Снежный король. Сны об Александре Блоке. ЧАСТЬ 1 ДО СВЕТА (Любовь Сушко)

ГЛАВА 1 Закат алел

Закат алел. Сходились тени на набережной Невы. Люди спешили укрыться от этого холода и нудного дождя в теплых домах своих.

Шумный вечер в доме историка и мистика Дмитрия Сергеевича Мережковского был в полном разгаре. Здесь собирались творцы, отмеченные знаком гениальности – других он к себе не приглашал никогда. И разговор в последнее время был только об одном – о начале нового столетия, которое все они ждали с волнением и трепетом. Говорили все вместе, перебивая друг друга. А вех будет ХХ, две одинаковые римские цифры они воспринимали с мистическим трепетом – они не могли принести ничего хорошего. А им добрую половину жизни придется провести там – и лучшие годы зрелости, когда наступит пора подводить итоги, придутся на новый век. Кто там будет, какие грандиозные события еще ждут их впереди? Сколько твердили об этом древние пророки, и все-таки хотелось что-то понять и узнать самим.

Все поджидали знаменитого писателя. Говорили о нем с восторгом, невольно подбирали самые изысканные эпитеты. Хотя никогда не бывало пророка в своем отечестве, особенно в России, но этот случай, может быть исключением. Их поражала сама мысль о том, что они его современники, они могут не только читать его книги, но и видеть, и слышать его.

В атмосфере витали обрывки каких-то разговоров, переходящих в споры, цитаты из самых знаменитых книг всех времен и народов. Ожидание длилось вечность. Говорили о неведомом Пианисте, настоящем Демоне, которого многим из них доводилось слышать и видеть. Занесло его к ним откуда-то из Германии, он был молодым профессором философии, но когда этот человек садился к роялю и начинал играть, женщины лишались чувств и падали замертво к его ногами, ни одной из них не удавалось спастись от его чар, так прекрасен он был, так божественна была его музыка.

– Божественна? Вы говорите о Демоне, – напомнил рассказчику тот, кто стоял рядом с ним. Но тот, в запале неистовом, не обратил на него никакого внимания.

Говорили и другие много и подробно. И все-таки они ждали встречи со знаменитым писателем и никому неведомым пианистом, чья личность была овеяна странными тайнами. Он спрашивали себя, кто поразит их умы и души больше – тот или другой.

Сам профессор, прохаживаясь среди своих гостей, прислушиваясь то к одним, то к другим разговором, только усмехался. Ему всегда были интересны и забавны такие ситуации. Как люди, и люди яркие и образованные способны восхищаться сомнительными чужими талантами, не обращая внимания на свои собственные дарования. Им необходимы кумиры, потому что не хочется прилагать усилий для того, чтобы что-то грандиозное создать самому, представить миру свое творение и стать его неотъемлемой частью. И только немногие, самые мужественные и отважные могут не только соучаствовать, но и творить, не только восторгаться, но и давать повод для восторгов.

Бесспорно, профессору был интересен знаменитый писатель, но он и сам, если был не на равных с ним, то и не в толпе поклонников оставался. Его исторические романы – это удивительные панорамы самых разных эпох. Он смел надеяться на то, что они будут интересны и тем, кто появится в мире и в середине, и в конце того самого ХХ века, о котором сейчас говорят взахлеб.

– Пророк? НО может быть, и не нужно никаких пророков, если век будет таким страшным, как они говорят, то лучше ничего не знать о грядущем. А просто жить. Получать радости от этого дня, и не особенно задумываться о том, что с ними со всеми может случиться в дальнейшем.

№№№№

Писатель появился первым. Торопливо, как-то боком вошел в комнату. Растерянно кивал тем, кто со всех сторон его радостно приветствовал. Он был как обычно, не здоров, угрюм и несчастен. Он знал, что его святая обязанность – появиться здесь. Они ждали его, интересовались им, с каким-то непонятным интересом читали все, что выходило из-под его пера.

Да ему и самому важно было приобщиться к реальности. Но он не умел очаровательно всем улыбаться, говорить комплементы, а потому и не мог забыть огромного барина, считавшегося лучшим из русских писателей, и так презрительно всегда его встречавшего. Даже не его самого, а его произведения, упоминания его имени. Они старались нигде не появляться вместе, но мир слишком тесен, и порой избежать друг друга, было крайне сложно. И все-таки, словно две звезды они кружились на разных орбитах, хотя и были рядом, в одном мире, в одном городе, но старались не соприкасаться, вопреки всему.

Здесь не было русского барина. Хозяин дома совсем не походил на того, о ком вспомнил угрюмый гений. И все-таки и здесь он чувствовал себя угрюмым черным вороном, в стае каких-то диковинных птиц, а потому все время смущался, зная, что кто-то из них, приблизившись к нему, наверняка испытал разочарование при первой встрече с ним. И он ничего не мог сделать, чтобы исправить не особенно приятное впечатление – не мог и не хотел ничего менять, потому что великая роскошь – оставаться собой при любых обстоятельствах.

Он не мог стать иным – прекрасным, высоким, обаятельным Демоном, про появлении которого все они, и мужчины и женщины должны были замереть от восторга, а не от недоумения. Навсегда запомнить его таким прекрасным, и не забывать больше никогда. Он знал, что вызывал скорее их жалость, чем восторг. И это приводило его в еще большее уныние, лишало покоя окончательно. Кто-то наверняка думал, что этот человек самозванец. Он не мог написать таких книг. Да и кто же он такой – князь Мышкин, Иван Карамазов или Родион Раскольников. Но уж точно не Алеша и не Дмитрий, и не хотел даже ими быть. И надеялся, что никогда не станет Свидригайловым или Ставрогиным. И это не по его части.

Но ему пришлось прервать свои размышления, в зал шагнул то человек, каким он мог представить себя только в самых дерзких мечтаниях, каким ему больше всего хотелось быть. Пианист, гость из туманной романтической Германии, с глазами голубоватыми озерами, с тонкими и прекрасными пальцами, излучающий странное сияние, он предстал перед ними, едва кивнув окружавшим его, бросив на ходу пару слов хозяину, он направился к роялю, словно для него сюда и принесенному.

При первых нотах музыки разговоры смолкли сами собой. Никто не произнес ни единого звука. И только музыка, странно-тревожная музыка, заполнила зал. И люди перестали существовать – они оставались только ее частью, все обратилось в слух и трепет.

ГЛАВА 2 И знаменитый писатель

И знаменитый писатель оборвал разговор, повернувшись туда, откуда раздавались звуки музыки. Он смотрел, не отрываясь на поразившего его взор пришельца. Кто он? Человек, или создание, проникшее в этот мир из иного измерения, чтобы смущать и соблазнять их. Но это не имело значения.

Никто не смог бы поспорить с тем, что он гениален. Он должен сотрясти, а может и перевернуть их странный мир.

– Он так похож на Байрона, – то ли отвечая на чей-то вопрос, то ли беседуя сам с собой, произнес писатель. И все потом передавали друг другу эти его слова.

Они запомнят эту фразу, чтобы включить в свои воспоминания, которые напишет по-своему каждый, потому что они все обладали писательским талантом, и ждали его именно для того, чтобы запечатлеть сначала в своей памяти, а потом и на белых листах бумаги.

Он подумал и о другом, но не стал вслух произносить имя создания, на которое он был похож еще больше, боясь вызвать его из небытия и оживить. Тень его и без того все чаще появлялась где-то рядом. И страшно становилось от той тревоги, которая витала в воздухе.

Но в душе его оставалось странное волнение. Он вообще в последнее время слишком много думал о бесе, и его главный роман был о том же самом, о бесовщине, царившей в умах и сердцах людей. От нее никуда не деться, не спрятаться.

Но он уже слышал ропот восторга, когда музыка стала стихать. Его стал различать и Пианист, до сих пор ничего не видевший и не слышавший вокруг, погруженный в собственное творение. Но он застыл на месте, и теперь напоминал великолепную скульптуру. Он словно хотел позволить им всем любоваться собой, а может, позировал невидимому мастеру.

№№№№№№

Этот человек и на самом деле рано убедился в том, что он гений. Но что-то страшное и разрушительное с самого начала, может с рождения, поселилось в его душе. Он точно знал, что никогда не будет похожим на них, не станет жить обыденной жизнью, любить одну женщину, какой бы прекрасной она не казалась, возиться со своими детьми и собаками, что-то делать в своем доме, да и дома, в том значении, которое ему принято придавать у него никогда не будет.

Он был уверен, что пришел в мир совсем для иного. И жаль, что они все не понимали, не сознавали этого. Иностранец, немец, на короткий срок какими-то неведомыми ветрами занесенный в Россию, он был здесь временно и не стремился к тому, чтобы кто-то одобрял и любил его.

И все-таки, в минуты одиночества дождливыми вечерами, ему очень не хватало заботы, домашнего уюта и тепла, потому он и соглашался иногда оказаться на подобных вечерах. И хотя это было не совсем то, о чем мечталось, но у него всегда было не совсем то, что он хотел получить, с этим как-то приходилось мириться.

В тот самый вечер его впервые заметил и профессор, оказавшийся почти случайно в литературном салоне. Иногда ему хотелось узнать, что творится в литературной среде, да и где еще встретишься с гением. И хотя он любил барина, ставшего всемирно известным русским писателем, но и здесь было нечто дорогое и близкое для него.

Они встречались и прежде в университете, но он был рассеян, и не знал даже, что профессор философии такой великолепный музыкант – это было что-то новое для него. Тогда, в миг первой встречи, он ему не понравился вовсе, вызвал в душе странную тревогу. Но он, как ректор, старался сгладить отношения, возникавшие между ним и коллегами, не обращал внимания, на вспышки гнева, дерзкие слова и выпады этого человека. А за музыку, за минуты наслаждения, подаренные им нынче, он готов был многое ему простить.

Но в те минуты Старик и представить себе не мог, какую злую шутку сыграет с ними судьба, когда одна из его дочерей, самая любимая, обратит внимание на этого человека. Да что там внимание. С первого мгновения, подобно Пушкинской Татьяне она воскликнет: «Это он». И как долго им всем еще придется бороться с заклятием волхва, с проклятыми этими чарами, как много страданий принесет он им. Иногда они будут казаться ему неодолимыми. Сколько слез будет из-за него пролито в старинном доме ректора. Но пока он только осмелился подарить ему восхитительную музыку.

Большое искусство требует больших жертв. И он, подобно Агамемнону, вынужден будет положить на алтарь, принести ему в жертву собственную дочь.

И хорошо, что пока еще старый профессор не имеет об этом никакого представления. Еще какое-то время се в доме и душе его будет относительно спокойно. А потом… Профессор потеряет покой, Пианист подарит этому миру Первого поэта серебряного века, какие неожиданные повороты обретает порой жизнь.

И музыка, все еще звучит в этом мире великолепная, неповторимая музыка, и замерли слушатели, и каждый из них думает о своем.

№№№№№№

Пианист решил по-своему отблагодарить хлебосольного профессора – он увел его любимую дочь в неизвестность. Но она и сама была таким прелестным созданием, хотя и слишком юна, конечно. Но всем понятно, что молодость такой недостаток, который быстро проходит.

Она ничего не знала о жизни, и очаровать ее такому Демону, владевшему музыкой и разговаривавшему с богами (или с их противниками) не составляло никакого труда. Он смог подчинить ее в один миг, и она уже не понимала, что чувствует и что творит, а хотела только одного – быть с ним. И этот чужак, о котором она ничего не знала, и вчера еще понятия не имела, должен был стать самым близким созданием, сделаться своим. Так не бывает? Но так случилось с ними на этот раз.

И все бы могло быть даже славно, если бы не его дурной характер, жестокость и мертвенная хватка. Он ничего не слышал, ничего не понимал, и знать ничего не хотел.

А ее родственники, они не пустили его в свой круг, куда он так стремился попасть. Профессор и Пианист остался для них чужаком навсегда, даже в счастливые минуты свой женитьбы и покорения юного создания. У него никогда не хватало терпения и такта, чтобы доказать им, что он такой же, как они, только гений, что он один из них, и еще сможет их удивить. А когда не замечают добрых дел, такой нервный и неуравновешенный Демон вольно или невольно начинает творить зло, у него просто не остается выбора.

Возможно, в глубине души, в вечном своем одиночестве и неприкаянности он мечтал о такой семье, но мечте этой никогда не суждено было осуществиться. Он просто не был создан для чего-то подобного.

№№№№№

И только гениальный писатель, равный ему по таланту, знал и понимал, почему так настороженно смотрит на Пианиста русский профессор. До него доходили слухи обо всех его дурных наклонностях и пороках, и он видел, что этот немецкий гений, так напоминавший ему Демона, хочет прорваться в профессорский дом. Он подивился такому союзу. И не уставал себя спрашивать о том, как могли бы ужиться тиран и жертва, хищник и трепетная лань даже самый короткий срок рядом. И понятно ему было, что не бывать этому никогда.

Но не верил писатель и в то, что Профессор отдаст свою дочь такому созданию. Что это за деликатность такая, разве он посмеет ее погубить. Но куда деться от любви, от дикой страсти, поселившейся в душе юной девицы. Нет, она становится страшной болезнью. И никто не сможет от нее излечиться, только утолив ее можно жить дальше, если выживешь, конечно, вообще.

Она обречена, а он этим воспользуется непременно. То, что нереально для остальных, для него – сущий пустяк.

ГЛАВА 3 НАШЕСТВИЕ

Но прав был гениальный писатель, с появлением Алекса в их доме, профессор навсегда потерял покой. Он заметил смятение дочери. Он понимал, что ни одна из них не сможет ему противостоять. Демону оставалось только избрать для себя жертву. И можно не сомневаться в том, кого он выберет. Самое хрупкое и невинное создание. Хотя все четверо они были такими. Он посмотрел на нее, и она была уже полностью в его власти с этой минуты.

Она ждала его появления. Она дышала, говорила, улыбалась, только думая о нем, она никуда не уходила из дома, потому что он мог появиться в любую минуту. Она начинала скучать и страдать, как только такое случалось. Ее сестры могут перевести дыхание, опасность миновала для них, и только она оказалась в этой жуткой западне. Алекс, его Сашенька останется в сетях этого гениального паука. Музыка поможет если не удушить ее, то сделать его рабыней навсегда. И не мог успокоиться профессор с той минуты. Только он беспомощно улыбался, понимая, что от своей судьбы еще никому никогда уйти не удавалось.

Но мог ли он желать такой судьбы для своей дочери? Нет, конечно, хотя остальные кажется не замечают этого, не чувствуют никакой тревоги. Она могла сделать счастливым любого хорошего человека, а достанется Демону, по роковой случайности, потому что ему хотелось удивить своих гостей, и позволить им послушать этого пианиста. Ведь это и на самом деле чудо, только отчего все может так обернуться. Гости насладились и ушли, а что теперь делать ему самому?

Но разве нет никакого выхода? – думал он в ту самую минуту. Выход есть всегда. И он готов был забыть обо всех правилах приличий, только не слишком ли все поздно?

Сможет ли он сокрушить Демона? А может ли не вступить в схватку с ним? Иногда ему казалось, что бороться с ним невозможно.

Но ради любимой дочери и он готов был на многое, хотя оставался всегда миролюбивым созданием.

№№№№№

Она так мила и так наивна. Я смогу быть с ней спокоен, – размышлял в тот момент Демон. – Она озарит мою жизнь этим чудным светом. И только отец ее не так добр и прост, как кажется. С ним надо быть осторожным. Это только тактичность и воспитанность. Но он может дать отпор, да еще какой.

И в своих владениях он никогда не примет чужака, как бы не любил свою дочь.

Тогда он и решил увезти ее подальше, чтобы тот сам позвал его назад и позволил поселиться в его доме. И тогда, вернувшись, он добьется большего. И он верил, какое-то время, что сможет вернуться в холодную столицу. Но сможет ли она вести хозяйство и жить вдали от своих родственников, не сбежит ли она от него раньше срока? Хотя она стала его женой, бракосочетание проходило в каком-то тумане, и должна за ним следовать. Она поможет осуществиться всем его планам.

Она любила романы Тургенева, и сама вышла из того времени, из старинной усадьбы. И подобно Елене, она готова была жертвовать собой, ралли того, кого ждут великие дела, и кого дала ей судьба. То, что он выбрал из всех ее – вселяло в душе невероятный восторг. Она готова была к любым трудностям и лишениям. Если она и не понимала чего-то, то только того, что так тревожится и печалится ее отец. Она никогда прежде не видела его таким. Но он заблуждается, тревоги его напрасны, ей достался лучший из мужей. И скоро он в том убедится.

№№№№№

Когда Пианист возвращался в полночь с той самой вечеринки, он вспомнил о том, какое впечатление производил на окружающих. Серое, бесцветное, какое-то испитое лицо знаменитого писателя, их ропот. Они не могут его забыть. Это не в их власти, – самодовольно думал он. И только профессор, он не мог скрыть тревоги и презрения.

Но он рассказывал о писателе, который заметил его. И она радовалась вместе с ним и слушала «Лунную сонату». Но играл он как-то рассеянно, что на него совсем не было похоже. И потом, когда он попрощался, ей показалось, что он либо чем-то очень расстроен, или едва скрывает ярость. Она уверяла себя, что ошиблась, такого просто не может быть.

Он раздумывал, не оставить ли ее, не остановиться ли вовремя. Но он никогда не умел останавливаться, как не стремился к этому. Ради чего и кого он должен расставаться с этим чудным созданием? Она его единственная радость. Он никогда от нее не откажется. Ярость в душе его на холодном ветру улеглась немного. А потом, завалившись в кровать, он заснул и окончательно успокоился.

Он вспомнил о пышной и многолюдной свадьбе. Как профессор согласился, сказать трудно, но она состоялась. Он был грустен среди общего веселья. И порой ему казалось, что панихиду, а не свадьбу справляли они тогда. Жених, ставший в одночасье мужем, убеждался в том, что ничего особенно не изменилось.

Он вспоминал, как накануне, старшая из сестер пыталась поговорить с ним, но на все своим пылкие речи встретила только холодную и раздраженную усмешку.

Это воспоминание разозлило его еще больше. Но почему он железной хваткой вцепился в девушку и не отпускал ее. И когда он отпустит ее, будет ли она еще жива? Или произойдет это слишком поздно.

Софья отшатнулась от окна, когда смотрела, как он уходил из профессорского дома. А что, если она просто завидует своей сестре, так рано выходившей замуж, да за такого талантливого и великолепного мужчину.

Стоило подождать. Возможно, ей еще будет стыдно за свои слова.

ГЛАВА 4 МОЛОДАЯ ЖЕНА

Алекс видела и помнила какие-то дурные знаки в храме, но тогда не обратила на них внимания. Но вспомнила о них немного позднее.

Взглянув на своего жениха во время венчания, она со страхом подумала о том, что совсем его не знает. Что-то тревожное и пугающее зародилось в душе ее в те минуты. И это не просто свадебное волнение и суматоха. Ей стало в тот момент не только грустно, но и по-настоящему страшно. Но пока она оставалась среди своих близких, было горько и страшно представить, что она может покинуть их, а только о том муж ее и думал.

– Я напрасно не слушала отца и ничего не замечала, – говорила она.

Но очарование его оказалось слишком велико. И оставалось только ждать того дня и часа, когда придется покинуть родительский дом. Она даже не заикалась о том, чтобы тут оставаться, муж ее и слушать об этом не хотел.

Почему все они знали, а она ничего не видела, беды можно было избежать. Она обреченно прощалась и собиралась в дорогу. И при мысли о том, что она больше может никогда сюда не вернуться, наворачивались слезы на глаза.

– Я смогу все изменить, я буду счастлива, – говорила она.

Но утешения оказались такими слабыми. Она еще раз взглянула на сестру. И та ничего не сказала ей – ни слова. Но она ощущала себя в какие-то минуты уверенной и сильной.. Как такое можно было понять?

Но запал ее прошел, когда они впервые остались одни. Она сжалась от ужаса. Ни о какой красе она не думала больше, а обаяние его казалось зловещим и жутким. Ужас в глазах его передался и ей. Она невольно отпрянула и всем своим видом показала, что очень боится его. Увидев ее замешательство, он усмехнулся. Она узнала, как он нетерпим и груб, какие вспышки ярости владеют его душой, какой могильный холод исходит от него. Невольно вспомнилась немецкая баллада о Леноре, которую так любила ее мать. Она оказалась на краю могилы в объятиях мертвого жениха – вот куда могло завести упрямство.

