Вы здесь

Сравнительное правоведение. Глава 3. Романо-германская правовая семья (А. В. Егоров, 2015)

Глава 3

Романо-германская правовая семья

3.1. Юридическая география

Романо-германская формально-правовая общность признается многими исследователями самой древней и самой распространенной в мире правовой семьей[85]. Но если по поводу возраста данной правовой общности можно поспорить, так как не совсем верно считать историю римского права историей развития континентального права, то с границами романогерманской правовой семьи необходимо считаться как с неоспоримой данностью. Современная юридическая география романо-германской правовой семьи чрезвычайно широка. Она включает в себя всю континентальную часть Западной Европы, многие страны Восточно-Европейского региона, Латинскую Америку, большую часть Африки и Ближнего Востока, Индонезию и, по мнению некоторых исследователей, даже Японию и Скандинавские страны[86].

Причиной такого широкого распространения романо-германских правовых традиций явилась, с одной стороны, экспансия континентального европейского права, с другой – добровольная рецепция европейских правовых традиций, проводимая странами указанных регионов. Подобная правовая аккультурация, как отмечает Ж. Карбонье, происходит и там, где сталкиваются правовые культуры, и там, где страны, стремясь к вестернизации, рецептируют зарубежное право[87].

3.2. Структура права

Характеристику романо-германской правовой семьи целесообразно начать с анализа общности структуры права, так как романское право специфично по своей внутренней структурированности, что наиболее наглядно отличает этот нормативный комплекс от соответствующего образования англосаксонского или религиозно-общинного типа.

Системам права, входящим в романо-германскую семью, свойственна структурная «двуэлементность», а именно деление всего нормативного массива, регулирующего общественные отношения, на частное право и публичное право. Критерием такого деления является характер возникающих между субъектами отношений, а точнее, между кем и по поводу чего складываются определенные правоотношения. Когда мы говорим о частном праве, то имеем в виду, что в основе возникшей правовой связи лежит частный интерес лица (лиц). Когда мы затрагиваем область публичного права, то имеем дело с общественным интересом, защитником которого является властный орган – государство либо его определенный представитель. Подобного деления нет ни в какой другой правовой системе, принадлежащей к иной семье.

Природа данной дифференциации имеет свою историческую обусловленность. Римское право, заложившее основы современной романо-германской семьи, не знало как таковых ни конституционного, ни административного права. Даже уголовно-правовые отношения базировались не на общем, защищаемом от посягательств интересе, а на частном, как, например, отношения преступника и жертвы, правонарушителя и его семьи. Именно в этом виде в период так называемого «права университетов» римское право стало преподаваться в европейских учебных заведениях. Данный этап имел большое значение для становления современной системы континентального права.

Особая сложность в создании публичного права заключалась еще и в том, что даже некогда имевшиеся в римском праве публичные традиции были утрачены. К тому же в европейских университетах рассматриваемого периода публичные дисциплины не преподавались.

Большую роль в формировании публичного права в Европе сыграла общность европейской философской мысли. Взгляды Ж.-Ж. Руссо и Ш. Монтескье по поводу организации государства и общества, принципы, заложенные в уголовном праве ученым Ч. Беккария, были одинаково восприняты подавляющим большинством правовых систем Европы. Можно сказать, что становление европейского публичного права носило интернациональный характер. Дальнейшее его развитие и дифференциация зависели от характера политической ориентации каждого конкретного государства.

Е[есмотря на существующую разницу в подходах к содержанию частного права и к уровню развития отдельных его отраслей, можно говорить об общности цивильного права Европы. Это позволяет сделать анализ исторически сформировавшихся правовых основ, на базе которых в настоящее время происходит регулирование частных отношений.

Первая группа общественных отношений регулируется на основе римского права. Сюда относятся отношения, вытекающие из права собственности, обязательственные и наследственные отношения.

Право собственности, существовавшее в римском праве как proprietas est plenainre protestas (полная власть над вещами), было сужено рядом существенных ограничений для собственников. В таком виде отношения собственности регулируются в романских системах и сегодня.

