Глава 5
Могу ли я обратиться к тебе с просьбой? Доведи, если сможешь это дело до конца. Не могу даже думать, что такие люди смогут сделать с такими деньгами.
Итак. Первое. В банке, по предъявлению этой карточки, кода, (он на отдельном листе) и кодового слова «МАГДАЛИНА», получишь доступ к именному депозитному сейфу. Он на моё и твоё имя. В сейфе лежат наличные деньги в валюте. Сумма равна номиналу акций Ковальца и Соколова. Попытайся выкупить у них акции. Второе. В случае удачного исхода, ты становишься единственным владельцем этой телестудии. Что ты будешь с ней делать – это по твоему произволу. Я, только, надеюсь, что твоё благоразумие победит алчность. Если захочешь продать свою долю, пусти деньги на благотворительность. На адресную благотворительность. И о себе не забудь.
Третье. Возможно, что договор с «акционерами» не принесёт положительного результата. Тогда, поступай, как сочтешь нужным. Я не хочу казаться жестоким, но прекрасно понимаю, что может с тобой произойти, и на что я тебя толкаю.
Во всяком случае, я рад, что пообщался с тобой, хотя бы, таким образом. Пообщался с братом, которого никогда не видел. Очень хочу, чтобы ты был счастлив. Береги себя, очень тебя прошу, береги!
С любовью Антон Рейзбих.»
Я отложил письмо и поискал в конверте записку с кодом. Её не было. Как я не искал, она не находилась. И только когда я разорвал конверт, то на внутренней стороне нашёл короткую надпись. Семь цифр и слово «Магдалина», в котором буква «Л» была латинской. Довольно хитро. Не сразу разгадаешь.
– Я прочёл.
– Всё понятно из того, что ты прочитал?
– Письмо мне понятно полностью. Но, появилась необходимость в разъяснениях. Давай рассказывай сам, без вопросов.
Снова Андрей уставился в окно. Что ему так не себе? Да продадим мы эту студию, гори она ярким пламенем, и всё! А, что, так странно, звучит это – «всё»? А не будет ли так, что слово «всё», будет иметь самое прямое отношение ко мне? Кто мне, приблудному огрызку, даст деньги за телестанцию? И не проще ли пальцы в дверь и весёлый свист? Заставят подписать меня эти бумаги, а я ещё должен буду сказать спасибо, что в живых оставили. Ё-моё, а я тут ещё королём ходил, правду-матку резал. И кому? Может быть своему будущему палачу. И, даже, если, время моего ухода ещё не пришло, то остаток дней буду растением. От таких перспектив холодок поднялся вверх по спине. Противно заныл затылок и, как-то, сразу пересохло во рту. А может сегодня уехать домой? Так, и там найдут. Нотариус паспорт с пропиской видел, следователь видел. Только, я этого капкана не увидел. А руки потеют когда страшно, или очень страшно? Надо их вытереть о диван. А чего это Андрей никогда за руку не здоровается?
– Ситуация сложилась действительно, хуже некуда. Что самое плохое – здесь не будет простого решения. Легко не выйти из этой ситуации.
– Так, может, я просто пойду и под трамвай? Может быть, какая-нибудь Аннушка и масло, уже, пролила?
– Может быть, может быть…
– Ты, дружок, умеешь приободрить.
