2
Порыв ветра внезапно всколыхнул раскаленный воздух и поднял пыль. Песок попал Исааку в глаза и заставил его остановиться. Темно-красный парчовый плащ раздулся на ветру. Исаак почувствовал, как тысячи песчинок проникают под кафтан и прилипают к его мокрой от пота коже.
«Ничего, это всего лишь порыв ветра», – подумал он. Но, несмотря на жару, он испытывал озноб, а его руки дрожали. Вздохнув, он присел на край причала.
«Только на минуту», – успокоил он себя. Однако затем, как уже часто бывало, он погрузился в воспоминания.
Уже больше половины столетия между франками и сарацинами бушевала война. Восток и Запад оспаривали как религиозное, так и политическое господство. Византия, до сих пор бывшая третьей великой державой, из-за целой череды слабых императоров во главе превратилась в политическую проститутку, которая продавала себя тому, кто предлагал больше. Кайзер или халиф, Карл Великий или Гарун ар-Рашид – кто-то должен был решить в свою пользу борьбу за веру и границы. С обеих сторон Пиренеев друг против друга стояли готовые схватиться враждебные армии. Однако в то время как воины горели желанием искупать свои мечи в крови иноверцев, их повелители устали от войн. Они постарели, и битвы их утомили. Им надоели поля, усеянные трупами, сожженные деревни и опустевшие сокровищницы. Управление их гигантскими империями требовало неотрывного внимания и многократно восхваляемой мудрости. Сама война превратилась в их злейшего врага, не желающего сдавать своих позиций. Перед таким противником склоняли головы два самых могущественных в мире человека. Если бы они открыто провозгласили о желании мира, их противники при их же собственном дворе напали бы на них, как стая львов на двух заблудших ягнят. Перемирие было невозможно.
Карл Великий решился сделать первый шаг и послал Исаака, своего советника-еврея, с дипломатической миссией в Багдад. Поручение было деликатным и могло потрясти империю франков до самого основания: император посылал халифу подарки. Подарки врагу. Человеку, которого весь христианский мир считал воплощением дьявола. Десять испанских лошадей, повозку, набитую фризскими тканями, и двадцать породистых охотничьих собак нужно было незаметно провезти в Багдад. Если бы суть этой миссии была раскрыта, над всей страной пронесся бы огненный вихрь, и вся недавно расцветшая цивилизация Европы переплавилась бы в сплошной слиток варварства.
Ужас охватывал Исаака, когда он вспоминал об этом путешествии. Чтобы привлекать к себе как можно меньше внимания, они выбрали маршрут через дикие безлюдные места и опасные горные перевалы в Альпах. Двадцать человек сопровождали тридцать животных для халифа. Со времен Теодориха – могущественного короля готов – по старым тропам не передвигался столь странный обоз. Лишь изредка им встречались удивленные крестьяне и любопытствующие торговцы. Те немногие, кто попадался им на пути, заплатили своей жизнью за нечаянный взгляд на секретный груз. Они нашли свою смерть на дне ущелья или же на острие копья.
В неприветливом горном мире желтых бельхенов[7] их внезапно настигла зима. Морозы ударили на две недели раньше, чем ожидалось, и грозили сорвать миссию. Десять мучительных дней люди и животные шли навстречу холодному ветру, который обжигал лицо ледяными иглами и не давал дышать.
Сошедшая лавина повергла их в отчаяние. Сорвавшиеся с места снежные массы накрыли арьергард обоза и смели пять мулов в ущелье, а вместе с ними и весь провиант. С тех пор голод не отступал. Охота, рыбная ловля, сбор ягод – попытки раздобыть пропитание здесь, среди обледенелых гор, заканчивались столь же безрезультатно, как и надежда искупаться посреди Сахары.
На третий день оставшиеся без корма собаки взбесились. В какой-то момент свора набросилась на одну из великолепных лошадей. Если бы Радульф храбро не встал между ними, то послание мира не достигло бы Багдада. Радульф, который всегда отличался сдержанностью и осмотрительностью, не раздумывая бросился на острые клыки, чтобы удержать обезумевших от голода собак подальше от лошадей. Они разорвали его, прежде чем кто-нибудь из его спутников успел помочь. Хотя Радульфа постигла ужасная смерть, его конец означал спасение для остальных, потому что собаки насытились мясом жертвы. Они оставили в покое драгоценных жеребцов, и можно было не бояться, что они нападут друг на друга.
