О деспотизме и тирании
При деспотическом правлении богатство народа принадлежит его повелителям.
Тоталитарная власть неподконтрольна обществу. Судьбы тоталитарных государств удивительно схожи. В финале – всегда полный крах.
Деспотическое правление – это такой порядок вещей, при котором властвующий низок, а подвластный унижен.
Над городом (страной), которым правит один человек, учит Цицерон, нависает постоянная угроза возникновения тирании – с того момента, когда разум изменит царю и он утратит способность искать и находить справедливые решения.
Сосредоточение власти в одних руках и бесправие других рождает деспотизм.
Сенека хранил убеждение, что сосредоточение власти в руках одного человека служит признаком настоящего упадка Римского государства, его возвращения в состояние детства.
Я считаю очень опасным сосредоточение в руках одного человека ничем не ограниченной власти…
Если отдельные люди порознь один за другим порабощаются одним человеком, то, каково бы ни было их число, я вижу здесь только господина и рабов, а никак не народ и его главу.
Слишком большая власть, внезапно обретенная одним из граждан при республике, превращает последнюю в монархию или в кое-что еще похуже. Народу всегда наследует деспот.
Деспотизм бывает уделом выродившихся наций; они его заслуживают и подвергаются ему, не чувствуя его.
Абсолютная деспотическая власть, или управление без установленных постоянных законов, не может ни в какой мере соответствовать целям общества и правительства, для которых люди отказались от свободы естественного состояния и связали себя соответствующими узами, только чтобы сохранить свою жизнь, свободу и имущество и чтобы с помощью установленных законоположений о праве и собственности обеспечить свой мир и покой. Нельзя предположить, чтобы они намеревались, даже если бы они и были в состоянии поступить так, передать какому-либо лицу или нескольким лицам абсолютную деспотическую власть над своими личностями и достоянием и вложить власть в руки должностного лица для того, чтобы тот неограниченно творил произвол в отношении их.
Люди никогда не могут быть в безопасности от тирании, если у них нет средств избежать её до того, пока они не очутятся полностью под её властью; и отсюда следует, что они имеют право не только избавиться от тирании, но и не допустить её.
Ведь когда народ делают несчастным и он оказывается подверженным злоупотреблениям деспотической власти, можно сколько угодно восхвалять его правителей и называть их сынами Юпитера; пусть они будут священными и божественными, снизошедшими с неба или помазанными им; выдавайте их за кого или за что угодно – все равно произойдет то же самое. Народ, с которым все время дурно обращаются и права которого нарушают, будет готов при первом же случае освободиться от лежащего на нем тяжкого бремени. Он будет желать и искать возможности, которая при переменчивости, слабости и случайности человеческих дел редко заставляет себя долго ждать. Тот, кто не видел подобных примеров на своем веку, очевидно, мало жил на свете, и тот, кто не может привести примеров этого при всевозможных видах правления в мире, должно быть, очень мало читал.
Свобода от абсолютной, деспотической власти настолько необходима для сохранения человека и настолько тесно с этим связана, что он не может расстаться с ней, не поплатившись за это своей безопасностью и жизнью. Ибо человек, не обладая властью над собственной жизнью, не может посредством договора или собственного согласия отдать себя в рабство кому-либо или поставить себя под абсолютную, деспотичную власть другого, чтобы тот лишил его жизни, когда ему это будет угодно.
Каким образом владение даже всей землей дает кому-либо верховную деспотическую власть над человеческой личностью? Наиболее правдоподобным объяснением будет такое: тот, кто владеет всем миром, может отказать всем остальным людям в пище и тем самым по своему усмотрению уморить их голодом, если они не признают его верховной власти и не подчинятся его воле.
Преступность любой диктатуры в том, что она жестко сопротивляется нормальной человеческой жизни.
Тирания – это осуществление власти помимо права, на что никто не может иметь права.
История знает не так уж много форм правления; известные с древности и классифицированные греками, эти формы оказались необычайно живучими. Если мы примем эту классификацию, сущность которой, несмотря на многочисленные вариации, не изменилась за две с половиной тысячи лет от Платона до Канта, то мы сразу же подвергнемся искушению истолковать тоталитаризм как некую современную форму тирании, т.е. как неправовое правление, при котором власть сосредоточена в руках одного человека. Не ограниченный законом произвол власти, творимый в интересах правителя и враждебный интересам управляемых, с одной стороны, и – с другой – страх как общий принцип поведения, а именно страх народа перед правителем и правителя перед народом, традиционно считались родовыми признаками тирании.
Если кто-либо применяет силу без права – как это делает в обществе каждый, кто поступает беззаконно, – то он ставит себя в состояние войны с теми, против кого он её так применяет; а в таком состоянии все прежние узы разрываются, все другие права недействительны и каждый имеет право защищать себя и сопротивляться агрессору.
Множество, которое не сводится к единству, – это смута. Единство, которое не зависит от множества, – это тирания.
Тирания возникает, конечно, не из какого иного строя, как из демократии; иначе говоря, из крайней свободы возникает величайшее и жесточайшее рабство.