– Пока, завтра – нет, есть сегодня. Вот, и будем решать. Отключай свою говорилку и начинаем сосредотачиваться. Я тебе поставлю задачу и, даст Бог, найдём выход. Итак. Ковалец, Николай Николаевич. Не умен, амбиции прут через край, по сути – павлин. Если бы не отец, то, он, был бы, по своим умственным данным, бригадиром дворников. А так его отец – мощнейшая поддержка. Он, в советское время, сумел высоко взобраться по партийной линии. Отсюда – и до Москвы. Но, вовремя ему подсказали появившиеся покровители, что надо не только руководить, но и зарабатывать, и он перешёл на хозяйственную работу. Он немного потерял власть, но приобрёл деньги и нужные связи. Выше зама никогда не поднимался. Зам имеет те же блага, а ответственности меньше. Потом развалилась страна, а он остался на плаву. Тут подрос сын, подрос и его гонор, перешедший в маниакальную идею стать мэром. Денег на предвыборную кампанию тратиться столько, что мэром он станет. Можно не сомневаться. По слухам, его папа от этого не в восторге, но, чем бы дитя не тешилось, лишь бы в тюрьме не сидело. А у него была такая возможность. Теперь второй. Соколов Лев Иванович. Кличка Хок. Он на зоне похвастался знанием языков, и перевёл свою фамилию на английский. Хотя хок – это ястреб. Но, эта кличка к нему пристала и оттеснила предыдущую – Хоттабыч. Почему Хоттабыч, никто не знает, или, не хочет говорить. Соколов делает вид, что он смотрящий в городе. Он вор в законе, имеет доступ к общаку, но не в такой степени, в какой хочет показаться. Вальяжный, самолюбивый, любит подлиз. На серьёзные дела не идёт, больше впустую тарахтит. Ходят слухи, что им не очень довольны областные воры. Но, его пока не трогают. Во-первых, пока не за что, а во-вторых, перед братвой не хотят междусобойчик устраивать. Хок, не против померяться силами с Ковальцом в отношении высокого кресла. Предвыборная кампания ещё официально не началась, поэтому между ними идёт позиционная борьба на районном уровне. Что между ними начнётся в официально разрешённое время – трудно представить. Теперь опасность. При разговоре с Соколовым ни в коем случае не употреблять его старую кличку Хоттабыч. Постараться не упоминать и новую. Не показывать знания языков. Не поправлять, если скажет что-нибудь не так, в смысле грамматики. Постарайся держаться с достоинством, но дай ему понять, что для тебя, приезжего, он – фигура серьёзная. У тебя были знакомые, которые сидели?
– Конечно.
– Постарайся вспомнить лексику, обороты речи, жесты, которыми они пользовались. Естественно, сам не вздумай этим пользоваться. Будешь оценивать его поведение и речь в полном объёме. Может какой – нибудь жест и подскажет то, что не будет произнесено. Далее. Эти двое хорошо ладят друг с другом. Но, только, на людях. Они часто бывают в одной компании, совместные пикники. Но, ненависть между ними – прочная. При первой возможности подставят друг друга с плохо скрываемым наслаждением. Тем более, что их двое, а кресло одно. Замом никто ни у кого не будет. Вопросы есть?
– Пока нет. Может, быть, потом?
– Теперь – самое плохое. Третья фигура, как ты уже понял, нотариус Аронов. С ним и проще, и сложнее. Он не ищет сложных ходов. Его друг, следователь, своими погонами помогает ему добывать деньги. Средства – любые. Одно из самых проверенных – физическое устранение. Могут и помягче. Человека прячут в камере и следователь выбивает из него нужный результат. Аронов тоже хочет телестудию. Всю, полностью. Если удастся договориться с первыми двумя, то, нотариус и следователь, могут решить вопрос в одностороннем порядке… Поэтому я не буду говорить, что очень сожалею о том, что ты втянут в это дело. Ты уже втянут, и никакие слова о сожалении не помогут из него выбраться. Но, я действительно очень сожалею. Правда.
– Чего уж там. Снявши голову, по волосам не плачут. Я, вот, о чём подумал. Без денег нельзя, это понятно. Но, и перебор, тоже не улучшает климат. Ведь сколько не имей денег и власти, всё равно умирать. И голым. Даже Македонский это понял, хотя и молодой был. Гроб с дырками для рук заказал, чтобы видели, что владевший миром, умирает ни с чем.
– Правда. Люди просто не слышат, что сами говорят. Слово это означает ДЕНЬ ГИбели. Когда у людей появились деньги, началась гибель человечества.
– А, точно. Как я сам не догадался?
– У нас, к сожалению, время для догадок закончилось. Нам надо придумать выход.
– А ты со Стариком поговори
– Это – надо нам решать.
