Стульчак Мадонны
Как и положено орнаментальной натуре, Марк поначалу обрадовался. А как же?! Родина оказала прием, достойный личности такого калибра. Не успел заезжий гость сообщить о своей исключительности – и тех звезд он видал, и там подглядывал – как в дверь забарабанили, телефон затрезвонил, а в окна заскреблись с требованием «прокомментировать полученные сведения».
– Мне выйти в белом или в бежевом, вы как думаете? – спросил Марк, узнав о столпотворении у нашего порога.
– Ну, если ты хочешь по-настоящему осчастливить своих поклонников, выйди в голом, – сказал я, – Это как раз то, чего от тебя ждут.
Вначале сильно обрадовавшись, затем Марк также сильно приуныл. Если уж и есть у меня жизненное предназначение, то в том оно, вероятно, и состоит, чтобы возвращать лазоревых птенчиков на грешную землю: приходится объяснять, что здесь вам не заграница с ее свободами и правами; Россия – это безальтернативная родина, пусть и прожившая 20 лет без социализма, но так и не сумевшая толком набраться ума.
– Ты про гомофобию когда-нибудь слышал? – спросил я.
– При чем тут это? – сказал Марк, сделав упор на последнем слове, – Что, у меня на лбу написано?
Я посмотрел на Кирыча, Кирыч посмотрел на меня. Мы дружно запыхтели, пытаясь сдержать смех.
– Ну, чего вы? И вы туда же? Даже вы?!
– Прости, «это» у тебя как в мраморе высечено, – сказал я.
– Правда? – Марк глянул на Кирыча своим фирменным взглядом, который в годы бурной московской молодости пригождался ему при общении с контролерами, вахтерами и милиционерами. Марк называл эту гримасу «олененок», а я – «чудище пучеглазое».
Кирыч в ответ только руками развел.
– Никуда я не пойду, – сказал Марк, – Я боюсь.
– С другой стороны, – сказал я, – Если ты выйдешь в голом, то поклонники, ослепленные твоей неземной красотой, возможно, забудут о цели своего визита. Надеюсь, у тебя проколоты соски?
– Нет!
– Что же, и даже бусинки в пупке нет?
Следующим номером Марусиного балагана была беспросветная тоска. Выражалась она молча, но выдавала себя погромче иных слов. «Меня никто не любит!» – транслировал Марк волну невыносимой силы.
– Не грусти, – сказал я, погладив его по тощему хребту, – Тебя так сильно готовы полюбить, что если ты выйдешь в голом…, – под хмурым взглядом Кирыча я был вынужден замолчать.
– Не понимаю, как вы живете в такой атмосфере? – закричал Марк, – Того не скажи, этого не сделай. Вы, наверное, на улице даже за руку друг друга взять боитесь.
– Милый, – сказал я ласково, – мы с Кирычем уже давно взяли себе за правило совокупляться прямо на станции метро. В просветительских целях. А вокруг нас полицейский кордон поет «люли-люли-стояла». Прямо посередине зала. Приходи – увидишь. Каждую третью пятницу месяца, а также в дни всех важных футбольных матчей и армейских праздников.
– Освенцим какой-то, – Марк страдал.
Дело близилось к обеду, а мы, укрывшись за тяжелыми шторами от назойливых глаз, все никак не могли принять решение. Кирычу пришлось отпроситься с работы, сославшись на «дела личного порядка», я тоже отменил все встречи. Марк… – ну, его мобильник трещал, не переставая, и нам не оставалось ничего другого, как телефон отключить.
– Ой, господи, ну, поболтают, да успокоятся. Подумаешь, – очень скоро, исчерпав весь свой небольшой запас беспросветной тоски, сказал Марк, – Собака лает, ветер носит.
– Да, кстати, а Вирусу пора бы на свежий воздух, – сказал Кирыч, – Не наделал бы бед.
Наш пес и впрямь уж как-то слишком нервно озирался.
– Друзья, вы правда не понимаете, в какую историю мы вляпались? – спросил я.
– Вроде, еще никто не умер, – сказал Марк.
– Пока нет. Но это временно, – сказал я, – Сейчас нет прошлого, понимаете? Все, что попадает в интернет, сохраняется там навсегда. Любая оплошность фиксируется, любая глупость становится неотменимой. Интернет – это вечное, абсолютное «сейчас». Всякий человек, который в данный момент, вот буквально сейчас, на каком-нибудь сайте размещает свою фотографию, должен учитывать, что его морда может быть многократно скопирована, растиражирована, изгваздана: смазливое личико может украсить собой порносайт, или анкету какого-нибудь маньяка. Соообщая о себе всему миру, надо понимать, что мир может распорядиться тобой по своему собственному разумению….
Не спрашивайте меня, почему я вдруг впал в этот бессмысленный пафос. Наверное, сказались переживания последних дней.
– Какое мне дело до каких-то непонятных человеков? – сказал Марк, – Я что ли виноват, что какие-то человеки такие дураки?