Власть произвола наиболее легко устанавливается на руинах свободы, которой злоупотребляют до распущенности.
Крайняя демократия – та же тирания, только разделенная среди многих.
Демократический деспотизм бывает самым нестерпимым: он плодит тиранов.
Франция, какой она была совсем недавно, – это Турция, перенесенная в Европу. Недаром у добрых двух десятков английских писателей мы читаем: «Деспотии, как, например, Франция и Турция…»
Военный деспотизм и военная организация стремятся в конце концов сосредоточиться в руках одного.
Военное правление ведёт к деспотизму.
Тираны всегда проявляют легкое подобие порядочности: они поддерживают законность перед тем, как уничтожить ее.
Тиран медоточив, пока не в полной силе.
Большинство тиранов вышли, собственно говоря, из демагогов, которые приобрели доверие народа тем, что чернили знатных.
Диктатура всегда приходит в обличье спасителя.
В трудные времена люди всегда ждут мессию, спасителя. Образ всемогущего отца настойчиво маячит в воображении тех, кто устал от тягот жизни.
Нация, которая может и должна быть спасена одним-единственным человеком, не заслуживает пощады.
Тиранию строят на иллюзиях о счастливой жизни.
Никогда, ни в одной стране мира, те, кто приходил к власти незаконным путем, растоптав своих предшественников, не строили демократическое государство. Наступала фашистская диктатура, и нигде она долго не продержалась.
Диктатуру устанавливают не затем, чтобы защитить революцию; революцию совершают, чтобы установить диктатуру.
При демократии дураки имеют право голосовать, при диктатуре – править.
Тоталитарная модель – это наиболее агрессивная и враждебная интересам народа форма правления.
Власть (тоталитарная) выступает по отношению к гражданам в роли предателя, провокатора и палача: она не скрывает своего презрения и своей вражды к народу и открыто стремится воспитать рознь и измену в стане своих внутренних врагов. Политика власти становится циничной и бесконечно жестокой, она приобретает характер откровенной порочности, и это заставляет правительство заполнять свои ряды откровенно порочными людьми. Пути коварства и насилия становятся для власти обычными путями, и судьба ее оказывается судьбою самого зла: она делается предметом отвращения и заражает души мечтою о своей погибели. На подозрение, шпионаж и провокацию правосознание граждан отвечает страхом и презрением; оно постепенно привыкает соединять с идеею государственной власти представление о злонамеренности и порочности; административные органы становятся живыми центрами народной ненависти; и распадение государства оказывается у порога.
Она (тоталитарная власть) не ведет своего государства, но влечется за противоестественными доктринами или за партийными вожделениями и страстями; она не творит культуру, но разрушает ее, мобилизуя и поощряя противокультурные силы. Ее изволение утрачивает характер политической мудрости и правоты; ее политика становится разорением страны и опасностью для всех соседей.
Она (тоталитарная власть) старается вовлечь в свои политические преступления как можно больше граждан, поставить всех на колени и сломать им духовный хребет. Рожденная сама из нечестия и бесчестия, она создает новый, невиданный еще режим бесчестия и нечестия и развертывает потрясающие картины нравственного разложения.
Установлению тоталитаризма обычно предшествуют революции, государственные перевороты, мятежи, путчи, узурпация власти и т. д.
Происходит абсолютное отчуждение подавляющего большинства населения от возможности не только формировать власть, но и влиять на власть, контролировать государство. В результате этого государство получает в свое распоряжение практически абсолютную, никем и ничем не ограниченную власть над народом. Это приводит ко всеобщей, тотальной бюрократизации всех процессов и отношений в обществе и жёсткой регламентации их со стороны государства, полностью разрушается гражданское общество.
Развитый тоталитаризм чаще всего устанавливает не только фактическую, но даже формально-юридическую личную зависимость граждан от государства. Тоталитарному государству это необходимо для воссоздания системы, которая позволяла бы принудительно изымать рабочую силу граждан в пользу государства методами прямого внеэкономического принуждения. Для того чтобы обеспечить такую эксплуатацию граждан, государством создается организованная система внутреннего террора власти против собственного народа. Чтобы обеспечить решение этой задачи, власть нагнетает в стране атмосферу всеобщей подозрительности, недоверия, тотальной слежки граждан друг за другом, атмосферу всеобщего доносительства.
В политической системе тоталитарного строя вся полнота высшей власти концентрируется в руках вождя, его ближайшего окружения.
Для тоталитарного режима характерно существование одной безраздельно властвующей политической партии. Благодаря жёсткой системе производственно-территориального принципа функционирования и устройства, эта политическая партия охватывает всю страну, пронизывает при помощи первичных партийных организаций все государственные и общественные структуры, все предприятия, систему образования, здравоохранения, культуру и т. п. Создавая многочисленный партийный бюрократический аппарат и получая тотальный контроль над кадровой политикой, такая политическая партия, сращивается с государством, возвышается над ним, становится выше законов, общества, морали. Это создает идеальную среду для многочисленных злоупотреблений властью и деньгами, для создания системы всеобщей и тотальной коррумпированности.
