мы уже заявили Советскому правительству, что совершенно независимо от чисто военных операций считаем себя связанными разграничением сфер влияния, о котором мы договорились в Москве, и это, конечно, относится также и к будущему.

3. Из сообщения, сделанного Вам Молотовым 14 сентября, мы заключаем, что Советское правительство намерено выступить уже теперь. Мы приветствуем это. Таким образом, Советское правительство избавляет нас от необходимости полностью уничтожить остатки польской армии, преследуя их вплоть до советской границы.

Помимо этого, в том случае, если не состоится советская интервенция, может возникнуть вопрос о том, не образуется ли политический вакуум в областях, лежащих к востоку от немецкой зоны влияния. Поскольку мы с нашей стороны не собираемся проводить какую бы то ни было политическую или административную деятельность, кроме мероприятий, к которым нас вынуждают военные операции, то без интервенции Советского Союза могут создаться условия для возникновения там новых государств.

4. Для политического оправдания факта продвижения Красной Армии мы предлагаем опубликовать совместное коммюнике следующего содержания:

«Ввиду полного распада старых форм правления в Польше правительство Рейха и правительство СССР считают необходимым положить конец невыносимым политическим условиям, существующим на этих территориях. Они считают своим обоюдным долгом восстановить мир и порядок в этих областях, представляющих для них интерес, и создать новый порядок путём установления естественных границ и создания жизнеспособных экономических структур».

5. Предлагая такое коммюнике, мы полагаем, что Советское правительство уже отказалось от мысли, высказанной Молотовым в одной из предыдущих бесед с Вами о том, чтобы использовать в качестве предлога советской акции угрозу, нависшую над украинским и белорусским населением. О выдвижении подобной мотивировки не может быть и речи. Выставлять оба государства врагами перед всем миром прямо противоречило бы действительным намерениям Германии, которые ограничиваются исключительно хорошо известными сферами германского влияния. Это также противоречило бы договорённости, достигнутой в Москве и, наконец, находилось бы в противоречии со стремлением к дружеским отношениям, высказанным обеими сторонами.

6. Поскольку военные операции должны быть завершены как можно скорее из-за приближения распутицы, мы были бы признательны, если бы Советское правительство назначило день и час выступления своей армии так, чтобы мы со своей стороны могли соответственно сдержать свои действия. Чтобы осуществить координацию военных операций сторон, необходимо также, чтобы представители обоих правительств, а затем немецкие и русские офицеры встретились и приняли нужные меры; мы предлагаем для такой встречи прилететь в Белосток.

Прошу Вас тут же телеграфировать мне ответ.

Риббентроп».

Германская сторона резко отреагировала на выдвинутую советским правительством мотивировку о вступлении Красной Армии на территорию Польши под предлогом «защиты украинского и белорусского населения». Хотя по существу это было правильно, но по форме не соответствовало этике установившихся дружеских отношений с Германией. Невзирая на реакцию немцев, советская сторона не собиралась уступать и проявляла в весьма щепетильном вопросе былую твёрдость.

В тот же день, 16 сентября, посол Шуленбург спешно докладывал в телеграмме № 371 Министерству иностранных дел Германии о результатах встречи по этому поводу с народным комиссаром иностранных дел СССР Молотовым.

«Очень срочно! Строго секретно!

Ссылаясь на Вашу телеграмму № 360 от 15 сентября.

Я виделся с Молотовым сегодня в 18 часов и выполнил поручение. Молотов заявил, что военная интервенция Советского Союза неминуема – возможно, даже завтра или днём позже. Сталин присутствовал на совещании военных руководителей и сегодня же ночью в присутствии Молотова назовёт мне день и час советского выступления.

Молотов добавил, что он представит моё сообщение своему правительству, но что, по его мнению, совместного коммюнике не требуется. Советское правительство намерено мотивировать свою операцию следующим образом: Польское государство распалось и больше не существует. Следовательно, все соглашения, заключённые с Польшей, больше не действительны. Советский Союз считает своим долгом вмешаться, чтобы защитить своих украинских и белорусских братьев и создать условия мирного труда для этих обездоленных народов.

Советское правительство намерено обнародовать упомянутую мотивировку по радио, через прессу и т. п. немедленно после того, как Красная Армия пересечёт границу, и одновременно сообщит об этом в официальной ноте польскому послу и всем дипломатическим миссиям здесь.

