Глава 2
Проклятье.
Они уже явились.
Их не было ни во время болезни Амелии, ни когда она умерла. Адвокат говорил, что они вообще не знали о ее существовании, пока он не позвонил им, чтобы сообщить о наследстве. Это было чертовски подозрительно.
Кендалл Монтгомери вернулась с балкона, где они часто сидели с Амелией, в спальню, надеясь, что ее не заметили. Она хоть и знала, что адвокат встречался с Флиннами и передал им права на имущество, но не ожидала, что они приедут так скоро.
Она вернулась, чтобы забрать кое-какие вещи. Книги и диски, которые одалживала Амелии, одежду, которую надевала, когда оставалась здесь на ночь с Амелией. Она как могла помогала Амелии, отплачивая любовью и добротой за ту поддержку, которую Амелия когда-то оказала ей. Старушка была очень мила, любила вспомнить о прошлом и с удовольствием пересказывала легенды, связанные со старым домом. Она прожила долгую жизнь и сумела сохранить за собой поместье, хотя не умела поддерживать в нем порядок – что говорило о том, каким человеком она была.
Кендалл вдруг почувствовала, что в руке у нее что-то есть. Это был старый дневник в чудесной обложке, который она откопала однажды на чердаке, когда Амелия попросила ее принести конверт с бумагами. Она тогда оставила дневник у кровати Амелии, думая прочитать его как-нибудь, но все откладывала. До сегодняшнего дня.
Сегодня, когда она собиралась только забрать свои вещи и уйти, она для чего-то подобрала дневник.
Чтение оказалось захватывающим. Дневник принадлежал женщине, жившей в доме во время Гражданской войны. Начав читать, Кендалл не могла оторваться. Даже не верилось, что она держит в руках тетрадь, которой уже сто пятьдесят лет, что она читает слова, написанные так давно. Слова, передающие наблюдения очевидца той ужасной братоубийственной войны. Рассказ о выживании. Яркие факты повседневной жизни, надежды и мечты о будущем.
Увлекшись чтением, Кендалл не заметила, как пробежало время. Ей давно пора было убраться восвояси. А теперь придется встречать тут наследничков…
Она быстро сунула дневник в рюкзак, хотя не имела на то никаких прав. Все права принадлежали кровным родственникам Амелии.
Но она хотела дочитать. Она не станет держать его у себя, она дочитает и вернет. А сейчас ей требовалось быстро придумать, как вести себя с новыми владельцами поместья.
Первым ее порывом было спрятаться, попытаться тайком выскользнуть из дома. Однако они не могли не заметить ее машину, стоявшую у конюшни. Нет. Лучше выйти к ним в открытую. Пусть видят, что если она и находится в их доме без разрешения, то, по крайней мере, ей нечего скрывать.
Она извинится, объяснит, что приехала забрать свои вещи, и уедет.
На днях она слышала радиопередачу, где Джереми Флинн призывал собирать деньги для детей, оставшихся без родителей во время «Катрины». Он явно умел вызвать сочувствие, расшевелить аудиторию. И он говорил разумные вещи. Она должна была признать, что его речь ей понравилась.
Адвокат рассказывал ей, что их три брата, и у них частное детективное агентство. Наверное, выслеживают неверных мужей и шпионят за няньками.
Другой брат, живущий во Французском квартале, был известен как потрясающий рок-гитарист.
А третий…
Похоже, крутой парень… Служил в армии, затем в ФБР.
Этот, чего доброго, арестует ее за нарушение границ частной собственности.
Но, по правде говоря, они должны были быть ей благодарны, ведь это она заботилась об Амелии. И вовсе не ради личной выгоды. Она проводила здесь много времени, потому что Амелии было страшно. Прожив в старом доме всю жизнь, в последние месяцы Амелия была уверена, что духи ее умерших предков посещают ее днем и ночью. И наяву и во сне. Приближение смерти пугало Амелию, ей казалось, что ее предки овладевают ею, тянут к ней из могил свои костлявые руки.
И все же в последние часы она была совершенно спокойна, будто радовалась встрече с привидениями, будто родные пришли за ней, чтобы забрать ее домой.
«Мне и самой было до смерти жутко, – думала Кендалл, – но я не могла бросить ее одну. Где были эти трое парней, когда Амелия действительно нуждалась в помощи родственников? Разве это возможно, чтобы они не догадывались о ее существовании?»
