Вы здесь

Современный экономический рост: источники, факторы, качество. Глава 1. Теоретико-методологические аспекты современного экономического роста (И. М. Теняков, 2015)

Глава 1

Теоретико-методологические аспекты современного экономического роста

1.1. Понятие экономического роста

Термин «экономический рост» получил широкое распространение не только среди профессиональных экономистов, но и в самых широких кругах общества. Однако содержание, которое вкладывается в него экономистами, политиками и простыми гражданами, зачастую разнится весьма существенно. Что же стоит за многообразием фактов роста производства, занятости, дохода, повышения уровня жизни, которые чаще всего подразумеваются, когда речь заходит об «экономическом росте»? Попробуем разобраться в этом вопросе в несколько этапов. Сначала систематизируем наиболее устоявшиеся определения экономического роста, в том числе приводимые в учебной литературе. Затем остановимся на исследованиях, положивших начало теории экономического роста, а также рассмотрим современные обзорные работы, посвященные теории роста, и выявим особенности сложившихся подходов к экономическому росту.

Хотя термин «экономический рост» прочно вошел в научный обиход, его содержание раскрывается не всегда четко, даже в учебной литературе. В зарубежных источниках по макроэкономике определение экономического роста дается, как правило, в учебниках базового уровня. Так, в «Словаре понятий и терминов» учебника К. Р. Макконнелла и С. Л. Брю экономический рост трактуется двояко: как увеличение производственного потенциала экономики и как рост реального выпуска (в том числе на душу населения).[1] Аналогичное определение содержится в учебнике Шиллера: экономический рост – это увеличение выпуска (реального ВВП), а также расширение производственных возможностей.[2] Однако такое четкое определение экономического роста представлено далеко не у всех авторов. Например, в учебнике базового уровня Н. Г. Мэнкью[3] мы не встретим определения экономического роста ни в глоссарии, ни в соответствующей главе – вместо дефиниции идет описание результатов экономического роста (повышение уровня благосостояния); собственно рост косвенно увязывается со скоростью изменения реального ВВП.[4] Отсутствует какое-либо определение экономического роста и в учебнике Э. Абеля и Б. Бернанке,[5] хотя сам термин «экономический рост» появляется уже на первых страницах книги при характеристике ключевых макроэкономических проблем. Отдельно стоит отметить подход к экономическому росту П. Самуэльсона.[6] Хотя четкого определения экономического роста Самуэльсон не дает, но, в отличие от большинства авторов, подходит к исследованию феномена экономического роста в максимально широком контексте, подчеркивая, что экономический рост является «характерной особенностью современного мира».[7]

Авторы зарубежных учебников по макроэкономике продвинутого уровня в целом также избегают четких определений экономического роста. Они подменяются общей характеристикой его результатов – перечислением новых благ и технологий, указанием на повышение уровня и качества жизни, международными сопоставлениями подушевого ВВП и т. п. Так, в известном учебнике Н. Г. Мэнкью «Макроэкономика»[8] термин «экономический рост» отсутствует в словаре терминов, приведенном в конце книги. Не содержится четкого определения экономического роста и в соответствующей главе: оно заменяется описанием роста национального дохода и уровня жизни.[9] В учебнике Дж. Сакса и Ф. Ларрена[10] экономический рост также характеризуется описательно – как восходящая линия тренда колебаний совокупного выпуска в ходе экономического цикла.[11] Аналогичный подход содержится и в учебнике Р. Дорнбуша и С. Фишера: вместо сущностного определения экономического роста имеет место описание долгосрочного роста реального ВВП, который характеризует линия тренда делового цикла.[12] В учебнике Д. Ромера «Высшая макроэкономика» четкое определение экономического роста отсутствует, по содержанию же речь идет о повышении уровня жизни, реального дохода на душу населения, в том числе относительно других стран («чудеса и трагедии роста»).[13]

В отличие от большинства иностранных авторов, авторы отечественных учебников по макроэкономике стараются, как правило, дать определение экономическому росту прежде, чем переходить к его описанию и моделированию. Особых различий в этом плане между учебниками базового и продвинутого уровней не было выявлено. В табл. 1.1 систематизированы определения экономического роста на основе анализа наиболее известных российских учебников по макроэкономике, а также включены определения зарубежных авторов в тех случаях, когда такие определения были четко зафиксированы в тексте.


Таблица 1.1

Основные определения экономического роста в зарубежной и отечественной учебной литературе


Как видно из табл. 1.1, определения экономического роста, несмотря на их близость, все же различаются у разных авторов, причем эти отличия не только стилистического характера, а в ряде случаев связаны с различием поставленных акцентов. Причины этого будут поняты лучше, если от рассмотрения учебной литературы, в которой теория экономического роста представлена в сухом остатке, перейти к анализу основных подходов к экономическому росту и их взаимоотношению в научной литературе.

Проблематика экономического роста активно разрабатывалась еще в 1920-е гг. в советской России, что было связано с вызовами экономическому развитию в условиях налаживания планового хозяйства. Взяв схемы воспроизводства К. Маркса за основу, некоторые советские экономисты создали ряд макроэкономических моделей, адаптированных к российской экономике того периода. Как отмечал американский экономист Н. Спулбер, «советские экономисты поставили и разрешили ряд проблем, с которыми позже имели дело на Западе на других аналитических основах. Работы Фельдмана, Преображенского и Попова-Литошенко соответствуют некоторым работам западных экономистов, таких как Е. Д. Домар или В. Леонтьев, хотя и не достигают изощренности последних и отличаются от них своими базовыми предпосылками».[14] В частности, модель Г. А. Фельдмана описывала влияние на экономический рост распределения инвестиций между отраслями, производящими капитальные и потребительские блага. Автор одной из первых моделей экономического роста в рамках кейнсианской теории – Е. Домар был выходцем из Российской империи, эмигрировавшим в США. Он не только был знаком с работами Фельдмана и других советских экономистов, но прямо подчеркивал связь собственной модели экономического роста (1947 г.) с моделью Фельдмана. В 1957 г. он опубликовал работу «Советская модель роста»,[15] в которой подробно изложил, что было и что не было сделано Фельдманом.

Вклад в теорию экономического роста внес и российский экономист Н. Д. Кондратьев, хотя его теория роста, в отличие от теории «больших циклов конъюнктуры», не получила широкой известности.[16] Модель роста Н. Д. Кондратьева содержит ряд новаций, которые были получены в экономической теории роста позднее. В частности, она описывает неизбежность замедления роста в отсутствие инноваций – вывод, который был получен в мировой экономической мысли «мэйнстрима» в 1980-е гг.[17] Заметим также, что модель роста Кондратьева (несмотря на ее незавершенность) рассматривалась автором в общем контексте мировой динамики: Кондратьев не противопоставлял «цикл» и «рост», а стремился объединить их в рамках одной теоретической схемы, в которой динамика является результатом наложения двух процессов: тренда и цикла.[18]

Однако специфика условий планового хозяйства, для которых создавали свои модели российские экономисты, явилась одним из факторов, способствовавших принижению вклада российских исследователей в теорию экономического роста. В современной литературе по теории экономического роста российские экономисты 1920-х гг. почти не упоминаются,[19] а в числе первых моделей роста называются кейнсианские модели Е. Домара и Р. Харрода, которые все же создавались для условий капиталистической экономики.

Следует отметить, что Е. Домар пришел к своей модели роста, размышляя над проблемой сохранения полной занятости в ходе долгосрочной экономической динамики. В своей статье 1947 г.[20] Домар пишет, что его цель – «определить условия, необходимые для поддержания полной занятости в течение длительного времени, или, более точно, найти такой темп роста национального дохода, который соответствует полной занятости».[21] Рост дохода у Домара, таким образом, корреспондирует с ростом экономического потенциала (через рост предложения труда).

Р. Харрод в работе «К теории экономической динамики» проводит подробное разграничение между «статикой» и «динамикой» и соответственно между вопросами, которые рассматриваются в рамках экономической статики, и проблемами экономической динамики. Отметим, что теорию промышленного цикла Харрод относит к пограничной области между статикой и динамикой, так как колебания сами по себе вполне могут сочетаться с постоянством основных детерминант экономической системы в длительном периоде. К предметной области «теории экономической динамики», согласно подходу Р. Харрода, относятся «взаимоотношения, возникающие в ходе экспансии трех основных элементов: 1) рабочей силы; 2) выпуска продукции или дохода на душу населения и 3) размера наличного капитала».[22] Таким образом, у Харрода экономический рост также связан как с увеличением реального дохода, так и с расширением экономического потенциала (рост рабочей силы и капитала). При этом общий вывод относительно достижения устойчивого равновесного роста у Р. Харрода пессимистичен: капиталистическая экономика «балансирует на лезвии ножа». Следствием отклонения ключевых параметров (нормы сбережений, отношения «капитал – выпуск», темпа роста населения) от их оптимальных соотношений с точки зрения устойчивого роста становится либо рост безработицы, либо инфляция.

Р. Солоу, заложивший основы неоклассического подхода к экономическому росту, прежде всего подверг критике предпосылку о фиксированных пропорциях в соотношении факторов производства в моделях Р. Харрода и Е. Домара. Р. Солоу отмечает, что Р. Харрод и Е. Домар пытались изучать долгосрочные проблемы при помощи использования инструментов краткосрочного анализа (к которым Р. Солоу относит, в частности, мультипликатор и акселератор), в то время как наиболее подходящими инструментами для долгосрочного анализа, по мнению Р. Солоу, является неоклассический анализ с его методом предельных величин, включая процесс приспособления цен, ставки процента и заработной платы к изменяющейся конъюнктуре (например, в ходе естественного увеличения численности рабочей силы).[23] На основе модели Р. Солоу выросло целое семейство моделей роста, воспринявших базовые предпосылки неоклассической теории (прежде всего – предпосылку о гибкости цен и пропорций между факторами производства в условиях действия конкурентных сил в долгосрочном периоде).

