ГЛАВА ВТОРАЯ
– Миша, мне уйти? – Вершинина привстала с кресла.
– Да сиди уж, – махнул рукой Мещеряков, – какие теперь секреты?
– Думаю, минут через десять-пятнадцать он здесь будет, – Михаил Анатольевич посмотрел на часы. – Ну надо же!
Последнюю реплику он произнес с горькой досадой.
– Я вот думаю, гадаю, кто мог ее убить? – Вершинина подняла на Мещерякова свои большие синие глаза.
– Профессиональный интерес? – раздраженно спросил Михаил Анатольевич.
Вершининой редко доводилось видеть его таким. Обычно он пребывал в состоянии равнодушия и апатии. Вяло реагировал даже на сильные раздражители, которые у других людей могли бы вызвать шквал неконтролируемых эмоций.
Был ли тому причиной его флегматический темперамент или это была особая манера следить за собеседником с целью разгадать его тайные намерения и проникнуть в его сокровенные замыслы, но выдержке Мещерякова Вершинина искренне удивлялась и завидовала. Она во многом даже стремилась подражать ему, иногда не считаясь со своими природными характеристиками как слабого и потому менее эмоционально устойчивого пола.
– Ничего не могу с собой поделать, – Вершинина попробовала улыбнуться.
«Ну, конечно, вчерашний допинг плюс сегодняшняя история с женой друга», – поставила она диагноз шефу.
– Я ведь Димку без малого двадцать лет знаю, да и с Юлей знаком не понаслышке, – глухо проговорил он, – то, что между ними произошло – это их дело. Но вот как теперь ему обо всем этом рассказывать?!
Мещеряков неистово тер подбородок.
– Миша, ты ведешь себя так, словно в том, что случилось, есть наша вина… – Вершинина краем глаза наблюдала за Михаилом Анатольевичем, который, будучи не в силах усидеть на одном месте, стремительно поднялся с кресла (и это при его комплекции!) и зашагал по кабинету. Кресло, оставленное хозяином, жалобно скрипнуло.
– Умом я все понимаю, – сказал Мещеряков более спокойным тоном, – а вот душой… – он постучал рукой по своей мощной груди, – кому же все-таки это было нужно? Димка хоть и имеет большие деньги, но не такие, чтобы из-за них без предупреждения могли убить человека. Нет, что-то здесь не так…
Он продолжал прохаживаться по кабинету из угла в угол, плотно сжав губы и засунув руки в карманы брюк. Пуговица на его серой в полоску сорочке была расстегнута над поясным ремнем. Когда он подошел к окну и остановился, глядя на улицу, в дверь его кабинета постучали, и на пороге появился мужчина лет сорока пяти с приятным открытым лицом.
Среднего роста, коренастый, с правильными чертами лица, зачесанными назад тронутыми сединой волосами и аккуратно подстриженной бородкой, он производил впечатление уверенного в себе, уравновешенного человека.
На нем был стального цвета костюм и такой же галстук. На его губах играла вежливая улыбка.
– Привет, Михаил, – он шагнул навстречу Мещерякову и протянул руку.
Мещеряков ответил крепким рукопожатием.
– Познакомься, Дима, – жестом он указал на Вершинину, – это Валентина Андреевна, начальник нашей службы безопасности.
Козлов подошел и, галантно наклонившись, поцеловал Вершининой руку.
– Дмитрий Степанович, – представился он.
У него был приятный глубокий баритон, вполне соответствующий его облику. Он устроился в предложенном ему Мещеряковым кресле и закинул ногу на ногу.
– Что скажешь, Михаил? – посмотрел он на Мещерякова, который все еще не решался сесть.
Михаил Анатольевич подошел к столу, достал сигарету из пачки, похлопал себя по карманам, ища зажигалку, не нашел, бросил сигарету на стол и, наконец, опустил свой рыхлый зад в кресло.
– Что ты мечешься, как неприкаянный, можешь говорить все как есть, – улыбнулся не проявляющий никаких признаков беспокойства Козлов, – если бы я не предполагал, что Юлька мне изменяет, я бы не просил тебя следить за ней.
– Все гораздо хуже, Дима, – одним махом выпалил Мещеряков, – она погибла.
Он наконец нашел зажигалку и закурил, щуря глаза от дыма. Спокойное лицо Козлова покрылось багровыми пятнами, губы заметно дрожали. Он молча вперил свои светло-карие глаза в Мещерякова. Через минуту обретя дар речи, он спросил хриплым голосом:
– Ты сказал, погибла? – он продолжал непонимающе смотреть на Мещерякова, а потом резко перевел взгляд на Вершинину, точно призывая ее опровергнуть эту нелепость. Валандра опустила глаза.
