Сокровища Буссенара. ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ФРАНЦИЯ (В. О. Ронин)

2016, 21 мая, 17 часов 26 минут 38 секунд

XVI округ, Париж, Франция

Всё было как в третьесортной трэшовой киношке: заляпанная кирпично-бурым осадком чугунная ванная, брезгливо зажавший нос лысоватый полицейский инспектор и мирно похрустывающий свежим багетом толстоватый судмедэкспорт.

– Ну и вонища, – прогундосил инспектор.

– А то, – с умным видом кивнул медэксперт. – Адская похлебка, это тебе не луковый суп. Источает миазмы, а не амбре.

– Адская похлебка?

– Ну да. Рецептик продиктовать? – лукаво прищурился поедатель багета. – Записывай. На 80 килограмм фарша примерно литров сто серной или азотной кислоты. Смесь с соляной приветствуется. Фарш вываливаем в ванную, заливаем кислотой. Желательно всё это хорошенько подогреть, перемешать, пробулькать кислородом. Также можно использовать хромовую смесь – раствор дихромата калия в серной кислоте.

– А это ещё зачем?

– Чтобы волосы, ногти, кости и зубы уж точно растворились без остатка… Ну, чтобы улик не осталось. Как говорится: нету тела – нет и дела. Принцип «corpus delicti».

Инспектор весьма неуклюже попытался изобразить задумчивый вид. Для пущей убедительности почесал верхней губой кончик длинного носа.

– То есть ты хочешь сказать…

– Да, – не дожидаясь постановки вопроса, ответил пузатый эксперт, – мне думается, нашего профессора слили.

– В смысле? – Лицо медленно соображающего полицейского вытянулось от удивления, стало похоже на мяч для игры в регби.

– В прямом. В канализацию.

– Это как? – отказывался врубаться в суть проблемы инспектор-тугодум.

– Ну, здесь есть варианты, – продолжал издеваться над коллегой бурдюкоподобный поклонник чёрного юмора. – Можно как «Лондонский вампир» Джон Хэйг вычерпывать «адскую похлебку» ковшом. Но тогда потребуется противогаз, чтобы не обжечь легкие токсичными испарениями. А можно воспользоваться законом сообщающихся сосудов и…

– Да ну тебя! – рявкнул полицейский (наконец-то до него дошло), и, сдерживая рвотные позывы, с шумом вывалился из ванной комнаты.

Медэксперт ухмыльнулся и аппетитно хрустнул багетом. Затем близоруко прищурился, присмотрелся. С трудом втянув безразмерный живот, наклонился, внимательно изучил кафельный пол под ванной.

– Так-так-так, – пробормотал любитель ароматного хлеба и дурно пахнущих шуток. Спрятал остатки багета в бумажный пакет, натянул латексные перчатки, нацепил на нос очки, вооружился пинцетом. Немного поковырявшись, подцепил с пола прядь заляпанных чем-то вроде закисшего кетчупа седых волос, поднёс к самому носу. Покрутил, повертел, понюхал – разве что не лизнул. Весьма довольный собой широко улыбнулся:

– С этим уже можно работать.

Спрятав находку в специальный пакетик, эксперт включил фонарик на сотовом телефоне, посветил в сток ванны.

– Есть контакт! – обрадовался толстяк. Вновь воспользовался пинцетом, выудил из тёмного чугунного зева маленькую то ли песчинку, то ли соринку. Внимательно изучил, растянул пухлые губы в улыбке: – Если я правильно понимаю, остатки зубной пломбы. – Эксперт подмигнул своему отражению в зеркале, наставительно рёк: – Как говорил мой многомудрый учитель, мэтр Роше, преступлений без следов не бывает.

Насладиться триумфом наблюдательному ученику многомудрого мэтра Роше помешал давешний инспектор. Крикнул из комнаты:

– Эй, Фульк, иди сюда. Мы нашли кое-что интересное.

17 часов 32 минуты 54 секунды

– Ну, и что тут у вас?

– А ты сам взгляни, – ехидно прищурился лысоватый инспектор, широким жестом приглашая Фулька в заставленную книжными шкафами комнату. – Попробуй, отыщи. Яви свою хвалённую наблюдательность.

Судмедэксперт снял очки, протёр стекла клетчатым платком, вновь водрузил оптический прибор на мясистый нос. Окинул комнату пристальным взором.

Да, не зря он величал пропавшего хозяина квартиры «профессором». Всюду книги, книги и ещё раз книги. Книги в шкафах, книги на шкафах, книги под шкафами. Также на тумбочке, столе, стуле, пуфике, и даже на подоконнике. Плотности книжных рядов позавидует и Национальная Библиотека. Фарфоровые зубы в образцово-показательной челюсти какой-нибудь голливудской звезды расположены куда как реже.

Фульк осмотрел комнату сперва слева направо, затем справа налево, потом сверху вниз, и в заключение – снизу вверх. Вроде бы ничего странного. Если не считать, что один шкаф абсолютно пуст. И это при таком-то количестве книг.

– И что я здесь должен заметить? – спросил Фульк у коварно ухмыляющегося полицейского. – Подозрительно пустой шкаф?

– Ну, это бы и слепой узрел, – хмыкнул инспектор. – Смотри внимательнее.

Фульк вздохнул, прищурился, ещё раз осмотрел заставленное книгами помещение – теперь уже по диагонали. Да вроде бы ничего особого. Книги как книги. Хотя нет, постойте-ка…

Толстяк подошёл к одному из шкафов, – стоящему по левую руку от пустого, – взглянул на него сбоку. Точно, так и есть: несколько книг почти на треть выдвинуты из стройного ряда коллег. Точно кто-то хотел их вытащить, а потом вдруг взял и передумал.

