Глава 3
Кладбище
Брюнетка в черных брюках и свитере с сумкой-мешком, встреченная Катей у здания городской администрации, миновала площадь и свернула на улицу Роз – так в городке именовали Пятую Парковую.
Здесь со дня основания города перед маленьким зданием краеведческого Музея науки и общества был разбит прекрасный розарий – обширная клумба, для которой маститые ученые, профессора и академики в прошлые «закрытые времена» выписывали самые редкие и прекрасные сорта роз.
В настоящем клумба-розарий уже не могла похвастаться редкими сортами. Но городские власти исправно высаживали самые обычные дешевые розы и розовые кусты – обильно и пышно, на радость горожанам.
Брюнетка в брюках обогнула розарий, поднялась по ступенькам краеведческого музея и открыла старую скрипучую дверь с латунными ручками. В холле было прохладно, топить в городке еще не начали. Из окошка билетной кассы высунулась старушка, остриженная столь коротко, что казалась совсем лысой, но с жемчужными сережками в ушах.
– Амалия Иннокентьевна, кто-нибудь приходил? – громко спросила ее брюнетка, роясь в сумке в поисках ключей.
– Ни души. С самого утра сижу жду – ни одного посетителя на выставку. Город игнорирует нас, Нина Павловна. У людей напрочь отсутствует жажда познания, тяга к просвещению, – старушка-кассир вечно прикрывала горечь разочарования в человечестве едким стебом. – Ни одного билета на сегодня не купили. Молодежь гоняет на велосипедах, словно это не город, а велотрек.
Брюнетка Нина Павловна прошла через два музейных зала с высокими потолками. Мельком обозрела экспозицию, которую видела уже сотню раз: фотографии – черно-белые шестидесятых и семидесятых годов и цветные современные. Старые снимки, запечатлевшие историю Экспериментально-рекреационной базы – ЭРЕБа, некогда хранимые под грифом «секретно», а теперь выставленные в музейных витринах. И недавние снимки, где вся эта история продолжалась уже в новых декорациях, с новыми лицами. Сотрудники базы, основоположники, ученые-исследователи. И еще – та, которую знал весь город, потому что она была воистину знаменитой, талантливой и великой, как и ее соратники, учителя и друзья. Королева здешнего ученого роя… Матка экспериментального заповедника.
Нина Павловна скользнула взглядом по ее лицу – она всегда хотела быть похожей на нее. Такой же сильной.
Ну что ж, возможно, ей это удалось, и не только в смысле карьеры: она директор и хранитель здешнего музея. В маленьком городке это многое значит.
Но не это главное.
Главное, что она смогла стать сильной женщиной, как и королева здешнего ученого роя.
И сила эта пригодилась. И еще пригодится.
Нина Павловна открыла боковую дверь, вошла в служебную зону и распахнула дверь кабинета с надписью: «Директор музея».
Здесь тоже было холодно, как только может быть холодно в помещениях в октябре, перед отопительным сезоном. Нина Павловна хотела сразу включить обогреватель.
Но внезапно услышала вой полицейской сирены.
Она подошла к окну.
Окно директорского кабинета выходило на улицу Роз – сразу за розарием была видна проезжая часть, и по ней промчалась, полыхая мигалкой, полицейская машина. А следом еще одна – тоже воя сиреной и мигая синим.
Нина Павловна сразу забыла обо всем – и про обогреватель, и про выставку, которую никто не посещал.
Она схватила сумку и побежала через музейные залы, через холл к выходу.
Ей казалось, сердце… ее сердце вот-вот выскочит из груди. Она пыталась вспомнить…
Остановка…
Автобусная остановка…
Наша, на улице Роз…
Она ведь миновала ее, когда шла в музей и…
Ничего.
Там все как обычно.
И полицейские машины промчались мимо остановки.
Нина Павловна обогнула розарий и вышла на улицу.
Она увидела в конце улицы Роз полицейские машины. Они остановились перед домом – коттеджем из красного кирпича. Из машин выходили полицейские.
Нина Павловна не стала приближаться. Она стояла и смотрела. Видела краем глаза других – горожан, соседей, которые тоже не оставили это событие без внимания. Велосипедисты прибавляли газа, стремясь проехать мимо полицейских машин, прохожие замедляли шаги, пенсионеры пялились в окна.
Нина Павловна знала тот дом в конце улицы.
Она вернулась в музей, в свой кабинет. На столе стояла дешевая ваза с астрами. Они начали уже увядать. Нина Павловна медленно подошла к своему столу и начала извлекать астры из вазы, раскладывая их на газете, что взяла с подоконника.
Дом в конце улицы Роз…
Вода в вазе пахла гнилью. Стебли астр осклизли и пачкали газету.
Запах тлена. Запах гниения.
Запах смерти.
Нина Павловна завернула цветы в газетный кулек.
– Я опять ненадолго отлучусь, – сказала она старой кассирше.
На улице она постояла пару минут, стараясь рассмотреть, что творится у дома в конце улицы.
Потом повернулась и медленно, словно гуляя, пошла по ЭРЕБу – свернула с Пятой на Третью Парковую, затем на Первую Парковую, миновала небольшую, недавно построенную часовню и очутилась перед воротами городского кладбища.
У низкой ограды две старухи продавали искусственные цветы. Нина Павловна никогда их не покупала. Только живые.
Но сейчас у нее просто не было времени, чтобы идти сначала в цветочный, да и денег в обрез до зарплаты. Она бы никогда не опустилась до того, чтобы рвать розы с клумбы розария. Этого в ЭРЕБе из настоящих, потомственных его горожан не делал никто, никогда.
Но она хотела принести на кладбище живые цветы, пусть и пожухлые – эти самые осенние астры, тронутые тленом.
Смерть – как дар.
Смерть – смерти как дар…
Здесь, за воротами кладбища, было все самое дорогое. Частица сердца и души.
Нине Павловне нужно было срочно поговорить.
Кто сказал, что мертвецы – никудышные собеседники?