Современные исследователи, работающие в русле неоклассического подхода к экономическому росту, в обзорных публикациях, посвященных развитию теории экономического роста, зачастую даже не упоминают работы Р. Харрода и Е. Домара, начиная изложение «современной теории роста» непосредственно с модели Р. Солоу. Проблема роста как таковая ставится ими в общий контекст причин «богатства народов» – в этой связи упоминается имя А. Смита, хотя теорию экономического роста Смит не создавал. Такой подход представлен, в частности, в работе Э. Хелпмана.[24] В качестве главного индикатора экономического роста Э. Хелпман называет темп прироста реального дохода на душу населения,[25] и все межстрановые сопоставления, которые приводятся в первой главе его работы, связаны с данным показателем или сопряженным с ним показателем ВВП на душу населения. При этом речь идет о долгосрочной динамике данного показателя – за десятилетие и более. Связь роста дохода с увеличением экономического потенциала и проблемой его полного использования, которая была в центре внимания в кейнсианских моделях роста (и, как было показано выше, иногда встречается в современной учебной литературе), уходит здесь на второй план. Подчеркнем, что данный критерий экономического роста является более узким, чем некоторые из рассмотренных выше определений, поскольку при его использовании из анализа исключается простое увеличение реального выпуска (даже взятое в долгосрочном периоде), если оно не сопровождается повышением уровня жизни (измеренного как доход на душу населения).

Р. Лукас, внесший значительный вклад в современную теорию роста, в своей книге,[26] вобравшей его более ранние работы по экономическому росту, также связывает проблемы экономического роста и развития прежде всего с ростом реального дохода на душу населения, а также с ростом реального ВВП. «Под проблемой экономического развития, – пишет Р. Лукас, – я понимаю попросту проблему соответствия определенным образцам, существовавшим в разных странах и в разное время, в отношении уровней и темпов роста дохода на душу населения».[27] Р. Лукас отмечает, что современная теория роста, которая была разработана в 1960-е гг., «создавалась как модель для объяснения недавнего прошлого нескольких очень успешных обществ»,[28] прежде всего США, а также послевоенной Японии и Европы. Главную задачу современной теории роста Р. Лукас видит в том, чтобы «достигнуть единого понимания богатых и бедных экономик в мире огромных доходов и различий в темпах роста».[29]

Схожего подхода придерживаются и авторы «Экономической теории роста»,[30] отмечая, что «экономический рост обычно измеряется как годовой темп увеличения ВВП страны».[31] Подчеркивается, что «экономический рост – это то, что главным образом определяет материальное благосостояние миллионов людей. В экономически развитых странах экономический рост с момента промышленной революции позволил почти всему населению жить в соответствии с таким стандартом, который сто лет назад могло позволить себе только привилегированное меньшинство, когда подушевой ВВП составлял незначительную долю от современного уровня».[32]

Таким образом, авторы, разделяющие в целом неоклассический подход к экономическому росту, рассматривают его прежде всего через повышение уровня жизни (рост подушевого дохода). Для кейнсианцев же важен не столько анализ роста дохода сам по себе, но в большей степени анализ условий, обеспечивающих полное использование экономического потенциала в динамике.

Различия между кейнсианским и неоклассическим подходами к экономическому росту подытожил Т. Пэлли в обзорной статье, посвященной развитию кейнсианских моделей экономического роста.[33] Ключевых различий он выделил два. Во-первых, в кейнсианских моделях роста темп накопления капитала определяется прежде всего инвестиционными расходами фирм, в то время как в неоклассических моделях акцент переносится на сбережения домашних хозяйств (предполагается, что сбережения автоматически трансформируются в инвестиции). Во-вторых, равновесный рост в кейнсианских моделях достигается при условии равенства темпа роста выпуска темпу роста совокупного спроса (и данное равенство не возникает автоматически), в то время как неоклассический подход воспринял динамическую версию закона Сэя, согласно которому предложение автоматически порождает спрос, т. е. проблема равенства темпов роста совокупного спроса и совокупного предложения в неоклассических моделях снимается.[34]

В целом, подводя итоги, можно отметить, что наиболее общей для всех представленных авторов является трактовка экономического роста как тенденции увеличения реального выпуска (дохода). Различия состоят, во-первых, в трактовке выпуска: идет ли речь о реальном выпуске в экономике в целом или только о потенциальном выпуске – что подразумевает по умолчанию возможность несовпадения динамики фактического и потенциального выпуска. Во-вторых, делается ли акцент просто на увеличении выпуска (как, например, в кейнсианских моделях) или на росте подушевого дохода (что подчеркивают современные исследователи). В-третьих, некоторые исследователи делают акцент на связи экономического роста с расширением производственных возможностей под влиянием увеличения количества и качества применяемых факторов производства (проблема соотношения темпов роста выпуска и темпов роста факторов производства стоит в центре кейнсианских моделей роста). Такое определение экономического роста допускает ситуации, в которых рост производственных возможностей и рост выпуска могут не совпадать. Так, если реальный ВВП растет, а экономический потенциал страны сокращается (например, в силу растущего износа основных фондов и тенденции убыли населения, что характерно, в частности, для современной России), то, согласно данному подходу, такую ситуацию нельзя охарактеризовать как экономический рост. Гипотетически возможна и обратная ситуация: экономический потенциал растет, а выпуск не увеличивается или растет медленнее, чем потенциал (т. е. экономика в своем движении отклоняется от кривой производственных возможностей, что характеризует неэффективность в использовании ресурсов – один из случаев, описываемых моделью Р. Харрода). В-четвертых, определение экономического роста в соответствии с трендом динамики фактического выпуска в ходе делового цикла ставит особую проблему соотношения тренда и потенциального выпуска. Следует ли отождествлять тренд и потенциальный ВВП или необходимо все же разграничивать чисто статистическое явление тренда и теоретически строгое определение потенциального выпуска как выпуска, произведенного при полном использовании всех факторов производства? Как видим, имеющиеся в экономической литературе определения и подходы к экономическому росту порождают много вопросов, но не дают ответа на главный вопрос – в чем же сущность экономического роста? Причина этого – в применяемой методологии исследования, на которой теперь необходимо остановиться более подробно.

1.2. Основные методологические подходы в экономической теории

В экономической теории сосуществуют различные теоретико-методологические подходы к исследованию экономической реальности. В частности, невозможность широкого использования экспериментальных методов в силу особенности предмета экономической науки изначально задает многообразие методологических подходов, которые с некоторой степенью упрощения можно свести к двум направлениям, «канонам», «двум типам экономической науки».[35] Первое направление, или канон (назовем его «универсалистским»), предполагает универсальность действия экономических законов, которые выводятся дедуктивно на основе исходных предпосылок. Для него характерно использование метафор естественных наук (прежде всего физики, например, метафора «равновесия»). В. Автономов включает в первый канон физиократов, представителей классической политической экономии и неоклассиков, правда, подчеркивая, что в рамках каждой из этих школ (да и между отдельными их представителями) имеются существенные отличия.[36] Второе направление, или канон, «основан на опыте, строится снизу вверх. Его идеи часто сначала существуют как практическая политика, из которой потом выкристаллизуется теория».[37] Он использует обычно метафоры из биологии, а не физики. По мнению В. Автономова, ко второму канону можно отнести представителей меркантилистов, экономистов исторической школы, американских институционалистов (по крайней мере Дж. Коммонса и У. К. Митчелла), Кейнса, немецких ордолибералов.[38] Данное направление можно в целом охарактеризовать как «почвенническое», так как его теоретические обобщения возникают в ходе решения конкретных проблем экономики (страны или группы стран), т. е. идут от «почвы», снизу вверх.

Далеко не все школы и направления в экономической мысли четко укладываются в схему двух канонов. Например, подход К. Маркса, хотя и является близким к абстрактному подходу первого канона, все же существенно отличается от методологии А. Смита и Д. Рикардо. В. Автономов отмечает, что хотя Маркс и задумывал план из шести книг, который должен был вывести анализ на поверхность явлений, в сферу «конкуренции», но наследие Маркса в форме трех томов «Капитала» представлено наиболее абстрактной частью данного плана, и в этом случае Маркс представляет первый канон.[39]

По вопросу о принадлежности теории Маркса к первому канону выскажем следующие соображения. Во-первых, если в данном каноне (особенно в неоклассической его версии) главное внимание уделяется обмену и равновесию, то для второго канона характерен анализ производства и технологий.[40] И в этом случае подход Маркса ближе ко второму канону, поскольку именно особенности капиталистического процесса производства, по Марксу, дают ключ к пониманию природы всей системы социально-экономических отношений.[41]

Во-вторых, если в экономической науке «универсалистов» практически отсутствуют системы классификации,[42] то для подхода Маркса характерен детально проработанный «многоступенчатый» характер категорий исследуемой им капиталистической экономики, которые выстраиваются в субординированную систему. Достаточно отметить базовый характер категории «прибавочная стоимость», которая аккумулирует в себе все виды доходов совокупного капиталиста (торговую прибыль, ренту, процент, предпринимательский доход). Для сравнения: в рамках современного «мейнстрима» эти доходы рассматриваются как однокачественные, не говоря о том, что вопрос об их происхождении и взаимной субординации не ставится. В этом смысле подход Маркса также близок к подходу второго канона.

В-третьих, если для «универсалистов» характерен взгляд на экономику в целом как на статичную систему, то «почвенники» делают акцент на проблематике экономического развития. И в этом подход Маркса также близок к подходу «почвенников», поскольку Маркс рассматривает капитализм как исторически преходящий способ производства, который имеет начало и конец.