Только во сне могла они видеть отцовский дом и близких людей. И были бессонные ночи. Им не было исхода. И так хотелось вырваться из этой темной и жуткой пещеры. Пещерой казался ей темный и жуткий дом. А он был Кощеем Бессмертным. Именно это чудовище из старой сказки и предстало в образе ее мужа. И теперь уже музыка его сводила с ума. По инерции она все еще продолжала его любить, и пыталась связать его судьбу со своей собственной, но и себя чувствовала она мертвецом, и понимала, что прежнего никогда больше не будет. И только однажды в забытьи она увидела богатыря Илью Муромца, на коне богатырском восседал он. И всей душой к нему стремилась. А когда приблизилась, то поняла, что это ее отец. Он устремился к ней, и в душе появилась надежда на освобождение из логова Кощея Бессмертного, где она была похищена.

Но похищенную девицу в сказках всегда кто-то спасает, она могла надеяться только на своего любимого отца.

Но в те же дни она ощутила, что беременна. Даже юная девушка, которой не с кем было поговорить, и та сразу же поняла, что это может значить. У нее будет ребенок. Все переменилось в тот момент, когда она это поняла. Она родит для себя сына, и в нем будет все, чего она так и не нашла в своем муже.

Хотя сама Алекс в те времена была совсем ребенком.

Но она надеялась, что этот младенец позволит ей вернуться домой, отец не допустит того, чтобы жил он в таких условиях. Появилась надежда. Даже если встанет вопрос о выборе – мужа или сына, она сделает свой выбор. Вся его любовь и нежность были направлены на него. Но она ни о чем не говорила мужу в те дни. Она боялась, что узнав обо всем, он может как-то ей навредить, особенно если придет в ярость. Она раздумывала и поняла, что скажет ему обо всем тогда, когда скрывать это будет невозможно.

Счастливый случай помог ей. Они вернулись, когда ему нужно было по делам отравиться в Питер.

№№№№№

При встрече с близкими она не выдержала и разрыдалась. Матушка молча поджала губы, а потом спросила удивленно:

– Твой муж не знает, что ты беременна?

Она только молча кивнула, подтверждая ее догадку.

– Ты не должна с ним оставаться, если это так.

Она узнала о лекции знаменитого профессора, о ней тут все только и говорили и тайком от мужа туда направилась. Она была поражена, потрясена просто, хотя почти ничего не поняла из сказанного. Но как же велик и многообразен был мир. И только она затерялась где-то в невиданной Варшаве. Любовь просто вырвала, выбросила ее из жизни. Потому она готова была забыть о ней, и зачеркнуть надолго, возможно навсегда. Она была слишком молода и любопытна, чтобы просто стать женой демонического профессора. Но он сразу заметил, как она от него отстранилась, не желала говорить и слышать. Ярость душила его, но что он мог сделать тут?

– Она разлюбила, наступило разочарование, – с яростью думал он и перестал себя контролировать.

Кажется, она и не кричала в тот миг. Но дверь распахнулась, на пороге стоял отец в домашнем халате и тапочках и с такой силой отшвырнул его в сторону.

– Вон из моего дома, не под каким предлогом не смейте тут появляться.

Таким профессора не видел даже никто из близких.

Так, вероятно, Добрыня Никитич спасал княжескую дочку. Вещий сон сбылся в точности.

ГЛАВА 5 ПОСЛЕ ЗАМУЖЕСТВА

И снова играли музыканты на старом рояле, звучала великолепная музыка, самая удивительная и восхитительная. В доме отца, успокоившись и повеселев, его любимая дочь ждала первенца. Ее бабушка, знавшая А. С. Пушкина и хранившая его автографы, дала торжественное обещание принять правнука. Иногда она думала о Демоне, вспоминала своего мужа за роялем. Он казался ей издалека злым волхвом, которому удалось на время очаровать ее. Но Черномор не может изменить ее жизни, как бы ему этого не хотелось. У него льдина вместо сердца. Он готов был ее заморозить. Нона знала, что никогда не позволит ему совершить такого с собой. В тревожных снах порой ей снилась Варшава. Она чувствовала, что тоскует без этого странного города. Но отец не хотел и не собирался о том даже слышать. Они снова встретились с Софьей. Она должна была признать, что в свое время ее сестра оказалась права.

– Я слишком мало знала об этом мире, – говорила Алекс на все ее расспросы, – музыка может лишить сознания и рассудка, но очарование ее так быстро проходит, как только она смолкает, ничего больше не остается. Я рада, что это случилось так быстро.

– А ребенок, он останется без отца? – вдруг спросила она, удивленно глядя на сестру.

– Ему хватит моего внимания и любви, у него столько любящих родственников, что не нужен никакой отец. Но я не могу позволить малышу пережить такое. Несмотря на молодость, она была уверена, что родится мальчик. Но Софье показалось, что ей известно что-то большее. И она отстранилась, потому что не хотела быть причастна к страшной тайне.

Что-то мелькнуло рядом, и вокруг воцарилась страшная тьма. Они обе вздрогнули. Рядом погасла свеча. Это казалось дурным знаком. Она поняла, что если любовь и жила в ее душе до сих пор, то теперь она исчезла. Такое уже было однажды в их Варшавском доме, когда в минуты просветления он играл, а она стояла около рояля, и они казались любящей парой.

Тогда свеча упала на рояль от ее неловкого движения и тоже погасла. Она пронзительно воскликнула. Он резко перестал играть и не разговаривал с ней еще несколько дней, она ходила по дому, словно бы совершила какое-то преступление. Но это была только свеча. Впрочем, в его облике в те дни было что-то даже не демоническое, а дьявольское.

№№№№№

В отцовском доме она снова могла спокойно спать, читать книги. Ей не о чем не нужно было заботиться, за ней ухаживали служанки, предупреждая любое желание. Исчезла тоска, не было больше обреченности.

«Бойся своих желаний. Они сбываются, – думала в тот момент Алекс. И на самом деле, он появлялся еще несколько раз. Мрачный и растерянный, он поджидал ее на улице. Двери профессорского дома были для него закрыты. Он понимал, что после всего, что случилось, второй попытки у него не будет. Она ничего не поняла и была заодно со своими родственниками.

Она взглянула на него и молча отправилась прочь. Возможно, в глубине души она еще и любила его. Но никогда больше она не окажется вместе с ним. Профессор снова повторил, что он ему не нужен.

Ночью ей снилась захудалая Варшава, но она могла возвращаться только во сне. Ее терзала чужая речь. Но она не понимала больше слов. Ее любовь исчезла, а казалась она такой огромной.

– Только смерть разлучит нас, – повторяла она слова клятвы, которая больше не играла никакой роли. Она ощущала себя предательницей, но никакая сила не заставила бы ее туда теперь отправиться. Она вспомнила, как могла разрыдаться по любому поводу, и от слез ее он приходил в еще большую ярость. Но она больше не умела смеяться, вот беда.

В доме отца те кошмары понемногу забывались. Она становилась прежней. И только ребенок должен был изменить и этот мир. Она с восторгом и трепетом ждала его появления. Об этом говорили и все вокруг.

А потом она думала о том, как он стал исчезать по ночам в последние дни, когда они еще были вместе. И это доставило ей неожиданно радость. Она молила бога о том, чтобы это случалось как можно чаще. И поняла тогда, что это и есть конец всему в их мире.

Она знала, что ни одному мужчине больше не позволит так поступать со своей жизнью.

В последний раз она видела Демона из окна собственного дома, он только мельком взглянул на нее. Здесь он больше не казался ей ни красивым, ни страшным, скорее бессловесным и бессильным был. Это был «Демон поверженный». Таким его и изобразит в начале нового века художник, но до тех времен надо еще дожить.

В тот момент она понимала, что разлюбила его, но возможно не любила никогда. Иногда среди ночи она просыпалась и никак не могла понять, где находится. И она знала только одно – то, что его больше не было рядом.

№№№№№

Чаще всего она говорила с Софии. Долго и подробно она рассказывала о том, как все было у нее в Польше. Но сестра чувствовала, что на самом деле все было еще страшнее. Но она говорила, что страдания меняют человека к лучшему. Это должно стать для нее предупреждением о том, что нельзя так безрассудно кидаться в омут. Но потом они говорили о том, как хорошо, что у нее есть усадьба, дом, отец, всегда есть место, куда можно вернуться.

ГЛАВА 6 ИСЧЕЗНОВЕНИЕ

А потом Алекс узнала, что Демона больше нет в городе. Он растворился где-то в неизвестности. Тогда она успокоилась окончательно. Но она боялась только того, что он постарается ее возвратить после того, как родится ребенок.

Но со временем она убедилась, что ничего он такого предпринимать не стал. И надо было забыть, если такое вообще можно забыть когда-нибудь.

Минутное увлечение, восторг завершилось по-настоящему жутким страданием. Но жизнь продолжалась и после. Долгие часы она проводила с бабушкой. И они переносились во времена Пушкина. Как странно ей было слышать все те истории, но слушала она с упоением. Она дивилась и тому, насколько ее рассказы отличались от всех остальных повествований о нем.

Старушка настроена была резко, она критиковала всех, но тем и интереснее было узнать, как же это тогда случилось.

И по рассказам ее поняла Алекс, что юная бабушка влюблена была сразу в двух мужчин, и первым из них был Жорж Дантес – великолепный, блестящий офицер, с которым так скверно поступили тогда. Но трудно было понять, кто скрывается за второй маской. Она не хотела говорить о том никак. И вдруг появилось имя Государя императора. Оно возникло само собой.

Было отчего поразиться молодой женщине

.– Бабушка, а Пушкин, – вырвалось невольно у нее.

– А что Пушкин, он был поэтом, настоящим, лучшим из всех, но как мужчина, он меня не интересовал.

– Но как может такой поэт не интересовать, как мужчина, – удивилась она еще больше.

– Но это не одно и то же, дорогая, – только и пожала она плечами. Он был дерзок, часто несносен, да и просто опасен.

И снова пристально глядела на нее Алекса.

– Поэт, как бы высоко он не взлетел, все равно останется только придворным шутом, ему никогда не стать императором. Когда императрица умерла, он больше не хотел жить, вот и добился пули в живот. Небеса отомстили ему за ту дерзость. Можно обмануть кого угодно, но никто еще не мог обмануть бога, дорогая моя.

В тот вечер Алекс никак не могла заснуть. Она так много нового узнала. И это страшно ее растревожило. Шут никогда не станет королем. Поэт никак не смог бы уровняться с императором.

Бабушка хотя и резка, но права, вне всякого сомнения. Она там была, все видела, и знала больше, чем все остальные. Но что же тревожило ее еще больше, чем события старые? Почему она была уверена в том, что ее сын станет поэтом. Он не может повторить такую судьбу. Ранняя смерть, глухая стена непонимания, страдания.

Ночью ей снилась Черная речка, она вместе с бабушкой была на том месте, где он упал на снег когда-то. Дантес поднял руку с пистолетом. И вдруг она увидела, а вернее поняла, что этот красавец – ее взрослый сын. Что это могло бы значить? Что будет происходить в грядущем, и почему она так много думает о прошлом, к которому сама отношения не имела?

Утром, она просила у бабушки показать портрет Дантеса. Та медлила, старалась понять, зачем это ей нужно.

– Ты знаешь, после всего, что произошло, у нас не принято. Но она была настойчива. И тогда та указала на книгу на верхней полке.

Между ее страницами была заложена эта миниатюра.

Алекс долго вглядывалась в черты человека, на ней изображенного и сравнивала с тем, что видела в недавнем сне. Они были лишь немного похожи. Но на самом деле очень мало общего. И тогда она поставила книгу на место и задумалась.

Она была уверена только в одном – этот странный сон ей не забыть никогда. И лицо человека, убившего на черной речке Пушкина, оно тоже врезалось в память.

ГЛАВА 7 А бабушка была переводчицей

А бабушка была переводчицей, сама писала стихи. О пианисте больше не говорили вовсе. Но стихи Пушкина, Лермонтова, Тютчева – они звучали все время в этом удивительном доме, ее доме.

Это бабушка мечтала о том, что ее сын будет поэтом. А потом она говорила о том, что ей не суждено будет увидеть нового века. Потому о давно ушедших говорила она, как о живых. Должна существовать связь поколений, только тогда мы не будем ощущать себя такими одинокими и брошенными в этом мире. И потому только в таком доме и должен был родиться поэт нового века. И музыка, все время звучала тогда эта удивительная музыка.

Она думала о том, как много радостей и страданий еще в утробе познал ее ребенок. Она воспринимала его, как приемника великих творцов.

Она ощущала странную связь с ним. Возможно так же происходит и у всех остальных, но она чувствовала, что это было что-то особенное.

№№№№№№

В то утро она проснулась от ощущения странного счастья. Она понимала, что это будет только ее ребенок, в нем ничего не останется от отца. И только вечером она вздрогнула, когда услышала музыку Шопена. Звучала одна из его минорных баллад. Она стала невольным напоминанием о недавнем прошлом. Но счастье было так велико, что грусть скоро растаяла без следа.

А вечер, начавшейся с радости, перемешанной с грустью, завершился появлением на свет ее младенца. Она странно встрепенулась после всего случившегося. Это был особенно торжественный миг.

Профессор внизу принимал своих гостей, когда мать помогла подняться ей наверх. И бабушка тут же появилась в ее комнате, как и обещала недавно. Внизу звучала музыка, слышались приглушенные речи. Она корчилась от боли и молилась о том, чтобы с ним ничего худого не случилось, она была так молода и ничего об этом не ведала.

Но все закончилось быстрее, чем ожидалось, тревоги и волнения оказались напрасными. Как только она услышала его крик, от боли не осталось и следа. Она забыла о том, что переживала недавно. Бабушка что-то говорила, и все время оставалась рядом.

Ребенок здоров, с ним все в порядке. О чем еще она могла мечтать? Ее страдания были вознаграждены сполна.

Бабушка сказала, что она вела себя молодцом, и Алекс восприняла это как высшую похвалу. За окном царила тьма. Она погрузилась в сон, хотя минуту назад думала, что не сомкнет глаз.

Гости в тот вечер разошлись поздно. И только утром все узнали о том, что у профессора появился внук. В ректорском доме зародилась новая жизнь. Сколько было радости и поздравлений в тот день. Но никто не мог представить себе, кем станет для этого мира голубоглазый и светловолосый малыш.

Самым громким стало имя, которым наградил его отец.

Но очень скоро о таинственном Демоне если и будут вспоминать, т о только благодаря его сыну. И с первой минуты бытия, как и обещала, подобно древней Пряхе его прабабушка, легенды и мифы будут виться над его головой.

И даже после раннего ухода, ему не избавиться от них.

А тогда она прижимала к груди первого поэта нового ХХ века, который его современники позднее назовут серебряным.

Прошлое и грядущее в тот миг сошлось в одной точке.

Невероятная любовь окружала его в многолюдном профессорском доме. И ребенок был удивительно красив. Многие говорили о том, что не может быть так красив человек.

Но когда кого-то в мире так любят, то завершается все чаще всего плачевно. Боги не терпят, когда такая любовь необъятная достается не им, а смертным и жестоко мстят. В страшном этом правиле почти не бывает исключений.

Но тогда его юная мать считала, что для нее все страдания завершены. Она больше не выдержала бы таких жутких испытаний. Но тогда она и решила, что до последнего дыхания, что бы ни происходило, она останется с ним рядом и сможет удержать его от тех бурь, которые будут бушевать над его головой. И она наивно верила, что и судьба его и весь мир в ее власти теперь.

Он подрастал у всех на глазах, с радостью или завистью говорили о чудесном ребенке.

Усадьба, парк, бескрайние поля и дремучие леса с таинственными болотами – это был его удивительный мир, где не могли не родиться первые строки каких-то не стихов даже, а таинственных пророчеств. Рос он крепким и смелым – маленький богатырь Добрыня, так она порой в шутку называла его. И она была счастлива и горда тем, что родила этому миру такого сына.

Когда в нем появилась эта тяга к одиночеству и замкнутости? Этого она точно не могла вспомнить.

Она с тревогой думала о том мгновении, когда он спросит об отце.

И заранее мучительно подбирала слова для того, чтобы хоть что-то ему объяснить. Но одно она знала – он никогда не будет жить со своим отцом.

ГЛАВА 8 РОДНЫЕ ПРОСТОРЫ

И он спросил ее однажды, глядя на портреты своих предков, дальних и близких родственников.

– А мой отец, где он, почему его нет с нами, почему нет ни одной его фотографии.

Она вздрогнула и повернулась к нему.

Сколько не ждать подобного вопроса, возникает он все равно неожиданно.

– Ты встретишься с ним позднее, дорогой, пока он очень занят и не может к нам приехать, – хотя и тихо, но очень твердо произнесла она, и всем своим видом подчеркнула, что говорить об этом больше не хочет, но мальчик был упрям.

– Портрет, я хочу увидеть его портрет.

– Пусть это будет нашей с тобой тайной, но здесь нет его портретов.

Алекс видела, как он погрузился в раздумья, и ни о чем пока больше не спрашивал, но это вовсе не значило, что не спросит завтра.

Она дала себе слово не говорить об отце ничего плохого, потому и молчала так напряженно. Он должен подрасти немного. Она убедится в том, что есть противоядие от зловещего его обаяния и демонического начала. Иначе она потеряет сына и подарит миру еще одного Демона. Это откровение перепугало ее страшно. Она не могла допустить такого. Она старалась не думать о том, что ее сын плоть от плоти этого человека. Мало было просто увезти его и поселить в многолюдном доме, теплом и уютном, Даже та, которая не была связана с ним кровно, до сих пор не может избавиться от него, а что говорить о маленьком ребенке. Как неосмотрительно было с ее стороны пойти на такой шаг. Но теперь можно только как-то спасать ребенка.

Она услышала голос Софии и странно вздрогнула. Никогда прежде, и сестра это заметила, Алекс не отдалялась так от них. Проклятый тип, что он сделал с ней, как он мог так вероломно глумиться над ее душой.

– Саша спрашивает об отце.

– Его не существует, не смей ему говорить пока ничего. Тебе было больше лет, чем ему, но и ты устоять не могла.

– Но ничего нельзя изменить. Он по-прежнему остается его отцом, – вырвалось у Алекс.

И было видно, как это мучает ее.

Она все больше и больше говорила с ним о поэзии и музыке.

Она все больше говорила с ним о поэзии и музыке. И вспомнился рассказ бабушки о Пушкине. И возник невольно образ Пианиста. Она не понимала, какой из двух рассказов насторожил и испугал ее сильнее.

Но почему так – все, что было дорого и мило недавно, становится пугающим и угрожающим? Вероятно, стоит держаться подальше от творцов. Они все наверняка вышли из ада и здесь, на земле по-другому жить не умеют. А лучшие их творения опалены адским пламенем.

Она убедилась в том, как по-особенному реагирует ребенок на музыку. Это должно было обрадовать ее. Но она от всего этого пришла в ужас. Она все больше читала ему стихи и брала с собой в театр с раннего детства. Самые лучшие пьесы он знал почти наизусть. Она хотела приобщить его ко всему, что было дорого и мило ей самой. Они врезались в память и стали той вершиной для него, до которой не так просто было дотянуться. Мир вдохновения и творчества окружал его с самого начала. Иногда он казался ей взрослым человеком, настолько все точно понимал и принимал. Самые сложные вещи легко укладывались в его душе.. Но и она сама вместе с ним поднималась ввысь и парила над землей. Она радовалась тому, что пока в нем ничего не было от отца. Если бы Демон взглянул на сына своего, то это должно было привести его в бешенство. Но он отделывался молчанием, вероятно, все с ними творившееся его совсем не интересовало. Он был плодом ее любви и благодарностью за страдания.

№№№№№

Она страшно волновалась, когда, катаясь по озеру, они причалили вдруг к берегу и по тропинке направились к храму. Там было тихо и пусто совсем. Она никогда прежде не заходила в пустой храм, и вдруг, что такое? Потемневшие иконы, лики святых. Взиравшие со всех сторон в странной тревоге, они оживали на глазах.

Ей показалось, что ее юный сын чем-то похож на них. И только она одна пока знала эту страшную тайну. Ведь в момент рождения пряхи говорят о судьбе младенца, она слышала и старалась вспомнить эти тревожные их речи.

Но пока не было никаких дурных знаков и здесь.

Сколько времени пробыли они там? Как знать. Время для нее остановилось тогда.

Потом на берегу озера они любовались закатом. И солнце отражалось на глади воды. Природа вокруг казалась невероятно прекрасной. И они приобщились к таинству в тот летний вечер.

По дороге домой он не проронил ни звука. Но она видела, как он потрясен всем уведенным.

Сколько потом было таких вечеров. Но этот -первый, он запомнится навсегда.

Она читала ему строки Ф. Тютчева

Вот иду я вдоль большой дороги,

В тихом свете гаснущего дня.