– Что за книги? – спросил Фульк.

– А вот вместе и посмотрим, – ответил инспектор.

И посмотрели. Набор оказался весьма пёстрым и от этого подозрительно странным.

Оноре де Бальзак, «Отец Горио». Жорж Оне, «Горнозаводчик». Оноре д’Юрфе, «Астрея». Стендаль, «Красное и чёрное». Эжен Сю, «Агасфер». Огюст Эскофье «Кулинарный путеводитель». Тома Насержак, «Эстетика детективного жанра». Гюстав Эмар, «Золотая Кастилия». Эдмон Ростан, «Сирано де Бержерак». Александр Дюма-отец, «Три мушкётера».

– Хм, весьма необычная подборка, – заметил Фульк. – Тебе так не кажется, Лелуш?

– Угу, – кивнул инспектор. – Разные эпохи, разные авторы, разные жанры: от пьес и эссе, до романов и кулинарных рецептов. Что и есть общего, так это то, что все авторы – французы. Да еще экслибрис на форзаце. Но, похоже, здесь у всех книг точно такой же.

Лелуш выудил из полки первый попавшийся томик, раскрыл, сунул под нос Фульку:

– Ну, что я говорил.

Действительно, экслибрис тот же самый: земной шар, точно детский мячик, покоящийся на трёх толстенных фолиантах. На корешках книжуленций информация о владельце – по слову на каждый том: Франсуа Марсель Робер.

Франсуа Робер. Всё сходится. Именно так звали хозяина этой похожей на библиотеку квартиры. Хотя почему звали? Чтобы делать такие далеко идущие выводы, для начала следует дождаться данных экспертизы. Ведь могут быть и варианты. Фульк на своем веку всякого-разного насмотрелся.

– И всё-таки интересно, – проворчал Лелуш, почесывая похожую на тонзуру проплешину, – что означает сия шарада? Может быть, все эти книги вытащили случайно?

– Поверь мне, – с умным видом промолвил Фульк, – если когда-нибудь тебе на голову упадет черепаха, то это будет далеко не случайно.

– Почему? – захлопал глазами Лелуш.

Эксперт улыбнулся, продолжил:

– Это будет значить, что парящий в небе орёл, принял твою лысую макушку за гладкий булыжник. Вот он и уронит на тебя рептилию, чтобы разбить твёрдый панцирь и полакомиться черепашатинкой.

– Это ты к чему? – насупился инспектор. Он не любил, когда кто-нибудь подтрунивал над его пролысиной.

– А к тому, – усмехнулся толстопузый Фульк, – что случайностей в этом мире не бывает в принципе. Это ещё Демокрит заметил. У всего есть своя причина.

– Ишь, грамотей выискался, – проворчал уязвленный полицейский. – Я тоже, между прочим, книжки почитываю.

– Ага, комиксы про Блэксэда.

– Ладно-ладно, – примирительно буркнул Лелуш. – Но раз уж ты у нас такой умный и считаешь, что у всего на свете есть причина, ответь: какова причина того, что все эти книги так странно стоят?

– Главное, – сказал Фульк, – понять, что их объединяет.

– Ну, это мы уже выяснили. Все они написаны французами. Про экслибрис, я думаю, вспоминать не имеет смысла.

– Нет, – пробормотал эксперт, – здесь явно что-то иное. Мне кажется, тут скрыт какой-то шифр. Некий код.

– Ага, – хохотнул Лелуш, – код да Винчи.

– А почему бы и нет, – не обратил внимания на глумливый тон коллеги Фульк. Он достал блокнот, записал имена авторов и названия их книг в один столбец.

Оноре де Бальзак, «Отец Горио»

Жорж Оне, «Горнозаводчик»

Оноре д’Юрфе, «Астрея»

Стендаль, «Красное и чёрное»

Эжен Сю, «Агасфер»

Огюст Эскофье, «Кулинарный путеводитель»

Тома Насержак, «Эстетика детективного жанра»

Гюстав Эмар, «Золотая Кастилия»

Эдмон Ростан, «Сирано де Бержерак»

Александр Дюма-отец, «Три мушкётера»

Лелуш заглянул Фульку через плечо. Спросил:

– А с чего ты взял, что надо записывать именно в такой последовательности?

– А ты что – араб? – вопросом на вопрос ответил толстяк.

– В смысле? – опять не уразумел инспектор.

– Ты как читаешь?

– Бегло.

– Я говорю: в какую сторону?

– А-а-а. Ну, как все люди, слева направо.

– Арабы, да будет тебе известно, тоже люди. Но пишут и читают, в отличие от нас, справа налево… Но я думаю, что зашифрованное послание оставил наш соотечественник, уж коль он выбрал шкаф с французскими авторами. Видишь, рядом стоит шкаф с книгами итальянских писателей. А вот англичане. Там испанцы, и немцы.

– Ха, точно. А я-то сразу и не заметил.

– Вот поэтому я и выписывал книги в той последовательности, как они стояли на полках: сверху вниз и слева направо. Правда, пока никак не могу уловить логику.

– А есть ли она, эта логика?

– Должна быть, – пропыхтел толстяк, что-то зачёркивая, вновь дописывая, соединяя линиями, отчерчивая и снова вымарывая. – А если так… Или так…

– Брось, ты это гиблое дело, Фульк, – махнул рукою Лелуш. – В конце концов, это не наша с тобою забота. Запротоколируем, сфотографируем, соберем улики – и баста. Пусть носолобые умники из управления над этим ребусом голову ломают.

