ХVII
Вечерѣло. Солнце зашло давно, а полъ-неба все еще горѣло словно пожаръ. На станицѣ слышались пѣсни, а отъ качелей несся рѣзвый хохотъ и проносился по слободѣ. По задворкамъ тихо крался казакъ, оглядываясь по сторонамъ, – все тотъ же Марусенокъ. Шигаеву всего 20 лѣтъ, и въ станицѣ Яксайской онъ первый красавецъ и умница, первый мотыга и пьяница; къ тому же Марусенокъ, бывало на майданѣ, хоть малолѣтокъ, голосъ подавать – первый былъ, дѣло разсудить, расправу казацкую учинить, краснобайствовать не хуже Чумакова, супротивниковъ и несогласниковъ припереть и осмѣять – онъ же первый. Товарищей подпоить, перепить и набуянить; по оврагамъ да по рощицамъ съ казачками возиться, а ночью красться ради нихъ – онъ тоже первый. И теперь не даромъ Марусенокъ бѣжитъ на выгонъ; ждетъ его близъ рѣчки, подъ вязомъ, Груня, родственница стараго и почитаемаго казака Матвѣя, чтó должность старшины правитъ на станицѣ, и первая красавица изъ всѣхъ казачекъ станичныхъ.
Конец ознакомительного фрагмента.