Собрание несочинений. Раздел 2. Практическая философия (Виктор Кротов)

«Книга без титула», редакция вторая

Много лет после того, как КБТ была закончена, я продолжал с ней понемногу возиться. Это был как бы начальный итог, а хотелось, чтобы со временем КБТ могла стать и конечным итогом той работы по развитию и описанию миросозерцания, которая ею начата.

Первая редакция книги избавляет, казалось бы, от необходимости излагать здесь её содержание: достаточно описать предполагаемые изменения, а за подробностями отослать к ней самой. Но мне естественнее говорить о сегодняшнем состоянии КБТ, то есть о КБТ как о несочинении, как о чём-то новом и самостоятельном. Кроме того, хочется немного утешить одного из своих знакомых, который взялся было читать КБТ, но, придя в ужас от её объёма и фрагментарности, с тоскою спросил: «А конспекта у тебя нет?..» Хотя законспектировать эту книгу я бы не взялся, можно сказать несколько слов об основных её образах, вокруг которых закручено всё остальное.

* * *

Возможности человека по осмыслению своей и окружающей жизни имеют определённые границы. Через эти границы невозможно перешагнуть, следуя чисто логическими путями. Признание того, что эти границы существуют, можно назвать логическим агностицизмом (да простится мне этот страшноватый термин). Всё, что для человека имеет существенное рациональное значение, находится внутри этих границ, а к тому, что лежит вне их, ведут иные, внелогические пути.

Выражение «логический агностицизм» обладает двумя оттенками. Говоря о том, что логическое, рациональное познание имеет свои пределы, это понятие в то же время свидетельствует о возможности именно логическим образом выявить эти пределы и приблизиться к ним. Это означает определённую оправданность логической рефлексии: человеческое мышление способно к глубокому (хотя и не исчерпывающему) рациональному самовосприятию. Поэтому философское мышление может и должно строить фундамент для философии в широком смысле слова, выявляя свои основные аксиомы, но преодолевая при этом соблазн соорудить всеобъемлющую рассудочную систему мировоззрения. В КБТ дан лишь условный эскиз такого фундамента, обрисованы главные опоры, на которые приходится в дальнейшем основная рациональная нагрузка.

Сознание человека имеет дело с различными ощущениями, внешними и внутренними. Восприятие ощущений происходит как бы на трёх уровнях. Низший уровень – это психическая механика, подспудная жизнь сознания. Высший уровень – это духовная жизнь, уходящая в запредельные области, но вместе с тем несущая сознанию внутренний свет. Между ними находится область душевной жизни, на которой главным образом и сосредоточена КБТ.

Если противопоставить душевную жизнь психическому уровню существования, то обнаруживается, что она ускользает из-под эгиды психологии, науки, направленной преимущественно на изучение именно низшего из трёх выделенных уровней. Для понимания среднего, душевного уровня необходима не столько психология, сколько психософия, пользующаяся не только логическими способами постижения. Дело, конечно, не в термине: философия испокон веков была внимательна к той внутренней жизни человека, которая протекает между подсознанием и надсознанием. Важно, чтобы психология не пыталась подменить философское осмысление своими моделями и рецептами. Научно-медицинский аппарат лучше разбирается в психической механике, чем в душевной органике.

В мире душевной жизни можно найти много аналогий с внешним миром. Можно сравнить разум с солнечным светом, темперамент с климатом, нравственные качества с рельефом местности – да мало ли… Но важнее всего для нас населяющие этот мир существа – наши чувства. Тут я касаюсь образа, важного как для КБТ, так и для следующих книг. Каждое чувство можно рассматривать как некое олицетворение, персонификацию того, как мы воспринимаем определённый комплекс ощущений. Одно чувство живёт одними ощущениями, другое – другими, хотя их «интересы» могут и пересекаться. Впитывая насущные для него ощущения, чувство в свою очередь является источником новых внутренних ощущений и эмоций. Чувства рождаются, развиваются, умирают; человеку естественно относиться к ним как к живым существам. Каждое из них (как вид) подчинено особым закономерностям существования, внимание к которым углубляет и расширяет наше представление о себе самих и о человеческой природе вообще. Взаимодействуя друг с другом, чувства образуют в нашей душе своё «государство», структура которого тесно связана с человеческой индивидуальностью. Чтобы помочь правильному формированию этого государства, мы должны понять возможности отдельных чувств, улучшая по мере сил каждое из них, должны установить между ними достаточную согласованность. От пёстрого орнамента индивидуальности наш путь лежит к внутреннему единству личности.

Разумеется, нельзя говорить о душевном развитии, не переходя к вопросам развития духовного. Однако в КБТ говорится скорее о выходах в духовную область, чем о ней самой. Здесь обрисованы лишь самые общие представления о высшем. Отчасти это объясняется приглушённостью интереса к теологической, телеологической и к прочим подобным интерпретациям жизненных явлений, отчасти логическим, но более всего – восприятием роли философии. Сфера высшего – это прежде всего тайна. Существуют пророки и проповедники, озарённые Светом и зовущие нас к нему, но философия не должна опережать человека. Философ не вправе брать на себя миссию пророка. Он всего лишь повивальная бабка, если вспомнить сократовское сравнение, он помощник внешнему человеку в длительном и трудном рождении внутреннего.

