Сутки мастера Степанова
Роботизированный участок старался вовсю. Страховидный робот под номером один аккуратно брал своей лапой со стеллажа заготовку, долю секунды как бы раздумывал, потом поворачивался и осторожно просовывал лапу в раскрытые двери токарноцентрового станка. Там заготовку принимал у робота пневматический зажим и крепко ее схватывал. Робот отводил свой манипулятор назад и замирал в ожидании. Станок автоматически, как в метро, сердито хлопал дверными створками, и на деталь с двух сторон набрасывались центрующие фрезы. Через несколько секунд операция заканчивалась. Двери открывались, робот брал обработанную заготовку и переносил ее на следующий стеллаж. Потом он поворачивался за новой заготовкой, весь процесс повторялся вновь.
Со следующего стеллажа деталь брал робот под номером два и переносил ее на дальнейшую обработку. Этот робот был многостаночником. В его распоряжении находились сразу два станка. Задача перед ним стояла тоже не очень сложная: взять деталь, вставить ее в станок, потом, после обработки, вынуть и перенести к следующему стеллажу.
С этого стеллажа деталь брал робот-контролер. У этого железного работника задача была посложнее. Он крутил деталь и так и сяк, проверял все размеры и аккуратно укладывал ее в контейнер. На этом технологический цикл заканчивался.
Вся линия, работающая в автоматическом режиме, без участия человека, производила совершенно удивительное впечатление. Огромное количество железа, точно двигающегося под аккомпанемент шипа и свиста пневматических мускулов, подвывания электродвигателей и передач, перемигивания лампочек и табло, создавало ощущение чего-то нереального, живущего своей непонятной, загадочной жизнью, логичной, строго продуманной, без сбоев.
Впрочем, сбой произошел. Робот-контролер вдруг остановился и стал издавать короткие гудки своим сигналом. На нем зажглась красная лампочка. По его команде остановились другие роботы и станки. Над участком загорелась желтая проблесковая лампочка, и зазвучал длинный зуммер.
На звук зуммера из небольшого, похожего на аквариум помещения вышел человек в рабочей одежде с фирменной нашивкой на рукаве – наладчик. Он открыл дверь ограждения, которым был обнесен роботизированный участок, и подошел к роботу-контролеру. Взял не понравившуюся тому деталь и быстро ее промерил. Кивнул головой, подошел к стойке управления одного из станков, пощелкал корректорами, вышел из-за ограждения и нажал на кнопку «Пуск». Участок вновь ожил и как ни в чем не бывало продолжил плодить детали.
Роботы делали свое дело, совершенно не обращая внимания на удивленные глаза и широко раскрытые рты трех человек, взирающих на них с небольшого расстояния. Обладатель четвертой, спокойной, пары глаз и плотно сжатых губ, на которых играла чуть заметная улыбка, был мастером этого участка. Он привел на экскурсию представителей соседнего завода и, слегка внутренне посмеиваясь над простыми отсталыми людьми, которые, к сожалению, еще встречаются на других заводах, с гордостью демонстрировал им свою чудо-технику.
– Фантастика, – не выдержал наконец один из экскурсантов. – Двадцать первый век. Техника на грани шизофрении.
– Просто Япония какая-то. «Мицубиси», «Тошиба», «Ничимен» и все прочие фирмы, вместе взятые, – подтвердил другой экскурсант.
– На нашем участке стоят станки объединения имени Свердлова, – с гордостью сказал мастер, – а роботы – производства «Электросилы».
– Да иди ты, – притворно охнул третий экскурсант. – Так почему ж оно тогда все работает?
– Секрет очень прост, товарищи, – объяснил бестолковым людям мастер. – Правильное использование капитальных вложений, строгое отношение к подбору кадров и правильная оплата их труда. Как видите, это дает хорошие результаты.
– Умеем, если захотим, – в один голос сказали все трое и переглянулись.
– Скажите, а кто управляет технологическим процессом? – спросил один из экскурсантов.
– ЭВМ. Точнее, микропроцессор.
– Бывает же такое! Я думал, что подобные слова можно только в рекламном проспекте встретить, а отнюдь не на производстве.
Мастер снисходительно улыбнулся:
– Это еще не все. Скоро у нас установка промышленного телевидения появится.
К участку подкатил электрокар. Электрокарщик слез с сиденья и нажал какие-то кнопки на пульте управления участком. Контейнер с готовыми деталями приподняла и поставила на электрокар большая гидравлическая лапа. Она же сняла с электрокара пустой контейнер и поставила роботу-контролеру. Тот какие-то секунды определял, что это ему подсунули, потом стал забивать контейнер готовыми деталями. Карщик взобрался на сиденье, включил двигатель и куда-то поехал.
– Юрий Викторович, – сказал экскурсант лет пятидесяти высокому худощавому пареньку лет двадцати шести, – пошли посмотрим, куда он повез детали.
– Пошли, Игорь Степанович, – согласился тот.
– Детали повезли на сборку, – сказал мастер, – я вас провожу.
В это время раздался звук работы еще одной системы, включилось автоматическое удаление стружки. Экскурсанты затрясли головами, как после кошмарного сна. Черт, ну и выдумки на этом заводе!
Все четверо прошли по цеху, в котором было несколько роботизированных участков, сияющих исключительной чистотой. Не верилось, что это производство, а не какая-нибудь киносъемка или грандиозное очковтирательство.
Огромный по площади участок сборки встретил экскурсантов чистотой и людьми, работающими в белых халатах.
– Ребята, ущипните меня, – попросил один из экскурсантов. – Туда ли мы попали?
– Туда-туда, – подтвердил тот, которого звали Игорем Степановичем.
– Они собирают практически такие же узлы, как и мы, – с удивлением констатировал Юрий Викторович. – Но какая культура производства!
– Ой-ой, держите меня, – ахнул экскурсант и указал пальцем куда-то в сторону.
Все посмотрели в том направлении и увидели обставленный цветами в горшках огромный аквариум. В аквариуме, лениво перебирая плавниками, плавали золотые рыбки.
– Икебана, – только и смог выговорить экскурсант, хватаясь за сердце. – Ребята, я сейчас сойду с ума.
– Юра, пошли отсюда, – сказал Игорь Степанович, увидевший мастера сборочного участка, который чинно прошествовал мимо них. Мастер был в белой рубашке с галстуком. – Иначе кое-кто из нас сейчас по фазе сдвинется.
– Да, – согласился Юра, – пошли. Пора, как говорится, вернуться к нашим баранам. Поехали на свой завод.
В трамвае они ехали молча. Каждый по-своему переживал увиденную чертовщину. На лицах, правда, было написано у всех одно: «Так не бывает!»
Пройдя через заводскую проходную, они распрощались.
Тот, которого звали Юрием Викторовичем, вошел в цех, направился к себе в конторку, но дойти до нее не успел. На него вихрем налетела секретарь начальника цеха и затараторила:
– Юрий Викторович, я вас уже полчаса ищу. Никто не знает, где вы. Одни говорят: в заготовилке, другие – на сборке, третьи говорят, что вы на работу проспали.
– Надежда, успокойся, – остановил ее Юра. – Спросила бы в табельной, где я. Они знают, что меня сегодня отправили на другой завод для обмена опытом. Я их вчера предупреждал.
– Да? – удивилась Надежда. – Тогда я им скажу, а то они вам уже прогул поставили.
– Вот бестолочи! Ты меня за этим ищешь?
– Нет, что вы! Идите в красный уголок, вас там ждут.
– Зачем?
– Идите-идите, а то опоздаете.
В красном уголке шло заседание цехового комитета профсоюза. Увольняли транспортировщика. Свою речь заканчивал председатель цехкома – статный седовласый мужчина, токарь высокой квалификации, авторитет которого в цеху был непререкаем. Он говорил:
– Я полностью согласен с администрацией, которая представлена здесь в лице начальника цеха и мастера участка. Товарищи, действительно, терпению администрации и общественности есть предел. И этот предел транспортировщик Антонов М.И. давно уже перешел. Шестьдесят процентов прогулов – это его прогулы в цеху. А как же им не составить шестьдесят процентов? Судите сами. После зарплаты он не выходил на работу ровно неделю. После аванса его тоже не было неделю на работе. И вы думаете, что у него была уважительная причина? Так нет, нет и еще раз нет! Ответьте, товарищ Антонов М.И., чем вы занимались в эти дни?
Транспортировщик – метр с кепкой, худощавый, с изможденным, лишь в отдельных местах слегка выбритым лицом, на котором безумной бестолковостью горели два мутных глаза, – не понял, что обращаются к нему.
– Так чем вы занимались неделю после аванса и неделю после зарплаты? – повторил свой вопрос председатель цехкома.
Транспортировщик понял, что обращаются к нему, но суть вопроса не понял и только глупо заморгал глазами.
– Вам стыдно признаться? – по-своему истолковал это хлопанье ресницами председатель цехкома. – Хорошо, я за вас скажу. Вы пьянствовали, товарищ Антонов М.И. Да, да и еще раз да! И не пытайтесь отпираться. У нас есть две бумаги из милиции с датами и печатями. И никакие ваши оправдания и отпирания мы не примем.
