Вы здесь

Собирание умов. Научно-публицистические очерки. Чистая вода экономики (Евгений Панов)

Чистая вода экономики

Нужен экономический прорыв – то и дело слышим с трибун, президентской, правительственной, думской. Действительно, нужен. За счет чего он возможен? Если серьезно, то только за счет инноваций, другого способа нет.

Слово «инновация» легко слетает с языка министров, политиков, экономистов, телекомментаторов. Но кто из них знает его точный смысл? Можно ли определить «ин-новацию» как внедренную новацию в обличье передовой идеи или изобретения?.. Увы, слово «инновация» не имеет точного соответствия в русском, как не имеет его слово «бизнес». Поэтому правильнее говорить об инновационной деятельности. Это такая деятельность, которая ведет к созданию принципиально нового продукта, принципиально новой услуги или принципиально нового знания, в результате которой появляется то, чего раньше не было: летательный аппарат тяжелее воздуха, лампа накаливания, автомобиль, компьютер. Модернизация, улучшение, перекрашивание не являются инновациями. Поэтому, например, транзисторный телевизор, пришедший на смену ламповому, к ним не относится, а мобильный телефон принадлежит с полным правом.

В основе инновации часто лежит изобретение. Но не всегда. И не всякое. Только запатентованное. Попов изобрел свой радиопередатчик на год раньше Маркони, но Попов его не запатентовал, а Маркони – запатентовал и создал тем самым предпосылку для производства. Поэтому второй обязательный признак инновации – выход продукции на рынок. Можно изобрести что-то фантастическое, однако оно не впишется в рыночные отношения, не ляжет в основу рыночного продукта. В таком случае изобретение не будет инновацией. Она обязательно должна либо вытеснить с существующих рынков другие продукты, либо создать новый рынок. Персональные компьютеры – это инновация, которая вытеснила с рынка пишущие машинки, изменила типографские технологии и создала не только рынок самих компьютеров, но и рынок программных продуктов. Мобильный телефон – инновация, приведшая к возникновению рядом с рынком обычных телефонов нового рынка, тесно связанного с рынком услуг связи. Что же касается автомобиля, то это инновация поистине планетарного масштаба. Она не просто создала новый рынок, она породила новую потребность, которая, в свою очередь, инициировала потребности в разнообразнейшем автосервисе, в автомобильных дорогах, в дорожной технике, в дорожном оборудовании и машиностроении, в дорожных материалах… Все это – принципиально новые рынки, а стало быть, новые производственные и экономические отношения и новые рабочие места.

Инновации на любой вкус, для любой отрасли, для любой сферы жизни можно найти на московских промышленных, отраслевых и прочих выставках, нескончаемой чередой проходящих в Сокольниках и на Красной Пресне. Там присутствуют и новенькие, с иголочки, разработки, и идеи-ветераны. К числу последних относится заслуженная, проверенная временем и прочая, прочая, прочая идея использовать материал отслуживших свое покрышек для укрепления асфальтового покрытия дорог, в результате чего оно делается втрое прочнее и долговечнее.

Отчего же это толковое и экономичное предложение не используется вот уже много лет? Да как раз оттого, что толковое и экономичное. Если дороги станут служить в три раза дольше, то ремонтировать их потребуется в три раза реже, а кое-кому сие очень невыгодно. Ремонт российских дорог – золотая жила. Поэтому богатые, влиятельные и решительные люди, занимающиеся этим чрезвычайно денежным делом и желающие заниматься им каждый год, а не раз в три года, уже много лет душат инновацию и будут душить ее впредь – до тех пор, пока в России не появятся экономические механизмы, которые в советские времена называли внедренческими, а сейчас называют инновационными. Ведь наука лишь рождает инновации, а реализует их экономика. Именно ей принадлежит решающая роль. Значит, проблема не в недостатке прорывных идей, их у нас хватало и хватает, а в отсутствии механизмов, обеспечивающих прорыв. И пока их не будет, сырьевая Россия, несмотря на все призывы, не сможет превратиться в Россию наукоемкую.

