Глава 3
– Оставь ручку в покое, – посоветовала она, – иначе она снова превратится в отвертку.
Я машинально взглянул на руки: в них была все та же авторучка из моего осознанного сновидения.
«Боже милосердный!» – воскликнул перепел, когда его закогтил ястреб». Эта фраза, из какой-то старой книжки как нельзя вовремя всплыла в моей памяти. Да, боже милосердный, будет этому конец или нет?» – в отчаянии спросил я сам у себя.
– Нет, не будет – ответила за меня женщина. – Ты всегда вспоминал про перепела и будешь вспоминать.
«И эта тоже читает мои мысли», – с ненавистью подумал я.
– Я читаю сон Брахмы, а твои мысли часть этого сна, – пожала плечами женщина.
– Да слышал я уже про этот проклятый сон! – закричал я. – Что это за сон и как из него выбраться?
– Никак не выбраться – in inferno nulla est redemptio – из ада нет выхода, как говорили латиняне, – спокойно возразила женщина.
– Так мы в аду? – неудачно сострил я, впрочем, мне было не до славы.
– В каком-то смысле да. Впервые узнать, что нет ни жизни, ни смерти, ни большого, ни малого, ни близкого, ни далекого, равносильно тому, что очутиться в аду. Особенно если ты знаешь, что прекратить осознание этого невозможно.
– А кто же это узнаёт, если жизни, а значит и живущих, нет?
– Брахма узнаёт во сне, – ответила собеседница, – только ему, как говорит твой приятель Мишка, на это глубоко плевать, – сказала она и рассмеялась.
Я сжал виски руками и тупо уставился в пол – заколдованный круг ссылок на какого-то Брахму превращал разговор в бессмысленное хождение по кругу.
– А почему бы тебе не спросить: «А что такое Брахма?» – вкрадчиво спросила женщина.
– Да, в самом деле, кто такой, наконец, этот Брахма и нет ли еще, не дай бог, тут каких-нибудь Шивы и Вишну?
– Конечно есть, как не быть? Только природа их совершенно отлична от природы Брахмы. Как бы тебе объяснить? – в раздумии ответила женщина. – Брахма – это, что-то вроде компьютера, а Шива и Вишну – две программы, которые в нем работают. Программа «Вишну» созидает мир, а программа «Шива» – разрушает. В целом обе программы имеют приблизительно одинаковый вычислительный потенциал, но программа «Вишну», чуть мощнее. Самую малость, – сказала женщина, смешно прищурившись и поднеся близко сведенные большой и указательный палец к глазам. – Понимаешь почему?
– Нет, не понимаю, – раздраженно ответил я.
– Ну это же элементарно: если бы Шива успевал разрушить все, что создает Вишну – ни мира, ни нас просто не было бы. Ну и тем более, Шива не может быть мощнее Вишну – не может же он разрушать то, что еще не создано, – пожала она плечами. – Значит, логично только то, что Вишну мощнее Шивы. Какой из этого вывод?
– Наверное, такой, что мир начнет усложняться? – спросил я, невольно вовлекаясь в поток ее объяснений.
– Верно! – воскликнула женщина, – это единственная причина как развития мира, так и его гибели!
– А гибели почему? – не понял я. – Почему бы миру не усложняться бесконечно?
– Ты забываешь про Брахму. Ведь рассчитывает и хранит образ мира именно он. Если пользоваться компьютерной аналогией, то он имеет, хотя и большую, но конечную производительность, наступает момент, когда он перестает успевать считать или начинает тормозить, как у вас говорят, – улыбнулась женщина. – Когда он зависнет окончательно при расчете следующей картинки мира – он перегрузится и…
– Выключится? – перебил я.
– Нет, выключение значило бы смерть, а Брахма еще молодой. Брахмы живут до ста лет, а ему сейчас еще… Впрочем этого никто не знает, но он еще не старик. Просто он заснет от усталости, совсем как человек или двойник в конце дня. Начнется сон Брахмы. Вернее, почему начнется? Этот сон уже начался, более того, он подходит к концу.
