Марена
Олеша Захаров шагал по Крамской. Он о чём-то упорно думал, поэтому совсем не глядел перед собой. Он был угрюм, озлоблен, что-то явно недавно произошло с ним. И это что-то занимало все его мысли.
Он шёл по тихим улочкам окраинного района небольшого города, сворачивая с одной на другую без всякой логики. Крамскую сменил Валдайский переулок, его – Строкинская улица, Ермолинская… Его остановил бы только тупик или чистое поле, но одинаковые улицы всё продолжались, ответвлялись и размножались.
Внезапно Олеша, это имя будто приклеилось к молодому парню, остановился как вкопанный. Он огляделся вокруг и постепенно вернулся с небес на землю. Перед ним было всё, чего ему сейчас не хватало: телеграфный столб, а за ним деревенский луг с ромашками и какими-то другими цветами – синенькими и жёлтенькими, за которым начинался лес. Его взгляд от неожиданности упёрся прямо в столб, к которому была приклеена какая-то белая бумажка. Олеша подошёл вплотную, постоял около столба несколько минут, затем развернулся, и пошёл в каком-то известном ему одному направлении.
Тьфу ты чёрт! Я забыл ключ. Так по-дурацки могло произойти только со мной: поехать на дачу и забыть ключи от неё. В последнее время со мной вообще всё по-дурацки. Хотя… Начать нужно с того, что меня, двадцатишестилетнего мужчину все называют Олешей. Хотя я – Олег Васильевич Захаров, аспирант и работник ВУЗа.
Хотя какое там! Олеша, принеси учебники из библиотеки, Олеша, сдайте мой ключ и сходите в другой корпус, предупредите студентов о переносе зачёта (надо же – на «вы»!), Олеша, ну это очень хороший результат предзащиты – пропустить диссертацию с доработкой.
Чтоб они все провалились! Да что они понимают! С доработкой! Думаете, легко писать диссертацию! Когда половина твоих знакомых считает, что тебе делать нечего, вот ты и исследуешь семантику имени прилагательного в русском и польском языках, а другая половина думает, что ты тупо косишь от армии, а третья половина вообще считает, что ты больше ни на что не способен, кроме бумагомарательства.
Все менеджеры, пенеджеры, а ты, как аспирант – почти что тот же студент – получаешь стипендию, а как лаборант кафедры общего и славянского языкознания – маленькую зарплату. Приходится грузить мясо. И то – спасибо Славику – он звонит, не забывает – один раз двадцать две тонны разгрузили.
Но беда, как известно, не приходит одна. Пока я прыгал выше головы, стараясь подготовить свою диссертацию к предзащите в мае, правил её, распечатывал два экземпляра (триста пятьдесят рублей за каждый, между прочим), как-то испортились мои отношения с родными. С родителями и с сестрой. Они начали кричать на меня, я – на них. Или наоборот? Не помню.
Сестра говорила, чтобы я отошёл от компьютера – он нужен не только мне. У неё, видите ли, сессия. Родители говорили, что нужно быть собранным и организованным, чтобы на всё хватало времени. Что, несмотря на предзащиту, я должен, обязан ехать на дачу и копать там землю в майские праздники.
А я как раз не успевал внести ряд сносок на источники в свой текст. Я сидел ночами. Но приходила мама и говорила, что надо быть организованным, а не жечь по ночам свет – кто же будет за всё это платить?!
А я, сколько ни старался, всё равно предзащиту не прошёл. Будет ещё одна – в сентябре. Мне никто ничего не сказал, но смотрели красноречиво. А сестра, как мне казалось, даже презрительно.
И я плюнул на это всё и решил с сегодняшнего дня восполнить пробел в землеустройстве и пожить на даче. Взял с собой кое-какие вещи, сел в автобус и поехал, думая о своём. И, конечно, забыл ключи. Какой же я идиот. Тогда я поступил ещё более по-идиотски: просто пошёл по местечковым улицам, куда глаза глядят. Ничего глупее нельзя было придумать!
Ко всему прочему куда-то подевалась Оля. Это моя девушка. Она стойко сносила моё не совсем завидное положение аспиранта (ещё не кандидата наук) и работника ВУЗа (не преподавателя). Она понимала меня, как мне казалось. Она знала, что я не могу уделить ей много времени, а в мае смогу ещё меньше. Да и с финансами не густо.
Я сказал ей, что некоторое время мы будем общаться по телефону и обмениваться короткими сообщениями. Но сам писал и звонил дня два. Потом где-то неделю не было времени. Потом ещё неделю не было времени.
Потом я звонил ей, а телефон был выключен. Потом он опять был выключен. Потом ее подруга, тоже Оля, сообщила, что моя Оля зачем-то поехала в Турцию с Галькой с восьмого этажа. Потом та же Оля злорадно сообщила, что моя Оля в Турции с кем-то познакомилась, собирается замуж и вообще её жених богат, он из Сургута, увозит ее туда, селит в коттедже, окружает роскошью и осыпает подарками. Планируется, что она уйдет из ВУЗа, с четвертого курса, засядет в коттедже и начнет плодить наследников состояния, поскольку ей не восемнадцать, а уже двадцать два. Она зря потратила столько лет.
Говоря это, та Оля, злорадно улыбалась и посматривала на меня исподлобья. Раньше я ей нравился, ей даже нравилось, что я такой интеллигентный и учёный, она хотела со мной встречаться, но вышло по-другому. И сейчас, видимо, ей доставляло истинную радость сообщить всё это мне.
Я, конечно, сам связался со своей Олей – мало ли что болтают – но всё почти так и оказалось. В общем, я остался один: без девушки, без родных, без друзей и без своего любимого дела – наука мне немного осточертела после предзащиты. Мне нужно было работать на кафедре, потом приступить к приему документов поступающих на наш факультет, дорабатывать диссертацию, но всего этого мне вообще не хотелось. Я устал.
Да, я поехал на дачу, благополучно забыл ключ и пошел, куда глаза глядят. Зачем – не понимаю. Однако моё внимание привлекло какое-то объявление на столбе. Я всмотрелся в листочек из школьной тетради, на котором было написано старческим почерком: «Сдам отдельный дом на территории своего дома: площадь 10 метров2, вода, газ, электричество есть, удобства во дворе, летний душ. Цена 500 р. в месяц. Телегина Клавдия Александровна, ул. 1-ая Снежная, д. 8». Я, не колеблясь, повернул в сторону данной улицы. Пятьсот рублей я мог заплатить, на кое-какую еду моих денег хватило бы, а ни о чем другом я не думал.
Конец ознакомительного фрагмента.