Тем не менее, несмотря на отмеченные особенности подхода Маркса, записывать его в «почвенники» неправомерно: выявление законов, которые носят всеобщий характер, роднит экономическую теорию Маркса с теориями классической политической экономии и современным «мейнстримом». Поэтому следует провести дополнительное отграничение подхода Маркса от других направлений «универсалистов».

Вторая классификация направлений экономической теории может быть проведена по критерию «каузальности – функциональности». В этом случае можно выделить следующие подходы: «системно-воспроизводственный» (каузальный) и «функционально-описательный» (функциональный). При этом, хотя вторая классификация, строго говоря, не является детализацией «универсалистского» направления, наиболее четко данные подходы различаются именно в рамках «универсализма».

Системно-воспроизводственный подход предлагает взгляд на экономику как на сложную, многоуровневую систему, теоретическое отображение которой также возможно в форме многоуровневой системы категорий и взаимосвязей между ними. В данном подходе особое внимание привлечено к выявлению «первоосновы» экономической системы, соответственно и экономические отношения необходимо отображать во всей их многомерности, с выделением исходного, основного и производных отношений, разграничения сущности экономических явлений и их форм. Наиболее полно, на наш взгляд, системно-воспроизводственный подход представлен в «Капитале» К. Маркса. Как отмечает В. Н. Черковец, логика «Капитала» есть диалектика познания предмета в форме системы категорий, отражающих его содержание путем восхождения от абстрактного к конкретному с единством логического и исторического подходов. В этой связи возникает проблема субординации категорий как рефлексии субординации реальных производственных отношений, а также проблема «начала» и его развертывания во всей экономической системе.[43]

Однако дальнейшее развитие системно-воспроизводственного подхода оказалось противоречивым. С одной стороны, в западном марксизме данный подход получил развитие скорее как социально-философский (например, в работах представителей Франкфуртской школы), чем узкоэкономический: в результате он оказался на периферии экономической теории (тем более – ее «мейнстрима») и не смог в полной мере дать такое же системное объяснение природы современной экономики со всеми ее противоречиями и многоуровневым характером различных «превращенных форм», какое в XIX в. было дано в «Капитале» для экономической системы наиболее развитых капиталистических стран. Экономическая система, которая у К. Маркса раскрывалась в «Капитале» в наиболее чистом виде, в работах неомарксистов растворялась в социальной системе в широком смысле, включающей как отношения «базиса», так и «надстройки». В дальнейшем неомарксистский подход нашел свое выражение в футурологии (теории «постиндустриального общества»), однако эти теории были в большей степени социологическими, чем собственно экономическими. В числе фундаментальных работ отечественных авторов, лежащих в русле западной традиции марксизма, следует отметить «Глобальный капитал» А. В. Бузгалина и А. И. Колганова,[44] в котором экономические проблемы современного мира рассматриваются в контексте глобального перехода от «царства необходимости» к «царству свободы».

С другой стороны, в рамках советской экономической мысли системно-воспроизводственный подход во многом был подчинен обоснованию проводившейся политики строительства социализма в СССР. Существовали определенные догматические ограничения, за которые советская экономическая мысль не могла выйти. В частности, В. Н. Черковец отмечает два таких ограничения. Во-первых, «непреложной идеологической нормой считалось положение Сталина (1936 г.) и XVIII съезда ВКП(б) (1939 г.) о построении «в основном» социализма в СССР в результате выполнения второй пятилетки».[45] В результате советские экономисты вынуждены были прибегать к различным ухищрениям, чтобы соотносить теоретическое отображение социалистической системы, построенное с применением метода «Капитала», с реальной советской действительностью. В частности, необходимо было примирить наличие форм «товарного производства» в советской экономике со строгостью теоретической модели социалистической системы, которая не допускала никакого товарного производства вообще.[46] Во-вторых, характеристика советского опыта строительства социализма и его социально-экономической системы считалась «единственно верной, общезначимой, общезакономерной, в связи с чем не допускалась и формула, аналогичная позднее предложенной Китаем, социализма с «российской спецификой».[47] Табу на всестороннее выяснение «общего» и «особенного» в российских преобразованиях также не способствовало развитию системно-воспроизводственного подхода. Более того, ключевые моменты данного подхода подверглись выхолащиванию. Например, формула «закона обязательного соответствия производственных отношений характеру и уровню производительных сил», предложенная И. В. Сталиным в работе «Экономические проблемы социализма в СССР» (1952 г.), советскими философами и экономистами была позднее подвергнута ревизии: указание на «обязательность» было исключено,[48] что открыло дорогу различным авантюрным проектам наподобие концепции развернутого построения коммунизма к 1980 г. – без необходимости создания качественных условий для развития производительных сил в полном соответствии с первоначальной формулировкой данного экономического закона.

Поэтому нет ничего удивительного в том, что в начале рыночных преобразований 1990-х гг. в России системно-воспроизводственный подход, отождествлявшийся с марксистской политической экономией как таковой, был оттеснен на задний план как якобы не оправдавший себя, и его место занял господствующий в «экономикс» функционально-описательный подход (причем воспринятый весьма поверхностно). Однако с началом мирового экономического кризиса 2007–2009 гг. в мире снова возрос интерес к «Капиталу» К. Маркса и к целостному, системному осмыслению экономической реальности, которого так и не дал господствующий в «мейнстриме» экономической теории функционально-описательный подход. Так, в первые месяцы после начала мирового экономического кризиса в Германии было продано 4500 экземпляров «Капитала».[49] В ряде публикаций с марксистских позиций были проанализированы тенденции динамики мировой капиталистической экономики в последней четверти XX – начале XXI в., обозначены причины мирового кризиса и предложены варианты выхода из него.[50] Экономический кризис, таким образом, дал импульс более широкому использованию системно-воспроизводственного подхода. И хотя глобальной смены ведущей парадигмы экономической теории в ходе экономического кризиса не произошло, все же доминирующий в «мейнстриме» функционально-описательный подход уже не представляется таким безальтернативным, каким он казался многим еще двадцать лет назад, а интерес к альтернативным подходам (в частности, к логике «Капитала» К. Маркса) продолжает расти.[51]

Функционально-описательный подход на первый взгляд тоже представляет системное отображение экономической реальности, однако при более внимательном изучении эта системность оказывается мнимой. В отличие от системно-воспроизводственного подхода, в функционально-описательном подходе не ставится вопрос о «начале» («генах») экономической системы, исходном, основном и производных отношениях и т. п. Экономическая система может изучаться с любого уровня и в любой последовательности, что и демонстрируется в широко известных учебниках «экономикс»: можно начинать с макроуровня, как это сделано в учебнике К. Макконнелла и С. Брю, а можно с микроуровня, как, например, в учебнике Н. Г. Мэнкью «Принципы экономикс». Общим здесь остается лишь формулировка предмета как способов оптимального использования ограниченных ресурсов в целях удовлетворения потребностей.[52]

Тем не менее противопоставлять отмеченные подходы по объекту и даже по предмету исследования, на наш взгляд, неправомерно. Определения предмета исследования в системно-воспроизводственном подходе как «производственных отношений», «капиталистического способа производства» на первый взгляд противостоят вышеприведенному определению предмета в рамках функционально-описательного подхода («экономикс»). Однако формулировка предмета, как она дана в «экономикс», вполне вписывается в формулировку предмета как «производственных отношений», являясь ее частным аспектом. Как отмечает В. Н. Черковец, «всю систему категорий в «Капитале» К. Маркса можно в известном смысле рассматривать как теорию затрат и результатов капиталистического способа производства; это, строго говоря, не часть предмета, а его аспект, проходящий через всю систему производственных отношений».[53]

Если К. Маркс прямо пишет о «производственных отношениях» как о предмете исследования,[54] то в работах представителей «экономикс» отсылка к производственным отношениям присутствует косвенно, в описаниях, предваряющих формулировку предмета как «оптимального использования ограниченных ресурсов в целях удовлетворения потребностей». Например, у Н. Г. Мэнкью: «Общество сталкивается с необходимостью принятия огромного количества решений. Общество должно решить, какие работы следует выполнить прежде всего и кому будет поручено их выполнение. Оно нуждается в людях, которые будут выращивать хлеб, разводить домашних животных, шить одежду, разрабатывать программное обеспечение для компьютеров. Но раз уж общество распределяет людей (так же как и землю, здания и машины) для выполнения различных работ, оно обязано позаботиться и о разделении в определенных пропорциях произведенных товаров и услуг. <…> Экономикс – наука о том, как общество управляет имеющимися в его распоряжении ограниченными ресурсами».[55] То есть Н. Г. Мэнкью, по сути, говорит здесь о производственных отношениях, складывающихся между людьми, «которые будут выращивать хлеб, шить одежду» и т. д., а также распределять необходимые для этого ресурсы и полученные результаты совокупного труда общества, хотя понятие «производственные отношения» им не применяется.

Вывод об общности предмета подкрепляется перечнем категорий, используемых в «экономикс». Доход, богатство, потребление, инвестиции, сбережения – все эти категории отражают объективные законы воспроизводства материальной жизни рассматриваемого как в «Капитале», так и в «экономикс» капиталистического способа производства, хотя «экономикс» обычно оперирует термином «рыночная экономика».[56] Можно согласиться с В. Н. Черковцом в том, что «не с особенностей предмета двух главных направлений общей экономической теории следует начинать выявление доктринальных различий между ними, а с принципиальных различий в применяемых ими основных методах, реализующихся в специфических методологических принципах каждого из них».[57]

Почему же в определениях предмета «экономикс» нет явного, прямого указания на производственные отношения, зато сделан акцент на оптимизации использования ресурсов? А в некоторых формулировках, как, например, в формулировке Л. Роббинса,[58] появляется еще «человеческое поведение»?

