Глава 5. Поход в разведку
За восемь месяцев пребывания на фронте, где каждую минуту меня поджидала смерть, я не имел серьёзных ранений, а лишь царапину от пули на руке и три не тяжёлых контузии. Из-за контузий я не всё помню, есть провалы в памяти, но многие эпизоды из фронтовой жизни врезались мне в память навсегда.
Однажды, во время передышки между боями, Винокуров, с которым мы очень сдружились, предложил сходить с ним в разведку:
– Комдив посылает меня завтра в разведку по немецким тылам, – сказал Сергей с довольным видом. – Хочешь пойти со мной? Мне нужен снайпер для прикрытия, и ты знаешь немецкий.
Любой солдат в нашем полку, да и во всей армии, наверное, мечтал стать разведчиком. Про подвиги разведчиков, увенчанные романтикой и приключениями, писали в каждой фронтовой газете. Но от накопившейся усталости у меня вся романтика пропала, ни какого желания идти в разведку не было.
– Пошёл бы с радостью, – сказал я, – но командир полка не отпустит.
– А я сейчас договорюсь, – хитро подмигнул мне Винокуров и пошёл к майору Котову, который, в этот момент, замещал раненого Приладышева.
Через минуту Сергей вернулся довольный и сказал:
– Вот и договорился. А ты сомневался …
С сожалением я подумал, что если бы был Приладышев, то не отпустил бы меня. Вот, что значит другой командир.
В разведку мы отправились ещё до рассвета, группой из пяти человек. Кроме меня и Винокурова, с нами шли; разведчик, по прозвищу «Монах», и два немца перебежчика, которых я несколько дней назад, привёл к Винокурову. С этими немцами мне давно хотелось поближе познакомиться, и теперь такая возможность появилась.
Однако, меня в данный момент ничего не интересовало, потому, что сильно клонило ко сну. После сытного ужина поспать удалось всего три часа. От выпитого спирта, в сон клонило ещё хуже. Как я все эти трудности переносил, понять сложно, наверное, молодость помогла, и большая жажда жизни.
Шли мы друг за другом, впереди Сергей, и замыкающим шёл «Монах». Было совсем темно, по времени пять часов утра. При необходимости Винокуров освещал путь фонариком.
– Мы не заблудимся? – спросил я его.
– Я ещё ни разу не плутал, потому, что умею ориентироваться на местности с помощью карты и компаса, – успокоил меня Сергей.
– Очень хочу спать, – сказал по-русски один из немцев, широко зевая. Вслед за ним начали зевать и все остальные.
– Дам вам часок поспать, когда перейдём через фронт – пообещал Винокуров. Он и сам не высыпался, так же воевал, не меньше других. За плечами у нас были большие мешки с немецким обмундированием, чтобы, на вражеской территории переодеться. После двадцати минут ходьбы мы вышли на пост нашего боевого охранения. Нас окликнули:
– Стой, стрелять буду!
Винокуров ответил, что свои, и назвал пароль. Два солдата, наставив на нас автоматы, проверили наши документы. Рядом, под кустами спали ещё несколько человек, громко похрапывая.
Винокуров спросил дозорных, далеко ли отсюда немцы. Они пояснили, что немцев не видать поблизости, лишь где-то за километр редко пускали ракеты. Пока шёл разговор, со стороны врага послышались далёкие автоматные очереди. Это укрепило уверенность в сказанном.
– Тогда пора переодеваться, – скомандовал Сергей.
Мы переоделись в немецкую форму, а свою спрятали возле столба электролинии. Место постарались запомнить, чтобы на обратном пути вновь переодеться. Мне солдатский мундир был великоват. Винокуров надел форму обер лейтенанта, а немцы одели свою бывшую одежду, которую предусмотрительный командир разведчиков сохранил. В процессе общения, я узнал имена наших немцев: одного звали Карл, а второго Отто. В душе я не доверял им и удивлялся, почему наши командиры такие доверчивые. Ведь немцы могли передумать воевать на стороне Советской Армии. Хотя, я вспомнил, что Отто и Карл участвовали, как и все, в атаке на хутор, когда в бой вёл генерал Галицкий. Они имели шанс погибнуть, или сбежать. Но тяжёлое испытание они выдержали.
