Часть вторая
Заговор или Школа Батиата
11. Про генеральские цифры.
А не пристало ли нам, братья, начать старыми словами ратную повесть о походе Спартака, Спартака-гладиатора? Начаться же этой песне по былям древнеримского времени, а не по обычаю Джованьолеву. Ведь Джованьоли Вещий, если про кого хотел роман писать, то растекался мыслию по древу…
Стоп, стоп, стоп, не годится! Этак вы, дорогой читатель, решите, что я Джованьоли-Бояна критикую. А между тем, Джованьоли-Боян, прежде чем своего «Спартака» ваять, всех этих Плутархов с Аппианами и прочих Орозиев не просто перечитал – назубок выучил. Он, Джованьоли, с лучшими тогдашними историками совет держал. И ляпов исторических, кои наши критики так искать любят, в его «Спартаке» куда меньше, чем во многих современных книжках, что в ярких обложках издаются. Так что начнем иначе, не так эпично.
Истина, увы, не где-то рядом. До истины две тысячи лет с хвостиком. Возьмите, дорогой читатель, эти две тысячи лет, к ним еще семь десятков приплюсуйте да разделите-ка на свой возраст. Это сколько же ваших жизней получится? Впечатляет?
Меня тоже впечатляет. Так откуда нам знать, чего тогда, почти двадцать один век назад, со Спартаком случилось? Уэллсову Машину Времени пока еще не изобрели. А даже если изобрели, нам попользоваться не дадут. Секретная она пока, в тайной лаборатории хранится.
Грамотный читатель ответ уже знает. Он, грамотный читатель, наслышан, что изучать античность следует по всем этим Плутархам с Аппианами. И не только по ним, есть еще и древности, что прямо под ногами валяются. В буквальном смысле. Вывернул киркой из-под земли древнеримский меч – изучай: длина лезвия такая, ширина этакая, сталь отвратительная. А шлем легионерский вообще на двух заклепках держался…
Ну, шлем-то ладно. А кто нам с вами, уважаемый читатель, поручится, что все эти Флоры с Цицеронами правду сказали? А вдруг решили они Спартака оклеветать? Как это в наши дни делается, всем ведомо. Правильно! Их сравнивать полагается. Вот, скажем, написал Плутарх, что Спартак был фракийцем. И Аппиан написал. Стало быть, свидетельские показания совпадают, можно верить. Так?
Так да не совсем так. А вдруг оба они, и Плутарх, и Аппиан, с одной и той же книги списывали? А там ошибка – или автор, нам неведомый, с умыслом солгал. Итак, проблема. Чему верить, чему не верить? Сюда бы и вправду Машину Времени…
Впрочем, обойдемся без нее. Просто поразмышляем.
Часто ли древние авторы неправду пишут? Скажу сразу – не чаще и не реже авторов современных. И ошибаются столь же часто. Вот, например, Аппиан сообщает, что в Брундизий прибыло войско Луция Лукулла, что перед этим Фракию разорило. Да только мы знаем (о том все прочие дружно пишут), что это было войско не Луция Лукулла, а брата его Марка. Луций Лициний Лукулл в это время Митридата Понтийского в хвост и гриву лупил. Ошибся Аппиан, лишний раз не перепроверил, папирусами не пошелестел.
Это, дорогой читатель, просто ляп. И ляпов подобных немало, но ничего страшного, такое всегда перепроверить можно. А вот если автор решил НАРОЧНО неправду написать?
И это возможно. Скажем, любит автор Рим, а восставших гладиаторов не любит. Дело известное, у нас отважные разведчики, а у них – мерзкие шпионы. Как проверить? А проверять надо так. Каждый раз, когда перечитываешь, вопрос ставь: МОГ ли этот древний солгать? Имел ли возможность такую? Ведь не для нас он писал – для современников. А это сложнее. Солжет, а они его за язык – хвать! Зачем, мол, хороших людей обманываешь?
А вот и пример.
Марк Туллий Цицерон, как мы помним, про Сицилию рассказывает, про то, что не высаживались спартаковцы на острове. И не могли, потому как флота у них не было. Как нам великого златоуста перепроверить? Да очень просто. Где Цицерон все это рассказывал? Рассказывал он на суде над Верресом, что был в этой самой Сицилии наместником. Когда? Да почти сразу после гибели Спартака. Перед кем? Перед самим Верресом, перед адвокатом и судьями. Мог ли он в этом случае неправду сказать?
НЕ МОГ!
Не мог, потому что Спартак все еще призраком за спинами этих судей стоял. Потому что вскочил бы Веррес, неправду почуяв, и свидетелей свистнул – тех, что высадку спартаковцев наблюдали. А свидетели все как есть бы обсказали: и на каких кораблях спартаковцы приплыли, и где свои костры жгли, и как стража прибрежная от спартаковского десанта драпала.
Значит, можно верить Марку Туллию. Не высаживался Спартак на Сицилии. И флота у него, Спартака, не было.
Так и со всеми прочими. В общем, не так и безнадежно, если подумать. Вопросы же следует разные ставить. Сообщает нечто тот же Плутарх, а мы и думаем: мог он это ЗНАТЬ – или не мог? Пишет сей грек-биограф, к примеру, что врага Рима Югурту бросили в темницу от голода умирать. Держался Югурта смело, с вызовом даже, но, добавляет автор, в душе он, Югурта, полон страха был.
Может, и был. Но откуда это Плутарху знать-то? Ему ведь Югурта не исповедовался. И никому не исповедовался, в одиночестве умирал. Значит, фиксируем: домысел. Не любил автор Югурту, вот и решил от себя про страх в душе добавить.
Есть домысел, а есть и честное НЕЗНАНИЕ. Многие про Спартака писали не по горячим следам, а через век, а то и через два. И через три писали. За эти же века много чего изменилось, потому и появлялось в рассказе о Спартаке то, чего в его время и быть не могло. Толпы рабов-германцев, скажем. Во времена Плутарха и Аппиана рабы из Германии были в Риме на каждом шагу, а во времена Спартака – не на каждом. Плутарху с Аппианом бы задуматься, ан нет – не задумались. И книжки исторические лишний раз не перелистали.
А кроме незнания есть еще НЕПОНИМАНИЕ. Тот же Плутарх – автор честный, однако не римлянин – грек. Прожил почти все свои годы в родной Элладе, Рим же по книжкам изучал, а латынь по учебнику штудировал. Римская душа для него – потемки. Чего снаружи – видит, а что внутри – домысливает. Но чисто по-гречески. Когда про политику, еще ладно, а вот если про обычаи да про богов римских, тут и ошибиться можно.
А бывает еще УМОЛЧАНИЕ. С этим куда сложнее. Вроде бы и не ложь – но и не правда.
Пример.
Император Август (он же Гай Октавий, он же Гай Юлий Цезарь Младший), тот, с чьего согласия Цицерону голову отрубили, написал про себя, хорошего, мемуар потомкам на память. «Деяния Божественного Августа» сей мемуар называется. Прямо лгать в мемуаре Божественный не мог, потому как свидетели были еще живы. А вот не прямо – пытался. Сообщает он, допустим: «По моему приказу и под моим верховным командованием почти в одно и то же время два войска были двинуты на Эфиопию и Аравию». А дальше про то, до каких пределов эти войска дошли. Правда? Чистая правда, только вот не говорит Божественный, что оба войска там и легли костьми – до последнего человека. А почитаешь, не подумав, и решишь, что Август еще одну победу над супостатами одержал.