Ответ следует искать в особенностях функционально-описательного подхода.

Функционально-описательный подход как наиболее яркое выражение подхода первого канона экономической теории получил бурное развитие в ходе маржиналистской революции последней трети XIX в., которая, в свою очередь, была аналогом революции Г. Галилея и И. Ньютона в методе физики. Если основой системно-воспроизводственного подхода в его наиболее развитом виде стал диалектический метод, то функционально-описательный подход основывается на философии позитивизма и принципах формальной логики. В этом случае экономические явления предстают как однокачественные, не выводимые из какой-либо «первоосновы» («генов»). Исследователю остается фиксировать чисто количественные взаимосвязи между ними, действующие «при прочих равных условиях». Проводя сопоставление двух подходов, ранее уже было отмечено, что «установление количественных зависимостей между эмпирически наблюдаемыми явлениями не могло базироваться на совокупности производственных отношений, взятой в целом; метод непосредственного наблюдения неизбежно предполагал выделение (вычленение) отдельных производственных отношений – в первую очередь, тех, которые было проще всего «увидеть» и количественно зафиксировать, например, в сфере обращения (вывод эмпирической зависимости между ценами и количеством спрашиваемых товаров – кривой спроса). При использовании функционально-описательного подхода оказывались видны лишь отдельные грани производственных отношений – на микроуровне они были прежде всего связаны с оптимизацией использования ограниченных ресурсов. Макроуровень некоторое время был недоступен для непосредственного наблюдения и фиксации количественных зависимостей. Создание «макроэкономического этажа» в экономикс потребовало разработки соответствующих способов наблюдения, что стало возможным лишь после создания системы национальной экономической статистики (сейчас – система национальных счетов)».[59] Отметим, в частности, что в макроэкономике, в отличие от микроэкономики, акцент на «оптимальное использование ресурсов» при определении ее предмета обычно не ставится.[60] В макроэкономике определение предмета дается через перечисление основных макроэкономических проблем – инфляцию, безработицу, экономический рост, макроэкономическую нестабильность, внешнеэкономическое равновесие, которые также представляют собой различные сферы проявления производственных отношений.[61] Таким образом, в зависимости от рассматриваемой проблемы и угла зрения («микро» или «макро») предмет исследования представляется функционально-описательным подходом по-разному, в то время как применение системно-воспроизводственного подхода позволяет увидеть общее у всех рассматриваемых вопросов, и это общее – производственные отношения.

Следует подчеркнуть, что как системно-воспроизводственный, так и функционально-описательный подходы сосуществовали с самого зарождения экономической науки,[62] но в дальнейшем были развиты в рамках отдельных ее направлений. К. Маркс развил и обогатил системно-воспроизводственный подход классиков, продвинувшись в объяснении причин богатства капиталистических наций дальше А. Смита и Д. Рикардо. Экономикс отказался от попыток выяснения природы богатства, сосредоточившись на описании функционирования экономики, получении статических «фотографий» реальности.

В XX в. развитие системно-воспроизводственного и функционально-описательного подходов шло неравномерно: если второй получил мощный импульс к развитию с включением в арсенал исследователей современных математических и статистических методов, то воспроизводственный подход во многом оказался «законсервирован» на уровне подхода К. Маркса, если не хуже. В отличие от К. Маркса, многие его последователи не пытались применять воспроизводственный подход для объяснения новых, открываемых экономикс эмпирических зависимостей, полагая, что все, что надо, уже сказано в «Капитале» К. Маркса. Но «Капитал» не может быть догмой, главное в нем – метод, основанный на выделении «первоосновы» («генетической информации»), характеризующей «программу» развития экономической системы и последующее ее развертывание. Конечно, и здесь исследователя поджидает немало трудностей, особенно когда дело доходит до «фенотипа» конкретной национальной экономики, в которой «гены» капитализма могут трансформироваться до неузнаваемости под воздействием национально-специфических факторов, включающих и определенные национально-специфические условия воспроизводства материальной жизни».[63] Так, для России проявлением такого национально-специфического условия воспроизводства является относительно более высокая роль государства независимо от сложившейся на данный момент в стране социально-экономической системы – в силу объективной необходимости обеспечивать воспроизводство материальной жизни в рамках огромной по протяженности территории с суровыми природно-климатическими условиями, крайне неравномерным размещением факторов производства (что в условиях «чистого капитализма» неизбежно ведет к дальнейшему усилению неравенства в развитии регионов и подрыву целостности страны), находящейся на стыке различных геополитических и цивилизационных ареалов. Это национально-специфическое условие воспроизводства вступает в противоречие с законами, вырастающими из «генотипа» капиталистической системы, что представляет отдельную научную проблему. В той степени, в какой системно-воспроизводственный подход исходит из абстрактного начала той или иной экономической системы, «примеряемой» к национальной «почве», он, несмотря на свои преимущества перед функционально-описательным подходом, также дает сбой. Отсюда, например, проистекают сложности в определении российской экономики как капитализма – на выходе получается «мутантный», «дикий», «бюрократически-олигархический» и какой угодно другой капитализм, но главное, что капитализм «неправильный», не соответствующий стандартным представлениям о капиталистической системе.[64] Предложение же изучать экономику России без попытки «впихнуть» ее в рамки какой-то априорно заданной теоретической системы, исходящее от «почвенников», обычно игнорируется. И в этом проявляется связь системно-воспроизводственного подхода с «универсализмом»: под «системой» понимается прежде всего абстрактная теоретическая система (пусть и со своей субординацией основных категорий), а не национальная экономика как система.

Функционально-описательный подход как таковой не может дать ответ на вопрос о «природе и причинах» тех или иных экономических явлений, например, о сущности экономического роста. Как рассмотренные выше модели роста Р. Харрода, Е. Домара, Р. Солоу, так и более поздние, современные модели экономического роста показывают математическое описание связи между ростом совокупного выпуска (измеренного в абсолютном или в относительном выражении – на душу населения) и отдельными переменными факторами («труд», «капитал», «инвестиции», «научно-технический прогресс», «человеческий капитал» и т. п.), но не дают ответа на вопрос о сущности экономического роста. Иначе говоря, в рамках данного подхода «экономический рост понимается как механическое сложение капитала с трудом».[65] Например, согласно исследованием Э. Денисона, за период 1909–1957 гг. реальный выпуск в США стабильно рос со среднегодовым темпом в 2,9 %, занятость в человеко-часах – в 1,3 %, а запас капитала – в 2,4 %. Р. Солоу предложил удачное объяснение этой стабильности, написав простую, но легко поддающуюся усложнению модель.[66] Хотя предпосылки модели Р. Солоу далеки от реалистичности,[67] но в рамках функционально-описательного подхода это не имеет значения, если основанная на нереалистичных предпосылках модель адекватно ложится на эмпирические данные. Можно вспомнить в этой связи известное эссе М. Фридмана «Методология позитивной экономической науки», в котором он отмечал, что «единственным конкретным тестом, позволяющим судить об обоснованности гипотезы, может быть сравнение ее предсказаний с реальностью. Гипотеза отвергается, если ее предсказания противоречат реальным данным».[68] «Реалистичность» предпосылок при принятии гипотезы (модели) или отказе от нее не нужна. Другое дело, когда модель перестает давать значимые предсказания – причем не только в плане будущих событий, но и относительно прошлого (как в выше рассмотренном случае модели Р. Солоу). Многообразие и сложность современных моделей экономического роста связаны с попытками получить более точно соответствующее наблюдаемым фактам математическое описание в крайне неустойчивом, быстро меняющемся мире.

Как нами было отмечено ранее,[69] наиболее строго функционально-описательный подход был представлен в работах Л. Вальраса, который считал, что экономическая наука должна описывать естественные, т. е. не зависящие от воли экономических агентов факты. Прежде всего – меновую стоимость. Пример: выведение равновесия обмена из эмпирических кривых спроса без какого-либо упоминания о поведении потребителя и полезности. В XX в. в защиту вальрасианского подхода выступил М. Фридман, который выдвинул аналогичный ньютоновскому («гипотез не измышляю») постулат: «Факты следует описывать, а не объяснять».[70]

Однако еще в период маржиналистской революции далеко не всех экономистов удовлетворял чисто описательный математический метод. Полученные взаимосвязи нуждались в объяснении, но напрямую из функций объяснение не выводилось. Тогда для объяснения были использованы различные гипотезы, в частности гипотеза о «рациональном экономическом человеке», который максимизирует свою полезность, и т. п. Так в определение предмета «экономикс» проникло «человеческое поведение». А. Маршалл, который одним из первых стал применять гипотезы-объяснения для функциональных зависимостей (например, кривой спроса), охарактеризовал предмет экономической науки следующим образом: «Экономическая наука занимается исследованием нормальной жизнедеятельности человеческого общества; она изучает ту сферу индивидуальных и общественных действий, которая теснейшим образом связана с созданием и использованием материальных основ благосостояния. Следовательно, она, с одной стороны, представляет собой исследование богатства, а с другой – образует часть исследования человека».[71] Маршаллианский подход заключался в озвучивании немых фактов голосом исследователя, в выдвижении правдоподобных гипотез-объяснений, не основанных на понимании природы богатства. Эмпирическую кривую спроса Маршалл объяснял «коренным свойством человеческой натуры», которое формулировалось в виде «закона насыщаемых потребностей, или закона убывающей полезности».[72]

Маршаллианская версия функционально-описательного подхода – нарушение постулата математически описательного метода, нарушение постулата Ньютона «гипотез не измышляю», постулата Фридмана «факты следует описывать, а не объяснять». Она выходит за рамки чистого функционально-описательного метода.

