Глава 3
Эйврил сидела у окна и, откинув занавеску, изучала то, что видела сквозь толстые, затянутые соляной пленкой оконные стекла. Клонившаяся к земле трава, полоса крупной гальки – ее невозможно пересечь бесшумно – и полоса песка, исчезающая в волнах прилива.
Вдалеке недостижимые для крика корабли покачивались на якорях. Корабли военного флота. Располагайся они ближе, чтобы суметь докричаться до них, это было бы спасением. Она могла бы разжечь огонь, но люди на кораблях знали о присутствии Люка здесь и не увидели бы ничего странного в этом костре. Поджечь эту лачугу? Крепкий каменный дом? Невозможно. Подать сигнал из окна, помахав белым полотном простыни? Но для этого сначала нужно разбить толстое стекло, а потом еще подумать, как незаметно для похитителей привлечь внимание военных.
Вздохнув, она отвернулась от окна, осматривая комнату. Люк оставил свою бритву на одной из полок, но после эскапады с ножом вряд ли он даст ей возможность воспользоваться любым оружием. Кроме того, она начинала сомневаться в том, что вообще способна на убийство.
«Это будет на моей совести», – убеждала она себя, на секунду задумавшись о том, почему, собственно, так считает. Но эта мысль упорно сидела в голове, и ничего нельзя было поделать. Неужели он в самом деле такой омерзительный, каким выглядит внешне?
«Прекрасные серые глаза ничего не значат, дурочка».
Упрекнув себя, она подумала, что с наступлением темноты Люк вернется сюда и изнасилует ее. Его заверения в должном обращении с женщиной без сознания ничего не значат, ведь сейчас она в сознании.
Эйврил вспомнила о небольшом разговоре со своей тетушкой перед отплытием в Англию и о браке по расчету. Предполагалось, что рядом с ней не будет родственницы, способной поведать обо всех тонкостях брака с человеком, которого она не встречала прежде, поэтому замужество тетушка описала во всей его ошеломляющей неловкости, после чего Эйврил, по ее мнению, предоставили слишком много времени – три месяца плавания – на размышление.
Ее подруга леди Перси Брук, высланная в Индию после опрометчивого бегства из-под венца, теперь вполне могла бы осознать, что замужество за нужным человеком – отнюдь не самый худший вариант. Эйврил и в голову не приходило, что все может обернуться иначе. На острове, в каменной лачуге, под принуждением какого-то разбойника, в окружении еще худших злодеев. А вот Перси без сомнений и колебаний пустила бы в ход тот нож.
Спускались сумерки. Скоро он будет здесь, а у нее нет никакого плана действий. Бороться или не бороться? Он мог легко сломить ее сопротивление, она понимала это. Благодаря братьям она познакомилась с некоторыми приемами борьбы, эффективными для того, чтобы отвадить излишне назойливых мужчин. Однако здесь, где некуда бежать и некого звать на помощь, они бесполезны.
Если она станет сопротивляться, возможно, он причинит ей боль даже большую, чем та, которой она опасалась. Лучше всего просто лежать трупом, не выказывая и тени страха и лишь презирая его.
Легче сказать, чем сделать. Дверь снова отворилась, и вошел Люк в сопровождении двоих мужчин. Один принес некое подобие комплекта одежды, другой, нагруженный несколькими блюдами с едой, удерживая под мышкой бутылку, старался сохранять равновесие.
Эйврил отвернулась от них и вздернула подбородок так, чтобы не видеть плотский голод в глазах вошедших. Она не единственная думала о событиях наступающего вечера.
– Идите сюда и поешьте. – Люк опустил ключ от двери в карман, когда его провожатые ушли. – Я нашел для вас одежду. Она вам, конечно, великовата, но зато чистая.
Он смотрел, как она подходит к столу в своей импровизированной юбке.
– Я разведу огонь, вы дрожите.
– Мне нисколько не холодно. – На самом же деле она продрогла, но не хотела допустить, чтобы все это превратилось в пародию на уютную семейную жизнь с потрескиванием огня в камине, столом с ужином, вином и свечами.
– А то я не вижу. Вам холодно, вы испуганы, и не пытайтесь лгать. – Он сказал это без тени сочувствия и сострадания в голосе. Возможно, знал, что добрые слова спровоцируют слезы, и не допускал этого. Он зажег свечу, затем, опустившись на колено, быстрыми точными движениями принялся разводить огонь.