Ладно, она займется этим позже, в другой раз. Сейчас самое главное – выбраться из дому, не потеряв при этом достоинства.
Но как?
Да выйти прямо через парадную дверь, и дело с концом.
Решительно откинув с лица волосы, она спустилась вниз по лестнице, положила на пол рюкзак и стала отпирать тяжелый засов. Открыв, наконец, дверь, она столкнулась с ними нос к носу. Они стояли на крыльце.
– Здравствуйте, – произнесла она таким тоном, будто имела полное право находиться в доме. «Так оно и есть», – мысленно напомнила она себе.
Один их них – суровый, хмурый человек – холодно уставился на нее глазами кобальтовой сини. К счастью, двое других выглядели довольно дружелюбно, а один брат даже нерешительно улыбнулся.
– Извините. Я Кендалл Монтгомери. Я ухаживала за Амелией… то есть вашей теткой… в ее последние дни, – объяснила она. – Я тут… забыла кое-что и вот приехала, чтобы забрать свои вещи. А вы, я полагаю, братья Флинн?
– Да, – сказал тот, который улыбался. – Вот это Эйдан, старший брат, – он указал на хмурого типа слева, – это Зак, наш младший. А я Джереми.
– Ну, я просто… – смущенно промямлила она, не зная, что еще сказать.
– Амелия, если не ошибаюсь, уже несколько месяцев как умерла, – произнес Эйдан.
Он был высокий, мускулистый, напористый, с крупными и резкими чертами лица. Но вовсе не внешность неприятно поразила ее, а скорее его тон и выражение его ледяных глаз.
– Я, между прочим, должна зарабатывать на жизнь. И тем не менее я организовала ее похороны, оплатила последние счета и подготовила все к вашему приезду, – сказала она не без вызова в голосе.
– Вы жили здесь все это время? – не унимался Эйдан.
– Эйдан… – пробурчал Зак.
– Это я заботилась об Амелии. А вы – вы даже не знали, что она живет на белом свете.
– Правда, не знали. Мы ничего не знали ни о ней, ни об этой плантации. Мы должны были, но… так уж получилось, – тихо проговорил Джереми.
– Она была очень хорошим человеком, – Кендалл отвернулась, чувствуя комок в горле, – очень добрым. – Она в упор взглянула на старшего брата. Будучи пять футов десять дюймов[4] роста, она смотрела на него снизу вверх, и это ее коробило.
Да какого черта? Какое ей до него дело? Этот болван ничего не значит. Амелия уже умерла, а у нее своя жизнь. Она возвращается к себе, и пусть они делят дом как хотят.
Нет, это не совсем так. Не все они идиоты, только один.
– Что ж, меня ждет работа, – сказала она, – приятно оставаться.
– А чем, вы, кстати, занимаетесь? – снова подал голос Эйдан.
Она не сразу ответила, мысленно ругая себя за это, но, скажи она им всю правду, они могли бы решить, что она авантюристка, наживающаяся на людских слабостях.
– У меня кафе и магазин подарков. А теперь, если позволите…
– Мисс Монтгомери, – остановил ее Джереми, вопросительно улыбаясь, – мы тут ничего не знаем. Если бы вы могли уделить нам пару минут и провести нас по дому, мы были бы вам бесконечно благодарны.
– Пожалуйста, – поддержал брата Зак.
А старший брат лишь пристально смотрел на нее.
Она глубоко вздохнула.
– Ну хорошо, входите. Мы, так сказать, в фойе. – Она отошла от двери, показывая и объясняя. – Это парадная лестница, слева – танцевальный зал, гостиная, столовая – там на стене висят семейные портреты, посмотрите, если вам интересно. Направо – кухня. Этой кухне уже сто лет, последний раз, я боюсь, ее ремонтировали лет пятьдесят назад. Внешне все обшарпанное, но конструкция, в общем, крепкая. Внизу, под нами, – большой подвал, наверху четыре спальни, на чердаке – кладовые и мансарда. Прекрасный дом на самом деле. Есть еще не меньше дюжины других построек, в разном состоянии. Первая кухня, конюшня, коптильня и помещения для рабов. А на самом деле… – Она хотела продолжить, но осеклась, вспомнив, что уже рассказала им все основное.
Теперь ей пора уходить, это, в конце концов, их дом.
Наверняка они будут его продавать. В лучшем случае его купит какой-нибудь фонд по сохранению памятников старины.
