Снег, газ и стальные трубы. Московский прохожий (А. И. Марченко-Калашников, 2017)

Московский прохожий

Конец сентября. На улице уже становилось довольно прохладно и дул небольшой ветерок. Хорошо, что хоть дождь не шел, а то было бы совсем тоскливо. Виталий посмотрел на три помпезных здания на Комсомольской площади. Три вокзала. Ехать он никуда не собирался, и делать ему тут, конечно, решительно нечего. Но нужно куда-то деться, хотя бы спрятаться от этого неприятного ветерка. Где бы пристроиться, хотя бы просто присесть? Он прошел мимо киосков вдоль прозрачной стенки, отделяющей платформы Ярославского вокзала от узкого прохода на привокзальной площади. В конце стенки на асфальте сидели несколько бомжей. Они что-то пили, ели и тихо переговаривались между собой. Виталий остановился немного в стороне и посмотрел на них.

Люди как люди. Где-то обитают, чем-то питаются, как-то живут. Чего их так все побаиваются? Виталий вспомнил, как он в командировке на севере застрял в небольшом аэропорту. В аэропорт он прилетел на самолете Ан-2 местной авиалинии. Дальше самолеты не летали, и его должен был забрать вертолет. Но вертолет почему-то не появился, и Виталию пришлось заночевать в поселке. Хорошо сказано: заночевать. Но где? Поселок маленький, гостиницы нет даже для специалистов из Газпрома, а на улице минус тридцать. Да в этом поселке, похоже, вообще ничего не было, кроме нескольких домиков и деревянного здания, которое и аэропортом-то грех назвать. Виталий уточнил у начальника аэропорта, что вертолет за ним прилетит только утром, и расположился на одной из многочисленных неудобных скамеек. Плевать, закалка мингазпромовского профессионального командированного и здесь не подведет, как-нибудь переночуем. Термос с горячим кофе, несколько бутербродов, книжка, сигареты… Что еще командированному нужно?

Он уже растянулся во весь рост на скамейке, открыл книгу, как входная дверь открылась и в зал ожидания в клубах пара вошли сразу четверо бичей. Здоровенные мужики в полушубках. Виталий сразу почувствовал себя крайне неуютно. Северный бич – человек непредсказуемый. Но бичи вели себя вполне мирно, сели на скамейки и стали растирать замерзшие лица и руки.

Из своего кабинета вышел начальник аэропорта. Он был уже тепло одет, явно собирался домой. Начальник неодобрительно посмотрел на бичей и недовольно проворчал:

– Опять появились.

– А куда же нам деваться, Алексей Петрович? – сказал один из бичей. – На улице вон какой мороз.

– Ладно, – хмуро проговорил начальник порта, – оставайтесь. Но если хоть что-нибудь, хоть самую малость устроите, всех на улицу выгоню, а порт на замок закрою. Усекли?

– Будь спокоен, Алексей Петрович. И сами ничего не устроим, и другим не позволим.

Начальник ушел, Виталий продолжил читать книгу, вполглаза наблюдая за бичами. Те достали из сумки кусок хлеба, вяленую рыбу и стали все это грызть, запивая водой. Поели, немного поболтались по залу ожидания. Остановились у весов, на которых взвешивают багаж. Посмеялись. По очереди взвесились. Один из бичей подошел к Виталию и сказал:

– Пойди тоже взвесься.

Виталий пожал плечами, пошел и взвесился.

– Вот и познакомились, – рассмеялись бичи. – Да ты нас не бойся. Мы никого не трогаем, мы смирные. Работы сейчас нет, вот и болтаемся где придется.

На этом все разговоры закончились.

– Все, мужики, пора спать, – сказал кто-то из бичей.

Виталий огляделся. Скамеек явно на всех не хватало. Мужики увидели его растерянный взгляд и рассмеялись:

– Мы у пассажиров места не отбираем. Настоящий бич спит на полу.

Далее последовала такая процедура: бичи спали на полу по двое, один полушубок расстилали, другим накрывались. Мужики, наверное, сильно устали, потому что заснули почти моментально. Да и Виталий тоже недолго мучился бессонницей: перелеты и переезды его изрядно вымотали.

Утром, когда Виталий проснулся, бичей уже не было. И ничего не пропало. Бичи за собой даже пол подмели.

Виталий продолжал смотреть на бомжей с Ярославского вокзала. Ночуют же они где-то? Может, в укромном месте под платформой или еще где-нибудь? Неужели для него у них места не найдется? Бомжи обратили внимание на странного человека, уставившегося на них, и стали с осторожным интересом его рассматривать.

– Ты вот что, мужик, – произнес один из них. – Ты к нам не примазывайся. Мы тебя в свою компанию не возьмем. Тут все люди честные, и преступников нам не нужно. От тебя тюрьмой пахнет.

Виталий согласно кивнул и отошел в сторону. Он был поражен безошибочным, звериным чутьем бомжа. Действительно, кто они такие? Люди, каким-то образом потерявшие жилье. Кого-то семья из дому выгнала, кто-то сам ушел, у кого-то квартиру за долги отняли, кто-то в какую-то финансовую аферу вляпался. Им просто негде жить, но они не преступники, а люди, которым страшно не повезло в жизни. А кто он? Тоже бомж, только еще шизофреник и убийца. И это правда, горькая правда, которую ничем не исправить и ничем не искупить.

Однако на ночь крышу над головой нужно искать. Что ж, придется рискнуть. Виталий вошел в зал ожидания Ленинградского вокзала. Внешний вид у него вполне приличный, может, и прокатит. Вот только у милиции какое-то сверхъестественное чутье на таких, как Виталий. В зале на втором этаже он сел напротив телевизора и всем своим видом стал показывать, что очень внимательно смотрит программу. Через некоторое время даже удалось вздремнуть. Проснулся он оттого, что кто-то очень громко сказал над его головой:

– Скажите, куда вы едете? Можно посмотреть ваш билет?

Виталий открыл глаза и увидел перед собой милицейский наряд.

– Никуда я не еду, и билета у меня нет.