Философия-как-наука – это прежде всего прикладная наука. Философия-как-искусство – прежде всего прикладное искусство. Формируя своё миросозерцание, мы одновременно формируем самих себя. Даже тогда, когда начерно завершено наше самовоспитание, нам необходимо продолжать развивать и совершенствовать свой душевный организм, чтобы не давать ему ветшать. Мы нередко можем помочь в этом и друг другу. Иногда мы просто обязаны это делать – например, по отношению к своим детям. Здесь начинается педагогика. Все эти проблемы подчинены проблемам духовным, и сам по себе духовный опыт приводит скорее к освобождению от философии. Но на уровне душевного развития философия может многое дать и тому, кто лишь начинает своё становление, и тому, кто уже прошёл немалый духовный путь.

* * *

Все эти подходы, образы, мнения достаточно произвольны, что подчёркивается и фрагментарной подачей материала, и обращением к самым разнородным способам описания внутреннего мира. Но произвольны, наверное, все философские построения, даже наиболее стройные и логически выдержанные. Пользуясь облюбованной цепочкой образов, я никого не хочу убедить, что это единственно правильный способ мышления о жизни. Напротив, если у кого-то и возникнет такое впечатление, ему придётся рано или поздно в нём засомневаться. Хотелось бы даже вынудить читателя противопоставить авторскому мировосприятию свой собственный круг представлений. Своё будет более точным, более искренним. А в основе всех способов искреннего осознания мира лежит нечто общее, не выпадающее в словесный осадок, но устанавливающее между теми, кто стремится к истине, глубокое внутреннее единство – явное или скрытое (от недостаточно проницательных) разнообразным декорумом внешних обличий.

Мне меньше всего хотелось бы облекаться в маскарадный плащ авгура. Та философия, о которой я говорю, – не специальная наука, доступная лишь профессионалам, а необходимый элемент личностной культуры, доступный каждому по мере его потребностей. И КБТ описывает лишь личное мировоззрение, со всеми его многоточиями и вопросительными знаками. Отсюда её многословие (множественность выражения мысли), разбросанность и недоговорённость. Это необходимые, сознательно допущенные издержки, которые я стараюсь компенсировать укреплением внутренней структуры книги, ограничением её общего объёма и сопроводительным словарём, честно уточняющим наиболее важные понятия.

* * *

Начало работы над КБТ относится к весне 1968 года, к первым попыткам осознать и словесно выразить свои представления о жизни. Предпоследний курс мехмата – и тонкие школьные тетрадки, где случайные цитаты перемежаются с не менее случайными собственными суждениями, то вопросительными, то самоуверенными до смешного. Этот философический дневничок подходил бы гораздо лучше к шестнадцати-семнадцатилетнему возрасту, чем к тогдашним моим двадцати двум годам. «Чистовым» результатом этого периода стало небольшое эссе «Аксиомы мышления», полное петушиного задора и уверенности в своём отчётливом понимании структуры человеческого сознания.

Около пяти лет шёл период накопления: фрагменты и цитаты записывались и переписывались на листочках, формат которых был выбран так, чтобы вынуждать к лаконичности. Наконец из стопки листов стала проглядывать книга, которая, правда, казалась мне реальностью с самого начала, даже когда к этому ещё не было никаких оснований. Если бы я заранее знал, какого труда и времени потребует от меня КБТ, то вряд ли отважился бы за неё взяться. Засучивая рукава, чтобы приступить к её окончательному завершению, я не сомневался, что это вопрос нескольких недель или, в крайнем случае, нескольких месяцев. Скажи мне, что почти готовая (как тогда представлялось) книга будет закончена только после трёх с лишним лет интенсивной работы, я пришёл бы в ужас и раскатал бы рукава обратно, превратив возню с листочками в постоянное, ненужное и не приводящее к конкретному результату хобби.

Но Прометей облагодетельствовал людей, лишив их дара предвидения. Затянувшийся спурт, предпринятый в расчёте на близкий финиш, помог мне добраться до финиша действительного (хотя и промежуточного с точки зрения сегодняшнего продолжения работы). Страшно вспомнить объёмные рабочие каталоги-указатели, бесконечную шлифовку и перекомпоновку фрагментов, многочасовые сеансы редактирования глав (каждый из которых невозможно прервать, потому что вся глава в голове, а листки с фрагментами устилают стол, пол, кровать и стулья). Мимоходом возник чистовой по форме, но всё-таки черновой «Набросок» с беглым эскизом основных идей, не имевший, впрочем, самостоятельного значения: напротив, он тут же был частично разобран на отдельные фрагменты, включённые в общий корпус КБТ.

Когда первая редакция была закончена, перепечатана начисто и переплетена, я принялся её «начитывать»: около ста человек под моим натиском вынуждены были прочитать её с достаточной оперативностью (существенное обстоятельство при её объёме) и после этого выдать мне свои замечания в виде письменных заметок или ответов на вопросы в обстоятельной беседе. Эти отзывы составили для меня неоценимый материал, актуальный и до сих пор, уже тогда заложив основу представления о второй редакции КБТ. Ко второй редакции подталкивают и результаты внутреннего развития последний лет. Наконец, прояснение общей структуры остальных книг позволит постепенно снять с КБТ часть нагрузки. Ведь КБТ долгое время была для меня единственной книгой.

