Сновидения (сборник). Сновидения (Е. И. Федорова, 2008)

© Елена Фёдорова, 2008

© Оформление «Янус-К», 2008

Сновидения

Она жила в мансардном этаже. Через большое окно можно было выйти на пологую крышу и с высоты смотреть на засыпающий или просыпающийся Париж. На Париж с высоты крыш, с высоты небес, с высоты птичьего полета, с высоты сновидений. Видений нереального, несуществующего. Нет, существующего лишь для одного человека. В мыслях одного человека. В недосягаемых далях. В области чувств и предчувствий. Там, куда мы не пускаем никого и даже самих себя.

Она делала шаг из повседневности в небо и с замирающим сердцем наблюдала за удивительными превращениями, происходящими вокруг. Превращения начинались в ее душе, в ее сознании. Выплескивались невидимыми волнами восторга, делая тело невесомым, уносили груз проблем, забот, ненужных мыслей и подталкивали туда, где властвуют законы притяжения к чуду.

– Я снова во власти видений, – шептала она, усаживаясь на краю крыши. – Власть видений, сновидение. Но я не сплю. Я вижу все наяву. Просто все, что со мной происходит, невозможно объяснить простым человеческим языком. Его понимают облака, плывущие в небыль, птицы, поющие гимн заре, ветер, шагающий по городам и странам, небо, распростершее свои объятия, звезды, рассыпанные над головой, сердце, замирающее от тихого голоса, похожего на легкое прикосновение теплых солнечных лучей. Чей это голос?

– Это голос тысячи ночей, прошедших в долине сновидений, – звучало в ответ.

– В долине сновидений над крышами Парижа, – улыбалась она…

Маленькую квартирку на окраине Парижа Катрин нашла сразу. И сразу поняла, что ничего другого не нужно. Зеленый дворик со множеством пестрых клумб был похож на оазис. Здесь царила атмосфера загадочного магнетизма. Хотелось замереть, стать одной из кариатид, поддерживающих фронтон дома, и увидеть то, что видели люди, жившие здесь несколько столетий назад. Узнать, какие сны, видения, сновидения здесь зарождались? Кого они нежили, баюкали и увлекали за собой? Могли ли они перемещаться в пространстве?

– Кат-рин, Ка-т-ри-н-н-н… – зазвенело в пространстве, едва она перешагнула порог. Словно именно ее ждали хрустальные подвески на старинной люстре, потемневшее от времени зеркало в бронзовом окладе, скрипучие стулья, обтянутые лоснящимся от времени бархатом и распахнутое на крышу окно – полудверь в небо.

– Моя бабушка была невысокого роста, – пояснила хозяйка мадам Ванесса – элегантная невысока дама преклонных лет. Она смерила Катрин оценивающим взглядом и, покачав головой, сказала:

– Вам, милая моя, придется привыкать к нашей двери-полудвери.

– Полусфере, – послышалось Катрин и подумалось, что где-то должна быть вторая часть этой полусферы, чтобы получилась сфера, круг. А вдруг?

Катрин вздрогнула. Это «а вдруг?» – прозвучало в сознании, как призыв, как предчувствие, как неизбежность грядущих изменений.

– После смерти бабушки мы здесь ничего не меняли, – сказала мадам Ванесса, проведя рукой по спинке старинного кресла. – Когда я прихожу в эту комнату, мне кажется, что я вновь попадаю в свое детство, в свои несбывшиеся мечты.

Она опустилась в кресло и загадочно улыбнулась. Морщинки лучиками разбежались от ее глаз, сделав лицо удивительно юным.

– А ведь ей лет семьдесят, – подумала Катрин и тут же спохватилась: – Возраст – это состояние души, а не тела. Мадам Ванесса запросто может оказаться моложе меня. В свои тридцать, я ощущаю себя столетней старухой. Я измучена, утомлена, раздражена до предела. Я готова взорваться от недружелюбного взгляда или грубого слова. Мне просто необходимо запереться в этой старинной квартире и забыть обо всем. Мне нужно восстановить свои силы, потому что я обессилела.

– Знаете, – продолжая загадочно улыбаться, проговорила мадам Ванесса, – когда мне становилось невыносимо, когда я уставала плыть против течения, я приходила сюда и…

Она поднялась, взяла Катрин за руку и вывела на крышу через окно – полудверь, полусферу.

Солнце брызнуло в глаза Катрин каплями охры. Порыв ветра растрепал волосы, а открывшееся пространство ошеломило духом свободы. Границы стерлись, уступив место безбрежию чуть дрожащему на горизонте миражом Эйфелевой башни.

– Я прибегала сюда и вдыхала воздух свободы, забыв про Париж, про друзей и врагов. Здесь я забывала про все на свете, – улыбнулась мадам Ванесса. – Мне становилось легко и радостно. Душа пела. Сердце стучало так, как оно должно стучать, а мысли… – она посмотрела по сторонам и прошептала:

– Здесь на крыше порой приходят такие удивительные мысли, похожие наставшие реальными сновидения, чужие сновидения, которые посчастливилось увидеть мне. Почему именно мне? Не знаю. Может быть, и вам посчастливится увидеть здесь видения, если конечно, вы решите остаться.

Мадам Ванесса скрестила на груди руки и подмигнула Катрин:

– Вы, наверное, решили, что у старушки не все в порядке с головой?

– Нет, что вы! – воскликнула Катрин. – Я так очарована этим местом и вашими словами, что ни минуты не сомневаясь, скажу вам: «Я согласна остаться здесь. Мне просто необходимо здесь остаться, чтобы…»

– Сбежать от действительности, – закончила за нее мадам Ванесса.

– Да, – подтвердила Катрин.

– Позвольте пожать вашу руку и посоветовать вам быть послушной, – взяв ее руку в свои теплые мягкие руки, сказала мадам Ванесса. – Порой нам всем не достает простого послушания и терпения. Будьте терпеливы, деточка, и получите вознаграждение. Какое? Не знаю. Я не смогла выполнить всех требований времени. Я слишком спешила, не зная куда и зачем, – она усмехнулась. – Сейчас мои слова могут показаться вам непонятными, даже странными, но со временем вы все-все поймете.

Она отпустила руку Катрин, словно выпустила на волю птичку и шепнула:

– Хорошо, что вы умеете слушать и не задаете никаких вопросов. Вы мне нравитесь. Думаю, мы станем добрыми друзьями.

Катрин осталась. Десять дней она не выходила из дома. Она устроилась на крыше и наслаждалась свободой и ничегонеделаньем. Ее друзьями были птицы, солнце, ветер, звезды, месяц, черные тучи и белые облака. Почувствовав себя безумно счастливой, Катрин выпорхнула в привычный мир. Ее больше не раздражала суета, мчащиеся автомобили, спешащие люди, удивленно-восхищенные туристы, заполняющие улицы. Все это теперь существовало само по себе, не затягивало Катрин в водоворот безысходности. Она знала, что все, происходящее вокруг, временное явление – мираж. Мираж Эйфелевой башни, исчезающий в тот самый миг, когда она считает его лишним.

– Все, что я не могу изменить, я должна воспринимать спокойно, – решила Катрин. – Спокойствие и уверенность помогут мне. Полусфера станет сферой, кругом, и тогда…

О том, что тогда произойдет, Катрин думать не решалась. Ей не хотелось быть привязанной к своим мыслям, потому что может произойти все, что угодно, и даже то, что ей вовсе не угодно.

– Не ставьте преград мечтам. Не ограничивайте возможности невозможного, – посоветовала ей мадам Ванесса. Катрин вняла ее наставлению. Она избавилась от внешних границ, ограничений, укрепив границы внутренние.

– Время пришло, – внимательно посмотрев в ее глаза, сказала однажды мадам Ванесса.

– Время для чего? Какое время? – хотела спросить Катрин, но не решилась, вспомнив, что должна быть терпеливой.

А потом несколько дней шел дождь. Казалось, небо над Парижем прохудилось, и некому заштопать дыру. Катрин смотрела на струи дождя, линующие крышу, слушала звон капель, сожалея о временной ограниченности своего пространства. Окно-полусфера было распахнуто настежь. Дождь пробирался в комнату, оставлял темные отпечатки на светлом полу и торопливо убегал, стуча по крыше.

– Непогода не будет вечной, – думала Катрин, наблюдая за длинными струями дождя, похожими на прозрачные нити. – Скоро время дождей пройдет, выглянет солнышко, и я снова смогу наслаждаться воздухом свободы.

Дождь закончился ночью. Катрин проснулась от неожиданной тишины, выбежала на крышу и залюбовалась звездным небом. Она так долго стояла, запрокинув голову, что, когда опустила ее, едва не лишилась равновесия. В этот момент или минутой позже раздался за ее спиной шепот:

Катрин повернула голову, но никого не увидела. Она прошлась по крыше, посмотрела вниз, заглянула за печную трубу. Ни-ко-го.

– Мне померещился этот шепот, – решила она и, нырнув под одеяла, беззаботно уснула.

Вечером, когда она, вернувшись с работы, устроилась на своем любимом месте, чтобы наблюдать за срывающимися с небес звездами, таинственный шепот раздался вновь.

– Какое удивительное сравнение вы придумали: звезды – слезы, – продолжая смотреть на небо, проговорила Катрин.

– Не я, Генрих Гейне, – послышалось в ответ.

Катрин улыбнулась и повернулась к говорящему, но никого не увидела. Она вновь обследовала всю крышу, пытаясь отыскать тайный ход, по которому мог приходить незнакомец или незнакомка, но ничего не обнаружила.

– Надо рассказать мадам Ванессе про странный шепот, – решила Катрин и пошла спать.

Среди ночи она проснулась и вновь услышала странный шепот:

– Вы призрак? – похолодев, спросила Катрин.

– Нет. Я – человек, окруживший себя покровом таинственности, – послышалось в ответ. – Если вы дадите мне слово, что не будете пытаться увидеть меня, я стану приходить к вам каждый вечер.

– Вы готовы поверить моему слову? – сев на кровати, спросила Катрин. В открытую полудверь ей было видно звездное небо и неясный силуэт таинственного незнакомца. Катрин почему-то была уверена, что это мужчина. Ей хотелось так думать.

– Я готов поверить, – сказал незнакомец. В этот миг с неба сорвалась звездочка-слезинка.

– Я даю вам честное слово, что не стану… – прошептала Катрин и замолчала, увидев мираж ярко освещенной Эйфелевой башни. Сразу вспомнилось, как пару лет назад, стоя под яркими прожекторами у ее основания, она сказала Пьеру, что не станет его женой. Никогда не станет. Что ей рано заводить семью, рано становиться призраком домашнего очага.

– Пьер, это ты? – подавшись вперед, воскликнула Катрин. – Как ты отыскал меня?

Но тут же мелькнула новая мысль, что это вовсе не Пьер, потому что его нет в Париже. Он уехал в Южную Африку, женился на чернокожей красавице, стал преуспевающим человеком. Раз в месяц он присылает ей письма с подробным отчетом о своих успехах. А она ничего не отвечает, потому что похвастаться ей нечем. Она работает в той же маленькой фирме недалеко от Лувра. С работы спешит домой, чтобы…

– Какая глупость лезет в голову, – рассердилась на себя Катрин. – Я так увлеклась мыслями о Пьере, что забыла о своем призраке.

– Таинственный призрак, вы здесь? – спросила она и, не дождавшись ответа, поднялась. Она вышла на крышу, несколько раз прошлась по ней, но вновь никого не увидел. Ей подумалось, что и темный силуэт – это просто плод ее воображения, что, скорее всего, она видит чужие сновидения, как и предупреждала ее мадам Ванесса. Катрин вздохнула, потянулась и шагнула к полудвери. Ее внимание привлек белый лист бумаги, лежащий на пороге.

– Спасибо вам за тайное послание, – взяв его в руки, сказала Катрин. – Теперь я точно знаю, что вы – не призрак. Призраки писем не пишут. Я уверена, что вы не Пьер Лион, у вас четкий красивый почерк, совсем не похожий на каракули Пьера. Итак, – Катрин включила свет и прочла: – Услышимся завтра. Надеюсь, вы сдержите свое слово и не станете пытаться увидеть меня.

– Я сдержу свое слово, господин призрак, – прошептала Катрин. – До завтра. Вернее, до сегодня, потому что уже три утра.

– До сегодня, – послышалось в ответ.

Теперь каждый вечер Катрин ждала своего призрачного собеседника. Ждала, сидя спиной к полудвери. Она безошибочно угадывала миг, когда он должен был появиться. Сердце замирало. Слух обострялся. Нервы натягивались, как струны. Зрение притуплялось. Катрин обещала не смотреть, не видеть, не знать. Быть слепой во время встреч ей было проще. Не было соблазна взглянуть хоть одним глазком. Вместо зрения возникла повышенная чувствительность. Катрин на расстоянии ощущало тело этого человека. Ей казалось, что они сидят, прижавшись друг к другу спинами, и видят мир целостным, и от этого было так легко на душе, что хотелось петь и смеяться. Они говорили – шептались обо всем. Это было самое удивительное время, время счастья. А когда он уходил, ей становилось холодно и одиноко.

– Почему вы не можете остаться? – спросила она однажды.

– Чтобы не разочаровать вас, – сказал он. – При свете дня все выглядит иначе. Считайте меня своим ночным видением.

– Сновидением, которое невозможно удержать… – вздохнула она.

– Которое не следует удерживать, – прошептал он. – Не хватит сил удержать.

– Скажите хотя бы, как вас зовут, – попросила Катрин, чувствуя, что он сейчас исчезнет.

– Ален, – шепнул он.

– А меня Катрин.

– Я знаю, – послышалось в ответ.

Катрин показалось, что она видит уходящего человека в рубахе в крупную клетку.

– Постойте, – простонала она. Но он исчез. Исчез на несколько недель. Катрин не находила себе места. Мадам Ванесса долго смотрела в ее грустные глаза, а потом сочувственно спросила:

– Вы познакомились с призраком?

– Вы знаете его? – воскликнула Катрин, крепко сжав ее руку.

– Знаю, – улыбнулась она. – Это моя бабушка Антуанетта.

– Нет, – покачала головой Катрин. – Это мужчина по имени Ален.

– Муж-чи-на… – мадам Ванесса схватилась за сердце и медленно опустилась в кресло. – Вы шутите?

– Нет. Я говорю серьезно, – сказала Катрин.

– Мужчина-призрак. Странно. Очень странно, – глядя мимо Катрин, проговорила мадам Ванесса. – Бабушка не общалась ни с кем, считая своего горячо любимого супруга Людовика Гонкура, единственным достойным уважения мужчиной. Правда, я слышала, как родители шептались о тайне, которую бабушка не захотела раскрыть им. Может быть… – мадам Ванесса поднялась, подошла к старинному зеркалу, провела рукой по бронзовой оправе, посмотрела на свое отражение и, повернувшись к Катрин, протянула ей серебряный медальон, внутри которого находились два портрета. Антуанетта и Людовик Гонкур – удивительно одухотворенные лица с утонченными чертами. Больше всего Катрин поразили их глаза – бездонные озера, в которых хотелось утонуть.

– Как много могли бы поведать мне эти люди, – подумала Катрин. – Как жаль, что я не была знакома с ними, не жила в то же время. Жаль, что теперь не встретишь людей с такими лицами, такими глазами.

Неожиданно вспомнились строки из стихов Гейне: «Землю губит злой недуг… И, забрызганные ядом, лавры достаются гадам». И тут же мелькнула новая мысль, что таинственный незнакомец тоже читал Гейне. Что это: простое совпадение или…?

– Знаете, Катрин, бабушка Антуанетта частенько говорила, что привидения приходят к ней и днем, – глядя на мутную зеркальную поверхность, проговорила мадам Ванесса. Она повернула голову к Катрин и прошептала:

– «Приходит любовь былая ко мне из забытых дней. Садится со мной, рыдая, и я рыдаю с ней».

– Это стихи Гейне? – спросила Катрин. Мадам Ванесса утвердительно кивнула. Катрин потерла виски и сказала:

– Мой таинственный незнакомец тоже читал стихи Гейне. Вы не находите это странным?

– Вовсе нет, – улыбнулась мадам Ванесса, протянув Катрин томик стихов поэта в старинном кожаном переплете. – Ваш ночной гость мог запросто воспользоваться этой книгой. Он понял, что вы – девушка романтичная, и решил блеснуть своими познаниями в области литературы.

– Возможно, – продолжая тереть виски, сказала Катрин. – Но, мадам Ванесса, не могли бы вы мне объяснить, как призрак попал в мою комнату?

– Через дверь, – ответила она, распахивая входную дверь.

– Дверь была закрыта на ключ изнутри, – сказала Катрин, пристально глядя в глаза старушки. Мадам Ванесса улыбнулась.

– Значит, он воспользовался тайным ходом.

– Тайным ходом? – Катрин побледнела. – Здесь есть тайный ход, о котором я ничего не знаю? Я живу здесь почти год и ничего не знаю… О, как это жестоко в вашей стороны.

– Это не жестоко, – парировала мадам Ванесса. – Это моя забывчивость. Я думала, что сказала вам о потайной двери. Вам не следует обижаться, мне ведь не двадцать, как вам.

– Мне тридцать, – сказала Катрин.

– Вы выглядите моложе, – обняв ее за талию, сказала мадам Ванесса. – Я была уверена, что про тайный ход не знает никто, кроме меня.

– Где он? – спросила Катрин, отстраняясь.

Мадам Ванесса подошла к окну-полудвери и отдернула тяжелую портьеру. За ней Катрин увидела небольшую дверь-полудверь, составляющую единое целое с выходом на крышу. Катрин решила, что мысль о второй половине двери пришла ей не случайно. Если бы она внимательно обследовала свое новое жилище, то знала бы о потайной дверце уже давно. Но тогда, возможно, не было бы того ореола таинственности, который сделал ее жизнь иной. Впервые переступив порог этого дома, Катрин поддалась очарованию простора, открывшегося ей. Она была так очарована, что не желала обращать внимание ни на что, кроме миражей, возникающих на ночном небе. Теперь ей предстояло узнать нечто новое. Перед ней была потайная дверь в замкнутое пространство узкого коридора. Но когда мадам Ванесса толкнула дверь, Катрин увидела не коридор, а залитую солнцем комнату.

– Шагайте смелей, – подтолкнула ее мадам Ванесса. – Обследуйте тайный ход. Может быть, найдете что-то интересное.

– А вы пойдете со мной? – растерянно спросила Катрин.

– Нет, я подожду вас здесь, – улыбнулась она, усаживаясь в кресло. – Встречаться с тайной лучше тет-а-тет. Ступайте, ступайте.

– Я боюсь, – призналась Катрин. – Мне не хочется разочароваться.

– Тогда закройте дверь. Оставьте все, как есть, – предложила мадам Ванесса. – Вы сможете открыть эту дверь, когда поймете, что это вам необходимо.

– Я подожду, – сделав шаг назад, проговорила Катрин. – А вдруг мой таинственный незнакомец решит вернуться? Может быть, он сам захочет все мне объяснить.

– Все может быть, – улыбнулась мадам Ванесса. – Закрывайте дверь. Вы приняли верное решение.

– Надеюсь, – прижавшись спиной к двери, прошептала Катрин.

Когда мадам Ванесса ушла, Катрин взяла в руки томик стихов Гейне в старинном кожаном переплете, подумав о том, что не заметить его у зеркала она не могла. Оставалось загадкой, как книга попала сюда. Возможно, мадам Ванесса принесла ее с собой. Но зачем? Неужели она знала о том, что я спрошу про стихи? Или специально построила разговор так, чтобы я про них спросила?

Катрин раскрыла книгу и усмехнулась:

– Ах, мадам Ванесса, вы что-то не договариваете. Почему вы не сказали мне, что мой призрак знает немецкий язык? Иначе, как он прочел эти стихи на пожелтевших от времени страницах? Все происходящее очень похоже на завязку детективного сюжета или… – Катрин повернула голову к полусфере окна и улыбнулась. – Лучше пусть будет «или». Я подожду вас, Ален. Я не стану проникать в вашу тайну и раньше времени разрушать воздушный замок, возникший в моем воображении. Может быть, вы захотите прийти ко мне при свете солнца… – Катрин прижала книгу к груди и зажмурилась. – Пусть случится именно то, что должно случиться со мной… с нами…

Таинственный незнакомец появился на крыше через несколько дней после визита мадам Ванессы. Катрин поняла это по неожиданной теплоте, разлившейся по всему телу. И только потом услышала его голос:

– Добрый вечер, Катрин.

Она закрыла лицо руками и улыбнулась.

– Какое счастье!

– Путешествуя во времени и пространстве, я думал о вас, Катрин, – прошептал он. Его спина коснулась ее спины. Впервые он позволил себе такую вольность. Катрин вздрогнула.

– Вы сердитесь? – спросил он, отстраняясь.

– Нет, – прошептала она. – Я рада, что вы снова здесь, на крыше.

– На крыше Антуанетты, на крыше веков, с которой открывается безбрежное пространство, – прошептал он. – Я скучал по нашим беседам, по нашему молчаливому соглашению ничего не менять…

– Вам проще, чем мне, – вздохнула Катрин. – Вы знаете больше. Вы – главный хранитель тайны, а я… Могу я вас попросить об одном одолжении? – Его спина вновь коснулась ее спины. – Когда вы в следующий раз соберетесь надолго исчезнуть, пожалуйста, предупредите меня.

Он рассмеялся.

– Что вас так развеселило? – обиделась Катрин.

– Вы удивительная девушка, Катрин. Удивительная…

Его голос зазвучал далеким эхо. Катрин поняла, что он ушел. Она поднялась, подбежала к потайной двери, но не стала открывать. Она лишь прижалась к ней спиной и прошептала:

– Я не побегу за вами, Ален. Я дам вам возможность уйти спокойно.

– Благодарю, – прошептал человек, стоящий с другой стороны двери. Катрин не слышала его слов. Ее внимание привлекло старинное зеркало. Его мутная поверхность стала удивительно чистой. В ней отражались небо, мираж Эйфелевой башни, томик Гейне, распахнутая полудверь и тяжелая портьера, скрывающая тайный ход. Вот только Катрин в зеркале не отражалась. Она сделала шаг вперед, второй, третий. Встала перед зеркалом, постучала по нему кончиками пальцев, но своего отражения так и не увидела.

– Вздор, – тряхнула головой Катрин и повернулась к зеркалу спиной. – Все это происходит потому, что я в стране сновидений. Утром все вернется на свои места.

Но утром ничего не изменилось. Катрин в зеркале не отражалась. Тогда она достала пудреницу и глянула в маленькое круглое зеркальце. Никакого отражения.

