Глава 4
Новая церковь Святого Духа занимала двадцать акров в квартале Пасифик Палисейдс, территория включала длинную полосу пляжа, огороженную от посторонних. Руперт подъехал к охраняемым воротам, которые опознали его машину и автоматически открылись. Он двинулся вглубь по выложенным кирпичом дорожкам, обсаженным пальмами. Когда машина повернула за угол, Дэниэл и Мэдлин увидели огромную церковь с необъятным золотым куполом, сверкающим в лучах заката.
– Не опоздай на собрание мужского клуба, – сказала Мэдлин. Она поправила прическу, глядя в зеркало. – Надеюсь, Доротеи сегодня не будет.
– Кто это?
– Доротея? Основательница и президент Дамского общества древностей, – Мэдлин посмотрела на Руперта так, будто он обязан был помнить всех участниц ее церковных собраний. – Ей-богу, она ненавидит всех, кто моложе шестидесяти.
– Выбери другой клуб.
– Мне не нравится больше ни один из тех, что собираются по средам.
– Тогда сиди дома по средам.
– Чтобы она радовалась? – Мэдлин закатила глаза и покачала головой.
Руперт свернул на боковую дорогу и заехал на одну из двух больших многоуровневых парковок. Машина сообщила ему, что свободное место имеется на пятнадцатом этаже. Он нажал на газ и заскользил по извилистому коридору.
Они спустились на лифте и прошли по мощеной дорожке через сад в сторону золотого купола, видневшегося вдали.
– До скорого, – сказала Мэдлин. – Поиграй с другими мальчиками и веди себя хорошо.
Она быстро и прохладно чмокнула его в губы и свернула на другую тропинку к Залу спасения, длинному зданию канареечно-желтого цвета, которое напоминало Руперту огромный золотистый бисквит с кремом.
В Зале спасения собирались женские клубы. Группы объединяли участников одного пола и возраста, и у каждой было свое здание: Дом ангелов для маленьких девочек, Приют Даниила для мальчиков. Были еще два помещения для девушек и юношей, они располагались в противоположных концах церковного городка. Мужчинам принадлежала Мастерская Святого Спасителя, где они проводили время за здоровыми, соответствующими их статусу занятиями. В их распоряжении был еще и теннисный корт, хотя женщинам официально не запрещалось им пользоваться. Но сегодня было общее собрание мужского клуба, и чтобы рассадить всех участников, пришлось занять здание церкви.
Руперт вошел в западный притвор, откуда через высокие стеклянные стены и световые окна на крыше было видно, как большой солнечный диск погружается в океан. В зале толпились мужчины, все до одного в костюмах. Они здоровались, обменивались сердечными рукопожатиями, хлопали друг друга по плечам и попивали холодный чай и соки марки «Хлеб и рыба», которые продавались прямо у входа.
– Дэниэл! Рад тебя видеть!
Руперт обернулся, чтобы поприветствовать лысеющего мужчину с непримечательным лицом, который улыбался во весь рот. Руперт пожал его руку, стерпел непременное похлопывание по плечу и попытался вспомнить имя этого человека.
– Привет… – В последний момент имя всплыло в голове: Лиам О’Ши. – Лиам!
– Жаль, что тебя не было на обсуждениях Апокалипсиса, – сказал мужчина. Улыбка как будто приклеилась к его лицу. – Что делаешь по вторникам?
– Я пропустил всего три собрания. Обидно, что так вышло.
Руперт старался вспомнить, чем занимался Лиам. Кажется, какими-то околоцерковными делами. Может, решал вопросы семьи и детей или распределял пособия? Он явно был бюрократом, это прямо читалось у него на физиономии.
– Мы почти добрались до пришествия антихриста. Смотри, не пропусти эту встречу: пастор Джон разослал специальный план обсуждения.
– Я приду на следующей неделе.
– Ты недостаточно серьезно готовишься к Концу времен, Дэниэл, – О’Ши наклонился слишком близко к лицу Руперта, брызгая слюной, и сверкнул глазами. – Некоторые пророчества уже сбылись. Конец близок, Дэниэл.
– Я очень серьезно готовлюсь. Мы все готовимся. В последнее время у меня много работы, Лиам. Ты же знаешь, идет война. Новости – важная часть военной кампании. Наши отважные бойцы рассчитывают на нас.
