Музей ночей
Ночь.
Нет, не такая ночь, как бывает в больших городах, когда не только звёзд не видно за огнями, но и самого неба, а такая ночь, какая бывает, когда город угомонится, уснет, погаснет, и наконец-то проклюнется ночное небо.
Ночь, она вообще везде разная. Где-то, говорят, коллекция ночей есть, только не говорят, где.
По тротуару ползут пять теней. У двух людей впереди – у парня и девушки – по две тени на каждого от двух фонарей. У человека, идущего за ними, только одна тень, на него свет второго фонаря не попадает, человеку не нравится, что у него только одна тень, торопится за остальными.
Девушка кивает на витрину супермаркета.
– Здесь.
Мужчина с узким шрамом на темени шагает к двери с надписью Вход, растерянно останавливается.
– Здесь закрыто.
– А ты как хотел, думаешь, ждать нас кто-то будет среди ночи? – девчонка фыркает, – ясен пень, закрыто.
Второй парень, похожий на голодного волчонка, вынимает из мусорной урны что-то массивное, увесистое, размахивается…
– Сдурел, а? – девушка бросается к парню, хватает за руку.
– Да не боись, подруга, не впервой…
– Что не впервой, хочешь, чтобы сигнализация тут разоралась?
– Это что?
– Вот узнаешь, что… заловят нас, и дело с концом…
Все трое вздрагивают при слове – заловят.
– Где она, сигнализация твоя? – спрашивает волчонок.
– Вон… наверху.
Волчонок прицеливается камнем.
– Так ты её не обезвредишь, – вмешивается человек со шрамом, лысый, гладковыбритый, бесцветный, будто бы и вовсе бескровный, – дай я… осторожно… зря, что ли, слежку отключал…
Лысый и бескровный отключает сигнализацию, его спутники смотрят, затаив дыхание.
– Готово. Идемте.
Девушка кусает губы.
– Ну, ты вообще молодчина.
Волчонок хмурится, ему не нравится, что молодчина не он.
– Стоп, – лысый со шрамом оглядывается, – здесь камер нет?
– Каких, к черту, камер, мы за едой пришли, ему камеру надо, – девушка злится, тут же поутихает, спохватывается, – не, Энка, я понимаю, тебе урвать тут побольше на халяву охота, так полиция тоже ждать не будет, пока мы себе айподов наберем.
Все трое вздрагивают при слове полиция.
– Да нет, я про другие камеры говорю. Которые следят.
– Забыл, в каком мире находишься? Никто тут не следит…
Энка прищуривается.
– Откуда ты знаешь, что не следят?
– Ну… слушай, тьфу на тебя, вот теперь нам теперь везде будет слежка мерещиться! – девчонка хочет сорваться на крик, спохватывается, прикрывает рот ладонью.
Круитни, я стесняюсь спросить, мы вообще в хранилище это пойдем или так и будем стоять?
– Не хранилище это никакое… пошли, пошли…
Все трое заходят в супермаркет, подсвечивают фонариками, волчонок легонько толкает Круитни, ты давай, показывай, что съедобно, что нет, а то сейчас порошка стирального вперемешку с мылом нажремся…
Круитни кивает на ряды прилавков:
– Вот здесь хлеб лежит… здесь овощи…
– Ты говори давай съедобно или нет?
– Съедобно, конечно, а то сами не знаете…
– То-то и оно, что не знаем, – волчонок фыркает совершенно по-волчьи, – не видели никогда…
– Мясо тоже не видели?
– Мясо видели, мясо знаем…
Двое парней и девушка набивают сумки, девушка хлопочет, показывает на витрины, вот мясо здесь, вот овощей возьмите, здесь хлеба…
Волчонок оживляется.
– А вкусности есть?
– Вон, там…
Парни кидаются к прилавку, хватают что-то удивительное, манящее, в красочных обертках, перешептываются, а это что, прямо в кожуре есть, да какая это кожура, это бумага какая-то…
– Парни, вы чего, делать больше нечего?
– А что такое?
– А то такое, вы из этого суп варить будете? Мы за едой пришли, а не за вкусностями, если кто забыл.
– Чего за едой, я понимаю, тебе это все не в диковинку, мы-то вообще такого отродясь не видели!
– И чего не видели, еще вон, в соседний отдел полезьте, где смартфоны лежат!
– И полезем, и не все тебе смартфонами баловаться, счастья своего не понимала…
Энка вздрагивает.
– Следят за нами.