– Вздор, – воскликнула Катрин, захлопнув пудреницу. Она собиралась расплакаться, но тут мелькнула спасительная мысль:

– Если я невидимая, то я запросто могу открыть потайную дверь.

Она отодвинула тяжелую портьеру, глубоко вздохнула и толкнула дверь. Дверь отворилась не сразу. Прошло несколько томительных секунд, прежде чем дверь медленно поползла назад. Теперь по ту сторону порога Катрин увидела длинный коридор, освещенный светом факелов.

– Добро пожаловать во владения Марии Антуанетты, – низко поклонившись, проговорил человек в шутовском колпаке. Увидев замешательство Катрин, он улыбнулся:

– Не бойтесь. Вас ждет вовсе не обезглавленная королева Мария Антуанетта, а другая Антуанетта – хозяйка замка, в котором вы имеете честь проживать.

Он беззаботно рассмеялся:

– Глупое словцо «проживать». Верно? Сразу думаешь оневажности всего происходящего, о бездарно потраченном времени. Проживать сродни прожигать, проигрывать… Вы азартный человек?

– Нет, – ответила Катрин, озираясь по сторонам. Они шли уже несколько минут, а коридор и не думал заканчиваться.

– Жаль, – хмыкнул человек. – А то бы мы с вами сыграли в оч-чень увлекательную игру.

– По-моему, мы с вами уже играем, – сказала Катрин.

– Мы играем?! – воскликнул человек, замирая на месте. – Во что, если не секрет?

– Мы бродим по лабиринту, – внимательно глядя на него, сказала Катрин. – Я не удивлюсь, если мы вновь вернемся туда, откуда ушли.

– Вы думаете, я способен на подобные розыгрыши? – обиженно спросил он.

– Нет, что вы, я так вовсе не думала, – сконфуженно проговорила Катрин. – Просто… мне показалось, что…

– Я вожу вас за нос? – спросил он и звонко рассмеялся. – Это на самом деле так, милая барышня!

– Зачем вам это нужно? – спросила Катрин. Настало время рассердиться и ей. Человек в шутовском колпаке посмотрел на ее повлажневшие глаза и развеселился еще сильнее.

– Что это все значит? – крикнула Катрин.

– Ровным счетом – ничего, – ответил он, став совершенно серьезным. – Вы спите и видите сон, вот и все. Я – ваше сновидение. Через миг прозвенит будильник. Вы отправитесь в свой офис. Вам будет невыносимо скучно смотреть на цифры в компьютере, потому что вы будете думать о предстоящей встрече с Аленом. А мне бы очень хотелось, чтобы вы сегодня подумали обо мне.

– Зачем? – искренне удивилась Катрин.

– Это согреет мне душу, – улыбнулся он. – Честь имею.

Катрин хотела что-то сказать, но раздался оглушительный звонок будильника. Она вскочила с постели, бросилась к потайной двери и замерла. Дверь была заперта изнутри. Катрин повернулась к зеркалу, увидела свое испуганное лицо, всклокоченные волосы и простонала:

– О, ужас, неужели я в таком виде бродила по лабиринту?

Но тут же мелькнула спасительная мысль, что в снах все не так, как наяву, поэтому не стоит расстраиваться по пустякам, а нужно заняться привычными делами, погрузившись в круговорот наступившего дня.

– Я погружаюсь в день без тебя, – сказала Катрин, отправляясь на работу.

Вечером мадам Ванесса пригласила Катрин на чашечку кофе. Она усадила Катрин в плетеное кресло на веранде, выкатила миниатюрный столик с кукольными чашечками и не менее кукольными канапе, налила ароматный кофе и спросила:

– Вы виделись?

– Нет, – улыбнулась Катрин.

– Чему же вы тогда улыбаетесь? – удивилась мадам Ванесса.

– Тому, что мы прикасались друг к другу, – ответила Катрин.

– Я, наверное, устарела, – медленно опустив на столик свою чашечку, сказала мадам Ванесса. – Объясните мне, дорогая, как это можно прикасаться к человеку, не видя его? Вы что бродили по тайной комнате с завязанными глазами?

– Нет, – рассмеялась Катрин. – В потайную комнату я не попала. Дверь была заперта.

– Не может такого быть, – сказала мадам Ванесса и поднялась. – В этой двери нет никакого замка.

– Странно, – глядя на нее сказала Катрин. – Мне показалось, что дверь закрыта изнутри. Я толкнула ее несколько раз…

– А вы не обратили внимания, что у этой двери нет ни ручки, ни замка? – спросила мадам Ванесса, снова усаживаясь напротив Катрин.

– Нет, – призналась она.

– Надо быть внимательней, – улыбнулась мадам Ванесса. – Когда подниметесь к себе, взгляните на дверь еще раз.

– Непременно взгляну, – пообещала Катрин. – Я внимательно исследую ее и, может быть, загляну в солнечную комнату.

– Почему, может быть? – поинтересовалась мадам Ванесса. – Вы боитесь увидеть что-то не то?

– Не знаю, – пожала плечами Катрин. – Мой призрачный незнакомец окружил себя ореолом таинственности. Он приходит в темноте. Мы разговариваем шепотом, не видя друг друга, а потом он неожиданно исчезает.

– А вы не думали, что он может оказаться грабителем, скрывающимся от правосудия? – нахмурилась мадам Ванесса.

– Нет, – сказала Катрин. – Ален показался мне человеком утонченно-романтичным. Мы говорили обо всем: о поэзии, музыке, живописи, театре. Еще он говорил о том, что ни один цветок, ни одно растение не существует само по себе, что все зависит от солнечного света, от времени дня, от силы ветра. Что в природе черного цвета в чистом виде не существует. Зато существует цвет памяти, согласно которому небо синее, а трава зеленая. Это заметили импрессионисты, которые стали настоящими «фанатиками зрения». Они старались запечатлеть на своих полотнах мгновения, главными элементами которых являются атмосфера и свет. Путешествуя на своей лодке-мастерской верх и вниз по Сене, Клод Моне полностью избавился от темных тонов, добился радужности и свежести цвета. На его «Голубые кувшинки» можно смотреть часами.

– А мне больше нравится «живописец счастья» Огюст Ренуар, – проговорила мадам Ванесса. – На своих полотнах он создавал мир пленительных женщин, восторженных детей и безмятежной природы. Он писал картины, отражающие суету парижских улочек, праздность кафе, оживленность загородных прогулок. Моя любимая картина «Бал в Мулен-Де-Ла-Галетт». Бабушка Антуанетта много рассказывала про этот танцевальный зал, – мадам Ванесса прикрыла глаза и негромко запела.

Катрин почему-то вспомнились слова Алена о том, что законодательница высоких причесок Мария Антуанетта взошла на эшафот с распущенными волосами. Ее гладко причесанная с ниспадающими локонами голова, больше не напоминала «сад» или «фрегат». Стиль фонтанж окончательно вышел из моды, а вместе с ним и пышные платья. Парижанки стали носить хитоны, перехваченные лентой под грудью и свободно облегающие фигуру. Женщины утратили возраст, стали напоминать юных пастушек, которым не более двадцати лет.

– Значит, рококо – мой стиль, – усмехнулась тогда Катрин, – потому что мне никогда не будет больше двадцати. – И чуть помедлив, добавила: – Или двадцати пяти.

– Я учту вашу поправку, – пообещал Ален и исчез так быстро, что Катрин не успела спросить его, что он думает о возрасте и том, какие женщины ему нравятся больше: дамы из века девятнадцатого или пастушки, живущие в нынешнем веке.

Мадам Ванесса прервала пение, посмотрела на Катрин и сказала:

– Ваш призрак очень образованный человек. Пожалуй, я не буду больше думать о нем плохо. Подождем, когда ему наскучит играть в прятки или… – она хитро улыбнулась – Может быть, проникнем в его тайну?

– Нет, нет, я дала слово! – воскликнула Катрин.

– Тогда держите его, чтобы классический пейзаж не был убит правдой жизни, – проговорила мадам Ванесса и поднялась. – Доброй ночи.

– Доброй ночи, – сказала Катрин и помчалась к себе в мансарду. Она прижалась к потайной двери и прошептала:

– Пусть все идет своим чередом. Я не желаю, как жена Лота, стать соляным столпом. Хотя, мне требуются неимоверные усилия, чтобы победить свое любопытство.

Катрин уселась в кресло напротив двери, скрестила на груди руки и улыбнулась:

– Что вы скажете, господин призрак, если увидите меня здесь, когда решите выбраться из своего укрытия?

– Скажу, что призраки могут появляться отовсюду, – послышалось за ее спиной. Катрин вздрогнула и обернулась. В помутневшем старом зеркале отражался коридор, освещенный светом факелов. Из темноты в свет шагнула дама в наряде мадам де Помпадур. Ее пышное платье было усыпано розами. Мелкие розы украшали гладкую прическу с ниспадающими локонами. Круглое лицо было чересчур бледным, а взгляд чересчур строгим. Дама взмахнула веером и исчезла. В зеркале отразился дверной проем, ведущий на крышу. Катрин поднялась, подошла к полудвери-полусфере и замерла, глядя вдаль.

– За окнами рассвет, а это значит, что я опять уснула в кресле и увидела странный сон о прошлом. Ах, как бы мне хотелось увидеть сон о будущем, – вздохнула она.

– Увидите, если откроете дверь…

– Прошептал кто-то, или показалось, что прошептал, – подумала Катрин. – Наверное, почудилось, потому что желание открыть эту дверь становится все сильнее.

Катрин вернулась в комнату, отодвинула тяжелую портьеру, толкнула дверь, на которой действительно не было ни ручек, ни замка, и попятилась. Дверь легко открылась. Катрин увидела залитую солнцем комнату, которая была точной копией ее комнаты. Такое же зеркало в бронзовой оправе. Старинное кресло, столик, томик Гейне в кожаном переплете. Катрин перешагнула через порог и огляделась, в поисках отличий. Нашла. В ее комнате не было чайной розы в кобальтовой вазе. Катрин вдохнула цветочный аромат и улыбнулась:

– У нас с вами, господин призрак, совпадают вкусы. Я обожаю контрасты цветов и чайные розы.

Катрин провела рукой по мутной поверхности зеркала, раскрыла томик Гейне и прочла, отмеченное четверостишие.

Катрин захлопнула книгу и поспешно вышла, плотно прикрыв за собой дверь. Она прижала обе ладони к губам, старясь сдержать слезы. Пока она еще не понимала, как реагировать на это послание. Ей ли было оно адресовано, или она вторглась в чужую тайну?

Катрин спустилась вниз, обошла дом, решив снизу посмотреть на таинственные окна. Но не нашла их. У таинственной комнаты, залитой светом, не было окон. Это открытие так поразило Катрин, что она вновь помчалась к подъезду, забыв о том, что может опоздать на работу.

– Вы что-то забыли? – преградив ей путь, спросила мадам Ванесса.

– Да, то есть, нет, – выпалила Катрин и растерянно улыбнулась. По строгому выражению лица мадам Ванессы она поняла, что возвращаться в тайную комнату не следует, развернулась и пошла к метро.

Почему-то всплыли в памяти слова: «тривиальное и пошлое – не область поэта. Яркое, выдающиеся, гротескное – таков предмет изучения поэта. Индивидуальное и величественное – вот его действительность»[3].

– Непременно после работы зайду в Собор Парижской Богоматери, чтобы увидеть индивидуальное и величественное, – решила Катрин, вспомнив устрашающих горгулий на козырьке крыши и воздушную изящность архитектурных форм лучистой готики. – Зайду и еще раз поразмышляю о том, что весь мир – это система противоборствующих сил, что вечная борьба завершается вознесением, поэтому так велико стремление человечества вверх. И мое стремление на крышу из той же области. Как и романтикам восемнадцатого века, мне хочется укрыться от повседневности в объятиях ветра. Согреться от холодного человеколюбия под лучами солнца. Расплакаться слезами дождя и обрадоваться вместе с радугой, перекинутой к тому, кто воспринимает этот мир так же, принимает его красоту, может расслышать в птичьем щебетании восторженный гимн Творцу.

Катрин подумала о том, что Ален вполне мог быть таким человеком. Ей хотелось в это верить. Пока повода сомневаться у нее не было. В ее воображении таинственный Ален был идеальным мужчиной. Но таков ли он в реальной жизни, Катрин не знала.

После работы Катрин шла по Елисейским полям к Триумфальной арке, размышляя о том, что по самой знаменитой улице, исхоженной вдоль и поперек туристами и парижанами, ходит ее таинственный господин Ален. Катрин остановилась и усмехнулась:

– Но мы с вами встретимся не здесь, а на крыше, с которой виден весь Париж.

– Позвольте узнать, где находится такая замечательная крыша? – спросил ее человек, очень похожий на господина в шутовском колпаке, приснившегося ей прошлой ночью.

– Это вы? – прошептала Катрин, попятившись. – А где ваш колпак?

– Колпак? – удивился человек. – Мадмуазель, я никогда не носил колпаков, тем более шутовских. Честь имею.

Он поклонился и скрылся в толпе. Катрин нахмурилась, подумала о том, что про шутовской колпак она не сказала ни слова, и, развернувшись, пошла кЭйфелевой башне. Зачем? Чтобы большеневстречаться со странным господином, который пошел к Триумфальной арке.

Катрин взяла билет, поднялась на смотровую площадку и, подставив лицо заходящим солнечным лучам, улыбнулась.

– Я так и думал, что вы говорили про эту крышу! – воскликнул странный господин, встав рядом с Катрин.

– Почему вы преследуете меня? – рассердилась она.

– По-моему, это вы следите за мной, – сказал он, обиженно.

– Я слежу за вами? – воскликнула Катрин. – Да как вам не стыдно. Вы…

Она замолчала, подумав о том, что этот странный лысоватый человек может бытьеетаинственным Аленом. Отэтой мысли стало грустно. Человек улыбнулся и, тронув ее за локоть, проговорил:

– Вы следили за мной, мадмуазель. Вы, вы…

– Давайте будем считать нашу встречу случайной, – сказала Катрин, собираясь уйти. Он удержал ее, проговорив с придыханием:

– А, вдруг, эта встреча – подарок судьбы. Вдруг, нам с вами уготовано…

– Сколько вам лет? – высвободив руку, спросила Катрин.

– Пятьдесят восемь, – приосанившись, ответил он.

– А мне двадцать пять, – соврала она. – Поищите кого-нибудь помоложе.

– Непременно поищу, – сказал он, пропуская Катрин. А через мгновение, крикнул ей в спину, что он часто бывает в кафе Дюма, чтобы не видеть эту железную уродину Эйфеля.

– А я желаю ее видеть, – негромко сказала Катрин. – Значит, у нас с вами нет точек соприкосновения. Вы неможете быть моим призраком. Не можете.

От этой мысли стало легко на душе. Двери лифта с грохотом закрылись. Кабина медленно поползла вниз, к подножию башни. Катрин стояла лицом к стеклу, смотрела на бегущие по Сене прогулочные кораблики и улыбалась. А когда лифт остановился и люди начали выходить, Катрин заметила среди них человека в клетчатой рубахе. Ее бросило в жар, потом в холод, потом снова в жар. Она не могла побежать за ним, потому что перед ней было целое море, океан голов и спин. Человек удалялся. Еще миг и он затеряется в толпе…

– Пропустите. Пожалуйста, пропустите, – взмолилась Катрин, вырываясь наружу. Но было уже поздно. Человек исчез.

– У вас что-то случилось? – сочувственно спросила какая-то женщина.

– Нет, – сказала Катрин и пошла к метро.

– Неужели ты теперь будешь бегать за всеми мужчинами в клетчатых рубахах? – гневно спросила она себя. – Мало ли, что тебе привиделось тогда при свете луны. К тому же, цвет его рубахи при свете дня может быть иным. Он вообще может надеть другую рубаху. Но самое главное, он не желает встречаться с тобой. Пока не желает. Он просил тебя не разгадывать его тайну, и ты дала слово. Значит, тебе следует успокоиться.

– Да, мне следует успокоиться, – сказала Катрин и зашла в небольшое кафе. Она села за столик у окна и задумалась.

– Вы кого-то ждете? – поинтересовался официант, положив перед ней меню.

– Нет, сегодня я ужинаю в одиночестве, – ответила она. – Можете принести счет вместе с заказом.

– А можно принести цветы? – улыбнулся он.

– Цветы? – переспросила Катрин. – Зачем?

– Чтобы как-то скрасить ваше одиночество, – ответил он.

– Если вам угодно, несите, – сказала она и отвернулась. Но странная мысль, о том, что официант может быть ее таинственным незнакомцем, заставила Катрин повернуть голову и внимательно посмотреть на него.

– Нет, – усмехнулась она, наблюдая, как ловко он скользит между столиками. – Он еще совсем мальчик. Ему не больше двадцати. Зачем ему окутывать свою жизнь покровом таинственности? Юности наоборот свойственно стремление в гущу событий. Ей необходимо быть центром вселенной, поэтому она громко о себе заявляет. А моему Алену, наверное, все это порядком надоело, поэтому он и прячется от людей. А это значит, что ему чуть больше сорока или… Ему может быть сколько угодно. Просто мне хочется, чтобы ему было чуть больше, чем мне. – Катрин отвернулась к окну.

– Я подумал, что такая утонченная мадмуазель должна любить чайные розы, – проговорил официант, поставив пред Катрин кобальтовую вазу. Точно такую же, как она видела в потайной комнате.

– Как вас зовут? – спросила Катрин.

– Анри де Лакруа, – прошептал он, поклонившись. Катрин прижала ладонь к губам, боясь проболтаться. Юноша расценил ее жест по-своему. Он улыбнулся и доверительно сообщил:

– Ясын хозяина кафе, поэтому могу позволить себе маленькие шалости. Если вы расцениваете так мое внимание к вам.

– Спасибо, – улыбнулась Катрин. – Чуткостьивнимание так редки в наше время, что…

– Не стоит сетовать на наше столетие, – улыбнулся Анри. – Человеческие пороки были, есть и будут. Так же как и добродетели. Нам кажется, что было лучше, когда нас не было. А я стараюсь думать по-иному: хорошо, что я живу именно сейчас, именно здесь, в Париже и могу оказывать маленькие знаки внимания людям, разуверившимся в чудесах.

– Я похожа на человека, разуверившегося в чуде? – поинтересовалась Катрин.

– Вы похожи на человека, хранящего страшную тайну, – прошептал он. – Это, конечно, шутка. Просто у вас очень грустные глаза. Нет, не грустные, растерянные, как у заблудившегося малыша. А теперь они…

– Анри! – воскликнул молодой человек, вошедший в кафе. – Какая встреча!

– Приятного вам аппетита, – проговорил Анри и повернулся к Катрин спиной.

– Спасибо вам, Анри де Лакруа, вы – удивительный юноша, – мысленно поблагодарила его Катрин. – Пусть ваша жизнь будет похожа на добрую сказку.

Она пригубила вино, наблюдая за юношами. Они долго хлопали друг друга по плечам, весело смеялись, а потом исчезли за служебной дверью.

– За потайной дверью, – усмехнулась Катрин. – Жаль, что вы не мой таинственный призрак. Жаль, что вы не сказали мне, какими стали мои глаза, когда я увидела эту розу. Интересно, знаете ли вы стихи Гейне?

И тут только Катрин поняла, что в потайной комнате она читала стихи по-французски. А в ее комнате лежал томик на немецком языке с надписью «Mein Liebchen»[4], и ужасно захотелось домой. Она взглянула на счет, достала нужную сумму и поднялась.

– Вы уже уходите? – спросил ее, как будто выросший из-под земли Анри. – Вы не допили вино, не притронулись к устрицам. Вам не понравилось?

– Мне понравилось все, – улыбнулась Катрин. – Просто… сегодня я, действительно, заблудилась. Я непременно зайду к вам еще раз.

– Не зайдете, – сказал он, покачав головой.

– Зайду. Обязательно зайду.

– Тогда, возьмите розу вместе с вазой, – сказал Анри, вручив ей цветок.

– Нет, нет. Я не могу это взять, – заупрямилась Катрин. – Это слишком дорогой подарок.

– Это не подарок, – сказал Анри. – Вы должны будете принести эту вазу, когда цветок завянет.

– Хорошо. Но я должна вас предупредить, что розы стоят у меня минимум десять дней, – глядя в его карие глаза, сказала Катрин.

– Я буду молиться, чтобы роза завяла завтра, – улыбнулся он.

– Это жестоко по отношению к цветку, – потупив взор, проговорила Катрин.

– Взгляните на эту ситуацию по-иному, – прошептал он, распахивая перед Катрин дверь.

– Почему я не оставила эту вазу в кафе? – глядя в помутневшее зеркало, спросила себя Катрин. – Зачем я принесла ее домой. Неужели мне мало одной привязанности? Стоп. О чем это я?

Катрин распахнула полудверь и вышла на крышу, решив смотреть в высоту небес и ни о чем не думать.

– Вы верите в реальность снов, – раздался за ее спиной таинственный шепот. Катрин вздрогнула. Она думала, что незнакомец сегодня не придет. Была уверена, что он не придет, а он пришел и еще задал вопрос, который мучил и ее.

– Вчера я бы ответила вам, что не верю, – прошептала Катрин. – А сегодня… Сегодня я не знаю, что сказать.

– Что изменилось?

– Сегодня я встретила человека из своего сна, – глядя на далекие звезды, ответила Катрин. – Я не предполагала, что такое возможно…

– Область сновидений туманна и загадочна. Порой требуется несколько лет, чтобы разгадать скрытую аллегорию сна. А иногда все ясно, как дважды два.

– Амне никогданебывает все ясно, – призналась Катрин. – Вмоих снах непременно остается какая-то недосказанность, таинственность, как и в нашем с вами знакомстве. Все происходит на уровне чувств, на кончиках нервов, на грани бреда и сознания, яви и вымысла. Я не знаю, зачем все это мне, вам, нам… Зачем, Ален, вы можете мне ответить?

Он промолчал. Катрин повторила вопрос и, не дождавшись ответа, обернулась. В проеме полудвери она увидела зеркало, возле которого стояли две кобальтовые вазы с чайными розами, лежали два раскрытых томика Гейне один на немецком, другой на французском языке. Катрин подошла к зеркалу, посмотрела на свое отражение в коридоре из роз и прочла, отмеченное стихотворение:

– Очень мило, – повернувшись спиной к зеркалу, проговорила Катрин. – Вы предлагаете мне вас любить, быть верной, но в то же самое время прячетесь от меня за потайной дверью. А что, если я сейчас ее распахну?