Характерной особенностью тоталитарного режима является создание культа личности вождя, раздувание этого культа до гипертрофированных размеров, превращение личности вождя в подобие полубога.
Важнейшей характеристикой тоталитарного режима является создание и насаждение особого вида тоталитарного массового сознания. В его основе лежит отождествление типа государственной власти и общества, полное игнорирование индивидуальных прав и свобод личности и сознательное подчинение их интересам различных типов коллектива, стремление объединить всё общество вокруг некой высшей идеи, представить весь народ как некое единое коллективное целое, объединенное единой волей монолитного государства во главе с мудрым вождем и непогрешимой правящей партией, которая обладает монополией на высшую истину «в последней инстанции». Это влечет крайнюю нетерпимость по отношению к любым формам инакомыслия, расправу с любыми носителями такого инакомыслия.
И как доктора говорят, что если есть в нашем теле что-нибудь испорченное, то тотчас же к этому больному месту приливают все дурные соки, так же точно и к государю, как скоро он делается тираном, собирается все дурное – все подонки государства, куча воров и негодяев, не способных ни на что, но корыстолюбивых и алчных, – собираются, чтобы участвовать в добыче, чтобы быть под большим тираном маленькими тиранятами.
Свойство тирана – отталкивать всех, сердце которых гордо и свободно.
Если тиран наказывает кого-то, расправляется с кем-то, то чаще всего виновата не жертва. Часто тираны расправляются с лучшими людьми.
Тоталитарная власть силой навязывает обществу свои взгляды и ценности.
Тотальная власть – это абсолютный контроль за разумом, чувствами и, главное, волей людей.
Есть три причины, объясняющих, почему такая относительно большая и сильная группа людей с близкими (тоталитарными) взглядами будет в любом обществе включать не лучших, а худших его представителей. И критерии, по которым она будет формироваться, являются по нашим меркам почти исключительно негативными.
Прежде всего, чем более образованны и интеллигентны люди, тем более разнообразны их взгляды и вкусы и тем труднее ждать от них единодушия по поводу любой конкретной системы ценностей. Следовательно, если мы хотим достичь единообразия взглядов, мы должны вести поиск в тех слоях общества, для которых характерны низкий моральный и интеллектуальный уровень, примитивные, грубые вкусы и инстинкты. Это не означает, что люди в большинстве своём аморальны, просто самую многочисленную ценностно-однородную группу составляют люди, моральный уровень которых невысок. Людей этих объединяет, так сказать, наименьший общий нравственный знаменатель. И если нам нужна по возможности многочисленная группа, достаточно сильная, чтобы навязывать другим свои взгляды и ценности, мы никогда не обратимся к людям с развитым мировоззрением и вкусом. Мы пойдем в первую очередь к людям толпы, людям «массы» – в уничижительном смысле этого слова, – к наименее оригинальным и самостоятельным, которые смогут оказывать любое идеологическое давление просто своим числом.
В обществе, где возобладали тоталитарные тенденции, люди нещепетильные, а, попросту говоря, беспринципные имеют гораздо больше шансов на успех. Тот, кто этого не замечает, еще не понял, какая пропасть отделяет тоталитарное общество от либерального и насколько вся нравственная атмосфера коллективизма несовместима с коренными индивидуалистическими ценностями западной цивилизации.
И здесь в силу вступает второй негативный критерий отбора: ведь проще всего обрести поддержку людей легковерных и послушных, не имеющих собственных убеждений и согласных принять любую готовую систему ценностей, если только ее как следует вколотить им в голову, повторяя одно и то же достаточно часто и достаточно громко. Таким образом, ряды тоталитарной партии будут пополняться людьми с неустойчивыми взглядами и легко возбудимыми эмоциями.
Третий и, быть может, самый важный критерий необходим для любого искусного демагога, стремящегося сплотить свою группу. Человеческая природа такова, что люди гораздо легче приходят к согласию на основе негативной программы – будь то ненависть к врагу или зависть к преуспевающим соседям, чем на основе программы, утверждающей позитивные задачи и ценности. «Мы» и «они», свои и чужие – на этих противопоставлениях, подогреваемых непрекращающейся борьбой с теми, кто не входит в организацию, построено любое групповое сознание, объединяющее людей, готовых к действию. И всякий лидер, ищущий не просто политической поддержки, а безоговорочной преданности масс, сознательно использует это в своих интересах. Образ врага – внутреннего, такого, как «евреи» или «кулаки», или внешнего – является непременным средством в арсенале всякого диктатора.
В Германии и в Австрии евреи воспринимались как представители капитализма, так как традиционная неприязнь широких слоев населения к коммерции сделала эту область доступной для евреев, лишенных возможности выбирать более престижные занятия. История эта стара как мир: представителей чужой расы допускают только к наименее престижным профессиям и за это начинают ненавидеть их еще больше.