– Но ведь интересно же, – пробухтел Фульк, и быстро-быстро застрочил в блокноте. Через несколько секунд он откинул ручку, довольно потёр потные ладони, сунул блокнот под нос Полю. – Смотри, что у меня получилось.

Лелуш посмотрел. Увидел:

Бальзак

Оне

д’Юрфе

Стендаль

Сю

Эскофье

Насержак

Эмар

Ростан

Дюма

– И что с того? – спросил полицейский. – Ты просто вычеркнул названия книг и имена писателей, – оставил лишь их фамилии?

– Да! – восторженно выпалил Фульк.

– И что это нам даёт?

– Смотри внимательней, – широко улыбнулся дешифровщик. Вернул Полю его же шпильку: – Яви свою хваленную наблюдательность.

Инспектор посмотрел на список писателей ещё раз. Для пущей важности пошевелил кустистыми бровями. Не помогло.

– Не понимаю, что ты здесь углядел, – посетовал туговато соображающий полицейский. – И где тут покоится заяц?[1]

– Попробуй применить правило акростиха, – подсказал Полю Фульк.

Если уголовный кодекс Лелуш знал назубок, то о законах стихосложения имел самое поверхностное представление. Поэтому нахмурился, рыкнул:

– Не умничай. Пальцем ткни.

– Хорошо, – согласился Фульк, и прикрыл ладонью фамилии писателей так, что остались видны лишь заглавные буквы. На всякий случай подсказал, облегчая задачу донельзя: – Читай сверху вниз, как китайцы.

Слабо подкованный в поэтике, но бегло читающий бравый служака озвучил получившееся слово:

– БУС-СЕ-НАР.[2]

22 мая, 11 часов 41 минута 12 секунд

297 метров 13 сантиметров над уровнем земли

Эйфелева башня, Париж, Франция

…Отринув страх, он бросил своё поджарое тело вверх, мёртвой хваткой вцепился в стальную трубу. Холод металла ожёг незащищённые ладони. Не смотри, что конец мая; здесь, на самой вершине башни Эйфеля – как никак триста метров над Марсовым полем! – даже летом бывает нежарко. А уж ежели ветер с Ла-Манша… Только подумал – и на тебе: резкий порыв студеного воздуха едва не скинул его вниз. О, дьявол! Этого ещё не хватало. Ветер! Ох, как некстати! Но отменять задуманное уже поздно. Он так долго к этому шёл. Не он один – вся команда. Другого шанса, вполне вероятно, уже не будет. Отступать нельзя. Жребий брошен! Вперёд, только вперёд!

А тут и люди в чёрном выскочили следом. На лицах маски, в руках автоматы. Всё! Сомнения прочь! Вверх!

Трубы, гулко вибрируя, загудели под ногами. Макушка «Железной леди» – сплошное переплетение стальных конструкций, арматур, нагромождение антенн, ретрансляторов и прожекторов. Техногенная поэма, застывшая в металле.

Он карабкался по стальным арматурам с проворством фор-марсового матроса. Вот только внизу не палуба, не океан, внизу – его Величество Париж! Город раскинулся как на ладони. Вон черным уродливым бруском вбита в тело пятнадцатого округа башня Монпарнас. Вон золотым пожаром горит ажурный купол Инвалидов. Вон синей лентой вьется величественная Сена. О, Париж, я люблю тебя!!!

Но ему, увы, сейчас не до созерцания красот родной столицы. Надо спешить. На всё про всё у него лишь несколько минут. Тянуть нельзя. Всё должно пройти быстро и чётко – как по маслу.

Ещё бросок, ещё рывок, ещё пара метров вверх.

Он почувствовал себя Шоном Девлином, протагонистом игры «The Saboteur». Вот только в отличие от храбреца-ирландца у него нет в запасе такого количества жизней. Всего одна, единственная, своя собственная. Да и башня после войны значительно подросла. В пятидесятых на её вершине установили двадцатиметровую телевизионную антенну. Вот по ней-то он сейчас и карабкается. Ха, прямо как Человек-паук. Вот только без красно-синего комбинезона и умения стрелять сверхпрочной паутиной. А что, было бы здорово. Раз – и липкий трос намертво обвил хитроумное переплетение стальных балок и арматур. Два – и ты уже наверху! Но, увы – так бывает лишь в комиксах. Он же может надеяться лишь на крепость рук и природную ловкость. Да ещё на уроки непревзойденного Дэвида Белля, гуру мирового паркура.

Ещё пара метров вверх. Ещё метр. Ёще.

Преследователи внизу загалдели, вскинули трещотки.

Тра-та-та-та!!! – загромыхало над Парижем.

Становится жарковато. И мёрзлый Борей здесь уже не поможет, не охладит.

Он резко метнулся в горизонтальной плоскости, чтобы между ним и стреляющими по нему была антенна. И снова вверх. Осталось немного, совсем чуть-чуть. До венчающей грандиозную конструкцию площадки уже рукой подать. Снизу площадка похожа на перекрестие оптического прицела. Весьма символично для человека, находящегося на линии огня. Но шутки в сторону, вперёд – точнее вверх!

Люди в масках, полоснули из автоматов ещё пару раз, затем закинули оружие за спину, тоже полезли вверх. И быстро, надо признать, полезли. Поистине с обезьяньей сноровкой.