И со Спартаком такое же видим. Как Спартака разбили, пишут подробно, а как он римлян бил – чуть-чуть. И слова подбирают тщательно. Вот Тит Ливий сообщает: «Консул Гней Лентул неудачно сразился со Спартаком». Что подумать можно? Посражались чуток, не вышло у консула, отвел он свои войска в полном порядке и к новой битве готовиться стал.
А как же пять Орлов? А как же консульский лагерь, Спартаком захваченный? А связки ликторские с топорами? Но и не поспоришь. «Неудачно сразился» – вроде бы и не ложь.
Итак, о своих поражениях поменьше, о вражеских – побольше. О своих – стыдливо, глаза опустив, а вот о вражеских – в полный голос, до хрипа в горле.
Запомним и это.
А вот чему верить нельзя совсем, так это военным сводкам, а в особенности ЦИФРАМ из этих сводок. Лгут! А точнее, врут – беззастенчиво, безбожно, тут даже Юпитер Капитолийский не поможет. Это у военных, похоже, генетическое. И пусть товарищи военные на меня не обижаются, ни древнеримские, ни современные.
Врут!
Может, товарищи военные в этом не очень и виноваты. Точнее, не всегда. Вражеское войско, что на тебя плотным валом прет, вдвое большим, чем есть, кажется. А когда это войско тебя по пятам преследует с криками да с завыванием, когда над твоими ушами стрелы жужат-посвистывают, то уже не вдвое – вчетверо. И пишешь ты донесение в Сенат, что победить ну никак нельзя было, потому как десять к одному, тут бы и Сципион Африканский вместе с братом своим Сципионом Азиатским не выстояли.
Это понять можно. И простить можно. Но вот верить ни к чему.
Но чаще врут с умыслом. При поражении врут, чтобы ругали меньше. Пишет, скажем, Аппиан, что в войске Спартака, когда тот претора Вариния лупил, семьдесят тысяч было. Откуда Аппиану это знать? Понятное дело – из военных сводок. А в сводки цифра как попала? Кто среди спартаковцев перепись в эти дни проводил? Или перед битвой Спартак с Варинием провиантскими ведомостями обменивались?
Но это при поражении. А уж если повезет врага разбить!..
Одержал я, скажем, победу. Вот оно поле, трупами вражескими заваленное, вот пленные, вот и знамена супостатовы. Да только знамен всего два, причем одно не военное, а просто вымпел переходящий, что лучшему кашевару вручается. И пленных с сотню. Убитые, правда, по всему полю лежат, но только поле невеликое… А так триумфа хочется! Чтобы на колеснице, чтобы лицо – красной краской, чтобы венок лавровый!
Что я делаю? Правильно! Вымпел переходящий «Лучшему кашевару» главным вражеским штандартом объявляю. Не будет же супостат опровержение в Сенат по почте направлять! С пленными тоже просто: посылается отряд округу зачищать и грабить. И тащит этот отряд всех встреченных мужчин призывного возраста. И непризывного – тоже. Оковы на руки, ошейники под горло – и вот уже не сотня пленных, а целых пять тысяч.
У Цезаря в Испании почти получилось.
Ну, а с убиенными – еще проще. Считай от души, хоть одного за три, хоть одного за десять. Ведь не будут же тебя твои офицеры опровергать! И рядовые не будут, им тоже честь. Уложили они врагов под сотню тысяч, а то и под двести. Или даже больше.
Сейчас врать труднее, потому как журналисты с телевидением присутствуют. Но все равно врут. Если по военным сводкам убитых чеченских боевиков пересчитать, то выйдет аккурат все население Чечни. И ничего, пишут. Пишут – и триумфы справляют. А журналюг наглых можно в шею погнать – или даже хуже чего.
Власть же подобные сводки не опровергает. Ей, власти, перед народом ответ держать. А вот вам ответ: воюем, значит, истребляем врагов отчизны толпищами!
Во времена Спартака журналистов не было, первая газета римская только при Цезаре появилась. Так что пиши – врагов круши, проверять не станут.
А свои потери можно и спрятать, стыдливо этак. Власть тоже спорить не будет по причинам более чем понятным. К чему народ огорчать, к чему упреки выслушивать, что, мол, воюете три к одному, людей не жалеете? Так что между генералами и властью в этом деле сговор. На все времена.
…Помню как-то в самом начале «перестройки» случилась по телевизору передача. Тогда уже языки развязываться начали, вот и спрашивает журналист орденоносного генерала, из тех, что Арбат от душманов защищал, каковы, мол, наши потери в Афганистане? А генералище орденами-медалями своими тряхнул и отвечает этак с чувством: «Да разве это важно?» И в самом деле! Разве важно, сколько наших мальчиков по перевалам да пустыням легло?
И не думайте, дорогой читатель, что такое при полной демократии-гласности невозможно. Еще как возможно! Вот бомбит, к примеру, демократическая Америка Югославию. Бомбит, обстреливает – а в сводках все красиво, все вояки штатовские живы, все здоровы. Да только журналисты пронырливые раскопали иное. Гибли вояки! Гибли, да только их в иные сводки записывали. Сгорел вертолет над Югославией, а его в разбившиеся по случайности где-нибудь над Оклахомой оформляют. Мол, в трудных погодных условиях… Журналисты раскопали, но генералы не признаются. И власть не признается. И признаваться не будет.
Римские генералы были, поверьте, ничем не лучше. Этому поверьте, а цифрам их генеральским – нет. Вот некий писатель тоже одну давнюю войну изучал, так он предложил все такие цифры сразу на десять делить. Может, и вправду?
Так что цифры на веру брать не будем. И многое другое – тоже не будем. Я про меч стали скверной да про шлем с двумя заклепками, что кирка археологическая на свет божий вывернула, не зря помянул. Римские генералы мне про тьмы-тьмущие спартаковцев, а я пальцем шлем ковырну, заклепки еще раз изучу… Авось, и соображу чего.
Так что пристало нам, братья, начать старыми словами ратную повесть о походе Спартака, Спартака-гладиатора. Начаться же этой песне не по байкам древнеримского времени, а не по сводкам лживым-обманным, но по обычаю Джованьолеву. Ведь Джованьоли Вещий, если про кого хотел роман писать, то не растекался мыслию по древу, а байки все проверял, байкам не верил, все истину искал…
И мы искать станем.
12. Зловещие мертвецы.
Итак…
В некотором царстве, в Римском государстве, в городе Капуя жил да был ланиста Гней Лентул Батиат. И была у этого Батиата гладиаторская школа. Жил Батиат, поживал, добро наживал, да только вот беда случилась – восстали злые гладиаторы, и тут такое началось!..
Годится для начала? Нет, не годится. Не годится, потому как сразу много вопросов возникает. Капуя – это где? Гладиаторская школа – это как? Вроде нашей средней образовательной или больше на ДЮСШ похоже? А гладиаторы – это кто?
С Капуей проще всего. Город, не очень большой, но и не слишком маленький (по римским, понятно, масштабам). Находился он как раз между Римом и нынешним Неаполем в области Кампания. Легко запомнить – по песне мексиканской. Помните? «Ай-яй-яй, кампанья-я-я!» Впрочем, «ай-яй-яй» – явно лишнее. Благодатнейшее место, эта Кампания. Тепло, пинии с кипарисами, от близкого моря ветерок веет. Там бы и жил, ежели бы пустили!
С гладиаторами вроде бы тоже все понятно. Если же непонятно, можно и роман Джованьоли перелистать, а еще лучше голливудовский фильм посмотреть – тот, который «Гладиатор». Недаром ему мешок «Оскаров» отвалили.
