Глава 6
Белое платье
Я стояла перед зеркалом в комнате, поочередно прикладывая к себе комплекты своего самого лучшего белья. На вечер и эту ночь у меня были грандиозные планы.
В дверь раздался стук, и еще до того, как я успела что-то сказать, вошел мой отец.
– Папа! – укоризненно воскликнула я, быстро накидывая шелковый халатик.
– Чем занимаешься? – спросил он, как-то нехорошо глядя на меня.
Я недоуменно приподняла вешалки с бельем:
– А что, не очевидно?
– Мне очевидно, – медленно произнес он.
– В чем вообще дело?
У него были карие пронзительные глаза и тяжелый взгляд, от которого хотелось спрятаться. В светлых волосах практически не была заметна седина. Крупный, высокий и широкоплечий, своим присутствием он превращал мою довольно просторную спальню в какую-то тесную кладовку.
Отец полез в карман пиджака, достал какой-то листок и протянул мне.
– А вот в чем!
Я взяла листок и, развернув его, пробежалась по тексту глазами:
«Я узнаю вас в каждом мгновении этого мира! Ваши глаза – это мед в солнечный день, а голос – тот же мед, что льется в чан с ложки, густой, обволакивающий и такой сладкий. Ваша улыбка заставляет меня дрожать, точно осиновый листок под натиском ледяного осеннего ветра. Я мечтаю, чтобы ваши руки, такие сильные и мужественные, руки, которые касаются моей тетради, прикоснулись и ко мне. Я люблю вас. Покажите мне, что и я вам не безразлична!»
– Что это? – скривилась я.
– Ты мне расскажи, дочка!
Я отшвырнула листок.
– Понятия не имею. Какой-то пошлый роман!
– А знаешь, как называется этот роман?
Я дернула плечом.
– И как?
– Твоя тайная жизнь! – Отец поднял листок, поднес его к носу и сказал: – Не лги мне! Что тебе понадобилось от этого старого козла?
– Ты о ком?
– О преподавателе по писательскому мастерству, будь он неладен! – взорвался отец. – Меня вызвали в школу и вручили вот это, – брезгливо сморщился он, глядя на листок.
– Пап, я впервые это вижу.
– Преподаватель говорит, ты подкинула письмо ему в сумку. – Отец встряхнул письмом. – От этой бумажки за версту несет твоими духами, Аврелия!
Когда он называл меня полным именем, ничего хорошего ждать не приходилось.
– Меня кто-то подставил.
– Что ты несешь! – еще больше разозлился он. – Ты учишься в школе, а не на политической арене крутишься волчком! Подставили ее!
– Папа…
– А я-то думаю, чего она бегает два раза в неделю к этому литераторишке! – Он смял в кулаке письмо. – Все. Ноги твоей больше на его дополнительных занятиях не будет. Поняла? – Он шумно выдохнул. – Тебе это вообще ни к чему. Писать романсы! Ты поступаешь в следующем году на факультет политологии! Где кафедра политического управления и где журфак – чувствуешь разницу?
– Но папа! – вскричала я. – Послушай!
– Рот вымой, прежде чем говорить со мной! – И он хлопнул дверью.
Я плюхнулась в кресло, посидела так минут пять, а потом вскочила и принялась дальше выбирать наряд. Ничто не испортит мне сегодняшний вечер и ночь.
Я облачилась во все белое. Выбрала боди из эластичного кружева с бретелью через шею и соблазнительным глубоким вырезом. Чулки, короткое платье с корсетом и пышной юбкой. Корсет зашнуровывался спереди на алую ленту. В тон ей туфли и клатч.
Проходя мимо кухни, я крикнула:
– Мам, я поехала!
– Куда это она поехала? – раздался недовольный голос отца. А затем голос матери:
– К Денису.
– Дома пусть сидит.
Я испуганно замерла. Он ведь не серьезно? Только не сегодня! Я влетела на кухню.
– Мама!
– Лия, солнышко… – начала она, но отец ее перебил:
– Ты останешься дома. Точка. – Он окинул меня с ног до головы бесстрастным взглядом. – То, что она убегает к Денису, это еще неизвестно!
Я вынула из клатча телефон.
– Позвони ему и спроси!
Отец упрямо качнул головой, отчеканив:
– Можешь снимать с себя эти бесстыдные тряпки! Ты остаешься дома!
– Мама, – умоляюще прошептала я.
Моя прекрасная, ухоженная светловолосая и голубоглазая мама, которая даже дома всегда была накрашена и одета со вкусом, одарила отца своей самой очаровательной улыбкой.
– Миша, может…
– Нет, – оборвал он и махнул мне рукой: – Аврелия, уйди с моих глаз! Сиди в своей комнате, пока не начнешь говорить отцу правду.
