Свиток первый
Перевал остался позади – вниз вела пологая тропа. Долина, некогда сплошь покрытая песками, ныне цвела – полуденные ветры более не были ее хозяевами. Теперь здесь царствовали арыки и пальмы. Поднявшаяся рожь колыхалась, колеблемая легким бризом. Тишина оглушала. Путник в длинном черном запыленном плаще тяжко оперся на посох. Неужели перед ним, наконец, предстала цель его бесконечно долгого странствия? Неужели подошли к концу годы, о нет, столетия скитаний?
Уверенным движением он откинул от лица кончик чалмы. И суровое обветренное лицо осветила улыбка.
Да, в этом нет сомнения: перед ним город, которому предстояло стать городом Пророчества. Древние карты не врали – не занесен песками, не забыт народами сей город. Просто нет тех, кто готов верить старинным легендам больше, чем живым болтливым проводникам. Даже отсюда видны ворота города – начищенные медные полосы сверкают под солнцем. Это он, Медный город – «город, которого нет»!
Где-то на его улицах живет она – Дева Пророчества, полуседая красавица, которая вновь дарует воссоединение. И в тот миг, когда он вновь станет самим собой, на колени перед ним падет мир – мир, которому предстоит стать вотчиной могучейшего из магов, властительнейшего из правителей, мудрейшего из всех, кого носила земля.
Однако путь еще не окончен. Ибо имя Девы Пророчества лишь предстоит узнать. Как следует узнать, где сокрыт амулет и сколь далеко от города, обители Девы, он находится.
Увы, и даже после того, как знание будет обретено, необходимо было придумать, как обмануть ничтожных людишек, обитающих здесь. Ибо они – ох, как же хорошо путник знал это – способны стать почти непреодолимым препятствием к его Цели.
Через поля вела не тропа, а наезженная дорога. По этой дороге шли люди, катили экипажи без лошадей. Она пылила под копытами всадников, в которых без затруднения можно было узнать городскую стражу. Дорога входила в город с полудня – ворота были широко распахнуты, однако опытный глаз путника сразу различил все засады и ловушки, которые поджидают незваных гостей, коих столь много под этим жестоким небом!
О, как же сильно изумился бы человек в черном, если бы узнал, что его опытные глаза его подводят – ибо не засады и ловушки, а дренажные канавы и мусорные ямы разглядел он вдали. Да, город рос, росли и его аппетиты, а грязь и нечистоты изгонялись безжалостно и быстро.
Стены домов казались издали снежно-белыми, одеяния горожан пестрели всеми цветами радуги, заборы-дувалы скрывались под многоцветными коврами, сверкавшими на ярком солнце самоцветами блестящих нитей… Гомон… Крики торговцев… Суета… Бесконечное мельтешение…
«О, сколько раз я видел все это! И отчего они все, презренные, так похожи? Отчего ведут себя так, будто один и тот же кукольник вырезал их из одного и того же куска дерева и управляет ими без затей и перемен от рождения и до смерти?»
Как далек был сейчас человек в черном от всего этого. Как мечтал он ступить на главную площадь древнего храма!.. Мечтал, однако разглядеть не мог – заросли скрывали и руины, и жертвенный камень, и даже тропу, выложенную желтым кирпичом, что вела к нему.
Он, сильный и мудрый, израсходовал все силы на то, чтобы заставить глупых человечков расселиться по бескрайней пустыне, превращая оную в сады и пашни. И все это – только для того, чтобы стало возможным исчислить песок пустыни и приблизить миг своего торжества. Столетия потом приходил он в себя, восстанавливаясь, преображаясь, укрепляясь. Подобно тому, как растет коралл в теплых водах. Когда же стал он самим собой (о нет, стал прежним!), не медля отправился в бесконечное странствие в погоне за Знаками Пророчества.
Он возблагодарил миг, когда услышал о возрождении древнего города, города-легенды, который тысячи лет лежал в забвении. Он возблагодарил и того, кто поведал ему об этом, – на свой, разумеется лад. Он подарил ему вечность. И то был первый Знак.
Путь длиною в дюжину дюжин лет ему понадобился лишь для того, чтобы отыскать в древней книге упоминание об этом храме. Еще столько же времени ушло на то, чтобы понять, отчего слова о жертвенном камне так глубоко запали ему в душу. А потом, как лавина, хлынуло к нему знание о Пути. Теперь же, когда Путь остался за спиной, предстояло самое простое – воззвать к звезде Дубхе.
Человек в черном считал себя великим магом. Быть может, так оно и было – ибо ведомы были ему голоса пыли и ветра, моря и звезд. Однако живы были в памяти человека в черном дни, когда могущество его было неизмеримо выше, а силы – неисчислимо больше. То было до Пророчества. Теперь одна лишь Дубхе могла указать ему тропу, которой оканчивается Путь – Путь к себе самому. Путь к себе прежнему.
Истертая сандалия запуталась в корнях. Человек в черном опустил глаза. И едва не закричал от радости – корни оплетали желтый кирпич: ему открылась тропа к храму. О, теперь он не свернет, не изберет окольную тропинку, которая, быть может, и удлинит его жизнь, но уведет в сторону от цели.