Молотов признал, что выдвигаемая аргументация содержит нотку, задевающую чувства немцев, но ввиду затруднительного положения советского правительства просит не допустить, чтобы такой пустяк встал между нами. К сожалению, советское правительство не видит никакой другой возможной мотивировки, так как до сих пор оно не проявляло никакой заботы о своих национальных меньшинствах в Польше, и Советский Союз должен тем или иным образом оправдать свою интервенцию в глазах мира.

В заключение Молотов просил срочного разъяснения по поводу дальнейшей судьбы Вильно. Советское правительство хочет полностью избежать столкновения с Литвой и поэтому желает знать, было ли достигнуто какое-нибудь соглашение с Литвой относительно района Вильно и, в частности, о том, кто должен будет занять город.

Шуленбург».

Глава 27

Уже на следующий день, 17 сентября 1939 года, в телеграмме № 372, отправленной из Москвы в Министерство иностранных дел Германии, посол Шуленбург сообщал:

«Секретно! Очень срочно!

Ссылаясь на мою телеграмму № 371 от 16 сентября.

Сталин принял меня в 2 часа ночи в присутствии Молотова и Ворошилова и объявил, что Красная Армия пересечёт советскую границу сегодня в 6 часов утра на всем протяжении от Полоцка до Каменец-Подольска.

Чтобы избежать инцидентов, Сталин срочно просит нас проследить за тем, чтобы немецкие самолёты, начиная с сегодняшнего дня, не залетали на восток от линии Белосток-Брест-Литовск-Лемберг (Львов). Советские самолёты сегодня начнут бомбардировку территории восточнее Лемберга.

Я обещал сделать всё возможное, чтобы информировать немецкие военно-воздушные силы, но попросил, учитывая, что времени осталось очень мало, чтобы сегодня советские самолёты не слишком приближались к вышеупомянутой линии.

Советская комиссия прибудет в Белосток завтра, самое позднее – послезавтра.

Сталин зачитал мне ноту, которая должна быть вручена сегодня ночью польскому послу; копии ноты будут в течение дня разосланы всем миссиям, а затем она будет опубликована. В ноте содержится мотивировка советской акции. Зачитанный проект ноты содержит три неприемлемых для нас пункта. В ответ на мои возражения Сталин с предельной готовностью внёс изменения, так что теперь нота выглядит для нас удовлетворительной. Сталин сказал, что вопрос о публикации германо-советского коммюнике не может рассматриваться раньше, чем через два или три дня.

В дальнейшем по всем возникающим военным вопросам дела должен вести непосредственно с Ворошиловым генерал-лейтенант Кёстринг.

Шуленбург».

Похоже, всё совершалось к полному удовлетворению сторон. И вроде бы в таком же духе должно было совершаться и впредь.

Глава 28

17 сентября навстречу наступавшим немецким армиям, оккупировавшим уже значительную часть польской территории, выступили войска Красной Армии. Они взяли под защиту проживавшие на территории бывшей Польши народы Западной Украины и Белоруссии. В эту акцию СССР был втянут по многократному настоянию правительства Германии, которое не хотело казаться одиноким в своих захватнических устремлениях.

Перекинуть долю вины на своего нового партнёра – старого врага было одной из заветных целей Гитлера. Главным же было образование общей германо-советской границы, следовательно, и будущего непосредственного фронта с Советами.

– С волками жить – по-волчьи выть, – определил свою тактику генсек.

А если бы СССР не воспользовался создавшимся положением на западной части своих границ? Прежде всего, с военной точки зрения он оказался бы в серьёзном проигрыше. Ибо в случае военного конфликта с той же Германией, который Кремль по-прежнему считал реальным, но которого всячески избегал, немцы получили бы громадное преимущество для развития наступательных операций против Советского Союза. Рукой подать было до столицы Белоруссии Минска.

Акция СССР против уже не существовавшего польского государства была по-разному воспринята за рубежом. Как и при заключении пакта и договора с нацистами, так и сейчас: одни клеймили её, другие считали стратегической необходимостью.

Оккупированную вермахтом территорию Польши немцы условно назвали «дистриктом Германского рейха».

