Глава 04
На следующий день они встретились на трехсотъярдовом стрельбище. Сам полковник отсутствовал, ничего накануне не объяснив и никого не предупредив. Без него все остальные, кажется, немного расслабились. Тот, кого звали Хатчером, видимо, остался за главного, хотя это, скорее всего, была только видимость. Он представлял собой рыжеволосого, усталого вида пятидесятилетнего мужчину с большими щелями между зубов. Его нагрудные карманы были набиты карандашами, упакованными в пластиковые пакеты. Хатчер производил впечатление рассеянного человека, который знает немного обо всем и все о немногом. Он усадил Боба в черный джип «чероки», и, взяв еще двух человек и флегматичного Пайна, они все вместе поехали какими-то боковыми дорогами в направлении другого стрельбища.
Представшая перед Бобом картина поразила его: огромное светлое поле на покатом склоне холма, на одном конце которого виднелись возведенные на скорую руку строительные леса, скрепленные в местах соединений болтами. Вся эта безумная конструкция для большей устойчивости крепилась к земле проволочными растяжками, которые располагались по всему периметру этого «творения». Оно напоминало основу сооружения, предназначенного для цирка, только без брезентового верха, или железный скелет здания без цементного наполнения.
Боб увидел, что к самому верхнему каркасу здания приделано несколько лестниц и прямо на самом верху расположена платформа, на которой установлены стул и подставка для стрельбы.
– Это имитация здания в Талсе, штат Оклахома, – сказал Хатчер. – Или, если сказать точнее, расстояние, габариты и высота точно такие же, как там. Машину видите?
В конце пыльной дороги, проходившей мимо этого нелепого строения, стоял каркас старого лимузина на колесах – двигателя уже давным-давно не было, весь корпус был изъеден ржавчиной, однако салон автомобиля сохранился в целости и сохранности. Он был соединен цепью и лебедочным тросом с располагавшимся в полумиле от него объектом, который, скорее всего, и был механизмом лебедки.
– Что это все, черт побери, значит?
– Это наш сценарий по программе спецназа, – сказал Хатчер. – Мы разработали и проиграли тут сценарий, согласно которому вы должны будете вести огонь по движущейся цели, причем внутри будут находиться заложники. Действовать вы будете под контролем корректировщика – вас подключат к радиосети. После того как вы получите разрешение на выстрел, вам надо будет убрать того парня, который ограбил банк и спасался бегством, прихватив с собой несколько заложников. У вас всего пять секунд, чтобы попасть ему в голову. Все будет происходить точно так же, как и в тысяча девятьсот восемьдесят шестом году в Талсе, когда снайперу ФБР пришлось сделать точно такой же выстрел.
– Ну и чем все закончилось?
– О, он попал в спину женщине, которая была заложницей, она осталась парализованной на всю жизнь. Грабитель пристрелил двух других заложников, а потом покончил с собой. Это было ужасно, просто ужасно! Да, ради этого выстрела он тренировался всю свою жизнь, и вот, когда наступило время сделать его, он промазал. Позор.
– Они все сидели в таком же лимузине?
– Нет. Там был черный пикап. Просто мы решили попробовать на лимузине.
«Чероки» припарковался, и люди, что были поблизости, стали подходить к ним и по очереди здороваться. Хатчер что-то сказал техникам, и те раздали всем готовые к работе рации. Потом они повели Боба под навес, к обыкновенной школьной доске.
– Посмотрите, мистер Свэггер, за последние пятнадцать лет, по нашим расчетам, представители властей, отвечающих за обеспечение законности как на местном, так и на федеральном уровне, произвели восемьсот пятьдесят прицельных выстрелов. То есть все выстрелы были произведены при помощи оптических прицелов по вооруженным преступникам, находящимся на удалении от тридцати пяти до трехсот пятидесяти ярдов. Знаете ли вы, каким оказался процент попаданий с первого выстрела?
– Уверен, что очень низким.
– Попадание с первого выстрела – тридцать один процент. Черт, как раз в прошлом году в Сакраменто, штат Калифорния, полицейский снайпер сделал прицельный выстрел по неподвижному вооруженному преступнику через приоткрытую дверь магазина по продаже электронных товаров и промахнулся. Даже не зацепил его. Тот парень сразу же уложил на месте всех трех заложников, и только после этого с ним удалось разделаться. Как вы считаете, почему это происходит?
Боб немного подумал, потянул время, а потом выдал ответ:
– Такой большой процент промахов можно объяснить либо какими-нибудь отклонениями полета пули, либо неудачной конструкцией или неполадками в оружии. Но я больше чем уверен, что в большинстве случаев это ошибка стрелка. Первый раз во Вьетнаме я промахнулся. И второй тоже. Нужны опыт и практика, чтобы тело привыкло сохранять свое обычное спокойное состояние, пока происходит плавный, как бы не зависящий от стрелка спуск курка.
«Надо бы найти какое-нибудь прохладное местечко и немного побыть там одному», – подумал Боб.
– Верно, – с одобрением воскликнул Хатчер. – Поэтому наша идея как раз и состоит в том, чтобы хоть чуть-чуть укрепить их уверенность в собственных силах. Это уже будет большое дело. Мы хотим, чтобы те, кто учится сейчас стрелять из винтовок профессионально, знали, что тот патрон, который находится у них в канале ствола, прекрасно выполнит свою задачу, если они, разумеется, выполнят свою. Мы надеемся, что они поверят в это, потому что вы расскажете и покажете все наглядно.
Боб кивнул и спросил:
– На автомобиль можно взглянуть?
