Глава 1. «КОМАНДИРОВКА В АФРИКУ»
Итак. Один из июньских дней 1960 года.
В железнодорожном батальоне, дислоцированном в поселке Титовка Мурманской области, ждали дембеля, а возможно и продолжения дальнейшей службы, отслужившие свой срок солдаты и сержанты советской армии.
Многие носили солдатскую форму уже более пяти лет. Были среди них и те, кто участвовал в подавлении контрреволюционных мятежей в Польше и Венгрии. Многим из отслуживших свой срок солдатам и сержантам, было предложено перейти на сверхсрочную службу. Среди принявших это предложение был и старший сержант Ян Сперскис. Он уже пять лет, как в Советской Армии. В пятидесятых годах побывал в Польше, в Познани, где за активное участие в подавлении контрреволюционного мятежа, что было тогда в полном соответствии с выполнением интернационального долга, был награжден Крестом «Виртути милитари 3 степени», которым польские власти награждали за отчаянную храбрость. Потом снова принимал участие в подавлении «контрреволюционного мятежа» теперь уже в Венгрии. В 1956 году, и получив от венгерского правительства медаль «Непсабадшах», вернулся в Союз, чтобы ждать «дембеля», или остаться на сверхсрочную службу. А дома его ждали родители, которых ему хотелось, хотя бы только увидеть. И разве мог он предполагать, что в этот воскресный день, произойдет то, о чем он даже и думать не мог…
Батальон, а это около трехсот солдат и сержантов, в числе которых был и Ян Сперскис, в начале июня 1960 года был переброшен в поселок Титовку со станции Державинка, Атабасарского района Акмолинской области Казахстана. Перед отправкой всем военнослужащим был зачитан приказ командующего корпусом железнодорожных войск, о том, что их железнодорожный батальон может быть отправлен в братскую страну, чтобы оказать там техническую помощь. В какую страну, об этом не было не сказано ни слова. Из батальона отобрали 36 сержантов и старшин срочной и сверхсрочной службы и четырех офицеров во главе с замполитом майором Ткачуком…
Обыкновенный воскресный день, которые за пятилетнюю службу встречались Яну Сперскису ровно по календарю, хотя отдыхать приходилось в эти дни довольно мало. В этот день личный состав батальона, за исключением дежурной службы, находился, кто в библиотеке, кто в солдатском кафе, кто в клубе на просмотре кинофильма. В тот день шел трофейный фильм «Тарзан». И вдруг – «Тревога!»
Они ждали этого дня. И он пришел также неожиданно, как и все те, когда были Польша и Венгрия. И разве мог тогда подумать Ян Сперскис и его сослуживцы, что построение на плацу подвергнет его и многих его товарищей к далеко нелегким испытаниям…
Перед строем появился замполит батальона майор Ткачук и сообщил, что бельгийские колонизаторы хотят закабалить свободолюбивый народ братского Конго. И поэтому Советское правительство верное интернациональному долгу решило оказать этой стране гуманитарную помощь своим воинским контингентом. Что такое «интернациональный долг, Ян Михайлович и тогда не очень понимал, как и не понял за свою долгую жизнь. Но когда замполит предложил тем, кто хочет помочь братскому народу Конго, сделать два шага вперед, он, не задумываясь, их сделал. Таких военнослужащих, которые тогда сделали два шага вперед, оказалось более семисот человек. На следующий день их привезли на железнодорожную станцию, и посадили в эшелон. Покидать вагон, куда бы – то ни было, и общаться с посторонними лицами категорически запрещалось.
Через сутки, 28 июня 1960 года, эшелон прибыл в Кронштадт. На сборном пункте им выдали комбинезоны из «чертовой кожи», береты синего цвета, и рубашки в клеточку – «канадки», как их тогда называли. У всех военнослужащих отобрали подписки о неразглашении, куда их отправляют. Путешествие проходило в душных трюмах двух кораблей торгового флота. Личного оружия у командированных не было, но в грузовых отсеках разместился целый арсенал – от ракетниц до зенитных орудий. На борту был и десяток бронеавтомобилей образца 1945–1950 годов выпуска.