Повинуясь непреклонной его воле, заросли расступились. Тропа больше не вилась, а неторопливо поднималась на один из холмов, которых немало было по пути к Медному городу.
О да, именно там, на вершине холма, и должен стоять храм. А в самом сердце храма, в самой высокой его точке, обретет он и жертвенный камень. Ибо лишь ступив на него, сможет воззвать к звезде Дубхе.
В тот миг, когда человек в черном рассмотрел в высокой траве развалины храма, солнце спряталось за тучами, возникшими на небе словно ниоткуда. Лишь он один знал, что тучи эти явились по его зову – по зову древнейшей и могущественнейшей в мире магии, магии древнего племени, магии друидов. Любой, кто в эти минуты оказался бы рядом с развалинами храма, был бы уверен, что вот-вот разразится гроза, какой еще не бывало в здешних местах. Что потоки ливня непременно смоют с лица земли и сам город, и камни старого храма, и даже пески окрестных пустынь. Сильный ветер обнял человека в черном, и тот стал подниматься по тропе к вершине холма. Вот его отделяло от цели пять десятков шагов, вот два десятка, вот пять шагов… Вот и камень…
И в это мгновение пришелец застыл. Словно черные крылья, развевались полы его одеяния. Из простертых вверх рук ударила в небеса сиренево-синяя молния… Громовой голос, казалось, один воцарился в мире:
– Кто она? Звезда Дубхе, скажи мне имя! Укажи путь, мудрейшая!
Казалось, все пространство вокруг заговорило глубоким низким голосом – то был голос самого Мироздания:
– Как смеешь ты тревожить меня? Зачем тебе имя той, что погубит тебя?
– Она сделает меня тем, кем я был! Она исполнит то, что предначертано было века назад! Она исполнит Пророчество!
Раскатистый хохот, казалось, вот-вот опрокинет наглеца, вздумавшего тревожить Вселенную своей никчемной суетой.
– Пусть так… Ты желаешь исполнения Пророчества – так пусть же оно исполнится!..
– Благодарю тебя, звезда знаний!
– Ее имя Сафият! Ее мудрость станет твоей гибелью…
– О нет, она одарит меня мигом великого торжества.
Голос человека в черном был еле слышен за ревом ветра, бушевавшего вокруг.
– Глупец! Букашка! Ты посмел спорить с Мирозданием!..
И вновь раздался громовой хохот. Но он становился все тише – так уходят прочь раскаты грозы.
Миг – и все стихло; лишь шумел ветер, сгонявший черные тучи.
– Сафият… – проговорил маг, пробуя на язык имя той, в чьих руках, как он надеялся, находится с этого мига его судьба. – Берегись же, Дева Пророчества. Исчислены с этого мига твои дни. Клянусь, я найду тебя. Пусть тебе день, когда ты узришь меня, покажется лучшим из дней!.. Ибо саму себя отдашь ты мне – отдашь и дух свой и тело… Отдашь лишь потому, что тебе предписано исполнить Пророчество!..
Согнувшись, уходил колдун с холма, унося с собой имя. Его не тревожили ни черные тучи, что по-прежнему клубились в вышине, ни женский смех, слышавшийся вдалеке.
Перевал остался позади – вниз вела крутая каменистая тропка. Долина, некогда сплошь покрытая песками, цвела – полуденные ветры более не были ее хозяевами. Теперь здесь царствовали арыки и пальмы. Поднявшаяся рожь колыхалась, колеблемая легким бризом. Тишина оглушала. Путник в длинном черном запыленном плаще тяжко оперся на истертый двурогий посох. Неужели перед ним лежит цель его бесконечно долгого странствия? Неужели, наконец, подошли к концу годы, о нет, столетия скитаний?..
Привычным движением он откинул от лица кончик гутры. Суровое обветренное лицо осветила скупая улыбка.
Да, теперь в этом нет сомнения – перед ним город, которому предстоит стать городом Пророчества. Древние карты не врали – город не занесен песками, не забыт народами. Просто почти не осталось тех, кто готов поверить легендам, а не болтливым проводникам. Отсюда, от перевала, видны полуночные ворота города – начищенные медные полосы сверкают под солнцем. Это он, Медный город – «город, которого нет»…
Где-то на его улицах должна жить она – Дева Пророчества, полуседая красавица, которая вновь дарует ему жизнь во всей ее полноте. И в тот миг, когда вновь станет он самим собой, на колени перед ним падет мир – мир, которому суждено стать вотчиной величайшего из магов, справедливейшего из правителей, самого достойного из всех, кого носила земля.
Однако путь еще не окончен. Ибо имя Девы Пророчества лишь предстоит узнать. Как следует узнать и то, где до времени прячет она амулет, сколь далеко это место находится и нет ли возможности выкрасть его из-под носа Пророчества.
Увы, и даже после того, как знание будет обретено, придется придумывать, как обмануть ничтожных людишек, обитающих здесь. Ибо они – да, путник не сомневался в этом – способны стать непреодолимым препятствием на пути к его Цели.
Через сады вела широкая тропа. По ней могли пройти рядом два человека, однако и для стража на лошади, и для арбы она была слишком узкой. Тропа входила в город с полуночи, расширяясь лишь у самых ворот, в эту пору дня широко и гостеприимно распахнутых. Однако опытному глазу путника видны были и засады и ловушки, которые поджидали незваных гостей из-за гор.