– Нет. Думайте и представляйте его себе так же, как это делал агент ФБР. Вы полагаете, он видел эту машину до того, как ему пришлось по ней стрелять? Нет, не видел. Мы хотим разместить вас там же, где находился он. Мы также не сообщим вам ничего о том, каким будет расстояние до цели. Нам бы хотелось, чтобы вы решили эту проблему сами. Итак, надо, чтобы вы поднялись на предполагаемый пятнадцатый этаж здания талсской страховой компании «Кэжьюэлти энд лайф». Представьте себе, что сегодня десятое октября тысяча девятьсот восемьдесят шестого года, грабитель банка по имени Вилли Даунинг с дешевым девятимиллиметровым револьвером «Стар» и тремя заложниками движется в направлении талсского международного аэропорта, где, как он думает, его ждет самолет, чтобы переправить в Африку. Вы – специальный агент ФБР Ник Мемфис, подготовленный по программе спецназа, лучший снайпер по стрельбе из винтовки и пистолета во всем департаменте. Через несколько часов наступит момент, когда Вилли Даунинг появится в поле вашего зрения, убив перед этим одного полицейского, одного банковского охранника и ранив еще двоих. Он находится в сильном нервном возбуждении и проявляет серьезные признаки психопатических отклонений. Ваш инструктор по стрельбе определил, что у вас самый лучший выстрел; у вас есть реальный шанс и возможность попасть. Настоящий Ник Мемфис стрелял из «Ремингтона-700» триста восьмого калибра, без «родного» ствола…
– Это было не так уж важно, – сказал Боб, – тем более для одного выстрела.
– Во всяком случае, мы включим вас в радиосеть; вся та информация, которую вы будете получать, основывается на расшифрованных переговорах. Так что вы окажетесь практически в такой же ситуации, в какой находился Ник Мемфис. Я буду сидеть внизу на микрофоне и передавать вам по рации команды так, как это делал наводчик Ника Мемфиса. У вас будет достаточно много времени, чтобы устроиться там, – в принципе столько же, сколько было тогда у него. У вас также будет достаточно времени для того, чтобы засечь цель и проследить за ней, пока вы будете ждать «зеленый свет» для выстрела. Итак, мистер Свэггер, теперь, когда вы со всем этим ознакомились, хотите ли вы сыграть в эту игру?
Боб взглянул на шатающуюся конструкцию из железных стоек и всякого хлама. Она казалась совсем неустойчивой и не создавала ощущения надежности. Но это его привлекало. Его самолюбие было немного задето. Сможет ли он сделать этот выстрел, особенно после того, как какой-то дурак из ФБР промахнулся, погубив своим выстрелом несколько других человеческих жизней?
Внезапно, впервые с того момента, как он оказался в Мэриленде, на лице Боба появился слабый намек на улыбку.
– Ну что ж, давайте попробуем, – сказал он, на мгновение позабыв об «Экьютеке» и полностью сконцентрировавшись на событиях, развернувшихся в Талсе между Вилли Даунингом и Ником Мемфисом.
Ему сообщили, что настоящий Ник Мемфис стрелял с упора, с мешка с песком, установленного на подоконнике на пятнадцатом этаже. После долгого подъема по строительным лесам Боб обнаружил, что площадка находится в ужасном, почти аварийном состоянии, но в принципе она была достаточно хорошо закреплена и в целом надежна.
Надев наушники вместе с микрофоном, он подсоединился, как его инструктировали, к каналу № 14 – контрольному каналу ФБР.
Сначала раздавались хрипы, щелчки и свист, потом он услышал голос:
– А-а, Эс-четыре, вы слышите, Эс-четыре, вы слышите?
– Эс-четыре – это я? – спросил Боб.
– Да, – последовал ответ. – Эс-четыре, сообщите, пожалуйста, о вашем местоположении.
Это был Хатчер, выступающий в роли Базы.
– Я уже забрался сюда, черт побери.
– Боб, давайте перенесемся в тысяча девятьсот восемьдесят шестой год и проведем чистый эксперимент, – произнес Хатчер. – Отвечайте на стандартном радиосленге.
– Вас понял, База. Я нахожусь на пятнадцатом этаже талсской «Кэжьюэлти». Обзор ясный, никаких визуальных помех на улице… – он замолчал, пытаясь припомнить название улицы, на которой прозвучал выстрел Мемфиса, – на улице Риджели нет.
– О'кей, все понял, Эс-четыре. Сохраняй спокойствие и будь готов.
– Какова обстановка?
– Эс-четыре, мы держим объект в поле наблюдения, он движется в вашем направлении вниз по улице Мошер. Он уже проехал через две засады, но никто из местного командования не может взять на себя ответственность санкционировать этот рискованный выстрел. Сейчас пока никто не может произвести по объекту точный выстрел. Он сидит в окружении находящихся в состоянии истерики женщин, и мы думаем, что, может быть, он даже привязал себя к ним.
– Вас понял, База.
– Пожалуйста, будьте в постоянной готовности.
Боб взглянул на импровизированную улицу, по которой вскоре должен будет проехать автомобиль с находящейся там мишенью. Основной проблемой, естественно, было определить расстояние. Стрельба на установленные дистанции намного легче, потому что тогда вы можете рассчитать отклонение пули по баллистическим таблицам и по собственному опыту. Но у Боба не было природного чувства расстояния. Некоторые люди умеют бросить взгляд на объект и путем каких-то непонятных умственных вычислений сразу же определить расстояние. Но Боб так не умел. Во Вьетнаме он выработал свою систему определения расстояния до цели невооруженным глазом. Если он мог различить глаза человека, то, значит, тот находился на расстоянии ста ярдов – как раз на дальности прямого выстрела. Если он мог различить лицо – то на расстоянии двухсот ярдов. И если ему удавалось различить только одну голову, значит, расстояние составляло порядка трехсот ярдов. Если он видел у объекта движущимися только ноги, то расстояние было четыреста ярдов, и если он мог различить только очертания контура тела, то пятьсот. Иногда он стрелял даже в таких ситуациях, когда было заметно только передвижение объекта. Это уже было расстояние шестьсот ярдов.
Со своего наблюдательного пункта он спокойно смотрел, как где-то внизу, как раз в предполагаемой зоне поражения, суетился обслуживающий персонал, еще раз проверяя цепь, которая должна была тянуть машину. Они бестолково шумели, возясь около двигателя, который наматывал цепь, и закрепляя видеокамеры, установленные на треноги, вдоль всей дороги. Он зафиксировал их в своей памяти, запомнил размеры и формы и стал приблизительно прикидывать расстояние. У него получилось, что его стрелковая площадка удалена от них где-то на триста двадцать ярдов.