Тяжело мне…

Она улыбнулась, вспоминая, как молода была в те дни. Именно она воплощала ту вечную женственность, она стала его первой прекрасной дамой, о которой он напишет сотни стихотворений. Хотя у нее будет другое имя. Но она не обижалась за это на него, потому что всегда знала правду. Она знала все и бережно хранила все тайны, о которых влюбленные в него и любимые им порой даже и подозревать не могли.

ГЛАВА 9 РЕАЛЬНОСТЬ

Она с самого начала ощущала эту связь. Он помнил сказки, повествования, стихи, все время звучавшие рядом. Она знала, что одной из самых великолепных сказок станет его жизнь. К этому все неуклонно шло тогда.

Снежная королева, что-то великолепное и холодное. Эта северная сага имела особенную власть над его душой. Она понимал, что великолепная героиня будет сопровождать его всю жизнь. Эти сказки все время были рядом, неизменно попадали ему на глаза. А когда мальчик зимним вечером из окна своей квартиры смотрел, как беснуется метель, он был уверен в том, что она прилетит к нему. Он не боялся этого вторжения и ждал ее появления. В такие минуты он переживал высшее вдохновение.

Матушка не разделяла его восторгов о Снежной королеве. Это пугало и тревожило ее. И он, видя это напряжение, понимал, что есть что-то, о чем она ему не говорит. Но они понимали, что все раскроется, скрыть ей ничего не удастся.

Но пока они жили под покровом тайны. Это увлекало еще сильнее. Вот и с храмами, сколько было связано раздумий всяких, порой самых невероятных и удивительных. Где-то под сводами храма томился светлый и прекрасный бог. Ер если пристальнее всмотреться, то он сразу делался темным и таким отрешенным и далеким.

Объяснить происходившее было невозможно.

Храм бросал его душу в небо. Но порой взлетая, он был уверен, что падает, летит камнем вниз. И душа его в такие минуты блуждала где-то в пустоте и полном одиночестве. Мальчик был уверен, что оттуда нет возврата. Тогда становилось радостно и жутко. И в такие минуты сами собой складывались какие-то стихи. Об этом обо всем говорить он мог только с матушкой. Она все чувствовала и понимала.

Свечи. Ему казалось, что если они не гасли, то горели не так ярко при его приближении. И в этом были какие-то тайные знаки, которые он сумеет разгадать со временем.

Это был совсем иной бог, не тот, которому молились все вокруг. Он был далек и недоступен для них. И приобщенный к неведомому, он считал себя избранником, хотя это умножало его гордость и множило печали. Но он старался не обращать на это внимания.

Насколько спокойнее и проще жить в неведении, предаваясь обычным земным радостям. Но как только становится известно большее, это и становится началом конца.

Едва научившись писать, он стал записывать в книжки свои размышления, зная, как безвозвратно они ускользают из памяти. Он уже понимал, как интересно будет заглянуть в записи, и вспомнить о чем он думал в последнее время, шагая по дорожкам великолепной дедовской усадьбы, когда оставался рядом с обожаемым дедом.

№№№№№

Уже в раннем детстве мальчик совершил первое свое путешествие. С матушкой они отправились в Германию туманную, этот мир он считал своей второй родиной. И было и приятно, и страшно, и жутко, он покидал родные просторы и отправлялся в неведомое путешествие.

Но как только он шагнул на эту землю, его потрясла странная уверенность – мальчик знал, что он бывал здесь прежде, и все это видел не в первый раз, древняя память проснулась.

Это он и попытался рассказать матери, а она не удивилась даже. И тогда она рассказала ему об отце, понимая, что рано или поздно это все равно придется сделать.

Она подчеркивала, насколько он необычный и талантливый человек, и мимоходом сказала о том, что они просто не смогли с ним рядом быть.

Она считала, что окунавшись в чужой мир, сделать это значительно проще, чем в родном. Они были далеки и от усадьбы и от отца в тот миг, потому оторванные от всего, могли чувствовать себя спокойно.

Потому он и понял, отчего вдруг неведомый мир показался ему таким родным и близким. В его жилах текла и немецкая кровь. Предчувствия его не обманули тогда, и потом он все время убеждался в том, что они его не обманывали и позднее. Душа хранила тайное, до сих пор никому неведомое.

Он ни о чем большем не спрашивал, слушал только то, что она ему сама рассказала.

Время пролетело незаметно, но родная усадьба все чаще снилась мальчику ночами, и он не скрывал своей радости, когда они засобирались домой. После откровений об отце ей стало легче и спокойнее жить, словно страшный груз упал с хрупких ее плеч. Но какая-то боль все еще проступала в душе. Она знала, что только из-за сына она не сможет оставить своего демона, он будет возникать в музыке, на полотнах художников, в стихах.

Она перечитывала часто тайком поэму Лермонтова и снова переживала все те чувства и настроения, которые она порождала в душе, и не казалась ей вовсе поэтическим вымыслом.

Какой-то древний бог, а не падший ангел даже испытывал ее душу на прочность, и она готова была все это переживать снова, и волновалась, хотя ничто не предвещало больше беды. Но пока он жив, пока он где-то рядом, да и потом, кто сказал, что они смогут от него избавиться в один прекрасный момент, кто такое мог им поведать.

Он видел, понимал, какие странные чувства охватили душу его матушки. Он не знал им названия, но от этого они не перестали существовать вовсе. И с самого начала ему хотелось закрыть свою душу для подобных страданий. Они казались ему невыносимыми, хотя он еще ничего не мог о них знать, и в то же время, как ему казалось, знал все.

Отец, когда он о нем узнал, то понял, что так просто не сможет от него больше отмахнуться. Ему хотелось увидеть его и поговорить с ним. Он знал, что рано или поздно такая встреча произойдет. Но если этому так противятся горячо и беззаветно любящие его люди, может не стоит об этом думать и искушать судьбу?

Он стоял перед зеркалом, вглядываясь в собственное отражение, и видел черты другого человека. Он казался прекрасным, холодным и таинственным. Он не был похож на деда и матушку. Зловещая красота проступала во всем его облике, и он был страшен.

А потом кто-то из знакомых заговорил об отце, о том, что знаменитый писатель так поражен его обликом, что сравнил его с Демоном и Байроном. Тогда он и шагнул в библиотеку деда.

ГЛАВА 10 РАЗДУМЬЯ

Икать творения английского лорда пришлось долго. Но когда матушка неслышно появилась в библиотеке, он сидел с томиком его стихов. Что это – совпадение. Она была не настолько легковерна. Может быть, этот человек и на расстоянии как-то воздействует на собственного сына? Но скорее всего, все проще. Он узнал одну из старых полу литературных историй. Об этом она как-то сразу не подумала, а это так и есть. Она поняла это по его взору, к ней обращенному.

Она успела узнать о нем самое главное – ее сын никогда не врал и ничего не мог и не пытался даже скрывать, его натуре это было противопоказано.

Он заметил, как дрожит ее рука. Не оставалось больше никаких сомнений. Отец снова вторгался в их жизнь.

– Он хочет вернуть его, – говорила она, задыхаясь, своей сестре. Она рано или поздно отнимет Сашуру у нас.

Она смеялась и рыдала при этом, ничего не понимая, не в силах что-то сделать. И напрасно Софья уверяла ее, что это невозможно. Убедить ее в чем-то становилось все труднее. Над хрупкой и беззащитной женщиной нависала черная зловещая тень. И эта тень неустанно следовала за нею повсюду.

А мальчик тем временем с любопытством заглядывал в книги писателя, имя которого связывали с его отцом. Он умер в следующем после его рождения году, и сыграл роковую роль в его жизни и судьбе. Но он быстро отложил эти творения. Она этому несказанно обрадовалась. Все, что угодно, только не жуткие истории про униженных и оскорбленных.

Литература должна возвышать и вдохновлять человека. Она не может так сгущать краски и смешивать его с грязью. Даже если такое и было в реальности. Она была довольна тем, что он не увлекся подобной заразой.

А между тем век стремительно приближался к финалу.

Алекс встретила хорошего и доброго человека. Но она долго раздумывала, боясь оказаться в жутком положении, из которого едва вырвалась недавно.

– Так не может быть на этот раз, – уверяла она Софью.

Но кто вообще может знать, что и как может быть в нашей жизни.

Он спокойно отнесся к ее сыну, хотя в мальчике его что-то пугало. Но он верил в то, что ребенок не может помешать им быть счастливыми.

– Так скверно больше ни с кем никогда не будет, – успокаивала себя Алекс. Это же она говорила и своему отцу в те дни, но она узнала скоро, что сын случайно встретился с отцом.

Столкновение оказалось холодным и бесстрастным. Он рассказывал ей об этом, отвернувшись к окну. Она во всем обвиняла взрослого человека, даже не пытавшегося найти общего языка с ребенком.

– Он просто оттолкнул его, но любил ли он вообще кого-то и когда-то. Что было в душе его кроме похоти?

Она знала ответ на этот вопрос, но боялась даже подумать о том.

№№№№

Он видел, что в жизни матери и его нового мужа все было спокойно и безоблачно, так ему казалось со стороны. Это его немного тревожило, потому что казалось, что отношения между мужчиной и женщиной должны быть другими. Но она радовалась, и он старался радоваться вместе с нею, отринув все свои страхи. Хотя у него отнимали самую дорогую и пока единственную женщину, она была всегда и всем, и вдруг отдаляться стала. Он не смел противостоять, только стал от них отдаляться, казался замкнутым и отрешенным. Но она все свободное время, сколько его было старалась проводить с ним.

В те дни он взглянул на мир и ощутил ту катастрофу, нараставшую с каждым днем, как ему тогда казалось. С ней никак нельзя было бороться.

И стоял он в тот день на закате в чистом поле, словно богатырь русский у перепутного камня, и ждал полчища татар, которое должно было окружить его со всех сторон. И был он то князем Дмитрием, то Михайлом Бренком, в первый и в последний раз примерявшим княжеский плащ. Потом становился ратником, оказавшемся в засадном полку в лесной чаще, нетерпеливо ожидавшим своего выхода.

И словно заклятие и молитву повторял поэт славные их имена. Но никак не мог он вернуться из века 14 в 20 к своей реальности.

Ничего более яркого и прекрасного в своей жизни ни прежде, ни позднее он не видел. И время для него остановилось, а прошлое соединилось с настоящим и грядущим. А потом во снах и видениях возникали картины, увиденные им в чистом поле.

Они становились все яснее, в то время как реальность куда-то исчезала. Он боялся своими рассказами пугать и тревожить матушку. Желая хоть как-то от них освободиться, он их записывал, облачая в форму стиха. Иногда получалось это неудачно, но чаще ярко и красиво.

ГЛАВА 11 В последний год уходящего века

В последний год уходящего века он видел мир, охваченный войной. Израненные люди, исковерканные судьбы – вот что было главным. А потом и поднялись бунты бессмысленные и беспощадные. Видения эти приходи ли чаще, и были все яснее, хотя внешне ничто не предвещало беды.

Никто из близких не догадывался о том, какие бури теснятся в душе юноши.

Внешняя невероятная красота соседствовала с надломом и ужасом внутренним. Ему казалось, что подобно птице, он понимается высоко в небо, а на самом деле душа его лежала в глубине бездны. Восторг гас, словно свеча от очень сильного порыва ветра. И он боялся, что больше от него ничего не останется. Тогда тьма и ужас его окончательно раздавят. Но разве он мог допустить такое?

После таких откровений еще в ранней юности он ощутил невероятную усталость, и не мог ее одолеть. Мир окончательно приходил в упадок к началу века. И оставалось смотреть на то, как это совершается. Не для этого ли он и посетил мир « в его минуты роковые».

Смерть, он порой ощущал ее прикосновение. Он еще не знал, что это такое, но видел, что люди вдруг уходят навсегда. Но не это самое страшное, а то, что он юный и живой, порой ощущал себя настоящим мертвецом. Это было страшным ощущением.

И только поэзия, врываясь в реальность, порой спасала его от катастрофы.. Он не мог не чувствовать власть ритма и удивительной музыки над душой. Матушка все больше вникала в то, что и как он пишет, и оставалась довольна написанным.

Музыка, самая пронзительная музыка врывалась в его творчество и творила настоящие чудеса. А он порой жаловался на то, что лишен музыкального слуха. Мать же слышала и знала то очарование, которое другим только предстояло узнать.

Но в душе возникали сомнения. Иногда ему казалось, что ничего не получится. Неумелые строки.

Мать торжествовала, она чувствовала уровень его таланта. Она старалась внушить ему, что он избранный, что ему нет в этом мире равных.

Но вовсе не безоблачна была их жизнь в те дни. Черная тень появилась над ними. Юноша ощущал ее всей душой. Его голубые глаза в такие минуты казались темными и страшными. Этот пристальные взгляд. Она с самого начала хорошо знала его. Но другие люди этой тайной стороны его души не узнают никогда. А если с годами Демон все яснее будет прорастать в его душе? – вдруг подумала она, и невольно сжалась от ужаса.

Но мир изменился, от прежней реальности больше не оставалось следа.

№№№№№

Странный это был вечер. Ему так не понравилось то, что было написано, что совершенно спокойно он бросил все в огонь. А потом сидел неподвижно и смотрел, как огонь пожирал эти листы.

Он понимал, что строки исчезнут навсегда. Но он только улыбался загадочно, словно одержал победу над собой. Нужно избавиться от всего слабого и немощного, без оглядки и без всякой жалости. Он понимал это в те дни. И не хотел примириться с тем, что получалось не то и не так. Мать в тревоге просила не делать этого, он мог быть и необъективен пока, почему бы оно ни лежало в папке, и не ждало своего часа.

Возможно, со временем отношение к написанному и на самом деле изменится, только ему уже не суждено было узнать этого. Он не слышал и не слушал ее, хотя прежде внимал всему, что она говорила. Видя это упрямство, она незаметно отступила.

Глядя на мерцавший огонь, он вспомнил о столкновении с профессором. Тот казался ему одним из бесов, именно таких изображал великий писатель. Хотел он того или нет, но все-таки включил его в свой знаменитый роман. И так страшно и больно было сознавать, что это его отец. И в нем это со временем должно будет проявиться. Ему было лет 45, а может быть и меньше, но он казался издерганным стариком. Он говорил яростно, был истеричен и циничен. При всем его красноречии, ощущалась какая-то надменность и ложь. Странно прорывалась она сквозь ткань слов. И в тот момент юноша пообещал себе, что никогда даже в этом не сможет лгать.

Они были совершенно чужими. Так стало раз и навсегда. Он не знал этого человека и узнавать его не хотел. Да и тот смотрел куда-то вдаль и думал только о том, как бы поскорее попрощаться с сыном.

ГЛАВА 12 Со стороны

Алекс увидела мужа случайно на заснеженной улице города и была поражена. Она не могла любить этого человека, она не могла быть с ним близка. Теперь это казалось глупость и наваждением. Они были совершенно чужими. И она боялась, что именно об этом и спросит ее сын. Но может он поймет, почему она в ужасе сбежала от него и ни за что не хотела возвращаться. Он умер и проницателен. Он все должен понять.

Мальчик понимал и был благодарен ей за мужество, за мир, который она ему подарила, за усадьбу и любовь родных. Это было самым восхитительным ее даром. Насколько он был близок ей, настолько далек от него.

Но она заметила и другое. Ей показалось, что он никогда не был ребенком, в сильном и юном теле обитала душа взрослого человека. И она видела ясно, что он совсем не похож на других детей. Об этом ей как-то сказала Софья.. Она умела общаться с детьми и понимала их, лучше, чем остальные. Ей не нужно было лгать и притворяться.

Это странное открытие и тревожило, и пугало ее одновременно.

Он вернулся домой в тот день очень поздно. А потом отправился на вечеринку в половину деда, где любили бывать студенты. И когда он вошел в залу, то все взоры были направлены к нему.

Дед, пораженный таким вниманием, улыбнулся приветливо и ласково. Он вспомнил, как однажды тут появились и знаменитый писатель, и юный пианист. Именно тот, второй и стал его отцом. Каким одиноким и чужим должен был он считать себя в этой пестрой толпе. И ему показалось, что все повторяется, с той лишь разницей, что даже в одиночестве он никогда бы не решился сесть за рояль. У него не было абсолютного слуха. Все он слышал и понимал по-другому. И люди, бывшие рядом, оказались где-то за стеной, за туманом.

Одиночество – это оно ощущалось все яснее теперь. Это стало его уделом. Но как могли они в мире добра и света обитавшие, допустить сюда Демона, и позволить встретиться с ним юному и прекрасному созданию. Почему они отдали такое хрупкое и нежное творение чудовищу. Так ли хороша их доброта и терпимость в этом случае?

В ту ночь ему снился огнедышащий дракон, пожар в усадьбе дедовского дома в Шахматове. Ему оставалось только метаться в ужасе, не понимая, что там такое происходит. Он обессилел после этого сна и пробудился совершенно разбитым, только ласковая ладонь матери, стиравшая пот с его чела немного его успокоила.

– Это только сон, – успокаивала его она, но он не мог понять, как быть и что делать дальше. Ужасы вторгались в предчувствия и сны его. В реальности же он был спокоен и счастлив, но это только пока. И казалось порой, что этой реальности не существует. Это было странное ощущение. В его душе оставались только сны и грезы. И не мог он с ними сжиться, как ни старался. Это был последний миг беззаботной радости, завтра счастье растает и улетучится навсегда. Откуда это? Он боялся не только говорить, но даже думать о том.

Мать теперь чувствовала, как он далеко от нее находится.

– Пляска Саломеи, я вижу ее, – вдруг заговорил он, – там Ирод и все его приближенные. Она требует от него невозможного – головы Иоанна. И он отдает приказ. Когда-то очень давно в один из зимних вечеров, когда вьюга выла за окном, бабушка рассказывала ему эту жуткую историю. Но в памяти она всплыла именно теперь, и стало страшно.

– Ты чувствуешь себя Иоанном? – спросила его мать.

– Да, конечно, но и царем Иродом тоже, – вдруг выпалил он и замер. Он и сам не мог до конца понять того, о чем говорил. Но он так ощущал.

Ее сын с самого начала умел быть непредсказуемым. Об этом она думала все чаще. Не только Христос и Иуда крепко связаны, но и Иоанн с Иродом, он подтвердил это в тот момент. Не бывает только белого и черного в душе человека все перемешано.

Так в этот вечер, после разговора с ней, самые горькие ее опасения оправдались. И в его душе жил Демон, и все то скверное, что пугало ее в его отце. Это никуда не делось и навсегда останется с ними. А она наивно думала, что сможет его от этого уберечь. Надо было признать, что у нее ничего не получилось. С этим им обоим и придется жить, он ни в чем не виноват, во всем виновата она сама, только бы мрака не становилось слишком много.

И после того, как призналась себе в том, она ощутила второе дыхание, ничего больше не опасалась, и научилась смотреть вперед.

Она больше не чувствовала себя такой влюбленной, а потому такой слабой, как в самом начале, ее сын никогда не окажется во власти тьмы, тьма отступит, она не сможет его там оставить.

Так они и жили в те роковые дни, когда на мир надвигались жуткие события. И гром в небесах был уже не просто громом, а знаком грядущих катастроф, от которых не уйти и не укрыться.

ГЛАВА 13 На закате лодка неожиданно причалила

На закате лодка неожиданно причалила к пустынному берегу. По узкой тропинке прекрасный юноша стал медленно подниматься к храму. Странно чувство охватило его душу в тот момент.

В мире больше никого не было, ни людей, ни богов, последнее его тревожило особенно, но он понимал, что существует только удивительная природа и его душа.

В пустом храме на закате таились какие то тени, метались какие-то блики. Только несколько свеч догорали. Они чуть – чуть разгоняли тот жуткий мрак, в который погрузился мир. И воздух вокруг был таким чистым и прозрачным, что совсем иные боги и легенды проступили сквозь внешний налет.

Какая-то невидимая почти тень приблизилась к нему, и память ожила, она являла образы и заставляла вспомнить давние легенды и предания.

Он не мог молиться в этом храме, потому что по-иному все чувствовал и переживал, потому что и бог у него был совсем другим.

Но он оставался там, словно мог разгадать ту вечную загадку, которая с самого начала не давала ему покоя.

И вера их предков и дивные о боги в этом храме обозначились особенно ясно, они были рядом.

И в тот момент, когда ему казалось, что из-за кустарника покажется дивный Пан – Велес, на самом деле раздался дикий рев на другой стороне, но голоса были человеческими – мужики шли друг навстречу другу. Стенка на стенку. Он стоял и с содроганием смотрел на то, как это происходило. Они готовы были все смести на своем пути.