– Это зал ожидания, а не гостиница. Можно посмотреть ваш паспорт?

– Паспорта у меня тоже нет. Есть только вот это.

Виталий протянул сержанту сложенную бумажку. Сержант развернул ее, прочел и сказал:

– Ясно, справка об освобождении. Скажите, а что вы в Москве делаете? Тут же ясно написано, что вы должны следовать в Санкт-Петербург.

– Денег нет. Вот и не доехал.

– И что собираетесь делать?

– Через два дня деньги будут, тогда и уеду. Мне обещали дать в долг.

– Вот через два дня сюда и придете. А сейчас прошу покинуть территорию вокзала.

Спорить было бесполезно. Виталий повесил на плечо сумку и вышел на улицу. Куда идти? Нужно где-то устраиваться на ночь. Может, в Сокольники? Повернуть от вокзала налево и идти, идти, никуда не сворачивая, пока не окажешься у входа в парк. Там найти какую-нибудь беседку, лечь на скамейку и проспать до утра. Чего ему бояться? Ограбят? Это его-то? Денег у него нет, дорогих вещей нет, мобильник, правда, есть, ну пусть кто-нибудь попробует его отобрать. Кто это сможет ограбить бывшего спортсмена, да еще с таким богатым лагерным опытом? Смешно. Да и не будет у него денег ни завтра, ни послезавтра, ни… При мысли о деньгах вспомнился милицейский сержант. Сволочь, не мог дать до утра в помещении посидеть. Виталий почувствовал, что раздражение медленно нарастает, грозит перейти в нервный срыв и все это может закончиться приступом.

Огромным усилием воли он подавил начинающийся приступ, резко повернулся и пошел прочь от вокзала. Но пошел почему-то не налево, к Сокольникам, а направо, на Каланчевскую улицу. Уже двигаясь по улице, он окончательно пришел в себя и успокоился.

Виталий шел прогулочным шагом и размышлял. Хмель из него уже практически вышел, есть не хотелось (это они с Валеркой Боковым неплохо посидели в кафе), и мысли текли легко и спокойно. Он приехал из Санкт-Петербурга в Москву после того, как несколько дней пытался там хоть что-то сделать, но все его попытки закончились весьма трагически. Приехал на последние деньги. Поезд пришел во второй половине дня, и Виталий сразу же направился в институт. Там на родной кафедре уже много лет бессменным главным инженером трудился Валерка Боков, с которым Виталий когда-то учился в одной группе. Валерка после окончания остался на кафедре, через некоторое время стал главным инженером, защитил кандидатскую диссертацию и заявил во всеуслышание, что никуда с этого места он уходить не собирается: он в душе обычный завхоз и эта работа как раз по нему. Все куда-то рвались, делали карьеру, двигали науку, а Валерка был главным инженером кафедры, отвечал за все стенды, лаборатории, компьютеры, отопление и так далее и в ус себе не дул. Но все однокашники знали, что если ищешь кого-то из своих, то приезжай в Москву, приходи в институт на кафедру, зайди к Валерке, и он найдет тебе кого хочешь. У него были координаты практически всего курса.

Виталий с Валеркой виделся чуть ли не пятнадцать лет назад, когда защищал докторскую диссертацию. Валерка забежал на защиту в самом конце буквально на несколько минут, поздравил Виталия, похлопал его по плечу и побежал к себе на кафедру, там сантехники под его руководством ремонтировали водопровод.

Сегодня к Валерке Виталий попал с трудом. В институте ввели пропускную систему, и попасть на кафедру было не так-то просто. Но какой же студент, пусть даже бывший, не знает родного института? Дверь в воротах на заднем дворе кафедры, через которую посторонние никогда не ходили, дверь на черную лестницу – и Виталий на кафедре.

Они поздоровались с Валеркой. Валерка особой радости не проявил, по-видимому, он все знал.

– Ну рассказывай, – сказал Валерка, когда они в его кабинете выпили с Виталием по рюмке коньяка.

– Что рассказывать? Ты, наверное, и так в курсе моих дел.

Валерка согласно кивнул и спросил:

– Давно освободился?

– Почти месяц прошел.

– Досрочно, по амнистии?

– Нет, от звонка до звонка.

– М-да… – сказал Валерка и надолго задумался, потом спросил: – А сколько человек погибло?

– Семь.

– Сочувствую…

– Валера, знаешь, я ведь не только за сочувствием приехал. У меня пиковая ситуация. Ни жилья, ни работы. Я приехал за помощью.

– А я чем помочь смогу? У тебя срок. У тебя прогрессирующая шизофрения. Ты понимаешь, что дорога в науку для тебя заказана, никто тебя на кафедру не возьмет, хоть ты и доктор наук?

– Да я и не прошусь в науку. Мне бы сейчас любую работу, чтобы с жильем, чтобы я мог прописаться, встать на учет, получить паспорт.

– У меня такого нет.

– Да не обязательно у тебя. Ты же всех наших ребят знаешь. Многие из них уже крупными начальниками стали. Неужели никто из них не сможет мне помочь?

Валерка задумался. Потом закурил. Молча докурил сигарету до конца и сказал:

– Виталя, рабочий день закончился, да и пить-есть что-то хочется. Предлагаю перебазироваться из этого кабинета в соседнее кафе. Там и встречу отметим.

Виталий поднял на него вопросительный взгляд.

– Не боись, – усмехнулся Валерка. – Я, как хозяин, сегодня угощаю.

Виталий, честно говоря, так и не понял, Валерке в самом деле выпить захотелось или он просто не хотел, чтобы кто-нибудь увидел Виталия в его кабинете.

В кафе Валерка особо не скупился. Заказал несколько салатиков, шашлыки и бутылку хорошего коньяка. За коньяком напряжение понемногу стало спадать, языки развязались, и друзья стали вспоминать былые подвиги. Вспомнили и о ребятах, с которыми вместе учились. Взяли еще коньяка. Стало совсем весело. Только вдруг посреди этого веселья у Валерки вырвалось:

– Ну как же ты смог погубить сразу семь человек?