– Погибла, Дима. Я не шучу. Такими вещами не шутят. – устало выговорил он, отводя взгляд в сторону.
– Но твои же люди… – начал было Козлов, но на середине фразы внезапно сник и закрыл лицо руками.
– …следили, ты хочешь сказать? Следили, только что они могли сделать? – с горечью произнес Мещеряков, глядя в окно, где небо начинало пузыриться легкими весенними облаками.
– Как же это случилось? – Козлов жестом показал, что хочет закурить. Казалось, он немного пришел в себя.
Мещеряков, перегнувшись через стол, поднес ему пачку и, когда тот слегка дрожащими пальцами вынул сигарету и зажал ее между губами, щелкнул зажигалкой.
– Может быть, Валентина Андреевна расскажет? – Михаил Анатольевич всем корпусом повернулся к Вершининой.
Валандра неопределенно пожала плечами.
– Это произошло в номере гостиницы «Русское поле», – пояснила она, – Ваша жена была там с…
– Понятно, – нетерпеливо перебил ее Мещеряков, – Дальше, Валя.
– Все произошло очень быстро. Мои люди наблюдали за номером из новостройки напротив. Выстрела они не слышали, хотя и находились в одном здании с убийцей, видимо, оружие было с глушителем. В стекле осталось отверстие от пули. Ваша жена упала, ребята спустились вниз, некоторое время подождали, но из здания никто не появился, наверное, убийца вышел с другой стороны. Вот, собственно, и все, – Вершинина перевела дыхание.
Козлов слушал ее рассказ, тупо уставившись в пол и как-то бессмысленно покачивая головой. Когда Вершинина закончила, он поднял голову и твердо произнес, переводя взгляд с Вершининой на Мещерякова:
– Я хочу, чтобы вы нашли убийцу. Сколько бы это ни стоило. Не имеет никакого значения, что Юля изменяла мне. Я любил ее, этого достаточно.
– Этим делом будет заниматься милиция и прокуратура, – нахмурив брови, произнес Мещеряков.
– Миша, – горько ухмыльнулся Козлов, – ты же сам работал в органах.
– Ну что, Валентина Андреевна, – Мещеряков вперил в нее свои водянистые глаза, – как ты на это смотришь?
– Нам с Дмитрием Степановичем лучше спуститься ко мне, – спокойно ответила Вершинина и посмотрела на Козлова, – пойдемте?
– Я к вашим услугам, – с готовностью отозвался Козлов.
«Ну вот и нашелся сюжет. Так уж устроена жизнь: единственное в своем роде событие для одних людей становится трагедией, другим (сыщикам и детективам) предоставляет возможность проявить свои сыскные и дедуктивные способности, третьим (журналистам и писателям) обеспечивает сюжет.
Кто знает, может быть, как раз в этом жестоком, на первый взгляд, абсурде и кроется та дьявольски необоримая сила, которая заставляет нас существовать несмотря ни на что и даже наслаждаться жизнью?
Не могу удержаться и не процитировать афоризм Монтеня, которым увлекаюсь все больше и больше: «Жизнь сама по себе – ни благо, ни зло: она вместилище и блага и зла, смотря по тому, во что мы сами превратили ее».
– Присаживайтесь, – я заняла свое место за столом и указала Козлову на кресло.
– Спасибо, – поблагодарил он, опускаясь на жесткое кожаное сиденье.
– Нам с вами, Дмитрий Степанович, предстоит, может быть, нелегкий для вас разговор. Заранее прошу вас говорить откровенно, ничего не скрывая, и прошу прощения, если в процессе нашей с вами беседы мне придется затронуть щекотливую или неприятную для вас тему. Договорились?
– Само собой, – отозвался Козлов.
– Прошу, – я протянула ему пачку сигарет, предварительно взяв одну себе. – Зажигалка перед вами.
Козлов взял «дракошу», дал прикурить мне от его полыхнувшей желтым огнем пасти и прикурил сам.
– Спасибо, – снова поблагодарил он меня, – оригинальная у вас зажигалка.
Он вертел в руках и с искренним интересом рассматривал моего дракона. «Ну если в такой тяжелой ситуации человек проявляет столько любознательности к мелочам, значит, для него не все потеряно!» – усмехнулась я про себя. Интерес Козлова к моей «оригинальной» зажигалке почему-то не раздражал меня, а забавлял и, скажу больше, был мне глубоко симпатичен.
Я отдавала себе отчет в том, насколько прихотливо устроена психика человека и как неоднозначны, а зачастую и неадекватны его реакции.