Кто же он такой? Его произношение безупречно, руки, хотя и мозолистые, покрытые шрамами, чистые, более того, тщательно острижены ногти. Полчаса работы парикмахера, вечерний костюм – и все, он затеряется в любом светском обществе.
Хотя нет, там он привлечет взгляды женщин. Ее раздражало то, что она нашла его физически привлекательным, даже зная, как он намерен с ней поступить. Это было и унизительно, и непонятно. Она не находила оправданий этому. Надо же такому случиться – прельститься классически красивым мужским лицом и мужскими чарами. Ее ощущения были сродни женскому вожделению. «А вожделение – это грех», – сказала она себе.
– Ешьте. – Огонь вспыхнул, тени замелькали в углах, и в комнате тотчас стало теплее, интимнее. Именно этого она и опасалась. Люк налил вина и подвинул ей кубок. – И пейте. Сразу станет проще.
– Кому? – спросила Эйврил, и угол ее рта дернулся, что можно было принять за полуулыбку.
Однако она выпила и почувствовала разливающееся тепло, коварным образом расслабляющее ее. Внутренний голос подсказывал ей, что он того и добивался.
– Но кто вы? Что здесь делаете?
– Пишем дурные стихи, собираем на берегах всякую всячину. – Он пожал плечами и отрезал кусок сыра.
– Не пытайтесь играть со мной, – жестко сказала она. – Вы мародеры? Контрабандисты?
– Ни то, ни другое. – Взглянув на отрезанный кусок сыра, он нахмурился, но тем не менее съел его.
– Когда-то вы были военными моряками, не так ли? – внезапно догадалась она. – Вы дезертиры?
– Да, мы служили в военном флоте, – согласился он, отрезая для нее кусок хлеба, так непринужденно, будто они обсуждали погоду. – Однако, если мы вернемся на флот, большинство из нас, осмелюсь заметить, повесят.
Эйврил заставила себя есть, пытаясь осмыслить услышанное. Следовательно, они дезертиры. Пока размышляла, она успела осушить полный кубок вина, прежде чем поняла, что сделала это. Возможно, выпитое поможет ей смириться с тем неизбежным, что скоро должно произойти… Она задвинула все размышления в дальний угол сознания и принялась за еду. Ей нужны силы если не для сопротивления, то, по крайней мере, для того, чтобы вытерпеть все.
Люк тем временем ел так спокойно, словно его вовсе не заботило ничто в мире.
– Вы бежите к французам? – спросила она, когда сыр и холодная вареная грудинка были съедены.
– Французы убьют нас с той же охотой, что и англичане, – сказал он, тонко улыбнувшись шутке, которую она не смогла понять.
Наконец ужин был окончен. Люк отодвинул свой стул и сел на него, вытянув ноги, устроившись перед огнем с миролюбием большого кота. Эйврил взглянула на стол с пустыми блюдами, хлебными корками и крошками.
– Вы ожидаете, что я стану не только вашей наложницей, но и горничной?
Реакция последовала молниеносно. Человек, только сейчас выглядевший таким расслабленным, вскочил и прижал ее к себе, схватив за запястье. Его глаза стали цвета темного железа и опалили взглядом ее лицо. Лед в них растаял, уступив место гневу, заставившему ее вздрогнуть.
– Слушайте меня и думайте при этом, – сказал он неожиданно мягким голосом. – Там, за стенами дома, волчья стая, иначе говоря, люди с волчьей совестью и совсем немилосердные. Я командую ими не потому, что они поклялись мне или мы верим в одно и то же, а потому, что сейчас они боятся меня больше, чем кого-либо другого. Если я проявлю слабость – в чем угодно, – они сотрут меня в порошок. Как бы хорошо я ни дрался, мне не одолеть двенадцать человек. А вы подобны зажженной спичке в пороховом погребе. Они хотят, чтобы вы достались им, при этом не имеют ничего против общего пользования женщиной, поэтому мгновенно станут бандой. Если они будут думать, что вы – моя женщина и я готов убить за любое посягательство, то задумаются, стоит ли рисковать жизнью ради сомнительного «хорошего». Они знают, что я убью по крайней мере половину из них, прежде чем они доберутся до вас.