И тогда он понял, что мир стоит около пропасти, в которую готов рухнуть в любую минуту. И пламя дикого пожара все сжигает на своем пути. И это была жуткая реальность. И когда разгорится это дикое пламя, то от него уже никто и никогда не сможет укрыться. Злоба все сжигала, все уничтожала на своем пути. И он чувствовал себя среди них Христом, но не богом, а человеком, которого вели на распятие, только он вовсе не был уверен в том, что должен жертвовать ради них. Он не видел в том никакого смысла.

№№№№№

И если бы не чудная Германия, просторы которой были обворожительны, природа казалась настоящей сказкой. Душа неудержимо рвалась туда. И жутковатые легенды о Фаусте и Мефистофеле никак не давали ему покоя больше. Он слушал и слушал снова вечную музыку, и погружался в тот удивительный мир. А какая непостижимая высота и красота открылись ему в тот миг. От этого было еще тяжелее возвращаться назад. Но и там, во тьме этой рано или поздно все как-то завершится.

Его мир оказался в объятиях Сатаны, и оставалось только вырвать и освободить его из них. Живая женская душа, единственная и неповторимая, окрыляла его в те дни, усмиряла все тревоги и страсти. Еще не было ни одной чужой женщины – только мать. Но ведь она должна была появиться рано или поздно

№№№№№

И было в те дни одно странное видение. Он потом никак не мог припомнить – сон это или явь, скорее всего явь, перепутанная со сном. Он видел датскую принцессу, давно ставшую русской царицей Марией Федоровной. Он видел ее вместе с сыном цесаревичем Николаем. Но может он был уже русским императором, точно знать этого поэт не мог, потому что даты все время путались. Какой странной и гармоничной они были парой, как умело управляла она сначала мужем своим, а потом и сыном.

Но то, что он видел их вместе – в том был какой-то знак свыше для него самого.

Но почему так рыдало сердце его, когда он смотрел на молодого и красивого императора и его мать.

До грозных событий оставалось еще какое -то время. Он так любил бывать в Шахматово совсем один, бродил по бескрайним просторам его. Какая тишина стояла там, в теплые летние вечера.

Я и молод, и свеж, и влюблен,

– записал он неожиданной в тетрадке после такой прогулки.

Но в один из вечеров небо заволокли черные тучи, жуткий раскат грома ударил прямо над его головой. Он содрогнулся от этого дикого звука. И показалось ему, что Люциферово крыло закрыло половину неба. Он не мог избавиться от ужаса, в один миг охватившего его душу. Тогда он оставался один на один с этим чудовищем. И красота эта – он понял в момент грозы, не от бога, а от дьявола пришла в этот мир.

А вечером за столом, в старой усадьбе все говорили о бунте среди студентов, о покушении на императора. И все это – и гроза небесная, и мятеж на земле, слились тогда воедино для него. И странно, что темные и дикие люди готовы были обрушиться на только что взошедшего на трон наследника, помазанника божьего, который ни в чем еще не был виноват перед ними.

Он видел печальное лицо царицы. Она казалась ему отрешенной и уродливой. И на челе ее сияла печать гибельности. Но настоящей царицей навсегда останется мать, а не жена. Он это видел и понимал в те минуты.

ГЛАВА 14 ИМПЕРАТОР И ПОЭТ

Они все это время жили где-то рядом – император и поэт. Они и переживут друг друга ненадолго. Так сложились судьбы, так все было предопределено. Хотя, наверное, могло быть по-другому, да не стало.

– Как он может быть так спокоен, – спрашивал Поэт у матери своей, – когда власть ускользает из рук и в мире непонятно что творится. Это видно и понятно всем, кроме него самого.

– Нет, ему это тоже ведомо, только вида не подает, потому что так воспитан, и бессилен что-то переменить.

Но кто это был с ним, его мать или императрица в том странном сне? Он так и не понял этого.

Он видел ее около своей постели во второй раз. Она склонилась, чтобы поцеловать его перед сном. И в тот самый момент он провалился в пропасть. Они говорили с бабушкой о том, что юный Пушкин всю жизнь любил только одну женщину – и это была императрица Елизавета. И это было самым удивительным открытием для него в те дни, хотя кого еще мог он любить? Но Мария Федоровна – это совсем другое. Она была слишком властна и недоступна. А Александра Федоровна, такая печальная и отрешенная, что он никогда и близко бы к ней не решился подойти. Если бы еще на какое-то время у власти оставался бы император Александр, они бы прожили дольше и избежали бы этого революционного кошмара. Но в начале века все совпало. Дворяне оставили и предали юного императора. Хватило одной капли, чтобы чаша терпения переполнилась. Безумный мужик, который строит из себя великого чародея, таких всегда было много рядом с любым императором. Но этот все сокрушит на своем пути и глазом не моргнет.

№№№№№

От отца все время приходили дурные вести. На этот раз он узнал о сильном нервном расстройстве, и еще о том, что это передается по наследству. Пока ничто не предвещало беды. Но он заглядывал вперед и это его очень тревожило. Он был так силен физически, так умел радоваться жизни, что это казалось почти нереальным, и все-таки так было.

Он видел, с каким волнением смотрела на него матушка, пытался ее как-то успокоить, но тревоги в душе не стихали.

Она с горечью думала о том, что сама, связав судьбу с этим человеком, обрекла своего сына на печальную участь. Он будет страдать и мучиться. За минутную страсть приходится расплачиваться, а сделать это бывает очень непросто.

В тот момент и пришло скорбное известие из Варшавы. Дед должен был свыкнуться с тем, что он поедет на похороны. Сначала Алекс и слышать об этом не хотела. Ей казалось, что он живой или мертвый, собирается отнять ее сына. Но он уже взрослый, вряд ли такое теперь возможно. Но она очень этого боялась. Он отправился на последнее свидание с отцом. Какая-то странная тайна в тот момент окутала ее душу. Пусть он проделал в одиночестве, на окраину русской империи. Он еще раз должен был взглянуть в лицо смерти.

А там, в его доме было спокойно и пусто, он больше не нес никакой угрозы. Только тишина и разочарование, все, что оставалось. И печаль из-за несбывшихся обещаний.

Поэт бродил по Варшаве, встречался с родственниками, которых никогда прежде не видел. У него была сводная сестра, и это его странно удивило до глубины души. Как странно видеть здесь взрослую девушку. Но остальной мир был чужим, и люди чужими. И с ним не нужно общаться, не стоит бояться его вторжения. Но почему такие чувства породил в душе его родной отец? Вот чего он не мог больше понять.

Он радовался тому, что после его рождения им с матушкой не пришлось оставаться в этом мире. У него было Русь и дедова усадьба, и это самое главное.

В гробу лежал несчастный, усталый и измученный старик. Чужой, непонятный и не понятый никем в этом мире

Другой старик рассказывал в этот вечер, как умер его отец, он подробно говорил о том, что с ним происходило за это время. Он слушал молча и понимал, что в душе его могла возникнуть жалость, но ничего не ощущал, как не пытался и не старался. Он помнил о времени, когда все начиналось, что должна была переживать его мать, когда тень от крыла Демона нависла над его головой.

Он стоял вместе со всеми у часовни, и хотел только одного, чтобы все это поскорее закончилось. С самого начала и до конца они были страшно далекими. Чуда не произошло. Такими они остались не только в реальности, но и в вечности самой.

Около свежевырытой могилы стояла еще дюжина людей. Он знал, что стоит здесь и все это видит в первый и последний раз. Они были странно далеки от начала до конца. Чуда не произошло. Такими они остались не только в реальности, но и в вечности самой. Никакая сила не заставит сына появиться на земле, где покоится тело его блудного отца.

ГЛАВА 15 ОГРОМНЫЙ МИР

Варшава давно осталась за спиной. В душе – только холод разочарования. Он довольно резко закрыл книгу, которую давно держал открытой, но не прочитал ни одной строчки. А ведь это были истории его любимого Андерсена. Он помогал ему всегда в минуты смятения и горести земной, но не на этот раз.

Он торопился домой. Невероятная радость охватила душу, когда он понял, что ему есть куда возвращаться. Как много мог значить для поэта дом. До тех пор он о том не задумывался вовсе.

Дом деда навсегда останется его единственным пристанищем. Поэт закрыл глаза. В месте, где в последние дни влачил свое жалкое существование его отец, не было и подобия дома.

В те минуты он ощущал это особенно ясно. Циничный и злой ум. Обиды на весь свет, незавершенные дела – вот что оставил он в наследство своему сыну.

– Какая нелепая и страшная судьба, – думал он в тот вечер под стук колес.

Ни на кого больше не обращал внимания поэт.

Он рассказывал обо всем матери. Да и невозможно было что-то утаить от нее.

– Он обедал в дешевом ресторане, не держал прислуги, он был страшен для тех, кто рядом, и страшно скуп, – вот главная правда, которая так поразила его в тот момент.

Он знал, что до конца дней будет сопротивляться всем этим чертам характера отца, и бояться, что они как-то проявятся и в его характере. Но он был благодарен деду за то, что тот избавил его от жизни и взросления рядом с ним, подарил теплоту, заботу, ласку. Он воспринимал такую жизнь, как самую обычную, а ведь такого могли и не быть вовсе.

Он прошел в залу тогда, остановился перед его роялем. Человек, ставший его отцом, всю жизнь упивался музыкой. Как она звучала должно быть в этом захудалом доме. А у него не было абсолютного слуха. И здесь бог словно бы только посмеялся над ним, и не дал то, чего ему так хотелось получить.

И он поспешно вышел на воздух, не в силах оставаться в замкнутом пространстве, где над ним нависала страшная тень.

Невский проспект. Мир вокруг казался сияющим и великолепным. Чего еще можно было желать тогда? И это трудно путешествие и необходимо было для того, чтобы оценить все, что у тебя есть. А потом было еще одно путешествие.

В очередной раз вместе с матерью они отправились в Германию. Он знал, что навсегда связан со своей исторической родиной. Они говорили, шутили, веселились. Она все понимала, а он знал, что в жизни его не будет человека ближе и дороже, чем она.

№№№№№

Алекс, глядя на сына, с грустью думала о том, что он однажды, очень скоро, он встретит другую женщину. И та станет ему ближе и дороже, и все время он будет проводить рядом с ней. Она сможет дать ему если не духовную, то физическую близость, а это очень важно для любого мужчины. И она не сможет ничего противопоставить.

Она понимала, что для ее сына любая другая женщина будет не хороша, потому ей иногда и становилось так грустно.

А за окном уже мелькали великолепные пейзажи. Они погрузились почти в сказочный мир. И лесной царь с мертвым ребенком на руках оказался рядом.

Страсти переполняли его душу. Он жил предчувствием любви. И хотя ему только едва и исполнилось 16, но казался он значительно старше, и трудно даже представить, что творилось в мятежной душе его.

Но его не привлекали такие же юные девушки, как он сам, возможно, в этом было ее влияние. Он был слишком раним и впечатлителен. Его взор был обращен все время на взрослых женщин.

Прекрасная Дама – вот тот образ великолепный, который неустанно манил к себе. Какими далекими и желанными они были всегда.

№№№№№

Ему снилась женщина. Она была таинственной и великолепной, скорее древняя богиня, сошедшая с небес на землю. И в таком образе и заключался для него весь мир. Он знал тогда, что всю оставшуюся жизнь будет служить ей. Для нее он будет писать свои стихи. Он останется ее рыцарем и пройдет свой путь до конца.

Видения и грезы повторялись снова и снова. В такие минуты он все дальше уходил от реальности – она переставала существовать. Он жил в ожидании, одними только предчувствиями и мечтаниями.

№№№№

Однажды вечером в старинном парке Алекс заговорила с ним о женщинах. О той тридцатилетней (кто знает, сколько ей было на самом деле), на которую, как ей показалось, он смотрел особенно внимательно.

Он никогда не лгал даже в мелочах. Он молчал, потому что не находил слов для того, чтобы объяснить, что на самом деле с ним происходит. Это смущало и мучило его.

– Все будет в свое время, прости, я просто напридумывала себе лишнего. Они будут терять головы из-за тебя, я это точно знаю.

Ее маленькая рука коснулась его ладони. Они еще сидели молча.

– Мне не нужны все женщины, – думал он, – или нужны. Как это можно знать заранее. В каждой из них своя загадка и вечная тайна.

ГЛАВА 16 ГРЕЗЫ

– Он очень чувственен, – думала мать, и это будет мешать ему в жизни, хотя поэт не может быть иным.

Но это не могло ее не тревожить.

Он чувствовал душой, что вернулся домой, и готов был раствориться в великолепной природе, в мире, который всегда согревал его немного усталую душу. И была голубоглазая светловолосая женщина, которая так сладкозвучно пела.

– Оксана, – повторял он ее имя в забытьи, словно странную молитву.

Она долго его ни о чем не спрашивала, но верила, что женщина была не призраком, а настоящей. Он стремился к ней всей душой, хотя и не хотел оставлять мать в одиночестве.

Но вечерами в тихих комнатах, где они жили, он боялся даже себе самому признаться в том, что с ним происходит. Он был безнадежно влюблен. Тогда он был уверен в том, что это навсегда. Но не так ли любой думает в свои 16 лет. Ему казалось, что никто никого так не любил. Это было в первый раз за 16 лет.

На белых листах его рукой были начертаны его великолепные стихи. Ему не удалось ничего скрыть, даже если бы он и хотел. Но он и не пытался этого сделать.

Она, конечно, была хороша. Но она была ее ровесницей. И одному богу известно, в какую бездну эта женщина может бросить ее сына. Но не может же она думать серьезно о том, что он свяжет с ней свою судьбу.

Он оставался в ее сетях, хотя чему тут удивляться. И она увлеклась, да и как можно было не любить его.

Когда он поздно вернулся совершенно неузнаваемый, она проснулась и уселась на постели своей. Она видела его смущение, хотя в комнате царил полумрак.

– Я влюблен и счастлив, – звучал где-то рядом его голос, наяву она еще лучше и прекраснее, чем в моих снах

Ей ли не знать какими бывают эти слова и эти чувства. И она утешала себя, что первая возлюбленная не может быть легкомысленным созданием.

Она в чем-то очень похожа на мать. Но когда она пыталась успокоиться, тревоги только умножались,

– Она стара для тебя, дорогой, – слышал он голос матушки.

– Но для любви возраст не препятствие, – только и говорил он.

Он еще не верил в то, что она может оказаться права.

– У этих отношений нет будущего. Царевич мой прекрасный, ты выбрал не ту дорогу.

Больше она ничего не говорила, пусть он думает и решает сам, она была бессильна перед обстоятельствами и людьми.

Первый опыт почти всегда и у всех бывает печален, и никто не волен что-то менять.. Почему-то вспомнила опыт мятежного лорда. Он говорил о том, что в своей жизни мужчина любит только одну-единственную женщину, ту, которая была самой первой.

Возможно, он заблуждался. Но она и прежде все время мучительно думала о том, способен ли ее сын быть счастливым. Даже если он женится, и попытается что-то сделать, что из этого выйдет? Трудно даже представить себе такое.

№№№№№

Теперь он точно знал, что скоро все кончится. Но будет ли он после разрыва свободен от той, которая так крепко его к себе привязала, ведь и она вернется в их город и будет рядом. Вероятно, тогда и родилась трагедия его одиночества. Оно растянулось на всю его жизнь.

Они возвращались в серый осенний город. Встречи с Оксаной продолжались и здесь. Но он все время уходил от нее, это было совсем другое время, и мир здесь был иным.

Осень была долгой в том странном году. Он не особенно стремился к ней, но и рвать окончательно отношения не собирался, они тянулись так же бесконечно, как и эта странная осень.

Туманы и грезы, все, что оставалось этим двоим. Ее и не было вроде рядом, но она и не исчезала.

Расстались они в разгар зимы, в порывах метелей. Тогда его душа оказалась окончательно замороженной.

Алекс так и не узнала, что же в те дни случилось у них на самом деле, он ничего не рассказал ей. Она смогла только облегченно вздохнуть. Он страдал без нее страшно. Но был тверд, не сгибаем.

Этой странной и таинственной женщины в его жизни больше не было.

И пахли древними поверьями,

Ее волнистые шелка,

И шляпка с траурными перьями,

И в кольцах узкая рука.

И странной близостью закованный,

Смотрю за темную вуаль.

Так напишет он совсем скоро в самом знаменитом своем стихотворении, которое перевернет его жизнь, и заставит признать его первым и единственным даже тех, кто меньше всего хотел бы этого и много дал бы за то, чтобы это признание не прозвучало.

А она спрашивала себя, а расстался ли он с ней тогда. Можно ли было с ней расстаться. Но перед ними мелькала уже развенчанная тень. Но в душе его никогда не царила юная дева, нет, там всегда оставалась великолепная женщина.

Как он страдал в ту снежную зиму, только она одна могла знать это. И потом все зимы были для него карнавалами страстей. Он уходил в метель и растворялся в этом холоде

ГЛАВА 17 Лирическое отступление ТОЛЬКО ПЕРВАЯ СНИТСЯ ЛЮБОВЬ (ЧТО было, что будет, чем кончится, чем сердце успокоится)

На улице лютовала метель. Снегом замело все улицы, ничего не было видно и слышно.

В небольшой больнице, переполненной такими же несчастными, палате умирала еще не старая женщина, она была, вероятно, красивой когда-то, но шел пятый год революции, и ничего не оставалось от ее красоты. Только отрешенное молчание и немота, сразу же поразившие доктора Сергея Сергеевича, и заставили его обратить на нее внимание.

Она никого и ни о чем не просила, ни на что не жаловалось, хотя по всему было видно, что страдала страшно, боль была невероятная, уж доктора не обманешь.

Когда, проходя мимо палаты, он прислушивался к разговорам, то никогда не слышал ее голоса. Она почти ни с кем и ни о чем не говорила. А ведь наверняка была у нее какая-то своя тайна, он чувствовал это.

Но было так суетно и тревожно в этом почти уничтоженном диким бунтом мире, что он сначала совсем не знал ее фамилии и имена, потом, когда надо было как-то с ней поговорить, заглянул в записи, сделанные неумелой рукой сестры, и поразился. Ксения Михайловна Садовская – ничего особенного, конечно, но что же это ему напоминало. Все было знакомо, и фамилия, и имя, отчество – это не могло быть случайностью. Сколько было больных, он и при желании не запомнил бы всех имен, но некоторые врезались в память. Но и в больнице, и вообще в реальности он видел ее в первый раз.

У него не было родственников, не было знакомых с таким именем, хотя бесконечные столкновения, потасовки, смерти заставили многое и многих забыть. Он старался не думать о том времени, когда не было этого бунта, и они были так молоды и так беззаботны. Они слушали музыку, и самые великолепные стихи звучали везде, какое же это было сказочное время. Как часто ему снился мир, который они навсегда потеряли.

И вдруг доктора словно бы осенило. Он все понял, и картины зимы, маскарада, концертов, вечеров, мелькали, сменяя одна другую, но он уже точно знал, что старалась вернуть ему память.

И словно карточный пасьянс, разложенный на столе, все сходилось в душе его. Поэт. Великолепный, удивительный, сколько раз он видел и слышал его. Он знал наизусть почти все его стихотворения. Он знал (сколько тогда было самых невероятных слухов и сплетен) все подробности его бурной и яростной жизни.

Они все стремились жить стремительно и насыщенно не только потому, что были молоды, но словно бы чувствовали, что осталось совсем не так много, как бы им хотелось, что завтра (а в этом поэты убедили их) они проснутся совсем в другом мире, который никогда не будет прежним. Это было похоже на смертельный диагноз, с которым ничего нельзя сделать, остается только смириться и выбрать для себя, жить ли ему дальше или безропотно умереть, отказавшись от жизни. Наверное, слишком велико было желание жить, радоваться всему происходящему, потому он и выжил. А поэт, он словно бы выдохся в один миг и задохнулся. И что самое удивительное, случилось это в тот момент, когда он только что прожил первую половину, доктор помнил, что было ему не многим больше сорока лет, но какая-то странная болезнь, которой не было определения во всех медицинских справочниках. Никто ничего не мог сделать, а поэт просто не хотел жить. Ведь всем известно, что человек живет только столько, сколько жить хочет.

Сергей Сергеевич вспомнил про тот день, когда слух о его смерти облетел город. И понятно было, что не может быть по-другому, это случится не нынче, так завтра, но попробуй поверить в то, что его больше нет.

И он не верил. И странно серым показался мир вокруг, и это было последней точкой в том безобразии, которое именовалось русским бунтом.

Но эта женщина, странная история была связанна с ней, если она еще жива, и это именно она:

– Жизнь давно сожжена и рассказана, только первая снится любовь, – прочитал он вслух одну из строчек стихотворения и странно замер при этом.