Форы у него метров пятнадцать. Не бог весть сколько, но должно хватить. Тем паче, что вершина вот она – один прыжок, один рывок, один скачок.

И он скакнул.

Опля!

Конечно, не Человек-паук, но на должность акробата в цирк «Буглион» претендовать уже можно. Прыжок, выход на две, подъем – вуаля: вот он и на вершине мира! Выше – только облака и солнце.

Он не удержался, вскинул руки в победном жесте, словно желал дотянуться до такого близкого неба. Не дотянулся.

Снизу вновь послышался треск автоматов. Словно сигнал к действию.

Он бегло оглянулся, увидел на одном из штырей, коими так щедро утыкана макушка Эйфелевой башни, то ли пластиковый, то ли резиновый браслет, отдаленно напоминающий наручные часы: вот только вместо циферблата – пульсирующий синим огоньком овальный экран. Схватил, не глядя, нацепил на левое запястье, собрал в кулак остатки сил, взметнул себя на парапет и, мощно оттолкнувшись, прыгнул вниз.

11 часов 52 минуты 07 секунд

322 метра 4 сантиметра над уровнем земли

Небо над Парижем, Франция

Кто сказал, что люди не умеют летать? Умеют! Правда, не так как птицы. Скорее как белки. Белки-летяги. Сверху вниз. По параболической траектории.

А отсутствие естественных перепонок между конечностями отважные бёрдмены компенсируют за счет технических приспособ – вингсьюта[3] и парашюта.

Жаль от костюма-крыла пришлось отказаться. Из-за неудобства подъёма в этаком диковинном наряде на вершину Эйфелевой башни. Не очень-то попрыгаешь по трубам и мачтам с матерчатыми перепонками между ног. Да и с приземлением в центре густо застроенного мегаполиса могли возникнуть серьёзные проблемы… Эх! А было бы улётно промчаться над Парижем без парашюта! Знать, лавры Гэрри Коннери[4] всё-таки не дают ему покоя.

Но ничего, всё еще впереди. А пока… Пока он летит с вершины самого высокого строения в Париже, и если не подумать о приземлении… Впрочем, думать уже некогда – надо действовать.

Пролетев мимо третьей, самой верхней смотровой площадки, – (ну и лица у господ экскурсантов!), – он закинул правую руку за спину, нащупал в специальном кармашке на ранце со сложенным куполом «медузу» – маленький вытяжной парашют. Нащупал, схватил, отшвырнул. 36-тидюймовый купол мгновенно раскрылся, – действительно стал похож на подарившее ему имя животное, – вытянул за стреньгу, как репку за ботву, основной парашют.

Хлоп!

Ощущение такое, словно его подхватили сильные, но очень нежные руки. Ласково, мягко, надёжно.

Ура!!! Есть контакт – он летит над Парижем! Летит, тысяча миллионов тысячи миллиардов тысяч чертей (отчего-то ему вспомнился так любимый им в детстве капитан Арчибальд Хэддок)!

Теперь впору сравнить себя не с Человеком-пауком, а с Суперменом. Впрочем, парень с планеты Криптон прекрасно обходился и без парашюта.

Но, скажем честно, даже с парашютом не всякий отважится ухнуться вниз головой с вершины металлической конструкции, похожей на нацеленную в зенит исполинскую литеру «А». А он смог! Хотя… это – его работа.

Да, он трюкач. Каскадер. Стантмен. И выполнять безумные, безбашенные трюки – это всего лишь его работа.

Вот и теперь – он снимается в очередном трюковом экшн-фильме. Причем в этот раз он не только снимается, но и снимает. Как такое возможно? Легко.

После выхода на экраны русской экспериментальной POV-ленты «Хардкор», киномир охватила новая мода: мода на фильмы, снятые от первого лица. В подобных фильмах исполнитель главной роли автоматически является и оператором картины. Ведь именно его глазами будут смотреть на всё происходящее на экране зрители. А уж если киношка трюковая, то с оператора и вовсе особый спрос. Он обязан уметь бегать, прыгать, драться, фехтовать, кувыркаться, падать, плавать, гореть: делать ещё целую кучу самых невообразимых трюков. При этом делать всё это он должен в специальной маске, на которой закреплена видеокамера. Так что перед началом съёмок ему пришлось основательно подкачать мышцы шеи – уж больно непривычная даже для его тренированного тела нагрузка: точно прыгаешь на батуте в тяжелом рыцарском шлеме – да ещё с закрытым забралом.

Тренировки не прошли даром. Сегодня они ему ой как пригодились. Снимали (вернее он снимал) одну из сложнейших сцен фильма – прыжок с Эйфелевой башни. Никаких спецэффектов, никакой компьютерной графики, никаких страховочных тросов – всё вживую! Он, камера, парашют и башня.

Никогда ранее ему не приходилось участвовать в подобном проекте. Проект дерзкий, вызывающий, амбициозный. Поражающий своей наглостью и отчаянной смелостью. Будто кто-то могущественный отмотал время на несколько десятилетий назад и вернул съёмочную группу в золотую эпоху французского кино. Эпоху, когда блистательный Жан Маре без дублёра и страховки карабкался по кинжалам на стену средневекового замка, а баловень судьбы Бельмондо парил над старушкой Лютецией, ухватившись за свисающую из чрева вертолета верёвочную лестницу.

Конечно, он не Маре, не Бебель, – его лицо ни разу не мелькнет на экране (зрители увидят лишь его руки и ноги), – но сегодня от него во многом зависит успех будущей киноленты. Сцена ответственная, кульминационная. К тому же снимается одним кадром, непрерывно, нонстоп: без единой монтажной склейки.