Катрин шагнула к двери, отдернула тяжелую портьеру и, прошептав, «нет», отошла. Она упала ничком на кровать и расплакалась. Почему полился водопад слез? Катрин не могла объяснить. Наплакавшись вволю, она уснула. А утром, увидев у зеркала лишь одну вазу с цветком, решительно распахнула потайную дверь.

Теперь комната была иной. Она напоминала кабинет, из которого только что вышел начальник, оставив на столе лист бумаги – напоминание для секретаря. Катрин прочла: «Людям лгать, увы, не ново» и раздраженно проговорила:

– Если это послание адресовано мне, то смею вам сказать, что не имею привычки лгать. Сегодня же я отправлюсь в кафе де Лакруа и верну вазу Анри, как и обещала.

– Похвально, – раздался негромкий шепот, но Катрин ничего не услышала. Потайная дверь заглушила все звуки…

Катрин распахнула дверь кафе де Лакруа и столкнулась на пороге с Анри.

– Вы? – прошептал он, попятившись.

– Да. Как видите, я сдержала свое обещание, – в голосе Катрин звучали нотки превосходства. Анри смотрел на нее растерянно-удивленно.

– Неужели роза уже завяла? – спросил он, глядя в глаза Катрин. – Цветочница уверяла, что она простоит минимум неделю.

– Нет, роза не завяла, – улыбнулась Катрин. – Я решила вернуть вашу вазу. Возьмите.

Он долго смотрел на матовую кобальтовую поверхность вазы, не решаясь взять ее из рук Катрин.

– Что с вами? – спросила она. – Вы смотрите на вазу так, словно видите ее впервые.

– Простите, – спохватился Анри. – Вы пришли ко мне в гости, а я держу вас на пороге. Проходите. Ваш столик у окна свободен. Сегодня у нас свежие португальские устрицы и удивительное вино «Пюи-Фю-ме».

– Благодарю вас, – улыбнулась Катрин. – Я зашла лишь для того, чтобы вернуть вам вазу. Да и вы, по-моему, собирались уходить. Не стану вас больше задерживать.

– Вы меня вовсе не задерживаете. Я так рад вас видеть, что… – Анри улыбнулся и прошептал: – Что поглупел от счастья.

Несколько минут они стояли молча и смотрели друг на друга. Первым нарушил молчание Анри:

– Хорошо, что вы пришли сегодня.

– Почему? – поинтересовалась Катрин.

– Потому что я могу вас пригласить с собой, если у вас нет других планов на сегодняшний вечер.

– А куда вы меня хотите пригласить? – спросила она.

– Я приглашаю вас, – Анри чуть подался вперед и шепнул: – на крышу.

– На мою? – побледнев, спросила Катрин.

– На мою, – ответил он. – Пойдете?

– Да, – кивнула она и последовала за ним.

Они обогнули дом, вошли во внутренний дворик, поднялись по винтовой лестнице черного хода к чердачной двери, на которой висел большой ржавый замок. Анри легко открыл его, толкнул дверь, которая мелодично скрипнула, и шагнул через порог первым. Катрин замешкалась на пороге, пытаясь справиться с волнением и учащенным сердцебиением.

– Что происходит? – думала она. – Почему сегодня шепот Анри так похож на шепот моего таинственного незнакомца? Почему он позвал меня на крышу, а не в сад или на реку? Зачем я ему? Почему я вообще зашла в это кафе?

– Почему вы не заходите? – раздался голос Анри. – Вы что, боитесь высоты?

– Вовсе нет, – мысленно ответила Катрин. – Просто я задаю себе вопросы, ответить на которые можете только вы или…

Катрин перешагнула через порог. Дверь за ее спиной медленно закрылась, не издав ни звука. Анри стоял на самом краю плоской крыши, обхватив плечи руками. Его темный силуэт на фоне розово-красного солнца напоминал стебель розы с едва раскрывшимся бутоном.

– Если бы не торчал на горизонте вечный символа Парижа— Эйфелева башня, то можно было бы поверить, что мы перенеслись в другой мир, другую реальность, другое измерение, где властвуют иные законы, – подумала Катрин.

– Если бы не Эйфелева башня – вечный символ Парижа, я бы сказал вам, что мы в стране сновидений, – не поворачивая головы, проговорил Анри. – За вашей спиной бронзовая скамейка, присаживайтесь и любуйтесь небесной свободой.

Катрин подошла к бронзовой скамье, провела кончиками пальцев по замысловатым завиткам и лишь потом села, раскинув руки.

– Никто не смог объяснить мне, как попала сюда на крышу эта двухместная скамейка, – проговорил Анри, продолжая стоять спиной к Катрин. – Никто не смог убрать ее отсюда.

– Как здорово, что ее не убрали, – подумала Катрин.

– Я рад, что ее не убрали, – сказал Анри и повернулся. – Когда я сижу здесь в такой же позе, как вы сейчас, я чувствую себя бесконечно счастливым и полностью свободным человеком.

Катрин поспешно убрала руки, скрестила их на груди, потом положила на колени, на сиденье, собралась подняться. Анри улыбнулся:

– Не смущайтесь, пожалуйста. И не спешите уходить. Сейчас солнце нырнет за горизонт, и на небе заблестят первые звездочки – капли ночной росы.

Он сел на крышу в нескольких шагах от Катрин, обхватил колени руками, склонил на бок голову и негромко спросил:

– Могу я быть с вами откровенным?

– Да, – прошептала она, пытаясь унять внутреннюю дрожь.

– Когда вы вчера вошли в кафе, меня словно током ударило, – проговорил Анри. – Я и сейчас не могу справиться с волнением. Вернее, с большим трудом сдерживаю дрожь в своем теле. Даже голос предательски дрожит, поэтому я стараюсь не смотреть на вас, держусь поодаль. Если вы позволите, то я буду сидеть вполоборота.

– Да, – прошептала Катрин, скрестив на груди руки. – Я с удовольствием буду слушать вас молча и даже могу закрыть глаза, чтобы не смущать вас.

А в мыслях было иное:

– Мне проще закрыть глаза, потому что я не могу справиться с волнением, с таким же, как у вас, Анри, волнением. Я прекрасно понимаю, что все это вздор, что это лунное затмение, потому что вы еще мальчик, а я…

– Вы, наверняка, считаете меня глупым мальчишкой, решившим поиграть во взрослые игры, – усмехнувшись, проговорил Анри. Катрин широко раскрыла глаза и с любопытством посмотрела на него. Он читал ее мысли.

– Так вот, чтобы успокоить ваше… – Анри замялся, подбирая нужное слово. Нашел. – Ваше честолюбие, скажу, что я не так юн, как вам показалось. Мне двадцать восемь лет. Я закончил Сорбонну и теперь помогаю родителям вести семейный бизнес. Но в тайне я мечтаю заняться астрономией – одной из удивительнейших наук.

Он повернулся к Катрин и с жаром заговорил:

– Задумывались ли вы когда-нибудь, что все люди живут под одним и тем же небом? Его красота пробуждает в нас высокие и светлые чувства. Его тайны призывают человеческий разум к размышлению, к исследованию физического мира, называемого вселенной.

Анри устремил взгляд в пространство и заговорил торжественно-таинственным голосом:

– «По ночам, наедине с природой, под сводом беспредельного звездного неба наша душа погружается в молчаливое созерцание. Тысячи звезд, рассеянных по необъятному пространству вселенной, льют на нашу землю мягкое сияние. Мысль о бесконечности всецело захватывает нас, заслоняет собой все земное, и уносит к далеким мирам, не доступным для человеческого взора. Словно погруженные в сон, мы глядим на сверкающие алмазы, дрожащие среди синевы ночного неба. Мы следим за падающими звездами, проносящимися время от времени в эфире. Вместе с ними мы углубляемся в неизмеримые бездны. Тогда нас охватывает печаль, из-за того, что мы чужды далеким мирам. Мы смутно чувствуем бесконечность. Именно это чувство рождает в наших душах восхищение и задумчивость. Звезды висят в пространстве, как жилища, погруженные в вечное молчание. Они ревниво хранят свою тайну. Из своей тьмы мы смотрим в бескрайность вселенной, страстно желая, чтобы в этом пустынном безмолвном пространстве наш вопрошающий взгляд встретился с другим взглядом, который бы принес ему ответ на его немой вопрос», – Анри медленно повернул голову и посмотрел в глаза Катрин.

– Глядя на далекие звезды, я тоже всегда жду встречи с другим, все понимающим взглядом, – прошептала Катрин. – Но я бы никогда не смогла сказать о своих мыслях так поэтично, как вы.

– Я бы тоже не смог, – улыбнулся Анри. – Я выучил слова великого астронома Камилла Фламмариона.

– Фламмарион – это похоже на пламя Ориона, – проговорила Катрин, глядя на вспыхнувшие звезды. – Flamme d’Orion.

– Вы правы, – сказал Анри, внимательно разглядывая задумчивое лицо Катрин. – Соотечественники называли Камилла факелом, освещающим путь к истине, к познанию мира и духовному совершенству. Фламмарион верил, что космическое мировосприятие поднимет людей над мелкими заботами, уведет от политических распрей и войн.

– Если бы люди чаще смотрели в небо, они бы больше думали о том, какое незначительное место они занимают во вселенной, – проговорила Катрин. – К сожалению, таких мечтателей как мы – единицы.

– Отрадно сознавать, что они все же есть, – улыбнулся Анри. – Возможно там, на Марсе или на Орионе тоже кто-нибудь наблюдает за нами.

– Возможно, – прошептала Катрин, глядя вдаль.

– Знаете, о чем я вдруг подумал? – спросил Анри. Катрин повернула к нему голову. – А я ведь не знаю вашего имени. И это – непростительная бестактность с моей стороны.

– Вовсе нет, – улыбнулась он. – Просто события развивались так стремительно, что не было надобности называть меня по имени. Я была для вас случайным попутчиком, внимательным слушателем, который…

– Вовсе нет, – возразил он, поднимаясь. – Позвольте узнать ваше имя.

– Катрин Мере, – сказала она, протянув ему руку.

– Удивительно, – прошептал он, прижимая ее руку к губам. Катрин растерялась. Она протянула руку для рукопожатия, а он…

Анри еще раз прошептал: «Удивительно» и присел на скамью рядом с Катрин.

– Много лет назад домовладелец и садовод Мере, увлекшийся глубиной философии Фламмариона, подарил ему замок в Жювизи неподалеку от Парижа. Этот Мере, случайно, не ваш родственник?

– Нет, – рассмеялась Катрин. – У нас нет никаких замков ни в Жювизи, ни в долине Лауры, ни на Лазурном берегу. Мои родители выращивают виноград в Сен-Поле, а я сбежала в Париж.

– Сбежали в Париж из Сен-Поля? – воскликнул Анри. Она кивнула. – Почему, почему вы сбежали из самой неприступной средневековой крепости, из самого удивительного города, в котором творили Модильяни и Боннар? Неужели вас позвала в Париж золотая голубка – colombina d’or?

– Нет, – смущенно пожала плечами Катрин. – Я просто решила заняться статистикой. Моя работа связана с цифрами, от которых я отдыхаю на крыше, любуясь звездным небом.

– Правда? – восторженно глядя на Катрин, спросил Анри. – Значит вы тоже наблюдаете за звездным небом. Вот почему вы показались мне такой знакомой. Возможно, это ваши глаза я видел вдалеке, а теперь вижу совсем рядом. Но я не могу понять, какого они цвета.

– Серо-зеленые вечером, а утром – светло-зеленые, – сказала Катрин.

– Позвольте сделать вам предложение, – прошептал Анри. Катрин прижала руку к груди и отстранилась. Его поспешность так ее возмутила, что она лишилась дара речи. Увидев испуг в ее глазах, Анри вскочил и договорил стоя:

– Это вовсе не то предложение, о котором вы подумали. Я не зову вас под венец, я зову вас совершить путешествие в Жювизи на Небесную виллу Фламмариона. Я давно мечтаю побывать в замке Жювизи, в обсерватории, созданной великим астрономом. Дерзкая мысль, позвать вас с собой, пришла мне в голову так неожиданно, что я не смог выразиться правильно. Надеюсь, вы на меня не сердитесь?

– Не сержусь, – сказала Катрин и поднялась. Минуту они стояли друг против другу и молчали.

– Вы уже уходите? – спросил Анри.

– Да, мне еще добираться через весь Париж, – ответила Катрин, потупив взор.

– Я довезу вас, – обрадовался он.

– Не сегодня, – сказала она.

– Значит, завтра? – спросил он.

– Да, – прошептала она.

– Спасибо, – поцеловав ее руку, сказал Анри.

Вернувшись домой, Катрин распахнула свою полудверь-полусферу и вышла на крышу. Ночь дышала прохладой. Серебряный рожок месяца прятался за тучи. Линию горизонта освещали яркие зарницы. Катрин стояла на краю крыши, обхватив себя за плечи, и вспоминала все, что с ней сегодня произошло. Она никак не могла решить имеет ли Анри что-то общее с ее таинственным призраком или нет. Наконец доводы «за» перевесили, и Катрин облегченно вздохнула. Но за ее спиной раздался знакомый шепот, перечеркнувший все ее веские доводы.

– Что же мне делать? – спросила Катрин, присев на свое любимое место.

– Выбирать, – послышалось в ответ. – Решайте, Катрин, что вам нравится больше: жить в мире иллюзий или в мире людей. Жить в иллюзорном мире непросто, но жить среди людской толпы сложнее во сто крат. Я вас не тороплю. Думайте. Я должен буду вас покинуть.

– Надолго? – растерянно спросила она.

– Не знаю, – ответил он, проведя рукой по ее волосам.

– Ах, как вы мучаете меня, – уронив голову на колени, прошептала она. – Почему? Зачем, вам это нужно?

– Я – игрок, – ответил он, шагнув к полудвери. На миг он задержался в дверном проеме. Этого мига хватило Катрин, чтобы увидеть его бледное мужественное лицо. Увидеть и понять, что именно его она должна выбрать.

Выждав несколько минут, Катрин подошла к потайной двери, прижалась к ней губами и прошептала:

– Я буду ждать вас, Ален. Возвращайтесь скорее.

– Постараюсь, – прошептал он. Но Катрин не услышала его слов. Она подошла к старинному зеркалу в бронзовой оправе, провела рукой по завиткам и вздрогнула. Узор на зеркале был таким же, как и на бронзовой скамье в доме де Лакруа. Но тут же вспомнились слова мадам Ванессы:

– Жак Каффиери был величайшим мастером, создававшим из бронзы настоящие шедевры в стиле рококо. И если вы где-нибудь вдруг увидите что-то подобное, знайте, что перед вами не простой предмет, а творение великого Каффиери, жившего в восемнадцатом веке!

– Значит, я восседала не на скамье, а на историческом экспонате, – улыбнулась Катрин. – Но от этого я не стала более счастливым человеком. А жаль.

Катрин раскрыла томик Гейне и прочла:

Катрин захлопнула книгу и нахмурилась:

– Совсем не радостное пожелание. Хотя… Я, кажется, знаю, что надо делать.

Она позвонила на вокзал, забронировала себе билет до Сен-Поля и крепко уснула.

Утром она отправилась на вокзал, выкупила билет и уже из поезда позвонила шефу. Он внимательно выслушал ее и хмыкнул:

– Я понял, у вас, Катрин, очередное любовное похождение.

– Да, Луи, – соврала Катрин.

– Надеюсь, к понедельнику вы вернетесь, потому что во вторник…

– Не волнуйтесь, Луи, отчет я сделаю во-время, – перебила его Катрин.

– Удачных выходных, – пожелал Луи.

– И вам хорошо отдохнуть, – сказала Катрин и выключила телефон. – Все. Я вне зоны досягаемости, вне времени и пространства. Никто меня не отыщет.

Она закрыла глаза, радуясь, что в ее купе нет никаких попутчиков. Поезд тронулся, колеса запели свою дорожную песню, под которую так хорошо спалось. Катрин задремала.

– Простите, что нарушаю ваше одиночество, но свободных мест больше нигде нет, – ворвался в ее дрему приятный баритон. Катрин открыла глаза и взглянула на мужчину, устроившегося в кресле напротив. На миг ей показалось, что поезд сошел с рельсов, она потеряла ощущение пространства и даже перестала дышать. Перед ней сидел ее таинственный незнакомец с бледным мужественным лицом и огромными глазами.

– Что с вами? – испуганно спросил попутчик. – Вам плохо? Позвать доктора?

Катрин прижала ладони к глазам и покачала головой. Человек улыбнулся и доверительно проговорил:

– Вы меня так напугали, мадмуазель. Вы открыли глаза и посмотрели на меня так, словно я не человек, а призрак.

– Простите, – сказала Катрин, медленно убирая руки от лица.

Мысли барабанили в ее голове с такой силой, что заглушали стук колес.

– Не выдавай себя. Он не знает, что ты видела его вчера. Веди себя естественно.

Но разве можно было вести себя естественно, когда все вокруг было неестественным.

– Не бойтесь, – улыбнулся он. – Я не грабитель, не хулиган и, конечно же, не призрак.

Он достал папку с какими-то бумагами и углубился в чтение. Катрин отвернулась к окну, внутренне простонав:

– Какая мука сидеть напротив и не сметь смотреть, не сметь заговорить, чтобы не выдать себя.

Спасение пришло неожиданно. Распахнулась дверь и полноватый, улыбчивый кондуктор пропел:

– Ваши билетики, господа и дамы. Вы путешествуете вместе? – спросил он у Катрин.

– Нет, мы случайные попутчики, – ответил за нее незнакомец. – Мадмуазель так испугалась моего соседства, что, по-моему, лишилась дара речи.

Кондуктор подмигнул Катрин и добродушно проговорил:

– Вы ошибаетесь, мосье, просто пока не было повода для беседы. А теперь, когда весельчак Кокто задаст несколько вопросов, нам станет легче.

Катрин улыбнулась. Ей действительно стало легче. Ей захотелось, чтобы этот человек никуда не уходил из их купе, чтобы он отвечал за нее, а она бы весело смеялась.

– Раз вы – игрок, то будем играть вместе, – подумала Катрин.

– Вы направляетесь в Ниццу или в Сен-Поль? – спросил кондуктор, принимая у Катрин билет.

– В Сен-Поль, – ответила она.

– Какой у вас приятный голосок! – воскликнул кондуктор. – Правда, мосье?

Незнакомец кивнул и улыбнулся.

– А ведь я тоже направляюсь в Сен-Поль.

– Правда? – прошептала Катрин.

– Да, да, мосье говорит правду, – ответил за него кондуктор. – Счастливого пути…

– Вы едете отдыхать? – спросил незнакомец, когда за кондуктором закрылась дверь.

– Я еду к родителям, – ответила Катрин.

– Значит, вы родом из Сен-Поля? – она кивнула. – Позвольте узнать, что вас заставило покинуть такое удивительное место? – она пожала плечами. – Не отвечайте, если не хотите. У каждого должна быть своя тайна, которую он не станет никому раскрывать.

– А зачем вы едете в Сен-Поль? – набравшись храбрости, спросила Катрин.

– Секрет, – улыбнулся он. И тут же, подавшись вперед, прошептал:

– Я еду на научно-практическую конференцию по языкознанию и межкультурным коммуникациям. Я бы многое отдал, чтобы остаться в Париже, но… – он отстранился и улыбнулся. – Я рад, что моей попутчицей оказались вы, мадмуазель…

– Катрин Мере, – прошептала она, подавшись вперед. Она могла бы назвать любое другое имя, но не захотела. Ей было интересно посмотреть, что он будет делать, когда поймет, кто перед ним.

Он побледнел, закрыл лицо ладонями и замер. Катрин не решалась пошевелиться. Она так и сидела, чуть подавшись вперед, и внимательно разглядывала его ухоженные руки с длинными пальцами, седоватые волосы, безупречный костюм горчичного цвета и клетчатую рубаху, подобранную в тон.

– Горячие напитки, булочки, пирожные, – ворвался в тишину голос официанта.

– Что вы будете, Катрин? – спросил он, убрав руки от лица.

– Кофе без сахара, – ответила она, глядя в его огромные карие глаза.

– Как я рада вас видеть! – кричало все внутри нее. – Какое счастье, что я решила поехать в Сен-Поль сегодня! Как хорошо, что вы сели в мое купе! Пусть наше путешествие никогда не заканчивается. Я готова молча смотреть на вас и чувствовать себя самым счастливым человеком на свете.

– Ваш кофе, мадмуазель, – вернул ее в реальность голос официанта. – Не обожгитесь, он горячий. Приятного путешествия.

– Вы ждете объяснений? – спросил попутчик, когда они остались одни.

– Нет, – улыбнулась она. – Я хочу узнать ваше имя.

– Вы его знаете, – глядя ей в глаза, ответил он.

– А вдруг, я ошиблась, – прошептала она, зная, что не ошиблась, чувствуя, что не ошиблась. Он уже выдал себя.

– Мое имя… – он улыбнулся и прошептал так же, как и в первую их встречу. – Ален Жермен.

Катрин прижала ладони к губам и часто-часто заморгала, чтобы не расплакаться.

– Я боялся нашей встречи при свете дня, – признался он. – Днем все выглядит по-иному. Магия сна, видения исчезает, и реальность обрушивается на вас тяжелым грузом. Реальность не так поэтична, как мне бы хотелось, как вам бы хотелось, как хотелось бы нас с вами… – он вздохнул. – Я не стану вас разочаровывать сразу. Скажу лишь, что у нас впереди еще целая вечность.

– Вы же не исчезнете совсем? – спросила она, понимая, что не может больше сдерживать слезы. Они медленно текут по щекам. Ну и пусть.

– Я постараюсь не исчезать, – прошептал он. – Хотя нам будет сложнее, чем прежде. Тайна, над которой приоткрыт занавес, не так волнует…

– Зачем вы меня мучаете? – спросила она.

Он сел рядом, обнял ее за плечи, поцеловал в волосы и прошептал:

– Больше всего я боялся ваших слез. Простите меня и, пожалуйста, не плачьте.

– Хорошо, – сказала она и, глубоко вздохнув, подняла к нему заплаканное лицо…

Что произошло потом? Они, обнявшись, сидели на крыше и смотрели на звездное небо. А за их спинами в помутневшем зеркальном коридоре отражались столетия.

– Сен-Поль! – донеслось из репродуктора.

– До встречи в Париже, – поцеловав руку Катрин, прошептал Ален и вышел первым.