О, сколь сильно изумился бы этот человек в запыленной гутре, если бы узнал, что глаза подводят его: ибо не засады и ловушки, а дренажные канавы и мусорные ямы разглядел он вдали. Глаза-то были зорки, но путник ожидал увидеть опасность – и потому видел только ее.
Стены домов казались издали ухоженно белыми, одеяния горожан могли поспорить с радугой, заборы-дувалы скрывались под многоцветными коврами, сверкавшими на ярком солнце мириадами блестящих нитей… И гомон… И крики торговцев… И суета… И мельтешение…
«О, сколько раз я видел все это! И отчего они все, презренные, так похожи? Отчего ведут себя так, будто один и тот же кукольник вырезал их из одного и того же куска дерева и управляет ими без затей и перемен от мига их рождения и до часа смерти? И где в этой толпе мне найти самого себя?»
Однако сейчас человек в плаще был далек от всего этого. Он мечтал об одном – ступить на главную площадь древнего храма!.. Мечтал, однако разглядеть не мог – заросли скрывали и руины, и жертвенный камень, и даже тропу, которая должна была быть выложена желтым кирпичом.
Старый храм, вернее то, что от него осталось, почти поглотил заветный город, однако тот холм, который виделся пришельцу в самых сладких снах, остался вне его стен.
Он, смелый и мудрый, в свое время израсходовал все силы на то, чтобы заставить глупых человечков расселиться по бескрайней пустыне, превращая ее в сады и пашни. И только для того, чтобы стало возможным исчислить песчинки и приблизить миг своего торжества. Столетия потом приходил он в себя, восстанавливаясь, преображаясь, учась. Так растет коралл в теплых водах. Когда же стал он самим собой (почти таким же, каким был в первые мгновения), сразу же поспешил отправиться в путь – его целью теперь стали Знаки Пророчества.
Он возблагодарил миг, когда старик-рапсод поведал о возрождении древнего города, города-легенды, который тысячи лет лежал в забвении. Он возблагодарил и самого рапсода – на свой, разумеется, лад. Он подарил ему вечность. Ибо получил первый Знак.
Путь длиной в дюжину дюжин лет ему понадобился лишь на то, чтобы отыскать в древней книге упоминание об этом храме, прочитать неведомо кем оставленные пометки на полях. Еще столько же ушло на то, чтобы понять, кому принадлежат эти записи. А потом, как ливень, накатило на него знание о Пути. Теперь же, когда сей Путь остался за спиной, предстояло самое простое – воззвать к звезде Мирзам.
Человек в черном мнил себя величайшим из магов. Быть может, так оно и было – ибо ведомы были ему голоса пыли и ветра, моря и звезд. Однако живы были в памяти незнакомца дни, когда могущество его было неизмеримо выше, а силы неисчерпаемы. То было до Пророчества. Теперь же лишь звезда Мирзам могла указать ему дорогу, которой оканчивается Путь – Путь к себе самому. Путь к себе прежнему.
Истертый бабуш запутался в корнях. Человек в черном опустил глаза. И едва не закричал от радости – корни оплетали растрескавшийся желтый кирпич: ему открылась тропа к храму. О, теперь он не свернет: сама судьба ведет его вперед. Судьба и Пророчество.
Повинуясь заклинанию, заросли расступились. Тропа более не вилась, а неторопливо поднималась на холм, которых немало было по пути к Медному городу.
Именно там, на вершине холма, должен стоять храм. А в самом сердце храма, в самой высокой его точке, обретет он и жертвенный камень, о котором писалось в древних свитках. Ибо лишь ступив на него, он сможет воззвать к звезде Мирзам.
В те минуты, когда открылись взору человека в черном развалины храма в высокой траве, небосвод затянули беспросветно-черные тучи. Лишь путник знал, что тучи эти явились по его зову – зову самой древней и самой могучей магии, магии древнего племени, магии друидов. Любой, кто в эти минуты ступил бы на тропу у развалин храма, был бы уверен, что вот-вот начнется страшная гроза. Что потоки ливня родят сель, который станет угрозой великому и вечному Медному городу. Сильный ветер принял в объятия человека в черном, и тот обернулся к вершине холма. Вот его отделило от цели пять десятков шагов, вот два десятка, вот пять шагов… Вот и камень.
И в это мгновение пришелец застыл. Словно черные крылья, развевались полы его одеяния. Из поднятых вверх рук ударила в небеса сиреневая с алым молния… Громовой голос, казалось, один воцарился в мире:
– Кто она? Звезда Мирзам, скажи мне имя! Укажи путь, единственная!
Казалось, все пространство вокруг заговорило – то был глас самого Мироздания, низкий, колеблющий кроны деревьев:
– Как смеешь ты тревожить меня? Зачем тебе имя девы твоей гибели?
– Она – дева Пророчества! Она вернет меня себе самому! Она исполнит то, что предначертано было века назад! Она исполнит Пророчество!
Раскатистый хохот едва не опрокинул наглеца, вздумавшего тревожить Вселенную своей никчемной суетой.