Транспортировщик оправдываться и отпираться не стал, лишь еще несколько раз моргнул.
– Но это, так сказать, дела минувших дней, – веско продолжил председатель цехкома. – Администрация по согласованию с цехкомом отреагировала на сигналы из милиции и приняла верное решение. Транспортировщику Антонову М.И. было решено выдавать деньги раз в месяц во время зарплаты. Так вы, товарищи, думаете, что он сделал правильные выводы из этого верного решения? Нет, нет и еще раз нет! Какой он сделал вывод? Он получил в зарплату деньги сразу за месяц и две недели не выходил на работу! Чем, вы думаете, он занимался эти две недели? Выполнял государственные обязанности, хоронил родственников или сам болел? Нет, нет и еще раз нет! Он опять-таки беспробудно пил! И на это есть извещение из милиции, а также коллективное заявление от соседей по лестничной площадке, которую транспортировщик Антонов М.И. чуть было не сжег, закурив в пьяном угаре папиросу «Беломорканал» в постели, в результате чего сгорела часть его квартиры и половина входной двери, из-за чего огонь чуть было не перебросился на двери соседних квартир. К счастью, сам Антонов М.И. не пострадал, потому что в это время спал в туалете. И не пытайтесь отвертеться, товарищ Антонов М.И. У нас есть акт, подписанный инспектором пожарной охраны товарищем Деминым Н.Э., и в этом акте изложены все вышеупомянутые факты. Факты, как известно, упрямая вещь, против них не пойдешь, а акт – это документ, против него тем более не пойдешь и не переступишь.
Транспортировщик Антонов М.И. против идти не хотел, переступать – не дай бог и продолжал хлопать глазами.
– Что еще можно сказать, товарищи? – продолжил председатель цехкома. – Коллектив нашего завода борется за трезвый быт, наша страна, товарищи, строит газопровод Уренгой – Помары – Ужгород. Наш коллектив, товарищи, создал совершенно новую машину, которая явилась ответом на происки правительства США и личные происки их президента товарища… Извиняюсь, господина Рейгана Р. А в это время транспортировщик Антонов М.И. позволяет себе пить, поджигать лестничные клетки и спать в туалете. Можем ли мы терпеть в своем коллективе такого человека? Нет, нет и еще раз нет! Ставлю перед членами цехкома вопрос на голосование. Кто за то, чтобы дать согласие администрации на увольнение транспортировщика Антонова М.И. по статье 33, пункт 3, КЗОТ, прошу поднять руки.
Руки были подняты.
– Товарищ Антонов М.И., – строго сказал председатель цехкома, – опустите руку. Вы не член цехкома и голосовать сейчас не имеете права.
Транспортировщик Антонов М.И. послушно опустил руку.
– Единогласно.
– Товарищи, так нельзя, – неожиданно заступился за своего транспортировщика мастер участка Юрий Викторович. – Человеку нужно помочь, его нужно спасать, а не толкать дальше в пропасть.
– Юрий Викторович Степанов, – снисходительно сказал председатель цехкома, – а разве коллектив не шел навстречу товарищу Антонову М.И.? Я вас могу ознакомить с документами. Товарищ Антонов М.И. поступил на наш завод восемь лет назад, после того как был демобилизован из рядов Советской армии в звании капитана.
– Майора, – впервые подал голос транспортировщик.
– Капитана, – не согласился председатель цехкома. – Майором вы были за два года до демобилизации, а досрочно были демобилизованы в звании капитана. Товарищ Антонов М.И. поступил на работу в должность начальника бюро, потом работал старшим инженером, инженером, техником. Последние два года работает транспортировщиком. Вот до чего пьянка довела, товарищи! До тележки человек докатился! За это время ему было объявлено одиннадцать выговоров, три строгих выговора, два выговора с предупреждением. Дважды он отправлялся на принудительное лечение от алкоголизма. И как видите, лечение не дало никаких положительных результатов. Скажите, Юрий Викторович Степанов, разве он мало принес неприятностей лично вам?
Юра Степанов скривился. Он вспомнил, скольких премий лишился из-за этого транспортировщика. Да, работничек это был, конечно, ни к черту. Еще он вспомнил последнее посещение своего работника на дому. Вспомнил наполовину сгоревшую входную дверь без замка и лежащего на железной кровати под обгоревшим одеялом транспортировщика. Больших трудов стоило его разбудить, а потом битых полчаса объяснять, зачем пришел. Транспортировщик безумным взглядом шарил по квартире, заваленной пустыми бутылками, потом выдавил из себя:
– Юрик, я сегодня на работу не приду. Не мешай мне, я выйду завтра.
Слово он свое, правда, сдержал, на другой день на работу вышел и полторы недели честно отработал. Потом все вернулось на круги своя.
– Хорошо, – согласился с председателем цехкома Юра. – Я вас понимаю. Но объясните, куда его дальше девать? Тележку возит, проще и неответственнее уже нет работы. Уволим, что дальше?
У нас в стране все должны работать. А мы из него тунеядца хотим сделать?
– Не волнуйтесь, – заверил его председатель. – Через две недели у него закончатся деньги, и он устроится на работу. Куда ему деваться? А подсобного рабочего с любой статьей возьмут. Так что тунеядца из него не получится. Увольнение по статье послужит для него серьезным уроком на будущее. Заседание закончено, все свободны, товарищи. Администрация может оформлять документы.
Члены цехкома разошлись по рабочим местам. Юра Степанов все же остановил председателя и спросил у него:
– Итак, транспортировщика мы уволили. А где я другого возьму? Кто мне детали к станкам подвозить будет?
– Тоже мне, проблема, – усмехнулся председатель. – Я понимаю, если бы ты спросил, где тебе взять токаря пятого разряда. Токаря пятнадцать лет учить надо, потом только из него специалист получится. А транспортировщика, тьфу… У любой пивточки. Неквалифицированный рабочий.
– Значит, по вашей теории получается, – спросил Юра, – токаря нужно сначала родить, так?
Председатель цехкома кивнул головой.
– Потом ждать, когда ему исполнится семь лет, и он пойдет в школу. Потом учить его в школе. Так?
Председатель снова согласно кивнул.
– Потом учить его в ПТУ, после этого пятнадцать лет на производстве, и получится специалист. Так?
Председатель согласился.
– А с транспортировщиком нужно проделать то же самое, только еще лет десять его у пивточки воспитывать, а потом уже на работу принимать? Но зачем мне у пивточек толкаться и нового кадра искать, если у меня есть старый, выращенный в своем коллективе?
Председатель цехкома удивленно поднял брови, внимательно посмотрел на Юру, потом усмехнулся, дружески хлопнул его по плечу и сказал:
– Ладно. Не придирайся к словам. Пошли работать.
– А кто мне сейчас заготовки возить будет?
– Есть администрация, обращайся к ней. Пусть отдел кадров человека ищет.
Председатель ушел к своему станку. Юра Степанов в раздумье остановился посреди цехового пролета. Не прошло и десяти секунд, как сзади на него наехало что-то очень тяжелое. Он резво отскочил в сторону и обернулся. Пыжась, насколько позволяли его ослабленные зеленым змием мышцы, транспортировщик Антонов М.И. толкал перед собой четырехколесную тележку с заготовками. Кое-как разобрав, что он чуть не задавил свое начальство, транспортировщик неуверенно затормозил.
– Игоревич, ты что здесь делаешь? – удивленно спросил Юра.
– Как «что»? – не меньше его удивился транспортировщик. – Заготовки везу.
– Так ты же уволен.
– Я?! Когда? Я ж никакого заявления не писал.
– На цехкоме постановили тебя уволить.
– А я и думаю, зачем это меня на собрание звали?
– Это не собрание было, а цехком. Тебя уволили по тридцать третьей статье.
– А кто же тележку возить будет?
– Откуда я знаю, – зло сказал Степанов и пошел к себе в конторку.
Транспортировщик, так ничего и не поняв, пожал плечами и покатил тележку дальше, удивляясь непонятным выдумкам мастера.
Степанов вошел в конторку и сел за свой рабочий стол.
– Юрий Викторович, – обратилась к нему девушка-распред. – Нам пора запускать в производство буксы номер двадцать шесть. Скажите транспортировщику, пусть их привезет. Кому их отдадим делать?
– А я почем знаю? – зло проворчал Степанов. – Нет у нас транспортировщика.
– Как это «нет»?
– Уволили сегодня.
– Так кто же тогда заготовки возить будет?
– Отстаньте вы все от меня, – взорвался Юра. – Ну вас всех к черту.
– Все-все-все, поняла, – удивленно сказала девушка, впервые в жизни увидевшая мастера Степанова в разъяренном состоянии.
Она осторожненько вышла из-за своего стола и боком-боком выскользнула из конторки. Юра проводил ее злым взглядом, достал сигарету, раскурил ее и задумался.
Почему-то в голову пришли мысли о защите дипломного проекта, которая состоялась четыре года назад. Тогда он вышел на защиту с новой уникальной системой регулирования газовой турбины. Когда он развесил для защиты листы ватмана с начерченной на них системой, комиссия удивленно покачала головами.