Три дня в Сен-Поле были похожи на сон. На удивительный сон, оставивший в памяти Катрин лишь приятные воспоминания. Вместе с родителями она отправилась в маленький деревянный домик высоко в горах, чтобы полюбоваться новым виноградником. На самом же деле она сбежала туда, чтобы случайно не встретиться в городе с Аленом. Родители сказали, что в отеле «Золотая голубка» проходит большая конференция, на которую съехались представители изо всех уголков Европы. А дом Катрин находится на той же улице, что и отель, поэтому не встретиться было просто невозможно. Значит, нужно было бежать. И она убежала. Уехала в горы на новый виноградник. Здесь, на высокогорных плато, росли удивительные цветы, которые она нарвала для мадам Ванессы.

Отправляясь в обратный путь, Катрин знала, что новой встречи с Аленом не будет. Чудеса не повторяются дважды, чтобы не исчезло очарование. Поэтому она вошла в вагон, удобно устроилась у окна и задремала. Чистый горный воздух, тишина и первозданность природы, заставили ее задуматься о том, что она зря променяла Лазурный берег на душный Париж. Она вдруг поняла, что смотреть на небо можно не только с крыши, что гораздо приятнее смотреть на небо с горной вершины, что ей вообще пора поменять все в своей жизни.

– «Наверно, это не одно и то же – постигнуть суть, порвавши сути нить, но всей душой, но всем рисунком кожи еще одно безумство повторить», – вспомнились когда-то заученные стихи. Катрин открыла глаза и улыбнулась. – Наверное, пришло время для нового безумства.

Катрин постучала в дверь мадам Ванессы и, протянув ей букет, сказала:

– Горные цветы для очаровательной госпожи.

– Какое чудо! – приняв букет, улыбнулась мадам Ванесса. – Выпьете кофе?

– С удовольствием, – ответила Катрин, проходя на веранду.

– Вы побывали в Альпах? – поинтересовалась мадам Ванесса, поставив вазу с цветами в центре стола.

– Да. Я навещала родителей в Сен-Поле, – ответила Катрин.

– Сен-Поль – милый городок, протянув ей чашечку кофе, сказала мадам Ванесса. – Там жизнь не такая стремительная, как у нас, в Париже. Дни там начинаются с восходом солнца и медленно движутся к вечеру. Я их сравнивала с тенью, скользящей вниз по ступеням лестницы, – мадам Ванесса сделала глоток кофе и мечтательно проговорила:

– Я провела в Сен-Поле удивительную неделю, которая стоит двадцати прожитых лет в Париже. Каждый, прожитый там день, я могу вспомнить до мельчайших подробностей. И это, наверное, будут самые счастливые воспоминания в моей жизни.

– Почему бы вам не съездить в Сен-Поль сейчас? – спросила Катрин.

– О, милая моя, я уже стара для таких дальних путешествий, – рассмеялась мадам Ванесса. – Мне ведь уже восемьдесят лет.

– Я думала вам не больше семидесяти, – призналась Катрин, восторженно глада на ухоженную женщину.

– Истинные француженки умеют за собой следить, – с гордостью проговорила мадам Ванесса. – У нас вроду все были аристократически красивы и сохраняли бодрость и здравый рассудок долгие годы. Бабушка Антуанетта умерла в возрасте девяносто восьми лет, а выглядела она моложе, чем я сейчас. Пойдемте, я покажу вам кое-что.

Катрин прошла за ней в круглую залу, на стенах которой висели большие портреты в тяжелых позолоченных рамах.

– Вот она наша Мария Антуанетта, – указав на самый большой портрет, сказала мадам Ванесса. – Здесь ей пятьдесят. А напротив ее же портрет, написанный за год до смерти.

Катрин повернула голову и ахнула, увидев удивительное сходство мадам Ванессы с бабушкой Антуанеттой.

– Многие говорят, что мы с ней похожи, – улыбнулась мадам Ванесса. – Прочтите автограф на полотне, и вам станет понятно, что это не я.

– Июнь тысяча девятьсот семнадцатого года. Пьер Огюст Ренуар, – прочла Катрин и удивленно глянула на мадам Ванессу.

– Они были знакомы, – проговорила она, подталкивая Катрин к дверям. – «Живописец счастья» пережил бабушку на год. Правда теперь это не имеет никакого значения. Запомните, Катрин, все в жизни имеет значение только в данный момент, сейчас! Сейчас я дышу, улыбаюсь, вижу солнце. Сейчас я могу сказать добрые слова, а могу промолчать или нагрубить. Я могу все отложить на потом, но это потом может никогда не наступить. Если я не делаю добро сейчас, я теряю время зря. Оно утекает, улетает, испаряется…

– Я тоже постоянно размышляю о быстротечности времени, – призналась Катрин. – И знаете, я решила уехать в Сен-Поль. Правда, я еще не знаю, когда я смогу уехать, потому что мне надо закончить отчет.

– Катрин, – покачала головой мадам Ванесса. – В ваши годы говорить о работе? Вы должны говорить о любви, о фантастической, безумной любви, которая вскружила вам голову. Из-за нее вы не можете уехать из Парижа, из-за нее.

– Нет, я не могу уехать из Парижа, потому что остается неразгаданная тайна, – сказала Катрин, пристально глядя в глаза мадам Ванессы.

– Вам не дает покоя потайная комната? – нахмурилась она.

– Да, – призналась Катрин. – И человек по имени Ален Жермен.

Мадам Ванесса поднялась и отошла к зеркалу. Теперь Катрин смотрела на ее профиль через помутневшую поверхность. От этого постаревшее лицо мадам Ванессы казалось еще более загадочным, а сходство с бабушкой Антуанеттой стало стопроцентным.

– Вы еще что-то узнали? – холодным тоном спросила мадам Ванесса.

– Нет, только имя, – соврала Катрин.

– Только имя, – повторила мадам Ванесса и повернулась. – Забудьте про всякие тайны и поезжайте на Лазурный берег. Дышите свежим воздухом, наслаждайтесь красотой природы, помогайте родителям выращивать виноград.

– Я так и сделаю, – поднявшись, сказала Катрин. – Сдам шефу отчет и… Спокойной ночи, мадам Ванесса.

– Добрых сновидений, – улыбнулась она.

– Сновидений, – отозвалось эхо в дальних комнатах.

– Добро пожаловать в страну сновидений, – сказала Катрин, распахивая дверь своей комнаты.

Сквозняк захлопнул полудверь-полусферу, зажав прозрачную занавеску в дверных тисках.

– Странно, – проговорила Катрин, высвобождая тюль. – Перед отъездом я запирала дверь.

– Ее открыл я, – раздался голос Алена. Он сидел спиной к дверному проему на любимом месте Катрин. Она выпустила тюль из рук, прижалась спиной к стене и спросила:

– Когда вы приехали?

– Вчера вечером, – ответил он. – А сегодня пришел сюда, чтобы… – он повернул голову. – Чтобы взглянуть на вас, Катрин. Если прогоните, я не обижусь.

– Не прогоню, – прошептала она.

– Тогда, садитесь рядом, – предложил он. Она глубоко вздохнула и шагнула в темный проем ночи.

Они сидели рядом, едва касаясь друг друга плечами, и молча смотрели, как зажигаются звезды.

– «На всем какой-то холод тленья. Так больно и пестро глазам. И только каплей утешенья любовь еще осталась нам»[5], – прошептал Ален и повернулся к Катрин. – Ванесса сказал, вы уезжаете из Парижа. Когда?

– Еще не знаю, – пожала она плечами, подумав:

– О моем отъезде вам сказала мадам Ванесса, это значит, что…

– Это значит, что у нас еще есть время, – проговорил Ален. – Еще есть время для безрассудства.

Он поднялся и, глянув на Катрин сверху вниз, спросил:

– Вы способны на безрассудство? – она кивнула. – Давайте спрыгнем с крыши, взявшись за руки.

– Зачем? – подперев подбородок кулачком, спросила она. – Вы только что сказали о любви, которая похожа на каплю утешенья. Давайте же будем считать ее каплей живой воды, дающей силы для новых свершений.

– Вы удивительная девушка, Катрин, – помогая ей подняться, сказал он. – Пообещайте не уезжать не попрощавшись.

– Обещаю, – прошептала она. Он поцеловал ее в лоб, пожелал доброй ночи и, шагнув за порог полусферы, исчез за потайной дверью.

Утомленная долгим днем и множеством событий, Катрин моментально уснула. Ей приснился Версальский дворец с зеркальными комнатами, выбраться из лабиринта которых ей помог человек в серебряном плаще звездочета.

– Зачем вам нужны дворцовые тайны? – строго спросил он. – Держитесь подальше от Версаля, иначе…

– Что иначе? – спросила она и проснулась.

Было ровно восемь утра. Катрин поднялась, подошла к зеркалу и сказала:

– Вам следует держаться подальше от Версаля, иначе не миновать беды.

Стоя под душем, Катрин поняла смысл своего сна. Бабушку мадам Ванессы не случайно назвали так же как и королеву. Ален Жермен – человек, окруживший себя покровом таинственности. Мадам Ванесса, хранительница тайн прошлого, настоящего и, возможно, будущего. Потайная комната и полусфера крыши – единое целое. Я здесь лишняя. Тогда, зачем я здесь? Что даст мне проникновение в их тайны? Мучение? Радость? Боль? Отчаяние? Давайте прыгнем вниз. Самоубийство? Бред. Лучше об этом не думать. Мне не нужны ваши тайны. Я должна разыскать звездочета и поблагодарить его за спасение. К тому же я уверена, что мой спаситель, увлеченный астрономией, Анри де Лакруа.

После работы Катрин зашла в кафе де Лакруа, села за столик у окна, рассчитывая увидеть Анри. Но меню ей подала девушка с чуть вздернутым носиком и крупными конопушками на светлом лице.

– Скажите, могу ли я увидеть Анри де Лакруа? – спросила Катрин.

– Нет, мадмуазель, – покачала головой девушка. – Вчера утром он уехал в Жювизи.

– Вчера уехал в Жювизи, – растерянно повторила Катрин. – А когда он вернется?

– Не знаю, – пожала плечами девушка. – По-моему, он вообще не собирался возвращаться. – Она посмотрела по сторонам и, нагнувшись к самому уху Катрин, прошептала:

– Анри решил стать астрономом. Он повздорил с отцом… Боюсь, что его лишат наследства. Господин де Лакруа настоящий деспот. Я тоже собираюсь отсюда сбежать.

– Спасибо, – сказала Катрин и поднялась.

– Вы ничего не закажите? – огорченно спросила девушка. Катрин не ответила. Она широко распахнула дверь, постояла на пороге кафе и решительно направилась во внутренний дворик к металлической лестнице, ведущей на крышу.

– Зачем я сюда поднимаюсь? – спросила себя Катрин. – На двери огромный замок, ключей от которого у меня нет. Ну и пусть.

Она зашагала вверх по лестнице еще быстрей. На двери висел тот же большой старый замок. Катрин потянула его. Он легко раскрылся, дав ей возможность выйти на пологую крышу. Все было так же, как в прошлый раз. Не было только темного силуэта, похожего на стебель с нераскрывшимся бутоном. Катрин присела на скамью и прошептала:

– Спасибо, что оставили дверь открытой. Жаль, что мы никогда больше не увидимся с вами. Не поеду же я в Жювизи. Глупо искать человека, с которым едва знаком. Если нам с вами суждена новая встреча, она произойдет непременно. Произойдет помимо нашей воли. Вопреки всем законам логики и здравого смысла. Чудеса бессмысленны. Но бессмыслица чудес вызывает интерес.

Катрин поднялась и пошла вниз, чтобы потом вновь подняться вверх, но уже на другую крышу.

Мадам Ванесса задержала ее у дверей.

– Катрин, вам передали письмо от… – она водрузила на нос очки и прочла: – Катрин Мере от Пьера Лиона. Письмо принес мальчишка, похожий на Гавроша. Он удивился, что вас еще нет дома. По-моему, ему велели дождаться ответа.

Мадам Ванесса передала письмо Катрин и усмехнулась:

– Я сказала мальчику, что прождать вас он может до рассвета. Он растерянно захлопал ресницами и попросил меня передать вам это послание, если меня не затруднит не спать до рассвета. Меня не затруднило. Передавать письма – мое самое любимое занятие, – мечтательно проговорила она, но тут же спохватилась. – Я сегодня чересчур болтлива. Извините. Доброй ночи.

– Спасибо за письмо, – поблагодарила Катрин. Надорвала конверт, извлекла послание и прочла:

– Привет. Было не просто отыскать тебя в Париже. Можем поужинать вместе. Какие планы на вечер? Буду ждать в нашем кафе сегодня, завтра и всегда. Твой Пьер Лион. Если серьезно, я приехал на неделю. Соскучился страшно. А ты?

– А ты? – зло сказала Катрин. – А я – нет. Мне было некогда скучать. Я вообще забыла о вас, мосье Пьер Лион.

Она скомкала письмо, бросила его в урну и побежала вверх по лестнице. Закрыв дверь на замок, Катрин прижалась к ней спиной и рассерженно выпалила:

– Только Пьера мне не хватало для полного несчастья. Он будет меня ждать. Какая наглость. Я должна бросить все и помчаться к нему навстречу, потому что он этого хочет. А хочу ли я – это уже не важно. Моя личная жизнь в расчет не берется. Ее, наверное, у меня не должно быть. А она, почему-то есть. Она есть. Именно поэтому мы с вами, Пьер Лион, встретиться не сможем.

Слегка успокоившись, Катрин прошла на кухню, налила себе бокал вина и вышла на крышу. На горизонте появился мираж Эйфелевой башни и через мгновение исчез. Из-за облаков вышла бледно-желтая луна.

– Как вы думаете, смогу я все начать сначала? – спросила ее Катрин.

– Конечно, – раздался шепот за ее спиной.

– Добрый вечер, – сказала Катрин, не поворачиваясь. Меньше всего ей сейчас хотелось видеть Алена. Она была слишком взвинчена и считала всех мужчин своими врагами. Почувствовав что-то неладное, Ален исчез. А, может быть, Катрин почудилось, что он приходил. Во всяком случае, она была рада своему одиночеству.

– Какое счастье ни от кого не зависеть, оставаясь в рамках лишь собственного эгоизма, – подумала она, пригубив вино. – Мужчинам нравятся независимые женщины. Они ими восхищаются издалека, но почему-то беспощадно борются с независимостью любящей женщины, пытаясь превратить ее в рабыню, растоптать и унизить.

Катрин поморщилась, вспомнив, сколько раз они ссорились с Пьером из-за того, что она вела себя слишком независимо по его мнению.

– Смогу ли я когда-то увидеть в другом человеке свое дополнение, свою полусферу? Сможет ли он принять меня такой, как я есть?

Катрин поставила бокал и шагнула к потайной двери. Толкнула ее, перешагнула через порог, постояла, привыкая к темноте и двинулась вглубь комнаты, которая вновь была точной копией ее комнаты. Зеркальным отражением пространства.

Катрин подошла к входной двери, повернула ручку и увидела то, что и ожидала увидеть – полукруглую лестницу, слабо освещенную лунным светом, льющимся через продолговатые окна. Лестница сделала петлю и закончилась у полуоткрытой двери. Катрин заглянула в щелку. На старинном глубоком диване времен Людовика сидели мадам Ванесса и Ален Жермен. Его голова покоилась на ее коленях. Она едва касалась его темных с сединой волос и что-то напевала. В этой картине было столько нежного трагизма, что Катрин стало стыдно за то, что она подглядывает.

– Это чужая тайна, чужая, – застучало у нее в висках. – Ты не имеешь права… не имеешь права…

Катрин прикрыла дверь и побежала вверх по лестнице.

– Домой, домой, в Сен-Поль, – твердила она, перешагивая через две ступени. – И чем скорее, тем лучше.

Лестница показалась ей бесконечной. Катрин остановилась, чтобы перевести дух и с удивлением обнаружила, что продолговатые окна, похожие на бойницы – это двери, ведущие в разные комнаты старинного особняка мадам Ванессы. Катрин присела на ступеньку, сжала виски руками и прошептала:

– Вот вам, дорогая, расплата за любопытство. Что теперь делать? Заглядывать во все двери, чтобы отыскать свою? Но это ужасно. Вдруг, приоткрыв чужую дверь, я увижу что-то такое, от чего у меня разорвется сердце? Почему, почему я не посмотрела на дверь, из которой выходила?

Но тут пришла спасительная мысль:

– Я же оставила свою дверь открытой!

Катрин поднялась и побежала вверх. Но, когда она пробежала несколько лестничных пролетов, радость вновь сменило уныние. Катрин заметила, что все двери распахнуты. Она остановилась, заставила себя успокоиться и несколько минут простояла в задумчивости. Наконец, вспомнив, что лестница начиналась именно от ее двери, решила подниматься до тех пор, пока она не закончится.

– А если она не закончится никогда? – послышался зловещий шепот. Разом захлопнулись все двери, стало темно и жутко. Катрин присела на ступени, положила голову на колени и закрыла глаза.

– Если я попала в лабиринт сновидений, то самое лучшее – уснуть, – решила она. – Утро расставит все на свои места.

– А вдруг не расставит? – вновь послышалось из темноты.

– Я не желаю вас слушать. Я сплю, – зажав уши ладонями, прокричала Катрин.

– Доброй ночи-и-и-и…

Катрин еще крепче зажмурилась и принялась громко считать, чтобы больше ничего не слышать. Она досчитала до миллиона и открыла глаза. Солнышко заглядывало в окно-полудверь, ветерок пенил тюлевую занавеску, птицы беззаботно щебетали. Она лежала на своей кровати поверх одеяла.

– Все, что со мной произошло, было сном? – воскликнула Катрин, усаживаясь на кровати. – Или это на меня так подействовало вино?

Она выбежала на крышу и, увидев полный бокал вина, проговорила:

– Вино здесь ни при чем. Ни при чем… Все дело в том, что в этом доме живут призраки, а не люди. Мне нет места среди них. Я не желаю становиться призраком. Я покину этот дом… завтра.

Катрин спустилась вниз, постучалась к мадам Ванессе и с напускной грустью сообщила, что сегодня она сдает отчет, а завтра уезжает в Сен-Поль. Мадам Ванесса с равнодушным видом выслушала ее и, проговорив: «Воля ваша», захлопнула дверь.

Катрин огорчилась по-настоящему. Несколько минут она стояла перед закрытой дверью, не понимая, что должна делать. Наконец она вспомнила, что ее ждет шеф с отчетом, и зашагала по аллее к метро. Она была так поглощена своими думами, что не сразу заметила Пьера, идущего ей навстречу.

– Ка-а-а-т-ри-и-н! – прокричал Пьер, широко раскинув руки. – Малышка Катрин, как я рад тебя видеть! Какая неожиданная встреча!

– Да, встреча действительно неожиданная, – улыбнулась Катрин, подумав:

– Жаль, что я не заметила тебя сразу, я бы пошла другой дорогой.

– Спешишь на работу? – поинтересовался Пьер.

– Спешу, – сказала она, собираясь пройти мимо него.

– Могу подвезти, – взяв ее за руку, сказал Пьер. – Дорогой мы можем поболтать. Идет?

Катрин согласилась. Она знала, что от Пьера просто так не отделаешься. Он может запросто придти к ней в офис и просидеть там целый день, рассказывая всякие небылицы. Женщины будут очарованы его болтовней, мужчины – слегка шокированы, но никто не подумает указать ему на дверь. Никто, кроме Катрин. Пьер же такое ее несносное поведение расценит, как приступ ревности и решит, что можно все начать сначала. Но ей это не нужно. Он ей совершенно безразличен. Наверное, она зря не прекратит все разом, зря оставляет тонкую нить надежды и мучается угрызениями совести.

– Почему ты до сих пор не купила себе машину? – спросил Пьер, распахивая перед ней дверцу новенького черного «Ягуара»

– Машины есть у всех моих поклонников, – улыбнулась Катрин.

– Их много? – придержав дверцу, спросил Пьер.

– Достаточно, – сказала она.

– Понял, – хлопнув дверцей, проговорил Пьер. – Значит, вчера ты была с одним из… поэтому я не дождался тебя в нашем кафе. А что ты мне скажешь про сегодня? Я первый или кто-то меня уже опередил?

Катрин рассмеялась. Пьер включил зажигание, пробурчав:

– Понятно. Ты времени даром не теряла. Хорошо, поболтаем в машине. Потом обменяемся телефонными номерами, и я начну донимать тебя звонками. Я распугаю всех твоих… э… поклонников, и когда ты останешься одна, увезу тебя на край света. Мы будем стоять на маленькой оконечности суши и смотреть на безбрежный океан, сливающийся с небом. Поехали со мной в Африку, Катрин.

– Зачем? – спросила она, повернув к нему голову. – Чтобы познакомиться с твоей чернокожей супругой?

– Нет, – улыбнулся Пьер. – Чтобы увидеть безбрежный простор, чтобы понять, как мал и ничтожен человек, живущей в склепе мегаполиса, и как могуществен Творец, создавший вселенную! Знаешь, Катрин, там, в Африке, я впервые увидел такие краски, о которых никогда прежде не подозревал. Человеческим языком невозможно описать великолепие природы, но его можно увидеть. Цветопередача происходит на уровне подсознания. Начинаешь видеть не только глазами, но и кожей…

– Как я тебя понимаю, – мечтательно проговорила Катрин, вспомнив свои ощущения в горах.

– Ты не можешь меня понимать, – возразил Пьер. – Тебе надо вначале увидеть то, что видел я, а потом уже рассуждать.

– А ты не можешь предположить, что я видела нечто подобное в другом месте? – спросила Катрин, подумав о том, что Пьер не изменился. Что все его рассуждения о возвышенном – это просто слова, не имеющие ничего общего с настоящими чувствами, которые испытывает она.

– Ни в каком другом месте подобные чувства испытать нельзя, – назидательным тоном проговорил Пьер.

Катрин не стала ему возражать. Она мысленно похвалила себя за то, что поступила правильно, расставшись с Пьером. Возобновлять отношения не стоит. Это не приведет ни к чему хорошему.

Пьер еще о чем-то говорил, но Катрин не слушала его. Она смотрела на мчащиеся машины и думала о предстоящем переезде в Сен-Поль. Когда Пьер остановил машину, Катрин не сразу поняла, что они приехали.

– Запиши мой номер телефона, – приказал Пьер, по-дружески поцеловал ее в щеку и пообещал:

– Теперь то уж я тебя никуда не отпущу.

– Какая самоуверенность, – подумала Катрин и сказала: – Спасибо за прогулку по Парижу. Прощайте, мосье Пьер Лион.

– До скорой встречи, дорогая, – послав ей воздушный поцелуй, проговорил Пьер.