Половина дела сделана. Он вскарабкался на макушку Эйфелевой башни и сиганул с парашютом вниз (лишь один Господь Бог знает, чего стоило продюсерам уговорить власти города на подобною безумную авантюру). Впереди – эффектный финал. По сценарию, герой кинофильма не просто спускается с неба на параплане; он приземляется не абы куда, а на крышу автобуса, в котором от справедливого возмездия пытается скрыться главный антагонист. Конечно же, штамп, избитое клише, затертый до дыр шаблон. Но – задачка для него, как для исполнителя трюка, и по совместительству оператора – весьма интересная. Однажды, в Орлеане, он уже проделывал подобный фокус. Правда, прыгал он тогда с вертолёта, и дело было за городом, в чистом поле – ничто не мешало манёвру. В Париже гораздо сложнее. Дома, строения, поток автомобилей. Водитель автобуса уже ничем не может помочь парашютисту. Рассчитывать приходится только на себя… Что ж, к другому он и не привык.

Он посмотрел вниз, выцепил взглядом, едущий по Иенскому мосту чёрный четырёхдверный автобус «Рено». Выбор далеко не случаен: 18-тиметровая крыша – весьма приличная площадка для приземления в столь непростых условиях. За рулем Паскаль, водила от Бога. Ведет машину уверено, ровно. И это хорошо, ибо северный ветер вносит свои коррективы: норовит откинуть парашют назад, прямо на башню. Ничего, прорвемся.

Итак – заходим на посадку!

Он выровнял полёт, направил крыло к головной части автобуса. Паскаль слегка притормозил, явно подстраиваясь под него. Ай молодец! Сделал всё аккуратно, едва заметно. Ведь по сюжету водитель не должен подыгрывать преследователю, не то зрители сразу почуют фальшь и потеряют интерес к фильму.

Главное – не промахнуться.

Не промахнулся!

Оп! Ноги коснулись крыши автобуса.

Теперь – отцепить парашют! Иначе воздушный поток сметёт его с крыши, словно муху.

Он со всей силы вдавил кнопку системы мгновенного отцепления купола (именно мгновенного; любой другой вариант здесь попросту неприемлем) – результата ноль! Мощный порыв встречного ветра наполнил парашют и…

Да-да, словно муху…

12 часов 14 минут 28 секунд

Набережная Сены, Париж, Франция

– Понимаете, словно муху! – негодовал Боб.

– Отныне я так и буду тебя величать – Флаймен! – расхохотался Малик, специалист по горению и всяким-разным пиротехническим штукам. – А что, есть же Человек-паук и Человек-муравей. Даже Человек – летучая мышь наличествует! Так почему бы не быть Человеку-мухе, а? Мы потом ещё эту идею «Marvel Studios» втюхаем. Деньжищ заработаем!

– Всё бы тебе шутки шутить, – нахмурился Боб, потирая ушибленную при незапланированном падении с крыши автобуса коленку. – Тут такой дубль запороли, а он знай себе лыбится, что крокодил.

– Почему «запороли»? – не согласился с Бобом Паскаль. – Ничего не запороли. На автобус-то ты приземлился. Ногами крыши коснулся.

– Ага, – горько усмехнулся Боб, – коснулся. И сразу же полетел кубарем вниз. А по сценарию должен был залезть через аварийный люк в салон и вступить в бой с охранниками.

– Хм, не вижу никаких проблем, – хмыкнул Паскаль. – Доснимем сцену влезания в салон и драку отдельно. И дадим через перебивку. Типа, кто-то в автобусе слышит грохот на крыше и смотрит на потолок.

– Вот-вот, – не унимался Боб, – через перебивку. А сцена, по задумке, должна была быть снята одним кадром. Безо всяких там перебивок, склеек и прочих монтажных уловок.

– Да ты, я посмотрю, перфекционист почище Джеки Чана. Весь фильм размечтался одним кадром снять? В книгу рекордов Гиннеса желаешь попасть?

– Не беспокойся, не попаду, – отмахнулся Боб. – Фильмы, снятые за один дубль уже существуют. «Русский ковчег» Сокурова, например. – Повернулся к Малику, натянул ему на нос бейсболку: – И кинолента под названием «Человек-муха», да будет тебе известно, тоже давно уже снята. Если мне не изменяет память, в далеком 1902 году. Между прочим, нашим соотечественником, Жоржем Мельесом. Классику надо знать.

Малик снял кепку, шутливо выкатил мясистую нижнюю губу:

– Да ты, я погляжу, у нас эрудит.

– Весь в деда, – подхватил тему Паскаль. – Тот, мне кажется, вообще все книги на Земле перечитал. А библиотека у него – закачаешься! Вся квартира книжными шкафами заставлена. Бывал я у него как-то раз. Словно в мире книг очутился.

– Это точно, – согласился Боб. – Дед у меня известный библиофил. И при этом страшный ретроград. Собирает только всякое старье. Ну, скажите на милость, какой прок от его макулатуры? Только место в квартире занимает. Шагу нельзя ступить. Вот у меня, – достал из кармана новый айфон, – вся библиотека – в одном кармане. Хочешь, читай, хочешь, слушай, хочешь, в инете качай. Прогресс… А впрочем, я предпочитаю кино и игры. А вот Дед – книги. Причем исключительно бумажные. И всё какую-то замшелую классику позапрошлого века. Какая от нее польза?