Все это время сквозь потрескивание и свистящий шум в наушниках он слышал доклады полиции и агентов ФБР, ведущих непрерывное наблюдение за объектом, представлявшие собой непрерывную речь нескольких человек, целый поток неразличимых в этом шуме звуков. Почему рядом с этим беднягой Мемфисом не было корректировщика стрельбы или еще кого-нибудь, кто бы мог взять на себя ведение радиопереговоров и освободить его от необходимости отвлекаться на все эти шумы и помехи?
Сейчас перед глазами у Боба были курящиеся в легкой голубой дымке горы и холмистые леса, прохладный ветер слегка морозил кожу, но он без труда мог представить, каково было Мемфису, одному, в той жаркой маленькой комнатушке, когда он уже установил свою винтовку на мешке с песком. Ждать ему, вероятно, пришлось долго, он нервничал, и, по мере того как ожидаемый объект приближался к условленному месту, возбуждение Ника Мемфиса возрастало все больше и больше.
Боб подумал, что именно это нервное возбуждение его и погубило. Когда ты возбужден, волнуешься или устал, стрелять нельзя. На выстрел надо идти спокойно, с профессиональной уверенностью, которая возникает после тысяч часов тренировки и после тысяч выпущенных пуль; вы должны быть абсолютно уверены в том, что, если цель окажется в зоне вашего видения, вы ее обязательно поразите.
– Эс-четыре, вы слышите меня?
– Да, База, прием.
– Группа контроля докладывает, что автомобиль с объектом свернул на улицу Линкольна и въехал в ваш район.
– Понял, База.
– РВП[15] – четыре минуты.
– Хорошо, База, прием.
– Эс-четыре, я только что получил плохие новости от группы контроля с маршрута автомобиля. Они сообщают, что парень орет на заложников и машет у них перед носом своей пушкой. Как только он видит стоящую где-нибудь поблизости полицейскую машину, у него сразу же происходит сдвиг по фазе. Плохие новости, очень плохие.
– Вас понял, База.
– Эс-четыре, вы уверены, что сможете сделать этот выстрел?
Боб посмотрел через линзы оптического прицела вниз на дорогу, на которой скоро должен был появиться автомобиль.
– Отличная видимость, База, все четко. Я выстрелю, если вам это надо.
– Эс-четыре, этот парень в любой момент может начать палить из своей пушки, тогда он может уложить еще несколько человек.
– Вас понял, База. Вы получили РВП для меня?
– Он сидит в «линкольне», Эс-четыре, это «линкольн энд чесли». Переодетый офицер с маршрута сообщает, что он действительно чокнутый. Он заставляет меня нервничать.
– База, я буду стрелять, когда он подъедет на расстояние трехсот двадцати ярдов. На таком расстоянии я могу попасть в пятицентовую монету. Так что уверенность полная.
– Эс-четыре, я только что связался с руководством, они считают, что в машине сидит сущий дьявол. Мы… э-э-э… мы решили дать тебе «зеленый свет», Эс-четыре.
– Вас понял, База, готовлюсь к выстрелу. Все, отключаюсь от связи.
– Э-э… Эс-четыре, этого делать нельзя. У меня здесь есть два корректировщика, я сообщу вам, когда пистолет объекта будет направлен в безопасном направлении, и только тогда вы сможете выстрелить ему в голову, Эс-четыре. Мы не можем идти на риск, потому что он даже в предсмертной судороге может выстрелить, вы понимаете?
– Нет, База, я не могу во время стрельбы обращать внимание еще на что-нибудь.
– Тогда отставить, Эс-четыре, я не дам вам «зеленый свет», пока я своими глазами не увижу, что ствол пистолета направлен в безопасном направлении, так, как указано в инструкции.
Вот в какой ситуации оказался Ник Мемфис! Его просто обложили со всех сторон. Какой-то козел все время что-то бубнил ему на ухо, да к тому же указывал, когда ему стрелять, а когда нет, хотя… в противном случае Мемфису, вероятнее всего, пришлось бы встать и уйти, не сделав этого выстрела вовсе.
– Ладно, База, вы меня убедили. Сейчас займу позицию для стрельбы. Скажете, когда ваши люди сообщат вам, что можно стрелять.
Боб упер винтовку прикладом в плечо и посмотрел в прицел, в котором во всем своем ярком и смелом многообразии красок возник увеличенный, отчетливый, похожий на картинку из фильма мир.
– Эс-четыре, он выехал на Риджели, в данный момент он въезжает в вашу зону поражения.
Боб открыл затвор и положил туда один из патронов «Экьютек» 308-го калибра, потом дослал патрон в патронник. Прижав к себе поплотнее винтовку, он отвел микрофон в положение, в котором тот не работал, а затем резко и яростно дернул его в сторону, чтобы тот не мешал ему держать оружие.
Это была несколько усовершенствованная позиция для стрельбы сидя. Вес тела был перенесен на левую ногу, корпус слегка наклонен к винтовке, которая прочно была установлена на подставке из нескольких мешков с песком. Она удобно лежала на этих мешках, всем своим весом давя только на них. Верхняя часть тела Боба опиралась на локти, поэтому он свободно управлял винтовкой и всеми ее движениями, плотно прижимая ее к плечу и передвигая относительно точки опоры на песочной баррикаде. От напряжения бедро начало немного ныть, но это была не такая большая проблема, с которой бы он не смог справиться.
Взглянув в прицел, Боб сделал едва заметные изменения в положении рук на винтовке и расположении корпуса, пытаясь найти максимально удобную позицию: нужно было занять такое положение, чтобы все остальные предметы оказались на своих местах, чтобы ничто не мешало и не отвлекало его внимания, чтобы дыхание было естественным и свободным и чтобы он чувствовал, что составляет единое целое с винтовкой и мешками с песком.