– Как вы уже знаете, – продолжила я, – я работаю с командой помощников. Поэтому, если вы не против, я приглашу одного из них. Это мой секретарь-референт Алискер Мамедов. Мне не хотелось бы терять время на пересказ того, о чем мы с вами будем говорить.
– Пожалуйста, – любезно согласился Козлов.
– Алискер, зайди ко мне. – сказала я, набрав по внутреннему телефону номер дежурки.
Через минуту в кабинет вошел Мамедов. Он утирал пот со лба.
– Познакомься, Алискер, это наш новый клиент, Козлов Дмитрий Степанович.
Мамедов приблизился к привставшему с кресла Козлову и пожал ему руку.
– Очень рад, – произнес Алискер.
– У тебя вид, точно ты на берегу Мертвого моря загорал, – обратилась я к Алискеру, имея в виду испарину, выступившую на его лбу.
– Да Болдырев опять в дежурке Сахару устроил, – Мамедов устроился в кресле у стены.
– Понятно. Ну что ж, начнем? – я посмотрела на Козлова.
Он безмолвно кивнул.
– Дмитрий Степанович, мне важна сейчас любая информация о вашей жене. Ваши с ней отношения, родственники, друзья, знакомые, сослуживцы и все прочее. Вы меня понимаете?
– Конечно. Только Юля четыре года, как не работала.
– Хорошо. Тогда начнем с вашей семейной жизни. Когда вы поженились?
– Семнадцать лет назад.
– А когда вы начали подозревать, что ваша жена вам изменяет?
– Да Юлька, простите, Юля всегда была не прочь пофлиртовать. Она ведь на десять лет моложе меня, привлекательная, жизнерадостная, задорная была, – при слове «была» голос его предательски дрогнул, но Козлов моментально овладел собой, – в общем, «душа любой компании».
– Я, Дмитрий Степанович, говорю сейчас не про флирт, а про конкретные случаи измены.
– Года три назад была у нее интрижка с одним дизайнером, но, как она потом сама мне сказала, он ее бросил.
– И вы спокойно смотрели на это?
Козлов заерзал.
– Я сам разоблачил ее. Она, видите ли, совсем не умела врать, а если и делала это, то, как мне кажется, с огромным нежеланием и напрягом.
– Это был не единственный случай? – я непроизвольно понизила голос.
– Не единственный, – меланхолично проговорил Козлов. Видимо на него нахлынули воспоминания.
– Расскажите об этом.
Козлов поднял на меня отсутствующий, подернутый влажной дымкой взгляд и зашевелил губами. Пепел с сигареты упал на стол.
– Ой, простите.
– Ничего, продолжайте.
– Года полтора назад у нее было еще одно увлечение, на этот раз – художником, а по моему мнению, самым настоящим проходимцем и авантюристом. Он ей в сыновья годился. Может, все это потому, что у нас детей не было? – Козлов пожал плечами и вопросительно посмотрел на меня, точно ожидая подтверждения своей догадке.
– И долго тянулось «увлечение»?
– Прилично. Месяцев десять, не знаю точно. – Он потушил в пепельнице сигарету. – Она его деньгами снабжала, врала мне что-то о том, что ей нужно купить наряды, бриллианты. Я никогда не проверял, действительно ли она их покупала, пустил все на самотек. Только однажды спросил. Она ответила мне что-то невразумительное.
– Как же вы узнали об этой ее измене? – полюбопытствовала я.
– Пришел как-то раз домой раньше срока. Юля разговаривала по телефону в самой дальней комнате, не слышала, как я вошел. Так была увлечена разговором! Ну, я и решил ее разыграть, подкрасться. К нам должны были вечером гости прийти – у нее день рождения был. Я ей колье купил, хотел порадовать. Дай, думаю, сзади подойду и сам его ей на шею одену. Подкрадываюсь на цыпочках и что же я слышу?! – Козлов с трудом перевел дыхание. Видно, собственный рассказ взволновал его.
– Она разговаривала по телефону как раз с этим проходимцем. Судя по ее ответам, он требовал денег. А она, которую я знал такой смелой и боевой, ну прямо огонь, мямлила что-то. Какой-то жалкой стала, голос дрожит, вот-вот заревет. Я аж обомлел, никогда ее такой не видел! Потом тот, видать, трубку швырнул, и она – в слезы. Я у двери стоял, но в комнату не вошел. Сделал вид, что ничего не слышал. День рождения прошел хорошо, весело было… – Козлов потупил глаза.
– Но потом вы все-таки ей сказали?