Во вражеской форме, пока не рассвело, мы обошли стороной два ближайших хутора, откуда доносилась немецкая речь. Потом Сергей завёл нас в лесок, где мы, не обращая внимания на осенний холод, легли спать. По пути прихватили по охапке сена из стога, и этим сеном укрылись. Дежурить ни кого не оставили, спали все мёртвым сном.
Проснулись часа через три от гула самолётов. Не очень высоко, в солнечном небе, двигалась большая стая Советских бомбордировщиков. Спросонья я перепугался, увидев рядом солдат в фашистской форме. Успокоился, когда узнал в офицере Винокурова. Других ребят я сразу даже не узнал. В глубоких касках они были не узнаваемы.
– Куда теперь пойдём? – спросил я Сергея.
Он сидел на смятом сене с опухшим лицом, и, зевая, озирался по сторонам. Несколько минут он думал, а потом сказал:
– Сейчас сориентируюсь по компасу и карте, а потом двинемся дальше. Ты не бойся, всё будет чики-туки.
Пока он колдовал над картой, ребята перекусили, взятым с собой хлебом. Я поинтересовался у солдата, почему его прозвали «монахом».
– Я человек верующий, поэтому и прозвали. А ты веришь в бога? – спросил он меня в свою очередь.
– Бога придумали люди, – ответил я ему.
– А почему ты до сих пор жив, ты задумывался об этом? Ведь это бог тебя хранит.
– Это лишь случайность.
– Нет в жизни ни чего случайного. Всё предначертано. Бога нельзя увидеть, но его можно почувствовать, – пытался убедить меня солдат.
Доев кусок хлеба, и сняв каску, он несколько раз перекрестился, и в полголоса прочитал молитву. Отто и Карл внимательно слушали наш разговор. Карл, дождавшись, когда Монах закончит молитву, сказал:
– Мы тоже верующие люди, католики. Вера помогла нам понять, что война это зло. Она губит наш народ, ведёт его к пропасти.
Винокуров закончил разглядывать карту и, встав на ноги, скомандовал бодрым голосом: «Подъём! Приготовиться к маршу!»
Мы поднялись, отряхнули с себя сено, и пошли за Сергеем на запад к следующему хутору. По пути он напомнил, чтобы теперь все говорили только по-немецки. Перед хутором нас остановил немецкий часовой и потребовал назвать пароль. Пришлось объяснять ему, что идём второй день из окружения, продвигаемся к своим. Часовой оказался доверчивым. Винокуров спросил его: «Не знаешь где наш 1121 полк? Мы отстали от своей части».
– Здесь такого нет, я из 1049-го полка.
– А как этот хутор называется?
– «Сюттенен», – ответил немецкий солдат. От него так же узнали, что здесь располагалась рота пехоты, поэтому мы поспешили уйти. Издали заметили окопы возле хутора, других укреплений не обнаружили.
Пока шли к следующему хутору, я разговаривал с Карлом, задавал ему вопросы, которые давно хотел задать.
– Скажи, Карл, в чём сила нацистской идеологии? Почему немцы поддались нацистам?
Карл немного смутился от такого вопроса, но постарался мне объяснить:
– Во-первых, не все немцы поверили в эту идеологию, – стал говорить он по-немецки, а во-вторых, творцы нацизма ссылались на видных учёных, выставляли свою идеологию, как научно обоснованную. Учёные обнаружили захоронения древних людей высокого роста, около двух метров, и назвали их Арийцами. Установили, что они были светловолосые, голубоглазые, очень развитые физически. Первоначально их обнаружили в средней Азии, затем в других местах, в том числе и в Европе. Предполагали, что появились Арийцы в горах Тибета, а оттуда постепенно переселялись через среднюю Азию в Европу. Нацисты считают, что Арийцы самая совершенная и развитая раса, что они создали все древние цивилизации, в том числе Египетское и Римское государство. Но с веками Арийцы перемешались с другими менее развитыми народами. Поэтому, нацисты хотят возродить Арийскую расу искусственно. Они планируют уничтожить не полноценные народы, а немцам завоевать мировое господство. Немцы, согласно их учению, более чистая нация, сохранившая черты Арийцев. Не случайно в есесовцы берут, в основном, высоких и светловолосых людей. Многим немцам понравилась идеология фашизма, ведь приятно ощущать себя самым лучшим. Гитлер обещал, что у каждого немца будет много рабов, и каждый станет богатым хозяином.