Он следил за легкой дрожью перекрестья прицела и старался постепенно выровнять дыхание и успокоиться. Вот кто был его настоящим врагом – не Вилли Даунинг или Ник Мемфис, ни даже «Экьютек» или что-нибудь в этом роде – нет, самым страшным врагом было его сердце, над которым он никогда не мог добиться полного контроля – да и вряд ли вообще это в чьей-либо власти – и которое независимо от его разума посылало предательские сигналы беспокойства в различные части тела. Что самое ужасное, так это то, что оно может подвести любого человека в самый ответственный момент, выбросив из себя огромный заряд страха. Результат может быть самым удручающим: дрогнет палец на спусковом крючке, дыхание задержится слишком долго, неизвестно отчего навернется пленка слез на глаза, которая сразу же уменьшит остроту зрения, четкость или сделает так, что изображение вообще расплывется, ухо может неожиданно услышать слишком много или, наоборот, чего-то не расслышать, или вдруг нога, которая незаметно для своего хозяина затекла и онемела, станет отвлекать его от того серьезного дела, на котором он в данный момент сосредоточен.
Боб быстро закрыл глаза и приказал себе успокоиться.
Он медленно вдохнул воздух, позволив ему заполнить легкие где-то наполовину, а потом так же спокойно выдохнул. Он не хотел, чтобы у него в организме было много кислорода, который может отрицательно подействовать в самый неподходящий момент. Однако, черт побери, он еще не совсем успокоился! Это довольно-таки странно, потому что все здесь было ненастоящим: он сидел в выдуманном здании, притворялся, что он – агент ФБР, притворялся, что это 1986 год, и еще старался вести себя так, как будто все это происходит на самом деле.
«Хватит придуриваться, – подумал он про себя. – Это всего лишь стрелковые упражнения, и нечего корчить из себя черт знает что».
Все необходимые математические вычисления он произвел еще раньше. Помня наизусть баллистическую таблицу, он подсчитал, что при использовании 150-грановой пули ее отклонение при стрельбе на триста двадцать ярдов составит порядка десяти дюймов. Скорость полета пули при этом снизится до 2160 футов в секунду. К тому же Боб уже знал, что патроны «Экьютек» несколько мощнее стандартных. Поэтому, прикинув кое-что в голове, он сбросил еще два дюйма. Стрелять он будет сверху вниз, а это не совсем то же самое, что стрелять на ровной местности. Значит, ему надо вычесть еще несколько дюймов из отклонения, потому что пуля, выпущенная под таким углом, снижается достаточно плавно. Он отнял еще три дюйма. Теперь отклонение пули по вертикали при стрельбе на триста двадцать ярдов составило у него всего пять дюймов. Однако он не учел ветер: такой легкий бриз мог отклонить пулю во время полета где-то на четыре дюйма влево. Потом ему пришлось учесть скорость машины, которая в некоторой степени компенсирует отклонение. Он уточнил скорость машины по рации, когда ему дали «зеленый свет» на выстрел.
– Эс-четыре, прием.
«А, чтоб тебя… – подумал Боб. – Что он там еще хочет?»
Он ничего не ответил. Микрофон находился под подбородком, и, чтобы вернуть его в нужное положение, ему пришлось бы сместить линию прицеливания, изменить хватку и нарушить драгоценное спокойствие. Он этого не сделает.
– Эс-четыре, черт бы вас побрал, где вы?
Боб хранил молчание, ожидая, когда автомобиль появится в правом нижнем углу его прицела.
– Эс-четыре, черт побери, выйдите на связь! Подтвердите прием! Войдите в сеть, Эс-четыре, черт, мне надо удостовериться, что вы меня слышите.
Боб продолжал молчать, стараясь успокоить легкую дрожь визирных ниток прицела. Он пытался заставить свой мозг расслабиться и успокоиться, сделать так, чтобы в теле не осталось ни капли напряжения. Для него существовали сейчас только две вещи: сохранить правильную хватку и не нарушить ее во время плавного спуска курка.
– Эс-четыре, вы не отзываетесь, я не даю вам «зеленый свет», чтоб вас разорвало! Я должен услышать ваш голос, я же знаю, что вы меня слышите!
Боб продолжал молчать. Дыхание стало немного неровным. Он испытывал огромное желание выбросить эти наушники к чертовой матери! Этот козел будет ему тут еще выговаривать!..
Он попытался отбросить все лишние мысли и ничем не забивать себе голову, чтобы полностью сконцентрироваться на выстреле. Но у него ничего не получалось.
– Эс-четыре, «зеленый свет» закрыт. Прекратите все. Полный отбой, Эс-четыре. Вы слышите? Разрешение на выстрел аннулировано. Эс-четыре, никакого выстрела, черт бы вас побрал!
И тут он увидел его.
В поле зрения появилось «тело» лимузина на буксирной цепи. Угол был не очень острый – где-то чуть больше сорока градусов. Автомобиль двигался со скоростью около двадцати миль в час. Сопровождая автомобиль, Боб без труда перемещал винтовку в импровизированной амбразуре, устроенной в баррикаде из мешков с песком. Главное было следить за захватом. Он старался не обращать внимания на всякие мелочи, но ему это никак не удавалось, потому что довольно забавно было вдруг обнаружить, что место Даунинга в машине занимает арбуз, а его заложников имитируют воздушные шары. Все это выглядело как-то нелепо, однако довольно реально, особенно тогда, когда ветер, раздувая шары, сталкивал их самым непредсказуемым образом; в этот момент арбуз выглядел подозрительно эластичным и гибким, почти как человек. Боб чуть не рассмеялся. Выбрасывать такие деньги, чтобы выстрелить по арбузу! Абсурдность таких действий была для него очевидной: добрая сотня стрелков в данной ситуации могла бы попасть в арбуз такого размера, и только один из них – в человеческую голову.
Но вдруг все эти мысли куда-то ушли. Боб почувствовал, что наконец занял нужную позицию, закрепил ее, успокоился и понял, что сделает отличный выстрел. Автомобиль продолжал все так же плестись по дороге, когда Боб непроизвольно, совсем не думая о том, что сознательно нарушает приказ, стал медленно выбирать курок. Он выстрелит несмотря ни на что, черт побери.
– Эс-четыре, подготовьте винтовку к выстрелу. «Зеленый свет», «зеле…» – раздалось в наушниках.
