Вы здесь

Спецслужбы России за 1000 лет. Глава 3. Становление государевых спецслужб (И. Б. Линдер, 2008)

Глава 3

Становление государевых спецслужб

И в тот приказ бояре и думные люди не входят и дел не ведают, кроме самого царя.

Г. К. Котошихин

Избранный на царство Земским собором 21 февраля 1613 г. Михаил Федорович Романов получил государство в самом плачевном состоянии. Его главной задачей стало освобождение Отечества от иноземных захватчиков. Ведь кроме поляков России угрожали шведы. Открытая шведская агрессия началась летом 1610 г., после падения правительства Шуйского, и продолжилась до 1617 г., когда был заключен Столбовский мир.

В начале XVII в. ударную военную силу русской армии представляли стрелецкие полки и конное дворянское ополчение. Однако их боевые возможности ограничивались слабой военной подготовкой и низким качеством командного состава. В основе материального благополучия стрельцов лежало не столько денежное жалованье, сколько доход от торговли, поэтому они были более заинтересованы в ней, нежели в изучении военного дела. При назначении воевод и командиров стрелецких и дворянских полков в первую очередь учитывались древность рода и его заслуги (система местничества). Поэтому члены Боярской думы (30–35 человек) имели практически неограниченное влияние в русском воинстве, которое, несмотря ни на что, разрасталось. По сведениям Г. К. Котошихина[98], московских стрелецких полков во времена первых Романовых было более двадцати.

Первым государственным учреждением, созданным в 1613 г. для защиты южных рубежей России, стал Казачий приказ (Приказ сбора казачьих кормов). Официально он ведал сбором хлеба на жалованье казакам и служилым людям «по прибору». Снабжение из казны позволило царю привлечь на свою сторону часть иррегулярных казачьих формирований и тем самым укрепить границу, а также повлиять на улучшение внутриполитической обстановки.

Создание приказа было во многом обусловлено Смутой, продолжавшейся на юге России, где действовал один из сторонников Лжедмитрия II атаман Иван Заруцкий. В его войске находились и Марина Мнишек с сыном. В конце мая 1613 г. князь И. Н. Одоевский разбил войско Заруцкого под Воронежем, но преследовать остатки его отрядов не стал. Заруцкий обосновался в Астрахани и с лета 1614 г. начал планировать поход на Москву. По некоторым сведениям, атаман широко использовал имя «царя Дмитрия». Марина Мнишек в челобитных именовалась великой княгиней, а ее сын Иван, родившийся в январе 1611 г., – царевичем и великим князем. Несколько слов о судьбе этой женщины. За отказ от царского титула после гибели Лжедмитрия I в июле 1608 г. она была отпущена на родину, но вместо Речи Посполитой оказалась в Тушине, где признала Лжедмитрия II своим «чудом спасшимся» мужем. Когда Лжедмитрий II был убит, предприимчивая полячка, что называется, прибрала к рукам Ивана Заруцкого, который пытался поддержать кандидатуру ее сына на русский престол.

Заруцкий предполагал стянуть к себе все бродячие шайки Московского государства, взбунтовать волжских казаков, татар и ногайцев и двинуться с ними вверх по Волге. Этот путь к Москве использовали впоследствии и С. Разин, и Е. Пугачев. (Мятежники, захватив приволжские рыбные угодья, обратили доходы с них в свою пользу, что обеднило московскую казну.) Донским и волжским казакам были разосланы «прелестные письма», на которые откликнулись люди определенного склада, готовые идти куда угодно «за зипунами». Еще одним союзником Заруцкого стал освобожденный им из астраханской тюрьмы ногайский мурза Джан-Арслан. Юртовские татары мурзы Иштерека были приведены к союзничеству с мятежниками путем взятия заложников. Кроме того, атаман отправил посольство к персидскому шаху, пообещав ему в подданство Астрахань.

В Москве понимали опасность действий Заруцкого, который мог стать очередным самозванцем, и принимали меры к подавлению мятежа. Михаил Федорович послал атаману письмо, обещая полное прощение в случае прекращения бунта. Одновременно государь поручил подавление мятежа И. Н. Одоевскому, окольничему С. В. Головину и дьяку Юдину. Когда в Астрахани произошло выступление противников Заруцкого, Одоевский без промедления отправил туда на судах отряд стрельцов, приказав им плыть днем и ночью. Как видим, он учел свою ошибку. Окруженные стрельцами казаки выдали руководителей мятежа правительственным войскам.

Держать пленников в Астрахани было опасно, поэтому Одоевский решил перевезти их в Казань, причем по отдельности. Заруцкого сопровождал конвой из 130 стрельцов и 100 астраханцев во главе со стрельцом Баимом Голчиным. Марину с сыном конвоировала охрана из 500 самарских стрельцов во главе с М. Словцовым. В наказе, данном сопровождению, строго указывалось вести пленных «с великим береженьем», в оковах, а при попытке освобождения – убить их. Вскоре после прибытия в Москву Ивана Заруцкого и малолетнего «царевича» (борьба за власть невозможна без проявлений жестокости!) публично казнили. Марина Мнишек умерла в тюрьме от болезни и от тоски по воле. Государь, вероятно под влиянием бояр, хорошо помнивших Смутное время, решил дать подданным урок на будущее.

Испытывая острую нужду в военных кадрах, московское правительство стало нанимать их за границей, в первую очередь в «немецких» землях. Наемные специалисты должны были принадлежать к лютеранству. Ортодоксальных католиков на службу брали только в случае крайней необходимости и на столь жестких условиях, что большинство претендентов не соглашались на них. Русский двор ревностно старался оградить своих подданных от возможного влияния папской «пятой колонны». Служилыми иностранцами – выходцами из Европы ведал созданный в 1614 г. Панский приказ. В 1624 г. он был реформирован и получил название Иноземного (Иноземского) приказа. Находясь под влиянием отца – патриарха Филарета, не доверявшего католической церкви, первый Романов особым указом запретил привлечение на военную службу католиков, что закрепило сложившуюся традицию и перевело ее в ранг закона.

В 1630 г. были сформированы два первых пехотных полка иноземного строя, в 1632 г. – кавалерийский рейтарский полк Ш. С. де Эберта. В подразделениях, устроенных на западный манер, в этот период служило около 200 иностранцев. Для комплектования новых полков личным составом использовалось привлечение «беспоместных детей боярских» на условиях денежного вознаграждения «по бедности». Во время русско-польской войны 1632–1634 гг. появились еще два солдатских полка, отдельная солдатская рота и драгунский полк А. Гордона. К 1645 г. личный состав полков нового строя (регулярной армии) насчитывал уже около 35 000 человек. Можно предположить, что формирование таких полков преследовало две цели: повышение боеспособности армии и создание противовеса Боярской думе, опиравшейся на стрельцов.

Обеспечением личной безопасности царя до 1619 г. занимались стрельцы, они же несли охрану Московского Кремля и его внутренних помещений. Охрана и обслуживание царской семьи находились в ведении приказа Большого дворца и Боярской думы. В личном подчинении царя состоял «выборный» (отборный) стрелецкий полк, именовавшийся Стремянным (мы уже писали о нем), численностью около 1000 человек. Ни на какую службу, кроме охранной, стрельцы этого подразделения не привлекались.

При избрании Михаила Романова Земским собором ему было поставлено условие: никого без суда не казнить и все дела решать с боярами и думными людьми. После возвращения в 1619 г. из польского плена отца государя – митрополита Ростовского Филарета – влияние Боярской думы на вопросы, связанные с безопасностью царской семьи, было ослаблено. Филарет (в миру Федор Никитич Романов), торжественно возведенный в сан патриарха, вплоть до смерти в 1633 г., сосредоточил в своих руках огромную власть.

Некоторые обстоятельства позволяют сделать предположение, что после возвращения Филарета в условиях строжайшей тайны происходило возрождение специальных служб русского государства. Кроме него к их восстановлению могли быть причастны: глава Разбойного приказа в 1621–1628 гг. князь Д. М. Пожарский (он был стольником, т. е. одним из наиболее приближенных лиц в охране царя); глава приказа Большой казны боярин И. Б. Черкасский; келарь Троице-Сергиева монастыря Авраамий Палицын. Подтверждением этой версии служит тот факт, что приказ Тайных дел, созданный через 35 лет (уже в царствование Алексея Михайловича), работал очень эффективно, а это невозможно без многолетней серьезной подготовительной работы.

