Глава пятая – о том, что спецназ – это сила!
Утро следующего дня началось с обсуждения плана военной операции по занятию Старой Бухары. Слово держал комфронта Фрунзе.
– Итак, нам необходимо рассредоточить войска по трем основным направлениям. Первый – Шахрисабз и Кетаб. Здесь проходит крупнейшая артерия Старой Бухары – железнодорожная. Части Туркестанского фронта придут к нам по железной дороге, а потому контроль над ней мы должны получить обязательно. В это самое время мы должны отвлечь внимание регулярных частей эмира, стянутых им в Старой Бухаре. Как это сделать – вот вопрос? Ведь, если не предпринять для этого ничего, очень скоро они окажутся в Шахрисабзе и отрежут нам путь к железной дороге…
– Как я и говорил, дымовая завеса, – командным голосом ответил лейтенант Савонин командарму Фрунзе.
– Что Вы имеете в виду?
– Инициируем там пожар.
– Но как? Для этого потребуется горючее. Мы сами стен крепости не можем преодолеть, а тут еще такие тюки за собой тащить! Как Вы себе это представляете?
– Где находятся места наименьшего укрепления ворот?
– По данным разведки, к югу.
– Значит, в то время, как основные наши силы начнут атаку городских ворот, мы с нашей группой преодолеем южное заграждение и окажемся в городе. Пожар мы организуем за счет зажигательного коктейля.
– Чего?! – военный стратег взглянул на Савонина удивленными глазами. Он еще не слышал о коктейлях Молотова – впервые они начнут применяться в советско-финской войне, до которой еще 20 лет.
– Трофейное оружие. Захватили у немцев. Оно, вообще-то, еще со времен Наполеона применяется, – Савонин не солгал, иное дело, что в сражениях, в которых участвовала русская армия случаев его использования пока не было.
– Но как вы будете пробираться по городу? Вас же моментально обнаружат и ликвидируют.
– Придумаем что-нибудь… – хитро прищурился Савонин. – Вы мне скажите лучше, что с эмиром делать?
– Хороший вопрос, товарищ Савонин. Это действительно важно. Если он уйдет в Афганистан и объединится там с силами Исмаил-бека, нам не поздоровится. Надо пресечь его передвижения. Для этого, чтобы исключить его отступление, мы выставим несколько кораблей из нашей Туркестанской флотилии в устье Амударьи, которая омывает город с одной стороны. Прямая дорога туда только рекой – причем до восточного края, где ему придется ступить на землю и так пересекать границу. Пока пограничники подконтрольны эмиру – нам останется только преследовать его в случае бегства. Значит, товарищ Савонин, коль скоро Ваша группа будет дислоцироваться в черте Старой Бухары, Вам и поручается предотвратить его выезд за пределы крепости.
– Когда начинаем штурм?
– Выходим сегодня ночью, штурмуем с утра. Вам хватит времени подготовиться?
Савонин кивнул. Бой предстоял трудный – он еще никогда не воевал с давно усопшими.
К утру основные части каганского подразделения Туркфронта стояли у ворот Старой Бухары, также пребывавшей во всеоружии – после провала переговоров для эмира близость наступления также перестала быть тайной.
Основная сила частей РККА под командованием Фрунзе сосредоточилась у ворот в Старую Бухару. Там нарочито было выставлено несколько отрядов – почти целая дивизия. Это отвлекало внимание противника и заставляло его ответить таким же сосредоточением. Спецгруппа под командованием Савонина отошла к южной части стены – здесь патруля почти не было, стояло человек 5, нейтрализовать которых ребята могли бы запросто. Но как только здесь раздался бы шум – солдаты эмира ринулись бы сюда как оглашенные. Потому решили штурм начинать одновременно. Узванцев запалил несколько дымовых шашек – это привлекло внимание часового. Тот что-то начал кричать по-узбекски. Это было сигналом для Фрунзе – увидев на горизонте дым, командарм приказал открыть шквальный огонь по воротам. В ответ град пуль и гранат обрушился на головы советских военных частей. Кстати оказались выстроенные здесь ночью наскоро укрепления из камней и мешков с песком – они служили своего рода защитой от огневой атаки войск эмира. Если бы не они, красноармейцы были бы здесь как на сковородке. Открытая местность, палящее солнце – пока все было не в их пользу.