«Книга без титула и комментарии к ней»

Внешняя ориентация этой книги – на возраст становления, на возраст особого интереса к своим возможностям, на возраст их начального освоения. Конечно, чаще всего (но не всегда) это юношеский возраст. Я не считаю себя авторитетом, имеющим право на поучения, и думаю, что дальнейшее увеличение моего собственного возраста ничего тут не изменит. Но я хорошо понимаю (и с каждым годом всё лучше), чего не хватало мне самому в начальный период самоосознания. Поэтому и хочу попытаться написать такую книгу, которая могла бы мне в том возрасте пригодиться. Вряд ли необходимо уточнять, что столь эгоцентричный подход оправдан лишь при том условии, чтобы результат оказался полезным не для вчерашней молодёжи, а для сегодняшней или даже для завтрашней.

Итак, книга посвящена внутренним возможностям, среди которых человеку предстоит искать и развивать наиболее органичные, важные и желательные. В ней не должно быть априорных предписаний и чрезмерно настойчивых рекомендаций. Полновластным хозяином здесь будет слово «можешь», оставляя выбор словам «должен» и «надо» лишь второстепенные роли. Задача в том, чтобы дать читателю материал для выбора (и для поиска, и для сравнения, и для внутреннего экспериментирования, но прежде всего для выбора), не пытаясь предрешить его риторически. Слишком часто философы, проповедуя свои взгляды, навязывают и свои вкусы. Я не отказываюсь от собственного отношения к явлениям внешнего и внутреннего мира. Некоторые возможности, по-моему, разрушительны, а некоторые созидательны. Одни ценны только в сочетании с особыми индивидуальными свойствами. Другие полезны умеренно, но зато почти всегда. Третьи рискованны и опасны, но заслуживают внимания, уважения и обращения к ним в исключительных случаях. Однако мнение автора должно здесь являться также не более, чем возможностью. Оно должно не снимать вопросы, а лишь ставить их.

* * *

Прежде, чем искать нечто вроде компаса, которым можно воспользоваться, полезно просто оглядеться в том внутреннем мире, где мы хотим уметь ориентироваться. Что такое наше «я» – не в теоретико-метафизическом смысле, а практически? С чкм мы имеем дело, когда остаёмся наедине с собой? Можно начать с ощущений. Они представляются нам приходящими или извне, или от нашего тела, или откуда-то изнутри. Среди них есть ощущения чисто информативные, есть ощущения-состояния или ощущения-настроения (эмоции), есть ощущения, определяющие наше отношение к другим ощущениям (чувства), есть интуитивные ощущения… Но «я» – это ещё и темперамент, и воля, и память, и сама наша способность к самонаблюдению. Какова же структура нашего сознания? – и можно ли заранее ответить на этот вопрос? По-видимому, необходимое исходное представление должно быть не априорным, а предварительным, допускающим постепенное прояснение облика внутреннего мира.

Внешние ощущения. Ощущения от вещного мира и от мира социального. Отнести ли к внешним ощущениям и ощущения телесные, физиологические – или это уже будет предвзятостью? А отнести телесные ощущения к внутренним – не станет ли предвзятостью с обратным знаком? Похоже на то, что уже здесь проклёвывается знаменитый вопрос о «первичности бытия или сознания». Но с этим лучше повременить. Пока просто посмотрим, как мы можем обращаться с внешними ощущениями (и как они могут обращаться с нами). Какими путями мы можем, например, воздействовать на свою физиологию, как можем взаимодействовать с ней? Те беглые очерки, которые я могу составить сам по той или другой из подобных тем, лишь помогут оглядеться. Важнее вывести читателя на настоящие книги, написанные людьми, углубившимися в свой предмет.

Внутренние ощущения. Насколько они реальны и устойчивы, а насколько зыбки и преходящи? Каким нам представляется их происхождение? Есть ли у сознания своя земля (с подземельем подсознания) и своё небо (с заоблачными мистическими ощущениями)? Здесь полезно взглянуть прежде всего на самую конкретную область – сферу психической механики. Какие закономерности ищет и находит в этой области психология, какие пути психического самовоздействия известны человечеству – всему этому можно уделить внимание уже сейчас, не углубляясь в душевные джунгли. Не избежать и разговора о подсознании, о теориях, предлагающих нам различные интерпретации его секретов, о наших возможностях эти теории опробовать.

Эксперименты по самовоздействию помогут лучше рассмотреть и ту разновидность внутренних ощущений, которую можно назвать эмоциями. Они отличны и от текущих информационных ощущений, и от тех более устойчивых переживаний, которые могут быть названы чувствами. Эмоции бывают и результатом наших переживаний, и питательной средой для них. К эмоциональной сфере можно отнести и некоторые явления, уходящие корнями в физиологию и в психическую механику, – например, сексуальное поведение.

Труднее всего, наверное, будет писать о чувствах – не уходя с головой в собственные излюбленные образы. Опорой послужит то, что чувства относятся к несомненным реалиям нашей душевной жизни. И если восприятие логики как чувства может быть дано лишь намёком или поставлено на обсуждение, то чувства к отдельным людям, чувство социальности или чувство призвания – это «существа», которых каждый уверенно опознает, как бы их ни называть и какое бы значение им ни придавать. А то, какую роль можно отвести тому или другому из своих чувств, как раз и принадлежит к центральному кругу задач, решаемых человеком самостоятельно, с привлечением и общих знаний и знания самого себя. В отличие от книг второго раздела здесь внимание будет сосредоточено не столько на законах развития каждого чувства, сколько на материале, необходимом для этого развития, – опять-таки с адресацией к другим источникам. Впрочем, первым и лучшим из источников остаётся собственное сердце человека.