Военные действия теперь перекинулись на границу Франции и Германии. Но серьёзных операций ни одна из стран не предпринимала. И та, и другая почти бездействовали. На всех участках фронта, как правило, отмечались лишь стычки местного значения, время от времени возникала, но вскоре прекращалась перестрелка дальнобойной артиллерии с французской фортификационной линии «Мажино» и с немецкой «Зигфрид». Ночами английские бомбардировщики совершали полёты над городами Германии, на которые сбрасывали тысячи тонн… листовок.

Война с Германией превратилась в обузу для англичан и французов из-за целого ряда причин. Она стала им в тягость. Солдаты и офицеры на фортификационной линии «Мажино» уезжали в отпуска, играли свадьбы, получали увольнительные. Неслучайно войну Германии с Францией прозвали «странной войной».

В узком кругу высокопоставленных англичан уже знали, что в германском Генеральном штабе в строгой секретности разрабатывается план под условным кодовым названием «Отто», в котором речь идёт о подготовке к вторжению на территорию России.

Сопоставив эти данные с усилиями рейхсмаршала авиации Германа Геринга, добивавшегося встречи с влиятельными людьми Великобритании, с помощью которых он рассчитывал склонить правительства Англии и Франции к заключению перемирия, в Лондоне и Париже пришли к выводу, что нет смысла наращивать военную мощь для активизации военных действий против нацистов.

Посол Германии в Советском Союзе Шуленбург информирует Министерство иностранных дел Рейха:

«Телеграмма № 385 от 18 сентября 1939 г. Москва – 15.59

Очень срочно! Секретно!

Получено в Берлине 18 сентября 1939 г. – 17.45

В ходе беседы со Сталиным, которая состоялась сегодня вечером относительно посылки советской комиссии в Белосток, а также о выпуске совместного коммюнике, Сталин довольно неожиданно сказал, что у советской стороны есть определённые сомнения относительно того, действительно ли германское военное командование в нужный момент станет придерживаться условий московского соглашения и отойдёт за линию, о которой была достигнута договорённость (Писса-Нарев-Висла-Сан).

Я горячо возразил, заявив, что Германия, несомненно, твёрдо намерена в точности выполнять условия московских соглашений, и сослался на второй пункт моего сообщения, сделанного Молотову 16 сентября в соответствии с инструкциями Министерства иностранных дел Рейха (см. телеграмму № 360 от 15 сентября). Я заявил, что Верховному командованию желательно отойти за намеченную линию, так как в этом случае войска могли бы быть высвобождены для западного фронта.

Сталин ответил, что он совершенно не сомневается в добрых намерениях германского правительства. Его беспокойство основано на хорошо известном факте, что военные обычно не склонны отказываться от уже оккупированных территорий. На это здешний германский военный атташе генерал-лейтенант Кёстринг заметил, что германские вооружённые силы всегда будут выполнять только то, что прикажет фюрер. Учитывая известную недоверчивость Сталина ко всему, я был бы признателен, если бы мне позволили сделать дополнительное заявление, носящее такой характер, чтобы рассеять его последние сомнения.

Шуленбург».

Министр иностранных дел Рейха Риббентроп отвечает на это послу Германии в Советском Союзе Шуленбургу в духе полного согласия с выраженной советским руководством идеей:

«Послу лично. Берлин, 19 сентября 1939 г.

Ссылаясь на Вашу телеграмму № 385.

Прошу Вас передать господину Сталину, что Вы сообщили в Берлин о Вашем совещании с ним и что Вам теперь специально поручено от меня сообщить ему, что соглашения, которые я подписал в Москве по поручению фюрера, разумеется, останутся в силе и что мы считаем их краеугольным камнем новых дружеских отношений между Германией и Советским Союзом.

Риббентроп».

В Москве меняется реакция на ситуацию, сложившуюся на территории Польши. Об этом посол Германии граф Шуленбург информирует Министерство иностранных дел Рейха телеграммой № 395 от 19 сентября 1939 г.:

«Совершенно секретно!

Москва, 20 сентября 1939 г. – 02.23

Получено в Берлине 20 сентября 1939 г. – 04.55

Молотов заявил мне сегодня, что советское правительство считает, что созрело время для того, чтобы совместно с германским правительством окончательно установить структуру польской территории. В этой связи Молотов намекнул, что первоначальное намерение советского правительства и лично Сталина допустить самостоятельное существование остатка Польши сменилось пожеланием разделить Польшу по линии, проходящей вдоль Писса – Нарев – Висла – Сан.