Улыбка Лиама О’Ши дрогнула, и он неохотно сменил ее на скорбное выражение, годившееся для обсуждения солдат на войне:
– Конечно. Мы не должны забывать о наших отважных бойцах.
«Шах и мат, Лиам», – подумал Руперт.
Руперт здоровался с остальными мужчинами, кажется, их было не меньше сотни. Он обменивался с ними рукопожатиями и похлопывал их по плечам. Но как Руперт ни старался скрыться, Лиаму О’Ши удавалось держаться рядом и исподтишка поглядывать на него.
Руперт пропускал не только церковные собрания, но и гольф. Новое противозаконное увлечение отнимало время, которое он прежде проводил в обществе. О’Ши заметил это и, судя по всему, чувствовал, что обязан присматривать за Рупертом ради спасения его души. Если Руперт не проявит достаточной набожности и единения с другими прихожанами, О’Ши может даже донести о его странностях кому-нибудь из пасторов-мирян.
Руперт выбрал самый извилистый путь к месту на скамье во втором ярусе, где он обычно сидел на собраниях мужского клуба. Но О’Ши всю дорогу не отставал от него и уселся в том же ряду, когда Руперт присоединился к своим партнерам по гольфу. Эти мужчины походили на него: им всем было чуть за тридцать, они носили одинаковые костюмы и стриглись в церковной парикмахерской. Руперт помнил имена этих людей, но про себя обычно называл их по профессии: юрист, врач, телепродюсер. Так было проще. Через месяц ему назначат новых друзей.
Изнутри церковь напоминала римский амфитеатр, окруженный тремя ярусами сидений, и вмещала девяносто тысяч душ. Над ними возвышался потолок с золотым куполом, верхушку которого нельзя было разглядеть. Казалось, будто над головой простираются бесконечные сияющие небеса (хотя Руперт подозревал, что священнослужители усиливали это впечатление с помощью голограмм).
Он смотрел вниз, на сцену в середине храма. В центре стояли огромные экраны высотой с четырехэтажный дом, на которых транслировалось происходящее внизу. Зрелище приобретало такой масштаб, что зритель чувствовал себя карликом. Сейчас «Благословенный мужской ансамбль банджо» исполнял кавер последнего религиозного хита «На коленях». Группа состояла из шестерых музыкантов, в разной степени одаренных. На них были большие соломенные шляпы, с крестами в цветах американского флага, которые были приколоты на полях.
«Я на коленях,
Готов принять Тебя,
Господи, приди…»
– Дэниэл!
– Эй, Дэниэл! Как ты?
– Рад тебя видеть, Дэнни.
Руперт вставал, пожимал руки, улыбался, хлопал кого-то по плечу, повторяя бесконечный ритуал приветствий и любезностей, и снова садился. «Теперь всем приходится быть чертовски милыми, чтобы просто выжить», – подумал он.
Мужчины продолжали приходить, сегодня их было около десяти тысяч. Среди мужчин старше восемнадцати принято было посещать еженедельные собрания мужского клуба. Конечно, это не являлось официальной обязанностью. Открыто церковь ни от кого ничего не требовала, кроме веры и готовности служить.
На самом деле новая церковь Святого Духа была «истинной американской верой», которую поддерживал Департамент религии и ценностей, и принадлежность к ней была негласным требованием для всех специалистов, работающих по лицензии (например, журналистов или историков), и государственных служащих. В девяносто третьей поправке к Конституции к обязанностям президента добавилась «защита веры».
Кроме того, все должны были состоять в нескольких группах или клубах. Небольшие сообщества играли важную роль в объединении паствы и помогали зорко следить, чтобы ни одна из овец не отбилась от стада.
– Дэниэл!
– Что нового, Дэниэл?
«Я отринул гордость
И открыл свою душу.
Господи, ты во мне…»
Группа закончила играть, и в зале раздались редкие аплодисменты. Несколько пасторов-мирян по очереди взяли слово, в основном, чтобы рассказать о прихожанах, заслуживающих признания и похвалы. Один из них получил должность директора в своей фирме. Другой купил новый, более просторный дом на более высоком холме. Третий пожертвовал крупную сумму на покупку Библий для мусульманских детей в Палестине, это была одна из последних инициатив пастора Джона.