Фильм посмотреть можно, а вот понять из него, кто такие гладиаторы – нет. И даже из романа Джованьоли – тоже нет. И даже из грека Плутарха, человека неримской цивилизации – нет.
Почему нет?
А попробуйте-ка понять, фильм поглядев и книгу перелистав, отчего в Риме гладиаторов презирали. Напомню: «Когда рабы стали воинами, а гладиаторы стали предводителями, первые по положению люди низшие, а вторые наименее заслуживающие почтения…»
Гладиаторы почтения не заслуживают, более того, их презирают. И не просто презирают. Скажем, освободился гладиатор, вольным стал, вольным умер, но его на обычном кладбище хоронить запрещают. А лет через сто после Спартака император Нерон, желая над сенаторами и всадниками поглумиться, на арену их выталкивал, дабы мечами помахали. Так многие предпочитали на месте умереть, но на арену не выйти. Потому как выйти – и себя, и потомков опозорить. На веки веков, так сказать.
С внешней стороны, как уже сказано было, гладиаторы более всего походили на нынешних бойцов на ринге и татами. Так же публика собиралась, так же ставки делали. И орали столь же громко. А чемпионы-гладиаторы были не менее популярны, чем победители на турнирах каратэ и ушу. Презирать-то за что?
На это ответить могут: потому что рабы. А вот и нет! К рабам относились по всякому, иногда и на крест отправляли, но презирать лишь за то, что рабы – не презирали. Могли относиться очень плохо, но могли и очень хорошо. Почитайте-ка письма Цицерона или, скажем, Плиния Младшего. Как они о своих домашних рабах пишут? Прямо как о членах семьи, не иначе. Умершим рабам хозяева порой памятники ставили, а на тех памятниках скорбь свою латинскими буквами обозначали.
Кроме того, среди гладиаторов были и свободные. Вот этих свободных на обычных кладбищах и запрещали хоронить.
И в самом деле! Я жду гладиаторских боев как праздника. Прихожу, ставку на своего любимца делаю, ору как оглашенный, с ума схожу, деньги выигрываю, любимца своего после боя обедом кормлю из семи блюд… И презираю! Интересно, правда?
Может, потому что на арене дрались? На потеху публике? Так актеры тоже на потеху добрым римлянам Плавта играли – и ничего, не презирали их, лицедеев.
Тайна? Страшная тайна, покрытая мраком? Нет, дорогой читатель, не тайна. Хотя действительно страшная и действительно покрытая мраком.
Могильным.
А все очень, очень просто. Беда в том, что русское слово «презирать» не совсем точное. И то «почтение», о котором Флор писал, не совсем почтение в нашем смысле. Имелось в виду нечто близкое – но все-таки другое.
Помните ли вы, дорогой читатель, бородатый анекдот? Идет, значит, женщина ночью через кладбище… Именно, именно! «Пока был жив, тоже боялся». Вариант: «А чего нас бояться?»
Римляне боялись смерти. И мертвецов боялись, и всего, что с этим невеселым делом связано. В этом они не были оригинальны, но все-таки, в отличие, скажем, от нас, боялись как-то по особому. Такое впечатление, что они ЗНАЛИ, что «там» ждет. Знали – или были твердо уверены, что знают. При чем здесь гладиаторы, спросите вы? А при том, что для римлян гладиаторы были МЕРТВЕЦАМИ. Самыми настоящими, только еще не погребенными и очень активными.
А теперь поглядим на гладиаторские игры римским взглядом. Это для нас те, кто на арене – тренированные парни в доспехах и с мечами. Римлянин видел иначе, для него это – чемпионат зомби. Причем не настоящих зомби, не с Гаити (те как раз не мертвы), а зомби из голливудского ширпотреба, которые из могил вылезают с червяками черными во рту.
Страшно? Противно? Вот и римлянам были страшно, и противно. Посему «презрение» надо понимать скорее как «омерзение». Насчет отсутствия «почтения» тоже понятно – какое уж почтение к непогребенному мертвецу, упорно не спешащему под могильный камень? Вы, дорогой читатель, великое почтение к упырю испытываете?
Я ничуть не преувеличиваю. Увы!
Правда, вроде бы тут есть одна неувязка. Римляне мертвецов боятся – и мертвецов же на арену выпускают. Как же так?
Неувязки нет, есть логика. А чтобы эту логику уяснить, побредем-ка, дорогой читатель, по темной дороги Истории от спартаковских времен в самую, самую глушь.
На рубеже нашей эры римляне были еще молодым народом. Сами они считали, что 74 год до Р.Х. – год, когда Спартак со своими товарищами бежал из школы Батиата, всего лишь 679-й от основания Рима. Но это от основания, от первой борозды на Авентине, народ же сложился еще позже. И как всякий молодой народ, римляне еще не успели накопить своей мудрости. Сами не успели, зато сполна заимствовали чужую – мудрость этрусков.
Этруски правили Римом. Три последних римских царя – из этрусской династии. Римляне взяли у этрусков все – от религии и обычаев до названий должностей. Можно сказать, что у Рима была этрусская душа.
…Кстати самих этрусков римляне терпеть не могли. Подобное тоже бывает.
Так вот, гладиаторы – изобретение не римлян, а этрусков. И были у этрусков гладиаторы еще с седой древности. Этруски тоже боялись смерти. Боялись – и также очень хорошо разбирались в том, что их ждет «там» (опять-таки скажем осторожнее – были твердо уверены, что разбираются). Римляне, сами знатоки всякой некромантии, считали этрусков колдунами и ворожбитами. И недаром! Этрусский культ мертвых способен был напугать кого угодно. Это вам не стопка первака на могиле в Родительскую Субботу! Главная же цель такого культа – защититься от страшного покойника, умилостивить его, задобрить. Как задобрить? Совершенно верно, жертвоприношением – кровавым. И лучше всего, чтобы кровь была человеческой.
Этруски в этом, увы, не оригинальны. Оригинальны они в том, что предпочитали не резать обреченных кремневым ножом на алтаре, а заставлять жертвы самих убивать друг друга – прямо над свежей могилой. Почему? Похоже, считали они, некроманты, что такой способ эффективнее. Да простится мне такое сравнение, но в китайской кухне принято утку, перед тем как разделывать, несколько дней палками, бедняжку, бить.
Вот вам и гладиаторы.
И снова вроде бы неувязка. Убиенные на погребальных играх – тоже мертвецы, их также следует бояться. А вот этруски думали, что нет, ибо их гладиаторы – как правило военнопленные, то есть чужаки. Чужаки же нам, этрускам, не опасны, мы на своей земле, пусть с их душами собственные боги разбираются.
Итак, гладиаторы – жертвы мертвецам, то есть самые настоящие покойники. С того момента, когда пленный становился гладиатором, он считался принадлежащим душе того, в честь которого ему и надлежало умереть. Если коротко: гладиаторы уже «ТАМ», на «том» свете. Подчеркну: не приговоренные к смерти, а те, что УЖЕ умерли. Отправится же гладиатор «туда» через час или через десять лет, не так важно, он уже «ихний», так сказать, с печатью Смерти на челе. Как писал христианин Тертуллиан: «То, что жертвовали умершим, считали служением мертвым».