– Пусть так… Ты желаешь исполнения Пророчества. Пусть же оно исполнится!..
– Благодарю тебя, звезда знаний!
– Ее имя Сафият! В ее руках сплетутся нити твоей жизни и смерти…
– О нет, она одарит меня мигом великого торжества.
Голос человека в черном был еле слышен за ревом ветра, бушевавшего вокруг.
– Наглец! Ты переоценил силы, кои не можешь понять!..
И вновь раздался оглушительный хохот. Но он довольно быстро утих – так уходят прочь раскаты грозы.
Миг – и все стихло; лишь шумел ветер, колыхая кроны тополей.
– Сафият… – повторил маг. – Сафият!..
О, Дева Пророчества могла носить только это имя – как же он сам раньше не догадался!..
– Жди же, Дева Пророчества. Исчислены твои дни. Я найду тебя. Так пусть же день, когда ты познаешь меня, покажется тебе лучшим из дней!.. Ибо в моей власти будет все – и твой слабый дух, и твое никчемное тело… Лишь в моей власти – так гласит Пророчество!..
Уворачиваясь от свирепых ударов ветра, уходил колдун с холма, унося с собой имя и предвкушение. Его не встревожил послышавшийся чуть раньше удар грома, не удивили и черные тучи, по-прежнему клубившиеся в вышине, ни женский смех, дважды раздавшийся вдалеке.
Ущелье осталось позади – вперед вела отсюда звериная тропа. Долина, некогда полностью отданная во власть песков, неузнаваемо преобразилась. Теперь здесь царствовали арыки и пальмы. Поднявшаяся рожь колыхалась, колеблемая легким ветерком. Тишина оглушала. Путник в черном запыленном бурнусе с усилием оперся на длинную суковатую палку. Неужели перед ним, наконец, она – цель его долгого странствия? Неужели всего через миг подойдут к концу годы, о нет, столетия скитаний?
Привычным движением он откинул от лица кончик гутры. Обветренные скулы заросли густой щетиной, а потому скупая улыбка была почти не видна.
Да, в этом нет сомнения – перед ним город, которому предстоит стать городом Пророчества. Древние карты не врали – город не был занесен песками, не был забыт народами. Просто не осталось тех, кто готов поверить легендам, а не болтливым проводникам. Отсюда, от самого склона ущелья, видны закатные ворота города – начищенные медные полосы ослепляют своим блеском. Это он, Медный город – «город, которого нет». О нет, не так – это город, который восстал из забвения.
Где-то по его улицам спешит она – Дева Пророчества, полуседая красавица, которая вернет ему жизнь такой, какой она была когда-то. И тогда, когда он вновь станет самим собой, перед ним падет ниц вся Ойкумена – падет, признавая его величайшим из магов, справедливейшим из правителей, единственным, чью голову короны и тиары увенчают по праву.
Однако Путь еще не окончен. Нужно узнать имя Девы Пророчества, узнать, где она прячет амулет, сколь далеко это место находится и нет ли возможности выкрасть его из-под носа Пророчества.
Увы, и даже после того как знание будет обретено, придется придумывать, как обмануть ее, ничтожную, как заставить исполнить Предначертанное. И как заставить умолкнуть тех, кто пожелает этому помешать.
Стены домов издали казались сахарно-белыми, яркие одеяния горожан резали взгляд, заборы-дувалы скрывались под многоцветными коврами… Неумолчный гомон всегда спешащей толпы… Пронзительные крики торговцев… Суета почтенных домохозяек…
«О, сколько раз я видел все это! И отчего они все, презренные, так похожи? Отчего ведут себя так, будто кукольник вырезал их из одного куска дерева и с прохладцей управляет ими от рождения и до смерти? И как в этой толпе отыскать мне самого себя? Как узнать, где приют?»
Но сейчас человек в бурнусе был далек от всего этого – ибо мечтал ступить на главную площадь древнего храма. Мечтал, пытался разглядеть сквозь заросли, которые скрывали и руины, и жертвенный камень, и тропу, которая должна вывести к камню. Развалины старого храма почти поглотил заветный город, однако тот холм, который видел человек в бурнусе в самых сладких своих снах, остался вне его стен.
Он, предусмотрительный и сильный, начал с самого трудного – он заставил глупых человечков расселиться по бескрайней пустыне, превращая ее в сады и пашни. На это деяние пришлось израсходовать немалые силы. И сделал это только для того, чтобы стало возможным исчислить песчинки и тем самым приблизить миг своего торжества. Столетия потом приходил он в себя, восстанавливая утраченные силы. Так растет коралл в теплых водах. Когда же стал он самим собой (почти таким же, каким был в первые мгновения), сразу же поспешил отправиться в путь – его целью теперь стало обретение Знаков Пророчества.
Он запомнил миг, когда старик-сказитель поведал о возрождении древнего города, города-легенды, который тысячи лет лежал в забвении. Он возблагодарил сказителя – на свой, разумеется, лад, – подарив ему вечность. Так был обретен первый Знак.