Вдоль обледенелых ущелий, по заснеженным полям и густым лесам группа продолжила движение. Они останавливались лагерем днем и отправлялись в путь только ночью, когда опасность схода лавин была не так велика. Люди и лошади терпели голод как страшного спутника. Однако собаки через два дня после своего страшного обеда снова взбесились. Многоголосое рычание своры возвестило о новой катастрофе.
Слишком многое было поставлено на карту. Если собаки разорвут лошадей, вся миссия потерпит неудачу. Если собаки загрызут друг друга, миссия опять же не увенчается успехом. Наоборот, если умрет кто-то из посланников, а выжившим удастся благополучно доставить всех животных в Багдад, первый шаг к примирению между франками и сарацинами будет сделан.
Исаак приказал тащить жребий. То, что Хатто первого постигла такая участь, стало тяжелым ударом для еврея. Его ученик и друг держал короткую деревянную палочку, стоя по колено в снегу и стараясь сохранять самообладание. Они попрощались, молча обнявшись, а затем Исаак взмахнул мечом. Хатто замертво упал на землю. Собаки мгновенно почуяли кровь и набросились на жертву, словно грабители могил на королевский склеп.
Смерть Хатто дала им отсрочку в два дня. Затем самую короткую палочку вытащил Герберт фон Фриаул. А дальше по очереди со своей жизнью ради жизней собак распрощались Арегис, Гримвальд и Теодор. Бернхард фон Кернтен замерз под скалой, а Хуго, мастер по изготовлению мечей, не вернулся из разведывательного похода. Они нашли его через два дня повесившимся в пихтовом лесу, и это было свидетельством безнадежности их положения.
Теперь они уже не считали ни смертей, ни дней. Все усилия оставшихся в живых людей были направлены на то, чтобы выжили животные. Только мысль о том, что за белой пустыней горного массива Бернины последуют зеленые долины Ломбардии, гнала их вперед.
Когда они спустились с последнего горного склона, перед ними раскинулось блестевшее в лунном сиянии озеро Комо. Это едва не лишило их рассудка. Смеясь во все горло, Дагоберт и Эрик бросились друг другу в объятия, и слезы катились по их впалым щекам. Исаак не устоял на трясущихся ногах и опустился в снег, который теперь казался ему не белой трясиной, а покрывалом, прекрасным и легким как пух.
Бог подверг его испытанию, и он, Исаак из Кёльна, будто вывел народ из Египта. Как когда-то Моисей разделил воды моря, так и он приказал горам отступить. Путь к земле обетованной лежал перед ними. И теперь он, Исаак, как равный пророку, принесет людям мир и прекратит бессмысленную войну. Драгоценные животные выжили. Хвала Яхве!
Двадцать мужчин отправились в путешествие. Семнадцать душ осталось в ледяном аду, а трое выживших были в тяжелом состоянии. Обморожение стоило Дагоберту пальцев на правой руке, глаза Эрика были поражены снежной слепотой, от которой он никогда не оправится. Лишь тело Исаака было не тронуто холодом. Однако воспоминание об испытаниях, которым они подверглись в пути, заставляло его содрогаться от ужаса. Поначалу он принимал беспрерывную дрожь за признак голода. Однако после того, как они нашли убежище и пищу на крестьянском дворе в горах, ему показалось, что у него лихорадка.
Два месяца спустя миссия достигла своей цели – Багдада, города, сравнимого с цветком, расцветшим на берегу реки Тигр. Исаак опустился на колени перед Гаруном ар-Рашидом, повелителем Востока. Халиф приветствовал гостей и указал троим посланникам место на диване. Однако в момент триумфа лицо Исаака омрачилось, он вспомнил все, что им довелось пережить в пути. Он задрожал всем телом, так что зашуршали его новые арабские одежды, и халиф вопросительно взглянул на него.