Обязательственные отношения в большей части являются отношениями, вытекающими из договоров, что представляет собой основу обязательственного континентального права.

Наследственные отношения базируются на двух основных принципах – свободы завещания и охраны интересов близких лиц. Эти принципы, заложенные еще традициями родового строя, долгое время существовали в форме естественного порядка, не отменяемого частной волей. Затем система наследственных отношений была дополнена элементом наследования по завещанию.

Вторая группа общественных отношений сформировалась и действует на основе канонического права. Средневековый Corpus juris canonici не просто представлял собой собрание норм, относящихся к церкви, а регулировал широкий круг светских отношений. Поэтому каноническое право, являясь церковным по форме, становилось светским по содержанию. Как отмечал исследователь церковного права А.С. Павлов, каноническое право содержит в себе право церковное «только по происхождению, а не по содержанию»[88]. В результате по сей день институты брака, усыновления и подобные несут на себе отпечаток церковного права.

Несколько иная ситуация сложилась в романо-германских правовых системах Дальнего Востока, Азии и Африки. Несмотря на то что христианизация этих регионов повлекла за собой рецепцию канонического права, местные обычаи и традиции оказались сильнее европейского влияния.

Третья группа общественных отношений является наиболее архаичной по характеру регулирования. Здесь исторически победило обычное право. В настоящее время обычное право применяют в основном в брачно-семейных отношениях, но определенное его влияние испытывает на себе любая отрасль. Обычные нормы заложили основы частного права. Поэтому, когда мы говорим о специфических особенностях той или иной континентальной правовой системы, то прежде всего имеем в виду уходящие в прошлое нормы обычного права.

Современное романо-германское право представлено исторически сложившимися элементами публичного и частного права, отраслевая дифференциация которых не имеет принципиальных расхождений на уровне правовых систем, образующих романо-германскую общность. Так, базовыми отраслями публичного права являются конституционное, административное, уголовное, уголовно-процессуальное право. Систему частного права образуют отрасли гражданского, торгового, гражданско-процессуального и трудового права.

Что касается своеобразия национальных правовых систем, то оно существует не столько в системе отраслей права, сколько на уровне правовых институтов и понятий. В этом случае мы имеем дело с реализацией традиций, заложенных латинскими и германскими правовыми системами. Но оценка конкретного нормативного своеобразия – предмет отраслевых, а не общетеоретических наук.

3.3. Нормативная общность

Нормативная однородность является еще одним элементом формально-правовой общности рассматриваемой правовой семьи. Современная норма континентального права представляет собой нечто среднее между санкционированным властью общим писаным правилом поведения и средством разрешения конкретной жизненной ситуации. Сама историческая природа формирования нормы определила такое ее положение. Большую роль в плане обобщения спорных правовых ситуаций сыграло римское право. Однако процесс типизации правовых отношений был прерван влиянием варварских законов, конкурировавших с римским правом. Заслуга римских юристов состояла в том, что общий взгляд на норму все же установился. Норма в ходе своего дальнейшего исторического развития не могла уже пониматься приближенной к частным правовым ситуациям.

Характер континентальной нормы был окончательно определен французской юридической школой, где новые правовые идеи строились на основе изучения прежде всего решений парламента, а не судебной практики. Позднее, во время создания наполеоновских Кодексов, была решена и проблема оптимальной обобщенности правовой нормы. Она стала не слишком казуальной и не излишне обобщенной, т. е. позволяющей решать каждое конкретное дело, не выходя за общие рамки правила поведения, описанного в норме. Эта нормативная традиция была воспринята практически всеми романскими правовыми системами, за исключением скандинавских, где норма и сегодня продолжает оставаться носительницей казуальных традиций.

Характер абстрактности романской нормы права обеспечивает единство всех правовых систем континентального типа в плане регулирования максимально возможного числа жизненных ситуаций. Но современная романская норма не рассматривается только с позиций правоприменения. Как образование более высокого порядка, она интересует и практику, и науку с точки зрения своей эволюции, анализа формы, а не просто как средство разрешения конкретной жизненной ситуации. По определению Р. Давида, романская норма воспринимается сегодня как правило поведения, «имеющее более серьезное значение, чем только лишь ее применение судьями в конкретном деле». Она, по мнению ученого, поднята в романо-германских системах на более высокий уровень[89].

