Вы здесь

Спрятанная Россия. Глава 2. Как общаются россияне (Олег Коновалов)

Глава 2. Как общаются россияне

Культурный контекст

Страны с высококонтекстной культурой имеют свои уникальные коммуникационные коды и сигналы вследствие скрытой природы процессов, происходящих внутри обществ. Высококонтекстные культуры, в том числе Россия, часто считаются трудными для исследования из-за наличия негласных и сложных правил поведения в обществе, социальных норм и практик, правил участия в каких-либо процессах и стилей общения. В то время как эти особенности хорошо известны и абсолютно понятны членам социальных групп, они остаются непонятными и загадочными для тех, кто находятся за пределами этих групп.

В чем разница между высококонтекстными и низкоконтекстными культурами? Эту разницу объяснил знаменитый антрополог Эдвард Холл (Edward Hall) в 1976 году. Прежде всего, контекстность культуры определяется формами рутинной коммуникации, то есть тем, как члены того или иного общества общаются между собой. Высококонтекстные культуры оставляют самой культуре задачу объяснения социальных явлений, правил поведения в обществе и формы общения между людьми внутри общества и групп людей с одинаковыми опытом и стремлениями. В такой культуре каждое слово, каждый жест и поза имеют значение, мимика, любые невербальные знаки и даже несколько оброненных слов могут иметь чрезвычайно объемный смысл. К странам с высококонтекстной культурой относятся: Россия, Китай, Япония, Корея, Ирландия, Испания, страны Латинской Америки, Франция, Португалия, Греция, Турция и арабские страны.

В высококонтекстной культуре люди объединяются в небольшие плотные группы и полагаются на поддержку остальных членов группы, что влияет на форму принятия решений. Прежде чем принять решение, один и тот же вопрос задается разным людям.

Полагаясь на саму культуру как своеобразный медиатор социальных процессов, люди, живущие в таком обществе, воспринимают многое в своей социальной жизни как само собой разумеющееся, редко задумываясь о природе различных социальных явлений.

Такой взгляд на жизнь зачастую ставит в тупик представителей низкоконтекстных культур, для которых существует очень ограниченное количество элементов социальной жизни, воспринимаемых как само собой разумеющееся. Такие культуры характеризуются необходимостью давать обширные объяснения, подробно комментировать все детали процессов или событий и рассматривать каждое действие пошагово. Важность каждого слова не имеет такого критического значения, как в высококонтекстной культуре. Социальная жизнь в странах с низкоконтекстной культурой подразумевает наличие большого количества связей, но лишь очень немногие связи являются сильными. Решения чаще всего принимаются индивидуально. Примером стран с низкоконтекстной культурой являются такие страны, как Великобритания, США (исключая южные штаты), Голландия, Израиль, Австралия, Финляндия, Швеция, Норвегия, Германия и Швейцария.

Стиль коммуникации

Практически все известные российские литературные произведения так или иначе повествуют о роли неформального общения в виде историй, являющихся основой для принятия решений, будь то деловых или социальных. Так повелось в России испокон веков. Эти истории встроены в каждодневные разговоры и используются для выражения человеческих чувств, жизненного опыта и впечатлений.

По сути, наша жизнь состоит не из фактов, которые со временем забываются, а из впечатлений, отраженных в жизненных историях, которые сохраняются надолго в нашей памяти. В России люди часто вспоминают не простые факты, а впечатления, что и становится предметом обсуждений. Эта манера породила естественную для россиян культуру использования рассказов как вид коммуникации. Без историй разговоры в России оказались бы сухими, лишенными чувств и формальными, как это можно увидеть в других культурах.

Интересен взгляд на этот феномен со стороны. Например, Ries (1997) подчеркивает внутреннюю культурную динамику, существующую в российском обществе: «…слушая каждодневные разговоры преимущественно среди московской интеллигенции, она обнаружила, что такое общение служило представлением, в котором жанры повествования становятся существенными определяющими элементами передачи смысла. Эти жанры устанавливают не что иное, как границы передаваемого смысла; таким образом, в контексте перестройки она заметила, что эти глубокие повествовательные образы вокруг таких тем, как страдание, бессилие и притеснения, стали препятствиями для всеобщего участия в государственной программе социальных изменений».