При Михаиле Федоровиче имелись государственные структуры, использовавшие негласные методы работы и имевшие судебно-полицейские функции: Челобитный, Посольский, Разбойный и Земский приказы. Первый Сыскной приказ (для надзора за воеводами и земщиной) был учрежден в 1619 г. Патриарх Филарет лично занимался делами Посольского приказа (в том числе внешней разведкой под дипломатическим прикрытием). В 1633 г. он составил «для своих государевых и посольских тайных дел» особый шифр («затейное письмо»), который должны были использовать доверенные лица государя. Из наказа русскому представителю в Швеции Д. А. Францбекову видно, что при составлении донесений царю послу полагалось использовать тайнопись: «Да что он, Дмитрий, будучи в Свее, по сему тайному наказу о тех или иных о наших тайных делах и наших тайных вестей проведает, и ему о всем писати ко государю царю и великому князе Михаилу Федоровичу всея Руси к Москве по сему государеву тайному наказу закрытым письмом»[99].

Авторы полагают, что во время нахождения в польском плену Филарет мог получить информацию о секретных инструкциях, составленных в Речи Посполитой для Лжедмитрия II (выдержки из инструкций мы приводили во второй главе.) Также возможно, что он получил и копии. В документах излагались рекомендации, как следует поступать царю, чтобы обеспечить личную и государственную безопасность. Изучение этих документов позволяет сделать следующие выводы. Первое: основная политическая линия на тот момент заключалась в стремлении создать унию с Российским государством. Второе: возможность создания унии неразрывно связана с обеспечением безопасности государя, придерживавшегося указанной политической линии. Третье: характер рекомендаций не оставляет ни малейших сомнений, что они составлены профессионалами в политической и военно-специальной областях деятельности. Четвертое: в числе специалистов, готовивших инструкции, были не только западные, но и российские эксперты, хорошо знавшие обстановку в России и особенности национального характера. Учитывая постоянную связь кардинала Боргезе с папским нунцием в Речи Посполитой, наиболее вероятно предположение, что идеологом такой политики выступала католическая церковь.

Отметим еще одно существенное обстоятельство. Если сравнить инструкции с изменениями в области государственного управления и обеспечения безопасности царской семьи, произошедшими в России в 1620–1682 гг., можно заметить, что многие положения указанных документов были реализованы. Написанные для ослабления или даже ликвидации России как независимого государства, они были внимательно изучены и использованы для усиления центральной власти и реформирования государственного аппарата. Филарет и его царствующие наследники, несомненно, взяли на вооружение «вражеские» разработки, исходя из соображений государственной целесообразности. Особенно это касается устройства специальных учебных заведений для подготовки государственных и религиозных кадров.

Умение использовать секретные инструкции бывших недругов для построения системы безопасности собственного государства – прерогатива дальновидных политиков, основывающих свои убеждения на глубоком общем и профессиональном образовании, подкрепленном практической деятельностью. Романовы в этом отношении многим своим современникам могли дать значительную фору. Клановая вражда, многократные предательства в среде ближайшего окружения, длительные периоды опалы и краткосрочные мгновения приближения к трону, равно как и постоянные военные конфликты, способствовали приобретению навыков формирования секретных служб, ориентированных как на стратегические, так и на тактические цели.

Как мы уже говорили, возрождение централизованных российских секретных служб происходило в условиях строжайшей тайны. Кадры для них подбирались среди наиболее сметливых, активных и доверенных стрельцов, детей боярских, городовых дворян и казаков, доказавших верность Отечеству в Смутное время. Центрами подготовки кадров, как и прежде, служили монастыри, находившиеся к тому же под личным контролем Филарета и его доверенных лиц.

Монастыри на Руси изначально имели двоякое назначение – были религиозными и духовно-культурными центрами, а также стратегическими оборонительными сооружениями. Так, Соловецкий монастырь отражал нападения ливонцев и шведов в 1571, 1582 и 1611 гг.; Троице-Сергиев монастырь выдержал осаду в 1608–1610 и 1618 гг., Псково-Печерский монастырь – в 1611 г. В летописи последнего говорится, что иноки и бельцы вышли за стены, чтобы сразиться с поляками, выбили их из туров (земляных укреплений), взяли много пленных и оружия, в том числе три пушки.

Проникнуть в монастырь постороннему человеку было практически невозможно – тем самым обеспечивалась конспирация при подготовке будущих сотрудников тайной службы. Кроме того, на Руси существовала традиция, согласно которой воины на склоне лет принимали постриг и переходили в ряды «воинства Христова», давая обет сражаться за Господа до самой смерти.

Авраамий Палицын в «Сказании об осаде Троице-Сергиева монастыря от поляков и литвы и о бывших потом в России мятежах» писал, что монахи были в составе всех полков, молитвою укрепляли людей и что все бились «крепко» «за веру христианскую».

Среди монахов было много образованных людей, знавших не только науки и иностранные языки, но и ратное дело. Кстати говоря, сам Авраамий (в миру – Аверкий) Палицын до 1558 г. служил воеводой в г. Кола, но затем оказался в опале, был пострижен в монахи и сослан в Соловецкий монастырь (большинство историков полагает – за участие в заговоре против Бориса Годунова). Известно, что его предок, получивший прозвище Палица, служил еще Дмитрию Донскому. В 1594 г. А. Палицын был возвращен из ссылки и направлен в Свияжский Богородицкий монастырь, а в 1601 г. – на Троицкое подворье Троице-Сергиева монастыря в Москве. По нашему мнению, это первая нестыковка в официальной биографии ученого монаха. Троице-Сергиев монастырь был не рядовым, а «придворным», особо почитаемым царской семьей. Поэтому трудно поверить, что на одну из важнейших должностей в эту обитель могли назначить человека случайного, а тем более заговорщика. Вероятно, перевод Палицына означал начало работы в секретной царской службе.

В 1608 г. Палицын стал келарем монастыря – вторым лицом после настоятеля, посредником между монастырем и царем. В тяжелые для Москвы дни (осада Лжедмитрия II) он организовал продажу и доставку дешевого хлеба горожанам. В 1608–1612 гг. Палицын активно участвовал во всех политических событиях, в том числе в переговорах с польским королем Сигизмундом III. В 1618 г. он руководил обороной монастыря от польских войск. При царе Михаиле Романове Палицын на короткое время стал настоятелем Троице-Сергиевой обители, но после 1620 г. по распоряжению Филарета отправился в другой монастырь – Соловецкий. В этом событии большинство историков усматривают очередную опалу, вызванную недостаточно последовательной позицией Палицына в отношении Речи Посполитой и участием в интригах различных группировок (Шуйского, Семибоярщины, казаков, поляков). Мы полагаем, что это вторая нестыковка в его официальной биографии. Патриарх Филарет всепрощением своих политических противников, а особенно изменников, не отличался. Поэтому можно предположить, что очередная «ссылка» Палицына – перевод на новое место службы, подальше от любопытных глаз.

Возвращаясь к системе подготовки кадров для царской секретной службы в монастырях, отметим еще один важный момент. Перевод иноков (послушников, монахов) из одного монастыря в другой мог быть мотивирован чисто церковными причинами. В то же время он обеспечивал высокий уровень конспиративности, не вызывая подозрений ни в миру, ни среди непосвященных в клерикальной среде. Посторонним было невдомек, что таким образом происходит переброска «курсанта» от одного наставника к другому, или, иными словами, осуществляется негласное комплексное многоуровневое обучение будущих слуг государевых. В процессе изучения предметов, необходимых в практической работе, священники проводили морально-психологическую подготовку обучаемых, оценивали их деловые и моральные качества. Набор дисциплин и уровень «погружения» могли дифференцироваться в зависимости от первоначальных знаний, навыков и трудолюбия учеников и конечно же от тех задач, для решения которых каждый из них предназначался.