В Европе и в Штатах необходимости в подобной трансформации нет. Там никуда не прорываются, «золотому миллиарду» вполне достаточно устойчивого поступательного роста. Он обеспечивается идеологией, получившей название «фактор четыре» – за счет технологий, вдвое уменьшающих затраты и дающих двойной эффект. Но нас такой темп не устраивает. Нам нужен как минимум восьмикратный эффект – из-за огромности пространств и издержек климата, в среднем в два раза превышающих издержки любой другой страны. Стены в наших домах должны быть толще, топить надо сильнее, приходится чистить несравнимо более длинные дороги от снега, прокладывать трансконтинентальные магистрали, строить заполярные города и аэродромы, переодевать армию в зимнюю форму и прочее. Если мы будем ориентироваться на «фактор четыре», то всего лишь компенсируем дополнительные затраты, которых нет на Западе. А необходимо большее. Поэтому в базу данных по прорывным технологиям надо отбирать те проекты, что дают восьмикратный и десятикратный эффект. Еще лучше те, что обещают изменить мир, подобно тому, как изменили их автомобиль или компьютер – сегодня для настоящего прорыва нужен предмет такого же масштаба и такой же привлекательности.

И такой предмет есть. На него, как на стержень, может нанизаться множество инновационных направлений. Хотя это не великое изобретение. И вообще не изобретение. И, собственно, даже не предмет. Это… вода. Но, конечно же, не из-под крана, не из родника в тайге и не из тайного подземного озера в Гималаях. Это вода особенная. Пропущенная через специальный реактор-электролизер вода с регулируемыми параметрами.

Вода везде и всюду, она основа нашей цивилизации, которую с полным основанием следует назвать цивилизацией воды. Она потребляет воду в огромных количествах, мало того, без нужды, просто по недомыслию и неграмотности самоубийственно отравляя оставшиеся водные запасы планеты. В России загрязнено 80 процентов запасов пресной воды, поэтому каждый второй житель вынужден использовать для питья воду, не вполне соответствующую гигиеническим нормам, а 11 миллионов человек вообще потребляют то, что ей не является. По сведениям НИИ «Экологии человека и гигиены окружающей среды им. А. Н. Сыссина» РАМН, в среднем по стране гигиеническим требованиям не соответствует практически каждая третья проба «водопроводной» воды – по санитарно-химическим показателям и каждая десятая – по санитарно-бактериологическим; очищаются согласно нормативам только 4 процента стоков, сбрасываемых в водоемы… Говоря без обиняков, наша питьевая вода – это, фактически, разбавленная сточная, ибо даже лучшие современные способы очистки не позволяют сделать ее инфекционно безопасной и биологически полноценной. В других странах ситуация не лучше. Эксперты Всемирного банка, одни из самых авторитетных в мире, к числу наиболее важных угроз национальной безопасности государств отнесли питьевую воду и продовольствие, в составе которого доля воды составляет 50—60 процентов. Связь качества воды со здоровьем, долголетием и благополучием наций более чем очевидна.

Нетрудно вообразить, какой эффект даст переход на чистую воду, содержащую в нужном количестве необходимые минеральные вещества, сбалансированную по кислоте и щелочи. И не просто чистую, а, так сказать, чистую специализированно. Сейчас мы используем «воду вообще», а ведь она поит и моет, переносит и отапливает, варит и растворяет, она удовлетворяет тысячи разных потребностей и потому должна менять свои свойства. Для пекарни нужна вода с одними качествами, для красильной фабрики – с другими, своя особенная вода необходима на молочной ферме, в бане, больнице.

Такую воду получать можно. С помощью упомянутых реакторов-электролизеров. Честь их создания принадлежит Виктору Васильевичу Устюгову и Сергею Эдуардовичу Кочубею, ученым и изобретателям. Правильнее сказать, им принадлежит приоритет в создании прорывных технологий жизнеобеспечения, то есть в разработках первостепенной важности для страны. Технологии конкретизированы в патентах: на сам реактор-электролизер, на способ производства и обработки воды, обеспечивающей инфекционную безопасность и биологическую активность, на способ экологически чистой дезинфекции, на управление проращиванием зерна, на производство экологически чистого хлеба и так далее.

Эти технологии органично ложатся в основу инновационных направлений. Биологически стерильная, очищенная от солей металлов, уравновешенная по положительным и отрицательным зарядам, дегазированная – то, что называется, природная, причем высшего качества – вода создает новые потребности.

Во-первых, понятно, в себе самой. Ее биологическая эффективность, а значит, целебный эффект в сотни тысяч раз (!) выше, чем у водопроводной воды, и это порождает «медицину природной воды», сеть оздоровительных учреждений, начиная с необыкновенных бань.

Во-вторых, в самих приборах для промышленности, водоочистных станций, медицины, быта.

В-третьих, в пищевых продуктах, изготовленных на природной воде, прежде всего, в хлебе, необычайно вкусном и энергетически ценном.

В-четвертых, в воде как в дезинфицирующем средстве, потому что технологии жизнеобеспечения решают проблему «универсального препарата», против которого не имеют ни малейших шансов ни синегнойная палочка, ни птичий грипп, ни прочая зараза – безвредной для человека жидкости, истребляющей микробы. И так далее.