От отдельных чувств естественно перейти к их взаимодействию, то есть непосредственно к внутренней жизни душевного уровня. Как научиться увязывать друг с другом различные ценности, различные внутренние позиции? Пока что речь идёт о самом общем увязывании: как выявить основные возможности взаимной поддержки чувств, как подойти к наиболее принципиальным внутренним противоречиям, как способствовать развитию душевной организации в целом. Выяснение подобных вопросов приводит к необходимости представить себе, что такое наш темперамент, что такое наша воля. Те представления, которыми я могу поделиться, носят скорее образный, чем доказательный характер. Они могут кому-то послужить подспорьем для создания собственных образов, а для кого-то стать побуждением к спору, к опровержению моих открытий и к совершенствованию своих.

Говоря об интеллекте, памяти, о накоплении и усвоении знаний, придётся снова коснуться психологии, её методов и приёмов, позволяющих человеку высвобождать свои возможности. Вместе с тем здесь пойдёт речь о том, что же такое логика, какую роль в нашей жизни играет научное мышление и знакомство с его результатами. Затем пора, наконец, обратиться и к мышлению философскому.

В какой-то степени философом приходится быть каждому. Всё дело в том, происходит ли это случайно и неосознанно – или человек по-хозяйски участвует в формировании и развитии своего мировоззрения. Конечно, не обойтись и без информации: многие возможности мышления о жизни уже испробованы людьми, и надо быть знакомым с их поисками, чтобы знать, где искать своё и своих.

Все элементы внутренней мозаики – и осознанные нами и неосознаныые – вместе образуют тот общий узор, который называют индивидуальностью. Создавать этот узор – не наша работа. Он существует всегда, вопрос лишь в том, удовлетворяет ли он нас и что мы можем сделать для его улучшения. Возможен и более глубокий подход: как в развитии индивидуальности достичь такого состояния душевной согласованности, которое позволяет войти в высшие области существования цельной личностью, а не раздробленным существом, тратящим значительную часть своей энергии на решение внутренних конфликтов.

Обращая внимание на духовный мир, не будем торопиться с осмыслением таинственных категорий Абсолюта. Естественнее начать с наиболее знакомого нам явления – знакомого настолько, что его принадлежность к высшей сфере иногда кажется спорной. Это наш разум, который мы уже не будем отождествлять ни с сознанием, ни с интеллектом, ни тем более с логикой. В представление о разуме правильнее включить наивысшие наши способности, способность к восприятию истины (в отличие от понимания доказательств), способность к самопознанию (в отличие от рефлексии), способность к цельному миросозерцанию (в отличие от разрозненных душевных переживаний). И тем, что мы способны судить о разуме, о его роли в нашей душевной и духовной жизни, мы обязаны тому же разуму. Только он может руководить нами далее – в осторожном исследовании почти неподвластной исследованию духовной жизни.

У духовного мира свои законы, судить о которых извне бесполезно. Но совсем вне его мы никогда и не остаёмся. У каждого есть свой духовный опыт, свои особо подлинные переживания, свидетельствующие об этом мире. С помощью таких переживаний, даже если они кратки и эпизодичны, мы получаем возможность почувствовать вкус духовной жизни, который побуждает нас к ней стремиться – или сторониться её, если этот вкус нас отпугивает. Даже если мы сомневаемся в достоверности своих (а тем более чужих) духовных переживаний, это ещё не означает, что они не имеют значения для человека. Это становится особенно ясно, когда знакомишься с духовным опытом человечества – в частности, с классикой мистических традиций, с культивируемыми ими навыками и приёмами, с влиянием этих традиций на сознание человека.

Внимание к духовным переживаниям выводит нас к вопросу о религиозности. Суть религиозных представлений полезно понять в первую очередь тому, кто сам не религиозен или религиозен лишь «в принципе», на уровне умственных конструкций. Однако для верующего человека тоже важно усилить осознанность своего чувства – либо укрепив его этим, либо счистив с него слой фальши.

Не обязательно сразу пытаться понять, какая реальность стоит за религиозными переживаниями, сразу определять, способствует ли вера духовному развитию или уводит от него и лишь служит человеку психотерапевтическим подспорьем. Лучше попробовать проследить ход религиозного мышления самого по себе, безотносительно к его «объективности», и вернуться к выработке своего отношения к этому предмету лишь тогда, когда действительно будешь знать, о чём идёт речь. И человеку верующему, и человеку с предрасположенностью к вере, и человеку атеистических склонностей пригодится в этом смысле знакомство с различными религиозными учениями, с их символами веры, с их историей и сегодняшним состоянием. Это должно послужить не для выбора религии по вкусу, а для той ориентации, которая позволит человеку в свой срок найти подлинный путь. Найти именно путь, а не позицию, не пытаясь досконально предрешить, куда этот путь приведёт.

Со стороны движение по духовному пути различимо плохо. Оно может выглядеть парадоксально, будучи совершенно естественным для самого человека. Оно может выглядеть весьма эффектно, когда на самом деле человек застыл в неподвижности или пятится назад. Многое, хотя и не всё, зависит от того, с чем мы пустились в путь. Только об этом: о снаряжении, о провианте, о направлении первых шагов – можно говорить рационально. На роль духовного руководства «Внутреннее ориентирование» не претендует.