Приведем еще несколько интересных фактов, подтверждающих нашу версию об использовании ряда положений польских инструкций. В первой половине XVII в. бояр, стоявших во главе приказов, постепенно, но неуклонно заменяли дьяками. В начале царствования Михаила Федоровича дьяки возглавляли каждый третий приказ, к концу 1680-х гг. – четыре из каждых пяти. Одновременно отмечалось повышение уровня образованности служилого сословия. Примерно с 1621 г. в Посольском приказе в очень ограниченном количестве (практически для одного государя) изготовлялась рукописная газета «Куранты» (от нем. couranten – ходячие вести), состоявшая в основном из известий об иностранных событиях, переведенных на русский язык. Эта газета сопоставима с аналитическими и информационными отчетами, справками, протоколами, которые в наши дни регулярно получают лидеры государств. Но в то время она имела еще и громадное общеобразовательное значение, поскольку позволяла быть в курсе «живых» новостей. Учитывая замкнутость жизни русского общества того времени, чрезмерную упертость в вопросах изучения всего «не нашего, басурманского, еретического» и т. п., появление подобной газеты было большим политическим и культурным событием.

Значительно расширилось письменное делопроизводство: его ввели не только во всех центральных органах управления, но и в местных. Это тоже большой шаг вперед: писцы закрепляли исторические положения, постепенно формировалась архивная и документально-процессуальная база.

Активно развивалось книгопечатание: на московском Печатном дворе в первой половине XVII в. было выпущено около 200 книг разных наименований, в том числе «Азбука» В. Бурцева (1634 г.).

Научные знания той поры развивались преимущественно в прикладном русле и были связаны с описанием земель, торговым и военным делом. Так, в 1627 г. в Разрядном приказе была подготовлена «Книга Большому чертежу».

В области военного дела также происходили большие изменения. В 1620 г. боярин и воевода Онисим Михайлов составил первый в России «Устав ратных, пушечных и других дел, касающихся до воинской науки». С учетом собственного военного опыта он адаптировал к русским условиям нормы ряда европейских уставов. Наряду с чисто военными вопросами «Устав» Михайлова содержал практические сведения по геометрии, механике, физике, химии. Уделялось внимание организации специального военного образования и практического обучения кадров.

В составе приказа Большого дворца появилась группа придворных охотников, набиравшаяся из людей простого звания, – «птичьих стрелков». Однако поставка дичи для царского стола была не единственной их задачей. По сведениям Л. Яковлева, они являлись резервом «государевых самопальных стрелков». Таким образом, личная государева снайперская команда, созданная Иваном Грозным (Рюриковичем), не утратила своего значения – после смены правящей династии она лишь поменяла структуру, став более организованной. Некое подобие официальной деятельности при дворе прикрывало военно-секретный характер подобных подразделений.

Начиная с первой трети XVII в. в странах, занимавших территорию современных Бельгии и Германии, началось производство 2, 4, 6 и 8-ствольных пистолетов и ружей-карабинов. Отдельные мастера для специальных войсковых групп производили пистолеты и укороченные карабины револьверного типа, в которых с дульной части поочередно заряжалась каждая камора, барабан проворачивался и курок взводился вручную.

Изготавливалось три основных стандарта пистолетов: военный – «локтевой», с максимальной для такого типа оружия дальностью и точностью стрельбы; укороченный военный – «охотничий» и с длиной ствола «на ладонь» – «камзольный», который свободно умещался в кармане камзола и был почти незаметен при ношении за поясом. «Камзольный» вариант был особенно удобен для осуществления тайных миссий и самообороны. У некоторых особо дорогих моделей имелись два курка на ствол, что повышало надежность оружия в случае осечки, а наличие нарезного ствола при стрельбе на небольших расстояниях делало такое оружие в уверенных руках профессионалов ювелирно-снайперским. Наличие мощного скорострельного оружия давало преимущества в ближнем бою и при выполнении щекотливых поручений государя.

Известны случаи, когда противник капитулировал только потому, что не мог представить себе, что оружие может стрелять так быстро и иметь так много зарядов без помощи колдовских сил. Это позволяло смелым авантюристам проникать в стан врага и безнаказанно покидать его после выполнения диверсионных или разведывательных заданий. Многоствольные либо многозарядные пистолеты в то время воспринимались как «трансплюкаторы» или «лазерно-кибернетические бластеры», придуманные фантастами в наше. Неспроста в ряде государств средневековой Европы подобные виды оружия (понятное дело, что не бластеры) были запрещены к изготовлению и приобретению без личного дозволения правителя. Все мастера-оружейники, причастные к созданию особо точных ружей и пистолетов, и лица, которым доверялось ношение такого оружия, были на строжайшем учете. Они получали огромные привилегии, денежные и иные средства поощрения, но в случае опалы или допущенного промаха участь их и их ближних была поистине плачевной.

Царь Алексей Михайлович, вступивший на престол в 1645 г., получил от современников прозвище Тишайший. Оно отражало не только его характер, но и стремление действовать, не привлекая к своим делам излишнего внимания. Государь продолжил военные начинания отца. В 1656–1657 гг. были сформированы два «выборных» (отборных) солдатских полка иноземного строя – 1-й и 2-й Московские. Создаваемые в качестве элитных, они укомплектовывались обученными иноземному строю ветеранами Смоленского (1654 г.) и Рижского (1656 г.) походов (речь идет о русско-польской войне 1654–1667 гг.), а также «даточными людьми» из московских слобожан и стрелецких детей. Командирами полков стали полковники А. Шепелев и Я. Колюбакин. К 1663 г. в солдатских, рейтарских, драгунских и гусарских полках служили свыше 75 000 человек. Такая «гвардия» обеспечивала царю независимость от притязаний Боярской думы, позволяла противопоставить стрелецким полкам, возглавлявшимся влиятельными боярами, централизованную военную силу – более мобильную, вышколенную, обученную по последнему слову тогдашней тактики и значительно лучше вооруженную.

Не стоит забывать, что регулярная армия подчинялась лично царю и содержалась за счет государевой казны, поэтому все устремления «гвардейцев» были тесно увязанными с защитой интересов государя. К царствованию Алексея Михайловича уже сложились некоторые военные династии, зачинатели которых служили еще Рюриковичам, а продолжатели закалились в горниле Смутного времени. Разумная («тихая») политика второго царя из династии Романовых по формированию регулярных воинских подразделений личного подчинения, укрепляя царскую власть, умаляла возможность удельных раздоров и эгоистических притязаний, столь пагубных для государства.

В этот период капитаны полков нового строя в большинстве уже не иностранцы, а русские; к 1674 г. русские офицеры командовали шестью рейтарскими полками из восьми. Это показывает, что линия патриарха Филарета на подготовку отечественных кадров путем постоянного обучения и обогащения передовыми достижениями иноземцев была реализована. Ее продолжили царственные сын и внук многоопытного старца.

В 1647–1648 гг. переведен на русский язык военный трактат И. Я. фон Вальхузена «Учение и хитрость ратного строения пехотных людей». Перевод осуществили в московском Андреевском монастыре Епифаний Славинецкий, Арсений Сатановский и другие «словесники», собранные боярином Ф. М. Ртищевым[100]. Этот факт также подтверждает, что в описываемый период монастыри продолжали оставаться не только духовными, но и специальными военно-политическими центрами Российского государства.

Единообразных штатов воинских частей в то время еще не существовало: полки иноземного строя делились на роты и капральства, а стрелецкие – по-прежнему на сотни и десятки. В кавалерии создавались не только рейтарские и драгунские, но и слободские казачьи полки. Один из таких полков – Ахтырский казачий, сформированный в 1651 г., в дальнейшем был преобразован в Ахтырский гусарский. Во время Отечественной войны 1812 г. полк под командованием Д. Давыдова получил известность, активно участвуя в боевых действиях.

Алексей Михайлович прекрасно усвоил печальный опыт мудрого деда. Начавший свою «карьеру» при Федоре Ивановиче, тот познал цену высших государственных секретов: вынужденно принял постриг, спасая себя и свое потомство от неминуемой «тайной» смерти. Умение построить надежную систему безопасности высших интересов государства, воплощенных в планах государя, олицетворяющего высшую власть, – настоящее искусство.