Советское правительство желает без промедления начать переговоры по этому вопросу и хотело бы, чтобы они состоялись в Москве, так как эти переговоры с советской стороны должны вестись самыми высокопоставленными представителями власти, которые не имеют возможности покинуть пределы Советского Союза. Прошу передать Ваши указания по телефону.

Шуленбург».

В Берлине произошла некоторая заминка, и только на четвёртые сутки последовал ответ министра иностранных дел Германии:

«Послу Германии в Советском Союзе.

№ 417 от 22 сентября 1939 г.

Отправлено из Берлина 23 сентября 1939 г. – 03.40

Получено в Москве 23 сентября 1939 г. – 11.05

Совершенно секретно! Послу лично.

Ссылаясь на Вашу телеграмму № 395.

Мы также считаем, что пришло время совместным соглашением с Советским Союзом установить окончательную структуру польских территорий. Предложение русских о проведении границы вдоль хорошо известной линии четырёх рек полностью совпадает с точкой зрения Германского рейха.

Вначале я намеревался пригласить господина Молотова приехать в Германию для разработки этого соглашения. Но принимая во внимание Ваше сообщение о том, что руководящие лица не могут уехать из Советского Союза, мы согласны на переговоры в Москве. Вместо моего первоначального предложения поручить Вам проведение этих переговоров, я решил сам прилететь в Москву, особенно потому, что при данных мне фюрером полномочиях мы сможем избежать необходимости в объяснениях и быстрее закончим переговоры. Учитывая теперешнее положение, я не смогу пробыть в Москве более одного, самое большее, двух дней.

Пожалуйста, встретьтесь с господином Сталиным и Молотовым и телеграфируйте мне как можно скорее их ответ о предполагаемой дате.

Риббентроп».

Планы Советского правительства в отношении Польши приобретают новые черты, конкретизируются. Посол Шуленбург отвечает Министерству иностранных дел Германии:

«Телеграмма № 442 от 25 сентября 1939 г. – 22.58

Получена в Берлине 26 сентября 1939 г. –00.30

Очень срочно!

Совершенно секретно!

Сталин и Молотов попросили меня прибыть в Кремль сегодня в 8 часов вечера. Сталин заявил следующее: при окончательном урегулировании польского вопроса необходимо избежать всего, что могло бы вызвать трения между Германией и Советским Союзом. Поэтому он считает неправильным сохранять существование независимого польского государства на оставшейся территории. Он предлагает следующее.

Начиная с территории к востоку от демаркационной линии, всё Люблинское воеводство и та часть Варшавского воеводства, которая простирается до Буга, должны быть присовокуплены к нашей доле. Но зато мы должны отказаться от притязаний на Литву.

Сталин выдвинул это предложение в качестве предмета обсуждений на предстоящих переговорах с министром иностранных дел Рейха и добавил, что, если мы согласны, то Советский Союз немедленно займется решением проблемы прибалтийских стран в соответствии с протоколом от 23 августа, и он надеется найти в этом вопросе безоговорочную поддержку германского правительства. Сталин выделил при этом Эстонию, Латвию и Литву, но не упомянул Финляндию.

Я ответил Сталину, что доложу о его точке зрения своему правительству.

Шуленбург».

Между тем войска вермахта овладели столицей Польши лишь 27 сентября 1939 года. Поэтому поздравление народного комиссара иностранных дел СССР Молотова было воспринято в Берлине не без ухмылки: «У большевиков никогда не было чувства меры ни в чём. Либо без зазрения совести клеймят всех и вся, либо до неприличия заискивают… Наши дипломаты обязаны не забывать об этом, но и вида не подавать. Напротив, делать вид, что и этого недостаточно… Для русских подходит их собственная пословица: «Заставь дурака Богу молиться – он и лоб себе расшибёт»… Вот пусть сами и расшибают себе лбы!»

Германия, как отмечалось выше, стремится на данном этапе избежать любых недоразумений в отношениях со своим новым союзником. Он для неё сейчас чрезвычайно ценен по очень многим соображениям. В этой связи Риббентроп даёт соответствующие указания своему послу в Москве Шуленбургу.