Но Боб к этому моменту уже выстрелил, самостоятельно приняв решение где-то в глубинах своего подсознания. Мозг подчинялся указательному пальцу. Решение принял палец, и за долю секунды до того, как отдача дернула прицел, затуманив все перед глазами, он увидел, как пуля мгновенно прошила арбуз, который брызнул красными брызгами на зеленый пейзаж Мэриленда. Уже потом, когда прицел после отдачи вернулся в первоначальное положение, Боб заметил, что все четыре шарика по-прежнему качались на ветру, а арбуз спокойно лежал с дырочкой в середине своего круглого «тела».
– Поздравляю, – сказал Хатчер. – Вы выиграли по всем параметрам.
Боб ничего не сказал, только посмотрел на него холодным взглядом. Спустившись с вышки, он сразу же оказался окружен людьми, которые выражали ему свое восхищение:
– Когда вы решили выстрелить?
– Это просто невероятно!
– После получения «зеленого света» вы сработали очень быстро. Черт, это было невероятно быстро!
Боб не хотел разговаривать с ними, он еще не вернулся из того оазиса спокойствия и тишины, в который погружался каждый раз перед выстрелом.
– Вот расшифрованная распечатка радиообмена, вы можете прочитать ее сами.
Хатчер протянул Бобу лист.
Боб быстро взглянул на распечатку. Ему этого хватило, чтобы убедиться, что База действительно до самой последней секунды висела на ушах у бедняги Мемфиса.
БАЗА: Вы захватили цель?
АГЕНТ МЕМФИС: Да, сэр. Вот он появился внизу моего прицела, теперь поднимается к перекрестью прицела, вот он…
БАЗА: Повремените с выстрелом, С-4, пока я не получу подтверждение, что его штуковина направлена в сторону.
АГЕНТ МЕМФИС: База, черт побери, я держу его, я держу его, я…
БАЗА: Выстрел не разрешен. Подождите, С-4, я не могу позволить вам выстрелить, я…
АГЕНТ МЕМФИС (неразборчиво): Черт, я могу…
БАЗА: Нет, нет. С-2, какая у вас там картина?
АГЕНТ О'БРАЙЕН: Я не вижу этого парня, База, я… О господи! Он собирается выстрелить…
БАЗА (неразборчиво): Огонь, «зеленый свет», огонь, черт тебя побери, стреляй, сделай из него котлету…
АГЕНТ МЕМФИС (неразборчиво): Стреляю!..
БАЗА: Боже, ты попал в девчонку. Он попал в девчонку! О господи! Прямо в спину…
АГЕНТ О'БРАЙЕН: Он стреляет по заложникам. Господи, да пристрелите же его кто-нибудь! Ник, попади в него, попади, попади!
АГЕНТ МЕМФИС: Я не вижу его, он за кем-то. О господи! Он стреляет в них. Я не могу выстрелить второй раз. Господи, помогите им, ну помогите же им кто-нибудь, помогите!
АГЕНТ О'БРАЙЕН: Он только что снес себе башку… (нецензурно). Ник, он вставил ствол себе в рот – и крыши как не бывало (нецензурно), он…
БАЗА: Окажите этим людям медицинскую помощь, окажите этим людям медицинскую помощь. О боже мой! Окажите этим…
АГЕНТ МЕМФИС: Сволочь.
Этого было достаточно. Почему у Мемфиса не было корректировщика или кого-нибудь еще, кто бы сидел рядом с ним? Снайперская стрельба – это работа для двоих, один может выполнять ее только тогда, когда вокруг больше никого нет. Ее нельзя выполнять, когда у тебя на голове наушники. А этот База… Ну и скотина! Именно из-за него этот парень и не попал: он же все время бубнил ему в ухо и причитал, как старая баба.
– Они его подставили, но так ему и надо, – сказал Боб, плотно сжав губы. Он думал об этом жалком сопляке, который смотрел на всю эту кровавую бойню через свой оптический прицел и в беспомощной, бессильной ярости сжимал свою винтовку, больше всего злясь на себя, зная, что он никогда не сможет простить себе этот промах. – Что с ним потом случилось?
– Он женился на той женщине, в которую попал. Он все еще служит в Бюро, и до конца жизни у него теперь на руках эта несчастная в инвалидной коляске.
«Дай бог тебе здоровья, Ник Мемфис, – подумал Боб. – Если бы я все еще был алкоголиком, то обязательно опрокинул бы стаканчик за твое здоровье. И если вдруг случится, что я снова когда-нибудь начну пить, я непременно это сделаю».
– Удивительно, как в экстремальных условиях проявляется сущность организации, – сказал Хатчер. – Смотрите, Бюро в общем и целом организация чисто бюрократическая, и на всем, что она делает, лежит отпечаток бюрократических отношений. Власть бюрократии. Поэтому-то Базе и пришлось осуществлять контроль за Мемфисом даже в момент выстрела. Пришлось, хоть это было неестественно и лишь усиливало нервозность обстановки, ибо самый главный принцип в работе Базы – прикрыть собственную задницу. А бедолага Мемфис был командный игрок, даже несмотря на то, что всегда играл в одиночку. Поэтому он подыгрывал команде. Поступая же таким образом, он ставил под угрозу успех самого выстрела.
Наступила пауза.
– Но вы, мистер Свэггер, – продолжал Хатчер, – не поставили свой выстрел под угрозу. Потому что вы не командный игрок и не придерживаетесь тех норм и традиций, которые приняты у них. Вы просто берете и стреляете. Вы заботитесь только о том, чтобы максимально сконцентрироваться. Мы пытались помешать и вам, так что вы прошли приблизительно через то же самое, что и Мемфис, но он оплошал, а вы уверенно разделались с Вилли Даунингом.
Вокруг Боба собралось еще несколько восхищенных почитателей. Они поддакивали неуклюжему Хатчеру, но почему-то все эти восторги вызывали у Боба лишь раздражение.
– Итак, мистер Свэггер, сейчас мы предложим вам более интересное испытание. Вы хотите продолжать игру? – спросил Хатчер.
Бобу очень хотелось вогнать еще одну такую пулю в цель, хотя он ощущал какую-то внутреннюю неловкость от того, что ему так понравились эти патроны.