Однако исследователи и бизнесмены часто пренебрегали и пренебрегают естественным для россиян стилем общения. Например, такой метод исследований, как анализ историй, не очень активно использовался в эмпирических наблюдениях российского общества и бизнеса, проводившихся ранее. На мой взгляд, не очень разумно игнорировать в общении с потребителями или в политических дискуссиях манеру коммуникации, абсолютно естественную для россиян. В результате заложенные значения, понятия, выражения и чувства попросту остаются незамеченными.

Современная антропология кардинально отличается от антропологии прошлых веков. Как замечает Silverman (2006), «антропологи уже давно признали, что культурные позиции относительны по отношению друг к другу, хотя их утверждение о сущности классической европейской антропологической школы явно прожило слишком долго». Эта рекомендация особенно уместна в контексте усиливающейся глобализации. В прошлом антропологи были более озабочены изучением внешних характеристик и проявлений той или иной культуры. Тогда как современные исследователи и менеджеры более заинтересованы в раскрытии не только внешних и очевидных факторов, но прежде всего скрытых внутренних аспектов культур. Возможно, в условиях частых и резких политических и экономических перемен в странах с переходными экономиками спрос на такие антропологические исследования останется стабилен на десятилетия вперед.

Известный пропагандист и эксперт в анализе историй Boje (1991) утверждает, что «в организациях повествование – это предпочтительная и значимая валюта человеческих отношений между внутренними и внешними заинтересованными участниками». Истории, как особенность ежедневных разговоров, заложенная в ментальность российского народа, рассматриваются в качестве мощного метода в раскрытии внутренних особенностей российской культуры и общества.

Неформальное общение в России представляет различные формы повествований, которые имеют чрезвычайно важное значение и которые рассматриваются как естественная коммуникационная модель, передающаяся через поколения. Эта модель отражает не просто смешные истории, но глубокую и важную часть коллективного сознания. Часто даже малые крупицы мудрости и опыта являются богатыми смыслом источниками информации для россиян, но приводят чужаков, то есть людей из других культур, в недоумение.

Российское общество представляет собой широкий высококонтекстный феномен и не может рассматриваться фрагментарно или обрывками. Кусочки знаний, отраженные в местных историях и неформальных разговорах, являются естественными источниками информации. В поиске взаимопонимания с россиянами нужно прежде всего стать внимательным слушателем их рассказов.

Взгляд изнутри

Люди в России традиционно живут изолированно по различным политическим, экономическим, социальным и религиозным причинам и не спешат раскрывать свой внутренний мир незнакомцам или иностранцам. Российское поведение – противоположность тому, что можно было бы ожидать: они любят демонстрировать привлекательный фасад, который может скрывать за собой другие намерения. Это очень традиционно. Существует знаменитая история о «потемкинских деревнях»:

«Потемкинские деревни были заведомо фальшивыми поселениями, построенными по указанию российского министра Григория Потемкина, чтобы обмануть императрицу Екатерину II во время ее визита в Крым в 1787 году. Согласно этой истории, Потемкин, который командовал крымской военной кампанией, построил полые фасады деревень вдоль пустынных берегов реки Днепр, чтобы впечатлить императрицу и ее свиту ценностью ее новых завоеваний и тем самым повысить свою значимость в глазах государыни».

Даже в наши дни наследие этого исторического примера продолжает жить. Тенденция россиян не допускать чужаков и иностранцев близко к своим делам остается сильной, но ее можно успешно обойти, и для этого подтверждение статуса «своего», так называемого инсайдера, крайне важно.