В дверь вагончика каскадеров постучали.

– Войдите, – крикнул Паскаль.

Дверь распахнулась, на пороге возникла Ирен, рыжеволосая девушка-«хлопушка». Игриво улыбнулась Бобу, проверещала:

– Робер, к тебе посетители.

– Кого еще принесло? – удивился Боб. Он никого сегодня не ждал.

– Наверное, это юные очаровательные поклонницы, восхищённые твоим смертельным прыжком, – лукаво подмигнул каскадеру Малик. – За автографом.

Но он ошибся. Ни полом, ни возрастом, ни внешностью посетители не походили на охочих до автографов «юных очаровательных поклонниц». Даже на поклонников не тянули. Два сурового вида субъекта, давно перешагнувших сорокалетний рубеж, как по команде вошли в вагончик. Оба в строгих серых костюмах, с тростями типа «костыль» и лицами, похожими на лошадиные морды.

«Прямо Дюпон и Дюпонн из комиксов Эрже, – про себя хмыкнул Робер. – Вот только без усов и котелков. А один так и вовсе – с залысиной».

И надо же – попал в точку.

«Дюпон»… а может быть «Дюпонн»… В общем, тот, что лысоватый, буркнул, обращаясь к Бобу:

– Мсье Робер Робер? Внук Франсуа Робера?

Боб кивнул.

Субъект в сером сунул под нос Бобу удостоверение:

– Инспектор Лелуш, криминальная полиция Парижа. У нас к вам несколько вопросов.

12 часов 36 минут 43 секунды

…Боб никак не мог прийти в себя.

Деда больше нет.

Все беды, заботы, проблемы – и неудачный дубль, и разбитое колено, и даже разрыв с Софи – показались мелкими, незначительными, ничтожными.

Деда нет!

И мир остановил свой бег…

Деда не стало!

А значит, он остался совсем один. Один одинешенек на всем белом свете. Софи, насколько была легкомысленная особа, и та не выдержала. Два месяца назад громко хлопнула дверью, взвизгнув на прощание: «Когда-нибудь ты свернешь себе шею!»…

Дед ушел.

Сперва Отец и Мать, теперь Дед… Нет, с родителями всё понятно. Они погибли в автомобильной катастрофе, когда Бобу было всего двенадцать.

Все Роберы – отчаянные смельчаки и безрассудные сорвиголовы.

Дед, Франсуа Робер, начитавшись приключенческих книжек всяких там Данри, д’Ивуа и прочих Жаколио в старинном «Журнале путешествий и приключений на суше и на море», в семнадцать лет сбежал из дома и без единого су в кармане отправился в кругосветное путешествие. Так и провел всю жизнь в странствиях и экспедициях. Мыл золото в Южной Америке, бил с эскимосами китов в Гренландском море, боролся с браконьерами в Танзании, жил среди антропофагов Новой Гвинеи, поднимался на Эверест. По аналогии с прозвищем героя Брюса Уиллиса в одном кинофильме «последний бойскаут», Боб в шутку величал Деда «последним глобтроттером». Журналисты же нарекли Франсуа Робера «Бородатым Дюраселом». За смешную раздвоенную бородку и поистине неиссякаемую энергию.

Наверное, не было на планете такой страны, в которой не побывал Робер-старший. И при всём при этом Дед очень много читал. Все свои сбережения он тратил на книги. Превратил свою парижскую квартиру, – в коей, кстати, бывал не столь уж и частым гостем, – в настоящее книгохранилище. Даже кухня – и та была заставлена книгами.

Родители Боба, Жаклин и Юбер Роберы, были автогонщиками: Мать пилотом, Отец – штурманом. Так и гоняли на пару, пока не разбились в Альпах.

Горькая судьба родителей не испугала Боба. И ничему не научила. Вырос – стал каскадёром. Паркур, фехтование, гимнастика, трикинг, бейсджампинг. Вот лишь немногие трюковые дисциплины, в коих преуспел юный Робер к своим двадцати двум годам. Ученичество у легендарного Белля, знакомство с Сирилом Раффаэлли, работа трюкачом на пятнадцати картинах. Вот – дорос до исполнения индивидуального уникального трюка. Дорос и… как оборвало.

Дед ушёл… Вернее не ушёл – его убили! Мало того – тело раство… Фу! Даже подумать страшно. Какое изуверство!!! Кому мог перейти дорогу этот милейший старик с лихо закрученными усами и бородой «французская вилка»?

Боб поднял глаза на Лелуша, хрипло спросил:

– Из-за чего его убили?

Полицейский с лицом Фернанделя и фамилией режиссера «Мужчины и женщины» лишь пожал плечами:

– Трудно сказать. Деньги, ценности, аппаратура: всё вроде на месте. Пропали только книги из одного шкафа. Но стоит ли совершать такое ужасное преступление из-за книг?

– А что за книги?

– Трудно сказать. Каталога мы нигде не нашли, а с порядком на книжных полках у вашего деда, честно признаюсь, не ахти. Вольтер у него соседствует с Монтепеном, Верлен с Сименоном, а Роллан с Алленом.

– Да, – грустно улыбнулся Робер, – в этом весь Дед. Обожал сочетать несочетаемое. Даже шоколад предпочитал не со сливками, а с перцем чили.

Лелуш брезгливо поморщился. Вновь обратился к Бобу:

– Скажите, а фамилия Буссенар вам ни о чем не говорит?

Буссенар?