Я поняла, что все бесполезно. Если уж мама не смогла его смягчить… Переупрямить отца мне никогда не удавалось. Я вернулась в спальню и швырнула сумочку в кресло.
Взглянула на часы. Денис уже наверняка меня ждал. Я достала из клатча телефон и, с минуту подумав, нажала в быстром наборе цифру 1.
– Ну, где ты? – раздался в трубке голос Дениса.
– Денис… я не смогу сегодня. У меня дома неприятности.
– Что у тебя случилось?
– Я потом расскажу. Извини, не могу сейчас говорить.
– Помочь тебе чем-то?
– Нет.
– Ну ладно… тогда… пока?
– Пока.
Отложив телефон, я закрыла глаза и так сидела минут пять, успокаиваясь. Будь все проклято! Если Стефания и ее приспешницы думают, что им сойдет с рук эта мерзкая записка, то они просто идиотки. Я мечтала стереть их с лица Земли за нашу испорченную с Денисом ночь. Но я понимала, что если и дальше буду накручивать себя, то я не найду выход из неприятной ситуации с отцом.
Через двадцать минут усиленных раздумий я прошла в гостиную, где в кресле, уже переодетый в халат, сидел отец с книгой.
– Смотрю, ты не переоделась до сих пор? – поднял он глаза от книги.
Я присела на подлокотник кресла и кротко сказала:
– Пап, давай поговорим.
Он захлопнул книгу и воззрился на меня.
– Ну давай. Только без вранья!
Я покорно кивнула.
– Помнишь, раньше мы с тобой много времени проводили вместе?
– А какое это имеет отношение к делу? – прищурился он.
– Мне кажется, пап, что мне стало не хватать твоего внимания, и я… – тихо вздохнула, – стала заглядываться на мужчин старше.
– Ты меня в этом винишь? – потрясенно воскликнул он.
– Нет, просто говорю как есть. Павел Дмитриевич очень хорошо ко мне относился, давал советы, помогал мне… и мне показалось, что я влюбилась в него. Но наверное, это не по-настоящему, да? Я ведь люблю Дениса.
– Конечно, не по-настоящему! Ерунда это все!
Я закрыла лицо руками.
– Мне так стыдно. Как теперь в школу идти?
Отец вздохнул и, приобняв меня за плечи, проворчал:
– Пойдешь, как всегда! – Он похлопал меня по плечу. – Ну, ошиблась, с кем не бывает. А если этот козел будет тебя ущемлять на уроках, ты мне скажи, дочка!
Я кивнула и положила голову отцу на плечо.
– Прости меня. Тебе очень стыдно было за меня?
Он отмахнулся.
– Ерунда! Главное, чтобы ты эту дурь выкинула из головы, понимаешь?
– Да. Когда я с Денисом, я совершенно не думаю о Павле Дмитриевиче. Вот только…
– Ну чего ты умолкла?
– Да так… у нас с Денисом не все гладко.
– Почему? Вы поссорились? Ты же к нему бежать собиралась?
– Нет, не поссорились. Мы редко видимся, и я чувствую, что мы отдаляемся. Мне одиноко, и тогда я начинаю придумывать… ну ты понял. – Я встала с подлокотника. – Ладно, пап, пойду приму ванну.
Уже у дверей он меня окликнул:
– Подожди. Ты сегодня с Денисом договорилась, можешь идти к нему, если хочешь.
– Правда? Я пойду? Спасибо, пап.
Я улыбнулась. Иногда, когда тебя в чем-то несправедливо обвинили, проще принять это и признать, что совершила ошибку, чем доказывать свою невиновность. Люди любят, когда грешники каются. А грешникам – им что, одним грехом больше, одним меньше – в сущности, не имеет значения.
Я долетела до дома Дениса на крыльях любви и счастья и позвонила ему. Он долго не отвечал, а когда наконец услышала его голос, то выпалила:
– Я все уладила! Едем?
После паузы он сказал:
– Извини, я отменил бронь.
Моему разочарованию не было предела. Но я решила, что отчаиваться рано, и предложила:
– Давай просто поедем в любой отель, где будет свободный номер?
Он помолчал, а затем пробормотал:
– Не думаю, что это хорошая идея. Если все сорвалось, наверное, сегодня просто не наш день.
– Возможно, – промолвила я. – Тогда, может, сходим куда-нибудь или…
– Лия, когда ты сказала, что все отменяется, я… я сейчас не дома.
– А где?
– В кино.
– А с кем?
– Со Стефой. Ну ты сама говорила, что она в своей деревне никуда не ходила, ну вот я и…
– А-а, ясно. – Мне большого труда стоило сохранить голос веселым. – Ну давай, отдыхайте, созвонимся потом.