Духовное развитие человека не всегда (и уж во всяком случае не навсегда) уводит его внутрь себя. На первых порах, какую бы помощь от людей и книг ты ни получал, какими наставниками и соучениками ни был бы окружён, твоё духовное развитие остаётся для тебя прежде всего твоим внутренним, интимным, личностным делом. Но рано или поздно, по мере освоения и усвоения найденных истин, ты приходишь к особой, духовно зрелой близости с людьми, к общей с ними деятельности, к общей с ними ответственности. Это соборное мышление отлично и от обычного коллективизма, и от преданности повседневным делам социума. Когда я слышу о «мудрецах в пещерах Гиндукуша», которые силой своей мысли решают духовные судьбы мира, я посмеиваюсь вовсе не потому, что не верю в этих мудрецов. Духовная судьба человечества решается повсюду, решается всеми нами.

Наш выход на социальную жизнь и на социальное окружение происходит не только на высоте духовного взлёта. Это дело повседневное, непременное. Внутреннее ориентирование с самого начала требует выработки «отношения к отношениям» с другим человеком, с людьми, с обществом. На людей направлены многие из наших чувств. Особое чувство – чувство социальности – побуждает человека воспринимать самого себя как элемент той социальной реальности, с которой он постоянно имеет дело. В частности, оно приводит нас к поиску своей роли в социуме: к выработке индивидуальной социальной позиции, к определённому гражданскому поведению, к развитию социально-политических представлений и т. д. (хотя речь пойдёт лишь о выходе с помощью внутреннего ориентирования к ориентированию внешнему). Всё это ставит перед нами множество своеобразных задач и на уровне психики, и на душевном уровне, и на духовном.

Первый круг таких задач относится к общению с другим человеком. Что касается психологических проблем общения, на эту тему написано столько книг, что вполне можно было бы ограничиться ссылками… если бы этих книг не было слишком много. Ознакомиться с различными методами саморегуляции, овладеть «искусством быть другим», научиться «завоёвывать друзей и оказывать влияние на людей» – всё это очень полезно, но сориентироваться означает не научиться всему, а выбрать нужное. Поэтому главное – посмотреть на всё это хозяйство ещё и с философской (или с психофизической) точки зрения, увязывая воедино проблемы общения и проблемы не-общения, то есть других областей внутреннего мира.

Второй круг задач – взаимоотношения с людьми – возвращает нас к миру чувств. Какие возможности открывает перед нами любовь или дружба? Какое значение имеет для нас чувство родства? Можно ли считать чувством (то есть устойчивым развивающимся отношением) любую симпатию или антипатию к человеку – или это всего лишь настроения, которые можно научиться регулировать? Какие отношения с человеком можно построить, не испытывая к нему определённого чувства? Каковы способы преодоления той жизненной грани между мной и другими, которая иногда кажется несуществующей, а иногда – непереходимой? Научимся ли мы отвечать на эти вопросы и подобные им с философской универсальностью или ответы каждый раз будут относиться только к нашей сегодняшней ситуации, но здесь есть над чем поразмыслить.

Взаимоотношения с людьми требуют от нас не только внимания к собственным или к чужим чувствам. Всё, что относится к нашему поведению, выводит нас из мира внутренних переживаний, хотя и требует правильной внутренней ориентированности. Прежде всего – это помощь, твоя помощь человеку или его тебе. Потребность в сторонней помощи знакома каждому с детства. С возрастом гордость может привести кого-то к иллюзии независимости от людей, но истинная наша задача состоит, видимо, не столько в обретении независимости, сколько в приобретении умения принимать и оказывать помощь. Житейская помощь (виды которой неисчислимы), физическая (уход за больным или, скажем, целительство), педагогическая (воспитание или участие в воспитании), моральная (понимание и сочувствие), душевная (помощь в формировании чувств) и, наконец, духовная (в движении к Высшему) – всё это подразумевает возможность самых разных навыков, но в первую очередь требует готовности к овладению наиболее насущными из них.

Но неужели людей соединяет лишь помощь? Разве нет между ними такого взаимодействия, которое было бы основано не на нехватке, а на полноте? Чтобы говорить об этом, придётся воспользоваться довольно затёртым словом «сотрудничество». От нас зависит уточнить его смысл. Пусть оно означает повышенную напряжённость взаимоотношений (напряжённость в лучшем, светлом смысле слова), повышенную ответственность друг за друга в том, что у нас общего, и тогда этот термин нас устроит. Вот устроит ли нас его жизненное содержание? Всегда ли мы ищем сотрудничества – в житейских хлопотах, в дружбе или в приятельстве, в любви и в супружеской жизни, в моральных затруднениях, в духовном развитии? Всегда ли мы даже замечаем сотрудничество или его возможность? Да, сотрудничать друг с другом, но для этого учиться сотрудничать, а ещё до этого – захотеть сотрудничать…

Всё предыдущее относилось, если можно так выразиться, к жизни вообще, к тому бесконечному её материалу, из которого каждый постепенно выкраивает собственную личность. Ядром же личности, её особой сутью, является человеческое призвание. Оно может быть воплощено в конкретном чувстве, в конкретной деятельности, а может остаться смутным и неуловимым – загадкой, которую разгадывает лишь человеческая судьба в целом. Многообразие призваний огромно. К счастью, перед каждым из нас стоит вполне посильная задача: разгадать прежде всего своё собственное призвание.

На каждом шагу (и в переносном и в буквальном смысле слова) мы сталкиваемся со свободой выбора. Можно считать, что свобода определения своей судьбы складывается из малых свобод, как из шагов складывается наш путь. Но путь, складывающийся из шагов, определяется тем, куда устремлён наш взгляд. Свобода выбора цели – той цели, к которой подойдёшь завтра, или той, которой не достичь и за всю жизнь, – самая сложная и самая необходимая из наших свобод. Бывают люди благодатной судьбы, не нуждающиеся в осмыслении этой свободы и в сознательных усилиях по её осуществлению. Эта книга не для них.

