4
Тихий лес был прекрасен, практически идеален, как будто природа решила создать что-то по совершенно четкому и симметричному чертежу. Деревья выстраивали узоры, расходящиеся в разные стороны, иногда могло показаться, что малые узоры выстраивают большие, тем самым производя на свет природные фракталы. Сквозь эти узоры редко мог пробиться свет – он скорее врезался в пелену тьмы, насыщенной, полной и пугающей. Тьма становилась абсолютной с приходом вечера: пройти по этому лесу ночью, среди кромешности и кажущейся пустоты, становилось целым испытанием, которое пройти было по силам далеко не каждому. Про этот лес можно было не придумывать никаких историй и небылиц – один его внешний вид наводил оторопь и страх перед неизвестным, что ждет впереди.
Кто-то шел по этому лесу. Не спеша, размеренной походкой, скорее даже легкой поступью. Этому человеку некуда было спешить, и каждый его мерный шаг доказывал это предположение. Сквозь плотную череду деревьев не удавалось разглядеть, кто это был. Закрадывалась мысль, что шел парень, но пока было тяжело сказать наверняка. Но он (или все-таки она?) не боялся, не страшился тьмы, что его окружала, будто сам был частью ее. С какой целью нужно было делать в этом лесу после наступления сумерек, как не пытаться скрыться от чужих глаз, укутаться в пелену без света и без звуков, убежать от внешних факторов, аспектов, феноменов, в общем, всего того, чем преисполнено современное общество?
Тишина. Назойливая, звенящая в ушах тишина. Она была повсюду, окружала собой, забиралась во все щели, убивала все звуки в зародыше. Казалось, ничто не сможет ее нарушить, эту словно ватную тишину, которая пропитала собой весь лес. Только какой-нибудь резкий звук мог пронзить ее, ранить в самое сердце беззвучия, разбив тем самым вдребезги. Вот именно такими звуками стали шаги незнакомца. Казалось, что при каждом шаге в этой тиши он наступает, или даже вспрыгивает, всем своим весом на стекло. Этот прекрасный треск разбитого стекла…
Незнакомец и не думал останавливаться. Он шел дальше, преодолевая своей легкой поступью метр за метром. Он заходил все глубже в лесную глушь, периодически оглядывался, будто боялся встретить кого-то здесь, в этом диком месте. На своем правом плече он нес какую-то поклажу, которую разглядеть просто не было никакой возможности. Она не казалась особо тяжелой, по крайне мере, ее вес никак не отражался на легкости поступи самого незнакомца. В левой руке он нес нечто длинное, продолговатое, издалека это нечто можно было принять за длинную палку или удочку (хотя последнее было слабым предположением, учитывая отдаленность леса от любого ближайшего водоема, будто то озеро или небольшая река). Вполне логичным показалось бы наличие озера внутри леса, такого же скрытого, спрятанного от чужих глаз, как и все в этом лесу. Но нет, ничего подобного не было.
Внезапно незнакомец остановился. Следующим движением он снял ношу с правого плеча и бросил ее оземь. Послышался мягкий звук удара о землю, как будто в мешке было что-то достаточно мягкое и при этом цельное, чтобы не издать какой-либо другой вид звука при соприкосновении с твердой поверхностью. Потом рядом с поклажей положил продолговатый предмет, который, это можно было разобрать благодаря слегка проникающему сквозь чащу лунному свету, снизу расширялся и сейчас напоминал лопату.
Незнакомец стоял над тем, что бросил на землю и просто смотрел. Сложно было предположить его следующее действие: он не шевелился, просто застыл, будто ожидал чего-то. Внезапно он начал избивать ногами недавно сброшенную поклажу. Он наносил удар за ударом, не жалея силы, которую все больше и больше вкладывал в каждый новый выпад. Этот процесс доставлял незнакомцу удовольствие – это можно было догадаться по остервенению, с которым он бил, по возгласам радости, которые прорезали пустоту и тишину, распугивая ночных существ, какими бы они ни были в этот достаточно поздний час. Складывалось впечатление, что он никогда не остановится, что будет так продолжать ночь напролет, не боясь кого-то вспугнуть, растормошить своими действиями в этом лесу.
Впрочем, незнакомец все-таки остановился. Это было понятно по финальному, душераздирающему крику радости, раздавшегося после того, как он нанес, как оказалось, последний удар. Это было сродни крику во время крайнего исступления, исступления скорее сексуального характера; это было похоже на оргазм, на настоящий, истинный мужской оргазм. Это был в полном смысле слова незнакомец, существо мужского пола, и он получил неимоверную радость во время избиения непонятной поклажи.
Но на этом действия незнакомца не закончились. Он схватил в руки лопату (да, это все-таки была лопата) и начал копать землю. Последняя поддавалась слабо, не хотя, будто давая понять, что ей совершенно не по нраву внешнее вмешательство. Но, в конце концов, земля поддалась, отступила и дала-таки сделать в себе дыру. Яма получилась не очень глубокая, но ее вполне хватало под размер ноши, которую приволок на плечах этот незнакомец, этот странный человек в капюшоне среди деревьев, отсутствия звуков и безмолвия. Через несколько секунд ноша была закинута в яму, несколько раз еще раз прибита сверху ударом ноги и потом забросана землей. На том месте, где только что зияла дыра в земле, а теперь находилось место закапывания, незнакомец потоптался несколько минут, видно, с целью примять свежевырытый грунт, утрамбовать его как следует. Он даже несколько раз подпрыгнул на этом самом месте, оставляя глубокие следы. Наличие этих самых следов ему определенно не понравилось, потому он легко провел по ним ногой, сметая их подошвой, превращая их в однородную поверхность. Наверно, на лице незнакомца можно было бы разглядеть улыбку или довольный оскал, но это так и осталось предположением, так как лунный свет не смог прорваться сквозь тьму.
Все той же легкой походкой незнакомец пошел обратно по тому же проторенному пути, по которому зашел вглубь леса. Он старался наступать на свои же следы, и одному Богу было известно, каким образом ему удавалось разглядеть их в темноте. Скорее всего, его полуночный визит сюда был не первым – и не последним. Он прекрасно знал окрестности, не сходил с известной только ему дороги, следовал заранее продуманному плану.
Невдалеке показался что-то подобное на выход из леса – там царил свет. Он становился все ярче при приближении, проводя четкую межу между собой и тьмой. Вот-вот незнакомец должен был покинуть мрачный лес, выйти на свет, не выказав при этом своих намерений и странности поведения. Таким же размеренным и непринужденным шагом незнакомец переступил через границу светлого и темного. Он оглянулся в своем капюшоне в том направлении, откуда только что появился, проводил взглядом пойманный боковым зрением луч света, уходящий в темень. Затем незнакомец повернулся и быстро побежал в сторону городка, который был виден благодаря огням домов и паба на отшибе.
Набрав хороший беговой темп, незнакомец даже не заметил, что с его головы слетел капюшон, давая возможность луне осветить его доселе спрятанное лицо. Незнакомцем был молодой паренек лет четырнадцати, совсем юноша. Свет отблескивал в его глазах, оживляя и без того странный, какой-то даже страшный, огонек…