– Такие дипломные проекты обычно защищают студенты факультета автоматики и вычислительной техники, а не турбинисты, – сказал декан факультета.
– Это только специальная часть проекта, – объяснил Юра. – По объему это только половина. Турбина у меня тоже есть.
Он развесил чертежи с турбиной. Турбина была тоже очень сложной и на современном уровне.
– Слушаем вас, молодой человек. Чем вы собираетесь нас поразить? – сказал председатель комиссии, и защита началась.
Защита прошла блестяще. Был, правда, небольшой прокол, когда комиссия усомнилась в результате небольшого расчета, проделанного на вычислительной машине. График расчета на прочность турбинного диска имел небольшой непонятный излом, существование которого комиссией было взято под сомнение.
– Что же вы, молодой человек, – заметил декан факультета, – могли бы и проверить результат.
– Но такой результат выдала вычислительная машина, – попытался оправдаться Юра.
– Как говорил кто-то из великих, – улыбнулся председатель комиссии, – вычислительная машина – это дура с феноменальной памятью. К результатам ее расчетов нужно всегда относиться очень осторожно. В будущем вам, очевидно, придется проводить много расчетов, советую не доверяться слепо вычислительной технике, возможны ошибки и сбои. Сейчас же эта небольшая ошибка простительна, я думаю, что она даже не повлияет на оценку вашей защиты.
Когда объявляли результаты, Юра Степанов получил отличную оценку. Председатель комиссии, который занимал какой-то ответственный пост в СЭВ, сказал:
– Особенно мне хочется отметить дипломную работу товарища Степанова. В его работе продуманы не только вопросы механики, но и гидравлики и электроники. Именно таких универсальных специалистов мы и ждем на производстве. Как известно, в некоторых инженерных вопросах по отношению к Западу мы являемся стороной догоняющей, и отрадно отметить, что МВТУ имени Баумана хорошо представляет свою задачу, раз уж выпускает универсальных инженеров, способных решать технические задачи на международном уровне. Система, спроектированная товарищем Степановым, в Советском Союзе сейчас уникальна. Что-то подобное мы покупаем за рубежом. Она немного напоминает мне систему фирмы «Дженерал Электрик». По дипломному проекту тяжело, правда, сказать, будет ли она лучше или хуже американской системы. Но я думаю, что товарищ Степанов в будущем продолжит свою работу, и тогда мы увидим конкретные результаты. Такие системы нам сейчас очень нужны. На их основе будут созданы газоперекачивающие компрессорные станции, работающие по безлюдной технологии. Поздравляю вас, товарищ Степанов, с присвоением квалификации инженера-механика и желаю дальнейших творческих успехов. Решением комиссии вам выдается красный диплом.
Как и положено в таких случаях, раздались аплодисменты нескольких Юриных друзей, присутствовавших на защите.
– Кстати, товарищи, – сказал председатель комиссии, – а куда вы его направили после окончания института?
– В Киевтрансгаз, – ответил декан факультета. – Оттуда пришла заявка на специалиста. Жить, я думаю, будет в городе Богуславе. Там есть компрессорная станция.
– Я не согласен с подобным распределением, – сказал председатель комиссии. – Универсальные специалисты необходимы в проектных институтах и на заводах-изготовителях. По-моему, будет правильно, если мы направим товарища Степанова в Ленинград, на турбинный завод. Если, конечно, он сам согласится.
– Я согласен, – сказал Юра.
– Мы не можем направить в Ленинград специалиста сверх лимита, – заметил декан факультета.
– Я думаю, что этот вопрос мы решим легко, – улыбнулся председатель комиссии.
Таким вот образом Юра оказался в Ленинграде.
Начальник отдела кадров турбинного завода очень долго крутил в руках Юрино министерское направление, не зная, какое принять решение. Потом сказал:
– К сожалению, мы не можем взять вас на конструкторскую работу. Лимит исчерпан, а сверх штата мы вас держать не можем. На производстве у нас сейчас имеется большой дефицит руководящего состава, в частности мастеров. Могу предложить вам должность мастера.
– Но… – начал было Юра.
– Вы от этого только выиграете, – перебил его начальник отдела кадров. – Приобретете практический опыт работы с техникой, опыт руководства людьми. А потом, поймите такую вещь: для нас главное – производство, план, соответственно, все фонды и премии мы стараемся отдать в цех. Жилплощадью мы тоже обеспечиваем в первую очередь цеховых работников. Вы же наверняка не хотите долго жить в общежитии?
– Но… – еще раз сказал Юра.
– Это временно, временно, – заверил его начальник. – Поработаете, приобретете опыт, а потом мы вас переведем на конструкторскую работу.
Юра скрепя сердце дал согласие. Как он потом проклинал себя за собственную мягкотелость! Нужно было кричать, шуметь, дойти до министерства, требовать, чтобы ему предоставили работу по специальности. Он ведь был не из тех мальчиков и девочек, которые, окончив институт, старались работать где угодно и кем угодно, лишь бы не иметь дела с производством и не вымазать случайно пальчики машинным маслом. Те рвались на конструкторскую работу лишь потому, что там ничего тяжелее карандаша в руки брать не приходилось и можно было приходить на службу в белой рубашке. Этими ребятами в ход пускалось все: могущественные дяди и тети, справки о мнимых болезнях и многое-многое другое. Настоящих инженеров из этих ребят так и не получалось, но место они занимали, и нужно было драться с этими людьми, расталкивать их локтями, чтобы они освободили Юре место за кульманом и он смог продолжить работу над своей системой регулирования. А Юра не решился.
В результате четыре года работы мастером на механическом участке. Станков Юра не знал, подъемных кранов – тоже: турбиниста этому в институте практически не учили, пришлось изучать самому. За четыре года он стал специалистом по холодной обработке металла – и все. Как-то он с ужасом обнаружил, что знает регулирование турбин гораздо хуже любого новоиспеченного выпускника вуза. Вылетело из головы дифференциальное и интегральное исчисление, стали забываться основные законы регулирования. Вывод был прост: за четыре года он не решил практически ни одной настоящей инженерной задачи и деградировал как специалист. Это и немудрено: мастер – должность в лучшем случае техника. Но где их взять, техников? В последнее время техники, доведенные до отчаяния своими мизерными окладами, куда-то пропали, как-то незаметно растворились. Те из них, что шли на проектную работу, старались всеми правдами и неправдами устроиться на ставку инженера, которая вообще-то тоже не отличалась своими размерами. Те, что шли непосредственно на производство, старались попасть на станок, что гарантировало минимальную ответственность и нормальную зарплату. Кадровикам приходилось затыкать зияющие прорехи в рядах младших командиров производства инженерами. Но люди с прекрасным образованием и широким техническим кругозором зачастую не могли справиться с немудреными обязанностями мастера. Инженеров просто выводила из себя и сбивала с толку мелкомасштабность выполняемой работы. Это выглядело примерно так же, как если бы портативным цветным телевизором забивали гвозди. Каково было телевизору? Да и гвозди заколачивались вкривь и вкось.
А тут еще мягкий от рождения характер Юры. Он за четыре года так толком и не научился управлять людьми. Он не любил и не умел применять власть. Юра очень уважал людей и никогда не мог позволить себе прикрикнуть на человека. А такое отношение понимали, как это ни странно, далеко не многие, примерно треть, не больше. Особенно в цеху, где он работал. Юра не мог переступить через свою врожденную интеллигентность, и ему было очень тяжело.
И обещанная начальником отдела кадров жилплощадь. Комната в двухкомнатной коммунальной квартире с такими соседями, что вспомнить и то противно.
Юра встал и прошелся туда-сюда по конторке, чтобы как-то развеять тоскливые мысли. Сейчас перед ним стояла предельно простая производственная проблема. Транспортировщику нужно было на заготовительном участке взять заготовки букс, погрузить их на тележку и подвезти к указанному Юрой станку. Просто, проще некуда. За исключением одной небольшой детали: не было этого самого транспортировщика. Некому было везти железо из заготовилки к станку, потом от этого станка к следующему, а потом уже на сборку.
«Да провались оно все, – подумал Юра. – Просижу весь день в конторке и выходить не буду. Пусть без меня что хотят, то и делают».
Как бы в ответ на его мысли открылась дверь и вошел начальник цеха – шустрый седоватый человек небольшого роста. Он быстрым взглядом окинул конторку и спросил:
– Юрий Викторович, когда собираешься запускать в производство двадцать шестые буксы?
– Никогда.
– Мне не до шуток, план горит. Из-за нас выпускающий цех может остановиться.
– Я не шучу. Транспортировщика уволили?
– Уволили.
– Теперь эти самые буксы из заготовилки привезти некому. Обождите еще до конца дня, и весь участок остановится. Некому перебрасывать детали от станка к станку.
– И не знаешь, что делать? – усмехнулся начальник цеха.
– Не знаю, – с вызовом сказал Юра.
– А я знаю, – спокойно произнес начальник. – Если не запустишь двадцать шестые буксы, будет минус двадцать процентов от твоей прогрессивки. Если не запустишь тридцать пятые рычаги – еще минус двадцать. Если у тебя участок хоть на час остановится, то все сто процентов коту под хвост. Посидишь на одном окладе, а это, сам знаешь, не сахар.