Римляне этрусский культ заимствовали полностью, до мелочей. И у римлян появились свои гладиаторы. Между прочим, в Риме гладиаторские игры назывались «munus», что значит «обязанность» – обязанность по отношению к неупокоенным душам. Как писал тот же Тертуллиан: «Так облегчали смерть убийствами». И ритуал оставался вполне этрусским. Скажем, служитель, что убитых гладиаторов с арену уносил, звался Харун. Харун же (на греческого Харона похоже, правда?) – имя этрусского бога мертвых. Выходил он на арену не просто так, а с большим молотом, потому как богу Харуну такой молот по чину полагался.
Я написал, что на обычных кладбищах гладиаторов хоронить было нельзя, но не уточнил, на каких можно. Так вот, гладиаторов, если они были не рабы, а свободные (то есть сами в гладиаторы записались), надлежало хоронить на кладбищах для САМОУБИЙЦ. Вполне логично – что петлю на шею накинул, что гладиатором стал. А вот «ланиста», тот, что гладиаторскую школу содержит, означало попросту «палач». И это тоже логично.
Историю римской гладиатуры излагать не буду, о ней в любой толковой книжке достаточно сказано. Но вот что любопытно. Вначале гладиаторов было мало. Сколько жертв требует душа отдельно взятого покойника? Не сотню же! Выставлялись на погребальных играх, как правило, три-четыре пары.
…Как по мне, все равно людоедство!
Итак, погребальные жертвы – дело семейное, частное, и гладиаторов не очень много. Но вот в 105 году до Р.Х. происходит нечто важное – гладиатура в Риме объявляются ГОСУДАРСТВЕННЫМ ДЕЛОМ. Отныне гладиаторские бои проводятся официальными лицами, более того, теперь это их прямая ОБЯЗАННОСТЬ. Именно с этого времени гладиаторские бои становятся такими, как их описал Джованьоли: арена, тысячи зрителей, дружный ор публики. Гладиаторов теперь много, убивают по сотне, по несколько сотен… Почему?
Историки мудро замечают, что к этому времени вера в богов у римлян слегка ослабела, и гладиатура как бы отрывается от заупокойного культа. В общем, становится спортом, кровавым, страшным – но спортом, зрелищем, так сказать. Отсюда и знаменитое: «Хлеба и зрелищ!» Мол, добрым римлянам всего то и надо, что бесплатную булку получить и на гладиаторов поглазеть.
А вот я так не думаю. То есть, зрелищем для народа гладиаторские бои действительно стали, но вот относились к гладиаторам совершенно так, как и прежде. Они, конечно, спортсмены, они чемпионы – но все-таки зомби. Шли века, а гладиаторы все еще считались принадлежащими «тому» свету. Стать гладиатором – по-прежнему все равно что в петлю нырнуть, выйти на арену – мертвецом непогребенным стать.
Значит?
А как вы думаете, дорогой читатель, что первым делом запретили императоры-христиане? Правильно, гладиаторские бои. И добрые римляне, теперь уже тоже христиане, не стали спорить, несмотря на всю свою любовь к зрелищам. Не стали, потому что ПОНЯЛИ. Дело не в гуманизме, не в смягчении нравов. Императоры-христиане смертную казнь не отменили, пленных по-прежнему убивали, города со всем населением сжигали. Но вот гладиаторские бои проводить было НЕЛЬЗЯ – как не полагалось христианину приносить жертву Юпитеру или Марсу.
Итак, во времена Спартака гладиатор – по-прежнему мертвец, но жертву приносит уже не отдельная семья, а Римская Республика. И чем больше жертв, тем лучше. Так что для римлян, которые стекались на гладиаторские бои поглазеть, убийство на арене – не просто убийство, а жертвоприношение.
Синезий:
«Крикс и Спартак, люди из низких гладиаторов, предназначенным быть на арене цирка ОЧИСТИТЕЛЬНЫМИ ЖЕРТВАМИ за народ римский…»
Очистительные жертвы за весь народ – не шутка! Отсюда и энтузиазм, отсюда и невиданная, чудовищная популярность таких игр. Отсюда и постоянные требования добрых римлян: гладиаторов! гладиаторов! гладиаторов! С одной стороны – зрелище почище корриды, но с другой, так сказать, с темной – жертва «им», дабы «они» в покое нас оставили. Жертва за всех, за весь римский народ. Как не порадоваться, как такой жертвы не потребовать?
Только вот закавыка! Когда гладиаторы у погребального костра какого-нибудь сенатора насмерть резались, все понятно было: умер сенатор, значит, душу его следовало ублажить, а «тем», что невидимо у костра толпились, глаза кровью замазать. А кого, простите, ублажало римское государство да еще в таких масштабах? Кому глаза кровью замазывало?
Не будем спешить, может, и до этого дойдем. Пока же отметим: во времена Спартака гладиатура – государственное дело. Гладиаторов много, они нужны постоянно, а посему их воспитывают в специальных школах. Школ этих много, они есть в самом Риме, есть в Равенне, в Пренесте. И в Помпеях, что недалеко от Капуи, гладиаторская школа имеется. Но та, что в Капуе, школа Лентула Батиата, считается лучшей, можно сказать, образцовой. И вот в этой самой образцовой школе и случился заговор.
А теперь составим заметку в Интернете (ту, в которой про восстание учеников школы боевых искусств) заново, но уже не по нашему, а по-римски. Звучала бы она приблизительно так:
«В городе Капуя (штат Иллинойс) в анатомическом театре местного университета, среди содержащихся там покойников раскрыт заговор. Во главе заговора – некто Джон Спартак, болгарин по происхождению, дезертир американской армии, приговоренный за это к смертной казни и казненный на электрическом стуле в тюрьме Синг-Синг. Большая часть заговорщиков усмирена осиновыми колами, но около семидесяти покойников ушли из города и сейчас пробираются на юг, в болота Миссисипи. По пути они разоружили несколько полицейских патрулей. Все экстрасенсы и заклинатели духов в ближайших штатах подняты по тревоге и призваны в национальную гвардию. Причины и цели заговоры непонятны. По некоторым данным Джон Спартак заявил, „что это лучше, чем валяться на цинковых столах на потеху студентам“. Полиция взяла под охрану все кладбища и морги в стране».
Впечатляет?
Итак, вернемся к тому, с чего начали. Начали же мы с гладиаторской школы, в которой случился заговор.
А какая она была, эта школа? И кто в ней гладиаторскую науку проходил?
13. Школа, милая школа.
Итак, дети в школу собирайтесь! Правда, не дети, и собираться особо не надо – за цепь приволокут…
Повторюсь: гладиаторская школа – тюрьма. А в свете уже сказанного могу предположить, что запиралась эта тюрьма не только пудовыми засовами, но надежными заклинаниями. Но все равно – тюрьма.
Школу Лентула Батиата я вам, дорогой читатель, описать не смогу, ибо от нее ничего не осталась. Но вот соседнюю, что в городе Помпеи функционировала – пожалуйста, во всех подробностях.
А вот и подробности:
Школа двухэтажная, крытая черепицей, кровлю поддерживают дорические колонны. В центре двор (56 на 54 метров), все помещения размещены квадратом вокруг двора. Там и ворота, что на улицу ведут. Помещений же несколько:
– Два зала для тренировок. Археологи нашли там так называемые «визирные» гладиаторские шлемы.
– Кухня, весьма просторная.
– Иные хозяйственные помещения.
– Апартаменты для руководства (на втором этаже).
– Непосредственно тюрьма, где гладиаторов содержали.