В числе наиболее доверенных лиц «тишайшего» царя был его «дядька» (воспитатель) боярин Б. И. Морозов[101]. О влиянии Морозова говорит тот факт, что его подпись под Соборным уложением 1649 г. – первая среди подписей вельмож и четырнадцатая по общему списку (после подписей государя, патриарха и двенадцати высших иерархов Церкви). В 1645–1648 гг. он фактически являлся главой правительства. Собирание «под рукой» Б. И. Морозова важнейших приказов Большой казны, Стрелецкого, Иноземного и Аптекарского свидетельствует о его посвященности в большинство государственных секретов (за исключением, может быть, тайных дел самого государя). Когда в ходе Соляного бунта 1648 г. восставшие потребовали выдачи Морозова, царь укрыл его в своем дворце, а затем отправил на четыре месяца в фиктивную ссылку в монастырь.

С 1649 г. главой правительства, руководителем приказов Большой казны, Стрелецкого, Иноземного и Аптекарского и созданного в 1649 г. Рейтарского приказа становится тесть царя боярин И. Д. Милославский[102].

Уроки Смутного времени и восстания (бунты) 1648 г. (Москва, Томск, Сольвычегодск, Устюг), 1650 г. (Псков и Новгород) позволили молодому самодержцу сделать вывод, что его личная безопасность неразрывно связана с безопасностью государства, им управляемого. Относясь с недоверием к боярской верхушке и продолжая традицию Ивана Грозного, Алексей Михайлович приближал к себе людей «худородных», определял их на службу в личную канцелярию, в 1654 г. реорганизованную в приказ Тайных дел (Тайный приказ). Приказ находился в непосредственном подчинении государя и выполнял интегрированные функции контрольной, следственной, дипломатической, шифровальной, оперативной и охранной царской спецслужбы.

С 1663 г. к приказу Тайных дел перешла часть функций приказа Большого дворца по управлению царским хозяйством, охране и обслуживанию царской семьи. Любое блюдо, прежде чем попасть на царский стол, подвергалось проверке и дегустации сотрудниками приказа. Аналогичной проверке подвергались лекарства, прописанные царю и изготовляемые в Аптекарском приказе, преобразованном еще при Борисе Годунове из учрежденной в 1581 г. Аптекарской палаты; первым дегустатором лекарств являлся царский лекарь. В 1657 г. Аптекарский двор перенесен из Московского Кремля. В районе современного Петровского парка у станции метро «Динамо» был заложен Аптекарский огород, где под присмотром доверенных монастырских специалистов выращивались лечебные травы и растения для «пользования особы государя и лиц доверенных». На отдельных грядках культивировали растения для получения «особых зелий для дел государевых». Таким образом, огород был своего рода лабораторией по приготовлению наисовременнейших по тем временам лекарств и ядов, использовавшихся на тайной государевой службе. Еще один огород располагался в с. Измайловское.

В области медицины помимо традиционных народных знаний применялись и переводные «лечебники». В Аптекарском приказе проходили обучение будущие лекари и фармацевты, например, в 1654 г. курс прошли 30 стрельцов, отправленных затем в полки для «лечбы» ратных людей. Так были заложены основы специальной военной медицинской службы, неотделимой от выполнения воинских обязанностей. В состав подразделения вводилось лицо, дополнительные знания и умения которого могли быть востребованы только в определенный момент, а так он нес обычную ратную службу. Факт заслуживает особого внимания, поскольку в группах специального назначения, выполняющих прямые указания высших должностных лиц государства, дорого держать просто военного врача – необходим офицер, имеющий кроме специального образования еще и медицинское. Таким образом, можно говорить о многофункциональной подготовке сотрудников государевых служб. Этот серьезный и дальновидный посыл, к великому сожалению, забыт многими современными политиками и военными специалистами.

Не меньшее внимание уделялось защите информации: секретные распоряжения чаще всего отдавались в устной форме, прибегали и к шифрованной переписке. В личной переписке с послами и подьячими приказа Тайных дел государь использовал систему специальных знаков (подобной «азбукой» будет пользоваться и Петр I). Образцы шифрованной переписки хранятся в Российском государственном архиве древних актов.

Так, подьячему Ю. Никифорову поручалось передать руководителю русской делегации на переговорах с Польшей А. Л. Ордину-Нащокину[103] написанные тайнописью рекомендации царя.

Доступ к секретной информации строго регламентировался: направленный царем секретный документ мог прочитать только тот, кому он предназначался. Прочитав бумагу, адресат ее запечатывал особым способом и возвращал подьячему приказа Тайных дел в соответствии с царским указанием: «Прочетчи, пришли назад с тем же, запечатав сей лист»[104].О выполнении распоряжения сотрудники приказа немедленно докладывали государю, причем писать о сути распоряжения категорически запрещалось. Применялась стандартная форма письменного доклада: «Что по твоему, великого государя, указу задано мне, холопу твоему, учинить, и то, государь, учинено ж»[105].

М. Н. Покровский писал «Тайный приказ с самого начала, при первых Романовых, был наделен огромными полномочиями. Даже члены Боярской думы, т. е. Государственного совета, употребляя позднейшее выражение, в этот приказ не входили и дел там не ведали. Он был, значит, вне контроля этого Московского государственного совета. Он был подчинен непосредственно самому царю, и чиновники его на деле имели больше власти, чем члены Боярской думы»[106]. Например, с февраля 1665 г. царь приказал Разрядному приказу ежедневно направлять в приказ Тайных дел сведения о положении дел в полках.

Приказом Тайных дел в разное время руководили Ф. М. Ртищев и четыре дьяка незнатного происхождения: Томила Перфильев, Дементий Башмаков, Федор Михайлов и Данила Полянский. Все они состояли «в государевом имени» – имели право принимать самостоятельные решения и подписывать царские указы за государя. Трое из дьяков – Башмаков, Михайлов, Полянский – носили титул тайного дьяка. При их отсутствии в Москве к работе в приказе Тайных дел привлекались особо доверенные дьяки из других приказов, например Е. Юрьев и А. Иванов.

Подьячие приказа Тайных дел нередко имели указание выдавать себя за сотрудников других приказов. Это способствовало поддержанию принципов конспиративности при выполнении государевых дел. Так, в декабре 1665 г. для встречи патриархов были посланы на Терек подьячие И. Ветошкин и Е. Полянский Им было указано: «ехати им с Москвы на Саратов, на Царицын, на Черной Яр, на Астрахань и на Терек, а едучи дорогою, проведывати всякими людьми тайно про Паисея папу, и патриарха Александрейского, и про Макария, патриарха Антиохийского, где они ныне и которыми месты к Москве едут, а дорогою едучи, сказыватца им дворцовыми подьячими, что посланы они из дворца для садового заводу, чтоб было не прилично»[107].

Каждый из дьяков и подьячих Тайного приказа ведал только теми делами, которые были лично ему поручены государем, полагалось также докладывать царю о деятельности сотоварищей из других приказов. К исполнению некоторых поручений по линии Тайного приказа привлекались стольники из числа состоящих при государе (например, Иван Дашков и Алексей Салтыков), стрелецкие командиры головы и полуголовы (например, Артамон Матвеев, о котором речь пойдет далее) и отдельные (особо доверенные) стрельцы государева Стремянного стрелецкого полка.

Таким образом, существовало четкое разделение направлений деятельности руководителей приказов. Функцию высшего контролера исполнял сам государь. Здесь четко и прагматично вырисовывается старый как мир принцип – «разделяй и властвуй». Доверяя важнейшие секреты государства особо приближенным лицам, он старался обезопасить себя от малейшей возможности измены. Подобные меры позволяли избежать заговора особо доверенных лиц или ликвидировать измену в зародыше. В крайнем случае, как при бегстве подьячего Посольского приказа Г. К. Котошихина, минимизировать ущерб, связанный с разглашением секретной информации.