Мы говорили, планировали, спорили ещё долго. Только в третьем часу пришли к какому-то решению. Мне оно показалось обычной глупостью, а Андрею понравилось. Он сказал, что сработает. Не знаю. Не готов оспаривать. Легче дождаться утра и действовать. Может, это не последний день в моей жизни? Ну, почему, сразу последний? Ведь моё время ещё не пришло. Или пришло? Или… Попробую заснуть. Андрея провожу и лягу. Надо помолиться перед сном. Прости меня, Господи, ой как прости…
Утро следующего дня, по моему внутреннему состоянию, напоминало утро стрелецкой казни. Хорошо, чтобы, не моей. Снова крепкий чай, снова сигареты, снова чай и сигареты. Когда сердце собралось выпрыгнуть наружу, и начать жить собственной жизнью, я решил остановиться. Тем более, что уже начало подташнивать. Одевался я, тоже, медленнее обычного. И ведь понимал, что никакая оттяжка не изменит сегодняшнего распорядка дня. Надо встречаться, разговаривать, убеждать и, при этом, остаться целым. Если повезёт. Обидно будет, получив в руки такие деньги, меня… Типун мне на язык! За такие мысли. Надо собраться мыслями, духом, силами, забрать деньги, или что там есть, из банка, прыгнуть в поезд и – куда глаза глядят. Может, не найдут. А если найдут, то поживу немного, как белый человек. А немного, это сколько? Когда живёшь по-людски, то каждой минуте рад.
Вот, болтаю глупости всякие, а ведь знаю, что всё равно поеду по запланированному маршруту и будет всё, о чём договаривались с Андреем – встречи, разговоры, убеждения и, почти никакой возможности, остаться целым. По-моему, я уже об этом думал. Всё. Надо идти.
Я похлопал себя по карманам, проверяя состояние укомплектованности для сегодняшнего дня. Вроде бы, всё взял. Подошёл к входной двери, перекрестился и вышел в мир. Ну, здравствуй, человеческое извращение Божьей идеи. Рассказывай, какие у тебя правила. Давай, поиграем.
На такси я добрался до банка. В помещении я подошёл к молодому менеджеру и, вкратце, объяснил, откуда у него такая радость с утра. То есть – я. Это похоже на шутку? По-моему, похоже. Значит, я ещё держусь. А вот внутри нехорошо бродит адреналин.
Меня проводили в кабинет по обслуживанию таких, как я. Дежурный банковский кабинет. Столы вдоль дальней стены заставлены процессорами, пачками бумаги и факсовыми рулонами. Клерк в костюме и в галстуке. Лучше бы в простыне сидел. Не хотят банковские учиться носить красивую одежду. Пиджак на пару размеров больше, чем надо, брюки десятью складками спускаются на туфли с загнутыми носками. Галстук повязан так, что напоминает дохлую селёдку хвостиком вверх. Хотя, для них костюм не часть благородного мужского платья, а униформа.
– Здравствуйте, вы ко мне?
Ёлки зелёные! Так вот к кому я попал с самого утра?! Полицай, собственной персоной! Игрок команды нотариуса. Ай, как мило! То есть, мне – труба.
Я поздоровался и рассказал, почему мне не спится сегодня. Полицай с готовностью полез по папкам искать рукописное Антоново распоряжение. Нашёл быстро, попросил паспорт, сверился с компьютером и, улыбнувшись, сказал:
– Всё в порядке. Ключ у вас?
Зачем он улыбался? Ну, зачем? От такой улыбки настроение резко пошло вниз, и мне очень захотелось в паровоз.
– Да, у меня.
– Тогда, прошу за мной.
Мы вышли из кабинета, прошли операционный зал и спустились в полуподвальное помещение, в котором ровными рядами столы шкафы с ячейками. Наверное, это и есть то, во что кладут то, что хотят сберечь. Понятнее я выразится не мог, потому, что рядом стоял полицейский и разглядывал меня. Наверное, прикидывал, куда меня укусить побольнее.
– Вы пользовались услугами депозитных сейфов?
В ответ я покачал головой.
– Тогда – смотрите. Вот, сюда вставляете свой ключ. На клавиатуре набираете кодовое слово, и нажимаете «ввод». Разблокируется система основного замка на вашем сейфе. Затем, вы подходите к сейфу, и набираете три последние цифры кода на ключе. Открывается дверца, и вы достаёте оттуда всё то, что вам нужно. Когда вы закончите, на дверце нажимаете красную кнопку и, захлопываете дверцу. Из компьютера автоматически всё стирается. Вы что-нибудь будете забирать? Если да, то в ячейке, около выхода, есть пакеты для таких случаев. Вы всё запомнили? Когда соберётесь уходить, нажмите на кнопку у двери. Я приду и открою.
Полицай вышел из хранилища. Даже, если, мне ничего не перепадёт из Антоновых денег, я буду с гордостью вспоминать и хвастаться, что в банковское хранилище ходил, как к себе домой.