Все эти потребности порождают новые производства и новые рынки – нарастает классическая инновационная лавина. Но прорывные технологии, как уже отмечено, имеют одну опасную для себя особенность. Это технологии не только открывающие, но и закрывающие, и тоже целые направления и отрасли (так, компьютер закрыл индустрию пишущих машин, счетных устройств и целых классов типографского оборудования).

Электролизер для домашнего использования дает 60 литров природной – без хлора, токсинов, диоксинов, железа из труб – воды в час, потребляет один киловатт-час электроэнергии на кубометр воды, практически вечен; пища на этой воде готовится в 3 раза быстрее; стакан такой воды заменяет 10 терапевтических доз поливитаминов. Приобретя домашний реактор, вы перестанете принимать витамины, покупать бутилированную воду, пользоваться пищевыми концентратами и добавками, нуждаться в фильтрах, в товарах бытовой химии – короче, откажетесь от того, без чего сегодня обходятся разве что племена в африканской глуши.

Но! Согласно исследованиям специалистов Женевского университета, рынок бутилированной воды – самый быстрорастущий сегодня рынок с оборотом, оцениваемым в 22 миллиарда долларов. (Хотя, покупая воду в бутылке по цене порой в тысячу раз дороже водопроводной, вы покупаете кота в мешке.

Американская элита пьет воду, получаемую на ледниках Гренландии и самолетами доставляемую в США. Однако пробы гренландского льда, проведенные 3 года назад Desert Research Institute (США), показали, что уровень свинца в нем в три раза выше, чем в пробах льда, образовавшегося до 1870 года. Швейцарские исследователи обнаружили, что 11 из 29 европейских марок минеральной воды содержат следы экскрементов, сообщает журнал Nature…) И производство пищевых добавок – тоже огромная и очень прибыльная мировая отрасль. А про фармацевтику и говорить нечего: мировой объем продаж лекарств и препаратов достигает 150 миллиардов долларов в год. Так что наивно было бы предполагать, что та же фармацевтика безропотно уступит место под солнцем новому направлению, будь оно хоть сто раз инновационное и сули оно человечеству неисчислимые блага. Денежные мешки могущественной индустрии найдут способ его прихлопнуть. Будут душить конкурента воротилы водяного бизнеса. И Россия тут отнюдь не исключение. Тут мы шагаем в ногу со всем «цивилизованным миром»: из всех разрешенных у нас видов бизнеса водяной – самый прибыльный…

Все, чьи интересы может ущемить инновация, будут бороться с ней и с ее носителями жестко и беспощадно. Виктору Устюгову дважды угрожали: не уберешься со своими приборами – убьем. Сначала – на фабрике первичной обработки шерсти. Биологически активная вода идеально отмывала шерсть, на треть уменьшая выход продукции и барыши хозяев. История повторилась на приемке хлопка, где его увлажняют специальным консервантом. Фирменный препарат на природной воде делал невозможной пересортицу. Так что апробация технологии закрылась, едва начавшись.

На одном из сибирских комбинатов взялись было внедрять запатентованную Кочубеем и Устюговым технологию крашения шелковых тканей, но, выяснив, что процесс пошел вдвое быстрее, быстро свернули эксперимент. Новые технологии потребовали замены оборудования, а взять его оказалось негде – заказ был невыгоден машиностроителям. То же вышло на одной шерстенабивной фабрике, где скорость мойки тканей выросла в 3—5 раз. Чем выше скорость, тем меньше нужно машин, а чем меньше машин, тем меньше объемы продаж у их производителей, тем меньше рабочих мест могут они удержать.

Неудачей закончились и все попытки изобретателей наладить производство экологически чистого хлеба. На стандартном современном хлебозаводе на 40 тонн хлеба в сутки, в громадном здании о пяти этажах, начиненном громадными машинами, как ни парадоксально, совсем не заботятся о живой дрожжевой культуре, которая здесь работает и от которой зависит и количество, и качество хлеба. Одна только технология оптимизации среды, в частности, оптимизация параметров воды, позволит на треть снизить себестоимость батонов. А если взять полный цикл получения экологически чистой продукции, начав с обеззараживания зерна, с его проращивания (для выпечки зернового хлеба, биологическая ценность которого на порядок выше), то себестоимость упадет примерно в 5 раз. Но для этого хлебозаводы и пекарни надо оснастить новым технологическим оборудованием. Кто будет его выпускать, обслуживать? Нужных специалистов пока нет. Нет специалистов ни по электролизу воды, ни по контролю безопасности ингредиентов, ни по оценке энергетической ценности хлеба, ни микробиологов-технологов.