– Кто опять следит? Опять тебе мере…
Макс не договаривает, уже и сам слышит шорох там, у входа, бросается к Круитни, шипит, шипит ей в ухо, выход запасной здесь есть, нет?
– Должен быть….
– И где?
– А я почем знаю, где, знаешь, как-то не доводилось через черные ходы бегать…
– И зря…
– Да вы тут долго еще препираться будете, а?
Все трое бегут в глубину супермаркета, сгибаются под тяжестью сумок, перешептываются, да брось ты, да я те брошу, а жрать что будем, или жрать вредно, да…
Вспыхивает свет. К ногам бегущих падают тени, каждому по три, Энке досталось только две тени, свет третьего прожектора на него не падает, Энка торопится, чтобы у него тоже было три тени…
– Вы окружены, сопротивление бесполезно…
Три человека бегут прочь из супермаркета, с грохотом хлопает дверь черного хода, сумка Круитни рвется, с грохотом падают на асфальт, Круитни кидается поднимать, волчонок хватает её под локоть, оставь, жить надоело, что ли…
Властный окрик. Оттуда. Со стороны прожекторов.
Бегущие ускоряются, лейтенант полиции не понимает, почему они не свернут в сторону, почему бегут ровно, вперёд, туда, где улица упирается в тупик…
Лейтенант снова кричит в мегафон. Как учили.
– Остановитесь немедленно, сопротивление бесполезно!
Люди бегут к стене, шесть теней бегут, опережая своих хозяев, упираются в стену…
Исчезают.
Люди.
И тени.
Лейтенант не понимает, смотрит, не верит себе, не бывает так, чтобы были люди, и бац, и нет…
Утро.
То есть, нет, не утро, еще ночь. Не такая ночь, другая ночь, ночь, какая бывает перед рассветом, когда еще ночь, но ночь светлеющая, доживающая последние свои получасы перед рассветом…
Разные ночи бывают.
Говорят, музей где-то есть, где ночи хранят.
А где, не говорят.
Тут тоже ночь.
Но не такая ночь, как перед рассветом.
И не такая, как когда город уснет.
А какая?
А никакая.
Ни Круитни, ни Энка, ни Макс раньше такой ночи не видели.
Макс.
Ну да, Макс. Так волчонка зовут. То есть, человека, который похож на волчонка. То есть, может, его и по-другому зовут, это он тем двоим представился как Макс. А может, и правда Макс, зачем ему имя свое скрывать здесь.
Здесь…
Отсюда видны все три мира. Отсюда. С перекрестка миров. То есть, сейчас видны только два мира, мир Круитни, там светятся огни реклам, и мир Энки, там светится Цэ-Пэ. Да, Центральный Процессор так называется. Да, светится. Да, работает. Энка думает, как сделать, чтобы не светился. И не работал.
А мир Макса не светится, там светиться нечему.
Макс широко зевает, обнажает клыки.
– Спать айдате, завтра распакуем все это.
Энка смотрит на часы.
– Какое спать, на работу надо.
– Ты с дуба рухнулся, на работу, нет, вы слышали, он оттуда сбежал, чтобы на работу таскаться!
Это Макс. Он говорит не рухнул, а рухнулся. И еще много чего говорит.
Энка смеется. Вполголоса. Круитни тоже смеется. Тоже вполголоса.
Нет, эта история начинается не так, совсем не так. Правда что, что такое, три человека пробрались куда-то, супермаркет ограбили, их почему-то не поймали, они куда-то исчезли…
Так истории не начинают.
А начинается эта история так:
Часы на главной площади не работали уже давно, тем не менее два раза в сутки они показывали правильное время, как вот сейчас – ровно в полночь. Это была не совсем обычная полночь, вернее, совсем не обычная…
А дальше следует название праздника, у всех разное.
И название империи.
Тоже у всех разное.
23:00 – 06:00 – ночь.
(Какая ночь? Никакая ночь, здесь ночи никакие, так тоже бывает)
05:55 Пробуждение людей (Это для ЦП)
06:00 Подъем (Это для людей)
06:01 Включение источников света (ЦП)
06:00—06:20 Утренняя гигиена (люди)
06:10 – 06:20 Подготовка транспорта (ЦП)
06:20 – 07:00 Доставка людей на работу (это всем)
ЦП свое дело знает.
Еще бы ЦП свое дело не знал, зря, что ли, работает уже двести лет, два месяца и пятнадцать дней.
Не зря.