Если же план завода попытаешься сорвать, то будет начет. Вычтут кое-что из зарплаты, так, по мелочи: один, может, два, ну от силы три оклада, больше вычитать нельзя. А там уж и за заводские ворота недолго отправиться. А кто инженера с такой статьей потом на работу возьмет? Ты же не рабочий класс, должен это понимать.
– Да провались оно все, – не выдержал Юра.
– Ладно ты, – успокоил его начальник цеха. – Не обижайся, со мной руководство тем же тоном разговаривает. Так что не хандри, а запускай буксы.
Начальник повернулся и вышел. Юра зло стукнул кулаком по столу и вышел из конторки вслед за начальником.
Цех его встретил шумом и воем станков. Юра какое-то время постоял посреди пролета. Ему вспомнился цех, который он только что посетил как экскурсант. Фантастика, двадцать первый век. Здесь же все выглядело совершенно иначе. Цех требовал реконструкции и работал на последнем издыхании. Морально устаревшие, изношенные станки с воем, кое-как дотягивали свой тяжелый трудовой век. Подъемные краны, работающие на честном слове механика. Выщербленный, заваленный стружкой пол. Все это, казалось, кричало: «Или деньги вкладывайте, или цех останавливайте!» В свое время, когда составлялся план реконструкции завода, проектировщики решили, что цех неперспективный, этих площадей ему явно не хватает. Решено было строить новый, и фундамент нового цеха был уже заложен, но на этом все почему-то и остановилось. На месте старого цеха планировалось создать небольшой механический участок. Всю же цеховую начинку, все устаревшее цеховое оборудование пока еще не знали, куда девать. Имелись мысли отправить на переплавку, но проще было спихнуть все это старье бульдозером куда-нибудь с глаз долой подальше, лучше всего в Неву. Но этот праздник намечался еще не скоро, а пока цех вовсю трудился. И на его фронтоне кирпичом, бывшим когда-то белого цвета, была выложена антикварная дата – 1861. Тогда, говорят, тоже великий праздник был – отмена крепостного права в России.
Юра еще несколько секунд постоял посреди пролета, потом решительно направился к парторгу цеха. Он долго разговаривал с парторгом, объясняя ему ситуацию с транспортировщиком. Парторг внимательно выслушал и наконец сказал:
– Вы правы, Юрий Викторович, администрация и профсоюзная организация слишком прагматично подошли к этому вопросу. Прямо скажем: погорячились. Пока еще не успели оформить документы, я позвоню в отдел кадров и скажу, что партийная организация против увольнения транспортировщика Антонова. Наш долг – спасти человека. Попробуем еще раз отправить его на принудительное лечение.
Парторг на какое-то время задумался, потом широко улыбнулся и подмигнул Юре:
– Сколько страстей из-за какого-то горького пьяницы. Не правда ли, Юрий Викторович?
– Правда, – согласился Юра. – Только что мне сейчас делать? Кто мне заготовки возить будет?
– Этот вопрос не по адресу. Обращайтесь к администрации, она вопросы с кадрами решает. В конце концов, вы и сами командир участка, снимайте со станка любого рабочего, пусть он заготовки возит.
Парторг взялся за телефон и стал названивать в отдел кадров. Юра отправился на свой участок и попытался снять со станка кого-нибудь из рабочих, чтобы тот возил тележку. Затея это была трудная и явно бесполезная. Рабочие, узнав, чего от них хотят, наотрез отказывались. Юра упрашивал, обещал заплатить, неизвестно, правда, из каких денег, потому что фонда мастера у него не было, и об этом все прекрасно знали. Попытался даже наконец применить власть, на что последовал такой ответ:
– Знаешь что? Работа транспортировщика неквалифицированная, и перевести на нее квалифицированного станочника имеешь право только за какую-нибудь провинность приказом по цеху. Хочешь кого-нибудь заставить возить тележку – издавай приказ по цеху, а мы его потом через профком опротестуем. Ищи дурака толкать тележку, которую одни алкаши возят.
В конце концов все разговоры и яростные споры пришли к обычному финалу. Мастер с четырехлетним стажем, молодой специалист с высшим образованием и красным дипломом Юрий Викторович Степанов, краснея от стыда и унижения, впрягся сам в тележку и покатил ее в заготовилку. Привез оттуда груду железа, аккуратно сложил ее у токарного станка (Юра вообще по жизни человек был очень аккуратный), объяснил токарю, что нужно делать, забрал от него готовые детали и отвез их на сборку. Потом, толкая перед собой тележку, привычно засновал между станками, перевозя детали от одного рабочего к другому. Деваться было некуда, без этого участок мог и в самом деле остановиться. Юру преследовала и смущала только одна мысль: как бы не попасться за столь благородным занятием на глаза кому-нибудь из друзей – молодых специалистов. Не поймут ведь, смеяться будут. Слава богу, был разгар рабочего дня и друзья праздно по заводу не болтались, а занимались не менее важными, чем Юра, делами.
После смены Юра, перетаскавший тонны железа и уставший как собака, зашел в свою конторку, устало сел на стул и с удовольствием закурил. Наконец-то можно было спокойно отдохнуть и никуда не спешить, не хотелось даже идти домой. Хотелось только вот так сидеть на стуле и ни о чем не думать.
Как это «никуда не спешить»? Юра вспомнил, что у Эрмитажа через сорок минут его ждет Маринка! Он быстро вскочил, кое-как смыл с себя грязь, переоделся, почти выбежал через заводскую проходную и, к великому своему счастью, поймал удачно подвернувшееся такси. Опаздывать было нельзя. Они с Маринкой договорились почти неделю назад посмотреть выставку импрессионистов.
В такси, удобно устроившись на сиденье, Юра чуть не уснул от усталости.
Маринка уже ждала у входа в Эрмитаж. В этот день она была удивительно красива. Ее темные густые волосы были уложены в какую-то новую замысловатую прическу, в глазах, как всегда, играли искорки смеха, а на губах при виде Юры появилась легкая ироничная улыбка. Маринка покачала головой и показала на часы.
– Привет, – сказала она.
– Привет. Тебя сегодня не узнать.
– Зато ты в своем репертуаре, – усмехнулась Маринка.
– Извини, но я опоздал всего на семь минут.
– Я не об этом.
Она достала из сумочки зеркало и протянула его Юре. Юра, ничего не понимая, посмотрел на свое отражение и слабо охнул. Через весь лоб тянулись четыре черные полосы – отпечатки его грязных пальцев. Он вспомнил, что в конце рабочего дня вступил в какой-то спор с начальником цеха и машинально вытер ладонью лоб, а после работы с заготовками рука была не очень стерильной. Грязь с маслом холодной водой смывалась плохо, да и спешил он очень. То-то таксист ухмылялся, когда Юра выходил из машины.
Юра достал носовой платок и смущенно стал вытирать лоб.
– Пойдем, – заторопила его Маринка. – Эрмитаж через два часа закрывается.
Юра согласно кивнул и побрел в кассу.
Они не спеша пошли по залам. Маринка что-то щебетала о своих подругах и проблемах, а Юра пытался сосредоточиться и переключиться на искусство. После напряженного, всего на нервах трудового дня, после грязи старого, доживающего последние свои дни цеха, после воя и грохота станков золото, белая краска, блестящий паркет и тишина Эрмитажа воспринимались плохо. Это был совершенно иной мир, и к встрече с ним нужно было готовиться. Юра не мог так быстро перестроиться.
Они вошли в залы, где висели картины импрессионистов. Маринка стала что-то говорить о картинах, Юра пытался ее слушать, но смысл до него доходил тяжело. Он старался, делал над собой героические усилия, но получалось плохо. В одном из залов он внезапно поймал себя на мысли, что ему больше всего на свете сейчас хочется согнать со стула дремлющую в своем углу какую-то старушку – работника Эрмитажа, сесть на ее место и вот так же задремать. Юра усилием воли поборол в себе это желание и стал внимательно слушать, о чем говорит Маринка.
– Посмотри, как импрессионисты умеют изображать ветер, – сказала Маринка, указывая на одну из картин Мане.
Юра старательно посмотрел на картину, убедился в правоте Маринки, но тут же удивился:
– Марина, а почему ветер на картине направлен под каким-то странным углом?
Маринка удивленно посмотрела на Юру, потом – на картину и покачала головой.
– Точно я говорю, – сказал Юра.
– Технарь несчастный, – тихо рассмеялась Маринка. – Какая разница, под каким углом изображен на картине порыв ветра?
– А как же законы газодинамики? Вот смотри. По формуле Жуковского циркуляция потока, то есть ветер, будет направлена под углом, который легко рассчитать, исходя из таких параметров…
– Юра, что с тобой? – поразилась Маринка. – Пытаешься алгеброй гармонию проверить? По-моему, это совсем не к месту.
– Извини, – опомнился Юра. – Что-то я действительно не о том говорю.
– Устал? – понимающе спросила Маринка.
– Да, как собака, – честно признался Юра.
В его словах было столько искренности, что Маринка даже не улыбнулась. Она внимательно, с жалостью посмотрела ему в глаза и совершенно неожиданно предложила:
– Знаешь что, давай-ка я провожу тебя домой. Тебе нужно отдохнуть.