Пока шли в наших водах, солдатам, небольшими группами разрешалось выходить на палубу. А как только вышли в международные воды, – приказ, всем в трюмы. Несколько раз транспорты попадали в штормы. А для сухопутных солдат, они оказались нелегким испытанием. Представьте трюм, набитый людьми, как бочка с сельдью. И все проявления морской болезни… Везде трупами валялись солдаты. Многих рвало прямо там, где они лежали, и они были не в силах даже шевельнуться. Гальюны были также забиты солдатами, многие из которых корчились в судорогах тут же. Не смотря на запрет покидать трюм, некоторые разъяренные солдаты отбрасывали в сторону дежурных офицеров и вахтенных матросов из экипажа судна и выбирались на свежий воздух. Тут же на палубе испражнялись. Путешествие продолжалось около месяца. В порту, в который они прибыли стояла пятидесятиградусная жара.
Кронштадт, 28.06.60 года, грузовая площадка диспетчерской порта. Здесь солдаты сдали свое оружие – старые карабины, переоделись в комбинезоны из «чертовой кожи», синие береты, и погрузились на транспорты
Но не это было главным событием в их дальнейшей судьбе, а то, что пока солдаты находились в пути, ситуация в Конго (ныне Заир) резко изменилась.
Долгая гражданская война неожиданно охватила одно из самых богатейших африканских государств того времени, куда и направил Советский Союз своих солдат, офицеров и технику для помощи, но который абсолютно был не готов к этим, стремительно развивающимся событиям. Практически сразу после провозглашения независимости страны, провинция Катанга, знаменитая алмазными копями и медными рудниками, объявила об отделении. А самопровозглашенный премьер Моиз Чомбе стал набирать собственную армию, костяк которой составили французские и британские наемники, а возникший конфликт мгновенно вписался в контекст холодной войны:
СССР заявил о поддержке центрального правительства, которое возглавлял Патрис Лумумба. Конго превратился в арену межплеменных столкновений, жертвами которых стали десятки тысяч мирных жителей, событиями.
Опьяневшая от легких побед и развращенная неожиданно свалившимися чинами «народная армия» фактически вышла из-под контроля. В стране начался натуральный хаос. А буквально всего несколько месяцев назад Советский Союз уже признавший независимость Конго, оказал помощь в размере 10 млн. долларов лидеру Национального движения Патрису Лумумбе и направил техническую помощь, подкрепленную солдатами и офицерами. В июне 1960 года Лумумба неожиданно обращается за поддержкой к Бельгии, с которой тут же был заключен договор о военной и финансовой помощи. А 11 июля Моиз Чомбе провозглашает независимость провинции Катанга со столицей Колвези. Патрис Лумумба прячется в штабе войск ООН в Леопольдвиле. И уже 13 июля бельгийские «коммандос», под командованием генерала Гейсена, подавили мятеж конголезских солдат. В порт Матади, конечную цель маршрута советских кораблей торгового флота, вошли 4 корвета бельгийского военно-морского флота, а самолеты ВВС Бельгии бомбили сам порт…
Но вернемся снова назад, к нашим интернационалистам…
Темная ночь 18 июля 1960 года. Два транспорта советского торгового флота медленно входили в порт Матади. Вдруг ярко вспыхнули прожекторы боевых кораблей, пронзительно завыли сирены, раздались команды на французском языке. Были даже сделаны несколько предупредительных выстрелов артиллерийских орудий. Сидя в трюмах, около шестисот советских солдат ничего не понимали, только слышали выстрелы и разрывы снарядов около бортов. Бывшие с солдатами офицеры, с побелевшими от неожиданности лицами, твердили одно: «Сидеть тихо!». И только минут пять спустя, по корабельному радио раздается команда: «Подготовиться к высадке на берег! Соблюдать очередность высадки! Сопротивления не оказывать! Нас интернировали!» А кто тогда из простых солдат, многие из которых имели за плечами, за редким исключением, всего два класса образования, знал значение этого слова? Да никто.
Катера Бельгийских ВМФ переправили на берег всех советских военнослужащих, где их посадили в товарные вагоны и в сопровождении вооруженных бельгийских коммандос отправили в Леопольдвиль. Там пересадили всех на грузовики с тентами и везли через джунгли еще 300 километров.