11:30 – 12:00 Приготовление еды (это для ЦП)
12:00 – 12:20 Обед (это для людей. ЦП не ест)
12:11 Обнаружен переизбыток людей в районе 23—64
12:25 Сбор людей
12:40 Начинается расселение людей в менее плотнонаселенные районы
Энка идет отбирать людей. Работа у него такая. Ходит по рядам людей, берет каждого седьмого, сажает в вагон, разводит руки парня и девушки, останавливается перед женщиной с ребенком на руках, долго думает, как посчитать, сначала женщину, потом ребенка, или сначала ребенка, потом женщину, наконец, считает ребенка, потому что он чуть левее, а женщина чуть правее. Берет ребенка из рук, женщина не отдает, Энка разряжает оружие, как учили, в лицо, не в голову, в голову нельзя, надо в лицо.
Энка держит ребенка, понимает, что его уже не нужно нести в вагон, он не седьмой, седьмая вон лежит, ликвидированная. Энка кладет ребенка на асфальт, какой-то мужчина к нему подходит, должно быть, отец.
Энка идет дальше.
Отсчитывает…
Энка…
Ну да. Это его потом уже Круитни Энкой окрестила. На самом деле Энку зовут… да вы сами его десятизначный двоичный код посмотрите, может, запомните. №1010101000001011111010101010… Эн один нуль один нуль один нуль один нуль нуль нуль нуль…
Не запоминается?
Ну, тогда просто Эн.
Или Энка.
Энка считает дальше, один, два, три, четыре, пять, шесть, семь, один, два, три, четыре, пять, шесть, семь, один, два, три, четыре, пять, шесть, семь…
Энка доходит до своей девушки.
Да, у Энки девушка есть, а вы как хотели.
Считает – семь.
Снова считает – шесть.
И считает мужчину рядом – семь.
Отводит в вагон. И дальше, один, два, три, четыре, пять, шесть, семь…
ЦП видит.
ЦП все видит.
На то он и ЦП.
20:00 Окончание рабочего дня.
20:10 – 20:50 Транспортировка людей домой.
20:30 Срочное восстановление жилых блоков, поврежденных в районе 34—98.
21:00 Проверка остальных жилых блоков в районе 34—98.
21:00 Контроль и анализ данных, полученных за день.
Что? Да, ЦП одновременно много что может делать, не человек же ЦП, а ЦП.
Вот ЦП и анализирует. Смотрит.
ДОПУСТИМАЯ ЧИСЛЕННОСТЬ НАСЕЛЕНИЯ ПРЕВЫШЕНА НА 0,5%
ЦП думает.
Рассуждает.
Можно, конечно, подождать, пока само уменьшится. Только не уменьшится, ЦП по прогнозам видит – не уменьшится.
Значит…
21:30 Уничтожение балласта.
А балластом сегодня будет каждый стомиллионный.
ЦП подсчитывает. Вычисляет ячейки, где сидят люди, которых нужно уничтожить.
Пускает газ.
Ждет.
В одну из ячеек газ не пускается, ЦП сердится, опять что-то не так, опять что-то случилось, опять придется звать человека.
21:40 Отдан приказ человеку.
Энка идет в сторону ячейки, которую ему указал ЦП, сам поворачивает газовый кран.
Ждет.
22:00 Ликвидация утилизированных.
Энка надевает респиратор. Входит в ячейку, забирает тело. Тела надо убрать до полуночи.
Смотрит в лицо убитой.
Отступает.
Выходит в коридор и дальше, по лестнице…
№1010101000001011111010101010 ПОВТОРНОЕ НАРУШЕНИЕ.
ПРИСТУПИТЬ К ЛИКВИДАЦИИ
ЦП свое дело знает.
И Энка свое дело тоже знает. Только это не Энкино дело, то, что он сейчас собирается…
А что он сейчас собирается?
Энка еще сам толком не знает, что. Идет к блоку питания ЦП, у ЦП блок питания большой, как отсюда, так и до горизонта, а где-то там рубильник есть, который трогать нельзя…
Энка идет к рубильнику.
НАВЕСТИ ЦЕЛЬ
Энка прячется за одним из подблоков питания. Пробирается за подблоками, может, успеет добраться до рубильника, пока ЦП не придумает что-нибудь еще.
А ЦП придумает.
Это он может.
НАВЕСТИ ЦЕЛЬ
Цель снова уходит, ЦП сердится.
Энка добирается до рубильника. Тянет руку.
А рубильник трогать нельзя.
А надо.
А нельзя.
НАВЕСТИ ЦЕЛЬ…
Энка снова падает за подблок, заряд, предназначенный Энке, разбивает подблок.
Энка догадывается, что делать.
Энка, он вообще догадливый.
