Слова. Том V. Страсти и добродетели. Часть первая. Матерь страстей – самолюбие (Паисий Святогорец, 2006)

От самолюбия происходят все страсти

Геронда, что такое самолюбие?

– Самолюбие – это исполнение прихотей своего ветхого человека, то есть по сути это любовь к своему ветхому человеку. Ведь и чревоугодие, и эгоизм, и упрямство, и зависть своим происхождением обязаны самолюбию. Смотри: один по самолюбию ищет для себя удобств и комфорта и не считается ни с кем. Другой скрупулёзно заботится о еде и о сне – только бы чего-нибудь не произошло с его драгоценным здоровьем. Третий требует, чтобы с ним считались и ценили его. Стоит его чуть-чуть не заметить и сделать не так, как он хочет, – и он тут же взвивается: «Почему со мной не считаются? Я же всё лучше знаю! Ух, я им покажу!» Да, какая это всё-таки страшная вещь – самолюбие!

– Геронда, а когда человек может говорить: Тебе́ ра́ди умерщвля́емся весь день[16]?

– Человек имеет право так говорить, если он приносит в жертву ради другого свои пожелания. Ведь любое человеческое пожелание несёт на себе отпечаток человеческого «я», самолюбия. Если человек не рассуждает, по душе ли другому то, что хочется ему самому и начинает требовать: «Подай мне то, подай мне сё!» – или говорит: «Почему ты этого для меня не сделал, а того мне не дал?» – то такой человек в конце концов подпадает под власть диавола.

– Некоторые люди, геронда, не могут успокоиться, когда что-то происходит не так, как им хотелось бы.

– Да как же они успокоятся? В их пожелании сидит их «я». Если в пожелании человека сидит его «я», то как там может найтись место Христу? Но когда в устремлении нет своего «я», а есть единое, есть главное – то есть Сам Христос, – тогда там есть всё. А нет внутри Христа – значит, там вообще ничего нет. Когда человек выбросит своё «я», тогда Бог подаёт ему всё нужное чудесным образом.

– Геронда, когда Вы говорите нам, что нужно выбросить своё «я», я чувствую страх: а вдруг мне это окажется не по силам?

– Ну и дела!.. Это всё равно что сказать: «Если я выброшу из себя свои страсти, что у меня останется?» Ведь когда я говорю, что надо выбросить «я», то имею в виду, что надо выбросить свои страсти, совлечься своего ветхого человека. Для взрослого, который понимает, что к чему, как-то несерьёзно говорить: «Не могу отказаться от своего „я“». Если бы тебе говорили: «Возьми лом и разбей эту стену», а ты кроме кисточки никогда ничего в руках не держала, то могла бы сказать: «Не могу». Но ведь для того, чтобы совлечься ветхого человека, не нужна физическая сила. Для этого нужно только одно – смирение.

В «безвкусном» кроется вкус Самого Христа

Помимо всего прочего, самолюбие – это желание есть и отдыхать больше необходимого. По-хорошему, телу надо давать только то, что ему необходимо. Одно дело – похоть, другое – необходимость. В первом – желание наслаждений для тела, во втором – потребность в необходимом. Допустим, передо мной стоят два блюда, одинаково сытные и одинаково полезные, но одно вкуснее, чем другое. Если я предпочту более вкусную еду – это будет проявление самолюбия. Однако если я из-за болезни страдаю отсутствием аппетита и предпочту вкусную еду ради того, чтобы хоть что-то поесть, то в этом будет рассуждение.

Тело, этот «злой мытарь»[17], как говорит авва Макарий, может требовать больше, чем ему нужно, в зависимости от того, к чему привык организм. Если у человека желудок небольшой, то ему и поститься легче, а если раздутый, то он становится рабом своего желудка, потому что желудок нужно чем-то заполнять. Взять, к примеру, человека толстого: какой огромный амбар он из своего живота устроил! Теперь ему, чтобы наесться, надо по меньшей мере полтелёнка съесть, а чтобы напиться – выпить пару вёдер!

– А раньше, геронда, люди были физически крепче или они больше себя понуждали?

– Конечно, и физически были немного крепче, но и понуждали себя больше. Старец Хаджи-Георгий своим монахам каждый день давал немного мёда и орехов[18]. А ведь все они были молодые, лет по пятнадцать, период активного роста, однако духовно они были взрослые люди! Но сегодня подмешивается мирская логика: «Нельзя детям поститься, чтобы они не заболели, всего у них должно быть в достатке, нужно оберегать их от трудностей!..» Так вот эти дети и живут, требуя всё больше и больше котлет, только вот котлеты эти им впрок не идут.

Когда человек радуется, что не ест ради любви Христовой, тогда он по-настоящему питается. Если он ради любви Христовой предпочитает безвкусное вкусному, то он находит в безвкусном вкус Самого Христа.