Можно было долго сидеть и гадать, но он поднялся и направился в палату. Она смотрела на него так, словно был он ангелом смерти и уже пришел за нею.

– Скажите, голубушка, вы та самая…

Доктор остановился, он не знал, что и как можно было сказать еще.

Странно оживилось ее лицо, она словно бы увидела его впервые, и ей стало интересно посмотреть на того, кто явился к ней из забытья.

Она не спрашивала, о чем говорит он, хотя должна была бы спросить. Она просто ушла от реальности в какие-то свои грезы и сны.

– Это все не серьезно, он был совсем мальчиком, лет 16, это было в другой жизни. Мы были так молоды, мы встретились случайно среди дивной природы. Это была страсть, увлекавшая в бездну. Знаете, у богини Афродиты был такой помощник – бог Гиммер, увлекающий в бездну. Он не должен был меня полюбить, я никак не могла полюбить его, но это случилось. И были бесконечные прогулки, и были стихи, там, в стихах все есть о том времени, он был удивительно откровенным мальчиком, а я, мне просто хотелось еще раз пережить те светлые и высокие чувства, которые были когда-то в юности, а потом пропали, кажется навсегда. От них ничего не осталось больше. Но должно было остаться, только горстка пепла и стихи.

Доктору показалось, что она уже не видела и не слышала никого, но соседки по палате из своих углов заглядывали на нее удивленно. Старуха казалась им сумасшедшей.

– Знаете ли вы, что такое, когда нельзя, просто невозможно расстаться, когда скучаешь еще до того, пока ушел от него. В его душе творилось что-то невообразимое.

– А Вы? – не удержался доктор, хотя он никогда не был особенно любопытен, особенно когда это касалось чужой личной жизни. Но на этот раз особенный случай – это связанно с судьбой его поэта, и он знал, что рано или поздно, если конечно уцелеет, то напишет книгу воспоминаний, потому что был уверен в том, что каким бы не был строй в этом мире, они никогда не смогут забыть этих стихов.

Какова была его популярность в те годы, особенно в 1907, когда он только что появился на Башне и прочет свою «Незнакомку». Его знали все, им восхищались, к нему просто старались приблизиться, чтобы взглянуть в его синеватые глаза, и услышать то, что он будет говорить, хотя часто говорил он не особенно приятные вещи и никогда не лгал, даже когда эта маленькая ложь и казалась совершенно безобидной.

– Я никогда его не знала таким, – удивленно говорила старуха.

Она помолчала немного и заговорила снова.

– Я никогда его не видела потом, не приближалась к нему, ведь мы очень тяжело расставались, когда пришлось вернуться домой, и там меня ждали дети и муж, я не могла больше продолжать этих отношений, они должны были закончиться сами собой, и они завершились. Хотя и не сразу. Он ждал меня, мне приходилось прятаться от знакомых и просто каких-то странных людей, хотя тогда никто и не ведал о том, что он поэт. Если бы мы столкнулись позднее, то моя репутация была бы навсегда погублена.

– А как вы жили без него, – решился спросить доктор, хотя и сам он считал этот вопрос совершенно бестактным.

– Сначала терпимо, казалось, что это возможно, а потом все стало совсем отвратительно, тогда, уже забыв, что я разорвала с ним сама, я стала искать встречи, но он был слишком горд и независим. Он вычеркнул меня из своей памяти раз и навсегда. Все было напрасно. И потом он был таким правдивым даже в мелочах. Старуха снова замолчала, а он вспоминал:

– Твое лицо в его простой оправе,

Своей рукой убрал я со стола.

Прочитал он строки, обращенные к совсем другой женщине, его жене, дочери знаменитого ученого. Они написаны были после разрыва, а ведь казалось сначала, что ничто не предвещало беды, они так любили друг друга, они были такой красивой парой.

Старуха прислушалась, а потом тихо спросила:

– Так и было. Скажите, вы думаете, что у него так было всегда?

– Мне трудно судить, но, скорее всего, да. Вы же сами говорите, что он был правдив, и все, что происходило, тут же появлялось и в стихах его:

Иль хочешь стать мне приговором?

Не знаю, я забыл тебя.

И, похоже было на то, что он мог вспомнить сколько угодно именно таких строчек.

Старуха молчала, но он видел и чувствовал, что она хотела спросить его о чем-то, он даже догадывался о чем.

– Я никогда не читала его стихов потом, после нашего разрыва, но если вы их знаете, скажите, как Вам кажется, доктор, любил ли он кого-то? Вы вспоминаете такие странные строки.

– Не знаю, – признался он, – я и сам часто задавал себе этот вопрос, но не находил на него никакого ответа. Он все время был с актрисами, это могло показаться странным, но именно они никогда не были собой, они могли сыграть чужую судьбу гениально, но всегда так небрежно относились к собственной жизни и судьбе, вне сцены они были безлики и хотели только отдохнуть. И он отдыхал рядом с ними, но как только вспыхивали истинные чувства, он тут же уходил, ему не нужны были женщины без масок.

Она смотрела на него, но еще не понимала, к чем он клонит.

– Я долго не мог понять, пока не прочитал:

Жизнь давно сожжена и рассказана,

Только первая снится любовь,

Как бесценный ларец перевязана,

Накрест лентою алой, как кровь.

И когда в тишине моей горницы

Под лампадой томлюсь от обид.

Синий призрак умершей любовницы

Над кадилом мечтаний сквозит..

– Он похоронил меня еще тогда? – удивленно спросила она и странно передернула плечами.

– До него дошли слухи о вашей смерти, – ответил ей доктор, – об этом писали где-то. Но он и не думал, что мертвых мы любим еще сильнее, потому что исчезают все недостатки, которые были у живых.

– А я и на самом деле умерла, – растерянно проговорила она, – когда стало понятно, что ничего больше не вернется, все было прежним, но меня больше ничего не могло интересовать. Муж завел себе любовницу, да и что ему оставалось делать, а мне? Я и представить себе не могла, куда деваться могла я? Тогда и уехала снова за границу, и жила там, и бродила по местам, где была счастлива. Если бы не нужно было вернуться, чтобы похоронить Сережу, я бы там и осталась неприкаянной тенью, всегда чужая в чужом мире, но пришлось вернуться. А тут все и началось, я потеряла все, что можно было, Я должна была уехать, хотя мне совсем не хотелось этого. Мне казалось, что произойдет чудо, я встречу его, и мы снова будем вместе. А потом я смотрела на собственное отражение и была уверенна в том, что тот мальчик просто не узнает меня, он всегда был очень правдив, и на этот раз скажет, что не существует той далекой Ксении, обворожительной Ксении, а есть смерть сама, которая пришла за ним. Вы никогда не испытаете того разочарования, которое приходит, когда еще помнишь, как такой любовались и понимаешь, что только жалость в их душах и может появиться.

№№№№№

Доктор растерянно оглянулся по сторонам, он видел, что эти простые и незамысловатые женщины слышали их, но вероятно их разговор казался им бредом сумасшедших, они если и хотели, то и тогда ничего не смогли бы понять – это уж точно. Он понимал, что должен оставить ее в покое, но все медлил, ждал, что должно быть еще что-то сказано, ему хотелось страстно еще что-то услышать.

– Может быть, когда вы расстались, он и был уверен, что у него еще все было впереди:

Что же делать, если обманула.

Та мечта, как всякая мечта.

Но чем больше проходило времени, чем больше он метался в метели, тем яснее становилось, что ничего не будет и быть не может.

– Помня о вас, он написал те загадочные и удивительные строки, которые и сделали его в один день самым знаменитым из всех поэтов:

И каждый день, пройдя меж пьяными,

Всегда без спутников, одна,

Дыша духами и туманами,

Она садилась у окна,

И пахли древними поверьями,

Ее волнистые шелка

– Сколько было разговоров и споров, как пытались они понять и угадать, кто скрывается за маской, но никого там так и не обнаружили, а он только таинственно улыбался, когда слышал эти споры. У каждого поэта должна быть тайна, у него их было великое множество. Многие из них не удастся понять, только если бы кто-то сказал мне, что я еще столкнусь с его незнакомкой, как поверить в такое.

– «Стихи о прекрасной даме», «Снежная маска», – словно заклятие шептала старуха, – она видно уже забыла о том, что уверяла его, будто потом не читала его стихов, все это было не совсем так на самом деле.

Если бы кто-то сказал ему, что здесь и сейчас он встретит внезапно ту, которая была первой любовью знаменитого поэта, и так в свое время перевернула его жизнь, он бы никогда в это не поверил, но странными бывают переплетения судеб. Он давно перестал чему-то удивляться, и все-таки это было на грани фантастики.

Старуха страшно устала, и он устыдился того, что так долго и мучительно говорил с ней. Но когда он поднялся, чтобы отправиться к себе, она странно протянула свою все еще изящную, но темную руку, что он снова вздрогнул и оглянулся на нее.

– Подождите, я знала, что дни мои сочтены, но я не думала, что мне удастся еще с кем-то поговорить о том, во что уже давно невозможно поверить. Наверное, я похожа на безумную аферистку, которая хочет примазаться к судьбе великого поэта.

– Я вовсе так не думаю, ведь это я сам нашел вас и заставил говорить обо всем, но мне так хотелось поверить в то, что даже в этом мире чудеса случаются.

– Чудеса, это было невероятной мукой, эта любовь сломала жизнь и мне, но к этому я привыкла, только не могла понять, не верила в то, что и у него все так скверно. Ему подарили такую славу, всех женщин, каких бы только он мог пожелать, и невозможно поверить, что и этого было мало, что так велика плата за нашу любовь.

– А разве вы не помните миф о красавце боге, которому было дано все, кроме любви даже смертной женщины? Это был миф о нем, хотя он и пытался примерить маску и Гамлета, и Донжуана и Фауста, но он на самом деле был совсем иным, хотя, наверное, даже себе самом никогда не признался бы в этом.

– Он хотел полюбить еще раз, но нам дается только один шанс, жаль, что мы это поздно вспоминаем.

Жизнь давно сожжена и рассказана,

Только первая снится любовь.

Доктора позвали куда-то, и он долго был у другого больного, которому никто уже не сможет помочь. Когда он вернулся в палату, ему казалось, что они должны продолжить этот разговор. Старуха спала, ему показалось сначала, что она спит, но потом он вдруг понял, что она умерла.

На старом полинявшем одеяле покоилась ее рука, и в ней она сжимала пачку писем, перевязанных алой, но очень старой лентой.

– Она звала вас, – говорила какая-то бесцветная женщина рядом, – просила разыскать и говорила, что должна передать вам эти бумажки.

Он осторожно вынул пачку писем из ее мертвых рук, казалось, что она никак не хотела отпускать их. На миг доктор зажмурился, он точно знал, что увидит на бумаге, он хорошо помнил подчерк великого поэта. Она сохранила эти письма, как бесценный дар, сколько времени прошло, он успел похоронить ее и полюбил еще сильнее, но она хранила только бесценный дар – его письма.

Доктор поспешно ушел, распорядившись унести старуху в морг и позаботиться о ее похоронах. Сам же он зашел в кабинет свой, закрыл дверь и включил настольную лампу, он понимал, что должен прикоснуться к тайне великого поэта – именно ему судьба подарила такой случай.

Жизнь давно сожжена и рассказана…

ГЛАВА 18 ПРЕДЧУВСТВУЮ ТЕБЯ

А когда после снежной зимы наступила удивительно теплая и солнечная весна, он встретил девушку, русоволосую, юную и прекрасную. Она была из их круга – младшая дочь профессора химии. Его усадьбы была рядом. И звали ее Любовь, а как еще могли ее звать?

Вероятно, они сталкивались еще в детстве, но почти не замечали друг друга. И вдруг это озарение. Он смотрел на Офелию на сцене и понимал, что именно она должна стать его женой, не нынче, так завтра.

В мире есть Люба и все остальные женщины, – услышала матушка эту фразу тогда или значительно позднее, но услышала. И она поняла сразу, что именно эту девушку придется впустить в их мир. Это ей было неприятно и причиняло боль. Но ее никто ни о чем не спрашивал. Она слишком молода и не подходит ее сыну. Но какая из них ему вообще могла подходить. Вот в чем был самый болезненный вопрос.

– Он не будет счастлив с нею, сказала Софии, когда уже все узнали об их романе. Она только горько усмехнулась, спрашивая у себя, есть ли такая девица в мире, с которой он может быть счастлив. Существует ли она в этом или в каком-то другом мире. Самое горькое в том заключалось, что она ничего не понимала в новой поэзии, а уж его стихи вообще ей казались пустой забавой. Со временем все может измениться, но верилось в это с трудом. Но с другой стороны это и хорошо, ее власть над ним не станет меньше. Хорошо, что там возникает только бесплотный призрак. Она не может быть той реальностью, о которой можно только мечтать и грезить.

№№№№№№

Он стремился к девушке, живущей по соседству, чтобы навсегда забыть совсем другую взрослую женщину. Но как может юная девица затмить прекрасную – это она должна признать, взрослую женщину, которая вероятно, так много дала ему. она сбита с толку, очаровала и ничего не понимает в этих полета х и философствованиях. Она никогда не сможет устоять перед его красотой и невероятным обаянием.

Она едва слышала, если вообще слышала, его странные речи.

Он говорил с ней и о ней, но был так далек.

Да, я возьму тебя с собою,

И вознесу тебя туда,

Где кажется земля звездою,

Землею кажется звезда.

Она не хотела таких гибельных полетов. Она мечтала о земной жизни, наполненной радостями, которой он никогда не сможет ей дать. И все-таки намечалась свадьба. Они оставались вместе, и хотели сотворить подобие семейного очага.

Для Алекс это было самое страшное, самое тревожно время, когда она никак не могла понять происходящее.

№№№№№№

Любаша смещается и не знает, как себя вести рядом с ним. Он был тем великим магом и чародеем, которому она безоговорочно подчинилась с первой минуты.

Он казался пришельцем из других миров, а потому с ним никто не мог сравниться. Тогда она смотрела в его синие глаза и не могла знать, что через сто лет девицы и взрослые женщины будут в него влюблены так же, как она сейчас.

И полжизни отдать готовы будут ее внучки, и правнучки за одну встречу с ним, за ночь в его объятиях. А ведь скоро ему предстояло стать ее мужем.

Касаясь его руки, она была уверена в том, что его не существует, он только великолепная иллюзия, и если попытаться его обнять, то в объятиях окажется только воздух. Хотелось убежать и спрятаться от него, если бы она так могла поступить. Но никогда прежде она не казалась себе такой несмышленой и растерянной, и печальной, как на этот раз. Она боялась быть рядом, не мыслила своей жизни без него.

№№№№№

Наверное, в те дни он решил, что должен под неподвижной маской скрывать свои чувства. Пусть никто даже не догадывается о том, что он чувствует на самом деле. А он никому и ничего не расскажет. Они узнают только то, что он им в творениях своих поведает, не больше, не меньше. Но невеста его должна верить в то, что он любит ее больше всех на свете.

Так ему легче и проще будет жить. И останется в веках красивая легенда о Прекрасной Даме. Вот только и ему самому в том хотелось быть до конца уверенным.

Она тиха. Ее знаменитый отец не умеет скрывать своих чувств, он не признает его творчества и злится, когда речь заходит о современной поэзии. Но Снежный король отступать перед такими препятствиями не собирался. Он никогда не останется в плену своих чувств и настроений. Это было решено раз и навсегда в те дни.

Никто ничего не узнает и не поймет – это главное. Девушка слишком мила и наивна. Внешне он тоже пока выглядел таким, а что таится в его душе на самом деле какая и кому в том разница.

Демон – самый темный и пленительный образ в те дни стал владеть душой снежного короля. И глядя на безумного художника, он с упоением повторял строки о том, что видит свою собственную душу. И от этих мыслей странно захватывало дыхание.

ГЛАВА 19 НЕПОРОЧНАЯ ЖЕНА

Странная это была теория, непостижимая логика. Непорочная жена. Издевательство над природой и сущностью человека.

Любовница, маскарад, ничто так не утомляет, как постоянство.

В те памятные дни вместе с Любой они оказались на выставке знаменитого художника. Тогда он и увидел его «Демона сидящего» и был потрясен. Перед глазами возникали все новые и новые его варианты. И он не мог оторвать взора от этих его изображений, как ни пытался.

И когда он взглянул на спутницу, на невесту, он понял, что она ничего не чувствует, так же как и его стихи. И так будет всегда. Пережить такое было не так просто.

И было еще одно, чем ближе мать знакомилась с девушкой, тем более грустной и задумчивой она становилась. Она стремилась полюбить и принять ее и не могла.

Алекс прекрасно видела и понимала, что они совершенно не подходят друг другу. Хотя она не могла бы сказать, кто подходит ее сыну, кроме нее самой, но только не эта. И это не просто ее тревожило. А заставляло все время смотреть куда-то вдаль, чувствуя, что это скверно завершится..

И когда она пыталась говорить с ним, он только снисходительно улыбался и не произносил ни слова в ответ.

– Если бы он был безнадежно влюблен, это бы хоть что-то объясняло.

Она все больше молчала и только терялась в догадках. И ей даже казалось, что они так долго оставались вместе, только потому, что если расстанутся, тут же друг о друге забудут.

В один прекрасный день Люба исчезла. Ни он, ни мать никак не могли понять, что же случилось. Она, правда, вздохнула с облегчением. Он же немного растерялся и чувствовал себя брошенным и забытым, потому что уже успел связать ее жизнь с собственной. А главное, ее образ стал одним из главных в лирике его, а это было важнее всего остального.

Он не собирался с этим мириться, и видел, что потерял что-то более важное, чем казалось ему в начале. Она же каким-то странным образом, ничего не предпринимая, привязала его к себе. Мать что-то говорила о том, что все к лучшему, но он слушал и не слышал, смотрел и не видел.

– Я не мог заблуждаться, она станет моей женой на всю жизнь, навсегда. Я никогда не видел рядом другую деву.

Сколько же сил и терпения надо было, чтобы все это пережить?

Он сказал однажды, что встретил ее в метели. Она казалась спокойной и по – своему счастливой или почти счастливой. Но в глубине души Люба ощущала, что на месте снов, грез и мечтаний появилась жутковатая пустота. И ее ничем не удавалось заполнить.

Его бездонные голубые глаза, ее туманные и такие упоительные речи, его тайны и сны, все это стало очень важным и родным для нее, хотя и сама не заметила, как такое случилось.

Они стали очень важны, как только она перестала их слышать. Она хотела услышать его новые стихи. Они могли заворожить любого, а ее и подавно. Да, они были часто непонятны, порой необъяснимы, но они были неповторимы тогда. Если бы она хоть что-то могла понять в этом. Если бы умела с ним общаться так, как его мать, которой она завидовала тайно и явно. Она так привыкла к нему за это время, что уже и не мыслила свою жизнь без него вовсе.

И он пытался вернуть девушку с золотой косой. Только она могла стать его прекрасной дамой и воплощать вечную женственность. Они жили по соседству, но в разных мирах оставались.

Можно было обмануться, и долго жить с этим обманом, возможно, целую жизнь. Он понял, что должен навсегда привязать ее к себе и никуда больше не отпускать.

Уже все говорили о таинственном творце, ускользавшем от земных взоров, растворявшемся в звездном небе где-то. Притворство и иллюзии можно было сделать очень красивыми сказками. Так он менял этот мир, и не только мир творчества, но и реальности.

И снова было назначено свидание. На закате он ждал ее около полутемного храма. Она была так смущена. И снежинки не таяли на ресницах. И слова о любви у него вырвались сами собой. В тот вечер поэт решил, что он не станет ждать и снова испытывать свою судьбу. Мир уже был оповещен о появлении прекрасной Дамы. Об этом говорили то с недоверием, то с надеждой его братья – поэты. И он должен вести ее к алтарю.

В тот момент и появился Андрей. Странный, сумасшедший поэт от бога. Он писал еще более темные стихи. Но с ним можно было часами говорить о том, чего не понимали остальные.

ГЛАВА 20 ВЕНЧАНИЕ АЛЕКСАНДРА БЛОКА и ЛЮБОВИ МЕНДЕЛЕЕВОЙ

И из этого обряда был сотворен великолепный миф, оставшийся в истории.

Они встретились и решили быть вместе – очень молодой человек, сосредоточенный на своих помыслах, страстно влюбился и вознес свою возлюбленную до небес.

Первый том его стихов стал громадным молитвенником, обращенным к той, которую поэт сделал своим божеством. Возник в стихах его образ Рыцаря Прекрасной Дамы со всеми трагедиями, тревогами, отчаянием.