Инсайдерский подход – это преимущество, благодаря которому россияне начинают говорить свободно и обмениваться своим опытом без особых сомнений. Merton (1972) подчеркивает преимущество инсайдерского подхода в социологических исследованиях и бизнес-практике и объясняет, что «только с помощью продолжительного участия в жизни группы можно сполна понять ее символизм и общую социальную реальность; только так можно понять мелкие подробности поведения, чувств и ценностей; только так можно расшифровать неписаные правила поведения и нюансы культурных идиом».

Высококонтекстная природа российской культуры означает, что у людей присутствует твердое восприятие «своих» и «чужих», и это отражается в том, как общество выглядит.

Общеизвестные или характерные для россиян истории представляют собой один из способов удостоверить надлежащий или желаемый статус в местных условиях. Знание и понимание подобных историй способно доказать, что некто уже допущен внутрь специфичных неформальных связей. Другими словами, такой особый статус может быть подтвержден через обмен историями. Следовательно, только инсайдер, чувствующий культурные особенности и сумевший заполучить особый статус в глазах местного населения, может разобраться в сложном культурном контексте и способах коммуникации, с помощью которых местное население общается.

Общий опыт, отраженный в жизненных или профессиональных историях, рассматривается людьми в России как особая форма знания (tacit knowledge), основанного на опыте, и зачастую используется в соответствующих формах общения. Интересно заметить, что в русском языке не существует прямого перевода или четкого разъяснения английского термина «tacit knowledge», используемого в международной практике, но он может быть переведен на русский язык как «неформализованное знание». В таких случаях роль инсайдера становится критически важной с точки зрения получения доступа к локальным знаниям и их понимания. Истории подчеркивают скрытые внутренние факторы национальной культуры, традиций, практики ведения бизнеса и норм поведения. С организационной точки зрения «к историям относятся как к свидетельству сильной корпоративной культуры, проникающей кардинально и глубоко в жизнь ее членов, формируя их систему смысловых значений» (Gabriel, 2000).

Законы человеческой жизни или ведения бизнеса нигде конкретно не прописаны. Следовательно, они являются неформализованными по своей природе, а также специфичными в контексте местных условий. Естественные особенности ежедневного общения среди местного населения очень важны для общения внутри персональных групп и остаются скрытыми для сторонних наблюдателей. Эти традиционные и исторически сложившиеся сигналы и коды не распространяются за пределы границ каждой социальной группы. Следовательно, только инсайдер способен сполна понять неформализованные знания и процессы, специфичные для локального контекста.

По словам Gabriel (2000), «истории помогают общинам передавать свое духовное, моральное и культурное наследие из поколения в поколение, они жизненно важны для наставления молодых людей, они выстраивают поведенческие ожидания и предлагают модели, которым стоит подражать или которых стоит избегать. В определенном смысле они собирают элементы материальных артефактов. Так же, как и артефакты, они удерживают набор ценностей и составляют часть широких сетей, по которым передается смысл».

Если кто-либо желает исследовать внутренние социальные и деловые процессы в такой высококонтекстной культуре, как Россия, им придется использовать тот же стиль общения, что и местные жители. Только таким способом они смогут настроиться на ту же волну общения, что и местные жители, и только тогда достичь поистине полноценного понимания. Истории помогают извлечь «тонкие» данные из эмоционального аспекта межличностного общения и выполнения норм взаимных обязательств, существующих в обществе, а также в местной деловой среде.

В малых и средних российских организациях внутренний распорядок далеко не всегда прописан или четко определен, и в этом случае истории играют важную роль в принятии решений. Часто подобные истории влияют не только на внутренний распорядок организации, они также могут вызвать организационные перемены. Например, российские управляющие часто говорят: «Я слышал историю о том, как мой друг смог повысить производительность, значит, нам нужно предпринять такие же действия». Использование опыта других людей, переданного в виде историй, часто используется как инструмент сравнения.