Лицо у Виталия сделалось каменным. Он долго смотрел в глаза Валерке, потом медленно произнес, тщательно выделяя каждое слово:

– Не забывай, кем для меня были трое из семерых погибших.

Все. Говорить стало не о чем. Валерка еще немного посидел молча, потом подозвал официанта и расплатился. Он пожал руку Виталию, сказал напоследок:

– Зайди через пару дней, я поговорю с ребятами, что-нибудь придумаем, – и вышел из кафе.

Пару дней. Их еще прожить как-то нужно, особенно когда у тебя в Москве ни кола, ни двора, ни денег и обратиться не к кому. Виталий еще немного посидел, выпил коньяка, закусил. Потом достал из сумки полиэтиленовый пакет, собрал в него с тарелок остатки шашлыка и хлеба и положил пакет в сумку. На полупустую бутылку коньяка он даже не посмотрел, пусть остается, ему сейчас не до спиртного. Встал и вышел из кафе. До вокзала дошел пешком, денег на транспорт уже не было.

Погруженный в свои мысли Виталий даже не заметил, что Каланчевская улица закончилась и он уперся в Садовое кольцо. Он обернулся и посмотрел на памятник Лермонтову. Стоит себе «мужик в пиджаке», которого никто посадить не может, потому что он памятник. Виталий зашел в сквер у памятника и сел на скамейку. Может, на ней и поспать? А что, погода подходящая, дождя нет, довольно тепло, можно и вздремнуть. Он поднял воротник куртки, устроился поудобнее, засунул руки глубоко в рукава и уже пытался как-то задремать, когда его обожгла мысль: «А ведь это та самая скамейка. Ничуть не изменилась за столько лет».

Это было во времена буйной студенческой юности. Они только что сдали весеннюю сессию за второй курс и перебрались на третий. Тут-то Коля Данилов и заявил о своей свадьбе. Вообще-то он заявлял о ней и раньше, но из-за сессии было как-то не до Коли с его свадьбой. Коля назначил свидетелем Виталия и все дела по обустройству мероприятия свалил на него. Самое главное было снять кафе, доступное студенческому карману. Виталий проявил инициативу и снял кафе «Белый аист» (он туда когда-то заходил с одной девчонкой, и цены ему очень понравились). Вот только кафе находилось в районе метро «Аэропорт». Потом, когда прикидывали маршрут свадебного кортежа (то есть обычного наемного такси), выяснилось, что нужно ехать из Лефортово на шоссе Энтузиастов, где был загс, а потом через весь город к метро «Аэропорт». Коля ругнул бестолкового свидетеля-организатора, но деваться было некуда, пришлось смириться.

Интересно, подумал Виталий, а когда он в последний раз виделся с Колей? Лет тринадцать назад. Он тогда возвращался из Надыма в Питер с пересадкой в Москве. Захотелось купить жене и мальчишкам в подарок что-нибудь фирменное московское, из ГУМа или ЦУМа. У самого входа в ГУМ он столкнулся с Колей Даниловым. Коля прилетел из своего Запорожья в Москву по каким-то делам и сейчас тоже затаривался сувенирами.

После дружеских объятий и похлопываний по плечам друзья быстро нашли кафе с подходящей вывеской и капитально устроились за столиком. Под коньячок и шашлычок Виталий рассказал о своей жизни и работе, рассказал об однокурсниках, которые вместе с ним были распределены в Питер. Все жили, работали и на судьбу особо не жаловались.

Коля рассказал о себе. У него было уже двое детей – мальчишка и девчонка. Сам он работал начальником смены на Запорожской АЭС и на жизнь тоже не жаловался. Рассказал и о ребятах, которые вместе с ним были отправлены на Украину. Все как-то жили, крутились, у кого-то получше получалось, у кого-то похуже, но в общем-то все было в норме.

Страшно не повезло только Сашке Акимову. Стоило вспомнить Сашку, и настроение сразу же упало. Не было даже смысла пересказывать его историю. Ее знали все, даже люди, весьма далекие от энергетики.

– Согласись, как несправедливо поступили люди в отношении Сашки, – медленно произнес Коля.

– Почему? – не понял Виталий.

– Ославили его на весь свет. Чуть ли не главным злодеем сделали, да и всех его ребят тоже.

– Не понял. А ты считаешь, что этим ребятам памятник поставить нужно за то, что они реактор взорвали и половину Европы испоганили?

– Памятники у них уже есть, на могилах стоят. Просто несправедливо, что всю вину свалили на эксплуатацию.

Сашка Акимов был начальником смены на четвертом реакторе Чернобыльской АЭС, когда взорвался реактор. Именно под его командованием дежурная смена проводила дурацкий эксперимент, выродившийся в катастрофу.

– Ты хочешь сказать, что они были правы, когда отключили столько блокировок и аварийных систем? Да тут даже чайник электрический взорвался бы!

– Виталя, не упрощай, – произнес Коля. – Да, я спорить не буду. Они долго держали реактор на пониженной мощности, из-за чего произошло отравление активной зоны йодом. Отключили аварийную систему охлаждения зоны. Вынули много поглощающих стержней. Но ведь все было под контролем, и очень серьезным контролем. Эксперимент было нужно и можно провести. Сам знаешь, что такое плановый эксперимент. Наука сказала: надо! Эксплуатация ответила: есть!

– Наука, наука, – проворчал Виталий. – А эти ребята что, в школу не ходили, в институте не учились? Они что, думать не умели и не догадывались, что может произойти?

– А ты бы как на их месте поступил, если бы на тебя так же со всех сторон давили?

– Не знаю. Придумал бы что-нибудь.

– Интересно, а что бы ты придумал? У реактора произошел срыв циркуляционных насосов – раз, был и сейчас есть положительный паровой коэффициент реактивности – два. Вот ты человек науки, что бы ты делал в такой ситуации?

– Во-первых, я бы не стал загонять реактор в такой режим, когда все это сказывается.