Наконец появился сам пастор Джон Перриш. Собравшиеся приветствовали его аплодисментами и топотом. Руперт рассматривал на экране его лицо высотой тридцать футов, хотя пастору было сильно за шестьдесят, его волосы были смоляного цвета, словно у юноши. На лацкане у него был приколот флаг Новой Америки, на котором вместо звезды поблескивала бриллиантовая рыба, символизирующая Христа.
Пастор Джон одарил толпу натянутой улыбкой, его пронизывающие синие глаза сверкали в свете софитов. Он стоял в шаге от трибуны, изредка обращаясь к мужчинам в первом ряду сдержанным жестом или кивком. Он бесстрастно наблюдал за ликованием зрителей, но не подходил к микрофону, дожидаясь, пока закончатся положенные долгие аплодисменты.
Прихожане затихли, но пастор разглядывал их, не двигаясь с места. Он поднял правую руку и раскрыл ладонь. Белая светящаяся сфера величиной с яйцо оторвалась от кончиков его пальцев и поплыла над головой. Сфера растаяла и превратилась в сияющего голубя с золотым ореолом. Птица кружила вокруг пастора Джона, как Святой Дух на всех картинах, изображавших крещение Иисуса.
Разумеется, это была иллюзия, анимированная голограмма, созданная скрытыми проекторами. В церкви Святого Духа не следовало верить своим глазам. Но иллюзия была заманчивой.
Голубь летал над толпой широкими кругами, поднимаясь к громаде золотого купола. Потом он стал меняться: у него выросли длинные когти, крылья стали большими и мощными, клюв изогнулся и заострился. Он превратился в белоголового орлана размером с птеродактиля и кружил под сводом, устремив один глаз на мужчин внизу, а другой в небеса.
Раздался новый взрыв аплодисментов, и толпа взревела. Руперт хлопал и кричал вместе с остальными, поддавшись всеобщему восторгу. Лучше ликовать, чем проявить безучастность и привлечь к себе ненужное внимание.
Пастор Джон не произнес ни слова, пока не смолкли последние хлопки. Тогда он наконец вышел вперед:
– Сыновья церкви Святого Духа, с возвращением в обитель Господа. – После этих слов снова раздались долгие аплодисменты, которые сопровождались гитарными рифами. «Благословенный мужской ансамбль банджо» уже уступил место личным музыкантам пастора Джона. – Помолимся.
Десять тысяч голов склонились перед исполинским изображением пастора Джона.
– Псалом восемьдесят девятый. Господь всемогущий, кто сравнится с тобой? – Пастор Джон положил на трибуну массивную Библию в кожаном переплете и читал из нее. – Ты силен, и тебя окружает вера. Ты правишь бурным морем, и когда вздымаются волны его, ты укрощаешь их. Сильной рукой Ты развеял врагов своих. Ты владеешь небесами и землей, Ты создал мир и все сущее в нем. Рука твоя крепка, десница твоя высока. Престол Твой зиждется на добродетели и справедливости. Удостоены благодати те, кто научился славить Тебя, и освящены Твоим присутствием.
Пастор Джон выдержал долгую паузу.
– Сегодня мы благодарим Тебя за все благословения, которые получаем в жизни. Многие наши прихожане добились большого успеха в мирских делах. Мы верим, что это произошло потому, что Ты действуешь через нас и желаешь добра своим благословенным детям.
Помоги каждому из нас лучше служить Тебе и объедини нас, чтобы мы укрепляли друг друга в вере. О, великий и строгий Судья мира, укажи нам на сомневающихся, чтобы мы могли удержать их в Твоем стаде.
Всемогущий Отец, мы молим, чтобы Ты сохранил наших отважных бойцов и обрушил разрушение и смерть на темные силы, которым они противостоят. Мы молим, чтобы заблудшие души из джунглей и пустынь нашли путь к Тебе и Ты помог им через свой избранный народ, новый Иерусалим, через Твое царствие на земле, через новый народ бессмертной Америки.
Во имя Господа. Аминь.
– Аминь, – отозвалась толпа.