В любом призвании много общечеловеческого, идущего иногда и не от самого чувства призвания, а от других чувств. Это общее роднит одну судьбу с другими, становясь в то же время защитной скорлупой, в которой вызревает ядрышко своего, и за него ты несёшь особую ответственность. Может быть, именно к этой ответственности подводит нас вся предыдущая внутренняя работа. Трагична ли жизнь человека, не знающего, в чём заключается его призвание? Наверное, нет. Неспособность судить о своём предназначении ничего не меняет, если в остальном жизнь человека построена добросовестно. По-настоящему трагично существование того, кто догадывается о своём месте в жизни – и уклоняется от него, уклоняется сам от себя, от полной ответственности за свою жизнь.

Лучшее, к чему нас может вывести свобода, – осуществление своего призвания. Лучший способ осуществления призвания – творчество. Это одна из заветнейших областей нашего мира, и тут уж трудно сказать: внутреннего мира или внешнего. Творчество и есть раскрытие внутреннего мира вовне. Оно многообразно и вовсе не ограничено традиционными «творческими» видами деятельности. Мы способны на творчество в каждом из наших чувств, в каждом из наших занятий. Любому из нас можно пожелать, чтобы его жизнь была насыщена творчеством, разворачивается ли это творчество на недоступных обычному взгляду духовных высотах, проявляется ли оно в повседневной душевной жизни или применяется на самых первых подступах к сознательному внутреннему ориентированию.

«Когда трудно»

Осенью 1981 года, в самые нелёгкие месяцы моей жизни, я взялся было за эту книгу по совету одного из своих друзей. Никакая другая работа у меня не шла. Что касается душевного стресса и попыток выхода из него, то я был как раз в самой гуще «исходного материала» и нуждался именно в том, чтобы взглянуть на этот мучительный материал несколько отстранённо. Но едва я успел наметить основной пунктир, как очередная чёрная волна накрыла меня с головой – и потребовалось применить всё своё понимание в поведении, а не за письменным столом. Когда же снова забрезжил просвет, мне показалось важнее возобновить работу над «Собранием несочинений».

Суть книги – в осмыслении возможностей переживания и преодоления личной трагической ситуации. С чем мы имеем дело в состоянии «хуже некуда»? Что дают нам такие состояния и чем они грозят? Какова при этих обстоятельствах роль времени, окружения, собственных усилий?..

* * *

Иногда почти невозможно писать о том, что тяжело переживаешь, с чем не хочешь смиряться, что не хочешь признавать реальностью. Вынесенное наружу меняет свой смысл. Поэтому мало честного свидетельства о пережитом, мало исповедальной обнажённости. Сама по себе откровенность часто не достигает цели: точного описания внутренних событий. Даже самые искренние признания нуждаются ещё в поэтических образах или в строгих рассуждениях, в карнавальных масках или в мистической напряжённости. Не так просто нам поделиться друг с другом, передать свой опыт в общечеловеческое пользование.

Я постараюсь вообще избежать сосредоточенности на собственных бедах. Страдать доводилось каждому. Некоторым необычайно. То, что выпало на мою долю, представляет собой нечто исключительное лишь для меня самого: некоторые события выглядели особенно мрачно на светлом фоне прежней удачливой жизни. Однако всякое выпавшее человеку испытание несёт в себе некоторые общие принципы, внимание к которым укрепляет и вразумляет нас на будущее, подготавливая нас и к испытаниям другого рода. Эти общие принципы важны для всех нас.

Вместе с тем внутренней канвой всё-таки послужило реальное течение переживаний. Так что читателю, который верит в восприятие чужого опыта (иначе просто незачем читать дальше), предстоит позаботиться о проекции этого опыта на свою душевную органику, на свою жизнь.

* * *

Попробую описать книгу в виде оглавления, уточняя содержание глав. Примерно такую структуру она и должна иметь в действительности.

1. Ошеломлённость

Любое несчастье, наверное, в каком-то смысле внезапно – даже завершение постепенно надвигавшейся беды. Мы верим в лучшее; когда не можем уже верить, ещё можем надеяться; когда рушится последняя надежда, отодвигаем от себя само представление о несчастье; когда беда произошла, не сразу можем принять её как факт нашей жизни – и когда наконец этот факт вламывается в наше сознание, наступает ошеломление. Но особенно сильно на нас действует неожиданность, внезапное и резкое изменение внешних обстоятельств, которые для нас особенно важны. Неожиданность наносит и психосоматический удар (дистресс), и вызывает серьёзные душевные сдвиги. Подготовиться к неожиданному нельзя – на то оно и неожиданное. Можно лишь постоянно укреплять общее своё мировосприятие. Укреплять, но не притуплять, не стараться задубить душевную восприимчивость. Учиться смотреть открытым взглядом на всё возможное и невозможное, стремиться к лучшему в надежде, но не в недомыслии. Другое дело, как всё же управиться с неожиданностью, как выйти из ошеломлённого состояния.