– Ты сегодня раньше всех, что-то случилось? – поинтересовался шеф, перегнувшись через стол Катрин. Она отстранилась и, строго посмотрев на него, сказала:

– Да, Луи. Я собираюсь уехать.

– Надолго? – усевшись на стол, спросил он.

– Навсегда, – улыбнулась она.

– Ты серьезно? – растерянно спросил он, поднявшись. – А как же отчет?

– Отчет я сделала. Вот он, – протянув ему бумаги, сказала Катрин.

Он бросил их на соседний стол, несколько раз прошелся по комнате, остановился перед Катрин и спросил:

– Ты твердо решила уехать? – она кивнула. – Может быть, ты передумаешь?

– Нет, Луи, не передумаю, – ответила она.

– Черт! – крикнул он, ударив кулаком по столу. Бумаги, лежащие на краю, полетели на пол. Он присел на корточки и принялся собирать их. Катрин присела на корточки напротив него и спросила:

– Что с вами, Луи? Вы всегда такой уравновешенный, милый человек, вдруг изменились до неузнаваемости. Неужели – я причина вашего негодования? Я не самый лучший ваш сотрудник. Вспомните, сколько раз вы делали мне выговоры…

– Катрин, – прижав к груди бумаги, проговорил он. – Все эти выговоры – прикрытие. Мне хотелось видеть вас… Лучше вас нет никого в целом свете.

– Луи?! – Катрин поднялась. – Нет, Луи…

– Да, Катрин. Я в вас безнадежно влюблен все эти годы, – признался он, медленно поднимаясь. – Я бы никогда вам не сказал о своих чувствах, но… Не уезжайте, Катрин. – Она покачала головой. – Тогда поезжайте на столько, на сколько нужно, а потом возвращайтесь. Мне будет легче, если я буду знать, что вновь увижу вас, вашу загадочную улыбку, ваш взгляд, блуждающий где-то далеко-далеко…

– Я не знаю, что мне делать, – пожала она плечами. – Нужна ли вам ложная надежда? – Он кивнул и улыбнулся. – Но зачем тешить себя тем, что, возможно, никогда не произойдет?

– Наверное, людям нужно о чем-то мечтать. О чем-то недосягаемом, несбыточном, – проговорил Луи, глядя в глаза Катрин. – Будьте моей… мечтой, Катрин Мере.

– Хорошо, – улыбнулась она.

Луи шагнул к ней, обнял, поцеловал в губы и поспешно вышел. Все произошло так молниеносно, что Катрин не успела опомниться.

– Что это вы тут делали? – голос красотки Мишель прозвучал осуждающе.

– Выясняли отношения, – проговорила Катрин, продолжая смотреть на дверь, за которой скрылся шеф.

– Кто победил? – поинтересовалась Мишель.

– Никто, – ответила Катрин, усаживаясь за свой стол. – Каждый остался при своих интересах.

– Зря, – сказала Мишель тоном строгой учительницы. – Надо было…

Дальше Катрин ничего не слышала. Все, происходящее в эфирном пространстве офиса, ее больше не интересовало. Она была далеко, на краю земли и смотрела, как звезды падают в океан. Как бездонность сливается с безбрежностью и рождается безграничная нежность.

Катрин знала, что сегодня вечером состоится прощальная встреча с таинственным незнакомцем Аленом Жерменом, но что все произойдет так, Катрин не предполагала.

Едва она вошла в квартиру, Ален приоткрыл потайную дверь и спросил:

– Позволите.

Катрин кивнула. Он подошел к ней, протянул букетик эдельвейсов и что-то прошептал. Она стояла у зеркала и через помутневшее отражение смотрела на все происходящее, как на кадры замедленной съемки. Все происходило не с ней. Ален обнял Катрин за плечи. Она прижалась к его щеке и прошептала:

– Как я рада вас видеть. За год, что мы провели в тайных беседах, я привязалась к вам так сильно, что не могла думать ни о ком кроме вас. Я представляла вас и уродливым стариком, и обворожительным красавцем, и скромным юношей, и настоящим французом – человеком вне возраста, волевым, любвеобильным, страстным, в меру эгоистичным. А когда я увидела вас, то…

– Разочаровались, – поцеловав ее в лоб, сказал Ален.

– Нет, – улыбнулась она. – Увидев вас я поняла, что ничего не смыслю в мужской красоте, что внешность не всегда отражает внутреннее содержание, которое важнее во сто крат. Я продолжала бы вами восхищаться, даже если бы вы были уродливым стариком. Вы мне нравитесь, Ален. Очень-очень нравитесь, – она зажмурилась. – Я так откровенничаю с вами, потому что это всего лишь сон, сновидение…

– Это не сон, Катрин, – прошептал он, прикоснувшись губами к ее щеке. Катрин открыла глаза, внимательно на него посмотрела, поняла, что все происходит именно с ней, с ним, испуганно отстранилась, прошептав:

– Не может быть.

– Может, – улыбнулся он. – Посмотрите на часы. Позвоните по телефону своей подруге.

– У меня нет подруг, – сказала она.

– Тогда поставьте эдельвейсы в вазу, – предложил он.

– Где вы их взяли? – разглядывая цветы, спросила Катрин.

– В горах, – улыбнулся он. – Ванесса сказала, что вы любите горные цветы. Вот я и решил порадовать вас.

– Вам не стоило утруждаться. Я ведь завтра уезжаю, – проговорила Катрин, не решаясь поднять глаза.

– Ванесса сказала мне о вашем отъезде, – прошептала он и, вздохнув, повторил чуть громче:

– О вашем отъезде сказала мне Ванесса. Мадам Ванесса Мария Жермен моя… как вы думаете, кто мне Ванесса?

– Мама, – сказала она, подняв глаза. Ей вспомнилась вчерашняя трогательная сцена, и на сердце стало тепло.

– Конечно, мадам Ванесса его мама! – запело все у нее внутри.

– Ванесса моя… – он глубоко вздохнул и сказал то, что повергло Катрин в шок. – Она моя жена.

Катрин прижала обе ладони к губам и попятилась. Потайная дверь распахнулась и на пороге появилась мадам Ванесса, одетая в пышное платье времен Людовика. Седые волосы были спрятаны под напудренный высокий парик. В таком виде мадам Ванесса была похожа на призрак.

– Следуйте за мной, – приказала она, одарив Катрин недружелюбным взглядом.

Катрин посмотрела на Алена, надеясь, что он все объяснит, но он лишь галантно поклонился и прошептал:

– Прошу вас, мадмуазель.

Катрин перешагнула порог потайной комнаты, мысленно ругая себя за то, что не уехала сразу после работы.

– Зачем мне весь этот маскарад? Что ждет меня в тайном лабиринте? Что приготовила для меня эта парочка безумцев? Кто спасет меня?

Но среди этих страшных мыслей мелькнула одна, не лишенная здравого смысла: «Зачем волноваться заранее? Думай о том, что самое плохое уже случилось».

– Я буду думать, что это – всего лишь сон, который скоро закончится, – решила Катрин, моментально успокоившись. Она пошла следом за мадам Ванессой по винтовой лестнице, ведущей вниз. Ален Жермен замыкал шествие.

Преодолев несколько ступеней, Катрин обернулась, решив посмотреть, как же выглядит потайная дверь. Но увидела бледное лицо Алена с огромными, полными слез глазами и замерла. Он приложил палец к губам и покачал головой.

– Будьте внимательнее, Катрин, – громко сказала мадам Ванесса. – Здесь ступени почти стерлись, не оступитесь. Мы зовем эту лестницу лабиринтом страсти, – понизив голос, добавила она. – Тот, кто свободен от чувств, легко преодолеет все сто ступеней, ведущих вверх. Да, да, вы не ослышались, Катрин. Несмотря на то, что мы спускаемся, мы идем вверх. Через мгновение вы в этом убедитесь сами.

Мадам Ванесса толкнула массивную дверь и шагнула в темный проем. Катрин шагнула следом за ней и замерла. Они вышли на круглую крышу, в центре которой стоял круглый стол, накрытый длинной белоснежной скатертью, сервированный на троих. Длинные изящные фужеры на золотых ножках, длинные свечи в золотых подсвечниках, старинная посуда, кобальтовая ваза с эдельвейсами – все казалось нереальным на фоне звездного неба и миража Эйфелевой башни. И даже звуки музыки, напоминали шепот ветра и морского прибоя.

Мадам Ванесса пригласила всех к столу. Ален откупорил бутылку «Шато». Мадам Ванесса подняла бокал и улыбнулась своей очаровательной улыбкой, которая так нравилась Катрин.

– За вас, моя девочка! Спасибо, что были терпеливой, добропорядочной и внимательной. Мне будет вас не хватать. Если решите вернуться в Париж, то мы с удовольствием вновь приютим вас. Пейте, не бойтесь. Это замечательное вино из коллекции бабушки Антуанетты урожая 1899 года. Вино из девятнадцатого века.

Мадам Ванесса выпила залпом, поставила бокал и сказала:

– Не бойтесь меня, Катрин. И не смотрите на меня так, словно я – призрак бабушки Антуанетты. Ее призрак появится позже, лет через сто, – она беззаботно рассмеялась. А потом, чуть подавшись вперед, проговорила:

– Я так давно живу на этой земле, что не желаю обращать внимания на негативную сторону жизни. Я хочу радоваться каждому мгновению. Каждому! Я достаточно богата, чтобы устраивать себе праздники. Сегодня такой праздник, на который вам, Катрин, посчастливилось попасть. Представьте, вы сидите за одним столиком с дамой из девятнадцатого века! Вы жили в замке, в котором бывали известные художники, поэты, музыканты. Вам посчастливилось, Катрин, потому что сдать комнату молоденькой девушке – это тоже одна из моих прихотей. Вы пришли вовремя и… Пейте вино. Ешьте свои любимые устрицы, любуйтесь ночным небом и ни о чем не сожалейте.

Катрин пригубила вино, отметив его отменный вкус. Она улыбнулась мадам Ванессе, посмотрела на Алена и перевела взгляд на далекие звезды.

– Что заставило его жениться на старухе? – подумала она. – Деньги? Сострадание? Любовь?

– Катрин, вы бы остались здесь, в Париже, если бы вам предложили много денег? – спросила мадам Ванесса.

– Нет. Счастье не в деньгах, – ответила Катрин, продолжая смотреть на звезды.

– А в чем же? – поинтересовалась мадам Ванесса.

– Во взаимопонимании, – ответила Катрин, посмотрев на Алена. – Как важно знать, что дышишь так же, как он, слышишь, как он, также смотришь на мир. Ничто не может поколебать столп света, возникший от слияния любящих душ.

– Вы цените духовную близость больше физической? – с интересом глядя на Катрин, спросила мадам Ванесса.

– Да, – сказала Катрин, глядя ей в глаза.

– Вот вы и ответили на свой, не заданный нам вопрос, – улыбнулась мадам Ванесса. Брови Катрин взлетели вверх. Мадам Ванесса рассмеялась:

– Милая моя, у вас же все написано на лбу. Все ваши вопросы настолько предсказуемы, что мне не надо быть великим экстрасенсом или психологом, чтобы понять, о чем вы думаете в данный момент. Ален сказал вам, что я его жена. Теперь вас мучает вопрос: почему он женился на старухе? Да потому что… – она посмотрела на Алена. – Ответьте на этот вопрос, друг мой.

Он пригубил вино, улыбнулся Ванессе, перевел взгляд на Катрин и спросил:

– Как вы думаете, мадмуазель, сколько мне лет? – Она пожала плечами, боясь ошибиться. Ему могло быть намного больше, также как и мадам Ванессе.

– Мне шестьдесят пять, – сказал он. – Это всего лишь на пятнадцать лет меньше, чем Ванессе и на бездну лет больше, чем вам. Между нами всегда будет эта бездна.

– Без-дна, – послышалось Катрин. – Бездонная пропасть, которую не преодолеть.

– Дружбе она не помеха, – сказал Ален. – Друзьями можно быть в любом возрасте.

Он положил руку на руку Ванессы и с такой нежностью посмотрел на нее, что у Катрин защемило сердце. Возвышенные чувства, возвышенные отношения, о которых она мечтала, были для этих людей смыслом жизни, ее основой, стержнем, световым потоком, внутрь которого ей посчастливилось попасть. Сможет ли она, Катрин, испытать что-то подобное?

Маленькая звездочка сорвалась с небосвода и исчезла в темноте.

– Вернулись ли вы из Жювизи? – подумав об Анри де Лакруа, мысленно спросила Катрин и услышала в ответ:

– Да-а-а.

– Во сколько вы уезжаете? – спросил Ален.

– Мой поезд в десять утра. Наверно, мне пора, – проговорила она и поднялась. – Спасибо за ужин.

– Вы ничего не ели. Почему? – спросила мадам Ванесса.

– Мне было так хорошо, что не хотелось нарушать гармонию вечности, – улыбнулась Катрин.

– Ален проводит вас, иначе, вы вновь потеряетесь в лабиринте страстей, – сказала мадам Ванесса и поднялась. Она обняла Катрин и шепнула:

– Желаю вам встретить такого же удивительного человека, как мой Ален.

Катрин послышалось: «Анри!» На горизонте полыхнула зарница.

– Ночью будет гроза, – сказала мадам Ванесса.

– Загляни в его глаза, – послышалось Катрин.

– Доброй ночи, – сказала мадам Ванесса, распахивая дверь.

Ален взял ее за руку и повел за собой вниз по лестнице, ведущей вверх.

– Вы огорчены? – поинтересовался он.

– Не знаю, – ответила Катрин. – В моем сердце столько противоречивых чувств, а в голове так много мыслей, что мне трудно разобраться. Я решила, что все происходящее – сон, видение чуда, разъяснение которого будет позже.

– Вы устали?

– Нет. Наоборот, я чувствую такое возбуждение, что готова не спать всю ночь, – призналась Катрин.

– Хотите, посидим на вашей крыше? – спросил он. – Посидим, прижавшись друг к другу спинами.

– Да, – выдохнула она.

– Да, да, да, – запело все внутри нее, отозвавшись перестуком каблучков по ступеням. Сто ступеней, сто ответов «да» на один вопрос. Катрин почувствовала себя безгранично счастливой. Она верила, что это чувство поможет ей преодолеть все будущие испытания. Но сейчас о них думать не хотелось. Сейчас она во власти сна, видения чуда, беззаботности.

Они с Аленом просидели на крыше до рассвета. Он рассказывал ей, как мальчишкой приехал в Париж из Лиможа, попал в переделку, чудом выжил. Долго искал работу, скитался по ночлежкам пока однажды не встретил Ванессу. Она сидела за столиком летнего кафе и листала газету.

– Я попытался стянуть ее сумочку, расшитую бисером. Она ловко перехватила мою руку, словно только и делала, что ловила воришек. Строго посмотрела на меня и приказала сесть за столик. Заказала мне завтрак. Внимательно выслушала мою правдивую историю, а потом улыбнулась и спросила:

– Хотите получить работу?

– Работу! – воскликнул я. – Да это мечта всей моей жизни!

– Следуйте за мной, – приказала она.

Так я попал в этот дом. Вначале я разбирал архив, сортировал письма, не совсем понимая, зачем все это нужно. Несколько раз я бросал все и убегал, но неизменно возвращался, понимая, что Ванессе нужна моя помощь. Она всегда встречала меня так, словно мы расстались пару часов назад. Мне становилось стыдно за свои недельные скитания, за свою бродяжническую жизнь, которая тянула меня, как магнит. Ванесса ни разу не спросила меня, где я пропадал? Почему сбежал? Как я посмел быть таким неблагодарным? Никаких упреков. Ни-ка-ких.

Ванесса приглашала меня выпить чашечку кофеи, мило улыбаясь, рассказывала, что произошло во время моего отсутствия. Я мысленно ругал себя за то, что все эти открытия совершились без меня. Я все-все пропустил. Как глупо. В один из дней я дал себе слово, что никогда больше не покину Ванессу по собственной воле, если она не укажет мне на дверь. И сразу все в моей жизни изменилось. Я стал смотреть на мир по-иному. Каждый день был полон новыми впечатлениями, был неповторим и важен. Из простого лиможского сорванца я превратился в известного профессора Жермена, уважаемого в обществе человека. Тогда я осмелился сделать Ванессе предложение. Она строго на меня посмотрела и сказала, что не может дать согласие на этот брак, потому что она намного старше меня. Я не поверил. Мне всегда казалось, что мы ровесники. Ванесса усмехнулась, показала мне свой паспорт и предложила остаться друзьями. Я сказал, что не смогу жить в ее доме в качестве друга. Мне придется уехать. Она пожала плечами и ушла. Ее не было несколько дней, которые показались мне вечностью. Солнце померкло, погода испортилась, все вокруг потускнело. Я понял, что не смогу жить без Ванессы, что готов согласиться на все ее условия. На все.

Она пришла на рассвете и, остановившись в дверном проеме, прошептала:

– Я выйду за вас замуж, Ален.

Мы вместе тридцать пять лет. Счастливых, фантастических лет…

Ален замолчал, чуть отстранился от Катрин и вздохнул:

– Ваше появление здесь, на этой крыше, перевернуло все вверх дном… Призраки вновь стали бродить по тайной лестнице в поисках золотых ларцов и пузырьков с ядом. Старинные зеркала помутнели, а голос бабушки Антуанетты стал слышнее.

Он поднялся, отошел к полудвери и, изменившимся до неузнаваемости голосом, прошептал:

А ведь эта донна Фама не простая вовсе дама.

Это римская богиня сплетен, лжи и клеветы.

– Мы заблудились в суматошной жизни, – сказал он своим обычным голосом. – И вы, Катрин, правильно делаете, что бежите из Парижа в свой маленький Сен-Поль, в удивительный Сен-Поль. Вспоминайте о нас с Ванессой. Позвольте мне на прощание дать вам один совет, который дал Гейне белой мышке: «Пусть не прельщает вас суетный свет. Счастья и прока от этого нет. Пускай лучше будут босыми ножки, чем спрашивать красные туфли у кошки!»

Катрин поднялась, шагнула к Алену, прижалась к его груди и прошептала:

– Спасибо. Я буду безумно скучать по нашим таинственным ночным беседам. Вы удивительный человек, Ален Жермен.

– Я самый обыкновенный человек, – улыбнулся он, мысленно добавив: – Который с трудом справляется с вожделением…

– Самый обычный, удивительный человек, с которым я с удовольствием буду дружить, если он позволит, – отстранившись, сказала Катрин.

– Он позволяет, – галантно поклонившись, проговорил Ален. Он поцеловал ее руку и шагнул за порог полудвери. Катрин прижалась к ней спиной и прошептала:

– Благодарю вас, Ален, за все, все, все…

– Благодарю вас, Катрин, – прошептал он, проведя рукой по двери. – Уезжайте скорее, прошу вас…

Она не слышала его слов. Потайная дверь не пропускала звуки наружу.

Катрин посмотрела на помутневшее зеркало и увидела даму в пышном наряде времен Людовика. Дама строго взглянула на Катрин, прикрыла губы веером, погрозила пальцем и исчезла. Катрин тряхнула головой, набросила на зеркало пестрый шелковый платок, схватила свой чемодан и побежала вниз по лестнице.

Она не стала вызывать такси, решив пройтись по сонным улицам Парижа и поразмышлять обо всем, что произошло.

– Позвольте вам помочь, мадмуазель, – раздался рядом мужской голос. Катрин вздрогнула и повернула голову.

– Пьер?! Ты караулил меня? Ты дежурил у подъезда? – воскликнула она, уронив чемодан.

– Нет, нет, дорогая, – замахал он руками. – Я проезжал мимо. Случайно проезжал, возвращался из гостей… Садись я подвезу тебя. Куда ты собралась с вещами? Тебя выселили?

– Я еду в отпуск, – растерянно проговорила Катрин. Ей хотелось поскорее отделаться от Пьера, но это было невозможно. Катрин машинально выполняла его приказы, пытаясь что-то придумать.

– Отпуск – это всегда здорово, – распахивая перед ней дверцу, сказал Пьер. – Это здорово, что у тебя отпуск именно сейчас, потому что ты можешь сдать свой билет и полететь со мной в Африку.

– Что? – испуганно воскликнула Катрин.

– Так, я все понял, – рассмеялся Пьер. – Отдых в Африке отменяется. Ах, Катрин, Катрин, ты так ничему и не научилась за эти годы. Сколько раз я тебе говорил, не показывай своих эмоций, держи ситуацию под контролем, а ты… – он махнул рукой. – У тебя все на лбу красными буквами написано, Катрин.

Она машинально потерла лоб. Пьер расхохотался еще сильней.

– Это шутка, Катрин, понимаешь – шут-ка. А ты все за чистую монету принимаешь. Ай, яй, яй, такая взрослая девочка, а все еще верит в сказки. Не верь. Время сказок прошло. Наступил век жестокости, насилия и зла.

– Пьер, – поморщилась Катрин. – Позволь мне самой решать во что верить, а во что – нет.

– Ладно, – дружелюбно, проговорил он. – Итак, куда мы едем на вокзал или в аэропорт?

– На вокзал, – сказала Катрин, пристегнувшись ремнем безопасности.

– Почему ты пытаешься сбежать он меня? – положив руку ей на плечо, спросил Пьер.

– Я вовсе не пытаюсь от тебя сбежать, я это делаю, – повернув к нему голову, спокойно сказала она.

– Почему? – нахмурился он.

– Потому что мне так хочется, – улыбнулась она.

– Потому что мне так хочется, – передразнил он ее и, убрав руку, закричал: – А мне хочется разбиться вдребезги, в лепешку.

Он выжал педаль газа, резко крутанул руль. Машину занесло. Катрин закрыла лицо ладонями и крепко зажмурилась. Завизжали тормоза, послышался негромкий хлопок, и стало совсем тихо.

– Ты в порядке? – донесся до Катрин сдавленный голос Пьера.

Она открыла глаза, сквозь пальцы посмотрела на оранжевую подушку безопасности, выросшую перед ней, и прошептала:

– Хорошо, что я пристегнулась.

Пьер помог ей выбраться из машины, пощупал руки, ноги, голову и облегченно вздохнул:

– Слава Богу, ты цела! Хорошо, что все закончилось благополучно.

– Достань, пожалуйста, мой чемодан, – попросила Катрин. – На этот раз между нами все действительно закончилось.

– Не сердись, – Пьер попытался ее обнять. Она отстранилась. Он виновато улыбнулся:

– Прости. Ну, хочешь, я встану перед тобой на колени?

– Зачем? – равнодушным тоном спросила она, глядя мимо Пьера. Весь этот фарс ей порядком надоел. Она была утомлена бессонной ночью, рассержена до такой степени, что еле сдерживалась, чтобы не наброситься на Пьера с кулаками.