Глава 29

Таким образом, Советский Союз приступает к конкретной реализации своих планов и в отношении прибалтийских государств. По утверждению Сталина, эти планы возникли в связи с создавшейся ситуацией, и было бы непростительной ошибкой поступить иначе. В противном случае Гитлер тотчас же воспользовался бы предоставленной ему возможностью наложить на них лапу.

Об этом свидетельствует и сам факт: ещё 22 марта, согласно договорённости правительств Германии и Литвы, войска вермахта вступили в литовский город Мемель, завладев, таким образом, крупнейшим портом на Балтийском море, а также создав здесь явный плацдарм для дальнейшего расширения «жизненного пространства», о котором германский канцлер Адольф Гитлер не переставал трубить на весь мир. Мемельская морская база во многом способствовала действиям военно-воздушных сил Германии, не говоря уже о надводном и подводном флоте, особенно сейчас, когда Германия находилась в состоянии войны с Англией и Францией.

Кроме того, мемельская база являлась серьёзной угрозой в случае войны с Советским Союзом. Этот факт также говорит о многом. Не случайно сразу после вторжения немецких войск в Мемель сюда прибыл Гитлер, и, выступая с балкона одного из домов, заверял литовцев в искренней дружбе и обещал всяческую поддержку.

В Кремле хорошо понимали, для чего понадобился Гитлеру Мемель, что именно предназначалось ему в стратегическом плане нацистского диктатора. Несмотря на пренебрежение Сталина объективной информацией разведчиков, большая часть которых и пострадали из-за неё, кое-что всё же осело в его подозрительном мозгу.

Должную позитивную роль сыграл и Генштаб Красной Армии. Хотя тоже не без риска для его работников, немало которых пострадали из-за своей принципиальности.

Немцы прекрасно понимали, чем вызваны настойчивые требования Сталина. Отсюда и заминка с ответом на условия, выдвинутые советской стороной. С возрастающим напряжением следили они за притязаниями новоявленного союзника; судя по занятой им жёсткой позиции в данном вопросе, он не намеревался отступать.

В Берлине вроде бы должны были радоваться своим успехам в Польше, что там, кстати, взахлёб и делали. Однако эту восторженность серьёзно омрачали бесконечные требования союзника. Информация по этому поводу поступала со всех сторон. И это не только озадачивало нацистскую верхушку, но и путало карты Генеральному штабу вермахта.

Глава 30

Где-то во второй половине сентября на аэродроме Быняса на глазах курсантов пилотажной школы Мирча Кантакузино произвели посадку большие двухмоторные самолёты с крупными на фюзеляже буквами “LOT”. Из первого высадились люди в незнакомой военной форме, фуражках с квадратным верхом – «конфедератках».

Вскоре стало известно, что вместе с военными прибыл министр иностранных дел Польши полковник Бек. Следующим самолётом прилетел президент Мосьцицкий, затем и премьер-министр Рыдзь Смиглы.

Со стороны бетонного ангара авиашколы было видно, что среди официальных лиц, встречавших поляков, был и начальник взлётно-посадочной площадки аджудан-шеф Кефулеску. Подбежав из чистого любопытства к невиданному прежде самолёту, курсант Россетти стал очевидцем происходившего.

Польские офицеры почти тут же стали продавать работникам аэродрома и пилотам шикарные кожаные регланы, часы известных фирм «Лонжин» и «Омега», другие личные вещи, вплоть до обручальных золотых колец, а также пистолеты фирмы «Радом» и четырнадцатизарядные бельгийские «Браунинги» с прицельной рамкой, что тогда тоже считалось редкостью. Притом у некоторых их было по несколько штук. Румыны скупали этот редкий товар за бесценок.

Поляков было жаль. Они не знали цен, языка, местных порядков, но нужда на чужбине заставляла их заниматься продажей. Однако при всём этом вели они себя достойно и подчёркнуто гордо.

Задерживаться в Румынии поляки не собирались. Говорили, что в скором времени отправятся на «Мажино» во Францию, которая ещё с 3 сентября находилась в состоянии войны с Германией.