– А вот появишься ты сейчас в образе шпионки Хари-маты с пупком в соске, и этот образ будет связан с тобой всю твою жизнь. Еще неизвестно, как твоя жизнь повернется, а у журналистов всегда будет наготове нелепая история – стоит им только забить пару слов в каком-нибудь «Гугле».
– И пожалуйста, мне нечего скрывать, – повел Марк плечиком.
– Тебе нечего, а нам есть чего. Мы не хотим, чтобы все узнали, чем мы занимаемся в метро в дни футбольных матчей. В России нужно триста раз подумать, прежде, чем выставлять на всеобщее оборзение свою фотку с павлиньим пером в заднице.
– У меня нет фотки с пером, – сказал Марк.
– Ну, чтобы тебе не было скучно, человечество придумало фотошоп. Хочешь перо – будет перо. Не хочешь пера – все равно будет. Надо только, чтобы журналисты были в тебе заинтересованы. А они, вон, – я кивнул в сторону зашторенного окна, – уже ждут.
– А чего им от меня надо? Что я им, Мадонна? Я даже не танцую.
– Зато как поешь?! Кто вчера кому попало хвастался своей райской заграничной жизнью? Кто рассказывал, что и в Лос-Анджелесе бывал, и в Лондоне в разные веселые дома вхож? Вот теперь получай. Сожитель хренов.
– А что я поделаю, если и бывал, и вхож? Я же не виноват. Звезды, между прочим, тоже люди.
– И у них тоже есть крышки от унитазов, которые можно загнать за большие деньги потому только, что к ним прикасались знаменитые зады. Вот ты и есть такая крышка. Стульчак Мадонны.
– Ай! Ты что же делаешь?! – Кирыч сорвался в коридор, где Вирус вовсю корячился на ботинке. Моем ботинке, разумеется: с Кирычем наш пес дружит, Марка – лижет, а на мне просто отводит душу.
– Ну, что же?! Давайте собираться?! – язвительности у меня только прибавилось, – Сейчас нарядимся в перья и блестки и пойдем на фотосессию. Маруся, у тебя не завалялось платья из змеиной кожи?
– Не завалялось!
– У тебя нет костюма, который почеркнул бы твой богатый внутренний мир? В чем же ты в свет пойдешь, бедненький?
– Ай-яй-яй, – в коридоре Кирыч отчитывал Вируса, – Как же тебе не стыдно? Что же ты так? – Вирус глядел в сторону, изображая стыд, – Ты бы хоть знак подал вначале, что терпеть не можешь. Что же ты втихомолку-то?
– Научи его журналистов облаивать. Не все же им малина, – крикнул я.
– Ну, ты у нас тоже, в некотором роде из той же оперы, – сказал Кирыч, – Журналист.
– Только в некотором. У меня журналистика скучная, несенсационная. Прокачиваю руду, отфильтровываю бред….
Я призадумался.
– Знаете, а ведь у меня есть идея….
Было свежо, ветренно. Все-таки холодная весна на дворе, а я полдня провел в душной квартире
– Господа! – откашлявшись, объявил я с крыльца, – Мне понятен ваш профессиональный интерес. В качестве пресс-секретаря интересующей вас персоны прошу указать, какое СМИ вы представляете. Затем с каждым из вас мы поговорим по отдельности, – я отдал листок бумаги и ручку в ближайшие руки, – Благодарю за понимание!
Вскоре список был составлен. Изучив его, я определил очередность, решив начать с самого бульварного и самого популярного сайта, затем перейти к информационным агентствам, а далее – к редакциям помельче и поплоше.
– Ты все запомнил? – спросил я Марка, декоративно наряженного и в небрежной позе расположившегося в нашем кривом кресле в гостиной.
Марк кивнул.
Я попросил Кирыча не выдавать себя ни единым писком (он в обнимку с Вирусом засел в спальне) и призвал первого репортера.
– Когда мы с Жаном сидели в Марэ, – проникновенно говорил Марк, – Жан – это Жан-Поль, а Марэ, ну, вы понимаете….
– Не понимаю, – вякала дотошная, натренированная на сенсации тощая дева, колкостью своей рифмуясь с острыми листьями пальмы, что доживала свой век у окна.
– Ну, Готье, – лениво раздражался Марк, – Ну, квартал такой, в Париже, рядом с «Помпиду».
– А кто это? Помпиду?…
– К-какие тайны? У меня нет н-ник-каких т-тайн, – почему-то заикаясь, говорил Марк другому визитеру, – Если я вам расскажу все свои т-тайны, вы сейчас умрете от ужаса. У меня т-такая жизнь. З-знаете, я ж-живу у самого Мертвого моря. Вы были у М-м-мертвого моря? В-вам сколько лет?
– Двадцать пять, – говорил румяный юноша.
– Вы еще мальчик, вы не ведали жизни! Мальчик! Если вы хотите вкусить красоты, езжайте в наш к-кибуц. Там такие девочки! Самый сок, а не девочки. Вот прям все бросайте и езжайте! Немедленно!