– Давай, я вызову такси, – сказал он. Она кивнула и отвернулась.

Такси подъехало минут через десять. За все это время они не проронили ни слова. Пьер стоял, облокотившись на своего помятого «ягуара» и смотрел на Катрин. А она смотрела на дом мадам Ванессы и думала о том, что в этом доме живут не люди, а призраки, которые спокойно спят в своих кроватях.

А они не спали. Они сидели за круглым столом и составляли завещание, по которому после смерти мадам Ванессы Марии Жермен замок становился собственностью Катрин Мере. Ален Жермен оставался полноправным хозяином замка до своей кончины.

– Которая может произойти гораздо раньше твоей, Ванесса, – сказал Ален, услышав визг тормозов.

– Раньше моей не произойдет, – улыбнулась она. – Ты должен будешь отыскать свою Катрин, рассказать ей о последней воле покойной жены, которая выбрала ее своей наследницей, потому что… – Ванесса рассмеялась. – Выбрала, потому что выбрала. Поставь свою подпись здесь и пообещай, что ты не станешь раскрывать ей нашу тайну.

– Обещаю, – сказал он.

– Поклянись, – приказала Ванесса. Он опустился на правое колено, приложил правую руку к груди и прошептал:

– Клянусь.

– Прекрасно, – проведя рукой по его волосам, сказала она. Он взял ее руку, прижался губами к ладони и закрыл глаза. Так они и простояли, пока не приехало такси, которое увезло Катрин…

Когда подъехало такси, Пьер погрузил чемодан Катрин в багажник, поцеловал ее в щеку, сказал, что будет ждать звонка. Она кивнула.

– Куда вас отвезти, мадмуазель? – поинтересовался таксист.

– На вокзал, – ответила она и прикрыла глаза, давая понять, что не намерена разговаривать.

– Ваш друг слегка нетрезв? – спросил таксист. Катрин не ответила.

– Это же надо, на ровном месте разбить машину! – покачал головой таксист. – Это надо было постараться так проехать.

– Он постарался, – сказала Катрин. – Он очень постарался.

– Да разве так можно удержать красивую девушку? – воскликнул таксист, сделав ударение на слове «так». – Вы меня простите, но ваш друг – болван.

– Я с вами полностью согласна, – сказала Катрин и, глянув на невысокого коренастого таксиста с небольшими залысинами в светлых волосах, рассмеялась.

Этот человек вовсе не был смешным. Он был простовато милым парнем из какой-нибудь провинции. Катрин развеселило его неподдельное возмущение глупостью Пьера.

– Разве можно быть таким болваном в наше время? – сказал таксист и рассмеялся вслед за Катрин. Рассмеялся легко и беззаботно.

– Вы давно в Париже? – поинтересовалась Катрин.

– Да, уже полгода, – с гордостью ответил он.

– Нравится?

– Париж – да, парижане – не всегда, – признался он. – Жадничают. Вот ваш друг, хоть и болван, но щедрый мосье. Дал мне двести евро.

– Откупился, – сказала Катрин и отвернулась. Настроение вновь стало скверным. Слушать болтовню таксиста больше не хотелось.

Хотелось попасть скорее в Сен-Поль, в маленький домик на вершине горы, чтобы почувствовать себя свободной и счастливой.

Жизнь на винограднике была совершенно иной. Катрин вставала с первыми лучами солнца и собирала янтарные виноградные гроздья в огромные корзины. А на закате она поднималась на один из горных утесов и любовалась изменениями, происходящими в природе, чувствуя, что и в ее душе происходят изменения. Каждый вечер создавал новые шедевры, причудливо смешивая краски. Каждый вечер Катрин открывала в себе что-то новое. Ее душу переполняли чувства, которых она никогда не испытывала, живя в городе.

Несколько раз звонил Пьер, но она не отвечала ни на его звонки, ни на его послания. Нет, однажды она написала ему:

– Я разбилась вместе с вашим «ягуаром».

В ответ пришло три вопросительных знака. Катрин оставила их без ответа. Пьер тоже замолчал.

– Наконец-то уехал в Африку, – решила Катрин и забыла о нем.

На винограднике всегда было столько дел, что дни пролетали словно птицы. И, когда родители позвали Катрин в Сен-Поль на ужин по случаю дня ее рождения, она удивленно воскликнула:

– Неужели прошло полгода?!

– Если быть точным, то прошло полгода и десять дней, – сказал мосье Мере.

– Мы надеемся, что ты останешься с нами еще минимум на полгода, – улыбнулась мадам Мере. – Свежий воздух пошел тебе на пользу. Ты стала похожа на человека, а не на компьютерную мышку.

– Мышкам не следует просить красные туфли у кошек, – Катрин вспомнился совет Алена, и ужасно захотелось в Париж.

– Как вы смотрите на то, чтобы дать мне трехдневный отпуск? – хитро улыбнувшись, спросила Катрин.

– Положительно, – в голос ответили родители.

– Прекрасно, тогда я поеду завтра, – пригубив вино, сказала Катрин.

– В Ниццу, чтобы отдохнуть у моря, – продолжила за дочь мадам Жозефина. Катрин покачала головой:

– Нет.

– Она хочет в Париж, – сказал мосье Винсент, глянув на Катрин. – Угадал?

– Да, – улыбнулась она. – Навещу мадам Ванессу, зайду в офис к Луи, скажу, чтобы не ждал меня. Я не смогу больше сидеть перед компьютером и смотреть на цифры.

– Ты решила остаться здесь? – спросила мадам Жозефина.

– Да, мама. Я решила остаться с вами, – сказала Катрин и поднялась. – Я торжественно заявляю вам, что буду продолжать семейное дело виноделов Мере!

– Виват! – воскликнул мосье Винсент и поднялся.

– Виват! – воскликнула мадам Жозефина.

Мадам Ванесса искренне обрадовалась, увидев Катрин. Она приняла из ее рук букет горных цветов, поставила его в кобальтовую вазу и усадила Катрин в плетеное кресло на веранде. Они пили кофе из кукольных чашечек и вели неспешную беседу.

– Жаль, Алена нет дома, – вздохнула мадам Ванесса. – Он на конференции в Стокгольме. Вернется дня через два. А ты, надолго?

– Завтра уезжаю, – соврала Катрин.

– Останешься? – спросила мадам Ванесса.

– Нет, – улыбнулась Катрин. – Меня ждет школьная подруга Марта. Она живет в двух шагах от Лувра.

– В двух шагах от Лувра, – повторила мадам Ванесса. – Да, дитя мое, это более загадочное место, чем замок тысячи цветов Мильфлер.

– Я никогда не слышала про замок тысячи цветов Мильфлер, – призналась Катрин.

– Ты находишься в нем, дорогая, – улыбнулась мадам Ванесса. – Да, да, когда-то наш дом называли замком Мильфлер. Здесь собирались поэты, музыканты, художники. Каждый вечер был неповторим, – мадам Ванесса прикрыла глаза и негромко запела. Катрин уже слышала эту мелодию, когда стояла у приоткрытой двери на тайной лестнице.

– Красивая мелодия, – сказала Катрин, когда мадам Ванесса замолчала.

– Это ария из оперы «Армида» Жана Люлли, написанная в 1686 году, – сказала мадам Ванесса. – Люлли был человеком одаренным во всех отношениях. Он не только писал музыку, либретто к операм и балетам, но еще обучал актеров петь, музыкантов играть на музыкальных инструментах, танцоров балетной технике. У Люлли была блистательная карьера. Но все началось с простой случайности, – мадам Ванесса улыбнулась. – Мальчик Жан Батист Люлли из бедной крестьянской семьи понравился герцогу де Гизу и в 1646 году попал из Флоренции в Париж. Он обучал принцессу Монпансье – сестру Людовика ХIV итальянскому языку. Кроме того, Жан Батист еще прекрасно играл на скрипке, гитаре, пробовал сочинять музыку. Кстати, Люлли был самоучкой, умело использующим свой природный дар. Его талант не мог остаться незамеченным. Он был приглашен в королевский оркестр, в котором было двадцать четыре скрипки. Люлли стал виртуозом. Тогда король поручил ему создать малый оркестр из шестнадцати королевских скрипок. Потом ему поручили написать балеты на сюжеты пьес Мольера «Брак поневоле», «Господин де Пурсоньяк», «Мещанин во дворянстве». Сам король Людовик ХIV танцевал в этих балетах. Тогда придворная знать только так и развлекалась, – сказала мадам Ванесса. – Помните мой наряд в день нашего прощания? – Катрин кивнула. – Он из тех времен. Из эпохи барокко, когда ценилась не только внешняя роскошь, но глубина чувств, героизм и преданность. Сейчас все изменилось, – она горестно вздохнула. – Хотите сходить в вашу комнату?

– С удовольствием, – сказала Катрин, принимая из рук мадам Ванессы ключ.

– Я подожду вас здесь. Сидите на своей крыше хоть до рассвета.

Катрин с замирающим сердцем подошла к двери, провела рукой по прохладной поверхности и только потом открыла замок. В комнате ничего не изменилось, словно она покинула ее вчера. У зеркала стояла чайная роза в кобальтовой вазе, рядом лежал томик Гейне, заложенный красной лентой. Катрин посмотрелась в мутное зеркало, раскрыла книгу и прочла отмеченное четверостишие:

Катрин почудилось, что в зеркале мелькнула чья-то тень. Она захлопнула книгу, распахнула полудверь и вышла на крышу. Небо над Парижем было совсем не таким, как над Альпами. Здесь легкие облака были подкрашены серой краской смога. Катрин несколько раз глубоко вдохнула тяжелый городской воздух и вернулась в комнату. Она отдернула тяжелую портьеру, толкнула потайную дверь, постояла на пороге, но переступать его не стала. Что-то внутри нее воспротивилось, напружинилось, причиняя физическую боль.

– Не стоит тревожить призраки прошлого, – мелькнула мысль. Катрин захлопнула дверь, задернула портьеру и побежала вниз к мадам Ванессе.

На прощание они расцеловались. Катрин оставила свой адрес в Сен-Поле и ушла, пообещав навестить замок Мильфлер при первой же возможности.

Как только за ней закрылась дверь, в комнату вошел Ален.

– Почему ты не позволила мне поговорить с ней? – спросил он.

– Пусть идет к Анри, – проговорила она, глядя в окно на удаляющуюся Катрин.

– Ты уверена, что она пойдет в кафе де Лакруа? – обняв Ванессу за плечи, спросил Ален. Она поцеловала его руку и прошептала:

– Да. Ей некуда больше идти. У нее ведь нет никакой школьной подруги по имени Марта.

Катрин знала, что ей непременно надо зайти в кафе де Лакруа. Может быть, в этот раз ей повезет, и она увидит Анри. Зачем? Пока Катрин не знала. Какая-то сила гнала ее вперед. Скорее, скорее, скорее…

– Вы?! – воскликнул Анри, увидев Катрин на пороге кафе. – Ваше завтра случилось через шесть с половиной месяцев.

– Вы считали дни? – сконфуженно улыбнулась Катрин.

– Считал, – признался он. – Пройдете?

– Да, – сказала она. – Посадите меня за ваш столик.

– Я больше не работаю официантом, – шепнул ей Анри. – Меня повысили. Теперь я – администратор. Но, если вы желаете, я принесу вам заказ собственноручно.

– Принесите чашечку кофе, – попросила Катрин.

– И все? – удивился он. – Вы вновь ничего не едите. Вы на кофейной диете?

– Нет, – улыбнулась она, усаживаясь за столик у окна.

Анри принес ей кофе, сел напротив и улыбнулся:

– Я счастлив, что вы не забыли про меня, про наше кафе. Загар вам очень идет. Вы отдыхали на Лазурном берегу?

– Я живу на Лазурном берегу, – сказала она, глядя в его глаза. – Я родом из Сен-Поля. У моих родителей виноградник в Альпах, а я, – Катрин усмехнулась, – сторожу урожай.

– Правда?! – воскликнул он. – Как это должно быть удивительно сторожить урожай и любоваться Лазурным берегом.

– Хотите поехать со мной? – неожиданно для себя спросила Катрин.

– Едемте, – сказала Анри, вставая. Катрин растерянно посмотрела на него снизу вверх и машинально отпила кофе.

– Вы испугались, – грустно улыбнулся он, усаживаясь за столик. – Пейте ваш кофе. Не спешите.

Катрин отодвинула чашку и сказала:

– Я вовсе не испугалась. Я – растерялась от неожиданности. Я не ожидала, что вы так сразу согласитесь.

– Поэтому и пригласили? – спросил Анри, буравя ее взглядом.

– Да нет же, – сказала она, покачав головой. – Я веду себя глупо. Я здесь, словно не в своей тарелке… Пойдемте на крышу.

– Пойдемте! – обрадовался он.

– Подождите! – воскликнула Катрин, вновь усаживаясь за столик. – Я же не заплатила за кофе.

– Катрин, – рассмеялся Анри. – Считайте это подарком от заведения. Пойдемте, пойдемте, не будем терять драгоценных минут.

Они вышли из кафе, обогнули здание, вошли во внутренний дворик, поднялись по винтовой лестнице. Металлическая дверь добродушно скрипнула, пропуская их. Катрин обошла скамью и присела на край. Анри отошел к краю крыши, скрестил на груди руки и замер. Все было также, как в их первую встречу. Он стоял спиной к ней и смотрел на Париж. Его силуэт был похож на росток с нераспустившимся бутоном. Только солнце было не огненно-красным, а нежно-розовым.

– Я был в Жювизи, – сказал Анри, не поворачивая головы. – Был без вас. Был трижды без вас и страдал от этого. – Он повернулся. – Глупо, да?

– Да нет, – сказала она. – Я тоже о вас думала. Даже не знаю почему. Я ведь приходила сюда без вас. Дверь была заперта. Вернее, замок висел на двери, но когда я до него дотронулась, он легко открылся. Я вошла, села на эту скамью и стала смотреть на закат, жалея, что вас нет рядом.

– Правда? – спросил он. Катрин кивнула. Она не видела его лица, солнечный свет размывал очертания. Зато она чувствовала напряжение во всем теле. Внутренняя пружина, сжатая до предела, была готова распрямиться в любую секунду, чтобы толкнуть ее в его объятия. Катрин медлила, потому что женская гордость не позволяла ей первой сделать шаг. Анри выжидал, боясь своей поспешностью вновь напугать ее. Шаг навстречу друг другу они сделали одновременно, не сразу поняв, что же произошло. Просто они вдруг стали единым существом с одним огромным сердцем, звучащим, как колокол.

Потом они бродили по улицам Парижа, держась за руки, и говорили, говорили, говорили. Ночь подпевала им звуками флейты.

Они отправились в Сен-Поль самым ранним поездом. Катрин положила голову на плечо Анри и уснула. Ей снилась лодочка, покачивающаяся на волнах, в которой сидела милая пастушка в скромном наряде. Ей навстречу плыла королевская ладья с перламутровыми парусами. Дамы и кавалеры замахали руками, приглашая пастушку на свою ладью. Только принц остался безучастным. Он сидел на корме с сосредоточенно-задумчивым видом и смотрел мимо пастушки. Он не обратил внимания на тонкую руку девушки, протянутую к нему. Не услышал ее слов.

– Принц, очнитесь, – попросила пастушка. – Я плыву вам навстречу из снов, из видений, из вчера в ваше завтра.

Он не повернул головы. Ладья проплыла мимо. Пастушка прыгнула в воду и поплыла вслед за ладьей. Но водяные лилии оплели ее тело.

– Теперь ты – русалка. Ты останешься с нами. Ты станешь цветком.

– Прощайте, мой задумчивый принц, – воскликнула пастушка, исчезая под водой.

– Чей голос я слышал только что? – очнувшись от забытья, спросил принц.

– Наши, ваше Величество, – наперебой закричали придворные дамы.

– Поверните ладью назад, – приказал принц.

– Если я выполню ваш приказ, то мы не сможем до захода солнца попасть на остров Радости, – сказал рулевой.

– Выполняйте мой приказ, – нахмурился принц. – В противном случае, мне придется прыгнуть в воду.

– Я бы не советовал вам здесь нырять, – сказал рулевой, наблюдая за тем, как решительно принц сбрасывает свой расшитый золотом мундир. – Об этих местах ходит дурная слава. Тот, кто попадает в воду, перестает быть человеком.

– Вздор! – крикнул принц и нырнул. – Смотри, трусливый человек, со мною все в полном порядке.

– Не-е-е-т! – закричали сразу все придворные, увидев, как толстые стебли лилий оплетают тело принца.

– Теперь ты станешь цветком, – раздался зловещий шепот.

– Не бойтесь, мой принц, это всего лишь сон, – прикоснувшись прохладной рукой к его щеке, проговорила девушка, похожая на цветок лилии. – Поцелуйте меня и чары спадут.

Он прикасается губами к ее губам и попадает на свою ладью.

– Мы повернули назад, как вы приказали, – рапортует рулевой.

– Догоните ту лодку, – командует принц. – Вам известно, чья это лодка? Кто в ней плывет?

– Нет, Ваше Высочество, – качает головой рулевой.

– Там очаровательная пастушка, – льстиво сообщает один из придворных. – На ней платье цвета лилии. Белая лилия в пшеничных волосах. А кожа у этой девушке такая белая, словно она никогда не бывала на солнце.

Ладья и лодка соприкасаются бортами. Принц прыгает в лодку. Девушка поднимается ему навстречу. Лодка переворачивается, и они падают в воду.

– Ах! – кричат придворные дамы. – Скорее бросайте спасательные круги. Они же утонут, утонут…

– Я вспомнил, где видел эту девушку! – восклицает льстивый придворный, бледнея. – Она вовсе не пастушка. Это русалка…

– Ру-сал-ка… – стонут придворные дамы. – Скорее спасите принца!

Но никто не двигается с места. Страх парализовал придворных. Никто не желает превращаться в лилию. Никто не желает приносить себя в жертву. Срабатывает инстинкт самосохранения.

Безмолвие длится несколько минут. Наконец, из-под воды выныривает принц, а следом за ним пастушка. Им помогают подняться на борт ладьи. Придворные дамы опасливо поглядывают на девушку, пытаясь разглядеть через мокрую одежду русалочий хвост. Но никакого хвоста у нее нет. Перед ними прекрасно сложенная девушка. Она хороша собой. Даже мокрые, прилипшие к лицу волосы не портят ее, а делают еще привлекательней.

– Как вас зовут? – прижимая ее ладошку к своим губам, спрашивает принц.

– Сирена, – улыбается она.

– Сирена?! – гримаса ужаса искажает лица придворных. – Мы пропали. Мы все погибнем.

– Сирена. Сирена Виктория, – нараспев повторяет принц, не обращая внимания на всеобщую панику. – Вы – мой сон, мое видение, ускользающая тень, нереальная реальность.

– Порой реальность сказочнее снов, – улыбается она. – Вот только не все могут увидеть и оценить это.

– Реальность сказочнее снов? – удивленно смотрят друг на друга придворные. – Нет, этого не может быть. Реальность – это реальность, это то, что ты видишь и слышишь сейчас. В реальности не может быть ничего сказочного, потому что в ней все обыденно и просто.

Сирена запрокидывает голову и звонко смеется. Принц целует ее в щеку и что-то шепчет. Что именно, Катрин не может разобрать. Видение становится мутным и исчезает. Зато голос принца звучит рядом. Она чувствует его дыхание, прикосновение его горячих губ к своей щеке и открывает глаза.

– Приехали, – улыбается Анри.

– Куда? – растерянно спрашивает Катрин.

– В Сен-Поль, – отвечает он, растерянно глядя на нее. Она звонко смеется, берет его за руку и тянет за собой.

Анри никогда прежде не бывал в Сен-Поле, поэтому он попросил Катрин рассказать ему все-все об историческом прошлом некогда могучего бастиона, который несмотря на крепкие крепостные стены, возведенные Мандоном и Вобаном в ХVI веке, не смог противостоять натиску венгров.

– Давай прогуляемся по крепостной стене от Ванасских до Ниццских ворот и посмотрим оттуда на мыс Антиб и вершины Альп, – предложила Катрин.

Анри согласился. От его взгляда не ускользала ни одна маленькая, незначительная деталь. Он показывал Катрин на кирпичики в каменной кладке стены, между которыми пробивались нежнейшие ростки, и восклицал:

– Полюбуйся, какая красота и какая удивительная жизненная сила у этих тонюсеньких побегов. Они стремятся к солнцу через толщу веков. Глядя на них, понимаешь, что сдаваться и отчаиваться не стоит. Усилия будут вознаграждены. Главное надо стараться, надо прикладывать усилия, а не сидеть, сложа руки.

– Полюбуйся на дома вдоль Рю Гранде, – в тон ему проговорила Катрин. – Эти дома появились не сами собой, их построили люди. Они же посадили цветы, деревья, кустарники. Могу тебе сказать, что до нас здесь бывали Модильяни, Шагал, Миро, Боннар, Брак. А на одном из многочисленных холмов разместился Фонд Маехта, в коллекции которого лучшие работы художников нашей эпохи. А в картинной галерее отеля «Золотая голубка» есть работы Матисса, Брака, Утрилло.

– Colombе d’or – золотая голубка, – улыбнулся Анри. – Не она ли привела вас… нас сюда?

– Возможно, – улыбнулась в ответ Катрин. – Мой дом расположен рядом с отелем «Золотая голубка»

– Случайное совпадение или…? – спросил Анри.

Катрин пожала плечами, подумав о множестве случайных совпадений, предшествовавших их встрече. Пока она не хотела говорить об этом. Ей было важно узнать об Анри как можно больше от него самого. Зачем отвлекаться на разгадывание шарад, когда можно посмотреть в глаза и задать прямой вопрос.

– Ты не против, если мы зайдем к моим родителям? – спросила Катрин.

– Я – за, – ответил он, взяв под козырек.

– Следуйте за мной, – приказала Катрин и зашагала по узкой улочке. Анри заложил руки за спину, опустил голову и последовал за ней. Через несколько шагов он спросил:

– Мадмуазель, я верно выполняю ваш приказ?

– Ах, Анри, как мне легко с вами… с тобой, – улыбнулась она.

Он прижал ее к себе и, поцеловав в лоб, опустил руки по швам.

– Простите, это был солнечный удар, – прошептал он, потупив взор.

– Это был солнечный восторг, – прошептал Катрин.

– Повторим?! – спросил он. Она кивнула.

– Катрин! – грянул над их головами голос мадам Мере. – Ты уже вернулась?

– Да, мама, – ответила она, покраснев. – Познакомься, это Анри де Лакруа мой друг.