– Не уходи от вопроса. Вижу, что не хочешь отвечать, человек науки. Хрен ты когда признаешься, что с реактором дело нечисто. Я знаешь когда это понял? Когда в Чернобыле судили эксплуатацию. Заметь, проводили не какой-нибудь показательный процесс в Киеве, а суд в Чернобыле. А что такое Чернобыль? Это зона, в которую без специального пропуска не попадешь. И на процессе не было людей, у которых могли бы возникнуть очень неудобные вопросы. Дали директору и главному инженеру станции по десять лет, другим поменьше – и все, вопрос закрыт, виновные наказаны. А я после суда раздобыл доклад нашей комиссии в МАГАТЭ, чертежи реактора и попробовал разобраться сам. Знаешь до чего додумался?

– Ну и до чего же?

– До того, что блок с РБМК-1000 – дикое дерьмо, гибрид телеги с плохо управляемым реактивным двигателем. Рано или поздно реактивный двигатель должен был эту телегу разнести. Он и разнес.

– И почему же реактор – дерьмо?

– Как его конструировали? Взяли барабанный паровой котел Рамзина, убрали из него топку и поставили вместо нее активную зону. Сделали биологическую защиту – и вот, пожалуйста, получите ядерный энергетический реактор. Даже циркуляционные насосы не поменяли, как были напорного типа, так их и оставили. А насос напорного типа чем опасен? У него бывают срывы, когда он крутится, воет, жужжит, а воду не качает. Могли хотя бы аварийные насосы поставить объемного типа, а так реактор остался без воды. Только если на обычном парогенераторе это просто крупная неприятность, трубы добела накаляются, то на реакторе это может закончиться взрывом. Далее, самый главный ляп. У реактора есть положительная обратная связь. Когда в аварийном режиме сбрасываются поглощающие стержни, у реактора мощность сначала повышается, и только потом он останавливается. Ребята пытались его остановить, а он вместо этого разогнался и многократно превысил свою мощность. Убило то, что должно было спасти. И что ты на это скажешь?

Виталий сидел молча.

– Так, наука говорить не хочет, – констатировал Коля. – Хорошо, скажи, ты все это знал?

– Да, знал, – подтвердил Виталий. – Точно так же, как ты, разобрался после аварии.

– И чего же ты молчишь, никому ничего не говоришь?

– А кому я скажу и что? Правительству, министерству? Да кто меня станет слушать, если таких реакторов сейчас четырнадцать штук работает? В стране с этой перестройкой идеологию уничтожили, промышленность развалили, армию и флот почти ликвидировали, сельского хозяйства тоже нет. Осталось только по единой энергетической системе ударить и науку погубить. Ты этого хочешь? – Виталий немного помолчал, потом добавил: – Да и подработали конструкцию реактора.

– Каким образом?

– Просто вставили дополнительные поглощающие стержни. Поставили несколько новых защит и блокировок. Реактор стал выдавать мощность меньше, но работает в таком режиме, когда положительная обратная связь никак не проявляется.

– Так все-таки она есть?

– Не знаю. Данных у меня нет. Говорю же, не проявляется.

– Так, Виталя, а как ты относишься к тому, что ребята лежат в могиле, да еще и с таким клеймом, а истинные виновники аварии даже не названы?

– А кто они, по-твоему?

– Те люди, которые этот реактор конструировали. Двигали его в производство и устанавливали в густонаселенных районах страны.

– Не время сейчас называть имена. Нужно еще и науку попытаться сохранить. Потом, Коля, потом.

– Ты хотя бы фамилии этих людей знаешь?

– Да. Знаю.

Вот такой разговор состоялся у Виталия с Николаем тринадцать лет назад.

Может, плюнуть на все и уехать к Николаю в Запорожье? Должен же он признать своего старого друга? Наверняка он уже стал большим начальником, должен помочь. Хотя что это Виталий так размечтался? Кто же его через границу без загранпаспорта, с одной справкой об освобождении, пустит? На Украине и своих бывших зеков хватает.

Свадьба тогда удалась на славу. С тостами, криками «Горько!», пожеланиями здоровья и всяческих благ, с танцами и разборками на улице. О том, что надо бы и домой попасть, студенты вспомнили за полчаса до закрытия метро. Всех как ветром сдуло, но Николай проявил принципиальность. Он заявил, что жених, невеста и родители на метро не поедут, а поедут только на такси и пусть об этом у свидетеля Виталия Верховцева голова болит. Поскольку позаботиться о такси заранее как-то никому в голову не пришло, Виталию пришлось потратить немало сил, чтобы в такой поздний час поймать машину. Одним словом, когда Виталий подогнал такси к кафе, метро уже закрылось. В одно такси все, конечно, не поместились. Кое-кто остался. Этими «кое-кем» были Виталий и свидетельница со стороны невесты Нинка – молодая веселая симпатичная девчонка, однокурсница.

Будучи человеком хозяйственным и обстоятельным, Николай дал Виталию последние указания относительно свадьбы: вместе с Нинкой вернуться в кафе, собрать все цветочки, которые им с женой подарили, собрать со столов все оставшееся спиртное.

(Виталий от удивления выпучил глаза: когда это студенты спиртное оставляли? «А ты проверь. И под моим стулом посмотри, там кое-что должно быть», – произнес Николай.) Потом Виталию предписывалось доставить все это Николаю в комнату общаги. И самое главное, раз уж ребята гуляли в кафе за его, Николая, счет, то они должны были сообразить и собрать деньги на такси, на котором Николай с женой и родителями должен попасть домой. А раз уж Верховцев – свидетель, то деньги они должны были сдать ему, как главному другу жениха. Так что, Виталя, будь добр, оплати такси вперед. У Виталия от удивления отвисла нижняя челюсть. Каким это студентам, пусть даже по самой крутой пьянке, придет в голову крамольная мысль скинуться, чтобы кому-то оплатить проезд на такси? Но деваться было некуда, обязанности свидетеля. Виталий заплатил таксисту из своих денег, и Николай с семейством укатили.

Виталий и Нинка вернулись в кафе. Они быстро пробежались по столикам, убедились, что все бутылки пусты, и собрали цветы. Под стулом Николая обнаружились бутылка шампанского, бутылка вина и бутылка водки. Все-таки Николай – хозяйственный мужик. Виталий сложил бутылки к себе в сумку, Нинка взяла цветочки, и они отправились на улицу ловить такси.