Гитлер же потребовал от правительства Румынии незамедлительно интернировать всех прибывших военных поляков и бывшее руководство Польши с последующей передачей задержанных Германии.

Слух о прибытии поляков дошёл и до железногвардейцев. Многочисленными группами стекались они к аэропорту Быняса. Надрывали глотки, сквернословили, лезли в драку с появившимися здесь политическими пикетами, требовали от румынских властей «всех прибывших поляков независимо от ранга и бывших должностей немедленно интернировать!»

Румынский король Карл II оказался в затруднительном положении: с одной стороны, он остерегался нацистов; с другой – не хотел портить отношения с французами и англичанами, к которым тяготел всеми помыслами. Лавировал. Поляков, судя по сообщению радио Бухареста, интернировали. Однако большая часть их инкогнито перекочевали во Францию на оборонительную фортификационную линию «Мажино»; другую часть переправили в Англию.

Глава 31

25 и 26 сентября советские самолеты совершили многочисленные полёты над территорией Эстонии. Генеральный штаб Рейха, по совету военного атташе Германии в Эстонии Рессинга и посла Фрохвейна, дал приказ не открывать огонь по самолётам, чтобы не обострять положения.

Немцы делали вид, будто они ни при чём. Договор о ненападении с Советским Союзом вынуждал их быть сдержанными. Этому способствовала и антинацистская кампания в прессе в связи с положением в Польше, которую нагнетали Великобритания и Франция при содействии своих гласных и негласных союзников. Немцы же стремились показать всему миру, что агрессором является не только Германия, но и Советский Союз.

Не все политики одинаково понимали, что Советы вынуждены предпринимать столь непопулярные меры для обеспечения безопасности своей страны, которая теперь имела на большой протяженности общую границу с Германией и рядом других стран, являвшимися не столько союзниками Советов, сколько их потенциальными противниками. Кроме того, именно на территории, на которые претендовал Советский Союз, Германия намеревалась ввести свои войска. Кстати, уже вступившие в литовский город Мемель.

Но немцы теперь были связаны с Советским Союзом Пактом о ненападении и другими секретными протоколами. СССР проявлял твёрдость в занятой им позиции, и по всему чувствовалось, что он не собирается отказываться от заявленных намерений. Англия и Франция, объявив войну Германии, сколачивали против неё военный блок.

Нацисты, разумеется, понимали, что Сталин воспользовался моментом. Его демарш перетасовывал всю колоду карт, подготовленных нацистами к затеянной ими игре. Это вызвало бурную реакцию в Берлине. Гитлер пришёл в ярость. Его настолько взбесили неожиданные притязания Кремля, что он признался в узком кругу приближённых: независимо от того, как будут складываться дела в войне с англосаксами, ничто не остановит его в стремлении покончить с большевистской Россией!

«Берлин, 27 сентября 1939 г.

Телеграмма № 435.

Очень срочно! Министру иностранных дел лично!

Телеграмма № 163 от 26-го из Таллина. Верховному командованию армии – в Отдел атташе:

Начальник Генерального штаба Эстонии сообщил мне, что русские требуют морскую базу в Балтийском порту и военно-воздушную базу на эстонских островах. Генеральный штаб рекомендовал согласиться на эти требования, так как вряд ли можно ждать помощи от Германии, следовательно, положение может только ухудшиться».

Соответствующая информация о положении дел продолжала поступать в Берлин. Она не радовала нацистскую верхушку. Как и было принято в подобных случаях, делался вид, будто ничего особенного не происходит. Но всё учитывалось, вырабатывались соответствующие решения. О них ставились в известность сотрудники, которые по своему положению обязаны были быть в курсе событий. Так, Министерство иностранных дел Германии телеграфировало своему послу в Москве графу Шуленбургу о недавно полученной телеграмме следующего содержания:

«№ 436, Берлин, 27 сентября 1939 г.

Очень срочно! Министру иностранных дел Рейха лично.

Телеграмма из Хельсинки № 245 от 26 сентября

Министр иностранных дел Финляндии известил меня «о требованиях, которые Россия предъявила Эстонии», и заметил, что Финляндия готова улучшить свои отношения с Россией, но никогда не согласится на подобные требования и скорее пойдет на самое худшее.

Я указал на разницу положения Эстонии и Финляндии и посоветовал министру иностранных дел искать безопасность для своей страны в хороших отношениях с Германией и Россией.