Первое впечатление Яна Сперскиса от порабощенного Конго наверняка расстроило бы его замполита. «Я понял, что колониализм – хорошая вещь, – говорил он много лет спустя, когда вернулся на родину. – Роскошные дороги, дома, которые наши ребята могли видеть только в социалистических снах». Но о том, кому принадлежали эти дома, и в каких условиях живут в своих кишлаках африканские аборигены, он почему-то замалчивал. В прочем, простить это ему было можно. Он повторял эти слова только тогда, когда был пьян, да и то не часто.
Французская часть бассейна реки Конго во многом зависела от принадлежащего бельгийцам выхода к океану в виде железной дороги Киншаса – Матади. Но сделать они ничего не могли. Бельгийцы были их союзниками и совладельцами многих промышленных и алмазодобывающих компаний. Французы всегда мечтали иметь свой собственный путь к атлантическому побережью, который связывал бы Браззавиль, французский центр на Стенлипуле, с ближайшим океанским портом на французской территории. Но, несмотря на некоторые разногласия, стратегические вопросы и проблемы решались почти всегда совместно. Однако были моменты, когда та или иная сторона не вмешивалась в дела друг друга. Вот и на этот раз, французы были только сторонними наблюдателями того, как бельгийцы интернировали большое количество советских солдат и офицеров…
Конечным пунктом для советских «интернационалистов» оказались палатки лагеря бельгийских коммандос в городке Бандунгу, расположенном в 25 километрах от границы с Французским Конго, в джунглях. За один день вокруг лагеря бельгийцы намотали колючую проволоку, поставили вышки. Охрану лагеря несли негры, одетые в военную форму бельгийских коммандос.
С интернированными советскими солдатами и офицерами, охрана обращалась хорошо. В дневное время солдаты привлекались на хозяйственные работы. Общение с местным населением давало свои результаты, – уже через месяц все довольно бегло говорили на франконском языке. (Смесь французского с африканос). Палаточный городок, где поселили советских солдат, был небольшой. Жили в палатках. У каждого была мягкая койка с чистым бельем, играла музыка. А кормили, ну просто на убой. Многие там впервые в жизни увидели телевизор.
Первое время на советских солдат особое впечатление производило местное население. До этого, они, видевшие негров только на картинках, тут же раз и навсегда окрестили их «обезьянами», и долгое время не могли разобраться, что за водопроводные трубы с дырками они всегда таскают за собой. Но дальнейшее знакомство с местными реалиями показало, что эти загадочные приспособления – не что иное, как бельгийские крупнокалиберные пулеметы, одна пуля которых – размером с полруки.
Вообщем жили, как в санатории. Одно мешало чувствовать себя, как в санатории, – это вышки по периметру, на которых сидела охрана из конголезских патриотов.
Вот, как отреагировал своими воспоминаниями на этот факт Ян Сперскис, – Бывало, идешь мимо, а он затвором клац-клац и целится тебе в спину. А ты идешь и чувствуешь, как ствол пулемета будто щекочет тебя аккурат, между лопатками…
Офицеры уговаривали нас ждать, говорили, что советское правительство «не забудет своих сынов», рассказывая солдатам, как советское правительство во главе с Никитой Сергеевичем Хрущевым ночей не спит, думая о том, как их освободить.
Но прошло два месяца, и не похоже было, чтобы советское правительство думало о своих солдатах… Когда они спрашивали об этом переводчика – офицера из бельгийских коммандос, Пьера Людерса, тот в ответ только весело смеялся. Никому и в голову не могло прийти, что их просто бросили на произвол судьбы!
Спустя некоторое время солдаты начали несмело сомневаться, что руководство страны «мается» бессонницей из-за их нелегкой судьбы, и уже через три с половиной месяца поняли, что надеяться могут только на себя… К ним пришли раздражение и злость, в первую очередь на офицеров, которые жили отдельно от солдат в деревянных сборных коттеджах. Солдаты, как им тогда казалось, были офицерам «до лампочки». По крайней мере, такое мнение сложилось у них в последние дни. Вот тогда они и начали высматривать слабые места в лагерном окружении, изучали охрану на вышках и в воротах. Потихоньку ломали металлические прутья спинок кроватей, затачивать их о камни. Интернированных никто особенно не контролировал…
Идея побега принадлежала Яну Сперскису. Его авантюристический характер искал для себя выход. И в один из душных вечеров, он собрал у себя в палатке пятерых надежных товарищей, которым доверял, как себе. Среди них был и младший сержант Воронин, на фото он крайний справа в шинели, левая рука в кармане. Он один из немногих, чья судьба известна Яну Сперскису. Воронин прошел а легионе с Яном все круги ада. По окончании контракта в иностранном легионе, он встретил итальянку, влюбился, и остался в Италии.