Первые подьячие в Тайный приказ набирались из других приказов: Большого дворца, Стрелецкого, Разрядного и Посольского. Количество служащих постоянно увеличивалось. Вначале было 6 человек, в 1659 г. – 9, в 1669 г. – 12, в 1673 г. – 15. Отбор кандидатов скрытно производился из наиболее проверенных, способных и грамотных людей Будучи призванными к несению новой службы, они на время удалялись от мирской жизни и проходили обучение в закрытой школе, созданной при Заиконоспасском монастыре в 1665 г. Из подьячих известны: Иван Бовыкин, Иов Ветошкин, Артемий Волков, Федор Казанец, Петр Кудрявцев, Юрий Никифоров, Порфирий Оловенников, Еремей Полянский, Иван Полянский, Алексей Симонов, Артемий Степанов, Федор Шакловитый.

Заложенная Филаретом методика обучения кадров в монастырях получила достойное развитие. Прямым подтверждением этому алы считаем и факт хранения в приказе Тайных дел картографических материалов некоторых монастырей (Воскресенского Иерусалимского, Иверского, Валдайского и Крестного Онежского), и произведение любых строительных работ в них только с разрешения царя[108].

Карьере сотрудников приказа способствовало усердие при выполнении особых заданий государя: подьячие назначались дьяками в другие приказы, а дьяки становились думными дьяками, но при этом они оставались доверенными лицами царствующей особы. Таким образом расширялась внутренняя агентурная сеть в различных социальных слоях общества. Некоторые из этих людей успешно продолжили службу при преемниках Алексея Михайловича.

Во второй половине XVII в. наиболее близким Алексею Михайловичу становится А. С. Матвеев[109], многократно выполнявший личные (в том числе и по линии Тайного приказа) царские поручения. В частности, он проявил немалую активность при подавлении «народного» восстании 1670–1671 гг. под руководством Степана Разина. После поимки Разина А. С. Матвеев писал царю: «А в том деле работишка моя, холопа твоего, была»[110].

Слово «народное» взято в кавычки не случайно. В советской историографии трактовка этого выступления была однозначной: вооруженное восстание народа против царя и бояр-угнетателей. Однако в настоящее время имеется несколько версий этого события. Г. В. Носовский и А. Т. Фоменко считают Разина представителем ордынской династии, отстаивавшим свои права на престол. Они отмечают, что победа правительственных войск была одержана благодаря превосходству в вооружении. От себя добавим – и благодаря работе А. С. Матвеева и других «слуг государевых». Таким образом, речь может идти о борьбе за московский трон «старой» и «новой» группировок.

Н. М. Михайлова полагает, что разинское выступление – первое в череде «раскольнических бунтов», потрясавших Россию на протяжении почти ста лет – с 1668 по 1774 г. Напомним читателю, что незадолго до восстания патриах Никон[111] провел реформацию Церкви. В числе прочего Разин обещал вернуть «старую веру», но при этом совершались убийства священнослужителей, надругательство над церковными святынями и ограбления храмов. После смерти Алексея Михайловича силовая «раскольническая» деятельность не прекратилась, о чем будет рассказано в следующей главе.

Отметим идеологический момент, связанный с оценкой любого вооруженного выступления. Удачное объявляется революцией; его организаторы, взявшие власть, проводят комплексные пропагандистские мероприятия, призванные поднять их реноме в глазах иностранных государств и всех слоев населения. Подавленное называется бунтом, мятежом; пропагандистские мероприятия проводят люди, власть сохранившие. В любой стране и в любое время народ, от имени которого выступают и мятежники (или революционеры – все зависит от точки зрения), и представители правящего режима, является объектом политического воздействия со стороны различных сил. Специальная пропаганда, активные мероприятия, черный пиар – эти термины хорошо знакомы читателям.

Никогда нельзя исключить, что вооруженное выступление, имеющее признаки внутреннего противоборства, инспирировано другой страной, преследующей собственные внешнеполитические цели. В этом плане главе государства (царю, президенту) следует проявлять крайнюю осторожность. Его секретные службы должны постоянно «держать руку на пульсе», чтобы выявить угрозу иностранного вмешательства на ранней стадии. Это позволяет выстроить систему противодействия внешней угрозе с минимальными экономическими затратами и «бить врага его же оружием», лучше всего – малой кровью и на чужой территории. На наш взгляд, Алексей Михайлович и его службы хорошо понимали реальность иностранной угрозы, стараясь работать профессионально.

В первые годы правления Тишайшего общее руководство царской охраной осуществлял боярин – руководитель приказа Большого дворца, с 1663 г. дьяк приказа Тайных дел. За безопасность царской семьи отвечало несколько охранных подразделений с различными функциями и подчиненностью. В сочинении Г. К. Котошихина «О России в царствование Алексея Михайловича», написанном для государственного канцлера Швеции (!), есть любопытные сведения не только о российском государственном устройстве, но и об охране царской семьи. В приведенных далее выдержках стиль и орфография оригинала сохранены.

В. И. Савельев организацию охраны царя Алексея Михайловича в Московском Кремле описывает так: «При особе государя в качестве телохранителей постоянно находилось двести человек – выходцев из дворянских семей. Ночью подле царской спальни дежурил главный спальничий с одним или двумя приближенными царедворцами. В соседней комнате находились шесть телохранителей, а в следующей располагались еще сорок человек»[112].

Во времена первых Романовых спальники были одними из наиболее приближенных к царю людей. В сочинении Котошихина о них говорится так: «Спалники – которые спят у царя в комнате, посуточно, по переменам, человека по четыре. И многие из них женатые люди, и бывают в том чину многие годы, и с царя одеяние принимают и розувают. А бывают в тех спалниках изо всех боярских и околничих, и думных людей дети, которым царь укажет, а иные в такой чин добиваются и не могут до того притти. И быв в спалниках, бывают пожалованы болших бояр дети в бояре, а иных менших родов дети в околничие, кого чем царь пожалует, по своему разсмотрению. И называют их комнатной боярин или околничей, а в посолственных писмах пишут ближними бояры и околничими, потому что от близости пожалованы»[113].

Как мы видим, спальники («спалники» у Котошихина) – дежурившие посменно сотрудники дворцовой охраны. Во главе каждой смены находился постельничий: «И того постелничего чин таков: ведает его царскую постелю, и спит с ним в одном покою вместе, когда с царицею не опочивает. Так же у того постелничего для скорых и тайных его царских дел печать»[114]. При царе Алексее Михайловиче постельничим был Ф. М. Ртищев.

Вернемся к описанию Савельева: «Кроме того, у каждых ворот и дверей дворца стояли отборные молодцы. К постоянной дворцовой страже принадлежали также две тысячи стремянных стрельцов, которые поочередно стояли день и ночь с заряженными пищалями и зажженными фитилями – по двести пятьдесят у дворца, на самом дворе и у казначейства»[115]. Напомним, что в те времена в Москве было свыше 20 стрелецких полков, в том числе «выборный» (отборный) Стремянный полк, личный состав которого насчитывал, как мы уже говорили, 1000 человек.

Котошихин утверждал, что в охране Кремля участвовали все московские стрелецкие полки: «А на вахту ходят те приказы посуточно; и на царском дворе и около казны з головою стрелцов на стороже бывает по 500 человек, а досталные по городом, у ворот по 20 и по 30 человек, а в ыных местех и по 5 человек; а чего в котором приказе на вахту не достанет и в дополнок берут из иных приказов. А в празничные дни которой приказ стоит на вахте, и им с царского двора идет в те дни корм и питье доволное»[116].

Вероятно, охрана (соответствует караулу нынешнего Президентского полка) осуществлялась комплексно. На наиболее ответственные посты могли заступать стрельцы из Стремянного полка, охрану менее значимых объектов – за периметром Кремля и на городских заставах – могли нести стрельцы других полков. Возможен и вариант, при котором в карауле одновременно могли находиться стрельцы Стремянного и других полков.

Внутри Кремля особое внимание уделялось охране царского двора и дворцовых помещений, которые были закрытыми (литерными) зонами. Пройти во двор с оружием могли только стрельцы-караульщики. Категорически запрещалось появляться на царском дворе верхом или в карете, а также проводить через двор лошадей или экипажи. Посетители, приходившие во дворец по вызову, ожидали приема вне литерной зоны. Это ограничение распространялось на все социальные группы, в том числе на бояр и иностранцев. Те же правила распространялись и на другие резиденции царя, включая походную ставку. Любое лицо, задержанное с оружием в пределах режимной зоны, немедленно подвергалось допросу «с пристрастием» для выяснения цели появления. Если человек нес оружие «не с умыслом злым», а «с простоты», он в лучшем случае отделывался ссылкой в Сибирь или на Терек «на вечное житье». В противном случае смертной казни подвергалась вся семья «татя», покусившегося на жизнь государя.