Он выпустил ее руку, и Эйврил, отступив, наткнулась на стол. Сердце ее колотилось в первобытном страхе перед мужской силой.
– Как они узнают, ваша ли я женщина… – Она осеклась.
– Вы поистине юны и невинны, – улыбнулся он. – Что, по-вашему, они думают, я делаю здесь каждый раз, когда прихожу? Всё они узнают, как узнали бы волки. Поэтому вы по-прежнему будете спать со мной в одной кровати и выйдете отсюда с моим запахом на теле. Или вы желаете ускорить события, выйдя отсюда прямо сейчас, чтобы нас обоих убили?
– Я выбираю жизнь, – произнесла Эйврил и сжала пальцами край стола, чтобы почувствовать себя увереннее. – И не сомневаюсь, что вы – меньшее из двух зол. – Она с гордостью заметила, что высоко держит подбородок, хотя голос слегка дрожит. – Несомненно, угроза смерти – преувеличение. Вы собираетесь выпустить меня отсюда завтра?
– Они должны к вам привыкнуть. Здесь, за закрытой дверью, вы – загадка, которую не терпится разгадать. Одетая как мальчишка, занятая работой, вы будете привлекать их намного меньше.
– Но почему бы вам просто не отпустить меня? Почему не подать сигнал поисковым лодкам и не сказать, что нашли меня на берегу?
– Потому что вы видели мою команду. И знаете слишком много. – Сказав это, он потянулся за открытым складным ножом, лежавшим на столе. Эйврил наблюдала, как скрывается тяжелое лезвие в рукоятке.
– Я могу обещать вам, что не пророню ни слова, – наконец произнесла она.
– Да? Вы закроете глаза на то, кто мы, только ради собственной безопасности?
– Я… – Она не могла так поступить и знала, что он прочел это по ее лицу.
– Так я и думал. – Люк сунул нож в карман и отошел от стола. – Я вернусь через полчаса, будьте в постели.
Эйврил собрала тарелки, смахнула со стола крошки, хлебные корки завернула в тряпку и заткнула пробкой винную бутыль. Она не намерена жить в грязи даже в заключении.
Она подмела возле очага влажной метелкой, сделанной из прутьев, и подбросила свилеватое полено в очаг. Просоленное дерево вспыхнуло синим и золотым огнем, пока она возилась с оконной занавеской. Пусть то, что должно случиться, по крайней мере, случится вдали от посторонних глаз. Она вытерла слезу тыльной стороной ладони.
«Я – Хейдон. Я не выкажу страха, не стану просить, умолять и плакать».
Поклявшись себе в этом, она повернулась к отсыревшей во влажном воздухе постели. С тем же желанием она легла бы в крысиное логово. Эйврил перетряхнула одеяла, разгладила сбившийся комьями матрас, накрыла его простыней, которая все это время служила ей юбкой, и, как могла, взбила подушку.
Она осталась в рубашке Люка, с рассыпавшимися по плечам волосами. Смерила кровать долгим взглядом. Затем откинула одеяло, легла, укуталась в одеяло и принялась ждать.
Люк провел некоторое время возле костра, наблюдая за тем, как играют в кости в одной палатке, храпят в другой, затем рассудил спор Харриса и Хорька по поводу лучших питейных заведениях Лиссабона. Напряженность в команде ослабла благодаря охоте за предметами, выброшенными морем в течение дня. Ничего ценного не нашлось, однако выловленного бочонка с духами хватило, чтобы поднять настроение моряков.
Люк не спешил возвращаться к небольшому зданию лечебницы, стараясь не думать об Эйврил. Он хотел, чтобы она оставалась лишь проблемой, которую нужно решить. Никто из его людей не хотел оказаться здесь, большинство из них, скорее всего, умрет, и у него нет желания растрачивать свою жалость на какую-то девчонку, которая, если повезет, выйдет из этой передряги живой, хотя и куда менее невинной.
– Спокойной ночи, – сказал он наконец и зашагал по направлению к лачуге. Вслед ему раздавалось недвусмысленное хихиканье, но он предпочел не обращать на это внимание. Он едва мог держать свои мысли в узде. Первыми несли вахту Харрис и Хорек – достаточно надежные парни, и ему не было нужды напоминать им, что делать.