Попытки запустить внедренческие механизмы, а Устюгов и Кочубей предпринимают их давно, показали, что экономическая среда сопротивляется инновациям. Нет нового оборудования, новых специалистов, навыков нового проектирования. Инновационная деятельность невозможна без новой философии производства, нового пользователя и нового потребителя, а их нет… Конечно, со временем (и, к тому же, если повезет) все это может возникнуть благодаря самим прорывным технологиям. Рано или поздно они сами породят новые потребности, подготовят новых потребителей, откроют новые производства, создадут новые рынки, новые рабочие места, новые кафедры, факультеты и вузы для подготовки новых специалистов… но отнюдь не обязательно. Прекрасное инновационное далеко может и не наступить. Потому что экономическая среда сопротивляется с ожесточением. Да и социальная – тоже. Так, производителям дезинфицирующих ядов наплевать, что применение обеззараживающей воды в 300 раз эффективнее и в бесконечное число раз безопаснее, чем применение их отравы. Они будут стоять до последнего. Они имеют право не любить конкурента.

И дело, к тому же, не только в этом. Инновация – враг не только старому. Гораздо хуже то, что она враг самой себе. Инновация, скажем так, противна человеческой природе. Ну, может быть, не совсем, но в значительной мере. Она – удел пассионариев, а большинство людей к ним не принадлежит. Большинство человечества консервативно. Оно терпеть не может революций, потрясений. Оно настороженно относится даже к незначительным переменам. Оно ценит стабильность, спокойствие, уют, комфорт, и это вполне естественно… Ничего этого инновационная экономика не обещает. Наоборот, она беспокойна и весьма сурова. Инновации, честно говоря, можно внедрять только от отчаяния, когда остальные способы удержаться на рынке испробованы и не дали результата. Основная причина внедрения новшеств – конкуренция. Не будь ее, мы не увидели бы многих инноваций. Ведь надо останавливать завод, выкидывать оборудование, покупать новое, переучивать персонал, а это сопряжено с огромными затратами и огромными рисками. Нужна очень сильная мотивация, чтобы решиться на такую головную боль. Поэтому в автомобильной или в фармацевтической промышленности компании скупают патенты, технологии и кладут их в долгий ящик, перекрывая кислород конкурентам и ничего не меняя у себя, поскольку у них и так все хорошо… Или, бывает, предлагаешь фирме какое-то новшество, а тебе отвечают: «здорово, у нас такого нет, и если бы ты принес эту штуку лет десять тому назад, то мы внедрили бы ее мгновенно, а теперь не будем».

Так рассуждает Сергей Юрьевич Симаранов, глава фирмы «Техноконсалт», десять лет занимающейся сопровождением инновационных проектов на российском и международном рынках и знающий ситуацию изнутри. Доктор технических наук, профессор, заведующий лабораторией в оборонном институте, в 1993 году он вынужден был «уйти в никуда». Не было ни копейки, вспоминает он сегодня, зато был шанс отвоевать место под рыночным солнцем… Сейчас Симаранов забегает изредка попить чайку со старыми товарищами по науке. У них все по-прежнему… в точности, как у Устюгова с Кочубеем. У всех российских ученых и изобретателей, чьи труды складированы на полках, одна беда, полагает вчерашний завлаб и сегодняшний предприниматель Симаранов. Они не знают и зачастую не хотят знать, кто и зачем будет покупать их интеллектуальный товар. Они стучатся к разным инвесторам в поисках денег, но пока непонятны рыночные перспективы идеи, искать инвестора бессмысленно.

Наша сегодняшняя система выстроена неправильно, утверждает профессор-бизнесмен. Исторически инновации идут у нас от науки, а все программы инновационного развития представляют собой «шаги к рынку». И ученый куда-то шагает, толком не зная, куда, потому что не очень представляет, в какой стороне рынок, и если все-таки до него добирается, то обнаруживает, что платят там только за нужное покупателям. А вот нужно ли им то, с чем рвался на рынок он, непонятно. Возможно, что очень даже необходимо, но не в виде голой идеи, а виде машины, прибора, технологии, короче, продукта. Это совершенно естественно – ведь вы идете в булочную за хлебом, а не за мукой, дрожжами и водой. А наша наука очень часто предлагает нам куль муки и пачку дрожжей, идею хлеба, а не сам хлеб. Такова психология ученых – они хотят заниматься тем, чем они хотят заниматься. В науке так жить можно. Но встать на инновационный путь развития не значит превратить страну в научное сообщество. Инновационная экономика зиждется на совершенно других принципах, на нее нельзя переносить научные методы. Она требует правильной постановки целей. Пока цель обычно формулируется так: поднатужиться и протолкнуть разработку на рынок. Чаще это не получается, и начинаются стенания по поводу недостатка инвестиций, совершенно бесплодные и вредные, потому что упор на инвестиции вообще ошибочен. Это только средство; цель – это выход на рынок. Цель – продать научную идею, воплощенную в технологии, приборе, машине, короче, товаре, на рынке. Из этой цели и надо исходить, выстраивая инновационную систему.