В высококонтекстных культурах истории обычно являются инструментом передачи знаний и информации между поколениями. Определенные сложные феномены, такие как человеческое общение, эмоциональная близость, уникальность определенных социальных факторов, сила отношений или важность традиций, в известной степени сложно выразить словами. В попытках выразить эти вещи россияне, как правило, рассказывают истории. Внимательный слушатель всегда найдет в рассказываемых историях множество деталей и скрытых значений, которые крайне важны для понимания сложных и даже щекотливых тем.

Нужно понимать, что, попав в Россию, иностранцы, особенно из стран с низкоконтекстной культурой, ведут себя как типичные аутсайдеры или чужаки, чье поведение и восприятие российской действительности очень стереотипно. Такое поведение лишь подчеркивает их неправильное представление о российском обществе и культуре. Еще в 1972 году Merton заметил, что «аутсайдер может быть некомпетентен, рассматривая поведение группы или культуру лишь быстрыми и поверхностными методами, и даже не обучен ее языку». Без надлежащего доступа аутсайдер не сможет добраться до реальных фактов и правдоподобной социальной и культурной информации о местном населении.

Люди в России часто ориентируются на опыт и уроки прошлых поколений, воспринимая их как некое руководство к действию. Разные типы историй и повествований становятся чем-то вроде хранилища или коллективной памяти народа, которыми пользуются поколения, обращаясь к ним вновь и вновь.

Например, обсуждая различные жизненные ситуации с респондентами, было интересно отмечать, как истории отражают их «ностальгию» касательно определенных аспектов прошлого. Практически всегда можно было услышать историю, которая начиналась, к примеру, с таких фраз: «у нас происходили оживленные и дружественные встречи каждую пятницу, и…» или «в те времена я был знаком со всеми в нашем офисном здании, и…». Другими словами, истории отражают ностальгию, и в какой-то степени отражают аутентичность населения.

Интересно отметить, что, даже если люди не готовы прямо говорить о своем опыте, они склонны рассказывать истории, заменяя в них свое имя на любое другое, говоря что-то вроде «я знаю одного парня, он был на чеченской войне». Такой подход дает им возможность гораздо свободнее говорить о закрытых или даже очень личных вопросах, где такие детали крайне важны и к ним стоит прислушиваться с особым вниманием.

С другой точки зрения, истории могут считаться инструментом сравнения. Если кто-либо желает сполна отвечать определенным нормам, принятыми другими, они могут воспользоваться историями и увидеть, как это делалось ранее. Истории отражают различные нормы и стандарты поведения в межличностном общении и в деловых связях, рутинно играя роль в определении смысловых границ сообщений. Устанавливая рамки значений, истории несут в себе неформализованное объяснение кодов и сигналов, которое четко понимается другими членами группы или общества. По словам Gabriel (2000), «сюжеты историй определяют границы конфликтов, трудности, попытки решений, испытания, совпадения и кризисы, которые требуют выбора и решений, действий и взаимодействий, чьи фактические результаты часто расходятся с намерениями и целями персонажей».

Для этого исследования было важно получить четкое понимание контекста изучаемого феномена и в процессе добавить уникальную точку зрения, ранее ни разу не рассмотренную в эмпирическом исследовании. В этой книге инсайдерский подход был использован, чтобы получить доступ к информации, которая раскроет тайну построения доверительных отношений между людьми, развития долгосрочных связей и понимания того, в чем же заключается специфика российского общества.

У языка общения не существует особых правил, но нам необходимо учитывать важность выражений, слов и значений, определяющих контекст разговора. Достаточно сказать несколько подходящих слов в правильном контексте, чтобы инсайдер смог полностью понять передаваемую мысль, в то время как постороннему слушателю будет трудно осознать смысл такого разговора. В то же время слишком много заданных вопросов вызывает подозрение у россиян. Видимо, это память прошлого, передаваемая через истории о временах репрессий.

Способность общаться с помощью историй зачастую рассматривается представителями других культур, особенно низкоконтекстных, как некий дар или талант, но является естественной формой общения для россиян.


В российском обществе и бизнесе существуют десять сетей межличностных связей…