Путь длиной в дюжину дюжин лет ему понадобился лишь для того, чтобы отыскать в древней книге упоминание об этом храме, прочитать оставленные пометки на полях. Прочитать, осмыслить, добавить свои. Еще столько же ушло на то, чтобы найти в мировом эфире того, кому принадлежат эти записи. Потом все стало легче – лишь одиночке почти невозможно обрести знание Пути. Теперь же, когда сей Путь уже за спиной, когда впереди долгожданная встреча, оставалось самое простое – воззвать к звезде мирового знания – мудрой звезде Садалмелик.
Человек в бурнусе знал, что он величайший из магов, ибо ведомы были ему голоса пыли и ветра, моря и звезд. Однако живы были в памяти незнакомца дни, когда могущество его было неизмеримо выше, а силы неисчерпаемы. То было до Пророчества. Теперь же лишь звезда Садалмелик могла указать ему дорогу, которой оканчивается Путь – Путь к себе самому. Путь к своим силам.
Запыленный башмак запутался в корнях. Человек в бурнусе опустил глаза, чтобы понять, обо что споткнулся. Увиденное заставило его улыбнуться еще раз – корни оплетали растрескавшийся желтый кирпич. Такими кирпичами, он знал это, выложена дорога к храму. О, теперь он видит: сама судьба ведет его вперед. Судьба и Пророчество.
Повинуясь магическому жесту, заросли расступились. Тропа неторопливо поднималась на холм, которых немало на пути к Медному городу. Именно на вершине холма должен стоять храм. А в самом сердце храма, на самой высокой точке холма, обретет он и жертвенный камень, о котором говорили древние свитки. Ибо камень сей – единственное место, откуда можно воззвать к звезде Садалмелик.
В те минуты, когда взору человека в бурнусе открылись развалины храма в высокой траве, из беспросветно-черных туч грянул первый удар молнии. Лишь путник знал, что гроза эта явилась по его зову – по зову самой древней и самой могучей магии, магии древнего племени, магии друидов. Впереди, он предвидел это – чудовищный ливень, потоки которого породят сель, настоящую угрозу великому и вечному Медному городу.
Сильный ветер принял в объятия человека в бурнусе, и тот шагнул на тропу, что вела к вершине холма. Второй удар молнии ослепил незнакомца, заставил его опустить глаза и несколько мгновений ожидать, когда зрение восстановится. Однако мешкать не следовало: вот его отделило от цели пять десятков шагов, вот два десятка, вот пять шагов… Вот и камень, до сих пор черный от потоков жертвенной крови.
Пришелец замер, лишь свирепый ветер рвал в клочки его одеяние. Потом незнакомец воздел вверх сомкнутые руки – от них взлетела в небеса черная с синим молния…
– Кто она? Звезда Садалмелик, скажи мне имя! Укажи путь, светоч мудрости!
Страшным был миг, когда пространство вокруг заговорило – то был глас самого Мироздания, низкий, чуть усталый, каким может быть у наставника после долгого дня занятий:
– По какому праву ты тревожишь меня?
– По праву обретенного знания! Я должен узнать, кто вернет мне самого себя!
Страшный хохот был подобен раскату грома:
– Зачем тебе имя девы твоей гибели?
– Она – Дева Пророчества! Она исполнит то, что было предначертано века назад!
Сухой смех, куда тише предыдущего, был ответом на упоминание о священном миге. Однако человек в бурнусе почувствовал, сколь смешна Вселенной его никчемная суета.
– Пророчество, говоришь… Да будет так – оно исполнится!
– Благодарю тебя, звезда мудрости!
– Деву зовут Сафият! В ее руках власть над нитями твоей жизни и смерти…
– Пусть так – но она вернет мне самого себя! А меня вернет миру, который уже заждался.
Голос человека в бурнусе был слышен лишь былинкам, колеблемым свирепым ветром.
– Наглец!.. Ты готов принять власть над миром… Наглее-е-ц…
Вновь раздался сухой смешок. Должно быть, высшая мудрость спасовала перед надменностью пришельца.
Утих ветер, качавший кроны тополей. Лишь черные тучи клубились в бесконечной выси.
– Сафият… – повторил человек в бурнусе. – Сафият!..
Да, это было подходящее имя для Девы Пророчества – он должен был догадаться, обязан был! Тогда не пришлось бы выслушивать глупую звезду Садалмелик.
– Отныне, Дева Пророчества, исчислены твои дни. Я найду тебя, и день, когда ты познаешь меня, окажется лучшим из твоих дней!.. В моей, и только моей власти будет все – и твой слабый дух, и твое никчемное тело… В моей власти – ибо так гласит Пророчество!..
Закрывая лицо от ветра, спускался колдун с закатной стороны холма, унося с собой имя Девы. Его не встревожили удары грома, не удивили и черные тучи, по-прежнему клубившиеся в вышине, ни женский смех, трижды прозвучавший вдалеке.
Плато осталось позади – вниз спускалась исхоженная тысячами копыт и башмаков широкая тропа. Долина, некогда полностью отданная во власть песков, удивительно преобразилась. Теперь здесь царствовал человек, прорывший арыки, высадивший сады и пальмовые рощи. Зеленая поросль злаков колыхалась, колеблемая легким ветерком. Тишина нестерпимо звенела. Путник в простом дорожном плаще оперся на древко копья, заменявшее ему посох. Неужели он достиг цели своего долгого странствия? Неужели подошли к концу годы, о нет, столетия скитаний?