«Вот значит что вы с Славой имели ввиду», – подумал я. Что же, если это бред, то ему нельзя отказать в логике. Столь странное представление об устройстве мира я слышал впервые, хотя не раз задумывался о том, что же такое материальный мир со своими непостижимыми атрибутами – бесконечностью пространства и времени. Мне всегда казалось, что гипотеза космологов о периодическом первичном взрыве и последующем сворачивании Вселенной в точку – просто попытка уйти от вопроса о происхождении материального мира. Где происходят все эти Большие взрывы? Ответ на этот кардинальный вопрос за последние десятилетия развития науки так и не был дан. Более того, если современная наука и преуспела в чем-то, то разве только в том, что заменила религиозный миф о сотворении Вселенной на научный. В самом деле, чем теория Большого взрыва понятнее теории о создании Вселенной божьим промыслом? В сущности, современный человек, и даже современный ученый, находится в положении верующего. Только верит он не в Бога, а в физиков-космологов, которые говорят, что знают, как устроена Вселенная. Проверить, правду говорят эти люди или нет, он не может, так же как не мог средневековый католик проверить, правду ли говорит Папа Римский. Формально, такая возможность есть сейчас у каждого, но для этого нужно, оставив все дела, десятилетиями изучать теоретическую физику, освоить десятки теорий о происхождении Вселенной и… стать физиком-космологом. Тот, кто не прошел этого пути до конца, – просто верующий, независимо от того сознает он это или нет.
Женщина с любопытством разглядывала меня.
– Ну хорошо, а где находится этот мир? В сознании Брахмы? – наконец сказал я, просто для того, чтобы прервать затянувшуюся паузу.
– Разумеется, где же еще? Пространства, как такового, нет, есть просто пространственные координаты, прописанные в свойствах атомов, которые когда-то проявила программа Шива. Когда твоя точка восприятия, связанная с телом, располагается в какой-то части пространства, ты получаешь информацию о том, что координаты атомов одного тела отличаются от координат атомов другого тела, и делаешь вывод о том, что одно тело, например, вот эта авторучка ближе к тебе, чем другое тело, например, звезда на небе. Вот и все.
– Как это Шива? Ты же говорила, что Вселенную создает программа Вишну, а программа Шива ее разрушает? – не понял я.
– Проявленный мир – это разрушающийся мир. Программа Вишну создает прототипы вещей мира – атомов, например. Программа Шива, тотчас начинает их разрушать, одновременно делая их видимыми для точки восприятия. Только срок разрушения атомов очень большой, поэтому, собственно, мы и видим проявленную Вселенную. «Хвала искусству славному Того с Трезубцем, кто творит картину мира пеструю без средств, без данных, в пустоте!» – как писал один индийский поэт в позапрошлом тысячелетии, – ответила она. – Воспоминание о разрушении Шивой мира, который создавал Вишну и есть сон Брахмы.
Красота и величественность этого высказывания, невольно захватили меня.
– Чей это перевод? Не может быть, чтобы кто бы то ни был мог написать так в позапрошлом тысячелетии.
– Кто написал и перевел? Ты! – женщина расхохоталась. – Я только что прочла это в твоем сознании.
– Допустим, я где-то читал эту цитату. Но почему ты приписываешь ее мне?
– Это довольно распространенное убеждение, что первый, кто наткнулся на какую-то мысль, является ее автором. Все мысли, все афоризмы всегда существовали и будут существовать, потому что ночью Брахмы стираются только память программ и кэш событий. Память данных остается нетронутой, как сказал бы современный программист, – усмехнулась она.
– А почему так устроено, что Брахма видит сон? Почему бы ему просто не отдыхать?
– Ну, если продолжать пользоваться компьютерной аналогией, то он очищает и форматирует жесткие диски. Информация при этом считывается и на какое-то неуловимое мгновение мертвый мир оживает – это и есть сон Брахмы, понял, наконец? – спросила она.
Боже мой, – это ответ на все вопросы, которые всегда мучили меня: как объяснить неопровержимые факты предчувствия будущего, как совместить факт наличия проскопии с очевидной свободой воли, как объяснить внечувственное восприятие и документированные свидетельства о реинкарнациях? С этой невероятной точки зрения, все становилось на свои места – все события уже состоялись, и картина мира – это просто невероятно сложная кинолента, которую можно смотреть в любом участке ее «пространства» и «времени». Да это ответ, но какую цену придется заплатить за согласие с ним! Неужели это правда?