Если общество или государство поставлены выше, чем индивид, и имеют свои цели, не зависящие от индивидуальных целей и подчиняющие их себе, тогда настоящими гражданами могут считаться только те, чьи цели совпадают с целями общества. Из этого неизбежно следует, что человека можно уважать лишь как члена группы, т.е. лишь постольку и в той мере, в какой он способствует осуществлению общепризнанных целей. Этим, а не тем, что он человек, определяется его человеческое достоинство.
Стремление организовать жизнь общества по единому плану продиктовано во многом жаждой власти. Более существенно, что для достижения своих целей коллективистам нужна власть – власть одних людей над другими, причем в невиданных доселе масштабах, и от того, сумеют ли они ее достичь, зависит успех всех их начинаний.
Чтобы уменьшить концентрацию абсолютной власти, её необходимо рассредоточить или децентрализовать. И конкурентная экономика является на сегодняшний день единственной системой, позволяющей минимизировать путем децентрализации власть одних людей над другими.
Популярный ныне лозунг, призывающий поставить на место экономической власти власть политическую, означает, что вместо власти, по природе своей ограниченной, мы попадаем под ярмо власти, от которой уже нельзя будет убежать. Хотя экономическая власть и может быть орудием насилия, но это всегда власть частного лица, которая отнюдь не беспредельна и не распространяется на всю жизнь другого человека. Это отличает ее от централизованной политической власти, зависимость от которой мало чем отличается от рабства.
Утверждение «цель оправдывает средства» рассматривается в индивидуалистской этике как отрицание всякой морали вообще. В этике коллективистской оно с необходимостью становится главным моральным принципом. Нет буквально ничего, что не был бы готов совершить последовательный коллективист ради «общего блага», поскольку для него это единственный критерий моральности действий. Коллективистская этика выразила себя наиболее явно в формуле raison d’Etat (государственная необходимость), оправдывающей любые действия их целесообразностью. И значение этой формулы для межгосударственных отношений совершенно такое же, как и для отношений между индивидами. Ибо в коллективистском обществе ни совесть, ни какие-либо другие сдерживающие факторы не ограничивают поступки людей, если эти поступки совершаются для «блага общества» или для достижения цели, поставленной руководством.
Вряд ли многие станут отрицать, что немцы в целом трудолюбивы и дисциплинированны, основательны и энергичны, добросовестны в любом деле, что у них сильно развиты любовь к порядку, чувство долга и привычка повиноваться властям и что они нередко готовы на большие личные жертвы и выказывают незаурядное мужество в случае физической опасности. Все это делает немцев удобным орудием для выполнения любых поставленных властями задач, и именно в таком духе их воспитывало как старое прусское государство, так и новый рейх, в котором доминируют прусские ориентации. При этом считается, что «типичному немцу» не хватает индивидуалистических качеств, таких, как терпимость, уважение к другим людям и их мнениям, независимость ума и готовность отстаивать свое мнение перед вышестоящими (которую сами немцы, сознающие обычно этот недостаток, называют Zivilcourage – гражданское мужество), сострадание к слабым и, наконец, здоровое презрение к власти, порождаемое обычно лишь долгой традицией личной свободы. Считается также, что немцам недостает качеств, может быть, и не столь заметных, но важных с точки зрения взаимодействия людей, живущих в свободном обществе, – доброты, чувства юмора, откровенности, уважения к частной жизни других и веры в их добрые намерения.
Нетерпимость и грубое подавление всякого инакомыслия, полное пренебрежение к жизни и счастью отдельного человека – прямые следствия фундаментальных предпосылок коллективизма. Соглашаясь с этим, сторонники коллективизма в то же время утверждают, что строй этот является более прогрессивным, чем строй, где «эгоистические» интересы индивида препятствуют осуществлению целей общества. Человеку, воспитанному в либеральной традиции, оказывается очень трудно понять, что немецкие философы совершенно искренни, когда они вновь и вновь пытаются доказать, что стремление человека к личному счастью и благополучию является порочным и аморальным и только исполнение долга перед обществом заслуживает уважения.
Там, где существует одна общая высшая цель, не остается места ни для каких этических норм или правил. В известных пределах мы сами испытываем нечто подобное теперь – во время войны. Однако даже война и связанная с ней чрезвычайная опасность рождают в демократических странах лишь очень умеренную версию тоталитаризма: либеральные ценности не забыты, они только отошли на второй план под действием главной заботы. Но когда все общество поставлено на службу нескольким общим целям, тогда неизбежно жестокость становится исполнением долга и такие действия, как расстрел заложников или убийство слабых и больных, начинают рассматриваться лишь с точки зрения их целесообразности. И насильственная высылка десятков тысяч людей превращается в мудрую политическую акцию, одобряемую всеми, кроме тех, кто стал ее жертвой. Или всерьез изучаются предложения о «призыве в армию женщин с целью размножения». Коллективисты всегда видят перед собой великую цель, оправдывающую действия такого рода, ибо никакие права и ценности личности не должны, по их убеждению, служить препятствием в деле служения обществу.