– Сказал. Она – мне в ноги, каяться, просить прощение. Говорит, что сама его бросила. Ведь сказал-то я ей о том, что мне все известно, месяц спустя. Я проверил – она действительно с ним перестала встречаться. Она ему деньги давала, а он их со своими дружками да подружками тратил. Он ведь несколько раз звонил. Я сам к телефону подходил. Говорю: чтоб я тебя, мразь, больше никогда не слышал и не видел! А если ты мне еще раз на дороге попадешься, башку сверну! – Козлов нервно кашлянул.
– Можно воды? – спросил он.
– Алискер, там сок в холодильнике, достань, пожалуйста, – обратилась я к Мамедову.
– Тут два пакета, – Алискер нырнул головой в холодильник, – яблочный или ананасовый?
Я вопросительно посмотрела на Козлова.
– Яблочный.
– Пожалуйста, – Алискер поставил перед Козловым высокий стакан с соком, – а вам, Валентина Андреевна?
– А мне, Алискер, лучше кофейку сделай. Может, и Дмитрий Степанович ко мне присоединится? – я улыбнулась Козлову.
– Он потом, как она мне рассказывала, ее донимал, по телефону звонил, когда я был на работе, – продолжал Козлов, мелкими глотками прихлебывая сок, – а один раз домой к нам приперся. Я в то время в командировке был. Она его вытолкала взашей…
– Понятно, – протянула я, – как его зовут?
– Чернышов Александр.
– Вы знаете его адрес?
– Да. Поинтересовался на всякий случай. Революционная, шесть, квартира четыре.
Я посмотрела на Алискера, впрочем, могла бы этого не делать, он аккуратно все стенографировал.
– Это был ее последний любовник? – спросила было я, но сразу же поняла, что ошиблась, последним был тот, в гостиничном номере, – я хотела сказать, предпоследний?
– Да, после него у нас с Юлей все вроде бы снова наладилось. А потом появился этот…
– Вы его знаете?
– Нет, просто я почувствовал, что у Юли новое увлечение. Я всегда это чувствовал. Не знаю, как это объяснить, просто она становилась немного другой, не такой, как обычно. Может быть, более резкой, что ли…
– Дмитрий Степанович, – я посмотрела на него с прохладцей, – если вы, как говорите, все знали, зачем вы затеяли слежку за вашей женой?
Козлов провел ладонью по голове назад, приглаживая редкие волосы.
– Я, наверное, не смогу вам точно этого объяснить, – пожал он плечами, – захотелось посмотреть на своего соперника, хотя я и знал, что Юля не бросит меня, не знаю, понятно ли я говорю?
– Вполне. Вы кого-нибудь подозреваете в ее убийстве?
– У нее не было врагов, – немного помолчав, ответил он, потом добавил: – во всяком случае, таких, о которых бы я знал.
– А друзья, друзей у нее было много?
– Знакомых было много. Она постоянно ходила на разные концерты, выставки. Иногда мне удавалось выкроить время, чтобы присоединиться к ней. Но если вы имеете в виду друзей настоящих… – Козлов выпятил губы, – пожалуй, таких не было.
– Значит, ваша жена нигде не работала в последнее время?
– Да, ей надоела ее работа, она посоветовалась со мной, и мы решили, что ей совершенно необязательно работать. Я вполне могу обеспечивать семью.
– А где работала Юля?
– В налоговой инспекции.
– Как вы думаете, не могли ее убить за какие-то дела, связанные с ее работой?
Козлов отрицательно покачал головой.
– За четыре года столько воды утекло. Даже когда она работала, у нее никаких неприятностей не было.
Я не стала отвлекать Алискера, занятого записями нашей беседы, и сама встала, чтобы включить чайник.
– У вас родственники есть? – спросила я, присев в кресло рядом со столиком, на котором стоял чайник.
– Мои родители уже умерли, а Юлины живут в деревне под Вязьмой, – он глубоко вздохнул. – Для них это будет ударом.
Рычажок чайника щелкнул, лампочка на ручке погасла. Я положила по ложке кофе в каждую из трех чашек, залила кипятком и предложила Козлову, который поблагодарил меня и подсел к столику. Алискер забрал свою чашку на свой стол.
– Может быть, вы все-таки назовете имена подруг или друзей, с которыми Юля виделась чаще чем с другими? – я сделала глоток кофе.
– Ольга Минькова и Александра Бондаренко – в последнее время она сблизилась с ними. Их адресов у меня с собой нет, но я вам перезвоню, как только вернусь домой, – он сделал маленький глоток и поставил чашку на стол.
Я встала и подошла к Мамедову.
– У тебя нет вопросов к Дмитрию Семеновичу?
Он поднял голову от своих записей.
– Дмитрий Семенович, скажите, где вы работаете?