О тюрьме чуть подробнее. В ней 71 камера, каждая рассчитана на двоих, все запираются снаружи. То, что камера на двоих – от бедности, обычно в крупных школах были одиночки. Окон нет, камеры небольшие, всего три-четыре квадратных метра. Тесновато – и мрачновато тоже. Некоторые камеры служили карцерами, там найдены цепи и ошейники.
Однако, школа в Помпеях маленькая, в ней менее полутора сот гладиаторов содержалось. А вот школа Лентула Батиата была рассчитана на несколько сот, а то и на всю тысячу. Значит, двор обширнее, кухня просторнее, залов не два, а несколько. И камер побольше.
Как охранялись камеры, точно сказать не могу, но, вероятно, как и в обычной тюрьме – замок на двери, вертухаи в коридоре, стража у входа. И у ворот, что в город ведут, тоже стража. Джованьоли своему Спартаку в романе слегка помог – камеры эти проигнорировал. А зря! Из школьного двора в принципе вырваться можно – если толпой собраться, из одиночек же – поди попробуй!
О хозяйственных помещениях можно судить по описанию гладиаторских школ в иных городах. Скажем, в римской школе имелись оружейный склад, морг и кузница. Трудно сказать, был ли свой морг в школе Батиата (может, бедолаг отправляли прямиком в городской), но вот оружейный склад точно имелся. Как и кузница – надо же «браслеты» на гладиаторских руках обновлять!
Что интересно, забора вокруг школы в Помпеях не замечено. Не нужен он – помещения, как говорилось уже, идут вокруг двора глухим квадратом. Если забора в школе Батиата тоже не было, убегать из нее следовало следующим образом:
1. Открыть двери камер.
2. Выйти из тюрьмы для чего открыть или выломать входную дверь, ведущую во двор.
3. Открыть ворота.
4. Если не получится (охраны много!), ворваться в помещение, где есть окна наружу или отдельный выход на улицу.
О наличие окон наружу ничего сказать не могу. Судя по однотипным зданиям, они были только на уровне второго этажа. Невысоко, но окна наверняка с решетками. Тюрьма! А вот отдельный выход имелся на кухне, дабы продукты прямо с улицы загружать. Там тоже дверь, но дверь – все-таки не ворота, ее и выломать можно.
Аполлинарий Сидоний:
«Цепи влекший Спартак! Сломавши тюремные ДВЕРИ, вывел на бой гладиаторов ты!»
Запомним и это.
Эту милую школу, как уже говорилось, возглавлял ланиста-«палач», в данном случае ее владелец. В данном случае – потому что были школы государственные, а позже императорские, где чиновники верховодили. А вот у Батиата школа частная, он ее создал, он и возглавил. О самом Батиате известно мало, знаем лишь, что его гладиаторы пользовались всеобщей популярностью. И школа была большая. Значит, не беден был хозяин и весьма-весьма требователен. Но глуповат или, скажем мягче, близорук – иначе заговор не проморгал бы. А кроме того, был он, как по мне, изрядной сволочью. Начальник тюрьмы – должность скверная, и торговец людьми – скверная. И людей на убой отправлять – мерзко. А если все сразу, причем не по долгу службы, а сребренников для! В общем, палач – без всяких кавычек.
При ланисте – целый штат. Ясное дело, стража, числом немалая. И преподаватели («учительница первая моя!») – это тоже ясно.
А также:
– Врач с помощниками.
– Массажисты.
– Оружейники.
– Бухгалтер и прочие писаря.
– Персонал кухни (кухня большая, значит, народу много).
– Оружейники и кузнец с подмастерьями.
– Могильщики и работники морга, ежели таковой имелся.
Председателя совета пионерской дружины и комсорга, насколько я понимаю, не предусматривалось.
Очень интересно, из кого сей штат состоял. Ланиста, конечно же, римский гражданин, уважаемый человек. А вот остальные… Вопрос, как мы увидим, весьма важный. Вполне вероятно, что основной штат состоял из рабов того же Лентула Батиата, а также из отпущенников, то есть рабов, но бывших. Однако могли быть и вольнонаемные из горожан, особенно там, где работа требовала покидать школу, скажем, продукты для кухни покупать. Логика простая: раб может убежать, а вольному бежать незачем, да и в городе он ориентируется получше, и на рынке его не обманут.
Режим прост и суров: утром гладиаторов из камер выводят, вечером в этих же камерах запирают. Ежели что не так – карцер с цепями. В город гладиаторов самих не отпускают, никаких тебе «идет солдат по городу, по незнакомой улице». Выпускают в город вольных – отпущенников и наемных работников из горожан. Уверен, выпускают врача и его помощников – за лекарствами. Наверняка и кое-кого из кухни, а также из числа писарей. Тоже понятно, зачем.
Повторюсь: гладиаторы покидают школу исключительно под стражей, причем только на соревнования или когда их в другую школу переводят.
В общем, тюрьма и есть. Но как и в каждой тюрьме, в гладиаторской школе возможны ПОСЕЩЕНИЯ, то есть, приход гостей из города. Зачем и когда – в свой черед, пока же запомним и это.
Еще подробности. Кормили (в отличие от обычных тюрем) очень хорошо. Отменно кормили! Существовали даже специальные научно разработанные рационы для гладиаторов. Основа их питания – блюда из ячменя, ибо считалось что ячмень быстрее наращивает мускулатуру.
И лечили прекрасно. Скажем, лекарем в подобной школе служил величайший римский врач Гален. Тут тоже была своя методика, например, после тренировок гладиаторам обязательно давали напиток из щелочной золы (бр-р-р!) для быстрейшего заживления ран.
Дорогой читатель, не желаете попробовать?
Причины подобной заботы вполне понятны и в объяснениях не нуждаются. Запомним, однако, что в результате этого гладиаторы были как правило постоянно сыты, здоровы – и, само собой, в хорошей боевой форме.
А для этого приходилось тренироваться. Вот о тренировках гладиаторских ничего особенного сказать не могу – не спец я по историческому фехтованию, а посему желающие могут изучить вопрос сами. Знаю лишь, что было там почти все, как у нас – и учебное оружие, и оружие защитное (те же «визирные» шлемы), и тренажеры, чтобы «качаться», и чучела, дабы колоть. Чему учили – тоже ясно, хотя здесь нюансы имелись. Гладиаторских корпораций было много, значит, ретиария учили так, а андабата – этак. Но о ретиариях с андабатами после, пока же констатируем: тренировали от души, согласно великой формуле «Не можешь – научим, а не хочешь…» Для того, кстати, и карцер с цепями. Уверен, даже полный пацифист, что в жизни собаку ногой не пнул, после года таких тренировок становился профессионалом, а точнее – профессиональным убийцей. Если не погибал, конечно – или с ума не сходил.
Вот так и жили.
А как же, так сказать, неформальное общение с противоположным полом? Ведь все-таки здоровые мужики! И это допускалось – для пущего поднятия духа. Чаще всего, как в американском фильме «Спартак» девиц («волчиц» – по-римски) приводили прямо к клиентам, в казарму. Возможны были и другие варианты, но в любом случае все сие происходило ВНУТРИ школы.
О девицах я, дорогой читатель, не для мысленного смакования подобных сцен сообщаю. Да вы уже, вероятно, догадались – это я все возможные контакты с внешним миром нащупываю. Авось, и пригодится!
Остальное понятно. Весь день тренировки, тренировки, тренировки, в перерывах – жратва от пуза. Вечером, как стемнеет – по камерам. Клац засов, и спи до рассвета. А с рассветом все сначала.
Девицы – иногда. И пирушки совместные – иногда.