Министр иностранных дел согласился и подчеркнул, что влияние Англии в Прибалтике полностью устранено. Соответственно подтвердил немецкий посол в Финляндии Блюхер».

Глава 32

Немцы вынуждены были в очередной раз проглотить советскую пилюлю. Далось им это нелегко. Но выхода пока не находили. В срочном порядке согласовывается программа очередного визита министра иностранных дел Рейха в Москву:

«27 сентября 1939 г.

Прибытие в аэропорт: 18.00

Первая встреча:22.00–01.00. Продолжение переговоров: 15.00–18.00.

Ужин в Кремле.

Посещение одного акта балета («Лебединое озеро»). Сталин в это время ведёт переговоры с латышами.

Продолжение совещания: полночь.

Подписание: 05.00

Заключительный приём в честь делегации в посольстве: примерно до 06.30.

29 сентября 1939 г.

Ответ в 12.00.»

В итоге подписан Германо-советский договор о дружбе и границе между СССР и Германией:

«Правительство СССР и Германское правительство после распада Польского государства рассматривают исключительно как свою задачу восстановление мира и порядка на этой территории и обеспечение народам, живущим там, мирного существования, соответствующего их национальным особенностям. С этой целью они пришли к соглашению в следующем:

Статья 1

Правительство СССР и Германское правительство устанавливают в качестве границы, разделяющей обоюдные государственные интересы на территории бывшего Польского государства, линию, которая нанесена на прилагаемую при сём карту и более подробно будет описана в дополнительном протоколе.

Статья 2

Обе стороны признают установленную в статье 1 границу обоюдных государственных интересов окончательной и устраняют всякое вмешательство третьих держав в это решение.

Статья 3

Необходимое государственное переустройство на территории западнее указанной в статье линии производит Германское правительство, на территории восточнее этой линии – Правительство СССР.

Статья 4

Правительство СССР и Германское правительство рассматривают вышеприведённое переустройство как надёжный фундамент для дальнейшего развития дружественных отношений между народами.

Статья 5

Этот договор подлежит ратификации. Обмен ратификационными грамотами должен произойти как можно скорее в Берлине.

Договор вступает в силу с момента его подписания».

Москва, 28 сентября 1939 г.

По уполномочию За Правительство СССР: В. Молотов.

Германии: И. Риббентроп».

Так появился в двух оригиналах, на немецком и русском языках, «Конфиденциальный протокол»[7].

Соответствующие обязательства берёт на себя и правительство Германии по отношению к лицам украинского или белорусского происхождения, проживающим на территории его юрисдикции.

Москва, 28 сентября 1939 г:

За Правительства Рейха и СССР:

И. Риббентроп, В. Молотов».

Нижеподписавшиеся полномочные представители заявили о согласии Правительства Германского рейха и Правительства СССР по вопросам:

В «Секретный дополнительный протокол», подписанный 23 августа 1939 года, следует внести поправку в статью 1, согласно которой территория Литовского государства попадает в сферу влияния СССР, тогда как, с другой стороны, Люблинское воеводство и часть Варшавского воеводства попадают в сферу влияния Германии.

Как только Правительство СССР для защиты своих интересов примет особые меры на территории Литвы, существующая германо-литовская граница в целях её естественного пограничного описания должна быть исправлена таким образом, чтобы территория Литвы, расположенная к юго-западу от линии, обозначенной на карте, отошла к Германии.

В связи с расширением вермахтом военной оккупации Польши Советское правительство решило не дать Гитлеру полностью овладеть остатком польского государства с частью территорий, ранее входивших в состав России. Таким образом, оккупированная нацистами Польша была превращена в так называемый протекторат Третьего рейха…

Далее заявляется, что ныне действующие соглашения между Германией и Литвой не будут затронуты вышеуказанными мероприятиями Советского Союза.

«Москва, 28 сентября 1939 г. За Правительство Германии по поручению Правительства Рейха и СССР:

И. Риббентроп, В. Молотов».

В «Секретном дополнительном протоколе» нижеподписавшиеся его полномочные представители во время заключения германо-советского Договора о дружбе и границе между СССР и Германией заявили о своём согласии в следующем:

«Обе стороны не потерпят на своих территориях никаких польских волнений, которые могли бы затронуть интересы другой стороны. Они будут немедленно подавлять подобные волнения на своих территориях и информировать друг друга о рекомендуемых мерах для этой цели.