Любовь к себе берёт верх над любовью к ближнему

– Геронда, сегодня один старичок с большим трудом поднимался по ступенькам в храм, и никто ему не помог, хотя мимо шло много народу.

– И свяще́нник, ви́дев его́, мимои́де, и леви́т, ви́дев, мимои́де[19]… Что с них взять? Они ведь ни разу не слышали Евангелия о милосердном самарянине!.. Себя самих мы любим, а нашего ближнего – нет. Любовь к себе берёт верх над любовью к ближнему, поэтому так и поступаем. Но любящий себя человек живёт не по духу Евангелия. Если бы Христос думал о Себе, то Он сидел бы на Небе, не приходил бы на землю, не страдал, не распинался бы ради нашего спасения.

Сегодня почти во всех людях присутствует самолюбие, в них нет духа жертвенности. Сегодня людьми овладевает дух по имени «Лишь-Бы-Мне-Не-Было-Плохо». Знаете, как мне иногда больно смотреть на то, как ведут себя люди? Недавно в больнице[20] я был свидетелем такой сцены: потребовалось поднять лежачего больного, чтобы перенести его в другую палату, а медбрат не двинулся с места, хотя это была его работа. «Не могу я его тягать – у меня поясница болит», – равнодушно объяснил он! Погляди, какая беда: человек бесчеловечный! А беременная медсестра, мать двоих детей, вместе с ещё одной женщиной взяли и перенесли его. О себе они не думали. Медсестра и вовсе забыла о том, что она в положении, и кинулась на помощь! Знаете, как я радуюсь, глядя на человека, который, сам находясь в трудной ситуации, жертвует собой ради других! Очень радуюсь! Сердце моё скачет от радости. Я ощущаю родство с человеком, который жертвует собой ради других, потому что такой человек имеет родство с Самим Богом.

«И пусть другие пропадут пропадом!..»

– Геронда, сегодня много людей ожидало Вас, а один молодой человек протолкнулся без очереди.

– Да, был сегодня такой. Входит и говорит: «Мне тут это, в общем, надо тебя увидеть. Я ездил на Афон, не нашёл тебя там и приехал сюда». – «Слушай-ка, – говорю, – ты разве не видишь, сколько людей ждёт? Мне что, всё бросить и заниматься тобой?» – «Да, – говорит, – отец, займись мной». Представляешь? Люди толпятся на лестнице, яблоку негде упасть, и больные там на ногах стоят, и старики, и женщины с малыми детьми… А этот молодой нахал настаивает на своём. И ладно ещё, если бы у него был какой-нибудь серьёзный вопрос, а то чушь какую-то нёс! Главное – он сам, остальные пусть пропадут пропадом!

Бывает, приходят люди и говорят: «Сегодня, отче, молись только обо мне и ни о ком другом». Подумать только, какие претензии! Ведь это всё равно что потребовать: «На этом поезде поеду только я, чтобы никого другого в вагонах не было!» Но ведь поезд в любом случае отправляется в путь, почему бы и другим на нём не поехать?

– Геронда, как понять слова Христа: И́же бо а́ще хо́щет ду́шу свою́ спасти́, погуби́т ю?[21]

– Имеется в виду, чтобы человек «погубил» свою душу в положительном смысле этого слова. Чтобы он не считался со своей жизнью, а жертвовал ею ради других. Никто́же своего́ си да и́щет, но е́же бли́жняго ки́йждо[22], – говорит апостол Павел. В этом и есть всё основание духовной жизни: забывать себя (в хорошем смысле) и обращаться к другому, участвовать в его боли и трудностях. Надо не искать способа, как бы избежать трудностей, но находить возможность помочь другому человеку, порадовать его.

– Геронда, а как понять, что́ нужно другому человеку, чтобы сделать для него это?

– Поставь себя на место другого, тогда ты поймёшь, что ему нужно. Если же будешь сидеть внутри своей скорлупы, то так и не сможешь понять, что нужно твоему ближнему.

В наше время большинство думает о том, как занять место другого, а не как поставить себя на его место. Я иногда наблюдаю, как некоторые подходят к Причастию, обгоняя других. Каждый из них думает: «У меня дела, я спешу» – и не думает: «А достоин ли я причаститься?» или: «Может, другой человек больше меня спешит?» Ничего подобного! Причащаются и преспокойненько уходят. А ведь даже если тебе не хватит частицы Тела Господня, то ты должен радоваться, что она досталось другому, а не тебе. А если у священника только одна частица, и есть больной человек, находящийся при смерти, которому нужно Причастие, тебе нужно радоваться, что он причастится, а не ты. Вот чего хочет от нас Христос. Если мы так поступаем, то Христос входит в наше сердце, переполняя человека радостью.