Виталий уже высматривал зеленые огоньки или подходящих частников, как вдруг его посетила страшная догадка. Он сунул руку в карман. Точно. Денег не было, все отдал за Колькино семейство.

– Нинель, у тебя деньги есть? – спросил он у Нинки.

– А что случилось?

– Все деньги отдал за Колькино такси. Так, какая-то мелочь осталась, на трамвай.

– Так поехали на метро, – рассмеялась Нинка.

– Окстись. Метро уже полчаса как закрыто, – хмуро сказал Виталий. – И общественный транспорт не ходит.

Нинку подобное известие ничуть не смутило:

– Тогда пошли пешком.

– Чего? – страшно удивился Виталий. – Ты понимаешь, где метро «Аэропорт», а где Лефортово?

– He-а. А ты дорогу знаешь?

– Если только по карте немного представляю. По Ленинградскому проспекту нужно дойти до Садового кольца, потом по Садовому кольцу до Басманной. Пройти всю Басманную, перебраться по мосту через Яузу. Там еще немного – и Лефортово.

– Так пошли.

– Ты хоть представляешь, какое расстояние? Другой конец Москвы.

– А ты собрался здесь до утра стоять?

Неожиданно для самого себя Виталий вдруг понял, что Нинкина бесшабашность ему нравится.

– Пошли, – согласился он.

Они, как были, в свадебных костюмах, с лентами через плечо, на которых было написано: «Свидетель» и «Свидетельница», двинулись по тротуару в ту сторону, где должен был находиться Белорусский вокзал. Виталий достал из сумки небольшой диктофон и включил его. В те времена было модно записывать на диктофон все, что творилось на свадьбе, в загсе, на банкете, и потом дарить кассеты молодоженам. Виталий добросовестно и записал. Однако у него нашлась пара кассет с музыкой, и он поставил «Машину времени». Нинка с удовольствием стала подпевать:

– Новый поворот, что он нам несет…

Виталий тоже не удержался, и они под музыку, весело распевая, бодро двигались по проспекту.

– Виталя, – вдруг прервала песню Нинка, – а что это мы этому дундуку Коле шампанское, вино и водку несем? Он нас черт знает где бросил, а мы ему за это шампанское? Давай все выпьем.

– А не много ли будет?

– Ничего, дорога длинная.

– Давай.

Виталий с громким хлопком открыл шампанское, и они, обливаясь пеной, громко смеясь, прямо из горлышка выпили всю бутылку. Идти стало еще веселее. Нинка уже не только подпевала, но и принялась танцевать прямо на тротуаре. Виталий тоже не удержался и составил ей пару. Благо людей на улице уже не было. Танцуя, они даже не услышали шума остановившейся машины.

– Ребята, а что это вы здесь за цирк устраиваете? – раздалось у них за спиной.

Они обернулись и увидели перед собой милицейский уазик. Оттуда из приоткрытой двери скорее с любопытством, чем с осуждением во взгляде смотрел молодой сержант.

– Со свадьбы идем, – сказал Виталий.

– То, что со свадьбы, я уже понял, – усмехнулся сержант. – Интересно, откуда и куда?

– Из «Белого аиста» в Лефортово, – объяснила Нинка.

– Завтра к вечеру таким темпом должны дойти, – согласился сержант. – А чего не на транспорте?

Нинка подошла вплотную к уазику, весело улыбаясь и строя глазки сержанту, начала объяснять, какой гад этот Коля, как они заплатили за него свои последние деньги, а он уехал и бросил свидетеля со свидетельницей просто на улице. Сержант оценивающе посмотрел на Нинку, покачал головой и сказал:

– Ребята, садитесь к нам в машину. Это наш район патрулирования, мы вас до Садового подбросим. А дальше уж сами.

Второй раз предлагать не пришлось. Виталий и Нинка быстро забрались на заднее сиденье машины. Оба сержанта, которые сидели в уазике, лишь попросили Виталия включить магнитофон погромче: «Машина времени» им тоже нравилась. По дороге они шутили с Нинкой и все пытались выведать у нее телефон. Нинка объясняла им, что телефона у нее нет. Парни не верили. В конце концов Нинка взяла домашний телефон у одного из сержантов и обещала ему позвонить. На этом успокоились.

У памятника Маяковскому «УАЗ» остановился.

– Все, ребята, – сказал сержант, – наш район закончился. Вон Садовое кольцо, желаю счастливо добраться.

– Парни, денег у нас нет, – сказал Виталий, – но кое-чем угостить вас можем. Держите, после дежурства выпьете за наше знакомство.

Он протянул сержантам бутылку вина.

– Да что там тянуть. Ночь длинная, нам бутылки понемногу как раз до утра хватит. Спасибо, ребята. Только когда по Садовому идти будете, особо не шумите. Поздно уже, народ спит.

– Не будем, – хором заверили Виталий и Нинка.

Когда они шли по Садовому кольцу, Нинка снова пела и танцевала. Виталий ей помогал, но прыти у него, честно говоря, поубавилось.

– Виталя, – вдруг произнесла Нинка, – зачем ты милиционерам бутылку отдал? Я им что, зря глазки строила?

– Я думаю, что парням бутылка больше твоих глазок понравилась. А тебе бутылки жалко?

– Жалко. А если нам выпить захочется?

– Я думаю, что часа через два нам только спать захочется.

– Посмотрим.

Наконец они добрались до Басманной. Нинка шлепнулась вот на эту скамейку, потом легла и вытянула ноги.

– Виталя, – хнычущим голосом произнесла она, – садись рядом.

– Зачем? – спросил Виталий, но сел.

– А вот зачем, – сказала Нинка, положила ему голову на колени и моментально уснула.

«Вот тебе на, – подумал Виталий. – И что прикажете с вами делать? Транспорт только часа через четыре пойдет, а на улице довольно прохладно. Простудится ведь. Нужно будить».