– Вначале ты тоже верил фашистам? – спросил я Карла.
– Скажу честно, верил, – смущённо произнёс Карл.
– И когда перестал верить?
– Это произошло в концлагере, где я служил в охране. Я не смог воспринять издевательства над военнопленными. Ужасно видеть все эти жестокости. Я не смог, и однажды вслух высказал возмущение своему напарнику Отто. Он оказался единомышленником, и мы решили действовать.
– А какие были издевательства над пленными? – вновь задал я вопрос.
– Лучше не спрашивай, – ответил Карл. – Мне хочется забыть тот ужас, который пришлось видеть.
– Ну не бойся, расскажи, – не унимался я.
– Например, провинившихся узников, зимой, выгоняли на мороз, обливали водой, и люди умирали от холода в мучениях.
Последние слова Карл говорил со слезами на глазах, и я не стал больше любопытничать. Кроме того, время для разговоров истекло, так как наша разведгруппа вышла к очередному хутору. Подбирались к нему осторожно, пытаясь выяснить, есть ли там солдаты. Из-за кустов Винокуров смотрел в бинокль, а я в оптический прицел своей винтовки. Все взяли в разведку трофейные автоматы, а мне велели взять мою снайперскую винтовку. Ведь немцы тоже, при необходимости, пользовались трофейным оружием. Вполне нормально, что у меня, у немецкого солдата, была советская винтовка.
Винокуров, глядя в бинокль, высказал сомнение:
– Наверное, здесь военных нет. Ни кого не видно, и лошадь гуляет без привязи, какая-то приблудная, ест сено из стога. А ты ни кого не заметил?– спросил он меня.
– Нет, не заметил, – ответил я, и предложил. – Давай подожгу стог зажигательной пулей. Если в доме кто-то есть, то выбегут на пожар.
– Это не подходящая идея, – возразил Сергей, – надо кому-то из нас сходить туда, ведь мы в немецкой форме.
Сходить вызвался Отто. Он предположил, что там, может, найдёт что-нибудь поесть, сало, или ветчину. Все мы уже проголодались, так как взяли с собой хлеба совсем мало. Винокуров разрешил ему сходить. Мы видели, как он спокойно вошёл в дом, но долго не выходил. Тогда Сергей велел мне и Монаху сидеть в засаде, а сам вместе с Карлом, пошёл на хутор.
– Если мы тоже задержимся, и ты почувствуешь опасность, то поджигай сено в стогу, – уходя, дал он мне указание.
Начались томительные минуты ожидания. У Монаха были часы, и он смотрел на них, когда пройдёт полчаса. Пока ждали, то неоднократно слышали далёкую канонаду. Вблизи было тихо, а там шли бои. Несколько раз в небе пролетали самолёты, и наши и фашистские, ведь погода была лётной.
– Нет их, давай стреляй по стогу, – озабоченно вздохнул Монах, глядя на часы. Я зарядил в винтовку патрон с зажигательной пулей и выстрелил в стог, но сено не загоралось.
– Почему не зажигается? – удивился Монах. – Может, у тебя патрон отсырел?
–Такое не бывает, – возразил я, и зарядил второй патрон, последний, из зажигательных. «Если опять сено не загорится, то придётся нам идти на выручку», – мелькнула в голове мысль. От второй пули сено быстро вспыхнуло. Огромное пламя почти без дыма, наклонилось в сторону кирпичного дома, в котором находились наши товарищи. Слух улавливал треск горящего сена и ржание испуганной лошади, отбежавшей в сторону. Затем, с криками о пожаре из дома выскочили человек семь солдат. Среди них наших ребят не было. Я застрелил из снайперской винтовки двоих, а остальные убежали. Стог быстро прогорел, и мы с Монахом пошли к дому, выручать товарищей.
Осторожно вошли в крыльцо, прислушиваясь, что там внутри. За дверями голос Винокурова уговаривал кого-то по-немецки:
– Успокойся, положи карабин, мы тебе ничего не сделаем…
Монах, нахлобучив каску, резко открыл дверь, и вошёл в комнату, с автоматом наизготовку. Я последовал за ним. В углу, на чёрном, кожаном диване сидели наши трое разведчиков, со связанными руками, а, напротив, с карабином стоял немецкий солдат, молодой парнишка, бледный от волнения.
