Глава 19
Сага Бауэр медленно вела машину через огромный кампус Каролинского института; приблизившись к дому номер пять по Ретциус-вэг, она свернула на пустынную парковку и остановилась перед безлюдным домом.
Уставшая, не накрашенная, с грязными волосами, в мешковатой одежде – и все равно большинство тех, кто увидел бы ее сейчас, признали бы, что человека красивее они не встречали.
В последнее время она выглядела как будто голодной и загнанной: из-за голубых глаз казалось, точно бледное лицо светится.
На полу перед пассажирским сиденьем лежала зеленая дорожная сумка с бельем, зубной щеткой, бронежилетом и пятью коробками с боеприпасами: патронами 45 ACP.
Сага Бауэр уже больше года числилась на больничном и за все это время ни разу не заглянула в боксерский клуб.
Лишь один-единственный раз Сага пожалела о том, что она сейчас не в Службе безопасности, – во время визита Барака Обамы в Стокгольм. Сага стояла поодаль, наблюдая за президентским кортежем. Всегда и во всем видеть угрозу – это профзаболевание. Сага помнила, как напряглась, глядя на окно дома, в котором мог бы оказаться стрелок с ракетной винтовкой, но в следующую секунду машина президента миновала опасное окно, ничего не случилось.
Отделение судебной медицины было закрыто, свет в здании красного кирпича вроде бы погашен, но белый «Ягуар» с помятым передним крылом стоял на дорожке прямо у входа.
Достав из бардачка стеклянную банку, Сага вышла из машины. Пахло свежепостриженной травой, воздух был теплым. На ходу Сага слушала, как постукивает в кобуре на левом боку «Глок-21» и булькает содержимое банки.
Чтобы обойти машину Нолена, Саге пришлось шагнуть на клумбу. Колючки шиповника с шорохом отцеплялись от ее камуфляжных штанов. Качнулись ветки, и осыпалось, кружась, несколько розовых лепестков.
Под входную дверь, чтобы не дать замку защелкнуться, была подсунута свернутая в трубку брошюра.
Сага бывала здесь много раз и знала, куда идти. Когда она шла по коридору к вращающейся двери, под ногами на плохо убранном полу похрустывал гравий.
Взглянув на банку, на мутную жидкость с кружащимися в ней частицами, Сага улыбнулась.
Воспоминание ожило в теле, и свободной рукой она бессознательно коснулась шрама на лице – памятный знак, глубокий разрез, рассекавший бровь.
Иногда Сага думала, что он разглядел в ней что-то особенное и потому пощадил, а иногда – что он просто подумал, что смерть – это слишком легко, и ему хотелось вынудить ее, Сагу, жить с ложью, в которую он заставил ее поверить, в аду, который он сотворил для нее.
Она так и не узнает, в каком аду.
Одно она знает наверняка: он решил не убивать ее, а она приняла решение убить его.
Идя по пустому коридору отделения судебной медицины, Сага вспоминала темноту, тот глубокий снег.
– Я попала, – прошептала она самой себе. Облизала губы, снова увидела, как стреляет, как попадает ему в шею, в руку и в грудь. – Три пули в грудь…
Сага тогда вставила новый магазин и выстрелила еще раз, уже когда он упал в ручей, высоко подняла факел и видела, как вокруг убитого ширится облачко крови. Она бежала по берегу, стреляла в темную массу и продолжала стрелять, хотя тело уже унесло течением.
Я знаю, что убила его, подумала она.
Но тела тогда так и не нашли. Полиция спускала под лед водолаза, обследовала берег с собаками-ищейками.
Возле кабинета Нолена красовалась опрятная металлическая табличка: «Нильс Олен, профессор судебной медицины».
Дверь была открыта; тощий судебный медик сидел за прибранным письменным столом и читал газету, в латексных перчатках. Под халатом у Нолена – таково было его прозвище – была надета белая тенниска; очки-«пилоты» блеснули, когда он поднял глаза.
– Ты устала, Сага, – приветливо сказал он.
– Немного.
– И конечно, красива.
– Нет.