– Спасибо, – сказал ничего не понявший Юра. – Ко мне далеко ехать. Я как-нибудь сам доберусь. Зачем тебя утруждать?
В глазах Маринки появились изумление и растерянность. Но она быстро овладела собой и решительно заявила:
– Поехали. Один еще уснешь в метро и потеряешься.
Юра виновато заморгал глазами и согласно кивнул. Они вышли из Эрмитажа и пошли по Невскому проспекту в сторону метро. У «Севера» Юра вспомнил, что ему дома совершенно нечем угостить Маринку.
– Обожди минутку, – попросил он, – я сейчас. Только торт куплю.
– Хорошо, я подожду, – улыбнулась Маринка, довольная тем, что Юра стал проявлять хоть какие-то признаки сообразительности.
Дома у Юры они постарались незаметно проскочить в его комнату. Соседка возилась на кухне и на их приход не обратила внимания. Маринка впервые была у Юры в гостях. Она быстрым взглядом окинула его комнату и констатировала:
– Ты знаешь, у тебя совсем неплохо. У холостых мужчин в квартире вечно чего-нибудь не хватает, то пепельницы, то кровати, то окна вместо штор газетами завешены. А у тебя в принципе все есть. Телевизор, правда, не очень, шторы на окнах лет десять не стираны, стекла грязные, пыль кругом. Интересно, а как ты умудряешься в книжном шкафу одежду хранить?
– Зато очень удобно, видно, что на какой полке лежит.
– А телефон у тебя под столом зачем стоит? Там его законное место?
– Да. Это чтобы случайно не наступить, – объяснил Юра. – Я пойду поставлю чайник.
Он вышел на кухню и поздоровался с соседкой. Соседка – молодая женщина лет двадцати семи, занятая многочисленными кастрюлями и сковородками, – не обратила на его «здравствуйте» никакого внимания. Юра взял в руки чайник, набрал в него воды и неуверенно посмотрел на газовую плиту. Все конфорки были заняты. Соседка посмотрела на Юру злым взглядом и освободила одну конфорку.
Юра поставил на нее чайник и под злым взглядом соседки открыл свой стол. Он достал оттуда сахарницу и две чашки. Взгляд у соседки стал подозрительным. Юра отнес чашки, ложки и сахарницу в свою комнату.
Маринка уже успела включить телевизор и, сидя на диване, смотрела какой-то концерт.
– Я сейчас, – сказал Юра.
Он разрезал торт. Пошел на кухню и под недремлющим подозрительным взглядом соседки заварил чай.
Юра вернулся с чайником в комнату и разлил чай по чашкам. Они долго молча смотрели телевизор, ели торт и пили чай. Юра чувствовал, что нужно что-то говорить, вести себя как-то необычно, но не знал, с чего начать. Маринка искоса посматривала на него любопытным взглядом, и на ее губах играла чуть заметная улыбка.
После четвертой чашки чая Юра наконец решился. Он поставил чашку на стол и осторожно погладил Маринку по волосам. Маринка отстраняться не стала. Она на какое-то мгновение замерла, потом повернула к Юре лицо, несколько секунд смотрела ему в глаза, решительно положила руку на Юрино плечо и поцеловала его в губы.
Они долго целовались.
Устав от поцелуев, Юра тяжело вздохнул и сказал:
– Знаешь, я давно хотел тебя поцеловать, но боялся.
– Из двоих кто-то один всегда должен оказаться решительным, – улыбнулась Маринка. – Иначе человечество просто бы вымерло.
Она громко и весело рассмеялась своей шутке.
Моментально открылась дверь и на пороге комнаты показалась Юрина соседка. Она свирепым взглядом уставилась на Маринку и громко заявила:
– А, теперь ты женщин стал водить?! Здесь что, публичный дом?! Мало того что я после твоего чайника газовую плиту на кухне мою, так теперь ты женщин чаем поишь! У меня маленький ребенок, а твои бабы какую-нибудь заразу занесут!
– Что?! – несказанно удивилась Маринка.
– Маша, опомнись, – попытался угомонить соседку Юра. – О чем ты говоришь? Какие женщины? Мы с Мариной старые друзья.
– Она здесь прописана?! – разъярилась еще больше соседка. – Какое она имеет право здесь находиться? Я за свои вещи боюсь.
– И ты это так спокойно выслушиваешь?! – не выдержала Маринка. – Меня у тебя на глазах оскорбляют, а ты молчишь?
Юра нерешительно открыл рот. Маринка схватила свою сумочку, отстранила соседку, стоящую в двери, и быстро вышла из квартиры. Юра бросился вслед за ней.
– Вот видишь, она меня толкнула! – закричала ему вдогонку соседка. – Я в милицию заявлю.
Юра догнал Маринку на остановке автобуса. Он подошел к ней, взял за руку и хотел что-то сказать. Маринка резко повернулась. В ее глазах Юра прочел неприкрытую злость.
– Ты не мужчина! – резко бросила ему в лицо Маринка и вошла в открытую дверь автобуса.
Автобус закрыл дверь и уехал. Юра остался стоять столбом на автобусной остановке. Стоял так несколько минут. Внезапно Юра с ужасом понял, что практически не испытывает никаких эмоций. Ушла Маринка, ну и что? Хотелось сейчас вернуться домой и завалиться спать. Даже с соседкой не было никакого желания ругаться. Неужели он в самом деле не мужчина?!
Подошел следующий автобус. Он открыл двери, и первый же человек, который оттуда вышел, – молодой мужчина с дипломатом в руке обнял Юру и радостно сказал:
– Ба, да ты меня, оказывается, встречаешь!
Перед Юрой стоял Славка Клепин. Они учились вместе в одной группе в институте. Славка успел еще до института отслужить в армии и был на четыре года старше Юры. В институте Славка звезд с неба не хватал, учился так себе, но славился своим крутым и решительным характером. Достаточно сказать, что последние три года Славка был бессменным командиром факультетского строительного отряда. Его отряд стабильно держался на первом месте по всем показателям, а о стройотрядовских заработках в студенческой среде слагались легенды. После окончания института Славку направили в какой-то НИИ, но неожиданно для всех он очутился в Министерстве газовой промышленности и, говорят, быстро делал там карьеру.
– Славка?! – удивился Юра. – Ты как здесь оказался?
– Приехал в командировку. В Ленинграде есть филиал нашей конторы.
– Мингазпрома?
– Да, его, родимого. Посмотрю, чем они тут занимаются, устрою небольшой нагоняй и надаю мудрых советов. Потом зайду на твой завод. Как представитель заказчика, кое о чем переговорю с администрацией. Так, по мелочи, всего миллионов на шесть.
– Хороши же твои мелочи.
– Чепуха. Ладно, принимай гостей. Надеюсь, старого друга на улице не оставишь?
– Конечно, не оставлю. Только…
– Что я слышу, неужели у тебя дома женщина? – хмыкнул Славка. – Не бойся, я к стенке отвернусь.
– Да нет, – замялся Юра, – не женщина. Видишь ли, соседи…
– А ты там разве не хозяин? Или комнату снимаешь? Узнаю Степанова. Как был рохлей, так им и остался. Пошли, не боись, пусть нас боятся.
Они вошли в Юрину квартиру. Славка саркастически осмотрел комнату и сказал:
– Ну и конура у тебя. Неужели не мог ничего другого выбить?
– У многих наших и этого нет. До сих пор ждут.
– Инфантильный инженер пошел, – пожал плечами Славка. – Я вот недавно на двоих с женой двухкомнатную квартиру получил. Ничего, жить можно.
– Зато у меня пятнадцать минут езды от Невского проспекта. А тебе, наверное, дали далеко от центра, где-нибудь в Чертанове или Орехово-Борисове.
– Почти угадал. На Кутузовском проспекте.
Славка, видя удивленное Юрино лицо, громко рассмеялся. Тотчас же открылась дверь, и на пороге показалась соседка.
– Ага, я только что какую-то стерву из квартиры выгнала, так теперь он алкаша привел! – кровожадно заявила она. – Чтобы духу его здесь не было через две минуты!
После этих ее слов рассвирепел даже добрый от рождения Юра. Он глухо зарычал и двинулся на соседку. Славка успел его остановить. Он встал между Юрой и соседкой и, ухмыляясь, спросил:
– Юра, а это что за чудо?
– Моя соседка по квартире, – прорычал тот.
– А почему оно вваливается в твою комнату без стука? Оно что, не признает правил советского общежития? А если в комнате джентльмены без смокингов сидят или заняты доверительной беседой, не предназначенной для чужих ушей?
– Саша, – громко крикнула соседка. – Иди сюда! Тут какой-то алкаш меня оскорбляет.
На призывные звуки, издаваемые соседкой, появился ее муж – детина метра под два ростом. Он вошел в Юрину комнату и встал в позу боксера.
– Я сейчас милицию вызову, – заявила соседка.
– В этом вы совершенно правы, – согласился Славка. – Таким, как вы, место в КПЗ. Вызывайте.
Соседка схватила телефон и стала набирать номер. Славка понял, что дело зашло слишком далеко, и спросил:
– Кто у вас участковый?