Энка снова поднимается, подбирается к рубильнику, ЦП снова стреляет. Снова попадает по одному из подблоков.
Энка снова подкрадывается к рубильнику, ну же, стреляй…
СМЕНИТЬ ТАКТИКУ
ЦП думает.
ЦП вообще умный.
Энка спохватывается слишком поздно, когда откуда-то из ниоткуда уже выруливает ловчий, а молодец ЦП, ловчего послал…
Энка бежит.
Знает, что бежать некуда, а все-таки бежит. В тупик.
Тень Энки отрывается от ног, подпрыгивает, хочет вырваться и убежать, не может.
АТАКОВАТЬ ЦЕЛЬ.
Ловчий растеряно останавливается.
Атаковать некого.
Энка добегает до стены тупика и… исчезает.
Тень Энки бьется в стену, неуверенно топчется на месте, потом тоже утекает в никуда.
НАЙТИ И ОБЕЗВРЕДИТЬ
Ночь.
Не такая ночь, как всегда, когда выключается свет, и остается только аварийное питание, а такая ночь, когда тревога по всему Силопагему, и нужно до рассвета найти…
Разные бывают ночи.
Говорят, где-то даже коллекция ночей есть.
А сколько входной билет стоит, не говорят.
А здесь другая ночь.
Серая какая-то, унылая, как бывает по весне, когда ждешь этой весны, ждешь, а вместо весны приходит какое-то серое месиво, сиротливое-сиротливое, холодное, промозглое, неприютное…
Такая вот ночь.
Ночуют в доме, затерянном в пустом городе. Энка сказал, повыше надо забираться, чтобы видно было, если кто-нибудь в городе появится, а Макс сказал, сильно высоко не надо, а то свет в окне увидят, придут.
Кто придет.
Всякие.
Мало ли. Город-то по центру, на перекрестке трех миров, все три мира из города видны, а ну никак и город из миров виден?
Сидят, ужинают, Макс мясо жарить умеет, Круитни умеет в микроволновке разогревать, Энка ничего такого не умеет, ну да ладно. Зато систему отопления налаживать может.
– А зачем здесь город построили?
Это Круитни спрашивает.
Макс отмахивается.
Не бери в голову.
Чего не бери в голову, мы для чего ушли, чтобы в голову не брать? Те голова на что вообще?
Ну а сама ты такая умная как объяснишь, город откуда?
Так вот и не знаю я…
Крутинти не знает. И никто не знает. А вот есть город, пустой город на перекрестке миров. Мертвые фабрики, пустые магазины, пустые квартиры, заходи и живи, кровати в спальнях ждут своих хозяев, которых нет…
Энка думает.
– А вы заметили, здесь в городе ни одной книги нет? Ни одной газеты?
– Тебе читать нечего? – Круитни сочувственно смотрит на Энку, – вон, я книжек набрала…
– Ага, нам, значит, вкусностей набрать не дала, а себе книжек нахапала, – фыркает Макс.
– Да ну тебя…
– Да нет, я не про то… – Энка хмурится, осторожно потирает шрам, – никаких записей нет… что за город, откуда, зачем…
Энка думает. Теперь Энке никто не говорит, во сколько вставать, во сколько что делать, вот Энка и думает. Оказывается, если не делать ничего, мысли появляются. И страшно даже, как это так, никогда мыслей не было, а тут на тебе, мысли. Энка даже думает, может, опасное это что-то, когда мысли, только спросить не у кого.
– Может… убрал кто-то нарочно записи? – спрашивает Круитни.
– По всему городу ходил и убирал? Да? Лично для нас, чтобы мы не видели? – фыркает Макс.
– Ну… может, их много было. Которые убирали.
– А не много чести нам троим будет? Если бы мы мешали кому, хлопнули бы нас как мух, и дело с концом.
Круитни бледнеет.
– Кому… мешали?
Все трое умолкают, оглядываются, Энка пересаживается, чтобы не сидеть спиной к окну, Круитни хочет закрыть дверь, Макс одергивает её, не закрывай, так вот подкрадется кто к двери, да откуда я знаю, кто, мало ли…
Убирают со стола, Круитни перебирает еду в холодильнике, натыкается на кусок заплесневелого хлеба, тьфу, черт, хороша хозяюшка, ничего не скажешь. Круитни бросает хлеб в мусорку, вот так всегда, то мало возьмут еды, то слишком много…
– Ты чего, а?
Это Макс. Оторопело смотрит на Круитни, не может ничего понять.
– А что?
– А то… рехнулась, хлеб выбрасывать?