Я сделал всё по инструкции. Что-то щёлкнуло раз, потом другой раз, и дверца открылась на два миллиметра. Я потянул за утопленную ручку и распахнул сейф, содержимое которого будоражило умы одних, и пристраивало палец на спусковой крючок у других.
Внутри был выдвижной ящик, длинный и серый. Подняв крышку, я увидел конверт, который лежал на пакете, закрывавшем остальное содержимое. Конверт был без подписи, и не заклеен. Я достал сложенную бумагу и прочёл:
«Здравствуй, ещё раз. Здесь, в банке, я оставил для тебя последние инструкции. Нотариусу я не полностью доверяю. Может быть, я – не прав, но, перестраховка не помешает.
Здесь лежат наличные деньги, назначение которых я описал в предыдущем письме. Их лучше забрать, и держать поближе к себе.
В мешочке ты найдёшь ключи от моей квартиры. Побывай там обязательно. В ящике моего стола лежит подарок для тебя. Думаю, он тебе понравится.
Из банковского сейфа забери всё. Буквально. Всё, что там есть, может пригодиться.
Очень надеюсь, что у тебя всё получится. Рассчитывай на лучшее, тогда всё будет хорошо.
Прощай. Антон Рейзбих.»
До похорон я успевал заехать к Антону домой.
Когда я снял пакет, то дыхание у меня, как у вороны из басни, в зобу спёрло. Мать честная! А денег-то! Стройными рядами лежали иностранные президенты, и мило на меня таращились. В одном месте я никогда не видел такого количества денег. Ну, разве что в кино.
Подходящий пакет я нашёл и аккуратно переложил в него всю сумму. Может мне прямо сейчас взять, и нанять поезд до самого дома? Денег хватит, чтобы с ветерком. Вдруг, ветерок, пропал. На самом дне ящика лежал пистолет. Такой же Макаров. С двумя запасными обоймами, и коробочкой патронов. Тихо и спокойно лежал. Вот оно единство противоположностей. Где большие деньги, там обязательно будет оружие. Чтобы защищать эти деньги, или добывать их. Может, не трогать пистолет? А, вдруг, пригодится? Тогда, надо брать. Но, это, как минимум, статья. Вот, блин, попал! Ладно. Будь, что будет. Возьму. Вроде аргумента в споре.
Я позвонил в звонок, и через минуту за мной пришёл полицай. Но, какой-то, уже не страшный, даже когда улыбается. У меня ведь, кое-что, в кармане есть!
Он вывел меня на верх и предложил вызвать такси. Потом предложил помощь охранника, чтобы до него дойти. Отказываться было глупо.
Отъехав от банка, я первым делом купил в ближайшем магазине приличную сумку. Теперь я снова был похож на среднестатистического гражданина, и мог спокойно, насколько это в моей ситуации было возможно, передвигаться.
Дорога от банка оказалась длиннее, чем я предполагал. По пути нам попался мост, что, было, совсем не лишним. Под мостом речная вода успокоительно жила своим движением, снимая нервную грязь с людей, и унося её подальше, постепенно растворяя её в своей полноводности. Мне даже захотелось остановиться и, как в прошлый раз, постоять и посмотреть на текущую под мостом воду. Несколько минут я могу себе позволить… Я попросил водителя остановиться.
– А мы не спешим?
– Мы можем опоздать на всю жизнь, – сказал я, не подумав, что водитель не поймёт меня совершенно. Ну, и ладно.