– Я выстрелю еще раз, – сказал он. – Может быть, еще раз повезет.
– Этот случай как раз по вашей части – чисто снайперская война. Он реально основывается на событиях, произошедших в Медельине, в Колумбии, в тысяча девятьсот восемьдесят восьмом году. Все строго секретно, поэтому я вынужден попросить вас никогда не разглашать суть этого дела. Я думаю, это вполне понятно?
– Я приехал сюда, чтобы стрелять, а не разговаривать.
– После того как я расскажу вам все подробности, вы поймете, в чем заключается деликатность этого дела. Речь идет о выстреле на тысячу четыреста ярдов, который агент УБН[16] сделал по одному торговцу наркотиками, уничтожившему ранее целую группу этого Управления. У торговца была фантастическая охрана, огромная банда колумбийцев, до зубов вооруженных всеми видами стрелкового оружия. Даже говорить не стоит о том, что бы произошло, если бы кто-то попытался его зацепить. Его охранники сразу же начали бы крушить все налево и направо. Поэтому УБН хоть и с явной неохотой, но все же приняло решение убрать его неофициальным образом – без лишнего шума. Операция готовилась нелегально, подозрение же в ее проведении должно было лечь на определенные организации в самой Колумбии.
– Это был прямой выстрел?
– Да. Как раз ваша работа. Никаких заложников, никаких помех. Был просто человек и винтовка, да еще чертовски дальний выстрел.
– Из триста восьмого калибра вы никогда не выстрелите на тысячу четыреста ярдов, уверяю вас.
– Вы снова нас проверяете. Снайпер УБН стрелял из «Магнума Н&Н» трехсотого калибра двухсотграновой пулей «Сьерра». Вот и винтовка. Точно такая же.
Он кивнул, и один из техников принес винтовочный чехол. Когда он открыл его, Боб засмотрелся на винтовку.
Какая это была винтовка!
– Черт побери, – невольно вырвалось у него. – Это же сказка, а не винтовка. Черт!
Это была 70-я модель с поворотным продольно скользящим затвором, выпущенная до шестьдесят четвертого года, с длинным толстым стволом и 36-кратным оптическим прицелом, который располагался по всей длине ствола. Его темный металлический отблеск напоминал о давно забытом искусстве делать настоящие винтовки, которое достигло своего пика в годы великого американского винтовочного бума двадцатых – тридцатых годов. Она была практически новая, чистая и хорошо смазанная; видно было, что к ней относились с любовью и заботой. Но деревянные части поразили его еще больше. Выполненные в стиле пятидесятых годов, они были практически черного цвета. Он никогда не видел орехового дерева такого темного оттенка. Но это был явно не пластик, потому что чувствовался естественный теплый цвет дерева. Может быть, это черное дерево?
– Великолепная винтовка, – сказал Боб и быстро наклонился, чтобы взглянуть на серийный номер.
О господи, это была единичка с пятью очаровательными «гусинымияйцами» – 100 000! Стотысячная семидесятка! Это делало ее мечтой любого коллекционера и свидетельствовало о том, что она была сделана примерно в 1950 году.
– Выпущена на винчестерском заводе в тысяча девятьсот сорок восьмом году. Металл был подвергнут термической обработке с закаливанием с целью придания ему прочности и надежности, необходимых при стрельбе специальными патронами на тысячу ярдов.
– О'кей, давайте проверим ее. У вас есть к ней патроны?
Хатчер протянул ему коробочку патронов «Экьютек снайпер грейд» для «Магнума Н&Н» 300-го калибра.
Красными буквами на ней было написано: «ТОЛЬКО ДЛЯ ПОДРАЗДЕЛЕНИЙ ПО ОБЕСПЕЧЕНИЮ ЗАКОННОСТИ».
Боб открыл коробочку и достал один длинный патрон. Он лежал у него на ладони, как маленькая баллистическая ракета, – четыре дюйма гильзы, пороха и пули. Тяжелый, как страусиное яйцо.
– Что за тип?
– Это максимально большой размер. Мы делаем его из гильзы Х-4831 и нашей двухсотграновой обтекаемой пули с полым наконечником. Скорость полета пули – три тысячи футов в секунду.
Боб вспомнил таблицу и вычислил, что на тысячу ярдов отклонение пули по вертикали будет 198 дюймов, следовательно, на тысячу четыреста ярдов оно составит 355 дюймов.
Он взял винтовку. Семидесятая модель была его первой любовью. Ее еще называли «винтовкой настоящего стрелка». Сейчас у него их было несколько штук, включая тот настойчиво сопротивляющийся винчестер 270-го калибра, которым он был занят перед своим приездом в Мэриленд и проблемы которого он так до конца и не решил. Так что эта винтовка была для него как старый приятель.
– Где я могу ее пристрелять?
– О, она пристреляна. Один из наших мастеров уже сделал все необходимое. На этом расстоянии она бьет точно в цель.
– Подождите, сэр. Когда мне платят деньги, я предпочитаю стрелять из той винтовки, которую проверил.
– О-о, – протянул Хатчер, несколько смущенный решительной настойчивостью Боба. – Я гарантирую вам, что…
– Вы не можете гарантировать мне то, чего я сам не знаю.
– Вы хотите, чтобы я обратился к полковнику?
– Почему бы и нет?
– Хорошо. Но я хочу сказать вам, что тот человек, который ее пристреливал, в середине пятидесятых выиграл чемпионат страны по стрельбе на тысячу ярдов. Она пристреляна. Я гарантирую вам, что она нормально стреляет. У него есть награды, которые могут подтвердить мои слова.
Боб прищурился.
Наконец он сказал:
– Это идет вразрез с моими принципами, но, черт побери, только из уважения к этой модели я возьмусь за работу и так.
Боб лег в снайперскую нишу. Здесь было душно и грязно. Казалось, что стены давят на него со всех сторон. Мир он видел через узкое отверстие размером где-то шесть дюймов на четыре. Сквозь него он видел ряд невысоких холмов. Далеко, очень далеко возвышалась небольшая стена, возле которой был сооружен укрепленный вал из выкопанной бульдозером земли.