Он не успел отреагировать, и Монах выхватил у него карабин. Парнишка задрожал от страха, а Карл успокоил его, сказал, что мы ему ничего не сделаем.
– Мы быстро уходим отсюда, – сказал Винокуров, когда развязали ему руки.
– Надо поесть, суп остывает, – умоляли голодные разведчики.
На столе стояли тарелки с супом, который не успели съесть сбежавшие немцы, суп ещё дымился, а кроме него я увидел нарезанную ветчину и хлеб. Винокуров был тоже голодный, поэтому согласился ненадолго задержаться. А парнишку решили сразу отпустить; ему было шестнадцать лет, и за него очень просили Отто и Карл. Пока ели, ребята рассказали, как всё произошло.
Когда Отто вошёл в этот дом, немцы его сначала приняли за своего, но допросив, поняли, что это либо дезертир, либо русский разведчик. Отто не стал отрицать, надеясь, что его другие разведчики выручат, и попытался склонить этих немцев перейти на сторону Советской Армии. Он говорил, что Гитлер маньяк, и не стоит за него погибать, и, что русские всё равно победят. Среди немцев, находившихся в этом доме, большинство были настроены дружелюбно к агитатору, но не все. Гитлер недавно издал приказ, расстреливать на месте каждого военного, кто захочет сдаться в плен, или перейти на сторону противника. Согласно приказу, даже рядовой солдат мог застрелить генерала. Поэтому, немцы друг друга боялись.
Я обратил внимание, что в доме с восточной стороны окна были узкие, как бойницы, а с других сторон нормальных размеров. Стены были метровой толщины. Наши немцы объяснили, что правительство Восточной Пруссии с семнадцатого века, доплачивало крестьянам в приграничных районах за такие толстые стены. По закону окна в домах и скотных дворах должны быть узкими. Такие меры принимались на случай войны. Восточная Пруссия с древних времён часто воевала со своими соседями.
Быстро перекусив, я прилёг на чёрный, кожаный диван, чтобы отдохнуть хотя бы пятнадцать минут, пока разведчики доедают ветчину. Спать я хотел сильнее, чем есть, поэтому, как прилёг, так и уснул. Сказалось постоянное недосыпание. Не зря в Армии ходила шутка: «Солдат может спать даже в луже».
Тем временем, немцы, сбежавшие от нас, опомнились и открыли огонь из стрелкового оружия по западным окнам дома, в котором мы засели. Разведчики выбежали на улицу, чтобы уйти от нападавших немцев, и успели только крикнуть мне, чтобы я тоже уходил. Но я крепко спал и ничего не слышал, даже стрельбы. Винокуров понял, что я остался в доме, и приказал остальным ребятам принять бой, не давать противнику занять дом.
Одному из нападавших, удалось подобраться к дому со стороны сада, и бросить гранату в окно комнаты, где я спал. Разведчики храбро сражались и отогнали от дома немцев. Стол, за которым мы обедали, был разбит взрывом в щепки. Спинка дивана тоже была вся в дырах от осколков. Ребята вбежали в дом узнать, что со мной случилось. Я лежал как мёртвый, без признаков жизни. Винокуров проверил пульс и сказал, что я жив. Мне сделали искусственное дыхание, и я очнулся. Ребята были очень удивлены, когда я встал с дивана без единой царапины. Мне казалось, что я спал, но они говорили, что я был без сознания.
Моя голова кружилась, я шатался как пьяный, и Монах поддерживал меня, когда мы выходили из дома. Нападавшие немцы скрылись, стрельба закончилась, и Карл зашёл в сад посмотреть, кого он там подстрелил, может этот немец ранен и ему надо помочь? Оказалось, что он убил того парнишку, которого мы отпустили с миром. Он не понял наших добрых намерений и бросил в окно гранату. Карл очень переживал, о случившемся, и говорил:
– Не надо было этому парню лезть не в свои дела, затуманили ему голову фашисты…
Отто тоже расстроился, и рассуждал:
– Мне не понятно, как удаётся одному человеку заставлять миллионы людей убивать друг друга. Наверняка Гитлер связан с дьяволом…
Эти немецкие парни были честными людьми, попавшими в мясорубку войны. Они не пошли по течению, как многие другие, а поступали так, как им подсказывала совесть.
Конец ознакомительного фрагмента.