– На самом деле что? – вдруг переспросил Эйдан.
– Ничего, ничего… к дому не имеет отношения. Уверена, у вас все будет в порядке.
– Нет, правда, что вы хотели сказать? – вмешался Зак. Такой улыбкой можно убить, подумала она.
Он был чертовски красив, а также уверен в себе, но без тени самодовольства.
Она передернула плечами.
– Амелии было страшно. В конце. Во время Гражданской войны здесь произошла ужасная трагедия, и она… ей слышалось разное по ночам, ну, она и боялась. Вот почему я оставалась с ней.
– То есть она боялась привидений? – Ей показалось, что Эйдан готов презрительно фыркнуть. Большой, грубый самец, которому неведом страх.
– На каждой приличной плантации есть дом с привидениями, верно? – улыбнулся Джереми.
«Двое младших – приличные люди, – думала она. – Этого следовало ожидать». Так ей и говорили. Ее друг Винни, работавший у нее в кафе, иногда играл с ними в группе и рассказывал, что они талантливые гитаристы и хорошие ребята.
Кендалл пожала плечами, чувствуя неловкость.
– У этого дома богатая история. Ваша семья была почти уничтожена во время войны. – После недолгой задумчивой паузы она продолжала: – И не только война была виновата. Были и другие события. Другие смерти. В 1890 году владелец плантации увлекся одной из горничных. Говорят, она была потрясающе красива – изумрудно-зеленые глаза и шоколадная кожа.
Губы Эйдана изогнулись в иронической улыбке.
– Значит, жена убила шикарную горничную или наоборот – и теперь ее дух бродит по дому. Или нет – они убили друг друга и бродят здесь на пару.
Смерив его взглядом, Кендалл продолжала:
– Жена потребовала, чтобы экономку повесили. В те времена Ку-клукс-клан был в полной силе, ну они и занялись этим. А голова… веревкой ей перерезало шею, голова отвалилась. Говорят, ее безголовое привидение гуляет по округе и ищет голову. А еще – что она прокляла жену, когда ее тащили к дереву вешать. Вон на том дереве ее повесили. – Она указала на огромный дуб слева от дома. – Проклятие, очевидно, сработало, поскольку жена погибла через год день в день, упав с парадной лестницы.
– Захватывающий рассказ, – улыбнулся Джереми. – Так было на самом деле?
– Не знаю. Можно справиться в историческом обществе. Признаться, не одно поместье претендует на эту историю. Я здесь выросла и наслышана о местных плантациях. До конца правдивой можно считать лишь историю о взаимном убийстве двух кузенов. Это сохранилось в местных архивах.
Орлиный взгляд Эйдана переместился с ее лица на дом.
– Я все-таки считаю, что мы должны его продать, и черт с ним, – сказал он братьям, качая головой.
– Посмотрите только, какой он красивый, – сказал Джереми и раскинул руки, будто стремясь обнять дом. – Это наше наследство, а привидения – наши родственники.
– Как знать, – пробурчал Эйдан.
– Почему это? – удивился Джереми.
– Как знать, не грешила ли одна из хозяек поместья на стороне?
«Ну и юмор у него», – подумала Кендалл.
– Мужчины развлекались с горничными, а их жены, может быть, с конюхами. Откуда мы знаем?
Джереми рассмеялся:
– Мой брат – циник, так что не удивляйтесь. Но в душе он совсем не такой.
– Да ну? А я-то думала, что он что внутри, что снаружи.
Кендалл ушам своим не поверила, услышав от себя слова, вертевшиеся у нее в голове. Не то чтобы она собиралась встречаться с ними снова, но вежливость редко изменяла ей.
От удивления брови Эйдана взлетели вверх. Ей показалось даже, что он вот-вот улыбнется.
– Смотрю, вы любите называть вещи своими именами, – сказал он. – Простите, мисс Монтгомери, что я произвел на вас столь неприятное впечатление. Большое спасибо за экскурсию, мы вас больше не задерживаем.
– Благодарю.
– Подождите. А вы сами здесь не видели чего-нибудь эдакого? – снова спросил Эйдан. Его взгляд сверлил ее, будто на допросе в полиции.
– Нет, – солгала она, и, судя по его виду, он догадался, что она лжет.
Она видела. Только не знала что. Она даже не была уверена, что это не страхи Амелии, которые заползли к ней в душу.