– Так что, никакого мира нет, а есть только процесс считывания старой информации о нем? – спросил я, холодея при мысли, что я правильно понял ее слова.
– Да, в целом ты правильно понял. Конечно, никаких компьютеров и программ нет. Просто на пределе усложнения мира, в нем появляются вещи подобные тем, что их создали. Кстати, появление на Земле бесчисленных компьютеров – верный признак того что, Брахма скоро зависнет.
– Почему? – удивился я. – Разве можно сравнить объем каких-то тупых вычислений компьютеров с расчетом картины Вселенной?
– Производительность Брахмы колоссальна, может быть, речь идет об эквиваленте триллиону квадриллионов тысячеразрядных операций в секунду, но она конечна, иначе не было бы ни ограничений по скорости света, ни квантовых явлений, ни осознанных сновидений.
– Триллиону квадрильонов тысячеразрядных операций, это ты для смеха придумала? – спросил я.
– Вовсе нет, разрядность я не помню, но что-то очень много, – беззаботно ответила собеседница. – А производительность в единицу с двадцатью пятью нулями получил один пастор, который пытался оценить вычислительную мощность Брахмы, исходя из величины скорости света в вакууме и факта увеличения средней продолжительности жизни, совпавшему с началом развития атомной физики. Он предположил, что увеличение средней продолжительности жизни с 30-40 лет в начале двадцатого века до 80 лет в начале двадцать первого – связано с возрастающей перегрузкой Брахмы, вызванной все возрастающим объемом вычислений на атомарном уровне. Эх, что за прекрасная жизнь была в доатомную эру! – воскликнула она. – Каждый день продолжался вдвое – втрое дольше, а взятка была просто превосходного качества! – Женщина замолчала, как бы погрузившись в воспоминания.
Эта перемена сделала ее совсем похожей на обычную земную женщину, переживающую воспоминания о далекой утраченной молодости. Если б не зловещее слово «взятка», ее образ был бы вполне способен вызвать симпатию. Чтобы отвлечься от этих мыслей, я спросил: «Как-то возможно рассчитывать все эти бесконечные сюжеты жизни миллиардов людей на Земле и всякие процессы на других планетах и звездах? Тут не только двадцати пяти, а двухсот пятидесяти нулей производительности не хватит!»
– Вещества во Вселенной не так уж много, всего около единицы с восьмьюдесятью нулями атомов, – улыбнулась женщина. – К тому же, расчеты проводятся только для поля зрения наблюдателя. Например, у тебя за спиной расчет ведется только в самом общем виде и картина мира очень упрощена. Ты не успеешь заметить это, Брахма быстрее тебя, – рассмеялась она, видя, что я непроизвольно оглянулся. – Конечность производительности Брахмы видна в ситуациях, когда ее просто не хватает для того, чтобы рассчитывать явления микромира, или в тех случаях, когда Брахма экономит вычислительный ресурс, например во сне двойника или пастора.
Кажется, я понял, что она имела в виду. «Концепция вычислительного подхода к парадоксам микромира, например, к феномену мнимого дальнодействия разлетающихся фотонов или мнимой самоинтерференции одиночных электронов на двойной щели, казалась, в самом деле, спасением от шизофрении корпускулярно-волнового дуализма. Ну, не успевает Брахма следить за каждым электроном или фотоном, пока его не вынудит к этому наблюдатель, вот и все! Забавно», – подумал я. Внезапно я вспомнил старое осознанное сновидение о посещении школы, в которой я учился много десятилетий назад. Сюжет сна состоял в том, что я шел по знакомому коридору школы, наполненному резвящимися детьми младших классов. Ощущения реальности происходящего были просто фантастическими, включая в себя толчки от столкновения с бегающими детьми. Повинуясь внезапному импульсу, я открыл одну из дверей, ведущих в классную комнату. Даже в сновидении я вздрогнул: за дверью ничего не было. Не было даже черного дверного проёма. В ужасе я закрыл дверь и вновь открыл: классная комната заполнилась детьми, сидящими почему-то на полу вокруг учителя, что-то увлеченно рассказывающего им. Через окна классной комнаты виднелись верхушки деревьев, растущих во дворе школы.