Включение «человека» в предмет экономической науки – оборотная сторона маршаллианских «гипотез» – направила усилия многих экономистов по ложному следу. Предмет экономической науки – объективные отношения воспроизводства жизни человека, но не сам «человек». В частности, функции полезности и кривые безразличия хотя и могут использоваться как необходимые предпосылки для построения математического описания наблюдаемых фактов, но они играют чисто инструментальную роль, а вовсе не призваны объяснять природу экономических явлений. Однако экономисты не всегда различают эти две стороны используемых гипотез. К числу негативных следствий использования вспомогательных гипотез для объяснения реальности относится подмена позитивной экономической теории нормативными суждениями. Как отмечает Дж. Стиглиц, «…к 1980-м годам снова возобладало мнение о том, что рынок является саморегулируемым и эффективным, причем это мнение разделяли не только консервативные политические круги, но и американские ученые-экономисты. При этом представление о свободном рынке не соответствовало ни жизненным реалиям, ни современным достижениям в области экономической теории».[73] В частности, неоклассическая теория пыталась объяснить разрыв в оплате труда руководителей и работников среднего звена, утверждая, что каждый получает плату в соответствии со своим предельным общественным вкладом. Но такая гипотеза-объяснение не выдерживает критики. «Не имелось и никаких фактов, свидетельствующих о том, что руководитель является намного более опытным профессионалом, чем его заместитель. <…> Сомнения по поводу справедливости неоклассической теории увеличились и из-за того, что бонусы руководителей в финансовом секторе остались высокими даже после того, как стало известно о том, сколько вреда их деятельность нанесла как тем фирмам, в которых они работали, так и обществу в целом».[74] Одной из причин такого положения дел в экономической теории является связь «экономикс» с частными интересами, выполнение «экономикс» инструментальной функции, которую подробно исследовал Дж. К. Гэлбрейт.[75] В этих условиях постулат Фридмана также может завести в тупик, если «факты» заранее подбираются под заданную модель, а все «неудобные», не объясняемые моделью факты попросту игнорируются.[76]

Но не является ли стоимость – ключевое понятие в системно-воспроизводственном подходе – такой же гипотезой, необходимой для построения теоретической системы, но совершенно не обязанной соответствовать критерию «реалистичности», так же как ему не соответствуют в подавляющем большинстве случаев предпосылки моделей функционально-описательного подхода?

По этому вопросу существуют противоположные точки зрения еще со времени К. Маркса. Например, В. Зомбарт и К. Шмидт, защищая необходимость использования категории «стоимость», тем не менее отрицали реальное бытие стоимости. Зомбарт утверждал, что стоимость – это мысленный, логический факт. Шмидт отмечал, что «закон стоимости – научная гипотеза, специально построенная для объяснения процессов обмена и необходимая для познания экономического механизма капиталистической действительности».[77] Ф. Энгельс, возражая Зомбарту и Шмидту, ссылался на принцип единства исторического и логического: «Речь идет не только о чисто логическом процессе, но и об историческом процессе и объясняющем его отражении в мышлении, логическом прослеживании его внутренних связей».[78] Развивая мысль Ф. Энгельса, В. Н. Черковец предполагает, что обмен товаров непосредственно по стоимостям мог иметь место на ранних стадиях зарождения меновых отношений.[79] Однако это очень сильное допущение, которое нуждается в доказательстве. Представляется, что в данном случае значение методологического принципа «единства исторического и логического» В. Н. Черковцом преувеличивается – оно не играет такой уж ключевой роли в теоретической системе «Капитала». В письме к Л. Кугельману К. Маркс подчеркивает, что «если бы в моей книге и вовсе не было главы о «стоимости», то анализ реальных отношений, которые я даю, все равно содержал бы в себе доказательство и подтверждение действительного отношения стоимости».[80] Добавим, что в хозяйственной практике на категории «стоимость» основаны бухучет, оценка бизнеса и т. д. Хотя стоимость – «фантомная реальность», ее не видно, но на практике расчеты идут именно так, как если бы бухгалтеры знали, что такое стоимость. Кроме того, в отличие от «полезности», которая не имеет какой-либо внятной единообразной единицы измерения и действительно является лишь полезной гипотезой при построении функционально-описательных моделей, категория «стоимость» связана с показателем «время», которое так или иначе измеряется. Разумеется, речь идет не о любом периоде времени, а лишь об общественно-необходимом рабочем времени (ОНРВ), и главная проблема состоит в том, что на практике измерить это время невозможно. Но тот факт, что производство товаров в современной экономике, какое бы оно ни было совершенное с технологической стороны, всегда требует определенного промежутка времени,[81] является вполне достаточным, чтобы признать за категорией «стоимость» право на объективное существование (пусть и не измеримое современными методами). В этой связи совершенно излишними представляются попытки вывести стоимость из примитивных товарных отношений раннего капитализма (или даже «простого товарного производства»), как это попытался сделать В. Н. Черковец. Более того, можно предположить, что и в тот период реальный обмен происходил «не по стоимости», поскольку сосчитать общественно-необходимое рабочее время каждый отдельный товаропроизводитель не может. Для признания объективного характера категории «стоимость» достаточно наличия объективной связки «стоимость – время» и, наоборот, «время – стоимость».[82] Если мысленно предположить, что производительная сила общественного труда выросла бы настолько, что в любой бесконечно малый отрезок времени было бы возможно создать бесконечно большое изобилие благ, то понятие «стоимость» исчезло бы из экономического анализа, так же как и понятие «редкость».

Наличие двух разновидностей функционально-описательного подхода («маршаллианской» и «вальрасианской») позволяет ответить на вопрос о возможности совместного использования системно-воспроизводственного и функционально-описательного подходов следующим образом. Использование функционально-описательного подхода, который по своей природе не может выйти на уровень сущностных, причинно-следственных взаимосвязей, ограничивается его вальрасианской версией, в которой устанавливаются формальные зависимости и выясняются условия, при которых эти зависимости выполняются. Вспомогательные гипотезы, неизбежно возникающие в ходе построения математических моделей, носят не объясняющий, а инструментальный характер. Особой проблемой, требующей решения, является выбор показателей при построении количественной модели. Установление количественных зависимостей дает позитивное знание в том случае, если переменные носят объективный характер, их измерение проведено корректно.

Использование системно-воспроизводственного подхода необходимо для «контроля» получаемых функциональных зависимостей, нахождения их места в общей логической системе категорий, описывающих экономическую систему. В отличие от допущений, используемых при применении функционально-описательного подхода, которые могут быть сколь угодно абстрактными, при использовании системно-воспроизводственного подхода категории, от которых исследователь первоначально абстрагировался, должны обязательно получить определение в ходе синтеза. Вполне возможно появление в ходе объяснения новых конкретных категорий, которых не было у К. Маркса (так же как многих категорий Маркса не было у его предшественников – А. Смита, Д. Рикардо и др.). Но в таком случае им необходимо найти место на этапе анализа и показать, как они развиваются из исходного отношения на этапе синтеза.

1.3. Экономический рост сквозь призму методологии системно-воспроизводственного и функционально-описательного подходов

Теперь перейдем к рассмотрению экономического роста с учетом выявленных различий в методологии системно-воспроизводственного и функционально-описательного подходов. При этом в целом мы остаемся пока в рамках первого канона экономической теории; особенности подхода второго канона к экономическому росту будут рассмотрены ниже.

Для системно-воспроизводственного подхода использование самого термина «экономический рост» нехарактерно. Маркс в «Капитале» исследует не экономический рост, а процесс накопления капитала в условиях простого и расширенного воспроизводства.[83] При этом накопление капитала рассматривается двояко: как со стороны стоимости, так и со стороны потребительной стоимости. Экономический рост как долгосрочный рост потенциального выпуска и реального дохода, в том числе на душу населения, возникает как форма, которую принимает процесс капиталистического накопления. Так, необходимость расширения производства при неизменном органическом строении капитала требует найма дополнительной рабочей силы и роста постоянного капитала, который по натурально-вещественной форме представлен средствами производства («инвестиционными товарами» в макроэкономической трактовке). Изменение органического строения капитала (например, рост доли постоянного капитала и сокращение переменного) также находит свое отражение в аспектах процесса экономического роста (например, в изменении пропорций между инвестициями и потреблением). Следует подчеркнуть, что не всякое накопление капитала сопровождается экономическим ростом: например, процесс так называемого «первоначального накопления капитала», наоборот, может сопрягаться с кризисными явлениями в экономике: падением производства, ростом безработицы, как это имело место в России в 1990-е гг. Накопление капитала посредством концентрации и централизации также связано с перераспределением собственности на богатство (активы) и продукт, а не с увеличением общей величины богатства и продукта. Накопление капитала – сложный социально-экономический процесс, и экономический рост является лишь одной из его форм, хотя эта форма и является ведущей в «нормальной» капиталистической экономике.

В первом томе «Капитала» Маркс описывает условия расширенного воспроизводства в самом общем виде. Во втором томе вводятся два подразделения общественного производства и исследуются условия обмена продукции между ними, необходимые для обеспечения процесса как простого, так и расширенного воспроизводства. Маркс не доходит до построения формальной модели, ограничиваясь арифметическими примерами, однако формальную модель на основе схем воспроизводства Маркса нетрудно получить.[84]

Рассмотрим Марксову схему расширенного воспроизводства в общем виде.[85] Предполагается, что структуру производства совокупного общественного продукта (СОП) можно представить в виде двух подразделений: I – производство средств производства, II – производство предметов потребления. Стоимостная структура совокупного продукта каждого подразделения, по Марксу, складывается из трех составляющих:

СОП = c + v + m,

где СОП – совокупный общественный продукт (по стоимости); c – часть СОП, соответствующая по стоимости потребленному постоянному капиталу;[86] v – часть СОП, равная по стоимости затратам на рабочую силу («переменный капитал», по Марксу, соответствует доходам наемных рабочих); m – часть СОП, равная по стоимости доходам капиталистов («прибавочная стоимость», по Марксу). Произведенные товары, составляющие СОП каждого подразделения, являются собственностью капиталистов соответствующего подразделения и реализуются на рынках, где на СОП предъявляют спрос как капиталисты, так и наемные рабочие каждого подразделения.