Граждане тоталитарного государства совершают аморальные действия из преданности идеалу. И хотя идеал этот представляется нам отвратительным, тем не менее их действия являются вполне бескорыстными. Этого, однако, нельзя сказать о руководителях такого государства. Чтобы участвовать в управлении тоталитарной системой, недостаточно просто принимать на веру благовидные объяснения неблаговидных действий. Надо самому быть готовым преступать любые нравственные законы, если этого требуют высшие цели. И поскольку цели устанавливает лишь верховный вождь, то всякий функционер, будучи инструментом в его руках, не может иметь нравственных убеждений. Главное, что от него требуется, – это безоговорочная личная преданность вождю, а вслед за этим – полная беспринципность и готовность буквально на все. Функционер не должен иметь собственных сокровенных идеалов или представлений о добре и зле, которые могли бы исказить намерения вождя. Но из этого следует, что высокие должности вряд ли привлекут людей, имеющих моральные убеждения, направлявшие в прошлом поступки европейцев. Ибо что будет наградой за все безнравственные действия, которые придется совершать, за неизбежный риск, за отказ от личной независимости и от многих радостей частной жизни, сопряженные с руководящим постом? Единственная жажда, которую можно таким образом утолить, – это жажда власти как таковой. Можно упиваться тем, что тебе повинуются и что ты – часть огромной и мощной машины, перед которой ничто не устоит.
И если людей, по нашим меркам достойных, не привлекут высокие посты в аппарате тоталитарной власти, это откроет широкие возможности перед людьми жестокими и неразборчивыми в средствах. Будет много работы, про которую станет известно, что она «грязная», но что она необходима для достижения высших целей и её надо выполнять чётко и профессионально, как любую другую. И поскольку такой работы будет много, а люди, ещё имеющие какие-то моральные убеждения, откажутся её выполнять, готовность взяться за такую работу станет пропуском к карьере и власти. В тоталитарном обществе найдётся много дел, требующих жестокости, запугивания, обмана, слежки. Ведь ни гестапо, ни администрация концлагеря, ни Министерство пропаганды, ни СД, ни СС (как и аналогичные службы в Италии или в Советском Союзе) не являются подходящим местом для упражнения в гуманизме. Но в тоталитарном государстве путь к высокому положению ведёт именно через эти организации. Трудно не согласиться с известным американским экономистом, когда после краткого обзора обязанностей властей в коллективистском обществе он приходит к заключению, что «им придётся всё это делать, хотят они этого или не хотят. А вероятность, что у власти при этом окажутся люди, которым противна сама эта власть, приблизительно равна вероятности того, что человек, известный своей добротой, получит место надсмотрщика на плантации».
Закон тоталитарной пирамиды.
Главный подбирает команду по принципу «глупее меня». При отсутствии нормального механизма смены власти новый руководитель может появиться только из этой команды. Он подбирает окружение по тому же принципу. Так происходят отрицательная эволюция и вырождение власти. Чем ничтожнее – тем выше. Эта конструкция переходит из политики в экономику и культуру.
Тоталитарная власть неподконтрольна обществу. Судьбы тоталитарных государств удивительно схожи. В финале – всегда полный крах.
Сколько тиранов было отдано в жертву народной ненависти руками тех, кого они несправедливо возвысили! Ведь люди этой породы считают, что они закрепляют за собой владение неправедно нажитым, выказывая свое презрение и свою ненависть тому, кому они им обязаны, и присоединяясь к негодующей и выносящей приговор толпе.
Согласно Истории, тираны своей смертью редко умирают. Тиранов, как правило, уничтожают свои же.
Тоталитарное государство реально не может быть федеральным, а его федерализм может быть только формальным.
Диктатура наиболее эффективное орудие насилия и принудительного насаждения обязательных для всех идеалов.
Тотальное господство не допускает свободной инициативы в любой области жизни.
Религия добивается повиновения, в то время как философия ставит целью постижение истины. Общеизвестно, что тиранические режимы слишком часто использовали религию для достижения своих целей.
Безоговорочное повиновение предполагает невежество не только в том, кто повинуется, но и в том, кто повелевает: ему незачем размышлять, сомневаться и обсуждать, когда достаточно только приказать.
Открывается путь, за которым необходимо будет очень тщательно наблюдать, не приведет ли он нас к тирании.
Тирания – это желание властвовать, всеобъемлющее и не признающее никаких законов.
Тирания состоит в желании властвовать надо всем и безо всяких ограничений.
Человек и гражданин гибнут в тиране навсегда.
Тираническая власть не согласна с природою человека.
Приверженность к диктатуре (неважно какой: пролетарской, партийной, идеологической, личностной) устраняет вначале политические, а затем и моральные ограничители. Это с неизбежностью ведет к трагедии свободы…
Республика позволяет солдатам быть гражданами, деспотизм делает из них палачей.
Страх – вернейший метод правления при тиранической системе.
Достойно жалости общество, не знающее лучшего защитника, чем палач!
Диктатура – ничем не ограниченная, на насилие опирающаяся власть.
