Жертва
У жизни, как у кнопки, две стороны, острая и тупая, и от соприкосновения с ними происходят южные мужчины со шрамами в душе и любовью к пряностям и плосколицые северные женщины с застывшим в глазах удивлением. У смерти, в отличие от кнопки, всего одна сторона – обратная.
Надежда впервые попробовала мыло «Dove» и долго не могла отойти от унитаза.
Ей мучительно вспоминалось босоногое детство на обрывистом берегу таежного озера и колючие ордена Ленина на пожелтевшем обрывке молодежной газеты. Газету на заимку привозил участковый, рано овдовевший и обрусевший хохол по фамилии Негритянко, и ребятня встречала его у околицы, чтобы первыми прочитать по складам об успехах охотников-промысловиков и о найденной недавно в глухом урочище переписке декабристов Пущина и Кюхельбекера в трех томах.
Долгими летними вечерами, рассевшись в чисто выметенной горнице вокруг единственной в поселке лучины, бабы сноровисто щипали газету на ровные одинаковые полоски, и пальцы их дружно вздрагивали, когда за окном, едва завидя молодой месяц, заводил свою песню, полную тоскливого ужаса, инвалид первой империалистической старик Сохатый.
Указательным пальцем, желтым и заскорузлым, старик аккомпанировал себе на трофейном немецком пианино, которое колхоз вернул ему после статьи Сталина «Головокружение от успехов». После статьи «Сумбур вместо музыки» пианино снова отобрали, но старик не терял надежды и даже начал ходить с малолетками встречать участкового, однако новой статьи так и не дождался.
Покручинившись о горькой судьбине старика Сохатого, Надежда поднялась с пола и пошла пробовать прокладки «Always».