Она должна строиться не от науки, а от рынка. И уже тем более не от отдельного изобретения, будь оно даже самое замечательное. Ну, вообразите ситуацию: крупной энергетической или нефтяной компании неизвестная малая фирма предлагает пять новых разработок. Пусть уровень этих изделий выше мирового, с ней просто не будут разговаривать, потому что потребности корпорации исчисляются тысячами новшеств. Поэтому энергетики или нефтяники будут искать партнера, в портфеле которого минимум 500 новинок. Их возьмут и попросят еще. И держатель инновационных проектов начнет собирать все лучшее, что есть в России, и размещать в институтах заказы, обеспеченные деньгами. Потому что есть ясная потребность, есть потребитель с адресом, есть устойчивый рынок.

Или возьмите типичный случай, когда НИИ выходит на представителей западной фирмы в России и предлагает нечто новое и действительно хорошее. Как правило, из этого ничего не получается. Ученые либо их ходоки по коммерческим делам разговаривают непрофессионально – раз. Они не в состоянии ответить по обязательствам – два. У них нет оборотных средств, чтобы сделать образец за свой счет, а делать за чужие деньги значит самим сбивать цену своей работы – три. С западными компаниями должен разговаривать адекватный партнер, который договорится о конкретных сделках, организует команды, дорабатывающие технологии под заказ, и ответит по обязательствам.

Этот партнер – посредническая фирма. Или консалтинговая. Или, лучше всего, инжиниринговая. Она представляет собой, по сути, супермаркет инноваций, где есть выбор, гарантировано качество и цены ниже, чем в специализированных магазинах. Единичные, штучные инновации очень неэффективны. Чтобы довести до рынка одно изобретение, надо потратить уйму времени, сил и денег. Пока мы идем этим путем, потому что инновационные структуры традиционно строятся от науки, а не от рынка. Хотя строить их от рынка гораздо дешевле, проще, эффективнее. Мир давно понял, что есть два пути развития инновационной экономики: или вы толкаете инновации на рынок, или рынок сам их втягивает. Нам надо переходить на второй путь. Инжиниринговые фирмы – это своеобразный вакуумный насос, который втягивает инновации из науки. Затраты на продвижение каждой здесь в сотни раз меньше. Это основа инновационной инфраструктуры.

Такие фирмы обязательно появятся и у нас. Но не как координационные центры. Место консалтинга, инжиниринга – не сверху, а «сбоку», на уровне прочих элементов инфраструктуры. Она принципиально не иерархична, здесь принципиально горизонтальные связи, принципиально экономические отношения. Это структура принципиально распределенная – сетевая, причем с четко обозначенными векторами от рынка к науке и от науки к рынку, которые придадут стройность сегодняшнему броуновскому движению, всему этому инновационному хаосу. И все очень обрадуются порядку и займутся своим делом. Ученые не будут ломать голову над неразрешимым вопросом, что делать с этими проклятыми идеями, которые хороши, но почему-то никому не нужны, и перестанут превращаться в неумелых бизнесменов.

Акцент всей инновационной деятельности сместится с поиска потребителя на организацию взаимодействия, взаимовыгодного сотрудничества. Понадобится создавать команды специалистов разного профиля, нечто вроде временных творческих коллективов, причем не из отдельных специалистов, а из лабораторий или даже целых институтов, каждый из которых получит возможность капитализировать свой задел, чувствуя себя защищенным от бандитов и воров. Красть изобретения, технологии станет куда менее выгодно, чем заключать цивилизованные союзы с авторами, работать со всеми следующими идеями, которые они предложат, постоянно подпитывать рынок. Зачем резать курицу, несущую золотые яйца? Бизнесмен платит ученому, тот творит – к обоюдной выгоде. Когда каждый занимается своим делом, большинство проблем с интеллектуальной собственностью снимается, интеллект, менеджмент и финансирование составляют триаду. Чтобы бизнес развивался нормально, связи между ними должны быть устойчивыми…

Конец ознакомительного фрагмента.