Стрельцы, несшие караул на царском дворе, сопровождали царскую семью и при выездах из Кремля, при этом охранники шли с двух сторон от кареты, раздвигая толпу и обеспечивая беспрепятственное продвижение по улицам «без мушкетов, с прутьем».

Кроме стрельцов государя сопровождали стряпчие, которых можно считать выездной охраной. И снова слово Котошихину: «Стряпчие. Чин их таков: как царю бывает выход в церковь, или в поход на потехи, или в полату, в думу и для обедов, и в то время несут перед ним скифетр, а в церкве держат шапку и платок, а в походех возят панцырь, саблю, саадак. И посылают их во всякие ж посылки, кроме воеводств и посолств, чтоб сами были послы. А будет тех стряпчих с восмь сот человек. А на Москве они, стряпчие и столники, живут для цapских услуг по полугоду, пополам. А другая половина, кто хочет, отъезжают в деревни свои, до сроку»[117].

Во время торжественных выездов и официальных приемов около царя находились телохранители-рынды, вооруженные секирами. Рынды – это прообраз почетного гвардейского караула, выполняющего протокольные функции; в случае необходимости статные молодцы, одетые в парадную форму, могли оказать супостату достойный отпор. Как и положено почетному караулу, они подчеркивали статус царской особы и… отвлекали внимание потенциальных злоумышленников от негласной охраны государя.

При выездах царя на богомолье или в загородные резиденции охрана усиливалась: «Да с царем же бывают в походех стольники, стряпчие, дворяне, дьяки, жильцы и иных чинов люди, которым велено бывает; да Стремянной приказ, 1000 человек стрелцов на царских лошадях»[118]. Перед царским кортежем следовал постельный возок, при котором ехали постельничий и стряпчий, а с ними 300 жильцов по три в ряд. В составе конвоя находились до 3000 конных стрельцов, 5000 рейтар и 12 стрелков с «долгими пищалями». Это был отборный отряд, готовый по первому сигналу пустить в ход свое оружие.

«Долгие пищали» 12 стрелков позволяли вести снайперский огонь «пороховым зельем» на дистанции, представлявшейся большинству людей почти колдовской. Их ружья имели линейные нарезы с винтовой составляющей, позволявшие пуле приобретать дополнительную устойчивость; опытные оружейные мастера умудрялись с ювелирной точностью делать такие.

В карете государя находились четверо ближних бояр, перед ней ехал боярин, справа от нее – окольничий. В «избушке» царевича сидели его дядька и окольничий – все под охраной стрельцов. Возки царицы и царевен также охранялись стрельцами. Женщин сопровождали верховые боярыни, а в ближнем окружении венценосных дам были собственные постельницы. Скорее всего, некоторые из них выполняли охранные функции, которые нельзя было поручить мужчинам.

В военных походах охрана государя еще более усиливалась, кадровый отбор контролировался царем: «И будет на которой войне случится быти самому царю, и в то время, смотря царь всех воинских людей, обирает себе полк изо всяких чинов людей и ис полков»[119]. Из состава этих полков производился отбор 1000 «добрых людей», которым полагалось находиться при царской особе «и для оберегания знамени его царского»[120] постоянно. Это подразделение комплектовалось из стольников, стряпчих, дворян и жильцов. Таким образом, в военных походах царя сопровождали три независимых друг от друга полка – стрелецкий Стремянный и два «выборных», сформированных из приближенных к царю служилых людей.

Среди таких приближенных в сочинении Котошихина многократно упоминаются дети боярские, дворяне, жильцы и стольники. Дворяне и дети боярские несли основную тяжесть военной службы в стрелецких, солдатских и рейтарских полках – это был основной кадровый и резервный состав русского войска. Некоторые «дворяне московские» несли службу в приказах и использовались для «сыскных дел». Очевидно, у вас возник вопрос: а кто же такие жильцы? Жильцами называли детей дворян, дьяков и подьячих, живших и начинавших службу при царском дворе «для походу и для всякого дела». Общее число жильцов приближалось к 2000 человек, из них на царском дворе постоянно находились около пятидесяти. Жильцы выслуживались в стряпчие, стольники и т. п. или продолжали карьеру на военной службе.

Стольниками, это слово вам уже не раз встречалось в тексте, назывались дети бояр, окольничих и московских дворян, обслуживавшие государя и его приближенных за трапезой, в том числе на торжественных приемах. Кроме прислуживания за столом, работа стольников заключалась в негласной охране во время трапезы и в контроле за подаваемыми на царский стол блюдами и напитками: «И будет тех столников числом блиско пяти сот человек. И посылают их в посолства в послех самих и с послами в товарыщах, и по воеводствам, и для сыскных дел, и бояр спрашивать о здоровье, как они бывают по службам. А иные на Москве сидят в приказех у дел и у послов в приставех»[121].

Большое значение уделялось сохранению секретности: «А как царю лучится о чем мыслити тайно, и в той думе бывают те бояре и околничие ближние, которые пожалованы из спалников или которым приказано бывает приходити. А иные бояре, и околничие, и думные люди в тое полату в думу и ни для каких ни буди дел не ходят, разве царь укажет»[122].

Таким образом, во второй половине XVII в. в охране первого лица Российского государства существовали разные по подчиненности подразделения, каждое из которых обеспечивало безопасность в своей зоне ответственности. Из фактов, приведенных в сочинении Котошихина и в других источниках, можно сделать вывод, что в царствование Алексея Михайловича сложилась многоуровневая комплексная система охраны. При такой системе все службы, в той или иной мере участвовавшие в решении общей задачи, должны были осуществлять оперативное взаимодействие и иметь разветвленную сеть сбора и анализа информации, позволяющей действовать по принципу наступательности (опережающей контратаки). По нашему мнению, система охраны того времени является прообразом закрытой системы охраны первых лиц государства, получившей наивысшее развитие во второй половине XX в.

Еще одной оперативно-охранной службой, созданной в годы правления Алексея Михайловича, следует считать службу охраны дипломатического корпуса при дворе русского царя. Обеспечение безопасности иностранных представителей находилось в совместном ведении Посольского и Стрелецкого приказов. Параллельно осуществлялись контрразведывательные мероприятия, в том числе наружное наблюдение за перемещениями дипломатов и их местами проживания. Режим для иностранцев был установлен настолько жесткий, что несанкционированные встречи с москвичами либо с представителями других государств, проживающими в Москве, практически исключались. Инструкции тех лет гласили: «Беречи накрепко, чтоб к послом и к их посольским людем подозрительные иноземцы и русские люди никто не приходили и ни о чем с ними не розговаривали, и вестей никаких им не рассказывали, и письма никакого к ним не подносили»[123]. Наружное наблюдение осуществлялось не только «караульщиками» и «приставниками», которые вели его открыто, охраняя и сопровождая дипломатов, но и тайными постами наблюдения, окружавшими посольское подворье и неотступно следившими за перемещениями представителей иностранных миссий.

При появлении у посольских подозрительных людей их следовало, «поотпустив от посольского двора», негласно задержать и под охраной доставить в Посольский приказ. Горе было ослушнику, без дозволения дерзнувшему вступить в преступную связь с иноземцами и еретиками, государево «слово и дело» могло настигнуть его в любой момент, в любом месте державы и даже за ее пределами.

В 1652 г. для иностранцев, проживающих в Москве, была выстроена слобода Кукуй (по названию ручья, впадающего в Яузу). Жители слободы подчинялись общерусским законам, хотя и пользовались некоторыми свободами (в частности, свободой вероисповедания). Однако носить русское платье им категорически воспрещалось, воспрещалось также посещать Сибирь и Поволжье. Любой выезд дозволялся только с письменного или именного разрешения вельможных персон или самого государя. За иностранцами явно и тайно наблюдали специально приставленные люди из различных приказов, каждый из которых немедленно доносил как о действиях «иноземных гостей», так и о поведении своих соотечественников. Не стоит забывать, что к тому времени достаточное число иностранцев, заинтересованных в финансовом и карьерном продвижении, длительное время находились на русской службе, что было залогом двойного контроля за ними.