– Он ждал в этой нише две недели, – сказал Хатчер. – Так что радуйтесь, что мы не пропустили вас еще и через это испытание. Ну а когда ожидание закончилось и настало время сделать выстрел, он промахнулся. Стыдно.
Гарсиа Диего, так звали торговца наркотиками, был необычайно осторожным человеком. Различные охранные приспособления и засады были расположены в радиусе мили вокруг его гасиенды[17]. После того как этот человек погубил целую группу УБН, он стал объектом номер один для уничтожения. УБН выследило его здесь. Ребята знали, что если он попытается улизнуть, то сделает это на закате и, перед тем как сесть в свой вездеход, на секунду или две появится на фоне задней стены своей гасиенды.
– То, что вы увидите, Боб, – продолжал Хатчер, – всего-навсего прекрасно сделанный манекен, который почти невозможно на таком расстоянии отличить от человека. Мы протащим его на проволочной растяжке вдоль стрельбища. Проволоку вам видно не будет. С такого расстояния он должен быть поразительно похож на того торговца. Вам необходимо сделать все, что в ваших силах, чтобы попасть в центр корпуса.
Оставшись один, Боб принялся разглядывать винтовку. Именно на старом винчестере он учился стрелять в детстве во время охотничьих оленьих сезонов в Арканзасе. Эта винтовка была как письмо из дома, как какое-то ностальгическое воспоминание о тех пятидесятых, когда еще жив был его отец.
Эрл Свэггер был смуглым мужчиной с длинными волосами. Его голос напоминал звук напильника, стачивающего металл. Это был человек с чувством собственного достоинства, спокойный, уравновешенный, с хорошо сложенной фигурой, сильный, который, однако, первым никогда никого не трогал и относился ко всем людям, включая даже тех, кого многие презрительно называли «ниггерами», с предельной вежливостью и учтивостью, обращаясь к любому, даже самому последнему ничтожеству на земле, – «сэр».
Он настойчиво и упорно воспитывал у Боба терпение. «А теперь, Боб Ли, – вспомнились ему слова отца, – тебе нужно запомнить, что твое отношение к винтовке должно быть таким же хорошим, как и отношение к любому человеку, с которым ты будешь иметь дело. Если ты обращаешься с ней хорошо, то она будет верой и правдой служить тебе в раю и в аду, куда бы ты ни попал. А если ты будешь относиться к ней небрежно, будешь обходить ее стороной, как злую собаку, или перестанешь обращать на нее внимание, как на женщину, которая слишком много жалуется, то, поверь, рано или поздно она найдет способ наказать тебя. В умных книжках написано, что порой и ад не так страшен, как плохая, неухоженная винтовка. В умных книжках не говорится об этом подробно, но это может случиться, Боб Ли. Ты слышишь меня?»
Тогда Боб Ли кивнул в ответ и дал себе клятву всегда обращаться с винтовкой так, как надо. Сейчас же, много лет спустя, он с полной уверенностью мог заявить: ни разу в жизни не подвел он ни своего отца, ни свою винтовку.
Боб посмотрел вниз на стрельбище.
Нигде не было никаких признаков движения. Все спокойно. Легкий ветер кое-где поднимал тонкие струйки пыли. Боб слышал, как внизу что-то тихо и настойчиво потрескивало, напоминая ему стрекот цикад.
Можно сказать, что, находясь за тысячу ярдов от цели, вы живете совсем в другом мире. Ветер, который при стрельбе на триста ярдов может помочь вам, в данных обстоятельствах превращается в непреодолимое препятствие. Во время столь долгого полета пуля так сильно теряет свою скорость, что ее траектория становится такой же уязвимой и чувствительной ко всяким изменениям, как и дыхание ребенка. Секрет заключается в том, чтобы заставить ветер работать на тебя, но для этого его надо понимать и уметь «читать». Это единственный способ попасть в цель.
Сняв большим пальцем винчестер с предохранителя, Боб плотно прижал винтовку к плечу и, приказав своему телу расслабиться, стал искать линию прицеливания.
Втиснутый в эту паучью нору, лежа в зловонии перегноя и грязи, он тем не менее выбрал самую удобную позицию, какую только можно было занять при классической стрельбе с упора: винтовка прочно опиралась дулом и прикладом на мешки с песком, и ему было достаточно незначительного перемещения приклада, чтобы сопровождать движущегося человека в течение того короткого промежутка времени, которое было ему отведено. Дыхание стало потихоньку успокаиваться; вдох на половину легких, потом выдох; он постепенно уменьшал приток кислорода в кровь.
Найдя наконец линию прицеливания, он был удивлен ясностью и четкостью открывшейся перед ним картины, которую так прекрасно увеличивал 36-кратный «Унертл».
Хорошо, что он выставлен в правильном направлении. Чем больше оптический прицел, тем меньше поле обзора.
Наконец Боб увидел его. Какое-то едва уловимое движение справа от перекрестья визирных линий, возле земляного вала, на расстоянии тысячи четырехсот ярдов. Он видел голову человека – она то появлялась, то исчезала. Объект двигался.
Боб чувствовал, что напряжение начинает увеличиваться.
И тут он вдруг внезапно осознал – не путем долгих размышлений, потому что в это короткое, похожее на вспышку мгновение не было времени на размышления, а благодаря внезапному озарению, происшедшему в глубинах его сознания, – что в этом выстреле и заключалась вся суть его присутствия здесь. Все остальное – «Экьютек снайпер грейд», патроны, Ник Мемфис в Талсе, стремление уничтожить этого короля наркобизнеса, – все это было лишь прелюдией. А сейчас был именно тот момент, к которому они все время его подталкивали, шаг за шагом, дюйм за дюймом подводя к той точке, к которой он все равно должен был когда-то прийти. Они ждали этого момента, стремились к нему и верили, что все удастся.