Любовь Менделеева – младшая дочь великого химика, жила за холмом от усадьбы Шахматова, где жила семья поэта. Блок сказал как-то, что о его любви прочтут в его книгах – так и родились «Стихи о Прекрасной Даме».

Но нас всегда больше волнует реальность

Они очень часто встречались. Звучали стихи. «Понемногу я вошла в этот мир, где не то я, не то не я, но где все певуче, все недосказано, где эти прекрасные стихи так или иначе все же идут от меня», – писала позднее в воспоминаниях его вечная жена.

И вопрос о свадьбе был решен окончательно. Два профессорских семейства должны были соединиться. Но что же его знаменитый тесть думал о поэзии своего будущего зятя? Д. И. Менделеев любил и понимал поэзию, сам в молодости писал стихи, но нового течения не понимал и не воспринимал, хотя и относился к зятю терпимо.

25 мая 1903 года они обручились в университетской церкви. И сразу расстались на полтора месяца. Он уехал с матерью в Бан Наугейм, где томился и бродил в одиночестве. Была обязательная ежедневная переписка с невестой, любовные заверения и клятвы.

«Я влюблен, знаешь ли ты это? Влюблен до глубины, весь проникнут любовью».

А потом наступил торжественный момент, которого ждали родные и боялись поэты. З. Гиппиус, ставшая его близким другом, уверяла поэта в том, что нельзя жениться на Прекрасной Даме, она пророчила ему творческую гибель, потому что о женах не пишут стихов, и в сказках никогда не рассказывается о том, что бывает после свадьбы.

Но этот день настал. Гости съезжались на свадьбу несколько дней.

17 августа было дождливым днем. Венчание было назначено на полдень. Букет для невесты, заказанный в Москве, не поспел к сроку. Блок с матерью нарвал в саду целый сноп розовых астр. Его торжественно увезли на тройке в Боблово. А жених сосредоточенный, строгий, в студенческом сюртуке, ждал в Таракановской церкви.

Белокаменный храм одиноко стоял среди некошеного луга на крутом берегу заросшего пруда. В храме было мрачновато, окна в решетках, иконы старого письма. Служили здесь редко, но разыскали на этот раз хороших певчих.

Она была в белоснежном батистовом платье с длинным шлейфом, под руку с отцом. Впереди шел мальчик с образом. Дмитрий Иванович – во фраке, надел ордена. Сильно взволнованный, он крестил дочь дрожащей рукой, во время службы расплакался.

Священник, как вспомнил поэт, был резкий, грубоватый старик, не ладивший с Бекетовыми. Когда они выходили из церкви, крестьяне поднесли молодым хлеб – соль и белых гусей в розовых лентах. Гуси эти потом долго ходили в Шахматове.

Свадебный кортеж двинулся в дом невесты. В большой гостиной был накрыт стол, подали шампанское. На дворе разряженные бабы пели величанье. Молодые спешили к петербургскому поезду, и уехали на той же великолепной тройке.

Эта свадьба была отголоском старой тургеневской идиллии. А время менялось очень быстро. И оставались лишь сладостные воспоминания о свершившемся событии.

Поэт продолжал учиться в университете, Любовь Дмитриевна – на курсах. Он много писал в это время. Впереди еще были все беды и разочарования, новые влюбленности, невероятная слава. И все это в тот же миг становилось всеобщим достоянием. И к ней будет обращаться великий поэт через 12 лет бурь и страдания, взлетов и падений.

Эта прядь, такая золотая.

Разве не от старого огня?

Страстная, безбожная, пустая,

Незабвенная, прости меня.

– Жена поэта – это всегда особенная, часто уникальная по своей трагичности, история.

– Сколько историй, мифов, скверных слухов, сколько упреков выпало на долю Натальи Николаевны Гончаровой и при жизни поэта, и после его трагической гибели. Зная, как злы люди, в предсмертных муках он оправдывал ее и повторял: «Она ни в чем не виновата». Но и это не остановило даже Анну Андреевну Ахматову, обвинявшую ее во всех смертных грехах, что уж говорить о других.

По очень древнему обычаю у славян жену хоронили живой вместе с князем, может быть, этот дикий обычай помог бы ей избежать многих страданий, но она осталась жить и растить его детей, и должна была заплатить все долги, им сделанные.

Мне вспоминается другой эпизод, связанный с ее именем. О нем рассказывал один из современников поэта. Когда жене первого поэта серебряного века Л. Д. Менделеевой принесли альбом, выпущенный к юбилею А. С. Пушкина, она долго рассматривала портрет Н. Н. Гончаровой, перевернула страницу, и снова вернулась к этому портрету. О чем она думала в те минуты? Уж ей ли было не знать о всех бедах и страданиях, которые выпадали на долю жены поэта.

Ее собственная жизнь, каждый шаг становились достоянием гласности и были отражены в «Стихах о Прекрасной Даме». Весь мир знал, что происходило, как развивались их отношения, а если учесть, то А. А. Блок всегда отличался предельной честностью, можно представить себе, что она переживала. А еще записки А. Белого, его матери, тетушки, которая обладала литературным талантом, – все они внесли свою лепту, чтобы не забыть ни о чем, из того, что касалось его и ее личной жизни. Но все они, хотели того или нет, свидетельствовали в ее пользу. Но они рассказывали о каждом новом увлечении поэта. Описывали красоту Снежной королевы – Н. Н. Волоховой, рассказывали о страсти и преследованиях Л. А. Дельмас, о случайно встреченных девицах, возникавших в его стихах, и увлечение знаменитой певицей

В нем твоих поцелуев бред,

Страстный морок цыганских песен..

В утренней газете – в те времена он был невероятно популярен, она могла прочитать о вчерашних похождениях своего мужа, и что же было делать? Что можно при этом чувствовать, если ты не глуха и не слепа и все еще остаешься его женой?

Она уже бессмертна, если вернуться к «Стихам о прекрасной даме», но она еще жива, и с тем, что происходит надо примириться и как-то жить дальше. А тут еще первая поэтесса сообщает миру:

Я пришла к поэту в гости,

Ровно в полдень, воскресенье

Кто бы сомневался в том, что все это так и было? Правда, сам поэт всем объясняет, на бесчисленные вопросы: « Для меня есть Люба и все остальные женщины». Но утешает ли такое признание, когда невозможно и минуты прожить спокойно. Но в какой-то момент она должна была принять такую ситуацию. Потому что именно в воспоминаниях Любови Дмитриевны описан случай, когда он пришел домой, совершенно расстроенный и убитый, и на все расспросы ее ответил:

– На меня сегодня не посмотрела ни одна женщина.

Мудрая женщина смогла обратить это в шутку, не замечать, обрадоваться тому, что на ее мужа обращают внимания все женщины, а как же самолюбие, чувство ревности. Снова необходима какая-то иллюзия, обман. Можно обмануться, не обращать внимания, шутить, но разве это нормальная жизнь, даже если любишь?

– В октябре 1915 года она прочтет великолепное стихотворение «Перед судом». Даже читать страшно, а там инициалы Л.Д. – ей посвященные, хотя его последняя возлюбленная Л. Дельмас, уверена, что обращено оно именно к ней. Но он и здесь остается, беспощаден, к кому бы ни относились эти строки

Я не только не имею права,

Я тебя не в силах упрекнуть

За мучительный твой, за лукавый,

Многим женщинам сужденный путь

Вот вам в противовес пушкинскому «Она ни в чем не виновата» – оказывается, это она повинна во всем, хотя он и не смеет упрекнуть. И это ей – всю жизнь ему посвятившей, и до конца остававшейся рядом.

Но после всех признаний, он все-таки судит ее:

Ты всегда мечтала, что сгорая,

Догорим мы вместе – ты и я,

Что дано в объятьях, умирая,

Увидать блаженные края

И это оказывается невозможно для нее в наказание за все страдания. Ей отказано и в этом. Он признается в том, что и это мечта ее обманула. Вот и приговор. Даже проживая всю жизнь рядом, они все-таки не вместе. И его волнует не грядущее, а прошлое

Все-таки, когда-нибудь счастливой,

Разве ты со мною не была?

Ему хочется только потешить собственное честолюбие, еще раз убедиться в том, что вопреки всему она его любит. А дальше, убийственная, на мой взгляд, характеристика для той, которая принесла себя ему в жертву:

Страстная, безбожная, пустая.

Незабвенная, прости меня.

Он чувствует свою вину, но ни в чем не собирается раскаиваться. И кажется, что произносит он эти слова у гроба, а не к живому человеку они обращены. Так вот выглядит эта страшная правда. Откуда еще возьмутся силы после этого приговора 6 лет пробыть с ним рядом, заниматься хозяйством, заботиться о нем. Какая странная доля выпала дочери знаменитого химика Д. С. Менделева, что он должен был чувствовать, если бы ему довелось дожить до этих дней?

Может быть не во всей красе, но история с судьбой жены поэта все время повторяется. И любой из нас бежать надо как от чумы, от подобной доли, как бы хорош и талантлив он не был. Если конечно, ты не хочешь прослыть великой мученицей, и положить на алтарь его творчества свою единственную и неповторимую жизнь. Но стоит ли оставаться игрушкой в его руках до конца своих или его дней? Бессмертие в стихах, но не слишком ли велика за него плата – твоя собственная, единственная и неповторимая жизнь.

ГЛАВА 21 ДРУГ и ЛЮБИМАЯ

Андрей был странным юношей с проблесками гениальности, но еще более далекий от мир и совершенно одинокий. Они были необходимы друг другу и странно дополняли один другого. Но если что-то и пугало Алекс, так это их ждала соперничества.

Рядом с холодом Саши он был слишком импульсивен и порывист. Но противоположности притягивались. В своих увлекательных беседах они и создавали эти теории о Прекрасной и Мудром женском начале, теории, которые должны были перевернуть мир. В ход пошла легенда об Аргонавтах

Они стали говорить о путешествии к свету и солнцу. И обращали свой взор к языческим богам. Там была свобода и вольность, которую украло у них христианство.

Андрей впервые увидел так близко и Прекрасную Даму. Тогда ли он в нее влюбился или это случилось позднее, оставалось вечной тайной даже для него самого. И только взглянув на них троих вместе, Алекс знала, что так будет. Этот некрасивый и странный юноша не мог быть соперником для ее сына, но он любил ее искренне и самозабвенно. Это подкупит сердце любой женщины.

И была еще одна странность, она заметила, насколько быстро литературный мир признал их избранность. Хотя, конечно, там царил он. И Андрей оставался вместе с ними, понимая, что без них ему нет туда дороги.

Понимал это в те роковые дни и сам Андрей.

№№№№№

Они говорили от утра до утра, забыв обо всех остальных, и о мире, жившем собственной жизнью. Почти не помнил поэт ни о матери, ни о возлюбленной своей, находя упоение в полете мыслей и фантазий своих.

Хотя именно в те дни и была свадьба, о которой мы уже упоминали выше. По разному относились к этому событию те, кто уже знали его, и понимали его значение для русской литературы.

Законодательница литературной моды и хозяйка главного салона, как только об этом заходила речь, утверждала, что нельзя жениться на прекрасной даме, и з этого ничего не может получиться.

А жизнь текла на сцене. За каждым из них тайно и явно наблюдали, оценивали, судили и рядили все кому не лень. Но это была их жизнь, другой им и не хотелось никогда.

Но внимательнее вчитывались и в стихи, пытаясь там отыскать ответы на все бесчисленные вопросы и измышления.

И самым страшным было то, что матушка не могла найти общего языка с женой. Ссоры вспыхивали постоянно. Они не смолкали, стоило им только приблизиться друг к другу. Вот и отдалялся поэт от обеих, не в силах терпеть такого насилия.

И он вспоминал храм, какого-то старого священника, довольно резкого старика, ее полуобморочное состояние и торжественность момента. Связи и молитвы. И это было еще дальше от реальности, чем их беседы, казалось, что и происходило не с ним.

Прекрасная Дама стала вечной женой. И она останется с ним навсегда.

№№№№№

Алекс теперь видела, какой упрямой и непреступной оказалась милая и тихая девушка. Страшное разочарование постигло ее в те дни. И он это тоже заметил и чувствовал все время.

И ему так не хватало матери с ее терпением, предупреждением всех желаний, и радостной улыбкой. Но это была новая жизнь, а со старой пришлось проститься.

Они догадывались о том, что не будет близости. Но она тогда почти ничего не знала о том, хотя и чувствовала, что какое-то чудовищное условие ставит перед ней муж. И никому ничего она не говорила, не жаловалась.

Он исчезал куда-то, мать знала, что оставляя жену, он отправляется к актрисам. И с ними было легко и весело, и никаких упреков и требований, все шло своим чередом, и увлекало всех в пучину.

Она никогда не решилась бы говорить о том с его женой, даже если бы их отношения были иными.. Ей хотелось только, чтобы она все сама увидела и поняла, и случилось бы это не слишком поздно. Хотя он никогда ничего особенно не скрывал и был на диво правдив.

А он вглядывался в реальность и видел весь ужас богемной жизни.. И мучился, сознавая, что это его мир и другим он быть не может. И те, кто был рядом, видел, как он несчастен рядом с женой своей.

На все расспросы Андрея он только усмехался и ничего не говорил. На рассвете тихо заходил в спальню, вглядывался в лицо спящей жены, и мучился, зная, что приходилось скрывать самое главное.

Днем она была деловита, спокойна. Ничто этого спокойствия не нарушало пока. Она ни о чем не расспрашивала, словно бы все время он проводил рядом с ней. И какое-то время оставалась видимость семейной жизни.

Но могло ли так продолжаться долго? Он знал только одно – ему все меньше хотелось возвращаться домой. А впереди у них была целая жизнь.

Пригородные рестораны, где его никто не знал, стали родными и близкими. Там он ждал появления прекрасной незнакомки.

ГЛАВА 22 НЕЗНАКОМКА

Когда она в своих шелках и духах появилась в первый раз, шагнув в реальность из грез и видений, он не помнил того момента. Но как только он увидел ее впервые, душевное равновесие вернулось к нему.

Он знал, кто она такая – Ксения, Оксана, первая женщина в его жизни, единственная его любовь.

И только здесь, среди чужих он получал невероятное удовольствие, оттого, что она пусть и в воображении, но оставалась рядом с ним. Она никуда не уходила, но слушала, понимала его. И в такие минуты ему не нужна была жена. Только она одна заменяла всех женщин и прекрасных дам.

И он становился властелином и королем в своих видениях. И сожалел о том, что приходится садиться на извозчика и возвращаться назад, туда, где все от него чего-то ждут и требуют, ничего не давая взамен.

Но он понимал, что нельзя совсем уйти от реальности. С ней все равно придется соприкасаться..

Тогда и появилось стихотворение, которое взбудоражило весь мир и потрясло его устои раз и навсегда.

В тот вечер он появился на знаменитой башне, они бесновались, как обычно, так и не решив, кто из них король, кто первый. Даже забавно было следить за ними.

И ясно только одно, что все они тайно враждебны друг другу.

И так приятно ему было оставаться неузнанным. Он просто стоял в стороне, смотрел и слушал. И вдруг профессор, главным делом в жизни которого был эпатаж, резко, с ловкостью беса самого, повернулся к нему и воскликнул:

– А может вы, юноша что-то прочтете нам, мы уже устали от стариков.

Он потешался, издевался, хотя его и на самом деле трудно было назвать молодым.

И ему пришлось встать во весь свой рост. Каким же высоким и широкоплечим он оказался. И тихо, очень тихо он начал читать:

По вечерам над ресторанами

Они смолкли, хотя и не сразу И все поворачивались к нему.

А в середине стихотворения это уже было похоже на немую сцену из какого-то спектакля.

И когда он произнес:

Ты право, пьяное чудовище,

Я знаю – истина в вине

Они не могли больше пошевелиться. И все, кто там находился, все они были совершенно зачарованы.

И только профессор потребовал, чтобы он читал снова.

А когда опомнился окончательно, он страшно пожалел о том, что своими руками вытащил его из тьмы кромешной и явил этому миру.

Все его обступили и не могли скрыть восторгов.

А он отвечал тихо и односложно.

К нему пришла грандиозная слава мгновенно, а она его раздражала страшно. Он старался от нее отстраниться, словно это было в его власти.

Но это как в любви, чем меньше славу мы любим, тем легче нравимся мы ей, она ускользает от тех, кто к ней стремится.

Об этом уже утром писали все газеты. Алекс удивленно перечитывала написанное. Теперь все его похождения будут описаны в дневниках и репортажах, он больше не сможет скрыться и спрятаться от них. И от жены он ничего не сможет скрыть, как бы не старался.

Люба прочитала все это и пришла в ярость. Как мало она понимала в творчестве, но для любой женщины было очевидно. Какой-то призрак странный вытеснил и затмил ее живую. Он разлюбил ее или никогда не любил, какая разница.

И напрасно мать внушала ей, что принять надо все, как есть, она не собиралась этого делать.

Она и прежде ни в чем не была уверенна, а теперь тем более.

Лирическое отступление

НЕЗНАКОМКА, КТО ОНА?

Самое знаменитое стихотворение А. Блока – бесспорно «Незнакомка». Но возникло оно не случайно, не на пустом месте. Он шел к каждому своему шедевру и создавал контекст из стихотворений, который оттенял и усложнял и сам шедевр. Шлифовались образы и темы, иными становились мотивы.

Только в определенном контексте его и можно понять, недаром сам поэт составлял и публиковал книги, которые были для него единым целым организмом.

Первое стихотворение, связанное с «Незнакомкой» написанной в апреле 1906 года, появилось августе 1905 года «Там, в ночной завывающей стуже», а потом в марте 1906 года появилось стихотворение «Твое лицо бледней, чем было». Знакомые темы и образы проступают и в сентябре 1906 года в стихотворении «Там дамы щеголяют модами». Он словно бы еще раз пытается прикоснуться к тайне, дорисовать еще какие-то штрихи к своей таинственной картине, услышать невероятную музыку, которая звучит в знаменитом тексте. Именно эта музыкальность и привела в восторг и друзей и противников поэта.

Стихотворение «Незнакомка» обращено в прошлое, там запечатлено воспоминание о романе с К. М. Садовской и дается ее портрет, но оно – первая ступенька и в грядущее – появляются в черты актрисы Н. Н. Волоховой, и сотворение нового мифа на основе Снежной маски и Клеопатры. Но как же все происходило, как возник тот миф в апреле 1906 года.

Первые штрихи – завывающая стужа и поле, усыпанное звездами – то ли небо перед нами, то ли земля – понять этого невозможно.

В снежном уборе проступает лицо из снежного кружева, мистика и реальность – так и непонятно, что же там на самом деле. В окончательном варианте оно исчезнет за вуалью. Но с самого начала черты его не прорисованы, там может оказаться любая из прекрасных женщин, его окружавших.

Но т крупного плана мы переносимся в бесконечность, словно душа мечется в необъятном просторе.

Шлейф, забрызганный звездами,

Синий, синий, синий взор.

Меж землей и небесами,

Вихрем поднятый костер

– вот то пространство, где незнакомка существует, потому она не может принадлежать к реальному миру, скорее это сама стихия снежная.

Она все та же Снежная королева из знаменитой сказки, только более таинственная и прекрасная. Она кружится в пляске метели, и обращен ее взгляд на север. Она одновременно и холодна и страстна:

Вся окутана звездами вьюг,

Уплываешь ты в сумрак снеговый

Но пока она промелькнула в метели и растаяла без следа. Он словно бы мучительно выбирает ту, которая должна явиться.

Во втором стихотворении появится вроде бы лицо, но какое?

Твое лицо бледней, чем было,

В тот день, когда я подал знак

Мы понимаем, что она уже покидала его, но снова возвращается, то ли в реальности, то ли в его видениях. И на этот раз она замедлила свой шаг и готова задержаться около него.

В «Незнакомке» героиня будет появляться «и каждый вечер в час назначенный». Он покорен в этот момент, но обращается в прошлое, вспоминает о зарождавшихся чувствах.

Мы оба небо знали,

Звездой кровавой ты плыла.

Но она падает на землю, а он по-прежнему остается в небесах, и на этот раз следит за нею сверху. Это падение помогло им соединиться когда-то. И она обряжена в черный шелк. А в «Незнакомке»:

И пахли древними поверьями

Ее упруги шелка

Она в том же наряде и дышит «духами и туманами». Здесь же по-прежнему появится шлейф, но на этот раз без звезд. Они потухли, растаяли, но вместо них «серебряный узкий пояс». Ее фигура прорисовывается все более отчетливо.