– Капитан милиционер, – визгливо сказала соседка.
– Вот что, ребята. Бросайте свои дурацкие шутки. Если сюда появится капитан, я с ним быстро общий язык найду.
Он засунул руку в нагрудный карман пиджака и вынул оттуда свое министерское удостоверение. Красная книжка с крупным гербом подействовала на соседку отрезвляюще, она положила трубку. Ее муж продолжил хорохориться.
– Я в гробу видел такие удостоверения, – сказал он.
– Ах вон оно что, – криво усмехнулся Славка. – Тогда эти слова тебе придется повторить участковому. Юра, какой у него номер телефона?
Сосед опустил руки.
– Итак, злостные нарушители правил советского общежития и общественного порядка, предупреждаю, – спокойно сказал Славка. – Если Юра хоть раз пожалуется, что вы его притесняете, вам будет плохо. Драться я с вами не буду, но другие методы для вас у меня найдутся. Схвачу, как котят, за шкирку и отведу обоих в милицию. Вам будет очень, очень плохо. Для начала гарантирую пятнадцать суток, а там видно будет. Вопросы имеются?
Соседи боком-боком вышли из Юриной комнаты.
– Удивляюсь я, глядя на тебя, – сказал Славка. – Неужели так сложно поставить на место зарвавшихся нахалов?
– Тебе хорошо. У тебя вон какое удостоверение есть.
– Дело не в удостоверении. Скажи, кем работают твои соседи?
– Он мясник, она автобусный контролер.
– А ты инженер, специалист с красным дипломом. Неужели ты думаешь, что участковый деревянный и не понимает, с кем имеет дело?
– Никогда не связывался с милицией, – замялся Юра.
– Напрасно, хорошие и нужные ребята. Или ты в самом деле сюда алкашей таскаешь?
– Что ты! Ты же знаешь, я совсем не пью.
– Что-то мы с тобой разговорились о тоскливых материях. Расскажи лучше, как твоя суперсовременная система регулирования поживает? Сделал уже? Проходит опытно-промышленные испытания? Да и кандидатская, наверное, уже в кармане?
Юра тяжело вздохнул.
– Что? – не понял Славка.
– Никак все это не поживает. Я работаю мастером в цеху.
– У вас в отделе кадров идиоты сидят, что ли? – удивился Славка. – Уникального специалиста засунули в цех мастером!
– А что оставалось делать? В КБ не оказалось для меня ставки.
– И ты за четыре года работы не смог выбить себе ставку инженера? – еще раз удивился Славка.
– Мог. Два года назад мне предложили сто пятнадцать рублей в КБ. Представляешь, что это такое? В цеху у меня худо-бедно, но сто пятьдесят – потолок для мастера на нашем производстве. Концы с концами удается сводить.
– А у тебя куча детей мал мала меньше? Плюнул бы на все, положил зубы на полку, кое-как прожил бы и на сто пятнадцать.
– Есть и еще одна причина. За четыре года работы мастером я настолько отупел, что ничего не смыслю в регулировании.
– Да, это причина серьезная, – после короткого раздумья сказал Славка. – И что собираешься дальше делать?
– Пока не знаю. Обещали должность старшего мастера.
– Потом должность начальника участка, – продолжил Славка, – начальника цеха и так далее. Это ты, с твоим-то характером, собираешься идти по административной линии? Да тебя по дороге съедят и костей не оставят.
– А что делать?
– Ладно, утро вечера мудренее. Завтра посмотрю, как ты работаешь. Может быть, на работе ты совсем другой.
Они еще немного поговорили о том о сем. Вспомнили студенческое житье-бытье. Но скоро Юра, смертельно уставший после работы, стал клевать носом и заснул, не закончив фразу. Славке только и оставалось, что сделать то же самое.
Утром они подъехали на трамвае к заводу, на котором работал Юра.
– Ну ладно, ты иди к себе в цех, – сказал Славка, – а я зайду сначала в гости к директору.
– У директора сегодня, по-моему, неприемный день.
– Ничего, меня примет.
– А тебя на завод пустят? У тебя же пропуска нет.
– Меня везде пускают, – улыбнулся Славка. – Ну давай. Я к тебе еще забегу в цех.
Они разошлись в разные стороны. Юра вошел в цех, переоделся в раздевалке и вышел в цеховой пролет. Нужно запускать смену. Каждому рабочему нужно объяснить, что сегодня он должен делать, и предоставить фронт работ. Дело было привычным, и Юра справился с ним минут за двадцать. Потом они с распредом планировали дальнейшую работу. Занятие это сегодня оказалось неприятным. Не потому, что было тяжело составить план, а из-за отсутствия транспортировщика. Каждую деталь, которую Юра планировал запустить в производство, он должен был сам подвезти к станку. А это сотни килограммов и тонны железа. Если же учесть, что обязанности мастера на время перевозок с него никто не снимал, то становилось понятно, что Юра и сегодня домой еле приползет.
Потом прошло совещание на повышенных тонах у начальника цеха. Кто-то опять что-то не выполнил, недодал.
Потом начальник цеха ушел на оперативку к директору завода. Юра отправился на участок возить заготовки и ждать возвращения начальника цеха. Тот после оперативки обычно прибегал взвинченный, срочно собирал свое совещание и на нем распределял среди подчиненных часть пряников, полученных им от директора. После этого работа переходила в свой обычный задерганный, бестолковый ритм. И такое творилось каждый день.
В этот день начальник прибежал с оперативки раньше обычного. Он наткнулся на Юру, везущего тележку с заготовками, замахал руками и быстро заговорил:
– Снимай, к чертовой матери, со станков всю работу и запускай двадцать пятое изделие.
– А это еще зачем? – возмутился Юра. – У меня уже смена распланирована и работает. Совершу постепенный переход.
Он только представил, сколько лишних тонн железа придется перевезти, и ему заранее стало плохо.
– Сегодня на оперативке у директора, – стал объяснять начальник цеха, – появился представитель заказчика. Мужик крутой, он сразу заявил, что сроки поставки двадцать пятого изделия нами сорваны и, если через неделю мы не уложимся в график, к заводу будут применены санкции. Он как назвал цифру штрафа, так нам всем плохо стало. Директор приказал немедленно исправлять положение. А в нашем цеху оно самое плохое. Так что запускай изделие.
– Хоть бы пару человек мне в помощь подбросили, – сказал Юра. – Тяжело ведь. Мне одному не справиться.
– Хорошо, я поищу, – пообещал начальник и вдруг, изменившись в лице, сказал: – О, я пошел. Сюда идет тот самый представитель заказчика. Какого черта его занесло в наш цех?
Он быстро пошел к себе в кабинет. Юра обернулся и увидел, что к нему направляется Славка. Чудеса! Вот кого, оказывается, послушался грозный директор завода.
– Славка, – удивленным голосом спросил Юра, – это ты на совещании у директора перепугал всю администрацию?
– Я, – спокойным голосом ответил Славка.
Посмотрев на Юрино занятие, он тоже очень удивился:
– А ты новую специальность осваиваешь? Мастер-тачечник?
– Если бы осваивал, – тяжело вздохнул Юра. – Я к ней уже привык. Отбери у меня тележку, так я вроде бы и не на работе.
– Заведи специального человека. Пусть он детали возит.
– Где же его взять? Подсобных рабочих не хватает, вот и приходится мастерам за них работать.
– Я уже привык, что во многих НИИ картошка, овощебаза и прочее удовольствие на инженерах держится. Там без высшего образования метлу в руки не доверят. Но чтобы непосредственно на производстве?! Как на тебя после этого рабочие смотрят?
– Вот так и смотрят.
– Интересно, – задумчиво произнес Славка, – а это твой начальник цеха от меня убежал?
– Да.
– Почему же он тележку не возит? Или такую вещь у вас доверяют только специалистам с красным дипломом?
– Славка, не издевайся, и без тебя тошно.
– Ладно, не обижайся. Покажи лучше свое чудо-производство. Может, я для себя какой-нибудь опыт почерпну.
Они прошлись по цеху. Славка, кипучий по натуре человек, лез буквально в каждую дырку и засыпал Юру кучей вопросов. Но при виде оборудования и технологии взгляд у него становился все удивленнее и удивленнее. У одной группы станков он ошарашенно остановился, долго на нее смотрел и вдруг, перекрывая шум станков, громко расхохотался на весь цех.
– Ребята, вы что, обалдели? – давясь хохотом, еле выговорил он. – Трофейные немецкие станки, эхо войны! И это в Ленинграде!
– Ну и что? – не понял Юра.
– А со времен Кулибина и Ползунова у вас ничего не осталось?
– Не ерничай, ты на производстве, а не в музее.
– Что-то слабо верится. И что, неужели на этих развалинах план даете?
– Да, почти всегда. Тяжело, правда, но вытягиваем.
– Вот что, Юра, – Славка стал серьезным. – Я тебя хорошо знаю и знаю, что к каждому делу ты подходишь серьезно, со всей ответственностью. Свали на тебя самую безнадежную затею, и ты из кожи вон будешь лезть, стараясь ее выполнить. Так и здесь, я чувствую, получилось. Вытягиваешь план при недостатке рабочих и устаревшем оборудовании. Но это можно практиковать там, где плюшевых мишек делают, а не турбины. Серьезное производство, здесь не место подобному энтузиазму. Ты хоть понимаешь, что этим только вред наносишь?