Одним движением он откинул от лица кончик шемага. На лице не дрогнул ни один мускул, лишь холодные глаза осветила скупая улыбка.
Да, это он – город, которому предстоит стать городом Пророчества. Древние свидетельства не врали – город не занесли пески, не забыли люди. Просто некому теперь верить легендам, все полагаются на опыт болтливых проводников. Отсюда уже хорошо различимы восходные ворота города – начищенные медные полосы раскалены безжалостным солнцем. Это он, Медный город – «город, которого нет»! О нет, не так – это город, который некогда назывался «городом, которого нет».
Где-то там обретается она – Дева Пророчества, полуседая красавица, которая вернет ему подлинную жизнь. И тогда, когда он станет вновь самим собой, обретет он и то, что принадлежит ему по праву. То, что отобрано было неизмеримо давно.
Однако Путь следует продолжать. Ибо неизвестно имя Девы Пророчества, неведомо, где она прячет амулет, сколь далеко это место находится и как можно выкрасть его из-под носа Пророчества.
Да, самым сложным теперь будет обретение ее имени – а все остальное станет куда проще. Ибо он уже сейчас знает, как заставить ее повиноваться, дабы исполнить Предначертанное. И как принудить молчать тех, кто попытается помешать сему.
Широкая пыльная тропа входила в город от восхода, превращаясь в ухоженную обширную площадь у самых ворот, под жарким взглядом солнца широко и гостеприимно распахнутых. Однако наметанному глазу путника видны были ловушки, которые поджидали незваных и недобрых гостей. Да, человек в выгоревшем шемаге немало бы удивился, если бы узнал, что глаза подводят его: ибо не ловушки, а дренажные канавы и мусорные ямы разглядел он вдали. Глаза-то были зорки, но путник готов был видеть только опасность.
Стены домов издали сверкали белизной, яркие одеяния горожан пестрели, дувалы скрывались под столь же яркими коврами… Неумолчный гомон спешащей толпы… Пронзительные крики ярмарочных зазывал… Суета купцов и покупателей…
«О, сколько раз я видел все это! И отчего они все, презренные, так похожи? Отчего ведут себя так, будто созданы по одному образцу и ведут себя по этому же образцу от рождения и до смерти? Как в этой толпе сегодня отыскать следы самого себя? Как узнать, где обретен приют?»
Но сейчас человек в плаще был еще далек от тишины приюта, его манила к себе главная площадь древнего храма!.. Путник напрягал глаза, пытаясь разглядеть руины и тропу, которая должна вывести его к жертвенному камню. Камни старого храма почти поглотил город, однако холм, который человеку в плаще виделся в самых сладких снах, остался вне его стен.
В те предавние дни он мудро начал с самого трудного – заставил глупых людишек расселиться по бескрайней пустыне, превращая ее в сады и пашни. На это ушла немалая часть его тогда еще скромных сил. Сделал же он это лишь для того, чтобы стало возможным исчислить песчинки и тем самым приблизить миг Пророчества. Столетия потом приходил он в себя, восстанавливая утраченные умения, обретая отобранные знания. Так растет коралл в теплых водах. Когда же стал он самим собой (почти таким же, каким был в первые мгновения), сразу же отправился в путь – за Знаками Пророчества.
До сих пор ему памятен миг, когда старик-аэд поведал о новом рождении древнего города, города-легенды. Он воздал хвалу аэду – на свой, разумеется, лад, – подарив ему вечность. Так был обретен первый Знак.
Путь длиной в дюжину дюжин лет ему понадобился для того, чтобы отыскать в древней книге упоминание об этом храме, прочитать оставленные пометки на полях. Прочитать, осмыслить, добавить свои. Еще столько же ушло на то, чтобы найти в мировом эфире тех, кому принадлежали эти записи. Потом все стало легче – лишь одиночке трудно дается знание Пути. Теперь же, когда сам Путь уже за спиной, когда впереди долгожданная встреча, оставалось самое простое – воззвать к звезде всемирной власти – далекой звезде Алгораб.
Человек в шемаге чувствовал свое величие, величие сильнейшего из магов, ибо знал, какими силами управляется все в этом мире. Знал и мог любое из движений этого мира изменить. Однако живы были в его памяти дни, когда могущество его было почти беспредельным, а силы неисчерпаемыми. То было до Пророчества. Теперь же одна звезда Алгораб могла указать ему дорогу, которой оканчивается Путь – Путь к себе самому.
Изрядно истертый сапог запутался в корнях. Человек в шемаге опустил глаза, чтобы понять, обо что споткнулся. Увиденное заставило его скупо улыбнуться – корни оплетали растрескавшийся желтый кирпич: такими кирпичами должна была быть выложена дорога к храму. Сомнений нет: сама судьба ведет его вперед. Судьба и Пророчество.
Повинуясь колдовскому взгляду, заросли расступились. Тропа уверенно поднималась на холм. Только здесь, на вершине холма, и может стоять храм. В сердце же храма, на самой высокой точке холма, только и может быть установлен жертвенный камень, о котором твердят все записи. Ибо он, камень, – единственное место, откуда можно воззвать к звезде Алгораб.