В главном стихотворении изменяется время года – вместо зимы – весна, она должна появиться и возродиться снова. И она опускается на землю и двигается по ресторану. Но и земной образ поэт странно романтизирует. Он убирает ее из мерзкой обстановки кабака «иль это только снится мне». Женщина становится видением, последней радостью, там, где царит разврат и ужас реальности.

Более реальной кажется «в кольцах узкая рука». Но и здесь он не видит ее лица. Это уже и не прошлое, но еще не грядущее. Она растворилась и «очи синие бездонные» остались на дальнем берегу его юности. И на этот раз она удаляется, не успев приблизиться.

И во второй раз другой смысл он придает фразе «истина в вине», это не пьянящий напиток, а чувство, которое в сознании его появляется. Это вина перед первой женщиной, которую он навсегда оставил когда-то в своей юности, но не сможет забыть до последнего вздоха.

Земная тема развивается и в стихотворении «Там дамы щеголяют модами». Здесь мы еще яснее видим, что героиня не земная женщина, а только греза и видение:

Там, где скучаю так мучительно

Ко мне приходит иногда

Она бесстыдно – упоительна

И унизительно горда.

Но она только печально скользит за чертой грубой реальности, за толстыми пивными кружками.

У нее уже обозначены глаза и черты лица, так постепенно исчезает тайна и удивительная музыка, но стихотворения на удивление похожи в главном:

Вздыхая древними поверьями,

Шелками черными шумна,

Под шлемом с траурными перьями.

Это та же героиня, но нет в ней больше небесного начала, она превращается в развенчанную тень. Но и на этот раз она противопоставлена той пошлости, которая со всей сторон окружает поэта. Она «непостижима и единственна». Но с прошлым покончено.

И перед нами снежный костер страсти, который разгорится в «Снежной маске», это она снова посещает его в новой роли:

Ты – рукою узкой, близкой, странной,

Факел-кубок в руки мне дала.

Он готов влюбиться в нее, потому что мучительно ищет ту, которая будет похожа на первую его возлюбленную:

Ты одна взойдешь над всей пустыней,

В тот миг, когда он прощается с одной героиней, появляется другая. Он предчувствовал и искал ее, и всегда неизменно находил. Он еще не знаком с ней, даже не коснулся складок ее одежды, но она уже наполнила его реальный и творческий мир.

Сам поэт говорил, что отдельные стихи – это те колышки, на которые натягивается полотно поэзии, в каждом есть то, что и во всем цикле, только это отдельные осколки мозаики еще не сложенные в целую картину. И каждое стихотворение – кусочек головоломки, которые открываются только терпеливому и внимательному читателю.

ГЛАВА 23 ПРИЗНАНИЕ КУРТИЗАНКИ

«Куда бы ни зашел Блок и чего бы ни делал, как бы жизнь свою ни прожигал и не туманил, иногда грязнил, в нем было то очарование, которое влекло к нему и женские и мужские сердца. Эта печать называется избранничеством».

Б. Зайцев

Они столкнулись на Невском. Где еще можно было встретить любого из своих знакомых и самого знаменитого из поэтов в самый неподходящий для миг.

Когда тот, окруженный каким-то странным сиянием, плыл мимо еще с кем-то высоким в шляпе и готов был раствориться в тумане – казалось, что он ничего не видел и не слышал, девица рядом с профессором взвизгнула и бросилась в сторону. Он не сомневался, что по какому-то дьявольскому наваждению она визжала и стала вырываться именно в тот момент, когда они столкнулись. Словно он не договорился с ней обо всем минуту назад.

– Отпусти меня, мерзавец, да как ты смеешь.

И он оторопел, словно не ходил с ней или с подобными ей до угла с тем самым желтым фонарем. Что могло случиться на этот раз? Какой черт заставил ее визжать, как невинную девицу?

Он побледнел от ярости. А Сияющий остановился, взглянул на него, и узнал, конечно, был ли кто-то в мире богемы, кто не узнавал первого поэта, давно и прочно обосновавшегося на Олимпе.

Правда, самые невероятные и неправдоподобные слухи ходили не о стихах его, а о дебошах и ночных похождениях, но разве это не часть их жизни и очень значительная часть, без которой поэзии и всего этого мира никогда бы не существовала.

Он был человеком страстным во всем, и если чему-то отдавался, то всей душой, вот и на этот раз. Даже мудрая жена его примирилась и смотрела на это спокойно и насмешливо, и вдруг.

– Отпустите ее, профессор, – говорил спутник Лучезарного, – что же вы насильничаете-то.

Девица бросилась куда-то прочь, может быть, он и на самом деле спьяну что-то перепутал, договаривался с одной, а схватил совсем другую. Гений в тот момент уже ни в чем не мог быть уверенным.

И такая презрительная усмешка появилась на лице Лучезарного, словно он что-то дикое и гадкое увидел.

Профессор отрезвел, хотя и сам не помнил, сколько выпил. Такое случается, мгновение назад едва на ногах держался, и вдруг трезв, как стеклышко.

Он что-то пробормотал невнятное, и очень ровной походкой пошел прочь, про себя думая, что завтра будут говорить все, о том, что от него, как от Кощея Бессмертного, (и дались ему нынче сказки – но утром у него была лекция именно по сказкам народным), сбежала последняя девица, которой он успел заплатить. Но это преувеличение, он никому никогда не платил заранее и не собирался этого делать, только после всего, что будет, и еще надо посмотреть стоит ли она этих денег.

От этого так мерзко стало на душе, что снова захотелось напиться, но он побрел домой, решив, что на сегодня хватит, и если с самого начала не заладилось, то жди беды.

№№№№№

– Что с тобой, – спрашивал спутник Принца, – так он его то ли в шутку то ли всерьез называл в последнее время.

– Разве дом этот дом, в самом деле,

Разве так повелось меж людьми.

Он взглянул на посиневшую от холода девицу, поморщился, как от зубной боли, и повернулся к спутнику.

– Не знаю, говорят, он очень красив, как Демон, так говорили и о моем отце, и мне показалось, что это с ним я встретился лицом к лицу. Как они могут вот так в грязи и холоде так унижать себя и этих несчастных.

– Я не понимаю тебя, – удивился второй, – его понимаю, а тебя нет, – всегда будут жены, любовницы и эти девицы. Ты собираешься переделать этот мир или чего хочешь от него?

– Я не хочу, чтобы те, кто называет себя мужчинами, и уж тем паче поэтами, вели себя так.

– Хорошо, только ты ему о том не говори, он бывает совершенным психом, говорят, у него дурная наследственность, между прочим, это признак гениальности.

– Вероятно, мой отец удивительный пианист, когда я слышал, как он играет, я думал, что сердце разорвется от восторга, а потом Невский, девицы, мерзкие ласки. Я не обвиняю ни в чем их, я ненавижу тех поэтов, которые готов быть с кем угодно.

Если бы Корней не знал, что он предельно честен и никогда не лжет, то подумал бы, что тот просто рисуется перед ним, но нет. Такого быть не может.

Но вчера, когда он проходил по Невскому, ему показалось, что сам Принц уходил куда-то с такой же девицей. Теперь он готов был поверить в то, что перепутал его с кем-то, хотя еще труднее было поверить в то, что его можно было с кем-то перепутать.

Но после всех этих слов упрекнуть его в чем-то и спросить он так и не решился, и не потому что рассердится, он никогда не сердился и не повышал голоса за все время, пока они были знакомы, просто как-то не вязалось одно с другим. А разве не знал он, что о чем-то лучше не знать и не спрашивать, тогда и жить спокойно будет. Наши иллюзии, когда дело касается близких людей, не такая уж скверная вещь, а голая правда всегда имеет неприглядный вид, как и все, что обнажено, ну кроме прекрасного женского тела, но и его можно встретить только в тех самых местах, о которых он с таким презрением говорил только что.

Они дошли до дома, простились, испытывая неловкость из-за того, что их увлекательный разговор о творчестве закончился такой неприятной сценой и так неожиданно оборвался на самом интересном месте. Но возобновлять его не было пока ни времени, ни желания. Словно кто-то невидимый подслушал их восторженные речи, и решил показать им изнанку этой стороны жизни.

Они не должны были витать особенно высоко в облаках, когда в такой поздний час шагали по Невскому.

№№№№№

Когда Корней поравнялся с тем самым местом, где полчаса назад произошла неприятная сцена, заставившая яриться Принца, он улыбнулся и ускорил шаг. Но в тот самый момент кто-то схватил его за рукав. Он остановился с разбегу и оглянулся, словно на глазах у всех его могли ограбить.

Но это был не грабитель, а та самая девица, которая вырвалась от профессора. Впрочем, это могла быть и другая дева, они тут все на одно лицо, но ему что-то подсказывало, что это именно она.

– Могу ли я Вас спросить? – странно вежливо говорила она.

– Простите, дорогуша, но мне не нужны Ваши услуги, и я спешу.

– Я вам ничего не собиралась предлагать, но я хотела спросить вас о том человеке, который был рядом с вами, когда вы шли здесь недавно.

– И вы туда же, это поэт Александр Блок, – словно поясняя что-то непослушному ребенку, говорил он, забыв о том, что куда- то торопится, девица странно заинтересовала его.

Теперь уже он сам хотел ее спросить, что же такое так ее потрясло.

– И чем же он так поразил вас, кроме того, что неотразим, конечно?

– Не это главное, он странный, вчера, когда я стояла здесь без копейки в кармане.

Они отошли в сторону. Вероятно, это была со стороны странная картина, прямо под скульптурой атланта, стоял высокий человек, вовсе не спортивного телосложения, словно желая подчеркнуть собственное несовершенство, и внимательно слушал девицу легкого поведения, которая о чем-то ему увлеченно рассказывала, словно именно для этого они и встретились и стояли на холодном осеннем ветру.

– Он возвращался откуда-то, подошел ко мне, предложил пройти в ту комнату, где я обычно принимала клиентов.

В душе у слушателя возникло разочарование, ему показалось, что в следующий миг он услышит именно то, чего не хотел знать, но не ради этого же его остановила девица И все-таки он проявил нетерпение.

– И что же вас так удивило, вероятно, он неотразим в постели, хотя не думаю, что вас можно чем-то удивить.

Но она не обиделась на его замечание, потому что думала о чем-то совсем другом.

– Вот именно он удивил меня. Он спросил, сколько это стоит, вытащил деньги, двойную сумму, положил на стол, развернулся и ушел. Я пробовала остановить его, спрашивала, зачем же ему это нужно было. Я не привыкла получать деньги, не работая, такого и не было до сих пор.

– Оставайтесь здесь до утра, там очень холодно и нет никого, – только и бросил он, не поворачиваясь, я и проспала как убитая до утра, мне не нужно было больше замерзать, только одна ночь покоя и тепла, не странно ли. Мне очень хотелось увидеть его еще раз. Но он появился, когда это старикашка приставал ко мне, какая нелепость. А у вас я хотела спросить, он и на самом деле такой, настоящий?

– Он никогда и никому не лжет, – только и произнес Корней.

– Ты снова здесь, мерзкая дрянь, я знал, что никуда ты не денешься, – услышали они голос профессора.

Он слышал последнюю ее фразу, и догадался о ком идет речь. Но не собирался ей прощать собственного унижения.

– Ты пойдешь со мной, и я ничего тебе не собирался платить заранее.

И тут произошло странное, юноша повернулся к профессору, заслонив собой девицу и произнес:

– Пошел вон, никуда она с тобой не пойдет. Думаю, тебе будет интересно знать, чем он от тебя отличается – им восторгается любая девица, а тебя ненавидит и презирает даже та, которой ты платишь.

Его глаза так округлились, что готовы были выскочить из орбит. Корнею показалось, что с ним сейчас случится истерика. Он развернулся и пошел прочь. Девицы за его спиной давно не было. А потом, когда они столкнулись на поэтическом вечере, и профессор, не скрывая ненависти, смотрел на того, кого они называли принцем, тот поднялся, распрямил плечи и начал читать то, чего никто от него и не ожидал услышать:

Этих голых рисунков журнала,

Не людская касалась рука…

И рука подлеца нажимала

Эту грязную кнопку звонка.

Чу! По мягким коврам прозвенели

Шпоры, смех, заглушенный дверьми,

Разве дом этот – дом в самом деле?

Разве так суждено меж людьми?

И все, кто были в зале и слушали это странное стихотворение, стали поворачиваться к нему, словно хотели что-то увидеть и разглядеть. И он понимал, что тот вызывает его на дуэль. И ему нечем было на это ответить.

ГЛАВА 24 РЕАЛЬНОСТЬ

Алекс появилась, как только услышала о его триумфе. Она всегда была проницательна. По ее улыбке все можно было понять. Их свадьба стала началом конца, сколько бы еще они не были вместе. А она не могла понять, что так расстроило матушку Он так и не мог избавиться от нее, – обреченно говорила Алекс, – я с самого начала знала, что этим все и закончится.

Люба решила не расспрашивать ее о том, что произошло. Сначала он не хотел, чтобы прекрасная дама стала его возлюбленной, потом он чувствовал, что это почти невозможно. Об этом он и сказал матери, когда они беседовали. Она была встревожена не на шутку. Все оказалось еще хуже, чем она подозревала прежде. Их не связывает даже постель. Жене отказано в том, на что может рассчитывать любая другая женщина.

В это трудно было поверить, но он никогда не лгал.

Фантастика. Старуха так прочно привязала его к себе, что ему не нужна молодая жена. Или он просто не хочет быть с ней ночью, желая оставаться наедине с самим собой?

Но почему это настолько тревожило ее?

Но она видела, что здесь никогда не было страсти и любви, только мистика, только вечная тайна, и желание прорваться с ней вместе, за пределы пространства и времени.

Да я возьму тебя туда,

Где кажется земля звездою,

Землею кажется звезда – объяснит он сам свой порыв немного позднее, пока она одна в целом мире знала эту его страшную тайну.

Но зачем он повел ее под венец и так беспечно погубил собственную жизнь? Понять это в тот момент было невозможно.

Она не позволила бы Ксении вернуться тогда, в самом начале. Теперь тем более это уже невозможно. Но что же делать с ними? Как сделать этих двух прекрасных и молодых людей хоть немного счастливее? Она не могла заснуть всю ночь и перечитывала строки:

Дыша духами и туманами

Она садилась у окна,

И пахли древними поверьями

Ее упругие шелка…

Она все знала и все понимала, даже больше, чем следовало бы ей знать и понимать. Это была вечная тайна ее.

И был театр. Ее увлекал он еще в юности, и эта страсть, этот трепет передались и сыну тогда. И он затерялся в ту метельную зиму среди актрис, легкомысленных и восхитительных. И среди маскарада он забыл о реальности, о бедах и радостях земных.

Его выбор тогда пал на ту, которая и по ее разумению была больше всех похожа на Оксану.

Наталья была великолепна и она его не любила. Это стало понятно с первого взгляда. Он перечитывал вечерами сказку о Снежной королеве.

И из обыденной истории он пытался сотворить новый удивительный миф. Но он и представить себе не мог, вероятно, что существует обольстительная женщина, которая не влюблена в него.

И как, глядясь в живые струи,

Не увидать тебя в венце,

Твои не вспомнить поцелуи

На запрокинутом лице.

Стихи получились великолепными, это был его новый взлет после прекрасной дамы, такой же неповторимый и таинственный. Тогда он понял, что теряет сразу двух женщин. Люба ушла без рыданий и упреков, хотя никто не мог знать, что творится у нее на душе. Наталья возмущалась и упрекала за то, что он писал о том, чего не было между ними, но она никак не могла постигнуть суть той тайны, это было выше ее понимания. Они так и остались для нее просто красивыми фантазиями поэта. А то, что там рождался новый мир и новый миф, этого она не видела и видеть не могла. Она была только слабой тенью той, первой, той, единственной. Он был оскорблен ее возмущением не меньше, чем ее равнодушиемОна могла не любить мужчину, он допускал это, но то, что касалось его творчества – это совсем иное измерение, и здесь все священно.

Публика еще какое-то время всматривалась и вслушивалась, а потом они яростно отвергли ее. Говорят, они случайно встречались в театре и на вечерах. И желая оставаться в центре внимания, она тянулась к нему. Но он оставался непреклонен.

– Не знаю, я забыл тебя, – бросал он ей в ответ. Это же публиковалось и в свежем номере газеты.

Он узнал, что Люба была у нее, выясняла отношения. Зачем? Не было разговора о разводе. У него и в мыслях этого не было, это совсем другое.

Матушка и тетушка еще какое-то время пристально смотрели на Наталью. Они прекрасно понимали, почему он выбрал именно ее тогда. Он встретился с первой любовью и юностью. Но тень не может воплотиться. И он понял это снова. Она не знала, что в тот момент, когда она говорила об этом с сыном, Люба стояла за дверью. Она хотела войти, но невольно остановилась в полумраке коридора. Так старая тайна ворвалась снова в их жизнь.

Они все еще кружились в вихре, и метель обвивала их тела, и пьянила музыка.

Со временем все решилось само, он снова остался один. И в том его страшном одиночестве нельзя было обвинить ни одну женщину. Они не могли как-то на него особенно влиять.

Лирическое отступление НАТАЛЬЯ

ТВОИ НЕ ВСПОМНИТЬ ПОЦЕЛУИ

О, в этот сияющий вечер

Ты будешь все так же прекрасна,

И, верная темному раю

Ты будешь мне светлой звездой!

Я знаю, что холоден ветер,

Я знаю, что осень бесстрастна,

Но в темном плаще не узнают,

Что ты пировала со мной

А. Блок

Это было время, когда стихи перестали существовать, вернее они еще оставались в этом мире, в памяти тех, кто недавно упивался ими самозабвенно, разве можно было о них и о том благословенном времени забыть.

Но все они, брошенные в кошмар мятежа, и не понимавшие как там оказались, все еще не могли поверить, что оно, то их счастливейшее время не вернется больше никогда.

Они бродили по городу, наполненному теперь не только Двойниками, Мертвецами и Призраками, но еще и пламенем вполне реальных костров, в которых и сгорала вся их счастливая и такая беззаботная жизнь.

Она знала, что из маскарада, от которого во сне, счастливом и безмятежном сне кружилась голова, она перенеслась в чудовищный мир призраков и грез, где слышались реальные выстрелы. И то, что пули не задели пока ее гибкое тело, не прошили его насквозь – это была только странная случайность, счастливая или ужасная, как знать, ничего в этом мире нельзя больше знать наверняка. А уж актриса тем более не знала.

Ей казалось несколько лет назад, что все для нее завершилось тогда, когда ушел юный ее и любимый поклонник.

Сергей никогда не был красноречив, но тогда краткости его мог позавидовать только немой:

– Я ухожу, не надо, не говори ничего.

И все, никаких объяснений и страданий.

Никто бы не поверил, но она рыдала несколько дней, не выходя из маленькой квартиры, ничего не ела и не пила.

А потом взглянула на себя в зеркало, ужаснулась, но заставила рассмеяться, ведь она была великолепной актрисой. И еще раз убедилась, что талант, в отличие от вероломного любовника, никуда не исчезает.

Пришла подруга, которая ничего не заметила. Хорошо, что она опомнилась и привела себя в порядок раньше, и стала верещать о поэтическом вечере:

– Пошли дорогая, мне неудобно без приглашения, а вы были знакомы и даже дружны.

Она говорила о знаменитом поэте, о котором Натали успела позабыть совсем, как странно. О нем помнили все, а она имела дерзость и тогда отвергнуть его любовь, и теперь не думать о нем.

Но подруге актриса ничего не сказала, потому что та все равно ей не поверит. Но это правда.

Он в своих стихах, в которых никто никогда ничего не поймет, конечно, совсем о другом мир возвестил:

И как, глядясь в живые струи,

Не увидать тебя в венце,

Твои не вспомнить поцелуи

На запрокинутом лице?

Она ругала его тогда, она пришла в почти настоящую ярость, хотя тогда надо было репетировать Медею, и она очень долго добивалась высшего накала страстей, и сама не смогла бы с уверенностью сказать, что там было истинным гневом, а что только игрой.

Он смущенно молчал. Наталья подумала о том, как она выглядит в гневе, так же прекрасна, а что если безобразна? Все внутри похолодело.

А он уже говорил о том, что к реальности эти стихи не имеют отношения. Он перечитывал сказку о снежной королеве. Это она поцеловала Кая во второй раз, и он позабыл все, а третий поцелуй – смерть. Его поразило то, что она совсем не помнила знаменитой сказки. А она уже ярилась, кажется в этот раз по-настоящему, видя, что он отторгал ее, и считал ледышкой. И когда она пожаловалась Валентине, подруге, видевшей часть этой сцены, та только рассмеялась и уверяла ее, что поэт совершенно прав, он вообще никогда не лжет, даже в мелочах.

– Только ты могла не заметить этого его удивительного качества.