Когда он отворил дверь и вошел внутрь лачуги, там царила чистота. Светила лампа, в очаге потрескивали поленья. Вдыхая запах дыма, Люк думал, что вряд ли когда-нибудь это место было столь же уютным, как сейчас. Одного взгляда на постель хватило, чтобы развеять любые мысли о желании Эйврил создать соответствующую интимному моменту атмосферу: она лежала под одеялом вытянувшись и не шевелясь, пальцы ног на одном конце одеяла образовали холмик, на другом – едва виднелся ее нос. Люк старался не смотреть на выпуклости, весьма живописно проступающие между этими двумя вершинами.
– Эйврил? – Он осторожно прошел на середину комнаты и сел, чтобы снять сапоги.
– Я не сплю.
Ее голос был холоден, как и тело. Он заметил блеск отраженного света в ее глазах, когда она повернула голову в его сторону.
Люк бросил плащ и рубашку на спинку стула. Когда он взялся за пряжку ремня, услышал, как Эйврил сделала глубокий неровный вдох. Однако же он не собирается раздеваться в темноте, ей придется или привыкнуть к этому зрелищу, или закрывать глаза.
– Вы никогда не видели прежде голого мужчину? – спросил он, высвобождая ремень из пряжки.
– Нет. Я хотела сказать – да. – Эйврил трудно было найти ответ. Кашлянув, она попыталась снова:
– Я была воспитана в Индии. Саддху и другие святые люди часто ходят голыми.
Кроме того, она видела рисунки на стенах тамошних храмов, хотя и предполагала всегда, что там чудовищно все преувеличено.
– Они покрывали себя пеплом… – добавила Эйврил. Начав говорить, она уже не могла остановиться.
Люк не сказал ни слова, просто отвернулся к стулу, снял штаны и бросил их поверх другой одежды. Рот Эйврил закрылся со странным звуком, но глаза закрываться отказывались. Перед ней был не измазанный пеплом истощенный отшельник, сидящий под священным фикусом с чашей для подаяния и глядящий на мир дикими темными глазами. Люк был… Она подыскивала определение, остановившись на «впечатляющий», которое тем не менее казалось недостаточным для этой золотистой кожи, крепких мышц, широких плеч, мускулистой спины, узких бедер и…
Он обернулся, ее рот приоткрылся снова, затем, впрочем, чтобы выпустить сдавленный вздох.
– Видите, как вы на меня действуете? – сказал он, подходя к постели и, по-видимому, совершенно не испытывая стыда.
– Прекратите! – отрезала она, но сразу поняла, как смешно это прозвучало в свете того, что должно вот-вот произойти, унизительное и болезненное. – Перестаньте вы этим размахивать!
Последнюю фразу она произнесла тоном, который ее тетя использовала для того, чтобы отчитывать прислугу.
Люк фыркнул от смеха – впервые от настоящего веселого смеха, который она услышала от него.
– Эта часть мужского тела делает то, что хочет. Вы можете закрыть глаза, – предложил он.
«Будто это что-то изменит, – подумала Эйврил, – он все равно останется на том же месте». Люк пожал плечами, отчего мышцы на них образовали переливчатый рельеф, что окончательно повергло ее в замешательство. Она отказывалась верить, что все это происходит с ней, и хотела было отвернуться, но шею словно парализовало, как, впрочем, и все тело.
Люк протянул руку и откинул край одеяла. Эйврил заставила себя не схватиться за него, чтобы вернуть на место. Не сопротивляться, не реагировать. Не давать ему удовлетворения его силой.
– Не могли бы вы подвинуться?
– Что… Что? – Она ожидала совершенно другого, но никак не подобного вежливого вопроса. Он должен был просто взгромоздиться на нее, разве нет?
– Подвинуться чуть дальше. – Люк замер, опершись коленом на кровать.
Эйврил обнаружила, что в состоянии отвести взгляд, и принялась внимательно смотреть на затянутые паутиной стропила.
– Вы ожидали, что я прыгну на вас, верно?
Да, нетерпеливый и раздраженный, но вовсе не обезумевший от похоти. Возможно, он занимался подобными вещами постоянно.
– Я понятия не имею, чего ожидать! – Она вновь вспыхнула от стыда, гнев и унижение вывели ее мышцы из состояния паралича, и она села на кровати, готовая сопротивляться ему. – Я девственница, откуда мне знать, каково это – быть изнасилованной.