Пастор Джон поднял глаза. Казалось, он оценивал сидящих:
– Братья, мир вокруг нас враждебен. Он ослеплен ложными богами и ложными идеями. Он отказывается видеть, что над ним занесена десница Господа, что время истекает и близится последний час. Мы видим новые волнения в Египте, на библейской земле. Во главе язычников встал новый духовный лидер, который разжигает в их душах ненависть и жестокость. Он проповедует смерть и геенну огненную и молится повелителю демонов.
По рядам пробежал взволнованный шепот. На телевидении действовало строгое ограничение на военные кадры и печальные новости с полей сражений, чтобы не пугать женщин и детей, но считалось важным держать мужчин в курсе событий. Верных мужчин.
На огромных экранах появился смуглый араб с жестоким взглядом, низкими кустистыми бровями и черной бородой. Руперт знал, что иногда портреты врагов меняли, чтобы придать им более свирепый вид, или добавляли неандертальские черты, чтобы они выглядели варварами. Он понимал, что таким способом американцам напоминали об угрозе, когда они успокаивались.
Зрители встретили фотографию араба сердитыми возгласами и криками.
– Он называет себя шейх Мухаммед аль-Таба, – продолжил пастор Джон. – Сообщают, что у него могут быть сотни тысяч последователей-радикалов, вероятно, полмиллиона во всей Северной Африке.
Зал ахнул, обескураженный новостями.
– Видите, что это за люди? – спросил пастор Джон. – Они не успокаиваются. Они готовы следовать за любым безумцем, который встанет и скажет: «Идите убивать». Я знаю этих людей. Я сражался с ними в Вавилоне, в Иерусалиме и дошел почти до Москвы, я как следует изучил их, – на слове «изучил» пастор ударил рукой по трибуне.
Руперт верил ему. У пастора Джона было много Пурпурных сердец и Крестов славы[3], большинство из которых он получил, воюя в городах и пустынях на Ближнем Востоке. После катастрофы в Колумбусе Закон о ложных и инородных религиях предписывал государственную сертификацию всех религиозных лидеров. Новая церковь Святого Духа, похоже, предпочитала пасторов с большим опытом военной службы. Один из помощников пастора как-то объяснил, что человек нигде так не приближается к Богу, как на поле битвы.
– Они не остановятся, пока не заставят всех нас молиться своему ложному идолу в Мекке! – Голос пастора Джона задрожал от гнева. – Это великое столкновение, последнее столкновение в истории человечества. Мы или уничтожим врагов, или будем преклонять колени перед дьявольским черным камнем пять раз в день.
Толпа яростно заревела в ответ.
– Итак, я хочу, чтобы вы знали, что я поддерживаю возобновление миссии в Египте. Сейчас, когда я говорю с вами, мы посылаем в Каир двадцать батальонов. И я молю Бога, чтобы туда отправились еще двести батальонов. Этого радикального фанатика нужно остановить прежде, чем он обратит свою армию против нас. С вашей поддержкой и молитвами наши храбрые войска сокрушат этого ложного пророка, искусителя, врага Господа и пронесут священный факел истины в самые темные уголки мира.
Руперт поймал себя на том, что кричит вместе с остальными, потрясая кулаками.
Пастор Джон продолжал описывать нового врага, его богохульное учение, одержимость войной, говорил о том, как безумный шейх требует бездумного подчинения, мечтает о мировом господстве и творит зверства против невинных людей. Когда мужчины выслушали военные новости, в которых каждый поворот сюжета разжигал всеобщее ликование или враждебность, пастор призвал их к заключительной молитве.
– …Господи, сделай нас такими же сильными и несгибаемыми, как наши предки, готовыми сражаться за Тебя, пока армия дьявола не будет уничтожена на земле. Мы молим, чтобы наши языки говорили лишь правду и чтобы Ты позволил нам расслышать шепот инакомыслящих, чьи лживые и нечестивые голоса стремятся развратить наши сердца и затуманить глаза в великом крестовом походе. И когда мы услышим их, Господи, пусть это послужит нам напоминанием, что змей-искуситель по-прежнему среди нас и что его нужно размозжить каблуком праведности. Помоги нам искоренить злобный и лживый ропот в наших рядах, Господи, и сделай нас единым народом, стоящим за тебя плечом к плечу. Защити и ободри нашего дорогого президента и отважных бойцов, которые ведут войну с силами зла. Во имя Господа. Аминь.
– Аминь, – произнес Дэниэл, и его голос был неразличим среди десяти тысяч других.