Иногда она видела странные огни в темноте, иногда просыпалась от полуночных шорохов. Как будто что-то – или кого-то – тащили по траве у нее под окном. И слышался чей-то жуткий и сверхъестественный шепот, словно некий безумный ученый проводил там опыты.
– Нет, конечно нет, – повторила Кендалл, решительно встряхивая головой, чтобы отбросить волосы за плечи.
«Потому что все это игра воображения», – убеждала она себя.
В конце концов, разве она не окончила университет сразу по двум курсам – психологии и драмы – со средним баллом 3,9? Она понимала всю глубину человеческого сознания. Просто она заразилась кошмарами Амелии, которые, в свою очередь, являлись отражением вполне объяснимого страха смерти.
Кендалл не могла позволить себе верить в такую чушь.
Потому что она сама занималась обманом. Она была отличной актрисой и обманщицей.
Хотя несколько раз…
Психолог в ней возмущенно настаивал, что и в те несколько раз не было ничего непостижимого. Получив актерское и психологическое образование, она зарабатывала на жизнь гаданием, выдавая себя за ясновидящую. «Воспринимай это как игру, театр», – говорила она себе. Она не обладала никаким даром ясновидения, если такой дар в действительности существует. Все, что ей доводилось испытывать, поддавалось логическому объяснению. В той удивительной комбинации логики и воображения, что представляет собой сознание человека, логика приструнивает воображение, когда тому случится слишком разойтись.
– Знаете, что мы планируем тут сделать? – спросил Джереми.
– Мы этого не планируем, – вставил Эйдан, прежде чем его брат успел продолжить.
– Понятия не имею, – ответила она Джереми, не обращая внимания на Эйдана.
– Восстановить дом и устроить тут культурный центр – устраивать разные концерты, лекции, вечера, все такое, – ответил Зак.
– Да? – вежливо удивилась она. Глядя на двоих младших Флиннов, можно было поверить в их искренность, но если Эйдан имел у них право голоса, то их планы были в опасности.
– Я подумал, – стал объяснять Джереми, – что нужно поставить себе цель закончить ремонт до Хеллоуина, чтобы устроить благотворительную вечеринку в помощь детскому приюту.
– То есть вы хотите открыть развлекательный центр «Дом с привидениями»?
Эйдан презрительно фыркнул.
– Мы пока что устроим один вечер, а там видно будет, – сказал Зак. – Хотя дом с привидениями – неплохая идея.
– Конечно-конечно, – согласилась Кендалл, но по спине у нее пробежал холодок.
Она хотела посоветовать им не делать этого – сама не зная почему. Она лишь была уверена, что это плохая идея. Очень плохая.
– Мы сможем реально помочь детям, – говорил Джереми. – Я выведу благотворительность на новый уровень. Для рекламы можно привлечь радио – радиостанции, где у меня есть контакты.
– Да, хорошо звучит, – принужденно согласилась Кендалл.
– На Хеллоуин мы бы отпраздновали открытие, – сказал Зак. – Мне бы хотелось увидеть этот дом в его былом великолепии. Пусть он послужит людям.
«Неужели они это сделают?» – думала она. В этот момент луч солнца упал ей на лицо, пробившись сквозь дождевые тучи, и ветер внезапно стих. Добрый знак? Она любила этот старый дом и была бы рада, если бы его восстановили и использовали для чего-нибудь полезного.
Она знала это место как свои пять пальцев. Еще в детстве она познакомилась с Амелией и была очарована легендарным прошлым поместья.
– Давайте не будем забегать далеко вперед, – предложил Эйдан, строго глядя на братьев.
«Он не просто идиот, он еще и зануда», – решила она.
Когда он обернулся к ней, на его лице была непритворная улыбка. Он сразу переменился, в нем появилось что-то доброе, человечное. Сексуальное. «А это тут при чем?» – одернула она себя.
– Извините, что я нагрубил вам, мисс Монтгомери. Не могли бы вы поподробнее рассказать и показать нам тут все? Если у вас есть время, – вежливо добавил он.
– Я…
– Пожалуйста.
«Одно слово еще не отменяет того факта, что он идиот, – подумала Кендалл, – даже улыбка не отменяет». Он по-прежнему улыбался, желая, наверное, подольститься. Что ж, ему же хуже, потому что она не дура.
С другой стороны, она так любила этот дом – их дом, – почему бы не пройтись по нему еще раз, в последний раз?
– Ладно, идемте.