Запишем результат производства (по стоимости) в каждом подразделении:

СОП (I) = Ic + Iv + Im;

СОП(II) = IIc + IIv + IIm.

Простое воспроизводство означает возобновление производства в следующем году в прежнем масштабе. Для этого должно выполняться следующее условие обмена продукции между подразделениями:

IIc = Iv + Im. (1.1)

Капиталисты подразделения II нуждаются в возмещении потребленного постоянного капитала на сумму IIc, который представлен в натуральной форме продукцией подразделения I. Напротив, капиталисты и наемные рабочие подразделения I нуждаются в предметах потребления на сумму Iv + Im, производимых в подразделении II. Остальная часть продукции реализуется внутри каждого подразделения: для I подразделения это величина Ic (возмещает потребленный постоянный капитал подразделения I), а для второго IIv + IIm (предметы потребления рабочих и капиталистов, участвующих в производстве продукции подразделения II).

Расширенное воспроизводство в модели К. Маркса возможно при условии, что доход капиталистов первого и второго подразделений (Im и IIm) тратится не только на личное потребление, но и на накопление. Капиталисты обоих подразделений должны «сберечь» часть прибавочной стоимости для закупки дополнительных средств производства, т. е. для увеличения постоянного капитала на сумму (ΔсI +ΔcII), а другую часть – для оплаты труда дополнительно нанятых рабочих в размере (ΔvI + ΔvII).[87] Для этого необходимо, чтобы в текущем году в подразделении I было произведено больше средств производства (как по стоимости, так и по натуральной форме), чем потреблено обоими подразделениями:

СОП (I) = cI + vI + mI > cI + cII, следовательно: vI + mI > cII.

После «перегруппировки» прибавочной стоимости в каждом подразделении структура СОП в обоих подразделениях примет вид, необходимый для обеспечения расширенного воспроизводства:

СОП (I) = (cI + ΔcI) + (vI + ΔvI) + (mI – ΔcI – ΔvI);

СОП (II) = (cII + ΔcII) + (vII + ΔvII) + (mII – ΔcII – ΔvII).

Обмен между подразделениями теперь уже не может произойти по формуле (1.1). Второму подразделению нужно получить больше средств производства от первого на величину ΔcII, а первому требуется меньше предметов потребления от второго на величину ΔcI. Новое условие обмена между двумя подразделениями примет вид:

(cII + ΔcII) = (vI + ΔvI) + (mI – ΔcI – ΔvI).

После сокращения получим:

(cII + ΔcII) = vI + (mI – ΔcI). (1.2)

Выражение (1.2) описывает условие обмена двух подразделений в случае расширенного воспроизводства в общем виде, без привлечения арифметических примеров из «Капитала». Нетрудно заметить, что если ΔcII = 0 и ΔcI = 0, то выражение (1.2) приводится к виду (1.1). При этом следует подчеркнуть, что приросты постоянного капитала в каждом подразделении (ΔcI и ΔcII) не могут принимать произвольные значения, поскольку зависят от условий капиталистического производства и норм накопления, сложившихся в каждом подразделении.

На основе схем воспроизводства Маркса можно сделать вывод, что экономический рост при расширенном воспроизводстве не может носить произвольный характер, но зависит от сложившихся народнохозяйственных пропорций в производстве средств производства и производстве предметов потребления. Нарушение таких пропорций ведет к нарушению межотраслевых связей и к прекращению экономического роста. Отметим, что данный структурный аспект экономического роста полностью игнорируется в традиционных моделях роста, представленных в неоклассической теории, в которых однородная функция «выпуска» (он же «доход») ставится в зависимость от столь же однородных переменных «капитал» и «труд».

В проведенном нами исследовании[88] было отмечено, что в работах советских экономистов, лежащих в русле системно-воспроизводственного подхода, акцент также делался на процессе воспроизводства социально-экономической системы, в рамках которого имеет место и экономический рост. Поскольку процесс воспроизводства связывает воедино воспроизводство продукта и воспроизводство социально-экономических отношений, стоимостные и натурально-вещественные пропорции, воспроизводство конечного и промежуточного продуктов и т. д., то экономический рост в этом случае также не может рассматриваться исключительно как долгосрочный рост реального ВВП на душу населения. Теория роста предстает здесь как «конкретизация теории воспроизводства с учетом конкретно-исторической специфики тех или иных стран, их экономического потенциала, изменения производительных сил под влиянием научно-технической революции, экономической функции современного государства, глобального развития международных экономических отношений и процесса интернационализации производства в мировом масштабе».[89] При этом акцент делается в первую очередь на рост экономического потенциала, а уже во вторую – на увеличение национального дохода. Так, согласно определению А. И. Анчишкина, «экономический рост означает прежде всего увеличение производственных ресурсов, расширение масштабов производства, рост выпуска продукции и ее потоков, идущих как на текущее непроизводственное потребление, так и на пополнение производственных и непроизводственных ресурсов».[90] В. Д. Камаев определяет экономический рост как «совокупность процессов трансформации ресурсов материального производства, в результате чего увеличивается объем и повышается качество продукции».[91]

Воспроизводство продукта рассматривалось в единстве с воспроизводством социально-экономических отношений, накоплением капитала; при этом подчеркивались различия в содержании таких категорий, как общественное богатство, стоимость, цена, средства производства и т. п. в социалистической и капиталистической системах. Отмечалось, что для социалистического общества важна прежде всего натуральная форма богатства, независимо от того, являются или нет составные элементы этого богатства товарами. Особое внимание уделялось методологии расчета основных показателей воспроизводства. Большинство советских экономистов признавали сферу материального производства как единственную сферу, в которой создаются общественный продукт и национальный доход. В расчетах использовались показатели совокупного общественного продукта, конечного общественного продукта, национального дохода, чистого общественного дохода, фондов воспроизводства (фондов возмещения, потребления и накопления). При этом возникавшую проблему двойного счета пытались решить различными способами. Так, А. И. Ноткин отмечал, что в качестве потребительных стоимостей промежуточные продукты являются такими же, как и конечные: «Как потребительная стоимость железная руда годится лишь для выплавки черных металлов; что касается машин, то они производятся из прокатного металла, а не из железной руды. В соответствии с этим и в совокупной стоимости общественного продукта суммируются стоимости самостоятельных потребительных стоимостей, создаваемых на основе исторически развившегося общественного разделения труда, в том числе стоимости железной руды, проката черных металлов, машин».[92] Другие исследователи (А. И. Бечин, Е. А. Громов, А. И. Кац) полагали, что результатом общественного воспроизводства следует все же считать конечный, а не совокупный общественный продукт. Данное направление фактически восприняло распространенную в западной литературе концепцию валового национального и внутреннего продукта, которая в конце 1960-х гг. была принята официально в ООН и положена в основу системы национальных счетов. Тем не менее методология расчетов основных результатов воспроизводства отличалась от методологии функционально-описательного подхода, главенствовавшего в западной экономической теории. Отечественные экономисты исходили из методологии баланса народного хозяйства (БНХ), в то время как в «основном течении» экономической мысли для определения результатов совокупного производства и подсчета национального дохода использовалась методология системы национальных счетов (СНС).

Особое внимание в системно-воспроизводственном подходе уделяется различию между экстенсивным и интенсивным типами общественного производства и роста. В частности, еще К. Маркс отмечал, что расширенное воспроизводство может осуществляться «экстенсивно, путем строительства новых фабрик в дополнение к старым, или интенсивно, путем увеличения масштаба производства на данном предприятии».[93] В макроэкономической терминологии можно в этой связи отметить, что экстенсивный рост – экономический рост на основе количественного увеличения экономического потенциала неизменного качества и эффективности. Иначе говоря, экстенсивный рост имеет место в случае увеличения количества применяемых факторов производства (труда, капитала, природных ресурсов) при неизменной технологии их соединения. Интенсивный рост, напротив, – это рост на основе повышения качества (эффективности) экономического потенциала при неизменном количестве используемых факторов производства. В другой трактовке под экстенсивным ростом понимается простое количественное увеличение реального ВВП при неизменном доходе на душу населения, а под интенсивным ростом – повышение реального ВВП на душу населения.[94] Различия двух трактовок – в акцентах: в первой трактовке акцент сделан на факторах производства, во второй – на доходах населения.

В чистом виде экстенсивный и интенсивный типы расширенного воспроизводства (и соответственно экономического роста) не встречаются. На практике обычно имеет место смешанный тип экономического роста с преобладанием экстенсивной или интенсивной составляющей.

Проблематика типов экономического роста тесно увязывается в системно-воспроизводственном подходе с проблемой эффективности производства и роста. Советскими экономистами была разработана комплексная система показателей эффективности общественного воспроизводства, включающая показатели технической, экономической и социальной эффективности производства.[95] Например, для советской экономики в качестве показателей, характеризующих социально-экономическую эффективность производства, назывались такие показатели, как фонд потребления, интегральный фонд потребления (фонд потребления плюс непроизводственное накопление), а также фонд материального благосостояния и всестороннего развития личности (интегральный фонд потребления плюс услуги непроизводственной сферы).[96]

В рамках функционально-описательного подхода эффективность экономического роста обычно рассматривается через призму потребления. Например, в модели Р. Солоу она представлена как максимизация потребления на душу населения (или на одного занятого, если абстрагироваться от различий между численностью всего населения и численностью занятых) – так называемое «золотое правило накопления» Э. Фелпса.[97] Более подробно вопрос об эффективности экономического роста будет рассмотрен ниже при систематизации подходов к определению качества роста.