Так все путалось тогда, и к концу каждого дня, когда он появлялся, она уже не могла понять, что правда, а что ложь, из-за чего она должна сердиться, а чему радоваться.

Хотя по большому счету, ей не было дела до всего, что с ним было связанно, просто лестно сознавать, что он рядом, что пишет стихи и пристально смотрит в ее глаза. Она всегда не выдерживала этого взгляда, и первая и отпускала огромные пушистые ресницы, которым всегда гордилась. Он тогда тихо улыбался, и ощущал себя победителем. Но кто же выдержит такой взгляд.

И была еще ненависть сонма его поклонниц. Наталья это заметила не сразу, сначала просто не понимала, почему ей так трудно выходить на сцену, ей мерещился могильный холод. Она никому в том не признавалась и была уверенна, что с ней что-то не то происходит, а когда, наконец, решилась рассказать о своих страхах той же Валентине, та только рассмеялась:

– А что ты хотела, голубушка, вчера ты была одной из нас, тебе легко и просто было и играть и жить. Но как только он оповестил мир, о том, что ты его королева, хотя и снежная, они все рванули взглянуть на тебя, но вряд ли кто-то из них, – она указала рукой в зрительный зал, – питает к тебе добрые чувства. Вот и разбери хорошо это или плохо.

Она успокоилась, убедившись, что не лишается рассудка, как недавно казалось, но если эта ненависть настоящая, то что же может случиться дальше.

Она решила с ним поговорить об этом. И пришла к нему, когда там никого не было, жена его уехала на гастроли, он был один.

Я пришла к поэту в гости – это не она и не про себя написала. Она должна была сказать о том, что все кончено, он должен забыть о ее существовании.

Разговора не получилось. Он молчал, смотрел так же пристально, и только в конце сказал о том, что все, о чем она просит, не в его власти. Она думала, что это беда, но это было только полбеды, потому что на следующий день весь город читал (Она не сразу увидела ту газету, и все еще не понимала, что происходит, почему они так смотрят на ее – мужчины с интересом, женщины с презрением или яростью – непонятно, что страшнее). А когда в гримерной она увидела свежий номер газеты, то тайна развеялась, и снова гнев охватил ее впечатлительную душу:

Она пришла с мороза,

Раскрасневшаяся,

Наполнила комнату

Ароматом воздуха и духов,

Звонким голосом

И дальше, он просто и нагло описывал все, что происходило там, когда она была уверена, что этого никто не видит и не увидит никогда. Валентина была права, честности его может позавидовать кто угодно. Она заставила себя прочитать это до конца, хотя сделать такое было не просто.

Все это было немножко досадно

И довольно нелепо

Да черт бы побрал этого правдивого гения, что он себе позволяет, оставалось только надеяться на то, что не одна она к нему приходила, сколько там было влюбленных дур. Но кто-то принес ей газету. И Валентина улыбалась за спиной:

– Видно, это правда, а я их всех убеждала в том, что ты никогда бы не пошла к нему.

– Он правдив, – едва сдерживалась Натали, – и ты видишь, что там ничего нет об отношениях, мне нужно было поговорить.

Она повернулась резко к ней, так, что больно кольнуло шею.

О, как она не любила эту странную усмешку.

– Тогда жаль, тебе нечего будет в воспоминаниях написать, если бы мы поменялись местами, я не стала бы раздумывать, раз ты была там, то стоило ли останавливаться, ведь вы были одни..

Шутила она или говорила серьезно, кто вообще мог знать это:

Я рассердился больше всего на то,

что целовались не мы, а голуби,

Прочитала Валентина, заглядывая в текст из-за ее спины.

– И это останется в веках, они все будут ржать над тобой, дорогая, и это только твоя вина.

Она побледнела и запустила в нее пудреницей, но подруга увернулась, пострадала только пудреница, и смех ее слышался уже где-то в полутемном коридоре.

Наталья осталась одна перед зеркалом. Вглядывалась в полумрак и понимала, что на этот раз не сможет успокоиться.

Так это было тогда, когда она как безумная любила Сергея, и, вероятно, на самом деле была полной дурой.

Теперь они спешили на поэтический вечер. Она еще не знала, что хочет увидеть и услышать и хочет ли вообще чего-то.

Он совсем не изменился. Но какая наглость, был с какой-то рыжей кривлякой, только кивнул слегка, и скользнул по ней взглядом. Зато все, кто были там, за ними следили внимательно. И та коротконогая красавица, на которую она смотрела сверху, пыталась заслонить его собой. Все это казалось смешным, но Наталья не смеялась. Она чувствовала, что у нее было два мужчины и не осталось ни одного.

До конца вечера она просто утешала себя, говоря о том, что он не хочет показывать миру их отношения, он уверен, что она не любит его, и его мужское самолюбие задето. Хотя раньше он все показывал без всякой жалости. Но даже из зала было видно, что он смотрел все время, (она помнила этот пристальный взгляд) не на нее, а на ту, другую. Он мог отомстить ей за прошлое.

– Оперная певичка, говорят, он слышал все спектакли, где она пела «Кармен», – тихо говорила Валентина, она как всегда все знала.

– Кармен? Она? Ты шутишь?

– Да нет, ему всегда нравились странные дамы, и в эту, похоже, он пока влюблен.

Она поднялась и пошла, не глядя на всех, сидевших и слушавших. Они стали что-то зло говорить. В глубине души она надеялась, что он посмотрит ей в след. А как она могла еще привлечь к себе внимание. Хотя прежде никогда не допустила бы этого, но все меняется в мире.

Голос его звучал за спиной так же ровно и тихо. Она ушла, чтобы не возвращаться.

Хотя чувствовала и обиду, и влюбленность в душе. Поэта больше не мог застилать от нее, пустой, юный и вероломный красавчик.

В тот вечер Наталья поняла, что пропустила что-то большое и важное в реальности своей.

Больше ничего с ним связанного не случилось. Хотя нет, случилось еще одно.

На каком-то вечере, когда его уже похоронили, и бунт разгорался с новой силой, к ней подошла высокая поэтесса. Она не скрывала своего раздражения, словно бы они не поделили главной роли в спектакле, какая чушь. Все театры были уже закрыты, а на роль в какой-то их пьеске она никогда бы не согласилась, даже если бы это была самая последняя роль в ее жизни.

Но та самая поэтесса, которая никогда не была актрисой, произнесла странное:

– Это вы? Ну и как вам живется?

– Пусто.

Только и ответила в тот момент на странный вопрос Наталья Николаевна

– Но я не уводила Вашего мужа, почему такой тон.

– Да, вы не уводили моего мужа, да и не смогли бы.

Больше она ничего не сказала и отошла в сторону. Тогда Валентины не было рядом, она-то все знала, и объяснила бы, в чем дело. Но, вернувшись в холодный дом, она нашла у себя ее книгу, хотя забыла, что покупала когда-то и стала листать.

И тогда только поняла суть их разговора. Это снова ОН:

– Я пришла к поэту в гости,

Ровно в полдень, воскресенье.

Сначала она не поняла, и ей показалось, что та просто издевается над ней, но потом до нее дошло, что она была в гостях у него, возможно в то самое время, только он не писал ей: «Я рассердился больше всего на то, что целовались не мы, а голуби». Она стала искать ответ в его сборнике, ведь наверняка ответил. И нашла.

Красота страшна, вам скажут,

Вы накинете уныло

Шаль испанскую на плечи…

– что за чушь, что он хотел этим сказать?

И после этого Натали улыбнулась. Она понимала гнев поэтессы. Та не получила то, что хотела больше всего, и то чувство, которое для нее оказалось ненужным грузом, было подарено все-таки ей тогда, в те благословенные времена их молодости. Любящая и любимая женщина- это не одна и та же, это почти никогда не одна и та же.

И чтобы подтвердить свою догадку, она вернулась к тому стихотворению, которое вызвало когда-то ее праведный гнев:

Она немедленно уронила на пол

Толстый том художественного журнала,

И сейчас же стало казаться,

Что в моей большой комнате,

Очень мало места.

Усталая женщина улыбалась.

Голос поэта, долетевший из прошлого, стал последним отблеском светлой грусти в мире, где полыхал пожар, готовый все уничтожить на своем пути, и давно не было места стихам.

Она мысленно благодарила того, кого так и не смогла полюбить за ту нежданную радость, которую он ей подарил. И она была почти уверенна, что он простил ее.

Лирическое отступление

ПРОЩАНИЕ С ПРЕКРАСНОЙ ДАМОЙ

А. БЛОК «О ДОБЛЕСТЯХ, О ПОДВИГАХ, О СЛАВЕ»

Наверное, ни одному стихотворению А. Блока не уделялось так много внимания в школьной программе с давних времен, как этому. «О доблестях, о подвигах, о славе», даже в глухие годы нашей юности, когда поэзии серебряного века не существовало, а секса и страсти в нашей стране не было, примерные ученики заучивали его наизусть и декламировали, потому что по мнению строгих учителей там не было ничего крамольного, и для непостижимого А. Блока на первый взгляд все было понятно. Это прощание с любимой женщиной, дочерью великого химика Л. Д. Менделеевой.

Если не углубляться в перипетии их отношений, треугольников, то просто грустное стихотворение о разрыве. Но так ли это? По большому счету – все так? Но на самом деле.

Вспоминается почему-то Пушкинское, вечное и такое прекрасное:

Я вас любил так искренне, так нежно,

Как дай вам бог любимой быть другим.

Нам хочется именно таких отношений в момент расставания, но от гармонии Пушкина, до дисгармонии и «страшного мира» А. Блока – целая пропасть. И не дождется мы от него этого грустного, но такого благородного пожелания счастья бывшей возлюбленной. Все усложняется еще и тем, что у А. Блока, это не просто женщина, жена – это целый миф, так потрясший умы и сердца многих – миф о Прекрасной Даме, и потому не может там быть обычных житейских переживаний. Потому первая строчка не что-то типа:

Я помню чудное мгновенье,

Передо мной явилась ты,

а совсем другое, из другого даже мира —

О доблестях, о подвигах, о славе,

Я забывал на горестной земле.

Она была в то время прекрасной дамой, а он ее верным рыцарем, и после свадьбы это все исчезло, потому что поэт не должен жениться на прекрасной даме, так убеждали его те, кто присутствовал при рождении великолепного мифа. Но он поступил по-своему, и на какой-то срок, даже считал себя правым. Но время показало, что это не так.

И вспомнил я тебя пред аналоем,

И звал тебя, как молодость свою.

После оптимистического Пушкинского было сверх пессимистическое стихотворение И. Бунина «Одиночество», где поэт тоже пишет о очень личном. Но в след уходящей женщине он размышляет:

Что ж, камин затоплю, буду пить,

Хорошо бы собаку купить.

Конечно, собака – самое верное создание, в отличие от женщины с ней никаких хлопот, и она навсегда останется рядом.

Стихи А. Блока можно расположить где-то посередине, потому что они не совсем о личном, там есть еще и маски, и мифы, и символы.

Стихотворение А. Блока открывает цикл «Возмездие», и здесь наступает эпоха «страшного мира», в который ему приходится погружаться. Итак, он сообщает миру, что перестал быть верным рыцарем, и мужем.

Но еще недавно все было прекрасно:

Когда твое лицо в простой оправе

Передо мной стояло на столе.

Странный немного образ, связанный с женой и любимой женщиной – фотография на столе – но она и нынче остается символом семейного счастья и спокойствия. НО в какой-то миг все разрушилось:

Но час настал, и ты ушла из дому,

Я бросил в ночь заветное кольцо.

Вероятно, все это произошло после бурной ссоры и выяснения отношений. Она ушла в ночь и дождь, а он остался. Тоже довольно странное для любящего мужчины положение, но почти полностью повторяет стихи Бунина, но не будет ни камина, ни собаке, по крайней мере в тексте стихотворения, перед нами не унылый И. Бунин, а великолепный А. Блок, о свидании с которым мечтала любая женщина от А. Ахматовой, до юной безымянной девушки. и он должен соответствовать своему имиджу, а потому у А. Блока, все выше, трагичнее, и значительно страшнее.

И что мы видим? Минутное раскаяние и признание собственной вины, он всегда оставался предельно честным, об этом пишут все без исключения его близкие люди. И на этот раз резкое, холодное:

И я забыл прекрасное лицо.

И потом будет еще более откровенное признание, но никогда ни себя, ни других не собирался поэт жалеть или щадить:

Летели дни, клубясь проклятым роем,

Вино и страсть терзали жизнь мою.

В это время и происходит сознание проклятой ошибки, связанной с женитьбой. А в памяти остается только синий плащ. И прощается он не с женщиной, а с очередным мифом, им же самим и созданным, потому так настойчиво повторяется мотив рыцаря:

Уж не мечтать о подвигах, о славе.

А что же касается живой женщине, которая и ушла, вероятно, потому, что ей уделялось меньше внимания, чем мифической Прекрасной Даме, с ней поэт обходится очень просто и жестко:

Твое лицо в его простой оправе

Своей рукой убрал я со стола.

Финал трагедии будет прописан в более позднем стихотворении «Перед судом». Он снова оглядывается на ту, которая когда-то имела смелость от него уйти, чтобы не в мифе, а в реальности найти свое счастье. Но она вернулась назад, правда, изменившейся до неузнаваемости:

Вот какой ты стала – в униженье,

В резком, неподкупном свете дня.

Мучительный и лукавый путь любимой женщины проходит перед его глазами, и в глубине души он понимает, что и сам виноват в том, что с ней случилось:

Все-таки, когда-нибудь счастливой

Разве ты со мною не была?

Вина, жестокость, невозможность что-то изменить в жизни любимой женщины, и его последнее прости:

Страстная, безбожная, пустая,

Незабвенная, прости меня.

Так завершается эта история, начавшаяся в самых удивительных «Стихах о Прекрасной даме».

Как же грустно слушать эту его исповедь, как печально все, что с ними происходит.

Хотелось думать, что он посередине между Пушкиным и Буниным. Но в том-то и загадка, что А. Блок не вписан ни в какие программы и системы. Его невозможно с кем-то сравнивать, от него невозможно ждать привычных ходов. Он совсем иной, особенный и таким останется навсегда, сколько бы мы не пытались проникнуть в его тайны и лабиринты, никому ничего не удавалась разгадать в нем.

ГЛАВА 25 Большие перемены

На горизонте в то время появлялись не только новые женщины, но и новые поэты.

Они отвергали символизм, ратовали за простоту и прозрачность стиха. Его это страшно раздражало. Приходилось много говорить, а он этого никогда не люби л. И он казался призраком на их собраниях и заседаниях, пришельцем из совсем иного мира.

Но появился молодой, дерзкий поэт. Его сила и стилистический шарм его стихов потрясали устои символизма. Говорят, что несмотря на свою молодость, он уже успел побывать в Африке, и вернуться оттуда живым и невредимым.

С ним рядом была странная женщина, которая тоже писала стиха, и была тяжело, неизлечимо больна. Его жена, его муза. Но влюблена она была в него, в первого поэта, это увидел бы любой, кто хоть однажды на нее взглянул.

Анна совсем не задела его души. Это видно из записи в дневнике. Алекс порой тайком туда заплывала. Да и не было там ничего запретного. Только заметки на память о времени, о том, что происходило в тот или иной день.

А она была влюблена. Она приходила к нему в воскресенье. Он принял ее. Это было самое странное свидание из всех возможных.

Они говорили о скорой ее смерти. Но он сказал, что она переживет всех, с кем рядом в этом времени оказалась.

И в те дни она устремилась за ним. Она молила и унижалась. Он оставался непреклонен. Он сердился и уходил все дальше, не желая лгать и притворяться. Если бы были чувства, он бы не перед чем не остановился, но их не было.

– Ты станешь из-за них настоящим скитальцем, – говорила она о девицах, которые врывались в их мир снова.

Он смотрел на нее и не видел, слушал и не слышал.

И сердцем самым чутким веря,

Он не умел, не мог любить.

Она любила только зверя

В нем раздразнить и укротить.

Те, кто увидел эти строки, не поверили в то, что он, вечно окруженный женщинами, всегда и везде воспевавший их на самом деле «не умел, не мог любить»

И только она знала эту его странную тайну. Для других это покажется странной забавой. Может быть, потом он повел Любу к венцу. И дал ей клятву раз и навсегда. И готов был оставаться с ней в горе и радости до самой смерти. И он не нарушит этой клятвы, чтобы с ними не случилось.

Но она не хотела, чтобы Анна узнала об этом, потому что рано или поздно, возможно случайно она проговорится, и поведает всему миру то, что пока еще никому не ведомо.

Когда он расставался со своими женщинами, в душе его не было места для жалости. Он ничего не чувствовал.

Он делал их своими королевами легко, и еще проще и легче было ему свергнуть их с престола.

– Снежный король, – так уже назвал его кто-то, так он сам себя называл в своих стихах, и это правда. А они пусть видят то, что им видеть хочется.

Он был невероятно жесток, хотя и казался на первый взгляд совсем другим. Может потому он так стоял за правду, что в его собственной жизни все было совсем не так, как казалось.

Его женщины должны были обмануться. Алекс впервые почувствовала, как много в нем от проклятого его Демона- отца. А она наивно надеялась на то, что запретив им видеться, разлучив их, она оградит его от пагубного влияния. Но это не в силах человеческих. Все проявлялось в нем иначе, и все-таки проявлялось.

№№№№№№

В то время Поэтесса объявила всему миру о том, что она была у него в гостях:

Я пришла к поэту в гости,

Ровно полдень, воскресенье.

Недавно это бы возмутило его. На этот раз он только усмехнулся, прочитав эти строки. Она избавила его от мучительных объяснений.

В его ответном стихотворении все было холодно и отстраненно. Она умна и не сможет обмануться, даже если и захочет этого.

Она поэтесса, она грустна. Она никогда не сможет покорить его, потому что он любит веселых актрис, которые способны все время меняться.

А Люба в то время вместе с театром уехала на гастроли. Она больше не появлялась в городе и их доме. Он злился, ждал ее возвращения, все больше говорил о ней. Анна возникала снова и снова, и все не то, и все не так, как того хотелось.

Он столкнулся с ее мужем, и видел, что задел этого мальчишку в офицерском мундире за живое.

В этой игре оказалась замешана не только поэзия, но женщина, которая любила одного из них и была горячо любима другим. Им никогда не ужиться в этом мире.

У этого человека было одно поразительное преимущество. Он не просто снисходительно принимал любовь, но и сам умел любить до самозабвения. И потому он останется победителем, – думала в тот момент Алекс.

И ей становилось мучительно больно из-за всего, что происходило с ними со всеми.

И эта женщина все равно останется с тем, кто ее так любит. А от костра страсти скоро останется только зола. О своем муже она создаст благоуханную легенду. О нем напишет только несколько строк. Такие женщины никогда не прощают равнодушия, они всегда жестоко мстят. Слишком велика была ее обида.

Лирическое отступление

«Я ПРИШЛА К ПОЭТУ В ГОСТИ»

Союз Анны Ахматовой с Николаем Гумилевым – это самый великолепный роман о жизни и любви, и творчестве двух поэтов, это столкновение двух воль. Может быть, самая удивительная любовная история ХХ века, о которой остались свидетельства в их творчестве, дневниках, письмах.

– Но есть еще одно история – это отношения А. Ахматовой с первым поэтом серебряного века, ставшим легендой в тот миг, когда он появился – АЛЕКСАНДРОМ БЛОКОМ.

– Это она позднее назовет его: «трагический тенор эпохи» и сразу выделила раз и навсегда среди дюжины интересных и ярких творцов того времени.

До А. Блока своим учителем А. Ахматова называла только Пушкина. Но там были только отношения – учитель – ученик. Здесь же с самого начала намечалось нечто большее. Она хотела любить только первого поэта, а он был еще таким таинственным и таким божественно-прекрасным, что не влюбиться в него было невозможно.

Их первая встреча состоялась 15 декабря 1914 года. Она отмечена и в его дневнике, и в ее стихотворении. Еще 7 лет потом вездесущая молва будет связывать их имена, а для нее роман будет длиться до самого ее ухода.

А тогда юная поэтесса возвестила мир:

Я пришла к поэту в гости.

Ровно полдень. Воскресенье.

И это не просто желание встретить единомышленника и поговорить с живым поэтом, о стихах и творчестве там вовсе не идет речи

У него глаза такие, что влюбиться каждый должен

И она сама не могла не влюбиться, и более взрослые женщины, твердо стоявшие на ногах, те, кому было что терять, не могли устоять перед ним, а она была слишком юной, и она писала великолепные стихи. Слава ее была такой же шумной, как и его собственная.

Конец ознакомительного фрагмента.