Москва в те времена в поздние часы как будто вымирала. На улицах не было ни людей, ни машин.

Виталий посмотрел Нинке в лицо. В слабом свете фонаря ее лицо казалось прекрасным. Да что там, Нинка в самом деле была красавицей. Интересно, почему он ее раньше не замечал, ведь на одном же курсе учились? Хотя как не замечал? Замечал, конечно, такую попробуй не заметить: она резко выделялась своей красотой среди всех девчонок курса. Только вокруг нее вечно крутились какие-то парни, звучали какие-то глупые шуточки, идиотский смех, и Нинка производила впечатление легкомысленной девицы. А такие женщины для Виталия просто не существовали. Не тот у него был характер, чтобы увлечься вертихвосткой.

А вот сейчас она с выражением детской беззащитности на красивом лице тихо спит у него на коленях. Странные вещи происходят в жизни.

Виталий, стараясь не разбудить Нинку, осторожно снял пиджак и укутал ее как мог. Пусть немного поспит. Вымоталась девчонка, он считал себя сильным парнем и то немного устал, а каково ей?

Так он просидел почти час, пока не почувствовал, что ночная прохлада начинает его донимать. Нинку, конечно, его тонкий пиджак тоже не спасет. Нужно будить.

Он осторожно потрогал Нинку за плечо:

– Вставайте, принцесса. Нас ждет дорога дальняя.

Нинка сладко потянулась, потом, не открывая глаз, подняла руку и обняла Виталия за шею. Она открыла глаза, какое-то время смотрела ему в лицо и убрала руку.

– Виталий, это ты? – произнесла она.

– А ты меня за маму приняла? – усмехнулся Виталий.

Лицо Нинки неожиданно стало серьезным.

– Не поверишь, но ты прав. Мне снилось, что я сплю у мамы на коленях. И так мне было спокойно, тепло и хорошо, как в детстве. Виталя, знаешь, ты, наверное, очень хороший, добрый и сильный человек. От тебя так и веет каким-то глубоким, душевным теплом.

Виталий озадаченно молчал, не зная от неожиданности, что отвечать. Когда ему в последний раз говорили такие проникновенные слова? Кажется, вообще никогда.

– Нинель, – несколько смутившись, произнес он, – пошли. Скоро утро, станет очень уж прохладно, да еще и роса выпадет. Простудишься ведь.

– А я сейчас согреюсь, – озорно сказала Нинка, вскочила с лавочки и принялась танцевать. – Давай помогай. – Она схватила Виталия за руку.

Но у Виталия не было желания танцевать.

– Тогда я потанцую с Михаилом Юрьевичем.

– С каким еще Михаилом Юрьевичем? – не понял Виталий.

– С Лермонтовым, балда, – рассмеялась Нинка и стала кружиться вокруг памятника.

Но и Михаил Юрьевич, хоть и был гусаром, не изъявил желания танцевать. Он даже не пошевелился на своем постаменте, а стоял и смотрел куда-то вдаль. И мысли его, наверное, были о Кавказе, о царице Тамаре, о Демоне, на худой конец о Мцыри, но никак не о танцующей внизу Нинке.

– Какие-то вы некомпанейские ребята, – заявила наконец Нинка и успокоилась. – А ведь и правда холодно становится. Зачем ты парням бутылку отдал? Сейчас бы согрелись.

– Ну насчет сугреву, это мы завсегда сообразить могем, – гнусавым голосом произнес Виталий. – Так будем душу и тело согревать?

– Будем. Но чем?

– Хорошо. Токмо не отказывайтесь, сами напросились. Щас.

Он достал из сумки бутылку водки и отвинтил пробку. Потом из той же сумки достал небольшую шоколадку.

– И ты будешь пить водку прямо из горлышка? – с ужасом спросила Нинка.

– И ты тоже, – подтвердил Виталий.

– Не… Давай я сначала на тебя посмотрю. Если живой останешься, то я тоже попробую.

Виталий саркастически ухмыльнулся, набрал в грудь побольше воздуха, сделал два крупных глотка из бутылки, отломил кусочек шоколадки, бросил его в рот, выдохнул и, перебарывая отвращение, произнес:

– И совсем не больно. Теперь ты.

Нинка дрожащей рукой взяла бутылку и попробовала сделать глоток. Она закашлялась, и водка полилась у нее из носа. Из глаз хлынули слезы, потекла по щекам дешевая косметика. Нинка кое-как отдышалась и произнесла плачущим голосом:

– Умирать от холода буду, но водку больше пить не стану. Пошли отсюда.

– Подожди ты, – усмехнулся Виталий. – Видела бы ты себя в зеркале. Прямо как индеец в боевой раскраске.

– Так вытри, – попросила Нинка.

Виталий носовым платком старательно вытер всю косметику с ее лица. С его точки зрения, Нинка от этого стала только красивее.

Они не спеша пошли по Басманной. Скоро Нинка стала хныкать, что она устала. Виталий обнял ее за талию, Нинка положила ему руку на шею и повисла на нем всей своей тяжестью. Становилось холодно, и Нинка, чтобы согреться, прижималась к Виталию всем телом. Скоро у нее стали подкашиваться ноги. Виталий понял, что так они далеко не уйдут. Он нагнулся и взял Нинку на руки. Она сначала испуганно ойкнула, но потом успокоилась, обняла шею Виталия обеими руками и закрыла глаза. Интересно, будь сейчас на улицах прохожие, что бы они подумали о свадьбе, с которой свидетель несет на руках свидетельницу? Ленты они так и не сняли.

Поначалу Нинка казалась совсем легкой. Виталий очень бодро шел довольно долго, но потом бессонная ночь дала о себе знать, и у Виталия стали заплетаться ноги. Нинка почувствовала, что Виталий устал, и с тихим смехом выскользнула у него из рук. Она лукаво посмотрела Виталию в глаза и спросила:

– Виталя, а ты мог бы меня вот так всю жизнь на руках носить?

– Наверное, мог бы, – искренне ответил Виталий.

Нинка ничего говорить не стала, а просто поцеловала Виталия долгим поцелуем в губы.