В функционально-описательном подходе отсутствует система многоуровневых категорий, выводимых на основе диалектической логики. Экономические явления берутся как однокачественные: так, прибыль или процент качественно не отличаются от заработной платы – все эти виды доходов предстают как результат взаимодействия спроса и предложения на соответствующих рынках. В этой связи и экономический рост предстает преимущественно как чисто количественная взаимосвязь между выпуском и факторами производства. Отдельные нюансы трактовки экономического роста, отмеченные в первом разделе, касаются различий в акцентах – рассматривается ли преимущественно рост дохода и уровня жизни или же анализируется динамика экономического потенциала и проблема полной занятости. Если применение системно-воспроизводственного подхода показывает вторичность категории «экономический рост» по отношению к процессу накопления капитала, то использование функционально-описательного подхода не позволяет увидеть процесс накопления капитала, взятый в целом, поскольку в рамках данного подхода под «капиталом» понимаются либо товары инвестиционного назначения – оборудование, здания, сооружения, либо денежные средства, вложенные с целью получения прибыли (например, когда речь идет о международном движении капитала). Тем самым кругооборот капитала [Д – Т (РС + СП) – П – Т' – Д'], взятый в целом, оказывается невидим, а потому «не видно» и накопление капитала как цель данного кругооборота. Поэтому в рамках функционально-описательного подхода можно зафиксировать лишь форму проявления процесса накопления капитала – экономический рост, который описывается как долгосрочная тенденция роста реального выпуска и дохода, в том числе на душу населения.[98] При этом не так уж важно, достигается ли рост дохода за счет роста производства одних и тех же товаров или имеет место последовательный переход от производства одних товаров к другим.[99]

Особенностью рассмотрения экономического роста в функционально-описательном подходе является практически полное игнорирование взаимосвязи денежных (как формы стоимости) и натуральных показателей. Так, если у Маркса схемы простого и расширенного воспроизводства строились во взаимосвязи натурально-вещественной и стоимостной структур совокупного продукта, то в моделях экономического роста в рамках «основного течения» такой взаимосвязи нет. Например, приступая к обзору неоклассической теории роста, Р. Лукас подчеркивает факт абстрагирования от монетарных вопросов: все обмены в моделях считаются бартерными.[100] Такая абстракция, упрощая построение моделей, однако уводит от понимания особенностей рассматриваемой экономической системы и практических проблем, решение которых необходимо для запуска процесса роста. На практике получается, что жесткая кредитно-денежная политика Центрального банка, занятого борьбой с инфляцией, и высокие процентные ставки по кредитам коммерческих банков становятся существенными факторами, тормозящими рост предприятий реального сектора, в то время как в неоклассических моделях роста эти факторы отсутствуют, а экономисты предпочитают рассуждать о недостатке «человеческого капитала», ограничениях по росту рабочей силы или низком качестве институтов. Разумеется, все эти факторы оказывают влияние на экономический рост, но денежный фактор также имеет значение. В отличие от неоклассических моделей, в кейнсианских моделях роста в ряде случаев уделяется внимание и монетарным факторам. Например, Дж. Тобин в статье «Деньги и экономический рост»[101] вводит в модель роста монетарные активы (правительственные облигации), которые становятся альтернативным способом размещения сбережений населения. При этом доходность монетарного актива, регулируемая правительством, влияет на уровень доходности, приемлемый для собственников реального капитала. Тобин показывает, как использование дефицитного финансирования бюджета позволяет избежать «тупика Харрода» и выйти на траекторию «естественного роста». В модели Тобина, таким образом, монетарные факторы включаются в анализ долгосрочной экономической динамики.[102]

Использование системно-воспроизводственного подхода позволяет учитывать монетарный фактор в рамках кругооборота капитала в целом. Если для фазы производства действительно необходимы наличная рабочая сила и средства производства, без которых процесс производства в своей натуральной форме не может состояться, то для фазы обращения, в которой осуществляется метаморфоза денежного капитала в производительный, а товарного (как итог функционирования производительного капитала) – обратно в денежный, необходимо определенное количество денег. Деньги в этом случае не просто посредник в обмене, от которого можно абстрагироваться (как это делается в неоклассических моделях роста), но важнейшее экономическое отношение, без которого процесс накопления капитала (и его форма – экономический рост) не может осуществиться.

Влияние монетарного фактора на экономический рост в рамках функционально-описательного подхода можно проиллюстрировать на простом примере, используя макроэкономическую модель совокупного спроса и предложения (AD – AS). Рассмотрим два случая (рис. 1.1). В первом случае (см. рис. 1.1, а) увеличившийся в результате роста денежной массы совокупный спрос (с AD1 до AD2) направляется на покупку потребительских товаров. Если в краткосрочном периоде имеет место некоторое увеличение выпуска сверх потенциального (с Yfдо Y1), то долгосрочные последствия такого роста спроса – повышение общего уровня цен (с P1 до P2) при возвращении выпуска к потенциальному уровню. Экономический рост как рост потенциального выпуска в данном случае отсутствует.


Рис. 1.1. Монетарный фактор, инвестиции и экономический рост: а – потенциальный выпуск не меняется; б – потенциальный выпуск растет


Во втором случае (см. рис. 1.1, б) увеличившийся в результате роста денежного предложения совокупный спрос (с AD1 до AD2) направляется уже не на потребление, а на чистые инвестиции. Рост чистых инвестиций приводит к увеличению запаса капитала в экономике в следующем периоде, расширению производственных возможностей, что, при отсутствии других ограничений по увеличению потенциала (например, ограничений по рабочей силе), повышает потенциальный выпуск с Yf1 до Yf2. Таким образом, в долгосрочном периоде имеет место экономический рост – при небольшой инфляции (рост уровня цен с P1 до P2), если предположить неизменность краткосрочной кривой совокупного предложения, либо при отсутствии инфляции и даже снижении уровня цен, если в результате осуществления новых инвестиций произошло сокращение издержек производства (на рис. 1.1, б эта ситуация соответствует точке С: кривая SRAS сдвигается из положения SRAS1 в положение SRAS2, при том что потенциальный выпуск увеличивается до Yf3). Отметим, что снижение издержек производства вероятнее при интенсивном росте, вызванном не просто увеличением инвестиций, но и повышением их качества – внедрением инновационных технологий, более совершенных средств производства, развитием инфраструктуры. Таким образом, получаем вывод, «еретический» для правоверных «монетаристов»: рост предложения денег, жестко увязанный с инвестициями в инновационные технологии, приводит в долгосрочном периоде к снижению уровня цен. Однако настоящая наука не может замыкаться на каких-либо догмах: рано или поздно практика потребует пересмотра устоявшихся догматических представлений о взаимосвязи роста денежной массы, выпуска и инфляции.

Из сравнения двух рассмотренных случаев можно сделать следующий вывод. Во втором случае дополнительная денежная масса, при условии ее жесткой увязки с повышением инвестиционных расходов (в том числе новым качеством инвестиций), становится одним из факторов, способствующих экономическому росту. Разумеется, сам по себе монетарный фактор не может вызвать экономический рост, для этого необходимо реальное расширение источников роста – труда и капитала, но при наличии такой возможности монетарный фактор может стать дополнительным катализатором роста, например, устраняя сложности, вызванные в сфере обращения (от облегчения возможностей и условий долгосрочного кредитования до необходимого для нормального функционирования бизнеса повышения уровня монетизации экономики).

Подводя итоги, отметим, что оба подхода к экономическому росту необходимо использовать комплексно. Системно-воспроизводственный подход, увязывая экономический рост с процессом воспроизводства и накопления капитала, позволяет дать качественную оценку его источникам и факторам и определить логику поиска новых факторов роста. Функционально-описательный подход дает возможность смоделировать процесс экономического роста с учетом различных его факторов, а также количественно оценить влияние каждого фактора. Интегральное определение экономического роста может быть следующим.

Экономический рост – форма проявления процесса накопления капитала в ходе расширенного воспроизводства, выражающаяся в количественном увеличении и качественном совершенствовании национальногоэкономического потенциала и возникающем вследствие этого повышении реального национального дохода, в том числе на душу населения.

От экономического роста следует отличать рост экономики (фактический рост) – любое увеличение реального выпуска и дохода, фиксируемое статистически, которое может быть вызвано как долгосрочными, так и краткосрочными (конъюнктурными) факторами. «При этом не всякий фактический рост следует отождествлять с экономическим ростом: так, в случае когда фактический рост происходит на базе уже имеющихся производственных мощностей и наличной рабочей силы, такой рост, строго говоря, не может быть определен как экономический рост. Также, если в экономике наблюдается фактический рост, но параллельно происходят деградация основных фондов, физический и моральный износ оборудования, сокращение численности экономически активного населения и снижение качества рабочей силы (здоровья, образования, квалификации), то такой фактический рост не является экономическим ростом, поскольку в длительной перспективе потенциал экономики страны сокращается».[103]

Основные результаты сравнения системно-воспроизводственного и функционально-описательного подходов к экономическому росту представлены в табл. 1.2.


Таблица 1.2

Сопоставление системно-воспроизводственного и функционально-описательного подходов к экономическому росту

Источник: составлено автором.


1.4. Источники и факторы экономического роста

Определив экономический рост с позиций системно-воспроизводственного и функционально-описательного подходов, перейдем теперь к рассмотрению источников и факторов роста.