Ну, конечно же! Именно о Буссенаре они разговаривали с Дедом в последний раз. Кажется, это было на прошлой неделе, в пятницу… Точно, в пятницу. И пятница была не простая – чёрная. Пятница тринадцатое. Вот и не верь после этого в приметы. Ведь разговор у них с дедом тогда не сложился. Разошлись они далеко не по-дружески. Прямо скажем, разругались. Сошлись два яростных Робера. Нашла коса на камень. Эх!

Сейчас Боб отдал бы всё на свете, лишь бы вернуть тот злосчастный вечер, когда наговорил Деду кучу дерзостей и глупостей. Увы, нельзя войти в одну и ту же реку дважды. Прошлое не воротить.

А началось всё с разговора о новом кинопроекте.

– Весь фильм от первого лица? – покачал головой Дед. – Как в твоих компьютерных игрушках?

– Да, – кивнул Боб, – как в шутерах. Только гораздо круче.

– Чего только не понапридумывают, – вздохнул Робер-старший. – Уж лучше бы экранизировали кого-нибудь из наших старых классиков. А то ведь, ей-богу, стыдно. Даже по книгам Дюма и Верна фильмы чаще снимают за рубежом, а не во Франции! Ну куда это годится? Вот ты – знаешь хотя бы одну отечественную экранизацию романа Жюля Верна «Дети капитана Гранта»?

– Ну, если за полноценный фильм считать немую короткометражку начала прошлого века, то ровно одну и знаю,[5] – немного подумав, сказал Робер-младший. В истории кинематографа он разбирался гораздо лучше, нежели в литературе.

– А вот русские, – завёлся с пол-оборота Дед, – уже дважды обращались к этому великому роману! Даже диснеевцы что-то там как всегда переврали. С песнями да танцульками… Да ладно Верн! Он, слава Богу, не обделён вниманием твоих коллег – киношников. А вот Буссенар! – Дед, казалось, вот-вот закипит, словно чайник. – Ни одной экранизации! Ни одной!!! А ведь практически любой роман Буссенара – готовый сюжет для лихого приключенческого… как там у вас это принято сейчас называть?… ах да, блокбастера. Снимай – не хочу. Вот-вот, не хотят! Вы, – Дед, разгорячившись, ткнул пальцем во внука, – не хотите!

Робер не сдержался (а следовало бы), огрызнулся:

– Да кому он нужен этот твой пронафталиненный Буссенар? Его, если мне не изменяет память, даже не переиздают уже лет сорок. А то и все пятьдесят. Пятьдесят лет – целые полвека! Молодёжь даже не догадывается о его существовании. Я – редкое исключение. Наслышан о Буссенаре лишь потому, что ты мне с детства о нём все уши прожужжал. И то – я не читал ни одной его книги. Пойми, Дед, так получилось, что твой любимый автор прочно забыт, и место ему… – хотел сказать «на свалке», но пожалел Деда, произнёс: – … лишь в твоей библиотеке. Поверь, кроме тебя он никому не нужен. Он морально устарел. Сейчас в моде другие сюжеты, другие книги, другие авторы. Дэн Браун, например, или Клайв Касслер. На худой конец Джеймс Роллинс. Из наших – Вербер, Лёвенбрюк, Гранже. Люди любят загадки, всевозможные тайны, квесты, экшн. А будущее, по-моему, и вовсе – за компьютерными играми и кино.

– Игры, квесты, тайны, экшн, – передразнил внука дед. – Буссенар им, видите ли, не интересен. Стал скучен, устарел.

– Да, устарел, – подлил масла в огонь Боб. – И лично я, например, ни за что не возьму его книгу в руки.

– Ах так! – вспыхнул Дед. Ох, не зря его прозвали «Бородатым Дюраселом». Того и гляди между кончиков его экстравагантной бороды сверкнет электрический разряд. – А вот мне кажется, возьмешь! И не просто возьмешь, но ещё и прочитаешь! От корки до корки!

Настала очередь яриться внуку. Яблочко, что называется, от яблоньки недалеко падает.

– Даже не притронусь!

– И притронешься, – брызнул слюной дед, – и откроешь, и прочитаешь! И не ты один! Вся Франция! Весь мир!!!

Боб вгорячах громыхнул дверью.

С того дня он Деда не видел. И уже вряд ли когда-нибудь увидит…

12 часов 47 минут 6 секунд

– Вы уверены, что речь именно о писателе? – Лелуш умоляюще посмотрел на Робера, будто от молодого каскадера зависела судьба всей его дальнейшей карьеры. Уж больно полицейскому хотелось верить, что таким необычным способом покойный зашифровал фамилию своего убийцы. Какая никакая, но всё-таки зацепка. А вот некого забытого Богом и людьми писателя позапрошлого века пришить к делу будет крайне затруднительно.

Боб пожал плечами.

– Трудно сказать. Но никаких других Буссенаров, особенно как-то связанных с Дедом, я и вправду не знаю. Для моего Деда, Буссенар – любимый автор из детства. Дед ставил его даже выше Жюля Верна (а уж Верна Дед обожал). – Молчаливый напарник Лелуша скривил губы в усмешке. Боб сказал: – Вы зря смеетесь. Любовь к творчеству Буссенара Дед пронёс через всю жизнь. Собрал целый шкаф его книг. Кстати, – Робер стукнул себя кулаком по лбу, – это был единственный тематический шкаф во всей дедовой библиотеке. Книг других авторов в этом шкафу не было. Только Буссенар.