Поначалу мы мало что можем сделать с тем из своих чувств, которое непосредственно поражено несчастьем. Эпицентр страдания претерпевает, разумеется, наибольшие потрясения. Поэтому максимальную нагрузку должны взять на себя другие, не столь задетые чувства. Иногда возникает желание вытеснить, изолировать уязвлённое чувство или вообще прекратить его агонию – добить, чтобы не мучилось и не мучило душу. Эта инстинктивная тяга к облегчению во что бы то ни стало легко объяснима с точки зрения психической механики, но на душевном уровне это лишь дешёвый соблазн, который может нам дорого обойтись. Другая крайность – концентрация на боли, душевный мазохизм, смакование несчастья. Посредине – напряжённая душевная работа.

2. Отчаяние

В этой эмоции много энергии, но её огонь скорее жжёт, чем светит. Он может распространиться на весь душевный организм и – «там человек сгорел»…

Беспросветное отношение к будущему. Психическая зацикленность на ложных надеждах – даже при понимании их ложности. Желание болезни, телесного страдания, как бы выводящего душевную боль наружу, материализующего её. Острое ощущение безнадёжной изломанности своей судьбы, искушение доломать её окончательно – вплоть до мыслей о самоубийстве. И множество других симптомов, иногда нелепо выглядящих со стороны, иногда усиленных внутренним наигрышем, но всё-таки серьёзных и трагических.

Суметь это пережить. Суметь выбраться из воронки Мальстрема, заметив за её стихийной силой те закономерности, по которым она затягивает одних и губит других (как в рассказе Эдгара По). Пусть обессиленным, опустошённым, пусть не к победе, а к осознанию поражения, но выбраться. Об этом дальше.

3. Поражение

Ощущение поражения, признание его – важнейший, хотя и самый болезненный этап переживания несчастья. В поражении мы исчерпываем самость, перестаём видеть опору в себе самих. У Рильке: «Всё, что мы побеждаем, – малость. Нас унижает наш успех…» И дальше: «Кого тот ангел победил, тот правым, не гордясь собою, выходит из такого боя в сознанье и расцвете сил…»

Оказаться на высоте поражения. Это, конечно, не победа, ни к чему выворачивать всё наизнанку. Но это отправной путь к победе, к преодолению, к свету (хотя бы к просвету – уже немало).

4. Несвобода

Резкое сужение свободы – характернейшее свойство страдания. Зависимость от боли. Зависимость от эго, от собственных чувств, требующих и не получающих удовлетворения. Зависимость здоровых чувств от искалеченного. Несвобода поведения, вызванного внутренними или внешними обстоятельствами несчастья. Наконец, зависимость духовного состояния от душевного, невозможность очнуться от кошмарных снов, вырваться из бедлама эмоций.

Эту симптоматику необходимо понимать и когда попадаешь в беду сам, и когда имеешь дело с чужой бедой, которую не так легко развести руками. Тщетно мы будем призывать человека к духовному осознанию несчастья, пока он в плену у самого себя.

5. Пути освобождения

Внутренние пути выхода из страдания могут быть глубоко индивидуальны, но сходство основных направлений позволяет найти общий язык. Как и во всякой другой области человеческого существования, здесь имеются свои правила, и их знание (или хотя бы представление о них) помогает сориентироваться.

Знание путей помогает нужным образом направить собственные усилия, вовремя распознать и использовать благоприятные обстоятельства, выбрать основное средство спасения или совместить друг с другом некоторые из них, уберечься от тех или иных тупиков и ловушек.

Мы можем идти к освобождению несколькими путями сразу – и точнее, может быть, говорить о том, какими путями освобождение приходит к нам. Ведь кроме наших собственных усилий происходит и движение навстречу: нам помогают. Принять помощь, иногда даже снискать её, привлечь её к себе – к этому тоже надо приложить старания…

6. Помощь через время

Время – самый классический, самый универсальный из рецептов: «время врачует всё». Как во всякой заезженной истине, здесь много верного, но оно скрыто под толстой скорлупой, наросшей от неразборчивого употребления. Нельзя надеяться на время вообще, нужно представлять себе, что и как оно может нам дать.

Прежде всего, время – это полигон возможностей. За месяц возникает больше возможностей для изменения, чем за день, за год – больше, чем за месяц (хоть одно из утверждений будет арифметически бесспорно!). Но и тут могут проявиться разные подходы. Одно дело – надеяться на возможности изменения технических обстоятельств жизни. Другое – рассчитывать на возможности проявления внутренних и внешних сил, всячески им способствуя.

Существенно и то, что время ослабляет болевые импульсы памяти и другие психические напряжения. Поэтому может оказаться полезным даже терпеливое выжидание неизвестных нам сроков. Правда, настроившись исключительно на пережидание, мы можем лишить себя того, что может нам дать лишь переживание. Приходится чаще всего подыскивать некоторую промежуточную внутреннюю установку.

7. Помощь через людей

Значительная часть внешних сил, воздействующих на человека, проявляется через окружающих его людей. В несчастье люди – близкие или посторонние – становятся для нас иными. Особое значение приобретают те из них, в ком мы видим лоцманов, указывающих нам спасительное направление. Но и общение с остальными получает новый смысл. Оно спасает нас от замыкания в себе, помогает объективнее относиться к личным проблемам («у всех жена ушла» – смешно, а отрезвляет).

Не только в том дело, какую роль играет для нас тот или иной человек. Ещё существеннее, как под воздействием страдания меняемся в общении мы сами. Пограничная ситуация и раскрывает до предела тебя самого, и снимает с твоих глаз пелену, позволяя узнать чужую душу, чужое страдание. Несчастье сближает по-особому, и надо этим пользоваться.