Москва, 28 сентября 1939 года.

За Правительство Германии по поручению Правительства Рейха и СССР: И. Риббентроп, В. Молотов».

Глава 33

Румынские легионеры Хория Сима – агенты рейхсфюрера СС Гиммлера, проводили шумные демонстрации с угрозами, драками, дебошами. Им слабо противостояли небольшие группы мирных граждан. Полицейские и жандармы действовали нерешительно.

Возможность видеть, слышать и понимать происходившее в стране курсант Россетти имел в основном благодаря своей учёбе в авиационной школе и приобретённым там знакомствам с влиятельными людьми. Это они открыли ему глаза на ситуацию в стране и мире, что в немалой степени способствовало его формированию как «бойца невидимого фронта».

Без малого две недели в Бухаресте стояла сухая, жаркая погода, позволявшая выполнять насыщенную программу полётов. По-прежнему отрабатывался только взлёт. Всё происходило в рамках учебного графика. Первая половина дня уделялась знакомству с материальной частью самой машины. Курсанты, считая его поверхностным, негромко перебрасывались шутками в адрес инструкторов.

Полёты предстояли во второй половине дня. Курсант Россетти, благодаря вечерней подработке в гараже, мог позволить себе забежать в прилегавшем к аэродрому селе Быняса в небольшую, с тремя столиками, бодегу (харчевню) со свежевымытыми к обеду полами для прохлады.

Здесь за недорого можно было съесть половинку порции ароматной фасолевой чорбы[8] и пару или тройку непревзойдённой по вкусноте мититей[9].

Некоторые посетители выпивали по бокалу пива «Мюллер» либо стаканчик-два виноградного сухого, вполне пристойного и недорогого вина. Дежурная розетка с бесплатной вкуснейшей горчицей – обязательный атрибут, заменявший клиенту с тощим кошельком закуску.

Россетти пристроился к столику, за которым дожидались заказа аэропортовские носильщики с надраенными номерными бляхами на груди. Из радиоприёмника с мерцавшим голубым «глазком» доносилась приятная мелодия в исполнении струнного оркестра – так называемая обеденная музыка, которую в полдень транслировало «Радио-пост Бухарест–1».

Посетители бодеги то и дело нетерпеливо стучали вилками о тарелки, в ответ из кухни доносился голос официанта: «Иду-иду!»

Неожиданно музыка из радиоприёмника стала обрываться и вскоре вовсе прекратилась. Донёсся непонятный грохот, как от падающих стульев. Раздался выстрел, шум, треск. Посетители бодеги насторожились, удивлённо поглядывая на внезапно смолкший радиоприёмник. Наконец из приёмника прохрипел надорванный грубый мужской голос:

«Несколько минут назад нами, легионерами «Железной гвардии», расстрелян премьер Румынии Кэлинеску. Да здравствует Гвардия и её капитан Корнелю Зеля Кодряну!»[10]

Раздался громкий щелчок, и радио смолкло. Посетители харчевни растерянно переглядывались, точно лишённые дара речи…

Так недавний провинциал невольно оказался одним из первых слушателей «Радио-пост Бухарест-1», известившего страну и, по существу, весь мир об убийстве премьер-министра Румынии Арманда Кэлинеску – председателя «Фронта национального возрождения страны».

Уверенные в безнаказанности, четверо убийц отправились в Радиоцентр, когда там шла передача концерта струнного оркестра. Расстреляв жандарма, охранявшего вход, молодчики с выстрелами ворвались в трансляционный зал. Когда испуганные оркестранты повалились на пол, главарь шайки прорычал в микрофон сообщение о совершённом убийстве.

Глава 34

В «Зелёном доме» курсанту приходилось теперь бывать чаще, чтобы узнавать как можно больше подробностей о планах легионеров и их немецких покровителей. И хотя эта миссия ему порядком опротивела, он не отказывался от неё, понимая всю важность разоблачения ненавистного ему фашизма, набиравшего силу в стране. Приходилось разыгрывать из себя его горячего сторонника.

Конец ознакомительного фрагмента.