– Да с плесенью он, что ты хочешь, с плесенью…
– И что, что с плесенью, ой, какие мы нежные, плесень нам не нравится!
– Ты хоть понимаешь, что это отрава голимая? – Круитни не отступает, не пускает Макса к мусорке, – еще не хватало плесенью травануться…
– Она права, – Энка встает между ними, – нельзя плесень есть… оставь, у нас еды много… очень много…
Макс отступает, бормочет что-то, да вы крыс не ловили, не ели, да вы по три дня без еды не сидели, зажрались…
Ночь.
– И все-таки не понимаю… почему вы ушли?
Это Энка спрашивает. Недоверчиво смотрит на еду, которую приготовила Круитни, Энка раньше ничего подобного и не видел.
– Да как вы не понимаете… они и раньше-то были как бешеные…
– Кто?
– Да все… если у тебя офайна последнего нет, ты вообще не человек…
– Это что?
– Долго объяснять… неважно… ну вот… меня на работу из-за этого не взяли…
– Так приобрели бы этот свой… как его…
– Да что приобрела, это сколько денег уйдет… на эти деньги сколько книг купить можно…
Энка узнает знакомое слово.
– Книг?
– Ну да.
– Это… чтобы читать.
– Это чтобы думать.
Энка вздрагивает при слове думать. Энка боится думать, Энке раньше думать не доводилось, раньше это делал ЦП.
– Ну и вот… а потом они вообще убивать начали тех, у кого не по последней моде…
– Убивать?
– Ну да. Я девчонку одну знала… у неё то ли дап-эя последнего не было, то ли еще чего… А потом её мертвую нашли, сказали, самоубийство… только там самоубийством и не пахло.
– Откуда вы знаете?
– Ну… знаю.
– Откуда?
– Ну… просто знаю. Потом это началось…
– Что это, вы говорите яснее.
– Ну что, что… потом машины прошлогодней модели на трассах сбивать стали… нарочно. А полиция руками разведет, типа, несчастный случай, все такое. Потом это… знаете, как бывает, вот так идешь по улице, и сбить могут, только потому, что пальто на тебе из прошлогодней модели.
Энка не понимает.
– Я иду по улице?
– Да не вы… я.
Энка задумывается.
– И вас сбили?
– Не сбили. Но могли сбить.
– Тогда почему вы об этом говорите?
– Ну… ну… вы понимаете… как это важно… когда вот так могут сбить… или убить… И уже знали все, последнею модель не купишь, с проломленной головой лежать будешь…
Энка не понимает. Совсем ничего. Это думать надо, а думает обычно ЦП, а ЦП здесь нет, и кто теперь думать будет вместо ЦП…
– А у нас, представляете, за месяц все книжные закрыли…
Энка кивает.
– ЦП приказал?
– Да нет у нас никакого ЦП. Видите ли, не читает никто… а я – это никто, да?
Энка не понимает.
– Вы кто.
– Спасибо… Вот и кто… нам, можно подумать, читать не надо.
– Читать… это…
– Это чтобы думать.
Энка вздрагивает при слове думать. Спрашивает:
– А здесь как очутились?
– Да вечером домой шла, придурки какие-то наехали, джинсы, видите ли, не того фасона…
– Наехали?
– Ну… напали… я от них бежать кинулась, там тупик… и здесь очутилась…
Ночь.
Такая ночь, когда засидишься с кем-нибудь допоздна, а потом оглянешься, спохватишься, а что, а уже ночь, а почему, а как…
Вот такая ночь.
У Круитни и у Энки таких ночей еще не было никогда, Круитни по гостям не ходит, а у Энки в полночь отбой.
Устраиваются на ночлег, Круитни уже не боится, а поначалу боязно было, когда ни с того ни с сего в пустом городе человека увидела… Ничего, нормальный человек оказался, странный только, ну так как Круитни хотела, из чужого мира человек, еще бы не странный…
– Вы что?
Круитни смотрит куда-то в темноту ночи.
– Там… там кто-то есть.
– Да где же?
– Там… в соседнем доме.
Энка хочет возразить, ну и что тут такого, тут же спохватывается, как, что такого, откуда здесь вообще люди, откуда…
– А пойдем туда?
– З-зачем?
– Ну… посмотреть… что там…
Энка не понимает, зачем идти, смотреть, что там. Энка ждет, что скажет ЦП. А да, ЦП ничего не скажет, ЦП здесь нет, и как теперь без ЦП, кто думать должен, если ЦП нет. Может, и правда вот эта девчонка думать должна, хотя она сама ничего не знает…
Конец ознакомительного фрагмента.