Полицейские переглянулись, задумчиво прищурились. Лелуш достал из кармана сотовый, зашёл в «галерею», заскользил пальцем по экрану. Наконец нашел нужную фотографию, показал Бобу.

– Да, – кивнул каскадёр, – это тот самый шкаф. С Буссенаром. Только теперь он почему-то пуст. Когда я был у Деда в последний раз, все книги были на месте. Я точно помню, пустых шкафов не было.

– А что же вы сразу нам ничего о нём не сказали? – проворчал полицейский.

– Так вы и не спрашивали. Да, признаться честно, я и сам только что вспомнил об этом шкафе. Я ж в детстве больше времени на улице проводил, да в спортзале, а не в библиотеке. И в отличие от Деда я не испытываю благоговейного трепета, когда слышу фамилию «Буссенар». Ни одного его романа не прочитал. И особо, знаете ли, не тянет. А вот Дед – тот обожал. Сдаётся мне, он собрал все издания любимого сочинителя, когда-либо вышедшие из-под печатного станка. А если учесть, что Буссенара перестали издавать у нас ещё в дедовом детстве, то книги все были старые, раритетные… Хотя нет, вру. Было там несколько свежих изданий. Но не французских, иностранных. Кажется, на русском языке. Помню довольно-таки многотомное собрание сочинений: томов двадцать, а то и тридцать. Запомнил из-за обложек. Там такие яркие разноцветные суперы, с несколько аляповатыми рисунками. Деду какой-то его давний друг прислал, кажется, из Петербурга. В шкафу это собрание целую полку занимало. – Боб подумал, усмехнулся: – Странно, да? У нас во Франции Буссенара благополучно забыли, несколько десятков лет не издают. А вот в какой-то России многотомное собрание сочинений выходит. Может, Дед и прав: и Буссенар – весьма любопытный автор. Ну, стали бы без причины переводить автора вековой давности? Да вот и теперь: кому-то ведь понадобились его книги?

– Как вы думаете, книги из этого шкафа представляют какую-либо ценность? – полюбопытствовал Лелуш. – Сколько, по-вашему, они могут стоить на рынке антикварных книг?

Боб пожал плечами.

– Не берусь судить, я в этом не специалист… Впрочем, сейчас мы узнаем, сколько могла стоить Дедова коллекция. Весьма примерно, конечно, но всё же.

Робер включил ноутбук, вошёл в сеть, забарабанил по клавишам.

– Вот, – сказал он через пару минут. – На Амазоне книги Буссенара идут… по весьма, надо сказать, умеренной цене. Даже самые роскошные издания стоят немногим больше четырёхсот евро. Для чистоты эксперимента округляем в большую сторону. Допустим, каждая книга из того шкафа стоила ровно пятьсот евро… А вы не помните, сколько в том шкафу было полок?

Лелуш сверился с фотографией на своём телефоне, ответил:

– Шесть.

– Спасибо… Итак. В каждой полке примерно по тридцать – сорок книг. Опять-таки округляем в большую сторону… Итого… – Боб прикрыл глаза, производя в уме арифметические расчёты. Спустя несколько мгновений, выдал: – Примерно, сто двадцать тысяч евро. И это – сильно завышенная цена. Я думаю, раза в два, если не в три. Ведь в основном у Деда в том шкафу стояли дешевые томики Талландье в бумажных переплетах. Им грош цена в базарный день.

– Да-с, – протянул Лелуш. – Действительно, не миллионы. Странно всё это. Действовал, по всей видимости, преступник-профессионал, – даже следов никаких не оставил, – а похитил лишь коллекцию книг малоизвестного, давно забытого писателя. А ведь насколько я понимаю, в библиотеке вашего деда имелись и более ценные книги?

– Точно, – кивнул Робер. – У Деда были и весьма раритетные издания. Даже парочка ксилографических инкунабул XV века. Уж, право, не ведаю, где он их раздобыл, но точно знаю: стоят эти фолианты – ого-го! Так что с выбором книг преступник явно лопухнулся.

– Да не похож он на лопуха, – покачал головой полицейский.

– А вдруг, – воскликнул Боб, – вся эта история с книгами Буссенара – всего лишь отвлекающий манёвр? Вот с чего вы взяли, что слово «Буссенар» зашифровал именно мой Дед? Только не говорите, что на переплётах книг не нашлось других отпечатков пальцев кроме Дедовых. Это же естественно. Сколько себя помню, к этим книгам никто никогда кроме Деда не притрагивался. А преступник, раз уж он такой, как вы говорите, профи, скорее всего, действовал в перчатках. Что мешало убийце специально, для отвода глаз, опустошить шкаф с книгами Буссенара, – он ведь там один такой, отличающийся от других, – и оставить зашифрованное послание с фамилией автора украденных книг? Для чего? Да чтобы полиция, то есть вы, господа хорошие, поломали голову над этой головоломкой. Ведь у любого нормального человека мозги закипят при решении заведомо нерешаемой задачки.

Полицейские вновь обменялись умными взглядами, опять загадочно прищурились. Лелуш сказал:

– Больно сложно для заметания следов. Вытащить из дома несколько стопок книг – дело весьма трудоёмкое. Впрочем, время у преступника было. Лишь для того чтобы избавиться от тела, – (Боб стиснул зубы, сжал до побелевших костяшек кулаки), – ему потребовалось примерно трое суток. Но вот мотив… Ладно. В любом случае мы обязаны проверить все имеющиеся версии и зацепки. Даже самые, казалось бы, фантастические. И я думаю, вы можете нам в этом помочь.

Конец ознакомительного фрагмента.