Фрунзе подумал, что если бы не группа Савонина, даже соваться в Бухару было бы преждевременно.
Пожары в Старой Бухаре во время операции. Вид с воздуха
Пока там велся огонь, а люди Савонина перелезали через городскую стену, дивизия красных под командованием товарища Белова отбила контроль над железной дорогой в Шахрисабзе. Это было сделать тактически несложно – войск там было мало, эмир больше заботился о собственной безопасности, нежели чем о коммуникациях в условиях войны. По его справедливому замечанию, басмачи должны были следить за той местностью. Но и те по неразумению особого значения железной дороге не придавали – как торговцев их больше занимали караванные пути.
Преодолев заградительный барьер, группа Савонина рассредоточилась по Старой Бухаре – маскировка позволила им это сделать относительно спокойно. У нескольких стариков в Кагане были взяты толстые халаты. И хотя в них было жарко, а тащить на себе амуницию под ними было тяжело, все же на них почти никто не обратил внимания. Узванцев, как и было договорено, остался у мечети, Козлов и Пехтин – у городского базара, Савонин еще с двумя бойцами добрался почти до дома эмира – создать тут огневую точку тоже было предусмотрено планом, это значительно бы осложнило отступление государя.
Будильник на наручных часах бойцов сработал одновременно. Регулярные части эмира сосредотачивались у городских ворот, в то время как бутылки с коктейлем Молотова полетели разом в минарет мечети, деревянные сваи базара и ворота близ дома эмира. Казалось, вся Бухара запылала одновременно.
Люди выскакивали из своих домов и бросались кто куда —одни спешили тушить пожар, другие прочь, к городским стенам. В городе была посеяна паника. Части эмира не успевая доскакать до ворот, до основного места сражения, на ходу разворачивались и бросались к мечети. Оттуда, завидев, что горит дом эмира – туда. Проезду мешало пожарище городского базара – его расположение в самом центре и погружение в огонь словно бы разрезали город на две части. Стоило более или менее значительной группе войск эмира сбиться в кучу, как люди Савонина, с саперными лопатками наперевес, не снимая халатов, бросались в самую гущу и рубили солдат. Те не успевали ничего сделать – настолько внезапным было появление обученных и подготовленных спецназовцев, и настолько точечными и профессиональными – их удары.
До самого неба взмывали вверх столбы черного дыма и языки пламени, так буйно разносящегося под влиянием сухого горячего ветра и палящего солнца. Казалось, уже весь город охвачен огнем – хотя в действительности горела лишь незначительная часть зданий в центре. Паника в городе была создана – цель действий спецназовцев можно было назвать достигнутой.
Между тем, сопротивление войск эмира у ворот не ослабевало – понимая, что отступать некуда, солдаты обрушивали на красноармейцев все более упрямый огонь. Фрунзе молчал. Все – и солдаты эмира, и красноармейцы понимали, что как только опустится ночь, ослабится видимость, а добрая половина Бухары будет превращена в пепел, части РККА войдут в город и тогда все, конец прежней жизни. Солдаты бились отчаянно, фрунзенцы берегли силы.
Савонин, сосредоточив группу у дворца эмира, приказал его штурмовать. А штурмовать ничего и не пришлось – дом был пуст. Судя по тому, что большие группы армии эмира сбежались сюда на пожар, никто не знал об отступлении государя. Быстро вскочив на плененных коней, спецназовцы поспешили к выезду из города. Доскакали они до самого дальнего его предела – где брала начало Амударья, и открывались пути отхода в Афганистан.
Как и было условлено, несколько кораблей с революционными матросами стояли на пристани. Завидев людей на конях и в халатах, матросня похваталась было за ружья да пулеметы.
– Отставить! – подняв руку вверх, скомандовал Савонин. – Мы от товарища Фрунзе.