Когда взору человека в плаще открылись руины храма в высокой траве, из беспросветно-черных туч грянул первый удар молнии. Путник знал, что гроза эта явилась по его зову – по зову самой древней и самой могучей магии, магии древнего племени, магии друидов. Впереди, он чувствовал это – немилосердный ливень, потоки которого родят чудовищный сель. Ветер принял в свои объятия человека в плаще, и тот шагнул на тропу, ведущую к вершине холма. Второй удар молнии оглушил незнакомца, заставив его на несколько мгновений опустить глаза. Чуть придя в себя, человек в плаще сделал несколько шагов. Еще один, третий, удар молнии, заставив его пригнуться… Однако мешкать не следовало: вот до цели осталось пять десятков шагов, вот два десятка, вот пять шагов… Вот и камень, черный от потоков жертвенной крови.
Пришелец замер, ветер рвал в клочья его одеяние. Давно забытым движением человек в шемаге воздел вверх правую руку, показав небу ладонь, – и из этой ладони устремилась в небеса черная с желтым молния…
– Кто она? Звезда Алгораб, скажи мне имя! Укажи путь!
Пространство вокруг камня наполнил усталый голос – глас самого Мироздания. Голос низкий, пустой, раздраженный.
– Чего тебе, тля?
– Я пришел к тебе по своему праву… По праву обретенного знания! Я должен знать имя той, кто вернет мне самого себя!
Саркастический гулкий хохот едва не сбил говорившего с ног.
– Зачем тебе ее имя? Смерти захотел?
– Она – Дева Пророчества! Она исполнит предсказанное!
И снова смех, тише и суше предыдущего, который не смог бы разбудить и спящего щенка. Однако человек в шемаге почувствовал, сколь мелка для Мироздания его суета.
– Предсказанное… Тебе так этого хочется? Ладно, пусть будет так – Пророчество исполнится!
– Благодарю, о звезда справедливости!
– Ее зовут Сафият! Она завяжет в узел нити твоей жизни и смерти…
– Пусть так – но она вернет мне самого себя! И тогда миру явится властитель, о котором мир давно мечтает!
Голос человека в шемаге был негромким, но уверенным и сильным.
– Глупец!.. Ты желаешь править миром… Глупе-е-ц…
Вновь раздался сухой смешок. Высшему разуму были смешны жалкие претензии человека. Утих ветер, качавший кроны. Однако черные тучи по-прежнему клубились в бесконечной выси.
– Сафият… – повторил человек в шемаге. – Сафият!..
Да, это было достойное имя. Дева Пророчества не может именоваться Алмас или Марьям. Он должен был понять это сам, дабы не выслушивать нотации звезды Алгораб.
– Жди, Дева Пророчества! Я найду тебя, и этот день станет лучшим из твоих дней!.. В моей, и только моей власти окажется все – и твой слабый дух, и твое никчемное тело… В моей власти – и во власти Пророчества!..
Заматываясь в шемаг, спускался колдун с восходной стороны холма, повторяя имя Девы и предчувствуя ее смерть. Его не встревожили удары грома, не заставили задуматься и черные тучи, что по-прежнему клубились в вышине, ни женский смех, четырежды прозвучавший вдалеке.
Он ступил на главную дорогу, что вела к городу. Долина, некогда знавшая лишь власть песков, удивительно преобразилась. Теперь здесь царил человек – он прорыл арыки, высадил сады и пальмовые рощи. Тучные всходы колыхалась, колеблемые рассветным ветерком. Тишина пугала. Путник в богатом дорожном плаще оперся на меч. Да, он достиг цели своего долгого странствия, подошли к концу годы, столетия скитаний… Одним движением он сбросил с головы капюшон. Холодные глаза осветила скупая улыбка, ничуть не украсившая лик путника.
Да, вдали город, которому предстоит стать городом Пророчества. Впереди главные ворота города – начищенные медные полосы и верхушки шпилей раскалены безжалостным солнцем. Это он, Медный город – город, который некогда называли «городом, которого нет».
Где-то там влачит свою жалкую жизнь она – Дева Пророчества, полуседая красавица, которая вернет ему жизнь. И тогда он вновь станет самим собой, обретет то, что должно принадлежать ему уже сотни лет. То, что отобрал глупый соперник.
Однако Путь следует продолжать: еще неизвестно имя Девы Пророчества, неведомо, где она прячет амулет, сколь далеко это место находится и как можно выкрасть его из-под носа Пророчества.
Да, осталось лишь обретение ее имени, а все прочее будет куда проще. Он уже знает, как заставить ее повиноваться, дабы исполнить Предначертанное. Он представляет и как принудить молчать любого, кто попытается помешать ему на его Пути.
Главная дорога растеклась в ухоженную обширную площадь у ворот – за ними лежал город, а путников встречали хмурые взгляды стражи. Видно было, что стены домов ухожены и белы, горожане похожи на обитателей любого другого города: болтливы, суетливы, озабочены, беспечны…
«О, сколько раз я видел все это! И отчего все они так похожи? Они будто созданы по одному образцу и ведут себя по этому же образцу от рождения и до смерти… И в этой толпе сегодня еще надо будет отыскать следы самого себя. Узнать, где обретен приют…»
Но сейчас человек в плаще был еще далек от тишины приюта, равно как и от самого города – его манила к себе главная площадь древнего храма!.. Камни храма давно поглотил город, однако сам холм, где был сооружен жертвенник, остался вне его стен.