А ежели на арену, ежели резаться предстоит, то распорядок иной. Выезжают заранее, за несколько дней (акклиматизация!). При цирке – своя тюрьма и свой тренировочный зал. Затем – резня. Кто выжил – домой, то есть, в обратно тюрьму. И все то же – по новой.
Такая вот школа, дорогой читатель. Что тут еще добавить можно? Да ничего хорошего, признаться. Тюрьма, пусть даже с отменной кормежкой – она тюрьма и есть, в такой тюрьме, как и во всякой иной, легко можно озвереть. Когда вокруг одно и то же – месяц, год, три года. Все те же колонны дорические, все те же рожи вертухаевы, все та же каша ячменная. Но сил для озверения мало, потому как каждый вечер падаешь в камере без сил и без задних ног. И поговорить с корешами почти невозможно – камеры одиночные, а на тренировках следят, не поболтаешь. Разве что за обедом или когда стражник отвернется.
А вот выезд на «соревнования», то есть на арену, от такой жизни может праздником показаться. Страшненьким таким, но праздником. Людей посмотреть, себя показать. Напоследок.
А уж месяц-другой на свободе погулять!..
14. Личный состав.
Как же в эту школу проклятую попадали? Точнее – кто именно попадал? В принципе кто угодно, но главным образом, конечно же, рабы. Об этом мы знаем, но вот кто конкретно? За какие грехи?
За грехи и попадали – хозяева продавали провинившихся рабов в гладиаторы. Вместо того, чтобы розгами насмерть засечь или на крест отправить, господин сбывал такого раба ланисте.
Это способ первый.
Попадали и преступники – не из рабов преступники, а из свободных: разбойники, пираты, просто убийцы. Таких в школу отправляли по суду, даже формула приговора особая имелась: «К мечу». Правда, во времена Спартака их было еще немного.
Это, стало быть, способ второй.
Попадали и военнопленные. Эти считались потолковее прочих, потому что уже умели драться. Но и опаснее, ибо были они врагами не только ланисте, но и всему Риму. Впрочем, на это тоже расчет делался: пусть враги друг друга сами убивают.
Это способ третий.
Были рабы, а были и бывшие рабы. Освободился, скажем, гладиатор из рабства. Освободился – а куда идти? Резаться он умеет, но с таким талантом на свободе опасно. И шарахаются от него, словно от чумного – гладиатор ведь! Вот и шли бывшие рабы, так сказать, на контракт. Такие весьма ценились. Еще бы! Ведь не по принуждение режутся, а от души. Причем, как было замечено, режутся куда яростнее, чем рабы.
Это способ четвертый.
И, наконец, были просто свободные, которые в гладиаторы сами записывались, а точнее, продавались. Таких ценили особенно – и особенно презирали. Почему – тоже понятно.
Это способ пятый и последний.
Попозже, уже при Империи, в гладиаторы можно было попасть и другими путями, но ни Спартак, ни его товарищи до тех времен не дожили.
И вот привозят в школу будущего гладиатора. Как и полагается – в цепях, в ошейнике. Привозят, в тренировочный зал вталкивают… А что если он драться не захочет? И в самом деле! Не все люди кровожадны, не все согласны свою смерть чужой отдалять. Ведь все равно – крышка, все равно ты уже «там»! Так чего тянуть? Лучше на месте убивайте!
Убивали, причем не так и редко. Например, некий квестор Бальба хотел заставить драться на арене Фадия, римского гражданина. Тот – ни в какую. Тогда этого Фадия сожгли живьем прямо в гладиаторской школе – чтобы другим неповадно было.
А зачем вы думаете, нужен школе морг?
Итак, будущие гладиаторы проходили отбор, но не естественный, а наоборот – противоестественный. Не хочешь своих же собратьев резать – умрешь. Не хочешь на арене позориться – умрешь. Не хочешь жить в тюрьме, ячменную баланду хлебать – умрешь. И не просто умрешь, а, так сказать, агитационно, всем прочим на страх.
Но даже если ты на все согласился, это еще не гарантия долгой жизни. Гибли на тренировках, гибли от болезней, с ума сходили… Дорогой читатель, прикиньте, кто именно выживал? Правильно, выживали волки. Зверье выживало, те, у кого в душе пусто, кто ради лишней порции похлебки способен друга зарезать. Да и какие друзья на арене! Сегодня ты, завтра я…
Выживали и другие – те, что, зубы сцепив, своего часа ждали. Или надеялись законным путем на свободу выйти – или из школы проклятой по костям надзирателей вырваться. Но в любом случае, выживали самые сильные. А потом, когда бои на арене начинались, отбор этот в каждом сражении проходил. И уж если гладиатор первые свои бои выиграл, если жив остался, то можете быть уверены: это уже не волк – тигр. Точнее – тигр-каннибал.
А у тигров – и жизнь тигриная. Выжившие начинали привыкать. И не просто привыкать – начинали они собой ГОРДИТЬСЯ.
Удивительного в этом ничего нет. Вспомните «закон» воровской. Казалось бы, чем хвастаться, ежели нары за убийство или разбой просиживаешь? А ведь гордятся, этика корпоративная складывается, иерархия целая. Чем больше срок у тебя – тем к тебе и уважения больше, чем ты сильнее и беспощаднее – тем дальше твой место от «параши».
Этика гладиаторская мало чем от «закона» отличалась, разве что еще более нечеловеческой была. Ведь зэкам нынешним не требуется по крайней друг друга перед публикой насмерть убивать.
Итак, выжившие менялись. Появлялось особенное гладиаторское сознание. Суть его понятна: гладиатор уже «там», и пути обратного «оттуда» нет, но физически-то он еще «здесь»! И не просто «здесь», он сильный, он страшный, он популярный, его ценят!
Вот мы и подошли к иной стороне тюремной жизни. Про пирушки всякие я не зря намекнул. Хороших гладиаторов, которые школу прославляли, начальство старалось всячески поощрить. Но была еще Ее Величество Публика, та, что на трибунах ревела и об заклад на гладиаторскую кровь билась. А публика – везде публика. Цветы, аплодисменты, автографы…
Про автографы я не шучу. Брали у гладиаторов автографы! Вот фотографий совместных не было – не изобрели еще. Но автографы еще что! Перед каждым боем в гладиаторской казарме банкет закатывали. Чем бойцы популярнее, тем банкет пышнее. И сбегались на тот банкет все почитатели-болельщики, и болельщицы тоже сбегались. Смаковать не стану, но случаев, когда почтенные матроны на таких пирах оказывались, тьма. Начинался пир за столом, а заканчивался где придется. Так что зря суровые критики Джованьоли ругали за образ Валерии. Помните? Вдова Суллы положила глаз на Спартака-чемпиона? Читал я еще в детстве в предисловии к роману, что, мол, надумано все это. А вот и не надумано! Таких Валерий в Риме было – не счесть. И любили гладиаторов, и страдали по ним, даже стихи писали. Тут ведь особая пряность имелась – сегодня я с моим Спартаком пирую, а завтра ему на арену…
Как по мне, почти некрофилия. Впрочем, кому что по душе.