Чтобы управлять людьми, тиран не нуждается ни в искусстве, ни в мудрости: политика, которая сводится к пролитию крови, всегда недальновидна и лишена гибкости. Она учит убивать тех, кто служит помехой нашему честолюбию; поэтому человек, жестокий от природы, следует ей без труда. Это самый гнусный и самый грубый способ удержаться у власти или прийти к ней.
Как бы ни был кичлив тиран, в конце концов он потерпит поражение. Увы, по его вине будут страдать и подданные…
Использовать часть народа, чтобы держать в узде остальной народ, – старый прием деспотов.
Излюбленный жанр тиранов – кровавая трагедия.
Кто не умеет управлять, тот всегда становится узурпатором.
Вырождение следует за всеми деспотическими режимами, основанными на насилии, поскольку насилие неизбежно притягивает нравственно неполноценных людей. Время доказало, что на смену известным тиранам приходят подлецы.
Диктатура, где бы она ни вырастала, пожирает здоровую ткань любого организма. Она внеклассова, всеядна и гибельна для любого строя и системы.
Диктатура неизбежно приводит к беззаконию, произволу, а затем и к катастрофическому положению…
Возможность найти защиту за административным забором позволила терроризму разрастись до огромных размеров во всех тоталитарных странах.
По мере того, как число трупов и изгнанников увеличивалось, учащались и пламенные проявления радости и благодарности императору.
Жалость к палачам становится жестокостью по отношению к жертвам.
Мне ненавистна всякая тирания – и в речах и в поступках.
Противны мне и владычество, и покорность.
Я ненавижу единовластие и привилегии. Все, что не может быть разделено с массами, для меня – табу.
…Человеческое я от природы ненавидит всякую тиранию и насилие.
Тирания – это желание добиться чего-то неподобающими средствами.
…Тирания есть привычка, обращающаяся в потребность.
Один вождь и один народ – значит один хозяин и миллионы рабов.
«Я – все, остальное – ничто» – вот что такое деспотизм…
Подданный, полагающий, будто у него есть права, в глазах деспота – бунтовщик.
У подданных деспота нет родины. Мысль о ней вытесняется корыстью, честолюбием, раболепством.
…Вся сила деспота только в том, что он может лишать жизни.
Если вы дадите мне шесть строчек, написанных рукой самого честного человека, я найду в них что-нибудь, за что его можно будет повесить.
Деспотизм нивелирует людей, подавляет свободное проявление индивидуальных черт характера.
…Деспотизм государя естественно соединяется с рабством женщин.
Деспотизм – вот к чему ведет торжествующая общая воля; а чей деспотизм – одного, нескольких или всех, – это уже несущественно.
Тоталитарная система создала такие условия, что порядочному человеку жить невозможно тяжело.
Умные, свободно мыслящие люди авторитарной системе не нужны, они остаются невостребованными.
Обширные размеры империи – предпосылка для деспотического правления.
Долгие и великие страдания воспитывают в человеке тирана.
Тирания – всегда признак слабости.
Главная причина кровожадности тиранов – это трусость.
Почему тираны так кровожадны? Не потому ли что они заботятся о своей безопасности? Не потому ли, что их трусость видит лучшее средство избавиться от опасности в том, чтобы истребить всех, вплоть до женщин, кто только способен встать против них, кто может нанести им хотя бы малейший ущерб?
Великие деспотии древности подобны великолепным елям, которые вершинами касаются небес, но, имея слабые корни, опрокидываются первым же ураганом.
Тираны во главе семьи и во главе государства различаются объемом своих владений и числом рабов.
Необходимость – отговорка тиранов и предмет веры рабов.
Власть деспота одинаково нехороша как для поработителей, так и для порабощенных, – для них самих, их детей, внуков и правнуков.
Когда дикарям хочется завладеть плодами, они срубают дерево. Такова сущность деспотического правительства.
Во всех деспотических государствах, заявляет он (МОНТЕСКЬЁ), не существует законов. В них нет также и учреждений для охранения этих законов. Неограниченный монарх, как правило, передоверяет свою власть льстецам и негодяям, которые думают не о благе отечества, а о своём личном обогащении. Что же касается самого деспота, то он настолько привыкает к угодничеству, лести и невежеству, что теряет все благородные черты и превращается в низкое, аморальное существо, движимое животными страстями.
Тиранами не рождаются, тиранами становятся. И огромную долю вины за это несет ближайшее окружение, своим подобострастием калечащее их психику.
Господство личности – симптом ее слабости, социальное порождение невежества, страха и эгоизма.
На вопрос, почему он остаётся тираном, Периандр ответил: «Потому что опасно и отречение, опасно и низложение».
Тираны редко бывают свободны: цели и средства их тирании порабощают их самих.
Личность, возведенная в культ, всегда «обречена» на ошибки. Стоя на вершине власти, ее некому поправить – она вне критики.
Беда всех диктаторов – им говорят то, что они хотят услышать…
Утверждение о том, что тот или иной диктатор пришел к власти вопреки воле общества или был навязан ему извне, составляет одну из самых серьезных ошибок в оценке диктатур. В действительности, как показывает история, каждый диктатор выдвигал на первый план уже существующие идеи государства. Он лишь присваивал определенную идею и подавлял все остальные идеи, не связанные с достижением власти.