Нолен отложил газету и стянул перчатки. Сага вопросительно посмотрела на него.
– Это чтобы на пальцах не осталось типографской краски, – объяснил он, словно читать газету в перчатках – нечто само собой разумеющееся.
Сага ничего не ответила и молча поставила перед ним банку. В спирту медленно покачивался отрезанный палец и какие-то бледные частицы. Распухший, наполовину сгнивший указательный палец.
– И ты, значит, думаешь, что этот палец принадлежит…
– Юреку Вальтеру, – коротко сказала Сага.
– Как он к тебе попал? – спросил Нолен.
Взяв банку, он поднял ее повыше, к свету. Палец уперся в стекло, словно указывал на медика.
– Я искала больше года…
Для начала Сага, позаимствовав ищеек, исходила с ними оба берега ручья, от озера Бергашён до истока возле Хюсингсвика. Она прошла у воды, прочесала оба берега, изучила морские течения в Норрфьердене и ниже, до самого Вестерфладена, побывала на каждом острове и поговорила со всеми, кто ловил рыбу в этой местности.
– Продолжай, – сказал Нолен.
Сага подняла глаза, увидела спокойный взгляд за блестящими стеклами очков. Вывернутые наизнанку перчатки двумя комками лежали на столе перед Ноленом. Одна подрагивала – от сквозняка или от движения воздуха под латексом.
– Утром я шла по берегу Хёгмаршё, – снова заговорила Сага. – Я и раньше там бывала, но пришла опять… Это дремучее место на северной оконечности острова. Густой лес до самых скал.
Она вспомнила старика, который вышел с другой стороны леса, держа в руках серебристо-серое, принесенное морем бревно.
– Не замолкай.
– Прости… и встретила церковного сторожа на пенсии… он явно видел меня в прошлый раз и спросил, что я ищу.
Сага тогда прошла со сторожем до обитаемой части острова. Там жили сплошь старики, меньше сорока человек. Позади белой часовни со звонницей располагалась сторожка.
– Он сказал, что нашел мертвеца у самой воды еще в конце апреля…
– Тело целиком? – тихо спросил Нолен.
– Нет. Торс и одну руку.
– Без головы?
– Без живота жить невозможно. – Сага услышала свой голос – как в лихорадке.
– Невозможно, – спокойно подтвердил Нолен.
– Сторож сказал, что тело, наверно, пролежало в воде все зиму – оно страшно раздулось, стало грузным.
– Они выглядят чудовищно.
– Он перевез тело на тачке через лес и положил на пол в сарае за часовней… но собака ошалела от запаха, и пришлось отвезти тело в старый крематорий.
– Он кремировал тело?
Сага кивнула. Крематорий перестал существовать несколько десятков лет назад, но на прочном каменном основании по-прежнему стояла закопченная кирпичная печь с трубой. Сторож обычно сжигал в ней мусор и знал, что печь в рабочем состоянии.
– Почему он не позвонил в полицию? – спросил Нолен.
Сага вспомнила, как пахло в доме у сторожа – кухонным чадом и ношеной одеждой. У сторожа была грязная шея, а на бутылях с самогоном, стоявших в холодильнике, чернели пятна от пальцев.
– Вроде бы он самогонщик… Он, правда, сделал несколько фотографий мобильным телефоном на случай, если полиция явится и начнет расспрашивать… и сохранил палец в холодильнике.
– Фотографии у тебя?
– Да. – Сага достала телефон. – Это должен быть он… посмотри на следы от пуль.
Нолен вгляделся в первый снимок. На голом бетонном полу сарая лежал заросший грибком торс в мраморных разводах, с одной только рукой. Толстая кожа на груди отстала и сползла. На теле виднелись четыре рыхлых входных отверстия от пуль. Вода образовала на светло-сером полу черную лужу – тень, которая истончалась возле стока.
– Отлично, просто отлично, – одобрил Нолен, возвращая Саге телефон.
Взгляд у него вдруг сделался тревожным. Нолен поднялся, взял банку, посмотрел на нее так, словно собирался сказать что-то еще, но потом вышел из кабинета.