…Школа гладиаторская в Помпеях, о которой речь была, вместе со всем городом погибла в тот самый Последний День. Гладиаторы тоже погибли – нашли археологи среди руин школы шестьдесят два мужских скелета. Шестьдесят два мужских – и один женский. Причем не «волчица» какая-то, дама, в украшениях дорогих и одета соответственно. В общем, погуляла напоследок…
А посему гладиатор, особенно гладиатор из удачливых, не чувствовал себя «просто» рабом или «просто» смертником. Он, удачливый, себя уважал, себя ценил, ремесло свое смертное тоже ценить начинал – и даже выше прочих себя ставил. Вот я, де, настоящий мужчина, уже двадцать врагов на арене убил, ко мне, сильному да страшному, матроны римские перед каждым боем на свиданку ходят. И не поменяю я свое ремесло гладиаторское ни на что иное. Да и в самом деле, что делать, ежели с арены отпустят? Жернов мельничный крутить-вращать? И даже ежели свобода – куда податься? В ночные сторожа? А что завтра убить могут, так все мы «там» будем, все лучше, чем от водки и от простуд. Могут убить, а могут и не убить, авось, еще год протяну. Или пять, или даже десять. Так что однова живем, день – но мой. Зато какой день!
Потому и не боялись римские политики гладиаторов в охрану брать. Конечно, брали не всяких, а с разбором, какие понадежнее. И не ошибались – не предавали гладиаторы, уважали они, смертники, свое ремесло.
Понять такое трудно, но все-таки можно. Корпорация! А у всякой корпорации законы сходные. Вспомним еще раз: «Когда рабы стали воинами, а гладиаторы стали предводителями, первые по положению люди низшие, а вторые наименее заслуживающие почтения…» Так это для свободного римлянина гладиаторы почтения не заслуживали, а сами они свое ремесло почитали. Памятники погибшим ставили, а на каждом таком памятнике число побед обозначено было. И стихи-эпитафии сочиняли. Хозяева же эту корпоративность, эту гордость профессиональную всячески в гладиаторах поддерживали. И тоже понятно, почему. Я ведь памятники надгробные не зря помянул. Разрешалось гладиаторам свой «общак» иметь – именно на подобный случай. Жил ты как волк, а похоронят как человека, и камень над могилой на вечную память поставят, не забудут.
Все это я к тому, что гладиаторы, особенно в своем ремесле поднаторевшие – нечто совсем иное, чем, скажем, рабы на винограднике или домашняя обслуга, что господ тайком объедает. Это народ сильный, в себе уверенный, жестокий. Не очень дружный, но спаянный смертной спайкой.
И опасный, очень опасный! Потому и камеры, потому и стража у ворот. Гладиаторы бунтуют редко, восстают еще реже, но вдруг? Ведь мало не покажется!
И не показалось, как мы знаем. Одни пять Орлов чего стоят!
Но даже если бунтовать не станут, а просто в город, в «самоволку» убегут, а там по пьяному делу драку затеют? Ведь драться-то обучены! Кто отвечать будет за шеи свернутые и руки-ноги оторванные? Правильно – хозяин, Лентул Батиат. Поэтому двери – покрепче, а замки понадежнее.
Дорогой читатель! Долго я думал, с чем жизнь гладиаторскую сравнить. Сравнение – великое дело, хоть и некорректное порой. И, знаете, сообразил. В детстве я очень роман Джованьоли любил – тот самый, про Спартака. И другой роман мне очень нравился – Артура Конан Дойля. Но не про сыскаря великого, не про мистера Шерлока Холмса, а тот, который про боксеров – «Родни Стоун». Помните, наверно? Век XIX, самое-самое начало, адмирал Нельсон еще только под Трафальгар собирается, а в Англии народ по боксерам с ума сходит. Профессиональный бокс – дело жестокое, боксер боксеру вроде как волк. Но держатся боксеры вместе, пьют вместе, гуляют тоже. И относятся к другу уважительно. Вот она, корпорация! А помните, как к боксерам, что пирушку в каком-то сарае старом устроили, всякие лорды в гости заглядывали? Они, лорды эти, боксеров и за людей не считали, потому как позорное дело – друг друга по мордасам за фунты-стерлинги лупцевать. Но в гости ходили, и эль на стол ставили, и за здоровье пили. А боксеры все понимали, но ремеслом своим гордились, к лордам же относились этак снисходительно…
Такими были они, гладиаторы. Но это, так сказать, вообще, а школе Лентула Батиата кто собрался? Почему в других школах заговора не было, а в этой случился?
Плутарх:
«У некоего Лентула Батиата была в Капуе школа гладиаторов, из которых большинство были галлы и фракийцы, заключенные в темницу для гладиаторских состязаний вследствие несправедливости купившего их господина. Они были заключены здесь и предназначены для гладиаторских боев».
Джованьоли считал, если помните, что в школе Батиата содержались военнопленные галлы и фракийцы. Пленные эти, ясное дело, Рим не любили, умирать на потеху римской толпе не хотели, вот и решили бежать. И не просто бежать, а против Рима войну начать.
Убедительно? Как по мне, не совсем.
Вот, например, Гай Ганник, будущий командир одного из отрядов спартаковцев. Настоящее имя его, как уже говорилось, Канникас или Канникий, он галл из племени инсубров. Но инсубры – это Цизальпинская Галлия, старая римская провинция. Провинция конечно же с Римом не воюет, ею правит римский наместник, там стоят римские войска. На какой войне мог попасть в плен Гай Ганник?
Или, допустим, Крикс… Впрочем, про Крикса отдельно – и подробнее. Сначала перечитаем еще раз Плутарха:
«…Большинство были ГАЛЛЫ и ФРАКИЙЦЫ, заключенные в темницу для гладиаторских состязаний вследствие НЕСПРАВЕДЛИВОСТИ купившего их господина».
Читатель, вы не видите тут ничего странного?
А как по мне, странновато, что в школе сложились два таких «этнических большинства». В эти годы Рим во Фракии воевал, а вот в Галлии – нет. Откуда же толпы рабов-галлов? Из римских провинций, из Галлии Цизальпинской и Галлии Нарбонской? Но ведь галлы из Галлии Цизальпинской, как и Гай Ганник, римские граждане, а граждане могли стать рабами в исключительных случаях. Из Нарбонской? В принципе возможно, но ведь там тоже – ни войны, ни бунта. Между тем именно в эти годы очень много рабов в Рим привозили с Востока, особенно из Малой Азии. Этих-то почему не видно и не слышно? В гладиаторы не брали?
Ладно, пусть не брали. Дурного поведения были, видать. Но что значит «вследствие несправедливости купившего их господина»? Купивший их господин – Лентул Батиат. Но в чем несправедливость? Не хотели в гладиаторы идти, а их заставили? Так ведь они рабы, а раб согласно римскому закону, это, извините, «говорящее орудие». Посадят на цепь у дверей вместо собаки – лай! Будут на тебя опираться сапогом вместо скамейки – терпи! Можно говорить о хозяйской жестокости, о самодурстве, о людоедстве даже – но не о несправедливости. Закон – есть закон, а если по латыни – «dura lex sed lex».
Может, с переводом что-то не так? Ладно, возьмем другой перевод:
«Некий Лентул Батиат содержал в Капуе школу гладиаторов, большинство которых были родом галлы и фракийцы. Попали эти люди в школу не за какие-нибудь преступления, но исключительно из-за жестокости хозяина, насильно заставившего их учиться ремеслу гладиаторов».
Ага, вроде понятнее! Жили-были добрые и смирные рабы, но жестокий Батиат их купил и насильно гладиаторскому ремеслу учиться заставил. А они, добрые и смирные, от возмущения пол-Италии сожгли и вырезали.
Я не смеюсь, читатель, просто показываю, как иногда всего несколько слов много весить могут. Отрывок этот я и сам перевел, посему сказать могу, что первый перевод правильный. Второй более гладкий, но от истины дальше.