Оставшаяся часть пути прошла как-то абсолютно незаметно. Виталий и Нинка шли, танцевали, целовались, пели и были, наверное, самыми счастливыми людьми на свете.

Когда они подошли к общежитию, по улице прошел первый троллейбус. Виталий с Нинкой переглянулись и весело рассмеялись.

У входной двери общежития на диване в холле сидел Коля Данилов.

– Водку привез? – деловито спросил он у Виталия.

– Не привез, а принес, – сказал Виталий. – Коля, а ты вместо первой брачной ночи меня тут дожидался?

Нинка прыснула, сделала всем ручкой и побежала на свой этаж.

– Должен же и я когда-то выпить, – сказал Коля. – Давай бутылку.

Виталий достал бутылку из сумки. Коля недовольно скривился.

– Ну ни о чем попросить нельзя. Бутылку и ту целую доставить не мог, обязательно нужно было попробовать.

– Зато я тебе свидетельницу в целости и сохранности доставил.

– Лучше бы ты Нинку попробовал, а бутылку оставил целой, – проворчал Коля, забрал бутылку и ушел к себе.

В тот же день студенты, даже не успев толком попрощаться, разъехались на летние каникулы.

В следующий раз Виталий с Нинкой встретились только в конце августа, за день до начала занятий. Нинка весело рассмеялась и стала рассказывать подругам, как они с Виталием ночью прошли половину Москвы.

– Неужели не понравилось? – спросил Виталий.

– Понравилось.

– Так давай пройдемся еще раз.

– Давай. Когда?

– Да прямо сейчас.

– Пошли?

– Пошли.

Они, к удивлению Нинкиных подруг, вышли из общежития и, держась за руки, пошли в направлении центра Москвы. Пока подруги решали, вызывать скорую или нет, раз уж ребята умом тронулись, Виталий и Нинка скрылись с их глаз. Ушли они, правда, не очень далеко, добрались лишь до Лефортовского парка. Там они нашли укромную скамеечку в кустах и буквально бросились друг другу в объятия. Между поцелуями они наперебой рассказывали, как одиноко и кошмарно провели лето. И как мечтали поскорее встретиться вновь. Потом ругали друг друга за то, что за лето не написали ни одного письма и ни разу не позвонили. Но до Виталия дошло, что они перед отъездом на каникулы даже не виделись и не обменялись адресами и телефонами. Это их развеселило, и они долго смеялись веселым счастливым смехом. Потом они немного успокоились, обнялись и сидели тихо-тихо, боясь пошевелиться.

С той поры их жизнь сильно изменилась. Нинка расцвела, стала еще красивее. Хоть она и оставалась такой же веселой и компанейской, но ее глупые, бестолковые поклонники просто испарились: они уже знали, что за спиной у Нинки стоит Виталий, а он человек серьезный. Виталий же стал еще серьезнее. Да и немудрено. Забот из-за Нинки у Виталия прибавилось вдвое. Начался третий курс. А третий курс – это специализация. Нинка первые два курса отучилась довольно легко. Но если физика, высшая математика, начертательная геометрия, сопромат, электротехника ей даже нравились, в них она находила какую-то романтику, то на третьем курсе полученные знания уже нужно было применять к конкретной технике. И к технике серьезной, многотонной, с большими давлениями, температурами и нагрузками. А вот чувства этой самой техники у Нинки как раз и не было. Ей по большому счету было все равно, что сковородка, что турбина: и то и другое – железное. Поначалу преподаватели пытались вложить ей хоть что-то в голову, потом махнули рукой: на сессии разберемся. Виталий, которому учеба давалась на удивление легко, круглыми сутками сидел над Нинкиными чертежами и расчетами. Делал ее курсовой проект. Нинка старательно переписывала его расчеты, внимательно слушала его объяснения, потом шла на консультацию и несла там такое, что у преподавателей уши в трубочку сворачивались. Поначалу они никак не могли взять в толк, почему студентка ничего не может объяснить в своих же очень добротно сделанных расчетах. Потом кто-то из доброхотов рассказал им, что за нее делает расчеты ее будущий муж. На кафедре успокоились: у них на счету был не один случай, когда жена вытягивала мужа или муж – жену.

Виталий старался изо всех сил, и Нинка до сессии дошла без хвостов. Но как Виталий ни старался, свою голову он Нинке переставить не мог. Нинка на сессии схватила три двойки, и все по специальности.

Правда, были еще две пятерки, но на ее судьбе это никак не сказывалось. Нинку вызвали в деканат. Оттуда она вернулась заплаканная и сказала, что ее отчисляют.

Потом в деканат вызвали Виталия. Декан, у которого дел было по горло и времени на душеспасительные беседы явно не хватало, задал Виталию прямой вопрос, как только тот переступил порог его кабинета:

– Я слышал, вы собираетесь жениться на Нине Захаровой?

– Да, – сказал Виталий. – После окончания третьего курса – свадьба.

– Я хотел побеседовать с вами, чтобы вы потом на правах будущего мужа поговорили с ней о теперешнем ее положении.

Виталий согласно наклонил голову.

– Скажу вам прямо, – продолжил декан, – не выйдет из нее инженера-энергетика. Не ее это дело.

– Я ее вытащу, – не согласился Виталий.

– В вас-то я не сомневаюсь. А вот в ней… Я мог бы отчислить ее прямо сейчас, но мне ее по-человечески просто жалко. Девушка она очень и очень неглупая, по общеобразовательным предметам одни пятерки, это о чем-то да говорит. Я хочу дать вам добрый совет, вас она, может быть, и послушает, меня слушать не стала. Не мучайте вы ни ее, ни себя, ни преподавателей. Не дано ей понимать энергетическую технику. Даже если вы ее вытянете, а мы выдадим ей диплом, куда она с ним пойдет? На нелюбимую работу? И будет всю жизнь проклинать и себя, и вас, и нас? Пусть она лучше немного успокоится, посоветуется с вами, с родителями, определит, что ей больше нравится, и переведется в другой институт. Я, со своей стороны, обещаю дать ей отличную характеристику, а если потребуется, то и помогу с переводом.