Ар-Рашид заговорил, но это был не напевный голос арабского князя. Из уст халифа Исаак словно услышал слово Божье. А Бог кричал. Исаак смутился, стараясь не обращать внимания на видение и достойно вести себя на приеме у Гаруна ар-Рашида. Однако зычный голос оглушил его. Никто из присутствующих, казалось, ничего не замечал.
– Исаак! – громогласно вскричал Бог. – Ты допустил богохульство.
От этого крика Исаак чуть не потерял сознание.
Халиф погладил бороду и скрестил руки на своем огромном животе. Очевидно, он ожидал ответа на какой-то вопрос, однако Исаак его не понял. Великий визирь прошептал своему правителю несколько арабских слов.
Исаак поднялся. Ему было жарко.
Бог не оставлял его в покое: «Подобно Моисею, ты хотел спуститься с Синайской горы как пророк нового времени. Однако твое высокомерие выдает настоящую природу твоих устремлений. Не пророк ты, но фараон! Не народ ведешь ты за собой, а преследователей. Трепещи пред гневом своего Господа, Исаак! Трепещи!»
И вдруг лицо халифа появилось над ним. Окруженные темными тенями глаза озабоченно смотрели на него сверху, а густая черная борода зашевелилась. Она будто превратилась в кокон, обхватывавший Исаака все туже, пока он наконец не погрузился в совершенную тьму.
У него было два года на то, чтобы восстановить свое здоровье. Он стремился вернуться назад, однако Гарун ар-Рашид не торопился с выбором ответного подарка для Карла Великого. Позолоченная астролябия для наблюдения за звездным небом? Или настоящий живой единорог? Пятьсот верблюдов, груженных шелком? Или даже любимая жена халифа, великолепная рассказчица? Каждая новая идея вдохновляла ар-Рашида больше, чем предыдущая. Он никак не мог остановиться. И только предупреждение Исаака о том, что, хотя повелителя франков в дипломатических вопросах ничем не проймешь, он не располагает неограниченным временем, натолкнуло араба на мысль.
Из мастерских персидских математиков и конструкторов халиф приказал доставить аппарат, который благодаря чудесной системе проводков и подшипников мог показывать время. Это были часы, приводимые в действие силой воды. Каждые двенадцать часов два шарика падали на кимвал. Этот звонкий звук пробуждал двенадцать маленьких бронзовых рыцарей, которые выезжали каждый из своих ворот и угрожающе вытягивали в направлении наблюдателя маленькие металлические мечи. Эта удивительная машина была загадкой для Исаака. Однако он понял щедрый жест Гаруна ар-Рашида. Что могло быть более достойно императора, чем само время?
Повелитель аббасидов приказал снарядить парусный корабль, который должен был отвезти Исаака вверх по Евфрату до Алеппо. Оттуда путешествие должно было продолжиться через Средиземное море, затем вдоль итальянского западного побережья до Генуи. Дагоберт и Эрик, которые прибыли в Багдад вместе с Исааком, остались при дворе как постоянные представители империи франков. Четверо сыновей арабских князей получили почетное поручение вместо них безопасно доставить Исаака с драгоценным даром к его императору.
Вместе с часами на корабль погрузили разноцветные ковры удивительной красоты, шелка, копчености, благовония и бальзамы в окованных медью сундуках. И еще кое-что отправил на корабль Гарун ар-Рашид.
Нечто очень большое.
Ночь опустилась на Геную. Ветер все еще дул с моря, даря городу долгожданную прохладу. На набережной, между сушей и морем, сидел Исаак. Его ноги свисали над плещущимися водами гавани. Погруженный в свои мысли, он смотрел на горизонт. Затем он взял в руки амулет – половину хищной птицы из золота и красного альмандина, – который носил на своей морщинистой шее, и закрыл глаза.
Мысли его устремились над морем, над пенными волнами и дальше, над песчаными дюнами пустыни. И вдруг ему показалось, что, приветствуя его, далеко-далеко в темноте засверкали ярко освещенные башни Багдада.