Меры, предпринимаемые русскими, значительно затрудняли деятельность резидентов иностранных разведок, действовавших под дипломатическим прикрытием. Информация, получаемая от «нужных людей», позволяла более адекватно строить работу как в области внешней и оборонной политики, так и в области охраны российских должностных лиц. Если кто-то из иностранцев «случайно» заезжал не в то место, то с ним доверенные царя поступали «нечестно»: исчезнуть на неспокойных русских дорогах, или погибнуть от рук «лихих людишек», или заболеть неизвестной хворью в те времена ничего не стоило. Вольно или невольно посвященных в государственные секреты уже никогда не отпускали на родину: арсенал специальных методов воздействия на различные категории лиц был обширен.

Разрядный приказ координировал разведывательную и контрразведывательную работу в порубежных районах России – это некий прообраз армейской службы безопасности. Ответственными лицами на местах являлись воеводы приграничных районов и городов, в «штате» которых с начала XVII в. состояли лазутчики – «вестовщики». Не менее важным источником информации были русские купцы, торговавшие в других странах, вернувшиеся из плена подданные царя и выходцы из соседних государств. Полученные сведения передавались в Москву по подчиненности, особое внимание уделялось информации о приметах возможных лазутчиков и о времени их появления в столице.

За выявленными лазутчиками и внушавшими подозрение лицами устанавливалось негласное наружное наблюдение. Задерживать лазутчиков следовало, не привлекая внимания посторонних: «Около того Исайкова двора тихо ходя надзирать, не объявятся ли у него также прибылые рубежные люди, и чтоб тайным обычаем поймать, не розсловя во многие…»[124].

Надзор за иностранными офицерами, служившими в русском войске, осуществляли сотрудники Иноземного и Рейтарского приказов. Лояльность наемников по отношению к государю и управляемому им государству постоянно проверялась. Контакты офицеров с представителями посольского корпуса не поощрялись: им внушали, что подобные встречи могут вызвать подозрение при дворе. Обязательной проверке подвергались как методика обучения иностранцами своих подчиненных, так и предлагаемые ими тактические приемы, благо, иностранные офицеры представляли не только различные страны, но и различные военные школы.

Внешняя разведка при Алексее Михайловиче осуществлялась в основном по линии Посольского приказа. Легальными резидентами (по современной терминологии) являлись русские послы, которые опирались на ряд подьячих посольства и завербованных ими иностранных подданных. Основными направлениями работы дипломатической разведки была оценка внутриполитической ситуации, военной мощи и намерений Османской империи, Речи Посполитой, Швеции. В ряде случаев в состав русских посольств включались подьячие приказа Тайных дел или особо доверенные лица из ближайшего окружения государя. Однако посольства носили временный характер, фактически они являлись дипломатическими миссиями, направляемыми государем с конкретными поручениями.

Таким образом, в спецслужбах Алексея Михайловича развивались посольская, военная, пограничная разведки и военная контрразведка. Любой «слуга государев» в случае необходимости мог стать (и по первому слову становился) секретным сотрудником, тайным порученцем, а то и резидентом – в зависимости от пожеланий патрона, своих возможностей и обстоятельств. Принцип тотальности, использовавшийся при дворе, позволял царю эффективно проводить в жизнь свою «тихую» политику.

Расследование государственных (политических) преступлений по сообщениям с мест (доносам) обычно начиналось с формулы «Слово и дело государево» (впервые упоминается в 1622 г.). Произнесший эту фразу имел право требовать, чтобы его доставили к местному воеводе или даже к самому царю для сообщения важных и секретных сведений, касавшихся царствующей особы и государства в целом. При этом он знал, что его могут подвергнуть задержанию и провести тщательное следствие, включая применение пытки. Информация с мест немедленно докладывалась в Москву в соответствующий приказ. В случае неумелого допроса или смерти человека, выкрикнувшего «слово и дело», прежде чем государь или лицо «в имени государевом» примет решение о ценности информации, ответственный воевода, боярин или иной «служивый» могли понести тяжкую кару, вплоть до казни всей семьи виновного. Вообще, отношение к произнесшему «слово и дело» было подозрительно-осторожным: с первого взгляда было трудно разгадать, «царев» ли это «ближний доверенный» или «человек лихой в кознях». Поэтому чиновники различного уровня предпочитали все же оказывать повышенное внимание таким лицам, чтобы самим не попасть «в опалы великие», а если «кликнувшийся» оказывался «вор и разбойник», то и отыграться на нем можно было без опаски.

Наиболее полно законодательные и судебные меры защиты жизни и здоровья государя излагаются в Соборном уложении 1649 г., скрепленном подписями 315 выборных представителей от всех социальных слоев. Всего в Уложении было 25 глав, вмещавших 967 статей, посвященных различным вопросам государственного и уголовного права. В частности, в главах 2 и 3 дается понятие о государственном преступлении, под которым в первую очередь подразумевались действия, направленные против личности государя и царской власти. Принятие и скрепление подписями важнейшего государственного документа выборными людьми – своеобразным парламентом той поры – обеспечивало Уложению легитимность, «чтобы те все великие дела, по нынешнему его государеву указу и Соборному уложенью, впредь были ни чем нерушимы»[125]. Выдержки из Уложения вы найдете ниже.

По нашему мнению, созданная при Алексее Михайловиче система личной безопасности царствующей особы была одной из лучших в мире по меркам того времени. Всякое действие против или во благо государя закреплялось законодательно не просто царским указом: оно утверждалось высшими лицами государства и выборными от всех сословий.

Такая система всеобщего одобрения сравнима с общегосударственным референдумом, результаты которого обязательны для всех. Укрепление законодательной базы, введение в действие положений о социальной и материальной ответственности каждого участника событий, меры по предупреждению «умышлений» на государя гарантировали высокий уровень безопасности российского самодержца, поддерживали его честь и достоинство.

Нашим современникам, особенно действующим в области правоохранительной деятельности, корпоративной охраны и безопасности, не следует забывать об этом. Участь иванов, не помнящих родства, обычно бывает плачевной, плохо отражается на их карьере и карьере их детей.

Выдержки из СОБОРНОГО УЛОЖЕНИЯ 1649 г.

Глава 2

О государьской чести, и как его государьское здоровье оберегать

1. Будет кто каким умышлением учнет мыслить на государьское здоровье злое дело, и про то его злое умышленье кто известит, и по тому извету про то его злое умышленье сыщетса допряма, что он на царское величество злое дело мыслил и делать хотел, и такова по сыску казнить смертию.

2. Также будет кто при державе царьского величества хотя Московским государьством завладеть и государем быть и для того своего злово умышления начнет рать збирать, или кто царьского величества с недруги учнет дружитца, и советными грамотами ссылатца, и помочь им всячески чинить, чтобы тем государевым недругом, по его ссылке, Московским государьством завладеть, или какое дурно учинить, и про то на него кто известит, и по тому извету сыщетца про тое его измену допряма, и такова изменника по тому же казнити смертию.

3. А будет кто царьского величества недругу город здаст изменою, или кто царьского величества в городы примет из ыных государьств зарубежных людей для измены же, а сыщется про то допряма, и таких изменников казнити смертию же.

4. А будет кто умышлением и изменою город зазжжет или дворы, и в то время или после того зажигальщик изыман будет, и сыщется про то его воровство допряма, и его самого зжечь безо всякого милосердия.

5. А поместья и вотчины и животы изменничьи взяти на государя.

6. А жены будет и дети таких изменников про ту их измену ведали, и их по тому же казнити смертию.

7. А будет которая жена про измену мужа своего или дети про измену же отца своего не ведали и сыщется про то допряма, что они тоя измены не ведали, и их за то не казнити, и никакова наказания им не чинити, а на прожиток из вотчин и из поместей им, что государь пожалует.