Когда появляется тиран, он вырастает как ставленник народа.
Настоящий тиран начинается всегда с того, что порабощает общественное мнение.
Каждая форма авторитарно-тоталитарного правления опирается на иррационализм, внедренный в сознание народных масс.
В основе власти всех диктаторов лежала социальная безответственность народных масс.
Каждый живший тиран верил в свободу – лично для себя.
Диктаторы и тираны, отрицая свободу для других, для себя очень любят свободу и всегда утверждают ее для тех, которые идут за ними и с ними связаны.
По Аристотелю, деспотическим государством является такое государство, в котором все – рабы и лишь один человек свободен.
Стать деспотом легко. Народ редко предвидит бедствия, которые несет за собой окрепшая тирания.
Как говорит знаменитый президент Монтескьё, в деспотических государствах очень часто убивают тиранов, не уничтожая самой тирании.
Для того чтобы повелевать рабами, деспот сам вынужден подчиняться военщине, всегда беспокойной и надменной. Этого не случается, если государь создал в стране сильное судейское сословие. […] Судейское сословие является, таким образом, необходимой поддержкой для монархов. Это – щит, защищающий как народ, так и государя: одного – от жестокостей тирании, другого – от ужасов восстания.
Всякое правительство, как это показывает история, всегда будет стремиться к деспотизму.
Самая сущность деспотизма в том, что он развращает и принижает души. В государствах, где власть карать и награждать принадлежит только закону, где повинуются только ему, добродетельный человек, всегда чувствующий себя под его защитой, усваивает ту смелость и твердость души, которая неизбежно ослабевает в странах деспотических, где жизнь, имущество и свобода зависят от прихоти и произвола одного человека.
Все преступно при преступном государе, как говорит Светоний.
Когда низость проникла в нравы страны, то нет такого преступления, которое не вызвало бы похвал.
Великий гражданин, являющийся предметом уважения везде, где есть граждане, прослывет лишь безумным в государстве деспотическом.
Могущество подобных (деспотических) государств, как бы оно ни было велико, всегда призрачно; это колосс Навуходоносора: ноги его из глины. Такие державы похожи на величественную ель; вершина ее касается небес, животные равнин и воздуха ищут убежища в ее тени; но имея слишком слабые корни, она опрокидывается первым ураганом. Жизнь этих государств недолговечна, если только они не окружены народами бездеятельными и подчиненными власти произвола. […]
Словом, народы, стонущие под игом неограниченной власти, могут иметь лишь кратковременные успехи, только вспышки славы: рано или поздно они подпадут под власть народа свободного и предприимчивого. Но если даже предположить, что они будут избавлены от этой опасности в силу исключительных обстоятельств и положения, то достаточно уже плохого управления, для того чтобы их страны разрушить, обезлюдить и превратить в пустыню. Летаргическая вялость, постоянно охватывающая все члены такого народа, приводит к этому результату.
В государствах деспотических интерес личный никогда не связан с интересом общественным; потому, что там среди всех других качеств уважают низость, вознаграждают посредственность; ей поручают почти всегда дело государственного управления, от которого устраняют людей умных.
Люди в этих странах (деспотических) бывают порочными не в силу врожденной испорченности, а потому, что преступление здесь награждается, а добродетель наказывается. Чего, наконец, ожидать от народа, в котором добродетельными можно назвать лишь людей, готовых сделаться ими при иной форме правления, где никто не одушевлен сильной любовью к общественному благу и потому никто не может быть истинно добродетельным.
При деспотическом правлении богатство народа принадлежит его повелителям.
Тираны редко нуждаются в предлоге.
Диктатор нуждается во враге.
Первой задачей тирана будет постоянно вовлекать граждан в какие-то войны, чтобы народ испытывал нужду в предводителе. […] А если он заподозрит кого-нибудь в вольных мыслях и в отрицании его правления, то таких людей он уничтожит под предлогом, будто они предались неприятелю.
Карающая власть щадит воронов, но обрушивается на голубей.
Никакая ненависть, никакое отвращение не будут чрезмерны по отношению к людям, которые являются виновниками стольких зол и повсеместно эксплуатируют других.
Я поверю в право одного человека деспотично править нацией, когда найду в мире человека, рожденного в сапогах со шпорами, а нацию – с седлом на спине.
В деспотических государствах… задача воспитания сводится к тому, чтобы вселить в сердца страх, а умам сообщить познание некоторых самых простых правил религии.
История очень мало знает таких самовластных вождей народов, которые были бы благодетелями.
Когда смиренные поначалу христиане захватили власть, они заговорили иначе, и их царство, якобы не от мира сего, стало самым жестоким деспотизмом на земле.
Христианство, как и магометанство, озабочены только благополучием будущей жизни и приносят ему в жертву жизнь земную, и по мере того, как религия подавляет в нас стремление к обеспечению земного благополучия, деспотизм, повсюду распространенный, угнетает нас все более и более.
Меня очень беспокоит, как бы власть не захватили темные силы, которые знают одно насилие и больше ничего.