– Чем докажешь?! – донеслось с одного из кораблей.
Вспомнив своих товарищей по ВМФ и их стиль общения, Савонин ответил:
– Век воли не видать!
Подействовало.
– Где эмир?
– А хрен его знает, где твой эмир! Не было! Не проходил мимо нас!
– А давно вы здесь?
– С утра, как приказ получили. Затемно еще пришли…
– Таак… – Савонин спешился.
– Куда же он делся, товарищ лейтенант? – спросил наивно Козлов.
– Вопрос не куда, а когда. Выходит, заранее все просчитал.
– Преследовать надо! – предложил Узванцев.
– Нет, – отрезал командир. – Наша цель не эмир, а Бухара. Возвращаемся в город, надо встречать наших.
Все произошло, как и рассчитывали бойцы Фрунзе – с наступлением темноты люди Савонина зашли в тыл к басмачам и солдатам эмира, оборонявшим городские стены, и несколько точными очередями свалили их вниз. Подоспевшая по железной дороге помощь солдат Туркфронта не понадобилась. Ворота города открылись – в Бухару вошла новая власть и принесла с собой большие перемены…
Уже позже разведка донесла, что эмир с гаремом и небольшим отрядом охраны покинул город ночью, предшествовавшей наступлению. Приди они чуть раньше,.. но история не знает сослагательного наклонения. Эмира надо было догнать во что бы то ни стало!
Москва, в это же время
Ленин нервно ходил по кабинету взад-вперед.
– Что Вы так волнуетесь, Владимир Ильич? – успокаивал его Троцкий. – Фрунзе опытнейший командарм, он точно знает, что и в какой последовательности ему делать.
– Это верно, Лев Давидович, но не забывайте, сколь малые силы имеются в его распоряжении! А если эмир запросит помощи от афганских курбаши? От Ибрагим-бека?
Троцкий отвел глаза – неподготовленность операции была его недоработкой, но он предпочел молчать об этом и надеяться на лучшее.
Секретарь Ленина постучал в дверь. Хозяин кабинета вздрогнул – он наказал штабу Фрунзе докладывать о ходе операции как можно чаще. Это, наверняка, было сообщение с Туркфронта.
– Телеграмма от Фрунзе, Владимир Ильич.
– Читайте немедленно.
– «Крепость Старая Бухара взята сегодня штурмом соединенными усилиями красных бухарских и наших частей. Пал последний оплот бухарского мракобесия и черносотенства. Над Регистаном победно развевается красное знамя мировой революции».10
– Поздравляю Вас, Владимир Ильич!
– Меня-то что? Вы Фрунзе поздравьте. Что ж, теперь для нас там открывается новая задача. Коль скоро крепостью мы овладели, а на месте есть джадиды и младобухарцы, которые поддерживают политику большевиков и могут запросто организовать власть там, необходимость в присутствии там Фрунзе отпадает. У нас Крым полыхает, товарищ Троцкий, такой военачальник там куда важнее и нужнее.
– А туда кого отправим? По-моему, доверять управление целиком и полностью одним только младобухарцам рановато, натворят дел. Не забывайте, там сильно басмачество, и даже несмотря на отсутствие необходимости тактических операций, военное присутствие наше там еще нужно.
– Согласен. Но с другой стороны руководить войсками на месте должен человек, хорошо знакомый с обстановкой… Помните, Вы мне говорили про этого, как его… Энвер-пашу, кажется?