На этом аудиенция была окончена, и Виталий отправился к Нинке.

Через два дня, заполненные слезами и упреками в нелюбви, Виталий и Нинка все же пришли к общему решению. Нинка едет домой в Воронеж и советуется с родителями. Виталий бегает по Москве и ищет подходящий институт. Пусть там готовят специалистов хоть по глубоководным аэропланам, лишь бы Нинке понравилось. Ближе к весне они оформят перевод из одного института в другой. Нинка потеряет на этом год, но ничего страшного, люди и не такое теряли.

Нинка уехала, и через неделю Виталий получил от нее письмо. Родители согласны. Действуй. Виталий обежал всю Москву и нашел все-таки институт, в который Нинку брали по переводу, и Нинке он нравился. Виталий договорился в деканатах, осталось только дождаться Нинкиного приезда.

И вдруг как удар молотом по голове: Нинка написала, что ее мать парализовало и поехать она никуда не сможет, нужно ухаживать за матерью. Виталий бросил все дела и приехал в Воронеж. Там он понял, что все очень серьезно и планы нужно менять. С Нинкой, которая была буквально убита горем, сразу решить ничего не удалось. Виталий вернулся в Москву и долго ломал голову: что делать дальше?

Все решила Нинка. В одном из писем она написала, что в Москву приехать, конечно же, не сможет, но и бросать учиться не желает. Она договорилась в местном институте и просила Виталия прислать все необходимые документы. Виталий выслал. Нинка поступила на третий курс сельхозинститута.

После сессии Виталий приехал в Воронеж, и они с Нинкой провели две незабываемые недели. Потом он уехал домой к родителям. Потом снова вернулся в Москву. Они с Нинкой продолжали все так же переписываться и перезваниваться, но что-то в их отношениях стало как-то незаметно меняться. Нинка писала все реже и реже, а потом, в последнем письме, попросила больше не писать: она выходит замуж. Виталий понимал, что к этому шло. Не могла такая красавица, когда вокруг нее крутится куча поклонников, сохранять верность человеку, живущему за тысячу километров от нее. Все закономерно. Хорошо, что Виталий к тому времени всерьез занялся учебой и научной работой, обошлось без душевных травм. На них просто времени не было.

Вот так впервые в жизни Виталий не смог защитить свою собственную семью, которую даже не сумел создать. Интересно, а что было бы с ним, если бы он тогда все же женился на Нинке? В какую сторону изменилась бы его жизнь? Это знать не дано. Но одно Виталий знал твердо: женись он тогда на Нинке, на этой скамеечке он бы сейчас точно не сидел.

Виталий попытался поудобнее устроиться на скамеечке и впал в какую-то тяжелую дрему. Сон не шел, вместо него опять пришло видение. Лариса, Дениска, Тема и Шериф: они стояли и молча смотрели на него. Виталий знал, что видение просто так не пропадет. Нужно было встать, пройтись, покурить, немного успокоиться, потом снова сесть и опять попытаться заснуть. Только… Он вдруг почувствовал, что на него в самом деле кто-то смотрит. Виталий открыл глаза. Точно. Перед ним стояли два парня-скинхеда. Один из них уже протянул руку к сумке Виталия. Парень увидел, что Виталий проснулся, и, криво ухмыляясь, произнес:

– Мужик, ты не бойся. Мы посмотрим, что у тебя в сумке и в карманах. Лишнее заберем, а самого тебя не тронем.

– А я и не боюсь, – сказал Виталий и вдруг резко, как распрямившаяся пружина, вскочил со скамейки. – Две секунды, и чтобы вас здесь не было, – произнес он страшным, срывающимся от злости голосом.

Парни опешили, отступили назад, потом повернулись и удрали на максимально возможной для них скорости.

Виталий снова сел на скамейку и стал потихоньку успокаиваться. Нервного срыва вроде бы удалось избежать. Интересно, и чего он добился в своем очень даже зрелом возрасте, чему научился, что умеет? Обучился умению одним только взглядом приводить в ужас таких вот наглых щенков? Очень сомнительное достижение.

Виталий снова попытался заснуть. На этот раз удалось, и он задремал.

Проснулся Виталий от холода и оттого, что захотелось есть. Он достал из сумки пакет с шашлыком. Съел пару кусочков, зажевал хлебом. Ладно, шашлыка на два дня хватит. Вот только пить хочется. А где взять воду посреди Москвы? В магазине, в киоске? Деньги нужны. В туалете? Туалеты тоже платные. Придется потерпеть. Вот только одна вещь начала беспокоить Виталия. Стала ныть сломанная почти восемь лет назад в автомобильной аварии нога. По-видимому, он все-таки застудил ее, в сентябре ночи довольно прохладные. Болеть Виталию сейчас никак нельзя. Кто его лечить станет? Нужно перебираться куда-то в тепло. Но куда? Тут Виталий услышал прилетевший издалека свисток: пошла первая электричка. Вот и прекрасно. Нужно сесть в электричку и поехать куда-нибудь подальше. В электричке тепло и вздремнуть можно. Нужно снова идти на вокзал.

Виталий постоял немного у Ленинградского вокзала. Нет, по этой ветке он не поедет. Дорога из Москвы в Питер всегда была для него символом удачи и деловых отношений. Началось это еще с тех времен, когда он, новоиспеченный инженер, выпускник энергомашиностроительного факультета МЭИ с новеньким дипломом в кармане, отправлялся по этой железной дороге навстречу своей трудовой деятельности. Он тогда увлекся диагностикой крупных энергетических машин, и ему было абсолютно все равно, где жить и работать. Лишь бы были стенд, вся необходимая аппаратура и поле для деятельности. Какая разница, будет это город Питер или поселок городского типа Энергопупенки? У молодого специалиста Виталия Верховцева было уже три авторских свидетельства, и останавливаться на этом он не собирался.

Вот так Виталий попал в Питер, и началась его быстрая карьера, в которой были и подъемы, и срывы, большие успехи, крупные неудачи и, выражаясь математическим языком, локальные экстремумы.