Следует разграничивать «факторы производства» и «факторы роста». К первым относятся известные еще классической политической экономии факторы: «труд», «капитал», «земля», к которым следует добавить четвертый фактор – «технологию», отражающий влияние научно-технического прогресса. Факторы производства можно также интерпретировать как источники экономического роста, поскольку в основе последнего находится процесс производства. По вопросу субординации факторов производства следует отметить, что в системно-воспроизводственном подходе эти факторы выступают равноправными только применительно к натурально-вещественной стороне процесса производства; в процессе же создания стоимости (и богатства) ведущая роль отводится фактору «труд», а точнее – «рабочей силе» как способности к труду. Кроме того, при использовании системно-воспроизводственного подхода нужно уточнять трактовку фактора «капитал», поскольку «капитал» как социально-экономическое отношение – шире, чем «капитал» как «средства производства» (они же «инвестиционные товары», «основные фонды»). При использовании функционально-описательного подхода предполагается качественное равенство всех факторов производства как в создании натурально-вещественной составляющей продукта, так и в образовании доходов, согласно теории доходов Ж. Б. Сэя. Фактор «капитал» в этом случае трактуется в узком смысле, как «средства производства», поскольку понимание «капитала» как социально-экономического отношения в данном подходе отсутствует. На основе методологии функционально-описательного подхода строится и методология оценки экономического роста, представляющая разложение роста выпуска «на составляющие, которые объясняются увеличением факторов производства, и на остаточные темпы роста, которые нельзя объяснить увеличением факторов производства».[104] Они записываются на счет «совокупной производительности факторов» (СПФ), причиной которой обычно называется «совокупный эффект разнообразных технических изменений»,[105] т. е. четвертый фактор производства (технология, научно-технический прогресс), не входящий в классическую «троицу». При этом следует отметить, что разграничение вклада источников экономического роста зависит от способа их оценки. Изменение способа оценивания «капитала» и «труда» (например, учет роста квалификации рабочей силы или технологических усовершенствований оборудования) меняет соотношение между вкладом каждого фактора производства.[106]

Необходимость уточнения границ «факторов производства» приводит к возможности выявления множества других факторов экономического роста, которые начинают учитываться при моделировании. Так, разграничивая «рабочую силу» на чисто количественный фактор «труд» и качественный фактор «человеческий капитал», можно получить модели, в которых темпы роста будут объясняться не столько увеличением трудовых ресурсов или средств производства, сколько повышением «человеческого капитала».[107] Последний может приобретать различную форму в моделях – запас знаний, обучение на рабочем месте и т. д. В ряде исследований подчеркивается значение образования как способа формирования человеческого капитала и соответственно его влияние на экономический рост. Например, Д. Митч[108] установил, что распространение среднего и высшего образования в Европе в XX в. оказало существенное воздействие на экономический рост. А. Янг[109] отметил, что главную роль в росте новых индустриальных стран Азии сыграло увеличение продолжительности фундаментального образования.

Другой подход к объяснению экономического роста заключается в уточнении характеристик фактора «технология» и построении моделей, в которых технический прогресс задавался бы эндогенно. В модели Ромера[110] фирмы-новаторы, чьи нововведения защищены патентами, на время обретают монопольную власть и получают сверхприбыли, которые могут направлять на новые НИОКР. Однако в ходе НИОКР непреднамеренно создаются также знания, доступные для других компаний, что снижает затраты на НИОКР для всех участников рынка. В результате усиливается конкуренция между фирмами и снижается прибыль от внедрения результатов НИОКР. Таким образом, инвестирование в инновации может колебаться в зависимости от соотношения затрат на НИОКР и прибыли от них. При этом экономика с более высокой нормой сбережений будет расти быстрее, так как в ней больше средств выделяется на НИОКР. В моделях Гроссмана и Хелпмана, Агийона и Хоуитта, развивающих основную идею модели Ромера, делается акцент на изменении качества производимых товаров.[111] В отличие от модели Ромера, в которой рассматривалось простое расширение товарного ассортимента, в этих моделях новые товары отличаются более высокими качественными характеристиками, что затрудняет конкуренцию с ними прежних, менее качественных товаров. В модели А. Янга оба подхода (расширение ассортимента товаров и повышение их качества) были объединены.[112]

В ряде исследований обращается внимание на различия в последствиях мелких технологических усовершенствований и внедрения «технологий широкого применения»,[113] например, парового двигателя, электричества, электронно-вычислительных машин. В отличие от рядовых инноваций технологии широкого применения меняют всю глобальную траекторию роста, которая становится неравномерной – низкий темп вначале, затем ускорение роста и снова замедление темпов по мере исчерпания потенциала этой технологии. Отметим, что данная схема согласуется с трактовкой экономического развития как смены технологических укладов, представленной в работах К. Перес[114] и С. Ю. Глазьева,[115] которые будут рассмотрены ниже. Неравномерность роста в результате внедрения технологий широкого применения может объясняться необходимостью для фирм создавать дополнительные ресурсы, совместимые с новыми технологиями, на что требуется время, и в этот период рост замедляется.[116]

Отмеченные факторы роста (накопление знаний, повышение уровня образования, экстерналии от распространения инноваций, а также воздействие технологий широкого применения) конкретизируют условия, в которых протекает процесс производства, и отражают особенности факторов производства на разных этапах экономического развития. По отношению к национальной экономике данные факторы с некоторыми оговорками можно определить как внутренние. Другие факторы, которые можно определить как внешние, связаны с взаимодействием национальных экономик на мировой арене и с эффектами, которые оказывает такое взаимодействие на экономический рост.

Так, международная торговля, влияя на специализацию национальной экономики, может способствовать ее экономическому росту. Э. Хелпман называет шесть каналов, по которым международная торговля может влиять на НИОКР и соответственно на экономический рост.[117] Первый канал связан с повышением емкости рынка. В этом случае повышается прибыльность инноваций, что стимулирует инвестиции в НИОКР и положительно отражается на темпах роста. Второй канал связан с влиянием международной конкуренции, которое носит противоречивый характер. Международная конкуренция может негативно отразиться на НИОКР, сокращая потенциальные прибыли, либо, наоборот, усилить стимулы к инновациям, побуждая лидеров ускорять научно-технический прогресс, чтобы опередить конкурентов. Третий канал связан с изменением внутренних цен на факторы производства. Если в результате международной торговли и притока прямых иностранных инвестиций НИОКР становятся дешевле, то инвестиции в НИОКР растут. Как следствие, Хелпман подчеркивает, что «теория не предполагает существования обратной зависимости между протекционизмом и ростом во всех странах».[118] Протекционизм может замедлить рост, если страна является импортером трудоемкого товара, цена которого и затраты на НИОКР повышаются вследствие введения протекционистских мер. Но если страна, напротив, является экспортером трудоемкого товара, то протекционизм снижает его относительную цену и затраты на НИОКР, что приводит к ускорению экономического роста. Далее следует отметить влияние международной торговли на дублирование НИОКР. В условиях открытой экономики у фирм появляется стимул к тому, чтобы создать товар, отличный от аналогичных товаров иностранных конкурентов, в результате сокращается дублирование НИОКР. Пятый канал воздействия международной торговли на экономический рост связан с тем, что она расширяет круг ресурсов для использования в производстве, обеспечивая национальной экономике доступ к произведенной в других странах продукции производственного назначения. Наконец, международная торговля влияет на перелив знаний между странами, однако такое влияние противоречиво, поскольку если результаты НИОКР остаются достоянием отдельных стран, то это лишь усиливает неравномерный характер экономического развития.

В итоге воздействие международной торговли на экономический рост оказывается противоречивым: «Теоретически торговля может стимулировать или замедлять рост дохода на душу населения».[119] Э. Райнерт отмечает, что «искусственно введенная свободная торговля сразу уничтожает самые развитые экономические секторы самых неразвитых торгующих стран, на задворках мира начинаются деиндустриализация, развал сельского хозяйства и сокращение населения».[120] Напротив, позитивное воздействие международной торговли на экономический рост сопряжено с наличием определенной структурной трансформации. В частности, страна осуществляет переход от низкотехнологичного производства к высокотехнологичному, как, например, в модели «летящих гусей» К. Акамацу.[121]

В исследованиях Байроха,[122] О’Рурка,[123] Клеменса и Уильямсона,[124] посвященных влиянию протекционистских мер на экономический рост, подчеркивается положительное воздействие таможенных пошлин на рост реального подушевого дохода для конца XIX в. и первой половины XX в. Во второй половине XX в. эта зависимость поменялась на обратную. Однако следует учитывать изменения, произошедшие как в мировой экономике в XX в., так и в протекционистских мерах, которые приняли косвенный характер, не связанный с величиной таможенных пошлин. Во всяком случае, однозначного ответа о характере воздействия протекционизма на экономический рост не получено.

Наряду с экономическими факторами следует отметить и неэкономические факторы роста, к которым можно, в частности, отнести политические, социокультурные, природно-климатические факторы. Обычно влияние неэкономических факторов (прежде всего политических и социокультурных) на экономический рост трактуется через призму институтов. Влияние институтов на экономический рост широко рассмотрено Д. Нортом.[125] Важную роль географического фактора отмечает Дж. Сакс,[126] подчеркивая, что страны с умеренным климатом или имеющие выход к морской торговле обладают существенными преимуществами по сравнению со странами с тропическим климатом или без выхода к морю. Выводы о характере влияния политического фактора на экономический рост противоречивы.[127] Как отмечает Э. Хелпман, «у нас нет ни хорошей теории, которая устанавливала бы связи между политическими институтами и ростом, ни надежных эмпирических доказательств существования таких связей».[128] Следует также подчеркнуть, что не выработано каких-либо метрологически состоятельных критериев, по которым можно было бы различать «демократические» и «недемократические» режимы и на этой основе прослеживать их влияние на экономический рост. В отсутствие таких критериев исследования о «влиянии демократии на экономический рост» будут давать взаимно исключающие результаты в лучшем случае, а в худшем – подгоняться под заранее заданные предпосылки.

Конец ознакомительного фрагмента.