Му́ка под названием «Мне хочется так»

– Геронда, одна сестра создаёт мне проблемы.

– Знаешь, что происходит? Многие люди видят, в чём другие их стесняют, и не видят того, в чём они стесняют других. Они требовательны только к другим – не к себе. Но логика духовной жизни в том, чтобы обращать внимание на то, в чём ты стесняешь других, а не на то, в чём стесняют тебя; стремиться к тому, что нужно другому, а не к тому, что нужно тебе. Разве мы пришли в эту жизнь отдыхать и наслаждаться комфортом? Нет, в этот мир мы пришли не для того, чтобы весело провести время, а для того, чтобы очистить себя и приготовиться к жизни иной.

Если мы думаем только о себе и делаем только то, что нам хочется, то потом начинаем желать, чтобы и другие думали о нас, служили нам, помогали, то есть чтобы всегда было хорошо нам. «Мне хочется та́к!» – говорит один. «А мне хочется иначе!» – не соглашается другой. Каждый стремится к тому, что нравится ему, но покоя не находит, потому что настоящий покой приходит тогда, когда человек думает не о себе, а о других.

Во время оккупации в 1941 году, спасаясь от немцев, которые разоряли деревни, жгли и убивали, мы ушли из Ко́ницы в горы. В тот день, когда немцы вошли в Коницу, два моих брата с утра спустились с горы на равнину рыхлить кукурузу на огороде. Услышав, что пришли немцы, я бросился к матери: «Мама, я сбегаю вниз, предупрежу братьев!» Она меня не пускала, потому что все ей говорили: «Те всё равно пропали, хоть этого не пускай, а то и его потеряешь». – «Как бы не так!» – подумал я, нацепил солдатские башмаки и побежал вниз, в поля. Впопыхах я не успел хорошо завязать шнурки, и, когда бежал через поле, которое недавно полили, башмаки залипли в грязи и соскочили. Я их бросил и побежал дальше босиком вдоль реки, а там полно чертополоха. Летом, по жаре, около часа я бежал по острым колючкам и не чувствовал никакой боли! Прибегаю на поле к братьям, кричу: «Немцы! Прячемся!» И тут мы видим идущих в нашу сторону вооружённых немецких солдат. «Продолжайте рыхлить, – говорю я братьям, – а я сделаю вид, что полю и прореживаю кукурузу». Немцы прошли мимо и даже ничего не сказали. Только потом я заметил, что мои ноги все в ранах от колючек, а до того момента я даже ничего не чувствовал. В том беге по острым колючкам была радость! Радость самопожертвования. Разве я мог бросить своих братьев? А если бы с ними что-нибудь случилось? Да меня бы потом замучила совесть! Даже если бы я был бессовестным человеком, меня бы потом грызло воспоминание о том, что я себя пожалел.

Самолюбие лишает нас мира и радости

– Геронда, почему я не имею мирного духа постоянно?

– Ты не освободилась ещё от своего «я», ты ещё узник своего ветхого человека. Постарайся умертвить своё «я», иначе оно само тебя уничтожит. Человеку самолюбивому нет покоя. У такого человека нет душевного мира, потому что он несвободен внутренне. Такой человек скован, как черепаха, и даже некоторые повадки у него черепашьи. Разве черепаха может свободно высунуть голову из-под панциря? Нет: большую часть времени она прячется в своём панцире.

– Геронда, мне кажется, что я слежу за собой, зачастую ловлю себя «на месте преступления», а вот исправляться…

– Исправляться – тяжело. Ох, как тут сопротивляется наш ветхий человек! Но если мы сами не будем с усердием и рассуждением угнетать нашего ветхого человека, то он, как террорист, подорвёт всё здание нашей духовной жизни.

– Геронда, а что такое ад?

– Расскажу тебе одну притчу, которую когда-то слышал. Один простой человек просил Бога показать ему рай и ад. И вот однажды ночью во сне этот человек услышал голос: «Что ж, пойдём, посмотришь, как выглядит ад». Он оказался в комнате, посередине которой стоял стол, за ним сидело много людей. На столе была кастрюля, полная еды. Но, хотя кастрюля и была полной, люди оставались голодными: они держали в руках длиннющие ложки, черпали ими еду из кастрюли, но не могли дотянутся ложками до своего рта. Одни из них ругались, другие истошно голосили, третьи плакали навзрыд… Потом он услышал тот же голос: «А теперь пойдём, я покажу тебе рай». Тогда он оказался в другой комнате, где стоял такой же стол, с такой же полной еды кастрюлей, вокруг тоже сидели люди, с такими же длиннющими ложками. Однако все они были сыты и веселы, потому что каждый из них, черпая из кастрюли еду, тянул ложку не к своему рту, а подносил её ко рту своего ближнего. Вот такие дела… Теперь ты понимаешь, как можно ощутить рай уже в этой жизни?