Никому еще не удавалось создать рай на Земле. Но подобие ада уже знакомо людям.
Все политические силы, основанные на примате силы, крайне недолговечны.
Положение вождя остается гарантированным от хаотических дворцовых переворотов, отнюдь не благодаря его собственным суперталантам, относительно которых у людей из его непосредственного окружения часто нет никаких иллюзий, а благодаря искренней и прочувствованной убежденности этих людей, что без него все может сразу погибнуть.
Тоталитарные вожди неизменно стараются предстать перед внешним миром в более умеренном образе, а их реальная роль – вести движение вперед любой ценой и пользоваться любыми методами, увеличивающими скорость этого движения, – остается тщательно скрытой.
Подтверждение тому, что тоталитарные правления стремятся к глобальному завоеванию и подчинению всех народов земли своему господству, можно в избытке найти в нацистской и большевистской литературе.
Нацисты действовали так, как будто мир уже был захвачен евреями и требовался контрзаговор в целях своей защиты.
Всякий деспотизм в значительной мере опирается на секретные службы и больше боится собственного народа, чем народов других стран.
Неприкосновенное пространство вокруг каждого, огражденное законами, есть жизненное пространство свободы. […]
Тоталитарный режим не только урезает права или отменяет основные свободы, но и, насколько позволяет судить о нем наше ограниченное знание, вытравляет из людских сердец любовь к свободе.
В тоталитарном обществе давление происходит сверху вниз, а не снизу вверх.
Деспотизм правит подданными не для того, чтобы сделать их счастливыми, но разоряет их, чтобы ими править.
Деспот – тот, кто ставит себя выше самих законов.
В обычном смысле слова, тиран – это король, который правит с помощью насилия, не считаясь со справедливостью и законами. В точном смысле слова тиран – это частное лицо, которое присваивает себе королевскую власть, не имея на то права.
Дурная сила всегда связана с отрицанием свободы другого. Насильник любит свободу для себя, но отрицает ее для другого. Сторонники деспотических режимов все любят свободу для себя, они позволяют себе слишком большую свободу движения, ее следовало бы ограничить.
Именно в момент поражения становится видимой внутренняя слабость тоталитарной пропаганды. Лишенные поддержки движения его члены сразу же перестают верить в догмы, за которые еще вчера они готовы были принести в жертву свою жизнь.
Еще для Монтескьё главным доказательством того, что тирания – плохая форма правления, была ее предрасположенность к разрушению изнутри, к самопроизвольному упадку.
Тоталитарное господство, подобно тирании, несет в себе семена собственного уничтожения.
Для диктаторов в какой-то момент нет других решений кроме плохих.
Тоталитарная диктатура это не только сталинизм. Это явление может возникнуть где угодно, как возникло оно в Германии, Испании, некоторых латиноамериканских республиках: вначале всеобщий подъем, ожидание великих перемен, затем постепенно приходит ощущение обмана и начинается борьба за власть, в которой решающим аргументом становился карательный аппарат. Священные заповеди постепенно превращались в фарс, но толпа как в ослеплении повторяла их снова и снова, не замечая, что от священных символов осталась одна оболочка.
Сила тоталитарной пропаганды заключается в ее способности отсекать массы от реального мира.
Главный недостаток тоталитарной пропаганды заключается в том, что она не может полностью удовлетворить тягу масс к совершенно непротиворечивому, постижимому и предсказуемому миру без серьезного конфликта со здравым смыслом.
Как только мир начинает восприниматься сквозь призму ложной идеи, картина реальности неизбежно искажается.
Дорога Германии в нацистский ад была вымощена благими намерениями.
Самая жестокая тирания – та, которая выступает под сенью законности и под флагом справедливости.
Единственное достоинство диктатуры: не нужно часами сидеть у приемника, чтобы узнать результаты выборов.
Мы не можем ожидать, что от деспотизма к свободе нас перенесут на перине.
Всякий народ, стонущий под игом самовластия, вправе сбросить его.
Тиран умирает, и его власть кончается; мученик умирает, и его власть начинается.
Тиран стремится к вечной жизни, его помыслы направлены к этому, но в отличие от людей, которых можно обмануть, природу не обманешь.
Человеческая природа будет постоянно возмущаться против деспотического правления.
Идея, в борьбе за которую и смерть красна, – это идея борьбы с деспотизмом на родине или в изгнании.
Применение насилия оправдано только при тирании, которая исключает возможность ненасильственных реформ, и должно иметь единственную цель – создание ситуации, позволяющей проводить ненасильственные реформы.
Тайная гордость живет в сердце каждого человека, который восстает против тирании. Вы можете приказывать человеку, командовать им, но Вы не можете заставить его уважать Вас.
Сопротивление тиранам есть послушание Богу.
Во всем мире тоталитаризм преодолевался через парламентаризм.
Никакой тоталитарный режим не воспитывает в людях самостоятельный характер и способность к самоуправлению. Именно поэтому революции нередко завершаются сначала левым, а потом правым деспотизмом.