Я обернулась и, увидев свое белое отражение в витрине ресторана, почувствовала себя так глупо, что захотелось разреветься. Но я лишь несколько раз глубоко вздохнула и побрела к остановке.
Встреченные прохожие, особенно мужчины, оборачивались мне вслед.
В клатче завибрировал телефон, я выхватила его, надеясь, что это звонит Денис сказать, что передумал и едет ко мне. Но это был Никита. Он без предисловий объявил:
– Хочу тебя нарисовать. Когда я нахожу необычный типаж, у меня прям ломка начинается. Выручишь?
Каким же он был забавным! Я предложила ему забрать меня с остановки. И через десять минут он приехал. И я в который раз подумала: что же не так? Почему все прочие парни готовы мчаться ко мне со всех ног, а Денис, которому я предложила на эту ночь себя, выбирает кино с рыжей деревенской клухой!
На заднем сиденье лежали мольберт, холсты и чемоданчик с красками.
– И где же ты будешь меня рисовать? – уточнила я, садясь в машину.
Парень восхищенно оглядел меня и выдохнул:
– Ты неотразима! А где ты была?
– Не важно. Теперь я здесь.
Он улыбнулся. Сегодня на нем был вязаный голубой кардиган, прямо на голое тело, потертые рваные серые джинсы и голубые кеды на босу ногу. Что и говорить, одевался он довольно экстравагантно. Со вкусом и при этом с какой-то маниакальной простотой.
Он привез меня к сталинскому дому с колоннами, расположенному в начале улицы Куйбышева, открыл передо мной дверь машины, вытащил мольберт, холсты и чемодан с красками, затем повел меня в парадную. Ему открыл по домофону какой-то Вадик. Идея с «порисовать» мне стала нравиться все меньше. Находиться в квартире с двумя незнакомыми парнями – не слишком хорошая идея.
Однако в квартиру мы не пошли. Никита привел меня на крышу, откуда открывался великолепный вид на Петропавловскую крепость и Троицкую площадь.
– А как ты в темноте будешь рисовать? – спохватилась я.
И тогда он подошел к краю крыши и принялся распутывать удлинитель, который, видимо, тянулся из квартиры того самого Вадика, открывшего нам дверь.
– Да будет свет! – провозгласил Никита. И крыша озарилась сиянием сразу двух прожекторов.
Парень установил холст на мольберт и раскрыл чемоданчик.
– А что мне делать? – спросила я и призналась: – Меня никто никогда не рисовал.
Никита попросил подождать минутку и куда-то ушел. А вернулся со старым плетеным креслом, куда и усадил меня. Он предложил мне принять любое удобное положение.
Тогда я села в кресло боком и закинула ноги на подлокотник, а на другой – облокотилась спиной.
Мы возвращались из кино по набережной Невы, обсуждая фильм и смеясь. От воды тянуло прохладой, а вообще вечер выдался теплый, как летом. Денис даже снял джемпер и повязал на пояс, оставшись в черной футболке.
Еще никогда прежде мы не были ближе. Не в плане физически, а духовно. Я так ему и сказала:
– Денис, можно, я признаюсь? Только обещай не смеяться!
– Ну, признайся!
Я остановилась, перевесилась через ограду набережной и, глядя на воду, где плавали огоньки фонарей, сказала:
– Мне кажется, я встретила родственную душу.
– Серьезно? – Он оперся на костыли. – И кого же ты встретила?
– Тебя. – Я улыбнулась.
Денис хмыкнул.
– Так вот как это называется!
Я заглянула ему в глаза, подозрительно уточнив:
– Ты не смеешься?
– Нет.
Какие же красивые у него глаза. И губы. И эти кудри…
Я подалась к нему в импульсивном и неконтролируемом желании поцеловать.
Но он отшатнулся. Мы замерли, повисла неловкая пауза. А потом он поспешно сказал:
– Стефа, извини, я…
– Не извиняйся. – Я опустила голову, глядя на носки своих туфель. – Не знаю, что на меня нашло.
Мне было так больно и обидно. Я боялась, что не выдержу и заплачу.
А он с облегчением вздохнул и пробормотал:
– Ну да, мы уже это проходили: я самовлюбленный питерский парень, ты гордая и разборчивая.
Я кивнула. Мы молча, не сговариваясь, пошли по тротуару. Молчание затягивалось.
– Нам теперь должно быть неловко друг с другом? – спросил он.
– Вовсе нет. – Я покосилась на него. – Извини меня. Просто у тебя глаза красивые.
– Хм… Теф, ты издеваешься надо мной?
– Немножко. – Я через силу засмеялась.
А он внезапно спросил:
– Ну а что с Даней?