– Йа, вообще-то, не настроен говорить на такие темы, – строго и зычно говорил Марк гостю под двузначным номером, – Анбилывыбал, я просто не уполномочен. У меня просто связаны хэндс. Вы понимаете, космос, ракетные технологии, вот э филинг….
Марк ласково улыбался, Марк клокотал, Марк дружески похлопывал по плечу – он легко менял маски, временами вынуждая неметь даже меня.
Я раздумывал, где виновата рюмка коньяку, а где талант виноват, и, не имея сил отделить одно от другого, попросту выпроваживал одного гостя и принимал другого.
– Только умоляю вас, – шепотом повторял я каждому визитеру по отдельности, проникновенно заглядывая в глаза…, – Мы же друг друга понимаем, правда?
Процеживая и прореживая ряды, я с удивлением обнаружил, что среди профессиональных любителей сенсаций нашлось много молодых барышень воздушного вида. Они таращили глазки, говорили тихими сладкими голосами…. Представителей мужского репортерского племени можно было поделить на два сорта: вертлявые напомаженные юноши, у которых все впереди, и неряшливые дяденьки с испитыми лицами, у которых все давно в прошлом.
«Какая же редкость – единство формы и содержания», – думал я, понемногу начиная понимать, что же привело в наш дом всех этих людей.
Скучно живем. Серо.
А вечер был тих. И даже утих ветер. В гостиной без звука моргал телевизор. Кирыч лежал на диване, листая журнал со сложным финансовым названием. В ногах у него лежал Вирус, покусывая себя за хвост. На ковре, сплетя ноги корзинкой, сидел Марк и делал что-то вроде йоги. Я скрючился в кресле перед компьютером – искал в интернете достойное завершение бурного дня.
– А как вам это?! «В объятиях дизайнера Тома Форда он служил на благо Отечеству». Каково?!
– Мне не нравится Том Форд, мне нравится другой. Он в кино английским аристократом работает, – в перемежку с глубокими вдохами и выдохами произнес Марк, – У него темные волосы, глаза красивые, а из волос на лоб локон падает. Горджес. Вери файн.
Я пощелкал по клавиатуре, подыскивая в интернете другой «эксклюзив»:
– «Он не знал о судьбе Белки и Стрелки, но Система уподобила его бедным животным, которые отдали свою жизнь во имя…».
– Ничего не понимаю, – Кирыч пошевелился на своем диване, – Зачем это все?
– Что? – спросил я.
– Зачем нужен был весь этот балаган?
– Эх-ты, а еще серьезный человек, – я захлопнул крышку компьютера, – Как ты думаешь, что будет, если положить в бочку меда ложку говна? – спросил я.
– Не знаю, – сказал Кирыч.
– Будет целая бочка говна.
– Ну, и что? – прервав свои дыхательные упражнения, Марк с интересом уставился на меня.
– А то, – воскликнул я, – что теперь сам черт ногу сломит, пытаясь разобраться, зачем некий Курчатов Марк, друг звезд и недоделанный шпиён, явился в российскую столицу одной далеко не прекрасной весенней ночью.
– А дальше что? – спросил Кирыч.
– Ничего. Завтра будет другой день, и другие горячие новости. Информация о визите противоречивой особы за неясностью будет отправлена в утиль.
– Думаешь? – с сомнением произнес Кирыч.
– Как это? – недовольно произнес Марк.
– Людям нужна не правда, а яркий фантик. Мы живем в эпоху подделок. Выигрывает тот, кто врет красивей.
– Не уверен, – сказал Кирыч, привыкший говорить только правду, а в крайнем случае молчать.
– А что если они правду узнают? – спросил Марк.
Я отмахнулся.
– Боюсь, твоя правда так скучна, что никому не интересна. Людям нужен праздник – да так, чтоб на разрыв аорты. Чтобы тобой стреляли из пушки, и вместе с твоими кишками на голову публики валился дождь из конфетти. Чтобы руки твои прибивали гвоздями, а ты благим матом орал «Пять минут! Пять минут!». Чтобы…. Подожди, – я прервал полет мысли, – Какую правду? – я уставился на Марка.
– Ну, такую. Правдивую.
Кирыч присел на диване. Вирус заворчал.
– Ну-ка, ну-ка, – не оставал я, – расскажите-ка нам, дорогой шпиен, что вы делаете в свободное от шпионажа время?
– Я?
– Ты?
– Ну….
– Не юли.
– Работаю.
– Кем? – спросил Кирыч.
– Или чем? – добавил я.
– Это трудно объяснить.
Настроение мое вмиг испортилось – одно дело придумывать человеку помоечную биографию, другое дело понимать, что он на самом деле угодил черт знает куда. В голове замелькали какие-то сложные, колюще-слизистые образы.
Почему всегда сбываются не мечты, а страхи?
– Мне в общем-то, и делать ничего особенного не надо, – произнес Марк со вздохом, – Я – блогер.
Я расхохотался.
– «Стульчак Мадонны» – это случайно не твой никнейм? Видел где-то в интернете….