8. А будет после которого изменника останутся дети, а жили те его дети до измены его от него в розделе, а не с ним вместе, и про измену его те его дети не ведали, и животы у них и вотчины были свои особные, и у тех его детей животов их и вотчин не отъимати.

9. А будет кто изменит, а после его в Московском государьстве останутся отец, или мати, или братья родные, или неродные, или дядья, или иной кто его роду, а жил он с ними вместе и животы и вотчины у них были вопче, и про такова изменника сыскивати всякими сыски накрепко, отец и мати и род его про ту его измену ведали ли. Да будет сыщется допряма, что они про измену того изменника ведали, и их казнити смертию же, и вотчины, и поместья их, и животы взяти на государя.

10. А будет про них сыщетъся допряма, что они про измену того изменника не ведали, и их смертию не казнити, и поместья, и вотчины, и животов у них не отымати.

11. А будет которой изменник быв в котором государьстве, выедет в Московское государьство и государь пожалует его, велит ему вину его отдати, и ему поместья дослуживатися внов, а в вотчинах его государь волен, а прежних его поместей ему не отдавать.

12. А будет кто на кого учнет извещати великое государево дело, а свидетелей на тот свой извет никого не поставит и ни чим не уличит, и сыскать про такое государево великое дело будет нечим, и про такое великое дело указ учинить по разсмотрению, как государь укажет.

13. А будет учнут извещати про государьское здоровье, или какое изменное дело чьи люди на тех, у кого они служат, или крестьяне, за кем они живут во крестьянех, а в том деле ни чем их не уличат, и тому их извету не верить. И учиня им жестокое наказание, бив кнутом нещадно, отдати тем, чьи они люди и крестьяне. А опричь тех великих дел ни в каких делех таким изветчикам не верить.

14. А которые всяких чинов люди учнут за собою сказывать государево дело или слово, а после того они же учнут говорить, что за ними государева дела или слова нет, а сказывали они за собою государево дело или слово, избывая от кого побои или пьяным обычаем, и их за то бить кнутом, и бив кнутом, отдать тому, чей он человек.

15. А будет кто изменника, догнав на дороге, убьет, или, поимав, приведет к государю, и того изменника казнить смертью, а тому, кто его приведет или убьет, дати государево жалованье из его животов, что государь укажет.

16. А кто на кого учнет извещати государево великое дело или измену, а того, на кого он то дело извещает, в то время в лицах не будет, и того, на кого тот извет будет, сыскати и поставить с ызветчиком с очей на очи, и против извету про государево дело и про измену сыскивати всякими сыски накрепко, и по сыску указ учинить, как о том писано выше сего.

17. А будет кто на кого доводил государево великое дело или измену, а не довел, и сыщется про то допряма, что он такое дело затеял на кого напрасно, и тому изветчику тоже учинити, чего бы довелся тот, на кого он доводил.

18. А кто Московского государьства всяких чинов люди сведают, или услышат на царьское величество в каких людех скоп и заговор, или иной какой злой умысл, и им про то извещати государю царю и великому князю Алексею Михайловичю всея Русии, или его государевым бояром и ближним людем, или в городех воеводам и приказным людем.

19. А будет кто сведав, или услыша на царьское величество в каких людех скоп и заговор, или иной какой злой умысл, а государю и его государевым бояром и ближним людем, и в городех воеводам и приказным людем, про то не известит, а государю про то будет ведомо, что он про такое дело ведал, а не известил, и сыщется про то допряма, и его за то казнити смертию безо всякия пощады.

20. Также самовольством, скопом и заговором к царьскому величеству, и на его государевых бояр, и околничих, и на думных, и на ближних людей, и в городех, и в полкех на воевод, и на приказных людей, и ни на кого никому не приходити, и никого не грабити, и не побивати.

21. А кто учнет к царьскому величеству, или на его государевых бояр, и околничих, и думных, и ближних людей, и в городех, и в полкех на воевод, и на приказных людей или на кого ни буди приходити скопом и заговором, и учнут кого грабити или побивати, и тех людей, кто так учинит, за то по тому же казнити смертию безо всякия пощады.

22. А будет ис которого города или ис полков воеводы и приказные люди отпишут к государю на кого на служилых или иных чинов на каких людей, что они приходили к ним скопом и заговором и хотели их убити, а те люди, на кого они отпишут, учнут бити челом государю на воевод и на приказных людей о сыску, что они скопом и заговором к ним не прихаживали, а приходили к ним немногие люди для челобитья, и по тому челобитью про них в городех сыскивати всем городом, а в полкех всеми ратными людьми. Да будет сыщется про них допряма, что они в городех и в полках к воеводам приходили для челобитья, а не для воровства, и их по сыску смертью не казнити. А воеводам и приказным людем, которые на них отпишут к государю ложно, за то чинити жестокое наказание, что государь укажет.


Глава 3

О государеве дворе, чтоб на государеве дворе ни от кого никакова бесчиньства и брани не было

1. Будет кто при царьском величестве, в его государеве дворе и в его государьских полатах, не опасаючи чести царьского величества, кого обесчестит словом, а тот, кого он обесчестит, учнет на него государю бити челом о управе, и сыщется про то допряма, что тот, на кого он бьет челом, его обесчестил, и по сыску за честь государева двора того, кто на государеве дворе кого обесчестит, посадити в тюрму на две недели, чтобы на то смотря иным неповадно было впередь так делати. А кого он обесчестит, и тому указати на нем бесчестье.

2. А будет кто в государеве дворе кого задерет, из дерзости ударит рукою, и такова тут же изымати, и неотпускаючи его про тот его бой сыскати, и, сыскав допряма за честь государева двора, посадити его в тюрму на месец. А кого он ударит, и тому на нем доправити бесчестье. А будет кого он ударит до крови, и на нем тому, кого он окрававит, бесчестье доправити вдвое, да его же за честь государева двора посадити в тюрму на шесть недель.

3. А будет кто при царьском величестве вымет на кого саблю или иное какое оружье, и тем оружьем кого ранит, и от тоя раны тот, кого он ранит, умрет, или в те же поры он кого досмерти убьет, и того убойца за то убойство самого казнити смертию же. А хотя будет тот, кого тот убойца ранит, и не умрет, и того убойца по тому же казнити смертию, да из животов его взяти убитого кабалныя долги.

4. А будет кто при государе вымет на кого какое ни буди оружье, а не ранит и не убиет, и того казнити, отсечь руку.

5. А будет кто в государеве дворе и не при государе на кого оружие вымет, а не ранит, и того посадити на три месяцы в тюрму. А будет ранит, и на нем раненому доправити бесчестие и увечье против окладу вдвое, да его же дати на поруки в том, что ему без указу ис того города, где он кого ранит, не съежжати до тех мест, покаместа раненой обможется или умрет. А будет раненой обможется, и тому, кто его ранит, отсечь руку. А будет тот раненой от раны умрет, и того, кто его ранит, казнити смертию.

6. Такоже царьского величества во дворе на Москве или где изволит царьское величество во объезде быти, и ис пищалей, и из луков, и из ыного ни ис какова оружья никому без государева указу не стреляти, а с таким оружьем в государеве дворе не ходити. А будет кто в государеве дворе на Москве или в объезде кого ранит, или кого убиет досмерти, и того казнити смертию же.

7. А будет кто на государеве дворе, на Москве и в объезде, учнет ходити с пищальми и с луками, хотя и не для стрелбы, и ис того оружья никого не ранит и не убиет, и тем за ту вину учинити наказание, бити батоги и вкинути на неделю в тюрьму.

8. А кому случится стояти в государевых в дворцовых селех, и тем в государевых прудех и в озерах рыбы на себя не ловити. А будет кто без государева повеления в дворцовых селех учнет в государевых прудех и в озерах рыбу ловити, и на том взяти на государя пеня или ему наказание учинити, что государь укажет.

9. А будет кто царьского величества во дворе украдет что ни буди впервые и сыщется про то допряма, и того бити кнутом. А будет того же татя с краденым в государеве дворе поймают в другие, и того бити кнутом же, да вкинути на полгода в тюрму. А будет тот же тать поиман с краденым в государеве дворе в третьие, и ему за то отсечь руку, чтобы на то смотря иным неповадно было воровати, в государеве дворе красти[126].