Я облокотился на перила мостового ограждения, и закурил. Итак. Теперь спокойно расставляем все события по своим местам. Если полицай в команде с нотариусом, то последний уже знает, что деньги из банка я забрал все. Это раз. Что даёт Аронову это известие? Очень много. Проследить за моим передвижением и забрать эти деньги. А как забрать? Думаю, что отморозки поедут за мной следом и, при первой возможности, кинут меня в машину и отвезут к Аронову. И у него будут все документы по студии, и акционные деньги обоих городских сумасшедших. Следователь разобьёт свой кулак о мою морду, и я всё подпишу. Хотя, я, и не знаю, каков мой болевой порог, но, не уверен, что высокий. Потом, меня, можно пристрелить, где нибудь на травке, и попаду я к знакомым санитарам. Или дадут мне сотню долларов, и отпустят домой. В обоих случаях – я им, уже, не помеха. Ещё варианты есть? Есть. Два. Первый. Добраться до Ковальца и Соколова раньше, чем до меня доберётся Аронов. И второй. Мужественно отбиваться от врагов. Даже отстреливаться. А последний патрон оставить для себя. И со словами: «Так, не доставайся же ты никому!», снести себе затылок. Хотя, стоп! Аронову никоим образом не выгодно меня оставлять в живых. Если я перепишу документы на него, то, он, подумает, что я пойду и пожалуюсь на него, и его нечестную игруЮ остальным заинтересованным. Тогда, выйдет, что Аронов, их, кинул. Вот и выходит, что нужно меня убрать. А чего это я сам себя уговариваю? А вдруг, Аронов, играет с кем-то в паре, дуплетом? Так, что для меня во всём этом полезного? Только встреча с Ковальцом и Соколовым. Но, ведь, и после встречи Аронов может меня кончить? С покойника какой спрос? Что делать? Ничего. Спокойно ехать к Антону на квартиру, и внимательно смотреть по сторонам. Если будет тяжко, Андрей должен помочь. Больше ничего я не смогу сделать. Только по плану Андрея поступать. Надо помолиться перед поездкой.«Отче наш..» Ну что я за балбес такой, а? Читаю молитву, а в руке сигарета. «Прости, Господи, раба твоего, не по злому умыслу сие, токмо, по скудоумию».
Всё. Надо ехать. Шутки кончились.
Дом, где жил Андрей, был, как теперь говорят, элитной новостройкой. Красивый фасад, гаражный пандус, цветник, охрана у ворот. Всё – по-взрослому. Как говорит мой друг: «Понавыучивались делать».
Я предложил таксисту подъехать снова, к дому, минут через сорок, и забрать меня. Посулил пощедрее расплатиться. Вроде мужик сговорчивый.
Охрана пропустила. Войдя в парадную, я попал под перекрёстный огонь консьержа и, видимо, председателя домкома. Объяснение длилось минут пять, но, подозрение в их глазах, не исчезло. Кое-как меня пропустили, но я, тут же, вернулся обратно.
– Господа! У меня два предложения. Или одно, но, с двумя вариантами ответа. Меня интересует лицо, которому я смогу платить за его личную заинтересованность в сохранности этой квартиры? Или мне лучше поставить её на пульт в милицию?
Домком Швондер (а как такого жука ещё назвать?), взял меня под локоток и повёл к лифту.
– Такие официальные вопросы не стоит решать при посторонних, вы меня понимаете? Консьерж у нас на испытательном сроке, мы ещё не полностью взяли его на работу. Думаю, что вам лучше со мной иметь дело, вы понимаете?
– Я понимаю. Я скоро уеду по делам, а мне надо быть уверенным, что с квартирой всё в порядке. Мы договоримся? Или договорились?
– Договорились. Только консьержу знать об этом ни к чему, вы понимаете? Да, чуть не забыл. Квартира опечатана.
Вот, гадство! Я совсем не подумал об этом. Из головы, просто, вылетело! Конечно же, собственность убитого опечатывают сразу и до конца следствия, или до появления родственников. И, что делать?
– Вы понимаете, если я буду нести ответственность за ваше жильё, то я могу снять опечатку. Я, ведь, сам её поставил. Мне здесь все доверяют, вы, ведь, меня, понимаете?
– Предлагаю следующее. Вы на тридцать-сорок минут совершаете должностной проступок. Так? А мне надо знать, в какую сумму я буду вам благодарен.
Домком показал мне три пальца. Ах, ты, сукин сын! Ладно, будь по-твоему.
– Вот, пожалуйста. Только, ведь, ничего не было, так?
– Где не было?
– Замечательно. И ещё одна просьба. Вдруг, сейчас, кто-нибудь захочет меня проведать. Всё равно кто. Пусть консьерж позвонит мне, и скажет о посетителях, хорошо?
– Сейчас распоряжусь.
– Мне надо будет увидеться с вами перед уходом. Где вас найти?
– Я буду внизу.
Я сел в кабину лифта и поднялся на третий этаж. На лестничной площадке было три квартиры. Каждая, из трёх квартирных дверей, являла собой образец прикладного искусства. Резьба по дереву, с хитроумными завитушками квартирные номерки, подсветка, видеонаблюдение, домофоны и крючки для сумок. Я представил, сколько это может стоить. Я бы, таких, не ставил. А, ну да, Антон уже поставил.
Конец ознакомительного фрагмента.