– До меня что-то не доходит.
– Очень просто. Хорошо, рабочие, допустим, сейчас везде дефицит. Но оборудование! Ты на старье вытягиваешь план. Руководство, очевидно, решило, что в цеху все нормально, раз он план дает. В результате затягивается реконструкция, а вы чуть ли не каменным топором турбинные узлы делаете. Я понимаю, что русский мужик топором может избу срубить, потом им же ложки вырезать, а потом этим же топором турбину делать. Но на дворе двадцатый век, и не смешите людей, ребята. О какой надежности турбин можно говорить, когда они сделаны таким вот образом? А потом эксплуатация не знает, в какую сторону бежать от вашей машины. Это турбины, на них бывают аварии, и с человеческими жертвами.
– А что делать?
– Проявить принципиальность и характер. Для начала довести до сведения администрации и парткома, что в цеху сложилась ненормальная ситуация. Если это не поможет, работать, как положено по должностным инструкциям и технологии, без авралов и «ура!». Сорвать таким образом пару раз заводской план. Вот тогда все забегают.
– Да ты просто махновец какой-то. Срыв заводского плана? Это, знаешь ли, чревато.
– Боишься? Вот поэтому я и говорю, что администратор из тебя не получится. Не твое это дело. Бросай все, к черту, переходи на конструкторскую работу.
– Думаешь, там лучше? Ни черта не платят. Картошка, овощебаза, подсобное хозяйство, панель – все на инженерах. А после всех этих дел беги бегом, Америку догоняй. Разве это не смешно?
– Печально, конечно, – согласился Славка. – Но совесть у тебя есть или нет? Катаешь по цеху тележку и доволен? Если все специалисты с красными дипломами тележки катать будут, до чего мы дойдем? Опять за границу пеньку и деготь продавать будем, как при царизме. Ты же инженер. Зачем государство на тебя деньги тратило? Плевать, что не платят. Занимайся своим делом. Нам нужна твоя система регулирования, вот и делай ее.
– Не знаю я, зачем на меня государство деньги тратило, – зло сказал Юра. – Теперь я новую систему регулирования не сделаю. Мне бы вместо тележки электрокар выдали, вот это было бы здорово.
– Ты это серьезно? В самом деле не хочешь работать конструктором?
– Слушай, иди ты к черту. Не трави душу. Неужели я бы отказался от инженерной работы? Только кому нужен такой отупевший специалист? Начинать с нуля?
– Вот оно что. Рано ты на себе крест ставишь. Я подумаю, что нам с тобой предпринять.
– Славка, вот ты приехал на два дня в Ленинград. Ну посмеешься надо мной, ну расскажешь друзьям, они посмеются. А ведь ничего это не изменит, и мне здесь дальше работать. Извини, я сейчас занят, у меня участок. Ты на оперативке у директора сказал несколько слов, а мне ломать весь цикл на участке и своими руками железо таскать.
– Странный ты человек, Юрка. Хорошо, не буду тебе мешать. Я поеду в наш филиал, там, наверное, меня уже заждались. Но учти:
Клепин слов на ветер не бросает. Я обещал подумать, значит, сделаю. Согласен?
Юра пожал плечами.
– Забегу в конце дня, – сказал Славка и ушел из цеха.
Оставшаяся часть смены была для Юры настоящей каторгой.
Пришлось доставлять к станкам детали двадцать пятого изделия. Обещанных в помощь начальником цеха двух человек он так и не получил. Ворочал железо сам. Потом ломал технологический цикл на участке. Рабочие с очень большой неохотой перестраивали свои станки. Их можно было понять: они теряли в заработке. Пришлось буквально каждого уговаривать и что-то ему обещать. После таких дней не то что работать, жить не хотелось.
«Удружил Славка», – со злостью думал Юра.
Славка появился за полчаса до окончания смены. На его лице играла веселая улыбка. Смертельно уставший Юра, который в это время утрясал конфликт, возникший в одной из бригад, при его виде не проявил бурных эмоций. Хотелось побыстрее уйти домой и лечь на диван.
– Кончай трудиться, – весело сказал Славка. – Ставь-ка лучше вот сюда подпись.
Он развернул перед Юрой небольшой разграфленный лист бумаги. На нем было что-то написано и стояли две чьи-то подписи.
– Что? – не понял Юра.
– Да я смотрю, ты здесь уже и грамоте разучился, – рассмеялся Славка. – Тогда ставь вот сюда крестик или большой палец приложи.
– Что это?
– Балда, это переводка. Тебя берут старшим инженером технадзора в филиал нашей конторы. Оклад сто шестьдесят рублей плюс сорок процентов прогрессивки. Не слабо?
– Что я там буду делать?
– Инспекционные проверки газоперекачивающих компрессорных станций. Будешь ездить по всему Советскому Союзу по газопроводам и разгоны устраивать. Надеюсь, что такое турбины, ты еще не забыл?
– Нет, не забыл.
– Тогда подписывай. А то народ уже и так ворчит. Директор нашего филиала попытался высказать, что должен сначала с человеком поговорить, прежде чем его на такую должность брать. Пришлось немного объяснять. Подписал. Начальник вашего отдела кадров заявил, что я нарушаю порядок. Должна стоять сначала твоя подпись, потом уже всех остальных. Пришлось тоже растолковывать человеку и немного нажать. Тоже подписал. Так что не нарушай порядок и ставь свой крестик.
Юра расписался.
– Чуть не забыл, – спохватился Славка. – Тут нужна еще подпись твоего начальника цеха. Пошли к нему.
– Бесполезно. Он не подпишет.
– А это мы еще будем посмотреть.
Они вошли в приемную начальника цеха. Секретарь попыталась не пустить их в кабинет.
– У начальника сейчас совещание, – сказала она.
Но Славку было так же бесполезно останавливать, как и танк голыми руками. Он мило улыбнулся секретарше, погладил ее по щечке и сказал:
– Мы ненадолго. Видите, я даже шляпу не снял.
Девушка онемела от такого поведения и с недоумением посмотрела на Славкину голову, на которой не было никакой шляпы. Славка решительно открыл дверь и вошел в кабинет. Юра развел руками перед секретарем и пошел за Славкой. В кабинете в чадном табачном дыму начальник цеха, начальник ВПП, начальник ПРБ и начальник БИХ, склонившись над чертежами, решали какую-то проблему. Начальник цеха поднял голову от чертежей и уже хотел высказать свое обычное строгое «я занят», но узнал Славку и смешался.
– Прошу прощения, что без приглашения, – весело улыбаясь, сказал Славка. – Я у вас много времени не займу. Всего одна подпись. Секундное дело.
Он протянул начальнику переводку. Тот посмотрел на нее и твердо сказал:
– Нет, я не подпишу.
– Есть какие-нибудь веские причины?
– Да. У меня мастеров и так не хватает, а вы хотите забрать человека, да еще переводкой. Я пока еще с ума не сошел.
– Вы видите, что здесь стоит подпись вашего начальника отдела кадров? В ближайшее время вам кадры пришлют человека.
– Все равно не согласен. Нового человека нужно сначала учить. Хоть ставьте к стенке, не подпишу.
– К стенке? – переспросил Славка. – Прекрасно. Такие услуги наша фирма выполнить может.
Он снял трубку со стоящего на столе телефонного аппарата.
– Какой номер телефона директора завода?
Начальник цеха на какое-то время замешкался. Потом, сделав недовольное лицо, поставил подпись.
– Вот видите, как просто, – улыбнувшись, сказал Славка, – и заняло совсем мало времени. Приятно иметь дело с решительными, оперативными людьми.
Славка взял переводку и, кивнув сидевшим за столом удивленным начальникам, пошел к двери. Не сказавший ни единого слова Юра молча последовал за Славкой. На пороге кабинета Славка не удержался. Он повернулся к начальнику цеха и высказался:
– А тележку вы и без Степанова возить сможете. Вон у вас сколько народу, и учить никого не нужно. Товарищи, очевидно, умеют, не так ли? Да и у вас самого, наверное, диплом о высшем образовании имеется.
Когда они вышли в цеховой пролет, Юра спросил у Славки:
– Зачем ты с ним так? Он очень порядочный человек.
– Порядочный? Знаешь сколько я таких порядочных с должностей поснимал? Сидит в кресле начальника, а в цеху бедлам. Вместо того чтобы заняться реконструкцией и реорганизацией, затыкает дырки. Для него главное – показатели, и плевать, какой ценой они достигаются. Да он просто карьеру делает, а ты ему своей тележкой в этом благородном деле помогаешь. Жаль, что это не мое ведомство, я бы его быстро к ногтю. А на чужой кухне горшки бить пахнет дурным тоном. Впрочем, не поленюсь, схожу в заводоуправление. Пусть обратят внимание, кто у них в должности начальника цеха обретается. В цеху черт его знает что, а руководство об этом не знает, партком не знает. Я тут уже успел кое с кем переговорить. Люди удивляются так, как если бы я им самые невероятные вещи рассказывал. Да и боится он всего на свете. Клюнул на дешевый прием с телефоном. Что за руководитель такой? Таких гнать надо. Но в заводоуправлении поговорю потом, а сейчас поехали в наш филиал. Через час пятнадцать минут они заканчивают работу, а тебе еще нужно познакомиться с тамошним начальником.