8. Утешители

Не могу отказать себе в удовольствии запечатлеть здесь те основные позиции утешительства, с которыми мне довелось столкнуться. Вряд ли имеют утилитарную ценность сами пункты такого реестра. Но представление о многообразии видов поддержки может по-своему пригодиться: для поиска «нужной травки», для уравновешивания одних видов помощи другими… Полезно увидеть среди этих портретов и себя самого – чтобы не закостеневать во взятом на себя амплуа, не оставаться перед живой болью в застывшей маске стандартного соболезнования. Речь не столько о человеческих типах, сколько о ролях, которые мы для себя выбираем.

Соучастие дружбы, разумеется, лучшее из утешений. Но если отношения иные, то у них имеются менее универсальные, но порою удивительно проникновенные возможности. Случайный знакомый иногда может сделать для нас больше, чем лучший друг. Во всём кроется свой смысл и своя человеческая правда. Нас отрезвляет циник, вдохновляет идеалист, настраивает на практический лад прагматик. Весельчак зовёт нас вспомнить про радость, фаталист напоминает про невидимую суть событий. Нередко нас выручает и молчаливое сочувствие, и общение с товарищем по несчастью. И в любом взаимодействии можно увидеть оттенок соученичества…

9. Помощь через помощь

То, что несчастье способствует пониманию чужой боли, и то, что утрата нередко высвобождает ресурсы внимания, позволяет увидеть один из путей выхода из беды в своей помощи другим. Это может быть помощь тому, кому ещё труднее, ещё хуже, тому, кто слабее тебя и менее способен к самостоятельному преодолению беды. Это может быть и помощь на равных, односторонняя или взаимная, суть не в этом.

Помощь себе через помощь другому – не альтруизм, Она не заслуживает славословий. Главное в том, что она и не эгоистичны: напротив, это русло спасения от эгоизма, носителя боли и отчаяния.

10. Помощь через дело

Хорошо, когда мощное чувство призвания выводит человека их мёртвой петли несчастья. Хорошо, когда можешь ещё глубже, чем раньше, уйти в своё главное дело и так пережить ледниковый период. К сожалению, не часто наше призвание настолько сильно. Да и если сильно… Когда горе поражает нас близко к душевному центру, даже самое развитое чувство может оказаться парализованным. Что уж говорить о тех случаях, когда удар пришёлся как раз по чувству призвания…

Но если и не осуществление своего предназначения в его чистом виде, то любое занятие приобретают для нас в несчастье особую цену. Житейская занятость, рабочая текучка, физический труд (помогающий, как известно, и психофизиологическому сбрасыванию стресса), любое увлекающее занятие – всё это в нашу пользу, всё надо попробовать. Более того – именно в этот напряжённый период возможны особые удачи. На них не стоит рассчитывать, но вполне можно надеяться: перевод разрушительной энергии в созидательную вполне реален, хотя и не при любых условиях осуществим. Наконец, жизненный кризис иногда подводит нас к плодотворному переосмыслению и своих дел вообще, и своего главного дела.

II. Помощь через веру

Интенсивное развитие чувства веры в период несчастья – явление известное. Рассматривать ли веру исключительно как психотерапевтический рычаг или признавать за ней глубинную реальность, – но не обращать внимания на этот путь спасения (душевного или духовного, в зависимости от принятой позиции) невозможно.

Усиление чувства веры или его возникновение, подъём от душевных ощущений к духовным, опора на высшие начала человеческой жизни, даже надежда на чудо – всё это самые доброкачественные переживания, если реальность не подменяется выдумкой. Самообман, уход в иллюзию трагичнее страдания, хотя и сопровождается наркотическим обезболиванием. Подлинная вера наполняет всё смыслом и светом.

12. Другие пути

Невозможно написать обо всём, что может вывести нас из несчастья, но не хочется упустить что-либо существенное. Поэтому надо хотя бы упомянуть о пути разума, приподнимающего нас над трясиной психики, о спасительном катарсисе искусства («красота мир спасёт», а уж одного человека тем более), об этическом самопознании, способном найти истоки страдания в наших собственных ошибках и увести нас от них, о развитии новых чувств на смену разрушенным… Надо отметить и менее качественные, на мой взгляд, способы сопротивления страданию. Среди них психотерапевтическое отношение к душевной травме (то есть медицинское обращение с нею), подчинение свободного прежде выбора внешним обстоятельствам (приспособление к ним или просто желание затаиться «под метлой», переждать непогоду), механическая ориентация на чей-то авторитет (подчиняющая нашу сломленную волю чужой воле, за нас решающей, как быть дальше), круговая оборона от всех и вся в крепости собственной правоты…

И уже совсем в отрицательном смысле следует взглянуть на тупики, на пути жизненного крушения – начиная с суицидальных идей и кончая примитивной душевной деградацией. Про эту антитезу забывать нельзя: едва ли не до каждого из нас, когда мы мучаемся, долетают эти чёрные искры.

13. Волны

Одна из самых серьёзных опасностей для того, кто начал выходить из кризиса, – это волны настроений. Настроение отличается от состояния: первое носит более преходящий характер, но может в своём апогее влиять и на второе. Страшнее всего здесь опять неожиданность: ты уже почти выбрался, кругом свет и радость, но вдруг снова мрак, падение, и всё насмарку. Приходится поэтому быть внимательным к чередованию тёмных и светлых волн, к высоте пиков и к глубине спадов, к тому, что можно считать уже твёрдой почвой, а где необходимо сохранять осторожность.

Конец ознакомительного фрагмента.