– Жозефина Мере, – протянув ему руку, представилась она. Анри поцеловал ее руку и поклонился.

– Катрин, где ты отыскала такого галантного кавалера? – удивленно глядя на Анри, спросила мадам Мере.

– В кафе, – ответила Катрин.

– Вы официант? – взгляд мадам Жозефины стал недружелюбным.

– Нет, мама, он сын хозяина, – сказала Катрин.

– Это меняет дело, – заулыбалась мадам Жозефина. – Вы к нам надолго, мосье?

– Навсегда, – солнечно улыбаясь, ответил он. Мадам Мере открыла рот, собираясь что-то сказать, но так и не решилась. Катрин рассмеялась.

– Мама, Анри пошутил.

– Нет, Катрин, я сказал правду, – проговорил Анри, посмотрев ей в глаза. – Я намерен остаться навсегда.

Теперь настала очередь удивляться для Катрин. Она прижала ладонь к губам, покачала головой, пожала плечами и, не сказав ни слова, пошла к дому. Мадам Мере взяла Анри под руку и прошептала:

– Пусть ваше намерение останется нашей маленькой тайной. Пока. Не спешите огорошивать такой неожиданной новостью господина Мере.

– Хорошо, – пообещал Анри.

– Анри, а вы разбираетесь в сортах винограда? – поинтересовался господин Мере за обедом.

– Я лучше разбираюсь в сортах вин, – ответил он. – Но мне будет очень полезно и интересно узнать все тонкости виноградарства.

– Тогда вам придется отправиться на виноградник вместе с Катрин, – сказал господин Мере. – Ей просто необходим помощник. Верно? – Катрин кивнула. – Тогда нам с вами, господин Анри, нужно обсудить финансовый вопрос.

– О, давайте не будем обсуждать эти вопросы, – взмолился Анри. – Я согласен помогать мадмуазель Катрин бесплатно.

– Вот как? – удивленно посмотрев на Катрин, проговорил господин Мере. – Ну что ж, воля ваша. Хотите помогать без денег, помогайте.

– Хоть бы она вышла за него замуж, сказала мадам Мере, когда Катрин и Анри ушли. – Сколько можно выбирать. Так можно и без женихов остаться. Ей ведь уже тридцать два.

– Не волнуйся, наша Катрин найдет себе достойного человека, – проговорил господин Мере. – Сейчас люди, живущие душа в душу, большая редкость, поэтому Катрин и не спешит броситься в объятия к первому встречному.

– Да, да, Винсент, ты, как всегда прав, – улыбнулась Жозефина. – У этого Анри кафе на Елисейских полях в Париже.

– Как было бы здорово увидеть надпись: «Лучшие вина Мере в кафе де Лакруа на Елисейских полях!» – мечтательно проговорил Винсент. – Восторженные парижане заполняют улицу. Транспорт остановлен…

– Ты – неисправимый мечтатель, дорогой, – поцеловав его в щеку, сказала Жозефина. – Пока еще ничего не известно. Его родители могут быть против Катрин, против наших вин. Вдруг…

– Стоп, – прижав ладонь к губам жены, сказал Винсент. – Никаких «вдруг» и «если». Мы станем думать о том, что лучшие вина Мере непременно завоюют Париж. А с помощью де Лакруа или без – это уже другая сторона вопроса.

Катрин и Анри отправились на виноградник пешком. На полпути Катрин остановилась и испуганно воскликнула:

– Мы же не предупредили твоих родителей.

– Не волнуйся, – улыбнулся Анри. – Они привыкли к моим неожиданным исчезновениям.

– Неужели это часто происходит? – спросила Катрин.

– Раз в две недели, – ответил он.

– Что? – Катрин нахмурилась. – Значит, вы, Анри де Лакруа – безответственный человек?

– Наоборот, – широко улыбнувшись, сказал он. – Я чересчур ответственный человек не лишенный чувства юмора. Я не только сказал родителям, где и с кем я буду, но и оставил ваш номер телефона. У моего отца большие связи. Он, наверняка, уже навел справки о вас через Интерпол. И, если сейчас в воздухе появится вертолет, я не удивлюсь. Это будет означать, что вы – не та, за кого себя выдаете.

Катрин растерянно смотрела на него не понимая, говорит он серьезно или шутит. А, когда в небе появился вертолет, и Анри, схватив ее за руку, крикнул: «Бежим. Я не хочу, чтобы тебя забрали в полицию», она испугалась по-настоящему.

– Что с нами будет, Анри, – побледнев, спросила Катрин, когда они спрятались в кустах на обочине.

– Ничего особенного, – улыбнулся он. – Когда вертолет улетит, мы продолжим наше путешествие.

– Но ведь он может вновь вернуться и тогда… – прошептала она. Анри внимательно посмотрел на ее бледное лицо и шепотом спросил:

– Вы мне поверили?

– Да, – сказала она.

– Катрин! – встав перед ней на колени, проговорил Анри. – Вы – самая лучшая девушка на свете, а я – болтун. Да, да, я глупый обманщик, который наговорил ерунды, напугавшей вас. Простите меня. Я больше не буду так нелепо шутить. Поверьте, мой отец к вертолету не имеет никакого отношения. Вертолет появился случайно. Это просто неожиданное совпадение.

– Что? – Катрин отстранилась. – Вы… вы… вы…

Он не дал ей договорить, крепко обнял и поцеловал в губы.

– Это вам обещанное продолжение солнечного восторга, – сказал он, улыбнувшись. – Я буду вам очень признателен, если вы меня ударите.

– Я не стану этого делать, – сказала Катрин, глядя на него исподлобья. – Я вас просто прогоню.

– А я не уйду, даже если вы… не уйду и все, – сказал он, вновь прижавшись губами к ее губам…

Жизнь на винограднике была не похожа на городскую. Анри казалось, что он попал в другой мир, где дни и ночи состоят из нескольких временных отрезков, наполненных важными событиями. Они, как звенья в цепи, как бусинки в бусах, как песчинки в огромной массе песка, важны каждая в отдельности и неразделимы. Анри все сильнее чувствовал их с Катрин неразделимость. Даже сама мысль о временной разлуке вызывала физическую боль.

– Ты станешь моей женой? – спросил он, когда они сидели, прижавшись спинами друг к другу и слушали звуки ночи. Катрин ничего не ответила. Ее спина напряглась, на миг замерло ее сердце, а потом забилось словно птичка, попавшая в силки, и прежде, чем она ответила, он сам выдохнул:

– Да!

– Да, – эхом прозвучал вздох Катрин.

Анри положил руку поверх ее руки. Она негромко заговорила о тайных знаках, предшествовавших их встрече. Он молча слушал, отмечая про себя, что нечто подобное происходило и с ним. Он тоже слышал таинственный шепот на крыше. В его комнате появилась роза в старинной кобальтовой вазе, а потом в кафе пришла Катрин – грустная мадмуазель, которой он должен был вручить эту розу. Так просил его таинственный призрак.

Когда они впервые поднялись на крышу, ему показалось, что шепот Катрин похож на шепот таинственной незнакомки. Ее слова были так созвучны с тем, что говорила та, другая, невидимая собеседница. И в том, что они не сговариваясь сели спинами друг к другу, был тоже некий тайный знак их единения, единства, родства душ, озноба тел, который не позволял им перейти грань запрета. Души – вне тел. Тела – вне душ. Пока телесное соитие им было не нужно. Важнее было духовное слияние.

Тихое «да» приоткрывало доступ к еще непознанному, к новому в их отношениях. Они оба это понимали и не спешили. Страх сковывал сознание.

– А, вдруг..?

– Анри, давай поедем в Париж, – предложила Катрин. – Пойдем в замок Мильфлер к Ванессе, может быть тогда приподнимется занавес над нашей тайной.

– А если нет? – спросил он.

– Тогда мы пригласим Ванессу и Алена на нашу свадьбу, – сказала Катрин.

– А мы уже решили, где и когда она состоится? – поинтересовался Анри.

– Решим по пути в Париж, – ответила она.

Мадам Ванесса распахнула дверь и воскликнула:

– Ален, посмотри скорее, кто к нам пожаловал!

– Катрин, какой сюрприз, – широко улыбнулся Ален. Он протянул руку Анри и представился: – Ален Жермен.

– Анри де Лакруа, – пожав его крепкую руку, сказал Анри. – Катрин много рассказывала мне о вас и мадам Ванессе. Мне кажется, что это не она, а я жил в замке тысячи цветов. Кстати, мадам Ванесса, почему у вашего замка такое фантастическое название?

– О, это давняя история, – приглашая всех к столу, проговорила мадам Ванесса. – Кофе или что-то покрепче? – спросила она, хитро улыбнувшись.

– Мы привезли с собой «Мадам Клико», – сказал Анри, поставив на стол бутылку шампанского.

– У вас есть для нас еще какой-то сюрприз? – спросила мадам Ванесса.

– Да, – сказала Катрин. – Мы с Анри решили пожениться.

– Поздравляю, – прошептала мадам Ванесса, положив свою руку на руку Катрин.

Анри побледнел. Именно этот шепот он слышал на своей крыше. Но как могла дама в столь преклонном возрасте подниматься по крутым ступеням винтовой лестницы и беседовать с ним ночи напролет? Анри смотрел на мадам Ванессу не мигая и думал:

– Ладно, пусть ступени ей не помеха. Но как она преодолевала расстояние от замка Мильфлер до Елисейских полей за доли секунд? Не прилетала же она на метле. Нет, это детские сказки. Скорее всего и в его доме есть потайная дверь, ведущая к тайному ходу, о котором никто не подозревает. Или знают о нем, но почему-то молчат. Почему? Новая тайна, но чья?

– Вы меня изучаете, как доисторический экспонат ископаемого мамонта, – проговорила она.

– Я вами любуюсь, – прошептал он, продолжая смотреть ей в глаза.

– Любуются не так, мой милый, – покачала она головой и холодным тоном сказала:

– Вы меня изучаете. Вы пытаетесь, глядя на меня, найти ответы на множество незаданных вопросов. Задайте их, быть может, я на них отвечу.

Анри растерялся, а мадам Ванесса звонко рассмеялась.

– Ален, принесите бокалы и лед. Должны же мы отпраздновать помолвку.

– Позвольте, я вам помогу? – спросила Катрин и, не дожидаясь ответа, поднялась.

– Нас тактично оставили наедине, – улыбнулась мадам Ванесса, проводив взглядом Катрин и Алена. – Итак, молодой человек, вы хотите знать, не я ли приходила к вам? Да, я. Удивлены? Еще бы. Не спрашивайте, как я это делала. Лучше подумайте о конечном результате: вы женитесь на Катрин Мере наследнице замка Мильфлер.

– Сейчас меня больше волнует другое, – покачал головой Анри. – Я наконец-то вижу таинственную незнакомку, научившую меня восхищаться душой. Я наконец-то могу поцеловать вашу руку, посмотреть вам в глаза и сказать спасибо за ваши уроки.

– Я не ошиблась в вас, мой мальчик, – сказала она. – Будьте счастливы.

Ален вручил Катрин хрустальные фужеры с тонкой позолотой и прошептал:

– Я искренне рад за вас.

– Спасибо вам за Анри, – улыбнулась Катрин.

– Мне? Я здесь ни при чем, – насыпая в ведерко лед, сказал Ален.

– Но разве не вы оставили в тайной комнате розу в кобальтовой вазе? – спросила Катрин.

– Какую розу? – ответил он вопросом на вопрос.

– Чайную, – растерянно прошептала Катрин.

– Я ничего не знаю про чайную розу в кобальтовой вазе, – подтолкнув ее к двери, сказала он. – И вашего Анри я вижу впервые.

– Но… – Катрин повернулась так быстро, что их лица оказались совсем рядом. У нее перехватило дыхание. Бездна лет, разделяющая их, исчезла, и стало ясно, что для любви нет возрастных границ. Зато есть чувство долга, которое помогло им не лишиться рассудка.

– Я вас… люблю, – прошептал он. – Я… желаю вам… счастья.

– Я… – она не смогла вымолвить ни слова.

– Не теряйте голову, – сказал он, распахнув дверь. Катрин послушно последовала за ним.

Все, что происходило потом, было больше похоже на сон. Катрин силилась проснуться и не могла. Они пили шампанское, шутили. Анри что-то рассказывал, а она не проронила ни слова. Она улыбалась, смотрела мимо Алена, желая лишь одного: поскорее уйти отсюда, чтобы спастись.

– Вы все еще хотите знать, почему замок называется Мильфлер – тысяча цветов? – спросила мадам Ванесса. Анри подался вперед – Все началось в эпоху Ренессанса, – нараспев проговорила он. – Тогда успешно развивалось ювелирное искусство, создавались витражи и шпалеры, украшенные тысячами цветов. Цветочная тема была самой популярной. Наш дальний предок Жан Левист заказал цикл «Дама с Единорогом» из шести шпалер. Сейчас все они хранятся в музее Клюни – национальном музее средневековья! – мадам Ванесса улыбнулась. – Когда шпалеры были изготовлены, Жан приказал найти сорта всех цветов, изображенных на полотнах, и высадить их вокруг замка. Но этого ему показалось мало. Он приказал самым искусным мастерам расписать десять комнат цветочным орнаментом и строго следил, чтобы цветы нигде не повторялись. Жан ходил по комнатам и громко кричал:

– Тысячи цветов, тысячи цветов должны украшать стены замка!

– Мильфлер, мильфлер, – передразнивали его подмастерья, смешивающие краски.

Услышав их насмешки, Жан Левист не рассердился, а обрадовался. Он долго мучился, как бы поинтересней назвать замок, и вот – название найдено – замок Мильфлер!

Века, эпохи, столетия покрыли ретушью некогда яркую картину прошлого. О том, что здесь когда-то было, никто и не вспомнит, – закончила свой рассказ мадам Ванесса.

– А что-нибудь от росписи осталось? – спросил Анри.

– Кое-то, – улыбнулась мадам Ванесса. – Хотите увидеть? – Анри поднялся. – Какой вы шустрый. Я же не сказала: «Пойдемте», я всего лишь спросила вас… Анри…

– Смотри, не попади в беду, – послышалось Катрин. Вспомнился сон про принца и пастушку.

– Очнитесь, Ваше Величество! – воскликнула Катрин. В комнате воцарилась тишина. Все с недоумением смотрели на Катрин.

– Простите, я задумалась, – проговорила она, низко опустив голову. Яркая краска стыда залила ее щеки.

– Не смущайтесь так, дорогая, – сказала мадам Ванесса, погладив Катрин по голове. – Я вас прекрасно понимаю, Вам не терпится остаться с Анри наедине, а мы все болтаем и болтаем. Возьмите ключ и ступайте на вашу крышу. Ведь вы именно за этим сюда приехали.

Катрин покраснела еще сильней, подумав:

– Откуда она все знает? Если она может читать по глазам, то она прекрасно понимает, какой ураган чувств бушует в моей душе, ища выхода.

– Идите, идите, Катрин, – в голосе мадам Ванессы послышались нотки приказа.

Катрин поднялась и пошла к двери. Она даже не знала, идет за ней Анри или нет. Ей нужно было скорее попасть на крышу, чтобы очнуться, чтобы высвободиться из, опутавших ее тело, стеблей лилий.

– Катрин, что с тобой? – обняв ее за плечи, спросил Анри.

– Прости, – прошептала она, не поворачивая головы. – Наверное, нам не следовало приезжать сюда.

– Следовало, – сказал он. – Посмотри, какое удивительное небо. А вон и призрак Эйфелевой башни. Все, как ты рассказывала.

– Не отпускай меня, Анри, – прижавшись щекой к его руке, попросила Катрин.

Он повернул ее к себе, крепко обнял, опустил лицо в волосы и прошептал:

– Я тебя никому не отдам.

– Хочешь приоткрыть потайную дверь? – спросила она.

– Мечтаю, – признался он. – Мечтаю с того самого дня, как услышал о ней.

Катрин отдернула тяжелую портьеру, провела рукой по гладкой поверхности полудвери-полусферы и только потом толкнула ее. Дверь легко распахнулась, открыв вход в комнату с роскошной кроватью времен Людовика.

– Это намек? – посмотрев на Катрин, спросил Анри.

– Это способ задержать нас здесь, – задумчиво проговорила она и пошла к выходу на винтовую лестницу.

– Куда мы идем? – поинтересовался Анри.

– Не знаю, – пожала плечами Катрин, подумав о том, что они могут попасть куда угодно.

Анри подумал о том, что этот тайный ход может привести их на Елисейские поля к его дому. Хотя, если следовать здравому смыслу, этого просто быть не может. Но, если поверить в мистику происходящего, то возможно все.

Лестница круто повернула и уперлась в дверь, на которой висел большой старинный замок. Катрин подергала его, надеясь на чудо, но замок не открылся.

– Жаль, – вздохнул Анри. – Может быть, именно за этой дверью спрятаны картины тысячи цветов, давших название замку. Пойдем назад.

– Не назад, а вперед, – улыбнулась она.

– Верно, – улыбнулся Анри. – Мы с тобой отправимся вперед, подальше от запертой двери.

Он взял Катрин за руку и повел за собой. На этот раз лестница привела их обратно в комнату с большой кроватью. Анри с разбега упал на нее и блаженно зажмурившись прошептал:

– Катрин, это не перина, а облако. Иди скорей. Почувствуй себя настоящей королевой Франции!

Катрин медлила. Странное предчувствие не позволяло ей последовать на зов Анри.

– Ка-а-а-тр-и-и-н, – шептал он, нежась в пуховой перине. – Иди же ко мне.

Она закрыла глаза и, нырнув в шелковую пену одеял и кружев, попала в иную реальность.

– Почему вы до сих пор лежите в постели? – закричал человек в шутовском колпаке, вбежавший в комнату. – Вас желает видеть Мария Антуанетта. Не обезглавленная королева Франции, а хозяйка замка Мильфлер!

Катрин поднялась и последовала за ним в овальный зал, украшенный тысячей цветов. Цветы были везде: на полу, на стенах, на потолке, на портьерах, на обивке мебели, на столе и подлокотниках массивных кресел. Катрин залюбовалась обстановкой, не сразу заметив, что она одета в шелковое длинное платье цвета чайной розы, перехваченное под грудью атласной лентой. На руках были надеты длинные перчатки, расшитые золотым цветочным орнаментом. А волосы, длинные каштановые волосы, уложены в замысловатую прическу. Катрин с интересом разглядывала себя в зеркале. У нее никогда не было длинных волос и они всегда были светло-русыми.

– Поклонитесь госпоже, – приказал человек в шутовском колпаке, указав на сидящую в глубоком кресле Марию Антуанетту. Она была одета в бирюзовое платье, украшенное крупными розами, лентами и кружевами. Несмотря на множество украшений, наряд выглядел очень мило. Он был к лицу улыбающейся даме в напудренном парике. Катрин поклонилась.

– Я давно мечтала познакомиться с вами, – сказала дама, приглашая Катрин подойти поближе. – Вы умная, симпатичная девушка. Надеюсь, мои шарады из стихов Гейне вас не напугали?

– Нисколько, – улыбнулась Катрин.

– Прекрасно, – проговорила дама. – Я думаю, вы сможете быть прекрасной хозяйкой замка Мильфлер.

Она подала знак слуге. Он поставил перед Катрин столик, на котором лежал белый лист с большой красной печатью.

– Это мое завещание, – сказала Мария Антуанетта. – Прочтите его и поставьте свою подпись.

Катрин взяла лист в руки, подумав, что все происходящее – всего лишь сон. Она смотрит на себя со стороны. Она видит, как та, другая Катрин с длинными волосами обмакивает перо в чернильницу, подписывает завещание, передает его Марие Антуанетте и замирает в полупоклоне.

– Прежде, чем вы покинете замок, я хочу вам дать один совет, – поднявшись, проговорила Мария Антуанетта. Она действительно оказалась женщиной очень маленького роста. Катрин улыбнулась. – Не доверяйте господину в кобальтовом фраке. Он не тот, за кого себя выдает.

Катрин оглянулась и увидела Анри в кобальтовом костюме, расшитом золотым орнаментом. Он что-то громко рассказывал фрейлинам, окружившим его плотным кольцом. Катрин растерянно посмотрела на Марию Антуанетту. Та лишь развела руками.

– Ваш Анри – плут, полюбуйтесь сами.

– Но это же… несносно, – прошептала Катрин, сжав виски. – Кому же тогда верить? Умоляю, скажите, что все это – шутка.

– Это не шутка, а – видение, сновидение, – сказала она и исчезла.

– Катрин, что хотела от вас хозяйка? – обняв ее за плечи, поинтересовался Анри.

– Она подарила мне замок Мильфлер, – ответила Катрин, глянув на Анри исподлобья.

– Весь этот замок?! – воскликнул он. – Вы хотите сказать, что замок Мильфлер теперь принадлежит нам с вами?

Катрин кивнула. Он принялся кружить ее по комнате, беззаботно смеясь и восклицая:

– Мы владельцы замка Мильфлер! Какое счастье, Катрин!

– Не мы, а я, – поправила его Катрин. Он остановился, поцеловал ее в щеку и проговорил:

– Скоро вы станете моей женой, а это значит, что все ваше состояние будет принадлежать мне… нам с вами.

– А если я решу распоряжаться своим состоянием одна, что тогда? – скрестив на груди руки, спросила она.

– Тогда я на вас не женюсь, – сказал он и отвернулся.

– Прощайте, – сказала Катрин и отошла в сторону. Через минуту он подбежал к ней и, улыбаясь, спросил:

– Что с тобой, Катрин?

– Нам с вами придется расстаться, Анри, – глядя мимо него, проговорила она. – Лучше это сделать сейчас, чтобы не было слишком больно.

– Катрин, что ты говоришь? – спросил он, побледнев. – Почему мы должны расставаться сейчас, когда все так замечательно?

– Потому что у меня нет никакого состояния, – ответила она.

– И прекрасно, что нет! – воскликнул он, сжав ее руки в своих. – Мне ничего не нужно, кроме твоей любви. Люби меня, Катрин. Люби таким, каков я есть…

Позади Катрин раздался звонкий смех. Она повернула голову и увидела среди смеющихся фрейлин Алена Жермена, одетого в кобальтовый фрак, расшитый золотым орнаментом. Он целовал ручку одной из фрейлин и подмигивал Катрин.

– Давайте сбежим от всех, Анри, – повернувшись к нему, прошептала Катрин. – Мне невыносим весь этот фарс.

– Вы не сказали, любите ли вы меня, – поднося ее руку к своим губам, улыбнулся Анри.