Провели среди солдат соответствующую работу, и приступили к действию. Заточки уже были готовы. И вот настала ночь, – ночь побега. «Штаб» во главе со Сперскисом четко распределил каждому бойцу план его действий. Выдрали длинные жерди, которые подпирали палатки, и, используя их как шесты, запрыгнули на вышки, и перерезали горло охранникам. Организованная солдатская масса из 270 человек, именно столько человек согласились на побег, снесла ворота, и побежала к джипам. Охрана попыталась оказать сопротивление. Завязался ночной рукопашный бой. Из захваченного оружия беглецы открыли стрельбу. Воронин и Сперскис держались вместе. Попавших навстречу солдат охраны проткнули заточками, вырвали винтовки. К джипам подбежали практически все, и только около десяти бежавших погибло.
Карта у Сперскиса была с собой. Ее украли за неделю до побега у одного бельгийского офицера.
На захваченном пароме, на мачте которого прикрепили белое полотнище, перебрались на противоположный берег. Там беглецов весьма доброжелательно встретили французы, заставили сдать оружие и разместили всех в кемпинге. И снова, – мягкие кровати, хорошие условия, кормежка, которая советским солдатам после родной перловки казалась пищей богов. И самое главное – прекрасный сладкий кофе, о существовании которого до африканских приключений, солдаты, даже не подозревали.
Но и в этих условиях русская душа не находила покоя. А потому, спустя три месяца советские солдаты вновь устремились в бега.
На этот раз никого убивать не пришлось: особой охраны не было, погони тоже. В джунглях, где остановились беглецы, они не пропали. Они быстро научились добивать пропитания и, ориентируясь по звездам, вышли к реке. Река кишела крокодилами. Это была именно та река, в которую захвативший власть во французском Конго аббат Фюльбер-Юлу, приказывал сбрасывать своих противников.
Увидев причаливший к берегу небольшой пароходик, солдаты захватили его и доплыли по реке впадавшей в океан, прямо к побережью порта Матади.
На рейде стояло много кораблей, среди которых были и советские. Радости солдатской не было предела – появилась реальная возможность вернуться на родину. Но, не тут-то было… Вахтенные советских кораблей не подпустили своих соотечественников близко даже к трапу.
«Ох, как обидно было, если бы кто-то знал! – вспоминал Сперскис, – Родина выбросила нас, как мусор из помойного ведра, без жалости и сожаления».
Но еще хуже пришлось тем, у кого тогда не хватило смелости бежать из первого лагеря. Они три с половиной года просидели в джунглях многие переболели тропическими болезнями, некоторые из них умерли. Но ни они, ни их семьи за три года, проведенные без кормильцев, не получили ни компенсации, ни зарплаты.
Последняя надежда была на советского посла. Но тот, выслушав оборванных соотечественников, заявил им, что «Советское правительство никого никуда не направляло, поскольку никогда не вмешивается в дела других государств». Выполняя интернациональный долг, наша страна не спешила отдавать долги своим собственным гражданам, которых в угоду политическим амбициям бросила на другой конец земного шара.
Но ушлые солдаты нашли выход и из этого положения:
Они отправились в местный фотосалон и сфотографировались на фоне картинки, где были изображены местные женщины, собирающие урожай кофе. Вождь племени балуба, выпускник университета которому немного позднее было присвоено имя Патриса Лумумбы, за взятку 10 миллионов старых франков дал солдатам справку, свидетельствовавшую, что 260 советских военнослужащих находились на сельхозработах в возглавляемом им африканском племени… Но и это не помогло. В Советском посольстве их просто не приняли.