В неведомо давние дни он мудро начал с самого трудного – заставил глупых людишек расселиться по бескрайней пустыне, превращая ее в сады и пашни. На это ушла немалая часть его тогда скромных сил. После этого стало возможным исчислить песчинки и приблизить миг Пророчества. Столетия приходил он в себя, восстанавливая утраченные умения, возвращая отобранные и обретая новые знания. Так растет коралл в теплых водах. Когда же он стал самим собой (почти таким же, каким был в первые мгновения), сразу же отправился в путь – за Знаками Пророчества.
До сих пор ему был памятен миг, когда старик-акын поведал о новом появлении древнего города, города-легенды. Он был благодарен акыну, он даже отблагодарил его – на свой, разумеется, лад: он подарил ему вечность. Так был обретен первый Знак.
Дюжина дюжин лет ему понадобилась, чтобы отыскать в древней книге упоминание о храме-Знаке, осмыслить оставленные на полях пометки. Добавить свои. Еще столько же ушло на то, чтобы найти в мировом эфире тех, кому принадлежали эти записи. Теперь все стало проще – лишь одиночке трудно дается знание Пути. Теперь же сам Путь уже за спиной, а впереди – долгожданная встреча. Ему оставалось самое простое – воззвать к звезде мирового Равновесия – далекой звезде Азимех.
Человек в плаще знал, что он великий маг. Однако живы были в его памяти дни, когда могущество его было беспредельным, а силы неисчерпаемыми. То было до Пророчества. Только звезда Азимех могла указать ему дорогу, которой оканчивается Путь к себе самому.
Левый сапог запутался в корнях. Человек в плаще опустил глаза – корни оплетали растрескавшийся желтый кирпич, один из тех, которыми была выложена дорога к храму. Сомнений нет: сама судьба ведет его вперед. Судьба и Пророчество.
Под хмурым взглядом заросли расступились. Тропа поднималась на холм. Только здесь и может стоять храм. В самой же высокой точке холма должен быть установлен жертвенный камень, о котором твердят все записи. Ибо сей камень, – единственное место, откуда можно воззвать к звезде Азимех.
Когда открылись взору человека в плаще камни храма в высокой траве, из беспросветно-черных туч грянул оземь первый удар молнии. Путник знал, что гроза эта явилась по его зову – по зову самой древней и самой могучей магии, магии древнего племени, магии друидов. Впереди – он чувствовал это – немилосердный ливень, потоки которого породят невиданный в этих местах сель. Ветер принял в свои объятия человека в плаще, и тот шагнул на тропу, ведущую к вершине холма. Второй удар молнии оглушил незнакомца, заставив его на несколько мгновений опустить глаза. Чуть придя в себя, человек в плаще сделал несколько шагов. Еще один, третий, удар молнии, вынудил его пригнуться… Однако мешкать не следовало: до цели осталось пять десятков шагов. Здесь человека с мечом застиг четвертый удар молнии. Застиг, но не остановил. Вот до камня два десятка, вот пять шагов… Вот и камень, черный от запекшейся жертвенной крови.
Пришелец замер, ветер жестоко трепал его одеяние. Забытым движением человек в капюшоне воздел вверх левую руку, показав небу ладонь, и из этой ладони устремилась в небеса зеленая молния…
– Кто она? Звезда Азимех, скажи мне имя! Укажи путь!
Пространство вокруг камня наполнил усталый голос. Голос низкий, раздраженный, злой.
– Зачем звал, пес?
– Я пришел к тебе по праву обретенного знания! Назови, приказываю, имя той, кто вернет мне самого себя!
Саркастический смех заставил покачнуться человека с мечом.
– Смерти захотел, глупец?
– Назови, приказываю, имя той, кто вернет мне самого себя!
Еще один смешок, тише и суше предыдущего. Но человек с мечом почувствовал, как надоели Мирозданию его требования.
– Приказываешь, раб? Получай… Предначертанное свершится! Имя Девы – Сафият! Есть еще вопросы?
– Благодарю, о звезда Равновесия!
– Дурачок… Он спасибо сказал… Ей-богу, как в душу плюнул. Пошел вон!..
Равновесие мира не было бы таковым, если бы не потратило лишний миг на общение с глупцом, сколь бы надменным тот ни был. Утих ветер, качавший кроны. Черные тучи с невиданной скоростью покидали небосклон.
– Сафият… – повторил человек с мечом. – Сафият!..
Да, это имя Девы Пророчества – она не может, не должна зваться Малика или Гюльчатай. Он должен был понять это сам!
– Жди, Дева Пророчества! Я найду тебя, и этот день станет самым долгим и страшным из твоих дней!.. В моей власти окажется все – и твой слабый дух, и твое никчемное тело… В моей власти – и во власти Пророчества!..
Опираясь на меч, спускался колдун с холма, повторяя имя Девы и смакуя мысль о ее смерти. Его не заставили задуматься исчезающие черные тучи, не насторожил и женский смех, пять раз прозвучавший вдалеке, в высоте раскрывшихся небес.