– Нет, – вырвав руку, крикнула она и выбежала из залы в длинный узкий коридор, который привел ее на полукруглый балкон. С балкона открывался дивный вид на цветочный сад.

– Иди к нам, Катрин, – запели цветы.

– Прыгай вниз, не бойся.

– Прыгай, другого выхода нет, нет, нет…

Она глянула вниз и отпрянула. Высота была головокружительной.

– Прыгай, – не унимались цветы.

– Катрин, что с тобой? – обняв ее за плечи, спросил Анри. – Ты так поспешно выбежала из потайной комнаты, что я не успел опомниться. Неужели, я сделал что-то не так? Чем я обидел тебя?

– Зачем я вам нужна, Анри? – пристально глядя в его глаза, спросила Катрин.

– Я вас люблю, – ответил он.

– За что? – скрестив на груди руки, спросила она.

– Разве можно любить за что-то? – проговорил он. – Любят потому что… Потому, что видят в другом человеке часть себя. Мне показалось, что мы понимаем друг друга, что мы нужны друг другу, чтобы видеть мир целостным, чтобы восхищаться вселенной, чтобы… Что изменилось, Катрин?

– Что бы вы сказали, Анри, если бы узнали, что я – владелица замка Мильфлер, что у меня баснословное состояние? – глядя в его грустные глаза, спросила Катрин.

– Для меня главное – ваша чистая душа, – ответил он. – А есть ли у вас замок или нет, мне совершенно безразлично. Я был счастлив с вами в маленьком домике высоко в Альпах. Давайте вернемся в горы, чтобы стать прежними, чтобы вновь обрести друг друга.

– Поцелуйте меня, Анри, – попросила Катрин. Он слегка прикоснулся губами к ее губам и спросил:

– Мы прощаемся, да?

– Нет, – улыбнулась она. – Мы празднуем встречу. Давайте убежим, Анри.

– Убежим не попрощавшись, как нашкодившие школьники? – спросил он. Она кивнула. – Бежим скорее, – крикнул он, увлекая ее за собой…

– Как ты думаешь, Ванесса, они будут счастливы? – глядя на удаляющуюся парочку, спросил Ален.

– Как и у всех влюбленных, их счастье будет не вечным, – ответила она, улыбнувшись. – Сказочная лодочка непременно разобьется о скалы быта. А вот захотят ли они построить новую – это вопрос времени.

– Безумно спешащего вперед, – проговорил Ален, повернувшись к Ванессе. – Почему нельзя, сбросив с плеч груз прожитых лет, вернуться в свою юность?

– Потому что это не нужно, – ответила она. – Быть другим ты не сможешь, а второй раз проходить то, что уже пройдено – глупо. В жизни каждого человека бывают минуты, когда кажется, что все уже было однажды. Тогда ты испытываешь чувство растерянности, удивления, а порой и раздражения.

– Да, да, ты как всегда права, Ванесса, – улыбнулся он. – В такие минуты я чувствую себя телепатом, знающим все, что произойдет в следующую минуту, какие слова скажет тот или иной человек. Мне знакомы выражения лиц, интонации, паузы и…

– Почему же ты вновь побоялся поцеловать Катрин? – спросила Ванесса.

– Не посмел, – признался он, опускаясь перед Ванессой на колени. – Я вновь не смог ответить себе на простой вопрос: Зачем?

– Все пройдет, – погладив его по голове, прошептала она. – Все забудется, как сон, как ночное сновидение. Вас покинут привидения, и заботы о былом…

– Кстати, о заботах, – оживился Ален. – Я должен подготовить доклад по языкознанию.

Ванесса усмехнулась:

– Доклад по языкознанию для шведских коллег. Ступайте, милый.

Ален поднялся, поцеловал ее в щеку и вышел. Он поднялся в комнату Катрин, распахнул потайную дверь, улегся на кровать и моментально уснул.

Легкой тенью проскользнула мимо него Ванесса и исчезла в лабиринте винтовой лестницы. Она подошла к двери, возле которой недавно стояли Анри и Катрин, открыла замок и вошла внутрь маленькой, похожей на келью, комнаты. Она подошла к мраморному надгробью, расположенному в центре, и, проведя рукой по витиеватым буквам, прошептала:

– Покойся с миром Катрин Ванесса Жермен.

Мадам Ванесса зажгла свечу, опустилась на колени, обняла холодный мрамор и сказала:

– Ах, какой бы ты была красавицей, Катрин… Ах, как бы мы любили тебя, если бы ты появилась на свет. Но…

Мадам Ванесса поднялась, задула свечу и, присев на мраморный пьедестал, улыбнулась.

– Я подписала завещание, по которому девушка по имени Катрин становится наследницей моего состояния. Когда-нибудь она придет в эту комнату, увидит надгробие с датами 1977 – 1978 и подумает, что ты умерла малюткой. Катрин Мере, наверняка, удивится, почему мы не похоронили тебя, как положено? Она будет возмущена, испугана, расстроена, но никто не раскроет ей тайну. Нашу тайну… – Ванесса рассмеялась. – Ален поклялся не рассказывать о том, что у нас никогда не было детей. Тебя, Катрин Ванесса мы просто придумали. Зачем? Чтобы заново построить лодку счастья вместо разбившейся о скалы быта сказочной королевской ладьи.

Ванесса закрыла глаза и нараспев проговорила:

Я скоро уйду, а ты останешься, как напоминание о нашей с Аленом любви. О возвышенно-печальной любви, пережившей невзгоды…

Мадам Ванесса поднялась и поспешно вышла, плотно прикрыв за собой дверь. Она легко зашагала вверх по лестнице, словно ей было не восемьдесят, а восемнадцать. А ей и было всего лишь восемнадцать лет. У любимых и любящих, возраста нет. Он есть лишь у обремененных заботами тел, потерявших свои души, продавших их ради славы, наслаждения, богатства.

Но любовь нельзя купить ни за какие богатства мира. Поэтому не стоит превращаться в бездушное существо, несущее груз забот и прожитых бездарно лет. Так учила Ванессу бабушка Антуанетта, встретившая свою самую большую любовь в восемьдесят лет.

Они сидели на бронзовой скамье, установленной на крыше, и смотрели на Париж. И если бы не вечный символ Эйфелевой башни, то можно было подумать, что они попали в другой мир, где властвуют законы совершенства, законы возвышенной любви, законы вечности.

Ночь пела влюбленным колыбельную, ветер играл на флейте, звезды посылали мерцающий свет, выводя на темном небосводе имена: Мария Антуанетта Гонкур и Габриэль Анри де Лакруа…

Об этой любви не знал никто. Но откуда же тогда на крыше дома де Лакруа старинная бронзовая скамья, а в замке Мильфлер помутневшее бронзовое зеркало работы Каффиери?

Катрин Мере и Анри де Лакруа выбежали из замка Мильфлер, весело смеясь. Возле входа в метро Катрин остановилась и, с подозрением глянув на Анри, спросила:

– А вдруг вы не тот, за кого себя выдаете?

Он скрестил на груди руки и без тени улыбки ответил:

– Вы правы.

– Права в чем? – удивилась Катрин, почувствовав, как подкашиваются ноги. Ее сон-видение молниеносно промелькнул перед внутренним взором. Сразу стало холодно и тоскливо. Даже солнце спряталось за серую тучу. Катрин поежилась. Ей захотелось опрометью броситься прочь, не дожидаясь ответа Анри.

– Зачем я спросила его об этом сейчас? – рассердилась на себя Катрин. Но тут же подумала, что правильно сделала, потому что иллюзия их счастья не могла продолжаться вечно.

– Если мы расстанемся сейчас, то сохранится вера в чудо. Если мы пойдем дальше, то потеряем все, – подумала Катрин, прикрыв глаза. А когда она их открыла, Анри де Лакруа исчез. Катрин растерянно огляделась, прошлась вдоль аллеи и опустилась на скамью.

– Как все глупо, – раздосадовано проговорила она.

– И я так считаю, – прошептал Анри, положив руку ей на плечо. Катрин прижалась щекой к теплой руке Анри и улыбнулась.

– Вы, Анри де Лакруа – человек-невидимка?

– Вовсе нет, – усмехнулся он. – Я – пришелец с далеких звезд. Я – посланник короля чамов. Мне поручено отыскать маленькую чамскую принцессу. По нашему обычаю только старшая дочь короля имеет право на престол. Если же у короля нет дочери, то власть переходит к главному советнику. Короля ссылают на остров, где он проводит остаток дней в разгадывании тайн горных лабиринтов. Еще ни один монарх не вернулся с острова, поэтому тайна лабиринтов до сих пор не разгадана, – Анри тяжело вздохнул.

– Какая грустная сказка, – проговорила Катрин, повернув голову.

– Это вовсе не сказка, – ответил он. Лицо его было таким бледным, а взгляд таким растерянным, что Катрин поняла: он говорит правду.

– Знаете, Катрин, – глядя вдаль, проговорил Анри, – мне показалось, что я отыскал маленькую чамскую принцессу. Но… боюсь, что мне это только показалось.

Анри убрал руку с плеча Катрин. Она поднялась и, посмотрев в грустные глаза Анри, спросила:

– Чем я могу помочь посланнику чамского короля?

– Не оставляйте меня, пока я не отыщу… – он прикрыл глаза рукой и простонал:

– Катрин, я не смел в вас влюбляться. Теперь нам будет безумно сложно расстаться. Но…

– Анри, что вы такое говорите? – нахмурилась Катрин.

– Правду, – прошептал он, продолжая прижимать руки к лицу.

Катрин опустилась на скамью и проговорила:

– Я ничего не понимаю. Если это новая игра, которую вы затеяли, то расскажите мне еще раз про…

– Я больше не скажу ни слова сверх того, что уже сказано. Это не игра, а чужая тайна, – скороговоркой выпалил Анри.

– Значит, вы намерены отправиться на поиски чамской принцессы? – спросила Катрин.

– Да. Но нам с вами…

– Не говорите больше ни слова, – прервала его Катрин. – Я не желаю слышать про расставание. Хотите уйти, уходите. Уходите сейчас, пока я сижу к вам спиной и ничего не вижу. Счастливых поисков. Привет королю чамов.

Катрин зажала уши ладонями, чтобы не слышать удаляющихся шагов Анри. Мысли устроили в ее голове такую чехарду, что ей стало не по себе.

– Мы приехали в Париж, чтобы пригласить Ванессу и Алена на свадьбу, которая состоится в октябре.

– Должна была состояться, но не состоится.

– Похоже, что торжества переносятся на много-много лет вперед.

– Возможно, никакой свадьбы вообще никогда не будет.

– Свадьбы не будет, и Катрин придется блуждать по лабиринту в одиночестве.

– Стоп, – приказала Катрин своим мыслям. – При чем здесь лабиринт? Почему мы все говорим про какой-то лабиринт? Это закономерность или повод задуматься? Скорее всего – это закономерный повод задуматься о смысле жизни. Кто я? Зачем я здесь? Что останется после меня?

Катрин поднялась и зашагала к метро.

– Домой, в Сен Поль, – стучало молоточками в ее висках. – Домой, домой, домой…

Увидев Катрин, мосье Мере присвистнул:

– Дамы и господа, покорение Елисейских полей временно отменяется.

– Ты не понравилась его родителям? – спросила мадам Мере.

– Я их не видела, – ответила Катрин.

– Но вы же собирались… – воскликнула мадам Мере.

– Наши сборы завершены, – резко сказала Катрин. – Тема закрыта. Я буду отдыхать. Прошу меня не беспокоить.

– Она так и останется старой девой, – покачала головой мадам Мере, когда за Катрин закрылась дверь. – Анри такой воспитанный, такой умный мальчик…

– В том то и дело, что твой Анри еще мальчик, – перебил ее мосье Мере. – Нашей дочери нужен не мальчик, а муж, мужчина волевой, серьезный, деловой. Ты же видишь, какая она своенравная.

– Вижу, – вздохнула мадам Мере. – Вижу и ужасно переживаю из-за этого.

– Напрасно, – обняв ее за плечи, сказал мосье Мере. – Катрин уже взрослая. Сама во всем разберется. Пойми, Жозефина, все, что происходит с ней, это ее личное дело.

– Но она ведь наша дочь, Винсент. Мы с тобой должны…

– Быть спокойными, уравновешенными, любящими родителями, готовыми прийти на помощь, когда она потребуется, – спокойно проговорил он. – Самое лучшее в данном случае – делать вид, что ничего не произошло.

Мадам Мере попыталась возмутиться, но мосье Мере приложил ладонь к ее губам и приказал:

– Долой скорбь и уныние, дорогая. Пойдем лучше в наш винный погреб и отыщем там самую старую бутылку.

– Пойдем, – согласилась мадам Мере.

Катрин легла на кровать не раздеваясь, накрылась с головой легким пледом, крепко зажмурилась и прошептала:

– Все, что между нами было, было сном. Прекрасным, фантастическим сном, который… Завтра все будет по-другому…

Анри де Лакруа широко распахнул дверь своего дома и столкнулся с отцом. Высокий крепкого телосложения Эдгар де Лакруа в свои шестьдесят лет оставался весьма привлекательным мужчиной с белозубой улыбкой, копной черных вьющихся волос без намеков на седину, с большими карими глазами на смуглом правильной формы лице и бархатным баритоном. Голос зарождался в недрах грудной клетки и выплескивался наружу для того, чтобы проникать в сознание собеседника.

Когда отец говорил, Анри казалось, что голос звучит и снаружи и внутри него, оставляя на подкорке головного мозга важную информацию. Однажды отец рассердился на него и повысил голос. Тогда Анри почудилось, что началось землетрясение. Он съежился, крепко сдавил уши руками, но разрушительная сила успела проникнуть внутрь. От нее не было спасения. Анри упал на колени и простонал:

– Прости.

Крепкие руки отца опустились ему на плечи. Сразу стало тихо-тихо, а потом зазвучал бархатный голос, обволакивающий, успокаивающий, добрый:

– Не забывай о том, что ты – человек, сотворенный по образу Бога. Веди себя достойно. «Не думай о себе более, чем должно думать, а думай о себе скромно по мере веры, какую каждому Бог уделил»[7].

Анри усвоил этот урок на всю жизнь.

– Почему ты не привел с собой маленькую чамскую принцессу? – поинтересовался Эдгар де Лакруа.

– Я испугался, – признался Анри, потупив взор.

– Анри де Лакруа испугался? – нахмурился он. – Чего же испугался мой сын, если не секрет?

– Своих чувств, – ответил Анри, посмотрев на отца. – Я вдруг вспомнил про певцов любви, которым строго-настрого запрещено вступать в брачный союз, чтобы не утратить красоты созвучия голосов. Их песни звонки и прекрасны, их союз крепок до тех пор, пока они смотрят друг на друга без вожделения. Но как только вступают в силу инстинкты, все меняется до неузнаваемости, краски меркнут, голоса пропадают, – Анри тряхнул головой. – Я побоялся потерять чистоту восприятия мира, которая связывала нас с Катрин. Наши отношения выходили за рамки человеческого сознания. Все, что с нами происходило совершалось на уровне звездного неба…

– В которое ты так любишь смотреть, – улыбнулся Эдгар де Лакруа.

– Да, – Анри тоже улыбнулся.

– Что ты намерен делать теперь? – поинтересовался Эдгар де Лакруа.

– Жить, слушая свою душу, – ответил Анри.

– Ты становишься настоящим мужчиной, сынок, – пожав его руку, сказал он. – Пришло время открыть тебе одну из наших семейных тайн.

– Одну из тайн королевства чамов, – подмигнув ему, проговорил Анри. – Не удивлюсь, если это будет тайна лабиринта.

Эдгар де Лакруа побледнел и, понизив голос, сказал:

– После заката приходи на крышу. А пока займись делами в кафе.

– Хорошо, отец, – сказал Анри и вышел.

Он старался быть вежливым и корректным с посетителями. Много шутил, смеялся. Каждый раз, когда на двери звякал колокольчик, Анри с надеждой поворачивал голову. Ему хотелось, чтобы Катрин пришла в кафе, села за свой столик и сказала:

– Привет. Как давно я не виделась с вами…

Потом образ Катрин вытеснили мысли о мадам Ванессе. Анри начал представлять, как усадит эту элегантную даму за столик у окна, сядет напротив и будет смотреть в ее сияющие девчоночьи глаза. Его сердце будет замирать от ее негромкого голоса, от грассирующего «эр». А потом они поднимутся на крышу и залюбуются закатом. Мадам Ванесса будет сидеть на бронзовой скамье, а возле ее ног примостятся они с Катрин. Анри хотелось, чтобы Катрин была рядом, чтобы она вместе с ними вдыхала прохладу ночи и вслушивалась в тишину. Присутствие мадам Ванессы не позволит им с Катрин перейти запретную грань. Ее разъединяющая, с гордо поднятой головой фигура, объединит их, свяжет еще крепче. Разъединяющее объединение будет звучать в словах, угадываться в жестах и взглядах.

– Ах, Катрин, почему все так глупо выходит? – мысленно спросил Анри и услышал ее горестный вздох:

– Не знаю, Анри…

– Наверное, нам следует побыть вдали друг от друга, чтобы во всем разобраться, – решил Анри. Воображаемая Катринсним согласилась.

После заката Анри поднялся на крышу, сел на скамью, раскинув руки, откинулся на спинку и закрыл глаза. Скрипнула дверь и в тишине зазвучал бархатный баритон отца:

– Бронзовая скамья работы Каффиери, на которой ты сидишь – символ любви твоего деда и Марии Антуанетты.

Анри поспешно поднялся и, повернувшись к отцу, стоящему в дверном проеме, воскликнул:

– Ты говоришь о королеве?

– Нет, – улыбнулся Эдгар де Лакруа. Он плотно прикрыл дверь и сказал:

– Речь идет о Марии Антуанетте Гонкур – хозяйке замка Мильфлер.

– Сегодня утром мы с Катрин были в замке Мильфлер и беседовали с его хозяйкой…

– Очаровательной мадам Ванессой Жермен, – усаживаясь на скамью, проговорил Эдгар де Лакруа.

– Ты с ней знаком?! – воскликнул Анри, удивленно глядя на отца.

– Да, – ответил он, приглашая Анри присесть рядом с ним. Но Анри сел напротив, чтобы лучше видеть лицо отца, освещенное лунным светом.

– Мадам Ванесса удивительная женщина, – проговорил Эдгар де Лакруа, загадочно улыбаясь. – До сих пор она не утратила обаяния и шарма. Пройти мимо такой женщины невозможно. Не запомнить ее нельзя. А уж если тебе посчастливится побеседовать с ней, то… – он подмигнул сыну. – Мне незачем продолжать рассказ о магических чарах мадам Жермен. Я вижу, ты знаешь это лучше меня.

– Да, ты прав, – мечтательно проговорил Анри, вспоминая удивительные вечера, когда мадам Ванесса была его тайным собеседником. – С ней было легко говорить, легко молчать, легко смотреть на звезды, легко отыскивать в шумах природы звуки музыки. Ванесса помогла ему понять, что магическое чувство печали возникает в наших душах потому, что мы не можем найти в реальности фантастическую страну счастья.

– Ускользающая любовь, утраты, разочарования знакомы всем людям. Вот только не все одинаково воспринимают мир. Тебя тянет к звездам, в неизвестную бездонность пространства, а кому-то хорошо в своем ограниченном мирке. Такой человек никогда не поймет тебя. Ему не нужны дальние страны. Его пугают рассказы о лабиринтах. Для него все должно быть четко обосновано, иметь крепкий материальный фундамент. Но… – Эдгар де Лакруа положил руки на спинку скамьи, став похожим на большую сильную птицу с огромными крыльями. Анри почудилось, что еще миг, и отец улетит, не раскрыв ему тайны. Он подался вперед, чтобы задержать птицу. Эдгар де Лакруа усмехнулся, убрал одну руку и завершил свою мысль так:

– Но жизнь порой преподносит совершенно неожиданные, необоснованные, удивительные сюрпризы. Труса убивает страх. Скрягу – алчность. Слава превращается в бесславие, любовь – в ненависть, дружба – во вражду. Почему? Да потому, что люди несовершенны. В каждом из нас множество недостатков, которые мы считаем своими достоинствами, с гордостью выставляем их на всеобщее обозрение, не задумываясь, что хвалимся своей глупостью. Поразмышляй над этим, и не требуй ничего от других, требуй от себя…

– Слушай свою душу, – задумчиво проговорил Анри. Он увидел сорвавшуюся с небосвода звездочку, и вспомнил, как они с Катрин сидели, прижавшись друг к другу спинами, и считали исчезающие в вечности огоньки.

– Думаешь о чамской принцессе? – спросил его отец.

– Даже чаще, чем прежде, – вздохнул Анри, чувствуя, как учащенно забилось сердце.

– Что будешь делать? – поинтересовался отец.

– Пока не придумал, – пожал плечами Анри. – Наверное, нужно подождать. Время все расставит по местам.

– Да, время – самый лучший лекарь душевных ран, – сказал Эдгар де Лакруа. – Но порой и оно не избавляет от страданий, а заставляет раны кровоточить сильнее.

– Мы никогда прежде не говорили с тобой на такие темы, отец, – восторженно глядя на него, сказал Анри.

– Я ждал, когда ты повзрослеешь, – улыбнулся Эдгар де Лакруа. – Мне не хотелось бросать слова на ветер. Я должен был удостовериться, что ты сможешь понять меня, воспринять каждое мое слово. Ты же знаешь, что я обдумываю и взвешиваю слова, прежде чем произнести их вслух.

– Да, отец, – сказал Анри. – Чтобы быть похожим на тебя, мне придется много работать над собой.

– Как все удивительно повторяется в нашей жизни, – глядя сыну в глаза, сказал Эдгар де Лакруа. – Совсем недавно я сидел вот так же, как ты, обхватив колени руками, и говорил такие же слова своему отцу, твоему деду Габриэлю де Лакруа. Он сидел на этой скамье, положив руки на спинку, и был похож на громадную птицу… Я не представлял, что однажды его не станет, что его земной полет прервется и начнется его новый полет вне временных границ. – Он провел рукой по лицу, словно смахивая непрошенные воспоминания. – Мы – люди всегда не готовы к неизбежному. Оно случается вдруг, в самый неподходящий момент. Но если проследить череду предшествовавших событий, то легко можно отыскать во всем закономерность. Все в этой жизни подчинено закону мер, отмеряющему, измеряющему наши дела, слова, поступки и даже мысли. Наверное, поэтому я стал взвешивать свои слова. С годами изменились и жизненные ценности. Неизменным осталась лишь всеобъемлющая Божья Любовь.

Конец ознакомительного фрагмента.