Чужая страна, чужие люди, ни гроша за душой…
На работу не берут, вот и пришлось просить милостыню. Солдатам подавали бананы, другие фрукты. Но разве это еда для здоровых молодых людей! А потом к ним подошел познакомиться французский офицер…
…В холле небольшого особняка находились офицеры Французского иностранного легиона. На столе стояла бутылка «Перно» три наполненных до половины вином бокала. Один офицер, что помоложе, был командиром взвода, другой, который постарше, командиром роты. Третий, с нашивками капитана, был командир батальона, Роже Люнгвиц.
Взяв из коробки лежащей рядом с бутылкой кубинскую сигару, капитан не спеша, обрезал специальным ножичком ее кончик, прикурил от зажигалки, поднялся из-за стола и подошел к окну. Посмотрев на пыльный пейзаж за окном, на легионеров, охраняющих особняк, он затянулся, выпустил дым, и только потом вновь повернулся к столу.
– Итак, месье, продолжим наш разговор. Кто будет докладывать? – Посмотрел он на офицеров. Тот, что постарше, улыбаясь, смотрел на молодого офицера.
Капитан, поймав взгляд командира роты, усмехнулся, и чтобы подыграть тому, обратился к командиру взвода.
– Вы, месье, Бардан?
Лейтенант сделал попытку встать, но, увидев предостерегающий взмах руки капитана, остался сидеть.
– Итак, лейтенант, я слушаю, – капитан Люнгвиц подошел к столу и сел на свободный стул. Положил сигару в пепельницу, пригубил бокал с вином.
Командир роты последовал его примеру.
Лейтенант Бардан, мельком взглянув на тонкий вьющийся над сигарой ароматный дымок, все же поднялся со стула.
– Я считаю, месье капитан, – тихо произнес он, остановившись взглядом на капитане, – к русским можно выходить с предложением о подписании контракта с Легионом. Они уже дошли до ручки. Мы постоянно следили за ними, как только они вырвались из бельгийского лагеря. И мне кажется, поступили правильно, что не помешали бежать и из нашего лагеря. Мы увидели, что это солдаты что надо. Это, месье, готовые легионеры. Я лично наблюдал, как они разделались с охраной бельгийского лагеря. Даже будучи в джунглях они не растерялись, а быстро приспособились к неизвестной им ранее обстановке, и приловчились добывать себе пропитание.
– Да, вы правы, лейтенант, такие солдаты нам нужны, и мы поступили правильно, что приняли решение на выжидание. И выиграли. Особую «услугу», если можно так назвать действия русского посла, он оказал нам, как говорят сами русские, медвежью услугу, отказав им в помощи. И помог нам в этом деле и мэр Леопольдвиля, запретивший по нашей просьбе брать русских на работу… Я русских знаю хорошо. До конца сороковых в легионе их было много. Это действительно настоящие офицеры и солдаты. С некоторыми из них, которые сейчас в отставке, я и сейчас дружу.
На следующий день, к палаткам, где проживали сбежавшие из бельгийского лагеря интернированных советские солдаты, подошла группа французских офицеров в кепи с золотыми позументами, в полевых френчах и крагах. Среди офицеров был и капитан Роже Люнгвитц, офицер Французского иностранного легиона, будущий командир их, советских солдат…
А тем временем, кровавая круговерть в Конго только начинала разворачиваться. В этой круговерти уже участвовали и племенные группировки, и войска ООН, и бельгийские парашютисты. Но, решающую роль, конечно же, играли наемники. Именно в Конго взошли звезды самых знаменитых «солдат удачи» – француза Боба Денара и британца Майкла Хоара. Именно по их биографиям можно написать историю самых известных за пятидесятые-шестидесятые годы прошлого столетия, наемников. Именно из-за этих кровавых годов, на наемников стали смотреть, как на бандитов. Впрочем, жестокость европейских наемников, явно затмевала бесчеловечность африканских аборигенов. Например, Майкл Хоар всегда с какой-то оторопью вспоминал, как чомбовцы, варили пленных в котлах живьем. Да и постоянно восстававшее племя Симба, в котором были кубинские и китайские советники, мало уступало в жестокости своим землякам по другую сторону баррикады.
Советским интернированным солдатам, тогда очень повезло, что они оказались на территории подконтрольной Франции. Сбежав из лагеря интернированных и убив при бегстве несколько охранников, они, в случае задержания бельгийцами, наверняка были бы признаны вне закона, с вытекающими, в связи с этим, последствиями…