Это был неимоверно дальний выстрел. Теперь он и сам это видел. Практически никто в мире больше не смог бы его сделать. Он на скорую руку произвел необходимые баллистические расчеты – так же, как делал это сотни тысяч раз до этого, – потом провел сравнительный анализ между тем, как пуля должна была себя повести с точки зрения теории, и тем, как она поведет себя в действительности на стрельбище. Он попытался определить, какой сейчас ветер, и этим хоть как-то помочь себе в решении стоящей перед ним задачи. Он думал о выстреле, старался сконцентрироваться на нем, но чувствовал, что все здесь ему незнакомо, что он в чужой обстановке. В такой ситуации еще не был никто. Интересно, кто бы рискнул пойти на такой выстрел? Это очень опасная вещь, независимо от того, король наркобизнеса там или нет.
Все эти мысли промелькнули у него в голове в считанные доли секунды. Человек отошел от стены, поднялся на вершину и на мгновение остановился. Он был как пятнышко, как точка, как дырочка от укола булавки. Он был слишком, слишком далеко.
Боб за этот короткий промежуток времени произвел только его опыту и сознанию понятную коррекцию, нашел линию прицеливания, захватил объект в перекрестье прицела и нажал на курок. Раздался выстрел, радужная картинка в прицеле расплылась вместе с отдачей винтовки. Он понял, что послал пулю туда, куда надо, потому что фигура сначала дернулась, еще немного как-то безвольно продвинулась вперед, а затем упала и покатилась, как мешок с дерьмом, по склону насыпи.
Теперь Боб увидел, что он это сделал, что они заставили его это сделать.
И впервые за все время он почувствовал себя так, как будто предал свою винтовку.
Для него их энтузиазм значил не много.
– Мистер Свэггер, – захлебывался Хатчер, – вы понимаете, мы уже двадцать восемь человек сюда приглашали. Несколько бывших снайперов из роты «Дельта», несколько лучших снайперов ФБР, ряд секретных агентов из снайперских подразделений спецназа, пять или шесть мастеров своего дела из подразделений спецназа городского масштаба и Лос-Анджелесского полицейского департамента. Здесь были даже чемпионы Национального резерва сухопутных войск по стрельбе на тысячу ярдов… и никто из них… ни один, ни один не смог сделать такой выстрел! Пуля прошла в дюйме от сердца. Невероятно, попадание с первого выстрела на расстоянии тысячи четырехсот ярдов!
Боб, прищурившись, посмотрел на него.
– Это отличная винтовка, – сказал он. – И тот, кто делает для нее патроны, хорошо знает свое дело. Да, сэр.
Даже Пайн смотрел на него хоть и без особого удивления, но с любопытством, и в его глазах светился какой-то странный огонек.
– Неплохой выстрел, – признал он, и по его голосу можно было заключить, что он не раз видел или, может быть, даже сам делал такие безумно дальние выстрелы.
Но Боб все еще чувствовал раздражение. Такое чувство обычно испытываешь после того, как проведешь ночь с продажной женщиной, а утром ненавидишь и презираешь себя за то, что заплатил за свое право обладать ее телом.
– Мистер Свэггер, с вами все в порядке? Если бы вы тогда служили в УБН, то имя Гарсиа Диего уже ушло бы в историю, а так он сейчас один из самых богатых людей в Колумбии.
Боб улыбнулся, пытаясь скрыть то странное чувство, которое он сейчас испытывал.
«Папочка, что же я наделал?» – вспомнил он свои слова, когда, первый раз выстрелив в оленя, попал ему в живот. Бедное животное умчалось, а он чуть не сгорел от стыда и ненависти к самому себе. Отец тогда сказал, что все в порядке, не стоит волноваться, а сам направился выслеживать раненого зверя, чтобы добить его. Тогда он блуждал по крутым склонам гор Уошито больше трех часов, разыскивая оленя по кровавым следам на земле. Отец говорил ему, что Господь всегда простит плохой выстрел, если будет знать, что вы охотитесь не для забавы, а для того, чтобы принести это мясо к своему семейному столу, когда он будет знать, что вы действительно любите то животное, на которое охотитесь, и чувствуете себя вместе с ним частичкой природы.
Ну а если Бог не хотел, чтобы человек охотился, то зачем же тогда он дал ему мозги и тот придумал порох для ружей и такую винтовку, как 70-я модель винчестера?
– А, наконец-то до меня дошло, где я нахожусь и что это за место, – сказал Боб, чувствуя, как внезапная догадка осенила его мозг. Теперь он знал, чего они хотели. – И знаете, что я понял? То, что вам надо как можно быстрее сбегать за вашим хреновым полковником и немедленно привести его сюда. Думаю, он сможет объяснить мне, зачем вы суете меня во все это дерьмо и стараетесь превратить в того желтомордого ублюдка, который охотился на меня во Вьетнаме! – Он повернулся и свирепо посмотрел на них. – Эй вы, ублюдки сопливые, вы засунули мою душу в шкуру того снайпера, который искалечил меня и убил моего лучшего друга!
Он чувствовал, что заводится как перед дракой. Повернувшись, Боб резко двинул прикладом винтовки Пайну в лицо. От такого удара тот сразу же свалился на землю и стал выплевывать зубы вместе с кровью. Во время удара звук был такой, как будто стальной линейкой ударили по куску говядины. И без того отвратительное плоское лицо Пайна оказалось совершенно изуродованным. В его маленьких свинячьих глазках засветился настоящий страх. Боб наклонился и вытащил у него из кобуры укороченный «Ремингтон-1100», потом достал из магазина шесть красных патронов и бросил их в пыль. Ненужную винтовку он зашвырнул далеко назад.
– Мой пес не любит вас, мистер Пайн, и я – тоже. Мне не нравятся люди, которые таскают с собой семизарядный «ремингтон» с отпиленным стволом, к тому же заряженный двойными патронами двенадцатого калибра, потому что такие люди если стреляют, то всегда попадают в цель.
Боб резко повернулся к Хатчеру и увидел застывшее на лице этого человека удивление. Тот был шокирован неожиданной грубостью и жестокостью Боба.
– Вы еще здесь? Бегом! Со скоростью кенгуру! Живо за своим уродом-полковником! И ведите его сюда, или я поджарю вашему старине Пайну задницу еще до того, как сядет солнце!
Боб стоял и смотрел вслед убегавшему Хатчеру.