Человек, о котором говорил Ленин, был настоящей легендой. Этот турецкий офицер родился в 1881 году в Турции. Вскоре после начала службы он стал одним из лидеров партии «Младотурок». В июне 1908 года среди офицеров османской армии распространилось известие о подписании в Ревеле соглашения между Николаем II и английским королём Эдуардом VII о реформах в Македонии. Оно вызвало эффект разорвавшейся бомбы, так как офицеры в Македонии рассматривали его как предлог к разделу Османской империи. 3 июля в македонском городе Ресен произошло восстание под руководством майора Ахмеда Ниязи-бея. 6 июля к восстанию присоединился Энвер. В течение нескольких дней отряд Энвера вырос до нескольких тысяч человек. 10 июля 1908 года на митинге, после трехкратного залпа орудий, Энвер провозгласил восстановление конституции в Османской империи. После этого началось братание мусульман с христианами. Энергичные действия и успех Энвера сделали его необычайно популярным. Он стал титуловаться Героем свободы, его даже сравнивали с Наполеоном I. Революционная эйфория и внезапно свалившаяся известность породили в Энвере веру в свою «особую судьбу» и «божественное предназначение».11
После победы революции и восстановления конституции 1876 года Энвер отправился с дипломатической миссией в Берлин. В 1909 году он был назначен военным атташе в Берлине и пробыл там ещё два года. Время, проведённое в Германии, сделало Энвера убежденным германофилом. Особенно его восхищала немецкая армия: её дисциплинированность, уровень подготовки и вооружение».
Энвер-паша
Поражение Османской империи в ходе Итало-турецкой войны 1911—1912 годов привело к падению популярности младотурок. В июле 1912 году в стране произошел переворот, который возглавила партия «Хюрриет ве итиляф» («Свобода и согласие»). Её представители встали во главе правительства, а в августе был распущен меджлис (парламент), в котором доминировали младотурки12.
В январе 1913 года Энвер осуществил государственный переворот, приведший к свержению правительства Кямиля-паши. После переворота установил военную диктатуру «трех пашей» – вместе с Талаат-пашой и Джемаль-пашой образовал неофициальный триумвират, фактически захвативший всю власть в Турции. Занявший пост военного министра Энвер продвигал идеологию пантюркизма и панисламизма. Был сторонником искоренения христианского населения (в частности, армян и ливанцев) на территории Оттоманской империи.
В 1914 году Энвер выступил за военный союз Турции с Германией и содействовал вовлечению Турции в Первую мировую войну. Во время войны занимал высший военный пост заместителя главнокомандующего (главнокомандующим формально числился султан).
В 1914—1917 годах большевики (в полном соответствии с лозунгом «Поражения своего правительства в войне») негласно поддерживали пантюркистский политический проект «Туран Йолу» (Дорога в Туран). Оный проект курировали военные преступники Энвер-паша, Талаат-паша, Назым-бей и Ахмед Агаев. Конечной целью пантюркистов было убедить тюркоязычное население Кавказа, Ирана, Крыма, Поволжья и Туркестана отделиться от России или Ирана – и присоединиться к новой мега-державе «Туран». Одним из живых препятствий к реализации данного проекта оказался армянский народ.
Энвер-паша вместе с Талаат-пашой и Джемаль-пашой был одним из главных организаторов геноцида армян, геноцида греков и геноцида ассирийцев в Османской империи во время Первой мировой войны.13
После подписания Турцией Мудросского перемирия в 1918 году Энвер вместе с Талаат-пашой и Джемаль-пашой бежал в Германию на немецкой подводной лодке, где жил под псевдонимом Али-бей. В его отсутствие послевоенный трибунал в Стамбуле судил Энвера и заочно приговорил его к смертной казни.
В 1919 году Энвер встретился в Германии с коммунистом Карлом Радеком, представляющим Советскую Россию. Он решил вступить в прямой, официальный контакт с российскими большевиками и использовать каналы связей между немецкими военными кругами и большевиками, с целью организовать и возглавить в Средней Азии борьбу против Великобритании.
В начале 1920 года Энвер-паша прибыл со своими сподвижниками-пантюркистами в Москву. Большевики в то время поддерживали обе ведущие турецкие партии: Националистическую Мустафы Кемаля и Юнионисткую Энвер-паши, боровшиеся за власть в стране. Энвер базировался в Москве, работая в Обществе Единства Революции с Исламом. Въезд в Турцию ему был запрещен Великим Турецким Национальным собранием, выпустившим приказ от 12 марта 1921 года. Запрет был наложен на Энвер-пашу и Халил-пашу за «возможное ухудшение внутренней политики в стране и внешних отношений правительства Анкары».
Конец ознакомительного фрагмента.