Тогда в чем несправедливость? А несправедливость могла быть в том и только в том, что будущих гладиаторов продали в рабство НЕЗАКОНННО. То есть, они юридически вольные, но кто-то подлость совершил, цепями их сковал и на рабский рынок отправил. Они, бедняги, кричат, что свободны, что права все имеют, что домой хотят – а их плетью по физиономии.
Такое бывало, хотя и достаточно редко, но вспомним еще раз, что Плутарх пишет:
«ДВЕСТИ ЧЕЛОВЕК из них сговорились бежать».
Двести незаконно проданных в рабство в одной гладиаторской школе? Двести римских граждан? А ведь за незаконное обращение в рабство, за беспредел подобный ой-ой-ой что полагалось. А тут – целых двести!
А теперь припомним Саллюстия:
«Немногие благоразумные одобряли и говорили, что им нечего искать другого метода отступления; это были люди свободного духа и прославленные…»
Так кто такие эти самые, «прославленные»? Те, что на арене своих же собратьев резали? Так ведь Саллюстий пишет: «свободные духом». Интересно, правда?
Если же Плутарху и Саллюстию все же поверить, то получается, что в школе Лентула Батиата содержалось двести человек, незаконно проданных в рабство. В их числе были люди свободные духом и прославленные. Среди них и возник заговор.
Но позвольте, ведь среди заговорщиком много фракийцев. И сам Спартак вроде бы фракиец. Фракия же в состав Римской Республики пока еще не входит, война там. Значит, фракийцы-гладиаторы – из военнопленных, а обращение военнопленных в рабство в любом случае ЗАКОННО!
Ребус этот разгадать можно. Вспомним, что Плутарх жил через полтора века после Спартака, причем в Греции, латинский язык знал плохо, Рим изучал по книжкам, впервые приехал в Италию уже пожилым человеком. Значит, все римские реалии он брал из вторых рук или даже из третьих. Брал – и порою не мог разобраться. И тут не разобрался. Что-то прочитал, попытался осмыслить – и получил два землячества, фракийское и галльское, а вдобавок и двести человек, несправедливо проданных в рабство.
А что на самом деле случилось? Вспомним, что фракийцы в войске Спартака были странными, и галлы странными…
С этого и начнем.
15. «На той войне незнаменитой…»
Дорогой читатель! Не стану томить вас больше загадками, тем более, и загадок-то никаких тут нет. Если бы и все остальное было так просто!
Знаете ли вы, читатель, спортивный клуб «Спартак»? Да-да, тот самый, в честь Спартака названный. А клуб «Динамо»? Смешной вопрос, правда?
А теперь вспомним. Спортивных клубов много, но «Спартак» и «Динамо» – самые крупные. В каждом клубе несколько команд – есть «Спартак» московский, есть ставропольский, есть какой-то еще. И с командами «Динамо» такая же история – есть «Динамо» московское, а есть и киевское. Более того, на каждом крупном стадионе всегда найдется большая группа болельщиков соответствующего клуба. Болельщики свистят, кричат, а порою безобразничают и даже дерутся друг с другом. В недавние времена чуть ли не основная интрига каждого чемпионата состояла в том, кто именно победит – «Спартак» или «Динамо».
Вспомнили?
Так вот, гладиаторы тоже делились на клубы. Сами римляне называли такие клубы корпорациями. Отличие такой корпорации от современного спортивного клуба в том, что оружие гладиаторам полагалось разное. Скажем, у ретиария (первая глава «Спартака» Джованьоли, не забыли?) трезубец с сетью, а у его противника меч со щитом. А в остальном очень даже похоже – тренировались по корпорациям, и выпивали так же, и «общак» у каждой корпорации отдельный. В общем, тут свои, а все прочие – чужие. И с болельщиками та же история, они вокруг арены, как и в наши дни на стадионе, четко по интересам рассаживались. И дрались абсолютно сходно, и стража точно так же их разнимала, а власти издавали эдикты, оные беспорядки осуждавшие.
Главных гладиаторских корпораций было две, их римляне позаимствовали у этрусков – вместе с гладиатурой. И пока гладиаторы существовали, эти корпорации оставались основными. За всех прочих тоже, конечно, болели, но не так. И места в цирке всегда делились пополам: за тех, и за этих, прочие же болельщики должны были в сторонке тесниться. Да и не только в цирке. Болельщики толпами по улицам бродили, шумели, права качали. А уж если на их стороне был кто-то значительный, сенатор, скажем, или даже консул!..
Все как у нас, правда? Только наши клубы известно как называются, а вот у римлян… Догадались? Одна корпорация именовалась «галлы», а вторая… Совершенно верно, «фракийцы».
Этруски придумали такое, потому что с галлами и фракийцами неоднократно воевали. Посему и гладиаторы, что из пленных набирались, такие названия получили. И не только названия, оружие и снаряжение тоже. Первоначально «галлы» из настоящих галлов формировались, а «фракийцы» из фракийцев. Режутся меж собою «галлы» с «фракийцами», а у этрусков их души этрусские прямо-таки млеют. Как не порадоваться, ежели враги лютые прямо у тебя на глазах друг друга контрапупят!
Римляне все это в наследство взяли, взяли – и приумножили. «Галлы» с «фракийцами» остались, но врагов много, и вот в придачу появились «самниты». Настоящие самниты римлянам, можно сказать, кровники, те с ними подряд три войны вели, а потом еще несколько раз сражались – с весьма переменным успехом. Как же подобную «команду» не создать!
Остальные корпорации помельче. Много их было, всех этих ретиариев с андабатами, но народ, как и прежде, все больше за «галлов» с «фракийцами» болел. Правда, I век до Р.Х. – не времена этрусские, в «галлы» стали зачислять не только галлов, и во «фракийцы» – не одних фракийцев. Да только для публики разницы не было, ведь и сейчас игроки в футбольную команду не только из родной ДЮСШ попадают. Переманили, перекупили – так ли важно? Форму надел, майку с надписью, и вперед, штурмуй ворота! Так и гладиаторов покупали. И на контракт сманивали, ежели, допустим не раб, а вольноотпущенник.
Так что перечитаем Плутарха заново:
«У некоего Лентула Батиата была в Капуе школа гладиаторов, из которых большинство были „галлы“ и „фракийцы“, заключенные в темницу для гладиаторских состязаний вследствие несправедливости купившего их господина. Они были заключены здесь и предназначены для гладиаторских боев».
Все логично! В гладиаторской школе Батиата готовили главным образом «галлов» и «фракийцев», потому как они были самыми популярными. А из кого эти «галлы» с «фракийцами» набирались, из негров или, допустим, испанцев, никого уже не волновало. Впрочем, могло быть и наоборот – галл становился «галлом», фракиец «фракийцем». Кто знает, вдруг в этом был особый шик?
Орозий:
«Под начальством галлов Крикса и Эномая и фракийца Спартака…»
Переведем:
«Под начальством „галлов“ Крикса и Эномая и „фракийца“ Спартака…»
Что поделаешь? Не знали эти древние, что такое кавычки!
Итак, с «галлами» и «фракийцами» все просто решается, а вот почему «несправедливость», следует подумать. Ведь не сам Плутарх это измыслил. Жил Плутарх много позже, о Спартаке только в книжках читал. Вот и вычитал. А мы удивляться не станем, ведь Саллюстий тоже нам рассказывает про «свободных духом» да еще «прославленных».
Конец ознакомительного фрагмента.