– Да, хорошая иллюстрация к виртуальности этого мира, – сказала женщина. – То же происходит и в бодрствующем состоянии. Только это невозможно заметить, так как Брахма всегда на один прыжок впереди нас. Кроме этого, нужно иметь в виду, что все, что генерирует Вишну и разрушает Шива – это гигантский фрактал. В нем все упаковано, так что и считать, собственно, не много остается. Одно и то же уравнение описывает и листок растения, и береговую линию, и овраг, и молнию, и еще чертову уйму вещей. Другое дело, считать всякие слабо сходящиеся ряды или строить модели атмосферных процессов для метеорологов. Здесь совершенно иные принципы расчетов и Брахма для них совершенно не приспособлен. Но это, конечно, не главное. Гораздо важнее рост числа двойников на Земле и необходимость считать их психику. Но самое важное и решающее явление, которое все больше и больше перегружает Брахму, – это стремительный рост уровней иерархии живого.
– Какой такой иерархии? – не понял я.
– А что ты думаешь: бактерии, растения, животные, двойники и люди – это все? Над людьми Вишну уже построил несколько слоев. Я знаю точно о существовании, как минимум, одного слоя. Для них мы такие же двойники, как вы для нас. Сколько этих слоев, я не знаю и знать не хочу. Все равно все это скоро рухнет.
– А почему Вишну строит эти слои? Что он не понимает, что перегружает компьютер?
– Э-э, – протянула женщина, – да ты и вправду принимаешь всю эту аллегорию с Брахмой, Шивой и Вишну за чистую монету! Да нет никакого Брахмы, Шивы и Вишну и тем более нет вселенских компьютеров и программ! Это просто способ говорить о природе реальности. Просто реальность так организована, что раз начавшийся процесс ее усложнения не может завершиться, пока не достигнет некой точки, в которой дальнейшее развитее невозможно. Тогда все начинается сначала. Но перед этим началом идет процесс стирания истории этого развития, которую мы называем ночью Брахмы. Правильнее было бы спросить – почему строятся эти слои? Ответ таков: определенному числу двойников соответствует определенное число людей, определенному числу людей соответствует определенное число, скажем, суперлюдей, то есть тех, для которых мы являемся двойниками и так далее. Это соотношение заложено в природе реальности. Начиная с нас – пасторов, строительство происходит в идеальной сфере и создаваемые там объекты не имеют прочной связи с материей, поэтому на их поддержание требуется много энергии, или, если пользоваться компьютерной метафорой, – много вычислительного ресурса. Чем выше слой, тем больше ресурса Брахмы он требует. Поэтому рост населения двойников приводит к ускорению времени. Наступит момент, когда время ускорится так, что просто остановится.
– Ничего не понимаю, – возразил я. – Чушь какая-то! Почему время ускоряется с увеличением объема вычислений?
– Ты опять за свое? – улыбнулась собеседница. – Опять компьютеры? Ну ладно, в терминах компьютерной метафоры ускорение времени выглядит так: восприятие времени возникает как результат распознавания различающихся картинок мира. Картинки мира возникают, как результат работы компьютера под именем Брахма. Конечная производительность Брахмы приводит к тому, что увеличение объема уменьшает скорость, с которой он генерирует эти картинки. Иначе говоря, пусть, например, 50 лет назад Брахма за одну секунду генерировал, скажем, 1000 картинок а сейчас 500. Значит, 50 лет назад за секунду твоя нервная система получала 1000 обновлений, а сейчас 500. Что ты при этом должен чувствовать?
– Не знаю – это смотря по тому, что такое время, – ответил я. – Понятие времени ведь связано с темпом обновления. Если обновлений меньше, значит и восприятие времени замедлится. В итоге я ничего не замечу. Хотя постой, я понял, время ускоряется относительно естественных вех – захода и восхода солнца, хода часов и т. д.