– Слав, обожди минут двадцать. Я вторую смену запущу, и поедем.
Славка удивленно посмотрел на Юру:
– Ты что, обалдел или читать не умеешь? Ты хоть посмотрел, какое число в переводке стоит?
– Нет, – признался Юра.
– Сегодняшнее. С этого дня ты работаешь в другом месте. И будь добр, слушайся приказаний своего начальства. А твое начальство – это я. Поехали.
– Хорошо, только переоденусь.
В мингазпромовском филиале директор, уже пожилой седой человек, внимательно посмотрел на Юру, приветливо ему улыбнулся и пожал руку.
– Хорошие специалисты нам нужны, – сказал он. – Насколько я помню, с красным дипломом у нас на все предприятие один-два человека, не больше. А у вас за спиной еще и четырехлетний стаж работы на турбинном заводе. Это будет хорошая помощь нашему предприятию.
– Я вам плохого специалиста рекомендовать не стану, – сказал Славка.
Юра обернулся и посмотрел на Славку. На Славкином лице не было и тени улыбки. Директор предприятия тоже не шутил. Юра понял, что отношение к нему здесь самое серьезное и это отношение нужно будет оправдывать.
Занятый мыслями о Юре Степанове Виталий Верховцев пригрелся на сиденье и как-то незаметно для себя уснул. Проснулся он оттого, что кто-то потряс его за плечо. Виталий открыл глаза, перед ним стоял контролер.
– Предъявите ваш билет, – строго произнес контролер.
– Нет у меня билета.
– Тогда платите штраф.
– Если у меня нет денег на билет, откуда у меня возьмутся деньги на штраф?
– Тогда предъявите паспорт.
– Паспорта у меня тоже нет.
– Придется вам покинуть поезд.
– А если я не захочу покидать поезд?
– Придется.
Контролер схватил Виталия за локоть и легко сдернул его с сиденья. Бог силушкой парня не обидел, и Виталий, пролетев метра полтора, ударился о соседнее сиденье.
– Разве можно так обращаться с человеком? – громко сказала старушка, сидящая напротив.
– Это человек?! – возмутился контролер. – Денег нет, билета нет, паспорта нет. Да он наверняка еще и какой-нибудь заразой болеет и вам инфекцию передаст. Я же, граждане, для вас стараюсь, чтобы вы могли спокойно в поезде ехать. Да он, скорее всего, вор или преступник.
Виталий большую часть распространений уже не слушал. Он почувствовал, что начинается приступ, и бросился к выходу. К счастью электричка остановилась, и Виталий выскочил на платформу. Он, нервно подергиваясь, прошелся по платформе, заметил скамеечку и сел на нее. Вот же черт, ведь еще позавчера он мог бы при желании машину купить, а сегодня денег на билет нет.
Нервы продолжали вибрировать, как натянутые струны. Как же их успокоить? Но слава богу, повезло, неуправляемый приступ не начался. На этот раз повезло. А что могло бы произойти?..
Да ничего страшного. Даже драки не было бы. Ну схватил бы он этого контролера на шиворот, крепко тряхнул. Подбежали бы еще двое контролеров, взял бы за шкирку и их. Вытащил бы в тамбур, поставил в угол. Контролеры до этого наверняка бы успели вызвать наряд милиции. Отобрал бы у ментов оружие, разрядил его. Потом вернул бы им оружие. Поставил бы и блюстителей порядка в угол. На остановке выкинул бы на платформу всю компанию, а сам поехал дальше. Вот и все. Может быть, и не стоило себя сдерживать? По крайней мере нервы получили бы столь необходимую для них сейчас разрядку.
А может, ему в бандиты пойти? В милицию не возьмут, а в бандиты – запросто. У него здорово бы все получалось. Только нужно ли это самому Виталию? Тоже мне, Рэмбо, Стивен Сигал, Джеки Чан и весь убойный отдел с «Улицы разбитых фонарей» в одном флаконе… Даже круче…
Нет. Каким бы боком ни повернулась к тебе судьба, нужно оставаться порядочным человеком.
Нервы продолжали гудеть. Виталий поднял глаза и прочел название станции: Абрамцево. Тьфу ты, черт! Судьба над ним издевается, что ли? Виталий знал, что в Абрамцеве находится местный психдиспансер. Во как жизнь за него распорядилась: есть шизофреник, есть диспансер, иди жалуйся на слабое здоровье, и тебя надолго закроют, обеспечив полным пансионом. Боже, да что же это такое?! Когда-то Виталию одна хорошая знакомая – журналистка и очень набожный человек Валя Грачева высказала глубокую мысль: «Бог наказывает тех, кого очень любит. Им он посылает испытания, чтобы они еще тверже стали в своей вере». «Господи! – подумал Виталий. – За что же ты меня, грешного, так крепко любишь? За что посылаешь такие нечеловеческие испытания и столь суровые наказания?!»
Нужно заметить, что у Виталия с Богом и церковью сложились весьма своеобразные отношения. Нет, он был крещеным, православным и глубоко верующим человеком, убежденным, что все живое на Земле создано Богом. Но дальше этой убежденности дело как-то не пошло. Да и чего ждать от человека, который всю жизнь изучал не Закон Божий, а историю партии и научный коммунизм? Одних госэкзаменов по этим предметам он сдал несчетное количество, а сверху прихлопнул кандидатским минимумом. Как тут не поверишь в ум, честь и совесть нашей эпохи? Виталий когда-то пытался заполнить пробелы в своем религиозном образовании и начал читать Новый и Ветхий Заветы, но его душа пришла от этого только в смятение, а мозг сделал попытку закипеть. Он привык читать научные книги и следовать их строгой, железной логике, когда одно вытекает из другого, и с этой же меркой подошел к Заветам. Чуть ли не сразу он нашел в них столько логических несуразиц, нестыковок и откровенных глупостей (с научной точки зрения), что остановился и стал думать: что же делать дальше? Чем больше думал, тем больше запутывался. В конце концов пришел к выводу: может, оно, конечно, все так и было, как написано в Писании, но связь человека с Богом давно утеряна, иначе Господь давно бы отредактировал свои основные книги, в которые куча разных переписчиков насажали огромное количество ошибок.
Этот вывод просто потряс Виталия. Следующий его вывод логически вытекал из первого: раз уж у человека нет связи с Богом, то и у церкви ее тоже нет. А раз так, церковь – это огромная структура, которая живет и процветает неизвестно для каких целей. И что из этого следует?.. Да ничего…
Если чего-то до конца не понимаешь, то вовсе не стоит объявлять это что-то в корне неправильным. Поэтому у Виталия к церкви отношение было примерно такое: верю не верю, но побаиваюсь.
Правда, в Бога Виталий все же верил, а вот весь церковный антураж переносил с большим трудом. В церковь он еще мог зайти, чтобы посмотреть на иконы, полюбоваться интерьером, но не более того. Чтобы встать на колени – об этом не могло быть и речи, невозможно было даже заставить себя перекреститься. Виталий приходил в ужас лишь от одной только мысли, что нужно целовать какой-нибудь образ или раку с мощами. Это же сплошная антисанитария и прямой путь к инфекционному заболеванию! А церковная терминология просто не укладывалась у него в голове. Ему достаточно было того, что церковь постоянно твердит о спасении души. В одном этом слове «спастись» у Виталия укладывалось сразу несколько значений, и одно из основных – спрятаться, сбежать с поля боя и так далее, а это было вовсе не в характере Виталия.
Храм, который чаще всего посещал Виталий, – Александро-Невская лавра. Он заходил туда, чтобы посмотреть на могилы известных людей, полюбоваться иконостасом, иногда послушать церковный хор. Но службы не посещал. Прихожане, да и батюшки каким-то образом чувствовали в нем чужака. (Да и немудрено. Если человек не крестится и не становится на колени, то кто он?) А в том, что это была именно лавра, не было ничего удивительного. Как известно, во времена становления советской власти считалось хорошим тоном отбирать помещения у церкви и размещать в них какие-нибудь чисто светские предприятия, например винные и строительные склады, а также мыльно-пильные заводы. Считалось, что обществу от таких реформаций сплошная польза. Славный город Питер в этом вопросе оказался одним из самых продвинутых. Часть помещений лавры была отдана Центральному котлотурбинному институту. Симбиоза между молитвами, котлами и турбинами так и не получилось, но два различных учреждения уживались на одной территории вполне мирно.
Виталий по служебным делам частенько бывал в ЦКТИ, иногда заходил и в лавру. На этом и заканчивались все его религиозные отправления…
Мысли о религии, как ни странно, немного успокоили Виталия. Но не до конца. Нервная дрожь все никак не проходила. Виталий знал, что это может растянуться надолго. Лишь бы не было нервного срыва. Когда у него был первый серьезный срыв? После командировки в Харьков. После второй командировки в Харьков.