– Ничего. Я больше не люблю его.
– Быстро ты…
– Меня Вова на свидание зовет, – похвасталась я. И самой стало смешно от своих слов. В прошлом году я вот так хвасталась перед Денисом тем, что в меня влюблен Максим – лучший парень в моей школе в Харабали. Вот только этот Максим потом влюбился в мою лучшую подругу и до сих пор счастлив с ней.
– Кто такой Вова?
– Бывший твоей.
– А-а… мальчик голубых кровей! Ну-ну… Пойдешь?
– Ага.
– А что, у него тоже глаза красивые?
– Просто невообразимые! И фамилия ничего!
Мы засмеялись. И вроде бы все стало как прежде. Но я-то знала, что теперь все по-другому. Знала ответ на свой незаданный вопрос: что будет, если я попытаюсь его поцеловать? Ничего. Он любит Лию, а не меня. Я для него всего лишь подруга – смешная полненькая девочка из Харабали, поселившаяся когда-то в доме напротив и развеявшая его вселенскую скуку.
А может, к черту все? Пусть будет счастлив с Лией, если сумеет. А я уж как-нибудь…
Но что-то внутри с таким предложением было не согласно. Сердце болезненно сжималось, а в животе щекотало что-то легкое и воздушное. Может, это бирка нового сиреневого свитшота терлась о кожу или бабочки в предсмертных конвульсиях трепыхались внутри, а может, гамбургер никак не мог перевариться.
Денис проводил меня до парадной.
На прощание я попросила:
– Только не говори Лие, что я… она меня убьет.
– Да не убьет. Она теперь другая. Но я, само собой, могила.
Мне хотелось крикнуть ему, что он ошибается на ее счет, но я промолчала. Кажется, я приняла решение.
Я вошла в парадную, подождала, когда Денис отойдет подальше, вышла и побежала к дому отца.
Андрей был дома и, к счастью, один. Мне почему-то совершенно не хотелось смотреть на его милых Мил. Он был в черном халате, с мокрыми волосами – только вышел из душа.
Я сказала, что на минутку. И устремилась в его спальню, объяснив:
– Я тут спрятала одну свою вещь.
Забралась на кровать, просунула руку в щель, пошарила, но ничего не нашла. Тогда я скомандовала:
– Помоги-ка отодвинуть кровать!
Андрей отодвинул кровать.
– Что ты ищешь?
Я заглянула под кровать, перевернула всю постель – дневник пропал.
– Это ты его взял? – с бешено колотящимся сердцем спросила я. И умоляюще прошептала: – Скажи, что ты! Пожалуйста!
Андрей покачал головой.
– Я ничего не брал. А что ты тут спрятала?
– Личный дневник.
Андрей закатил глаза.
– А лучше места не нашла?
Я со стоном упала на кровать и, закрыв лицо руками, застонала. А потом меня осенило:
– Может, какая-то твоя подружка его взяла? Он такой черный, на замке!
– А давно он там лежал?
– Нет, не больше недели!
– Я никого не приглашал к себе в последнее время.
– Никого-никого?
Он пожал плечами.
– Говорю же…
Я еще раз все перерыла, но итог был тем же – дневник исчез. И тогда я горестно сказала:
– Она здесь была, да? И ты не сказал мне? Почему? Как она заставила тебя молчать?
Андрей смачно выругался.
Я с ужасом посмотрела на кровать и вскочила с нее, точно ошпаренная.
– Боже! Она была в твоей койке?
– Нет! То есть… твою мать! – Он поднял глаза к потолку. – Мы не спали! Если ты об этом! Просто она разыграла прекрасный спектакль. Твоя вещь, вероятно, у нее. Мне жаль.
Какая же дрянь! Забраться в постель к моему отцу, чтобы заполучить дневник! Кто на такое вообще способен? А я-то посмеивалась, пряча дневник за кровать Андрея, уверенная, что Лия никогда тут его не найдет. И даже если я напрямую скажу, где искать, достать его ей не удастся. О, какая же я все еще наивная!
Я вылетела из квартиры Андрея, меня трясло от ярости. А я-то, дура, собиралась сжечь злосчастный дневник или просто отдать его Лии. Потому что понимала: пока у меня есть рычаг давления на нее, я не успокоюсь. Глупо сдаваться, если у тебя на руках козыри. Но Денис отшатнулся, когда я хотела его поцеловать. И я поняла, что не осмелюсь это повторить. Он мне дорог, он любит другую, идти против Лии – это идти по чувствам Дениса. Но теперь, когда я в очередной раз осознала, какой вероломной может быть эта девушка, ни о каком отступлении речи быть не могло. С дневником или без него – Денис обо всем узнает!