– Ну конечно, – подтвердила она. – Представь себе, что от восхода до захода солнца прошло всего 3 события, завтрак, обед и ужин. Как ты воспримешь продолжительность этого дня? Когда людей было поменьше, Брахма успевал показать им очень много образов тогда еще простого мира, сейчас ему приходиться рассчитывать картинки, которые двойники рассматривают в микроскопы, телескопы, телевизоры, и рисовать компьютерные игры, управлять траекториями субсветовых частиц в ускорителях, поневоле голова пойдет кругом, даже если она не одна, а четыре, как у Брахмы, – добавила она с грустной улыбкой.
– Слушай, откуда ты все это знаешь? Про фракталы, процессоры и прочее? Что у вас тут тоже есть компьютеры?
– Нет, здесь нет в них необходимости. Но они есть у вас, а там живет Слава, с которым у меня общее сознание. К тому же, я и есть Слава, если ты помнишь начало истории того, как я попал сюда.
– А, ну да, но все же мне непонятно – как это можно рассчитывать картину Вселенной? Это что же, Брахма считает каждый атом? – не унимался я.
– А что делать? Приходится. Как минимум, везде, где применяется военный и мирный атом. Конечно, по возможности эти расчеты проводятся в упрощенном и экономном режиме, но количество атомных объектов все время растет. К тому же физики стали очень любопытны. Не так просто рассчитывать поведение частиц с субсветовыми скоростями в современных ускорителях, – сокрушенно вздохнула она. – Ведь скорость света потому и является константой, что определяется, так сказать, тактовой частотой процессора Брахма. Тут даже не разберешь, кого больше жалеть – Брахму, который перенапрягается в этих экспериментах и делает ошибки из-за подвисания, или физиков, которые каждой такой ошибке присваивают название новой частицы или части частицы.
Последний пассаж собеседницы показался мне подозрительным. Конечно, то что я знал о современном состоянии физики элементарных частиц, не внушало оптимизма. Это важнейшее в мировоззренческом смысле направление науки все более и более погружалось в трясину теории струн, суперсимметрии, высших размерностей, петель и прочих математических абстракций. Все эти «очарованные» и «красивые» кварки обладающие «ароматом» и «цветом»… Кажется, еще немного, и физики превратятся в ученых свифтовской Великой Академии Лагадо, а исследования ковкости пламени станут их основным занятием.
Иначе говоря, внутренне я был готов к восприятию ее критики современной теоретической физики. В то же время, не являлась ли эта внутренняя готовность лазейкой, через которую проникало ее воздействие на мое сознание? «Кто эта сущность, выступающая поочередно в мужской и женской ипостаси? – мучительно думал я. Снова и снова я спрашивал у себя, – не чеховский ли Черный монах стучится в дверь, предвещая психическое заболевание?» Самое неприятное в моем положении было то, что эта сущность не давала мне времени отдышаться от ее атаки, так как реальность незаметно переходила в осознанное сновидение и наоборот. Однако во сне ли, наяву ли, а с присутствием этой сущности приходилось мириться. Обострение, на которое я неосторожно пошел во время первой беседы с этой сущностью, и его печальный конец ясно показал мне границы моей самостоятельности – я мог только слушать и спрашивать, ничего другого мне не оставалось. В обреченности моего положения была некоторая отдушина, некоторое интеллектуальное наслаждение, которое я испытывал, открывая для себя странный и пугающий мир пасторов, неважно, существовал ли он на самом деле или нет.
– Нельзя даже сравнивать нынешнюю нагрузку Брахмы с доатомной эрой, – прервала мои мысли собеседница. – Впрочем, он и сейчас не считает каждый атом. Атомов всего сто с чем-то штук, а остальные просто их копии, со своими координатами. Атомы подобны классам в объектно-ориентированных языках программирования: свойства – нейтроны, протоны, электроны, энергетические уровни, спины; методы – ядерные силы, электростатика, электродинамика; свойства и методы инкапсулированы в класс – атом; далее – наследование, полиморфизм прототипа; молекулы по тому же принципу – все, пошла свистать машина! Только эта машина более совершенно устроена, чем компьютер. Чтобы не возиться с каждым атомом, Брахма плодит копии вычислительных средств и инкапсулирует их в экземпляр каждого наследуемого объекта. По сути, каждый атом содержит маленькую копию Брахмы, которая и рассчитывает, пользуясь методами класса, его поведение.
Конец ознакомительного фрагмента.