Континентальная норма имеет формализованный порядок создания. И хотя субъектом нормотворчества может быть не только парламент, но и правительство, другие органы государственной власти и управления, способ создания романо-германского права чаще всего называют парламентским, как бы в противовес судейскому нормотворчеству, традиционному для англосаксонских стран. Формализм порядка создания норм существует не только в парламентах, но и везде, где речь идет о формировании статутного писаного права. Разница в процедурах бывает существенной. Так, парламентский способ создания норм предполагает целый законодательный процесс: законы парламент принимает на сессиях, а процесс законотворчества включает стадии законодательной инициативы, чтения, голосования, подписи и промульгации. Принятие административных актов имеет простую форму, но сама правовая процедура более детальна и, как правило, определена в специальных законах об административной процедуре.

3.4. Источники права

Формальная сторона принятия норм напрямую касается источников их закрепления, которых в романо-германской правовой семье достаточно большое число.

Все источники романо-германского права можно представить в виде двух групп: законодательные – законы, регламенты, декреты и обычай; доктринальные – доктрина, судебные решения и общие принципы права. Такой дифференцированный подход к разграничению источников воспринят всеми правовыми системами романской семьи. Одни исследователи говорят о законодательных источниках как о первичных, а о доктринальных – как о вспомогательных источниках права[90], другие – считают обе группы равнозначными[91].

В группе законодательных источников основное место занимает закон. Слабая систематизация норм в период становления источников романского права не давала возможности признавать закон основным источником. Первые кодексы Юстиниана представляли собой скорее не сборники законов, а собрание неотдифференцированных норм, так как включали в себя весь действующий на то время правовой материал. Признание закона основным источником права произошло лишь в XIX в., когда начавшаяся кодификация охватила чуть ли не всю Европу. Вначале систематизация в большей степени касалась принципов европейского права, где обобщались и группировались нормы, имевшие универсальный характер и применяемые в разных государствах. Затем кодификация стала носить более национальный характер, примером чему явилась Франция со своими классическими Кодексами.

Причиной признания особой роли закона в системе источников права явилось также усиление законодательной власти государства. Именно с помощью закона, наиболее удобного в применении, законодательная власть могла создавать новые

рамки поведения и регулировать различные сферы общественных отношений в зависимости от изменявшихся условий. В результате закон начинают признавать чуть ли не единственным источником романо-германского права.

Вскоре сами законы потребовали своей дифференциации по юридической силе, так как стали появляться конституционные законы, которым не должен был противоречить ни один вновь принимаемый закон.

На одной иерархической ступени с конституционными законами находятся международные договоры. Разница между правовыми системами заключается только в том, что в одних странах силу внутренних законов превышают любые нормы конкретных договоров, как, например, во Франции, в других – такой прерогативой обладают лишь «общие принципы международного права», как в Германии. Но в обоих случаях речь идет о соотношении международных норм с обыкновенными, а не с конституционными законами.

Нормативное регулирование признается также за регламентами и декретами. В силу национальных традиций различные государства по-своему решают этот вопрос. Французская Конституция 1958 г. прямо закрепила наличие регламентарной власти и предоставила ей возможность издавать декреты и регламенты не только во исполнение законов, но и толкуя ту или иную норму. Немецкий Основной закон запрещает подобную практику, позволяя государственным органам вырабатывать декреты лишь во исполнение законов.

Современный характер континентального законодательства показывает, насколько усложнилась его система и повысилась роль в правовой жизни общества. Привести нормативно-правовой компонент к единым доктринальным правилам попытался М.Н. Марченко. Он свел данные правила к нескольким концептуальным положениям, среди которых особо выделил понимание закона и его места в иерархии источников права[92]. Эти два узловых момента определяли и будут определять функционирование всей общности источников романского права. И хотя высказывались опасения по поводу ослабления кодификационных традиций в континентальном праве, казуализации нормативного регулирования на континенте не произошло.