– Я консультант в коммерческом банке, – ответил он.
– Убийство вашей жены никак не может быть связано с вашей работой?
– Вы имеете в виду, что ее могли убить, чтобы я стал, как говорится, сговорчивее? Извините за невольный каламбур.
– Вот именно. От вас может зависеть стратегическая политика банка, какие-нибудь перспективные проекты?
– В какой-то мере, да, – согласился Козлов, – но, как я понимаю, если бы кто-то пытался изменить мое мнение, сначала бы меня поставили об этом в известность.
– Ничего такого не было? – продолжил Алискер.
– Абсолютно ничего.
– Тогда у меня все, – произнес Мамедов и посмотрел на меня.
Оставив недопитую чашку, я внимательно следила за ходом беседы. Потом обратилась к Козлову:
– Вы говорили, что чувствовали изменения в поведении вашей жены.
Он согласно кивнул.
– В последнее время вы не замечали ничего необычного, кроме того, что у нее появился любовник?
Он не успел ответить, так как раздалось пиликанье сотового телефона. Явно не мой, и на Алискеровский не похож. Ага, это у нашего гостя. Он достал из бокового кармана пиджака трубку, вытянул антенну и, извинившись, ответил:
– Я слушаю.
По лаконичным ответам Козлова я догадалась, что его беспокоит милиция. Наверное, нашли номер его телефона в записной книжке жены. Или еще как-нибудь. Что ни говори, а милицейская махина, хоть и со скрипом, да двигается. Инерция у нее большая.
Закончив разговор, Козлов закрыл крышку микрофона и поднял глаза.
– Милиция, мне нужно ехать.
– Конечно, Дмитрий Степанович, не смею вас задерживать. Не забудьте позвонить нам и сообщить адреса подруг вашей жены и оставьте, пожалуйста, ваши координаты, – я поднялась вслед за ним.
– Мой адрес и номера телефонов у Михаила, звоните в любое время. Я, как вы понимаете, очень заинтересован в этом деле и всегда к вашим услугам. До свидания.
– Всего хорошего, Дмитрий Степанович, – я улыбнулась ему на прощанье.
В дежурке царила столь дорогая Болдыревскому сердцу жара, которую находчивые и острые на язык вершининцы иронично окрестили «Болдыревской осенью».
Центральное отопление уже не работало, зато вовсю наяривал электрообогреватель. Если к этому добавить еще пыхтение самовара, то становится понятным, почему притулившиеся у журнального столика Толкушкин и Антонов-младший то и дело утирали пот со лба.
– Да выключи ты, наконец, своего монстра! – взмолился Николай, обращаясь к сидящему как ни в чем не бывало Болдыреву.
– Ой, ты, жаркий какой! – усмехнулся Сергей, неспешно попивая чаек.
– Слушай, Сережа, ты тут все-таки не один, – попытался усовестить довольного «климатическими режимом» в дежурке Болдырева Толкушкин.
– Ребята, вы сейчас здесь, а через минуту вас – фьюить – и нету, а мне тут целый день у пульта сидеть.
– Спешу огорчить тебя, ревматик проклятый, – с усмешкой обратился к нему Валера, – мы, похоже, надолго составим тебе компанию, хочешь ты этого или нет. Так что давай, туши свою печку, апрель на дворе, а ты все мерзнешь!
– А ты что это, сынок, развыступался?! – с шутливым гонором произнес Сергей. – Не мешай работать, вы меня то и дело отвлекаете, не ровен час – пропущу сигнал. Лучше расскажите, чем занимались сегодня?
– Все тем же, – пробурчал Антонов, – слежкой.
– Так вы же день и ночь пропадали, а теперь баклуши бьете…
– Тебе что, Алискер ничего не говорил? – Толкушкин расстегнул на рубашке две пуговицы.
– Визирь у нас нынче важный стал, с нами особо не разговаривает.
– Он сейчас в кабинете у Валандры. Приятель Мещерякова тоже там. Мне Визирь шепнул на ухо, что этот рогоносец хочет поручить нам расследование убийства, – Антонов со смаком потянулся.
– Какого убийства? – Часто заморгал ресницами Болдырев.
– Юлю, жену его, пока мы за ней следили, кто-то застрелил, – невозмутимо сказал Толкушкин.
– Ну и ну, – покачал головой Сергей, – а я смотрю, что-то Визирь такой озабоченный!
– Так что ждите супер задания! – иронически подытожил Толкушкин.
Он встал и, пританцовывая, приблизился к радиатору.
– Эй, ты че, ты че?! – забормотал Болдырев.
Но было уже поздно: Валера легким движением руки вырубил заветный электроприбор.