Она шагнула мимо него. Ее рюкзак – с дневником внутри – остался у двери. Она ощутила мгновенный укол стыда, но велела себе перестать волноваться и идти дальше. Они последовали за ней.
– Этот анфиладный или, по-другому, ружейный холл, называется так потому…
– Потому что, если выстрелить из ружья, стоя у парадной двери, пуля пролетит вдоль всего холла и вылетит через заднюю дверь, – сказал Джереми. – Взгляните, какая чудная лестница!
– Дерево-то гнилое! – указал ему Эйдан.
– Ерунда, – возразил Зак. – Правда, Эйдан. У меня в студии такое было. Тут нужен хороший плотник, вот и все.
Кендалл снова убеждалась, что дом великолепен. Конечно, гниль и разрушение не обошли его стороной, но элегантности ему было по-прежнему не занимать. В танцевальном зале были окна от пола до потолка. В гостиной стоял диванчик Дункана Файфа[5] и расшитые гарусом стулья девятнадцатого века. Был даже рояль – правда, совсем расстроенный, как предупредила их Кендалл, а также изящные журнальные столики, секретер и прочее. У стены с семейными портретами, среди которых присутствовали настоящие произведения искусства, они остановились.
– Амелия? – спросил Эйдан, глядя на крайний портрет с правой стороны.
Портрет был выполнен всего несколько лет назад и изображал Амелию такой, какой ее знала Кендалл, – шапка белоснежных волос, лицо, хранящее следы былой красоты, яркие глаза и добрая улыбка.
– Видно, что она была хорошей женщиной, – заметил Закари.
– Еще какой, – подтвердила Кендалл.
Наверху Эйдан стучал кулаком в стены и топал ногами по полу. Потом он с любопытством оглядел лестницу, которая вела на чердак, где хранилось множество сундуков.
– Семейные летописи, – предположил Зак.
В ответ Эйдан лишь неопределенно хмыкнул.
Затем они спустились и пошли на кухню.
Несмотря на возраст кухни, Кендалл находила ее совершенно очаровательной. Но все трое братьев оглядывали ее скептически, явно не разделяя энтузиазма Кендалл.
– Она чудесная. Смотрите, здесь даже лифт есть, – говорила она, показывая им маленький кухонный лифт, управляемый рычагом. Когда-то он служил для подачи наверх горячих блюд и приема грязной посуды, белья, а иногда – одного-двух маленьких сорванцов.
Наконец они вышли во двор. Она показала им первую кухню, ставшую коттеджем управляющего, которого давно не было, и коптильню, до сих пор пахнущую дымом. Даже конюшня, сохранившаяся лучше прочих построек, хранила запах сена и лошадей, хотя Амелия последние двадцать лет не держала лошадей. Затем они прошли к ряду домиков, предназначавшихся для рабов. Большинство были двухкомнатными и требовали серьезного ремонта. У последней избушки в ряду Эйдан остановился и сказал:
– А здесь кто-то живет.
– Да ну? – удивилась Кендалл.
Когда он взглянул на нее, она поняла, что он проверяет ее реакцию. Он явно верил ей, но сам факт сомнения покоробил ее.
– С чего ты взял? – нахмурился Зак.
Эйдан пнул ногой кучу мусора.
– Да вот же, банки из-под супа.
– Да, вот такие мы детективы, – горько пробормотал Джереми. – Когда бы мы еще это заметили.
– Банки из-под супа и пивные бутылки. – Эйдан посмотрел на Кендалл: – А вы не знали.
Это было утверждение, а не вопрос.
Она покачала головой.
– Но… Амелия говорила, что видела какие-то огни. Может быть, ей не показалось.
– А вы не проверяли?
– Ну знаете ли, – с возмущением сказала она, – я приходила, когда она была больна, одинока и испугана. Я не нанималась. Она… ей многое мерещилось перед смертью.
– Если она видела огни, то ей, выходит, не померещилось. – Эйдан снова пнул ногой кучу мусора и вдруг нахмурился и насторожился. Нагнувшись, он стал разгребать отходы.
– Эйдан, какого черта?.. – начал Джереми.
Но тут Эйдан вытащил что-то из кучи.
– Что это? – изумленно воскликнула Кендалл.
Он поднял находку, чтобы показать им, и в желудке у нее болезненно заныло. Нет, не может быть.
– Бедренная кость, – сказал Эйдан, – человеческая.