Положение закона как источника права, обладающего высшей юридической силой и принятого в особом порядке высшим законодательным органом страны, присуще всем без исключения романским правовым системам. Правда, в отдельных случаях понятие закона толкуется применительно ко всем видам нормативно-правовых актов. Это обстоятельство дало основание некоторым исследователям говорить о «современном понятии закона» в романских странах, которым обозначаются все акты, исходящие от центральных и местных, законодательных и исполнительных органов[93]. В действительности такое понимание закона носит скорее доктринальный характер и на практику непосредственного правоприменения не оказывает существенного влияния. В противном случае это противоречило бы общесемейной иерархии нормативно-правовых актов, в которой закон занимает высшую ступень. Как отмечает белорусский исследователь Н.В. Сильченко, высшая юридическая сила закона состоит в том, что он непререкаем с точки зрения его приоритета во всей системе правовых актов[94].

Сама внутренняя система законов специфична в различных правовых системах. Так, в Испании выделяют базовые и органические законы, в Италии – кодексы и специальные законы, которые должны конкретизировать, дополнять кодифицированные акты. Подобного рода анализ проводится на уровне конкретных правовых систем, входящих в романскую семью права. Мы же принципиально отмечаем, что общность законов как источника континентального права выражается в общности их внешнего проявления: структуры, формы существования в правовой системе, принципиальной классификации в виде конституционных законов, кодексов и текущего законодательства. Данные элементы подлежат непосредственной и первичной оценке при анализе источников романо-германской формально-правовой общности.

Вторым по значимости источником права романо-германской семьи является обычай, отнесение которого к группе законодательных источников обусловлено его нормативным закреплением в праве многих государств. Так, в законодательствах Швейцарии и Греции закон и обычай имеют одинаковую юридическую силу, а в Австрии и Италии многие нормы содержат прямую отсылку к обычаю, если сам закон то или иное явление прямо не регулирует. Такие подходы имеют место по причине того, что, отдавая нормативное регулирование определенного явления в ведение обычая, закон полагается на его традиционный авторитет. На различных этапах эволюции правовых систем обычай санкционировался в национальное право и, по сути, принимал законодательную форму. Особенно интенсивно этот процесс происходил в XVII–XVIII вв. В XX в., когда право начали понимать как «продукт народного духа», не ставшие законом обычаи приобрели особую силу авторитета. В дальнейшем эти обычаи стали восприниматься как источник права.

Стоит отметить и тот факт, что нередко обычай несет в себе содержание, противное закону. Считается, что в таком случае он не является источником права, а представляет собой правовой анахронизм, так как противоречит всей системе законодательства. Положительное значение имеет обычай, действующий по принципу «secundum legem» («в дополнение к закону»). Данная разновидность обычая нормативно закрепляется во многих романских системах права. Так, в Италии и во Франции обычай secundum legem официально признан в качестве источника права. Другие разновидности обычая – consuetude praeter legem («кроме закона») и consuetu deadversus legem («против закона»), хотя и не имеют нормативно закрепленного признания, продолжают применяться. Обычаи, действующие «кроме закона», являются самостоятельным источником романского права. Применение разновидности обычаев «против закона» в отдельных законодательствах прямо запрещено. Но это не исключает использования положений данных обычаев теми субъектами правоотношений, которые не связывают себя процедурами государственно-властного правоприменения.

Группу доктринальных источников романо-германского права открывает правовая доктрина. Большое влияние доктрина оказывает на законодателя. По сути, он использует доктринальные подходы, которые исходят не только из эмпирического понимания законодательства, но и из национальных условий его применения. По мнению исследователя Б. Диксона, законодатель выражает лишь те тенденции, которые установлены в доктрине, и нормативно закрепляет ее предложения[95].

Нужно заметить, что, несмотря на обширный перечень литературы по проблемам применения доктрины, однозначное определение самой правовой доктрины так и не выработано. Одни исследователи определяют ее достаточно широко – как целое учение, включающее не только правовые, но и философские компоненты, другие сужают понятие доктрины до уровня комментариев нормативно-правовых актов[96].

Конец ознакомительного фрагмента.