Творящий добро человек радуется, потому что утешается Божественным утешением. А делающий зло страдает, и земной рай своими руками превращает в земной ад. Если в тебе есть любовь, доброта, то ты ангел, и куда бы ты ни пошла и где бы ни находилась, вместе с собой ты несёшь рай. А если в тебе живут страсти и злоба, стало быть, в тебе находится диавол, и куда бы ты ни пошла и где бы ни находилась, вместе с собой несёшь ад. Мы начинаем ощущать рай или ад уже в этой жизни.

Цель подвига – совлечение своего ветхого человека

Геронда, как преодолеть самолюбие? Мои телесные силы ограниченны, мне сложно во всём иметь самоотречение и действовать с самопожертвованием.

– Же́ртва Бо́гу дух сокруше́н, се́рдце сокруше́нно и смире́нно Бог не уничижи́т[23]. Нельзя преодолеть самолюбие, только взваливая на свои плечи чужой тяжёлый мешок – этого Бог от тебя не требует, потому что у тебя нет достаточных физических сил. Но самолюбие можно преодолеть смирением, перенося тяжесть оскорблений и несправедливости. А если ещё по любви и доброте прибавишь к этому немного физического труда, знаешь, какую ты получишь помощь от Бога?

– Геронда, какая связь между телесным трудом (подвигом) и отсечением страстей?

– Телесный труд подчиняет тело духу. И пост, и бдение, и любой другой подвиг, совершаемый ради любви ко Христу, когда он сопровождается борьбой с душевными страстями, полезен. Потому что если человек не искореняет душевные страсти: гордость, зависть, гнев, – а только бездумно мучает тело, то он лишь питает свои страсти гордостью. Душевные страсти причиняют нам больше вреда, чем полнота тела: большое пузо – это опухоль доброкачественная. А вот душевная страсть – это уже злокачественная опухоль. Я не говорю, что телесный подвиг не нужен, просто хочу, чтобы вы осознали суть подвига, которая состоит в совлечении своего ветхого человека.

– Геронда, как нужно подвизаться в воздержании?

– Подвизаться нужно следующим образом. Надо давать своему организму то, что ему потребно: сон, пищу и прочее необходимое. Далее задача человека состоит в том, чтобы отсечь похоть, эгоизм, зависть и другие душевные страсти. И вот потом уже надо переходить к воздержанию в пище и во сне. В таком случае телесный подвиг будет оправдан.

– Геронда, как человек может понять, где предел его возможностей, а где самолюбие?

– Человек должен наблюдать за собой и испытывать себя. Методом проб и ошибок он сможет оценить и понять свои возможности. Неопытный продавец кладёт на весы то меньше, то больше необходимого, но со временем уже знает, как положить ровно столько, сколько нужно. Во всяком случае, пока человек молодой, он может подвизаться строже. Чем старше он становится, тем меньше у него сил, и он уже не может себя слишком нагружать. А если переусердствовать, то можно и здоровье повредить. Поэтому время от времени нужно проводить ревизию своих физических возможностей и приспосабливаться к своему новому состоянию.

– Иногда, геронда, когда я чувствую, что силы мои истощены, меня охватывает страх, и я ничего не могу с ним делать. Может, это от самолюбия?

– Когда ты чувствуешь истощение сил, то посмотри, от чего это происходит: не от болезни ли это? Если не от болезни, тогда, может, от недостатка сна – в этом случае нужно побольше поесть или отдохнуть. Если же исключено и первое, и второе – значит, это искушение. Засучи рукава, берись за работу – и победишь искушение.

– Геронда, нужно ли трудиться до изнеможения? Может, жалея себя, я отгоняю благодать Божию?

– Не надорвись, благословенная душа! Нужно наблюдать за собой и останавливаться прежде, чем наступит момент, когда у тебя уже не осталось сил.

– Однако, геронда, мне кажется, что я ещё ни разу в жизни не исполнила сказанное святыми отцами: «Отдай кровь и прими Дух»[24].

– Ну какую там кровь ты можешь дать, малокровная? Лучше обрати всё внимание на борьбу с душевными страстями.

Не надо преклоняться перед комфортом

– Геронда, когда я говорю себе, что могу работать столько-то и что это предел моих возможностей, то говорю это по самолюбию?

– Чем дольше человек сидит сложа руки, тем больше он расслабляется, а чем больше работает, тем сильнее становится. От лени мхом обрастают, а работа и духовную пользу приносит. Цель в том, чтобы человек больше радовался неудобствам и трудностям, а не комфорту. Знали бы вы, как живут на Афоне некоторые старцы и какую радость при этом испытывают! Знаете, какое самоотвержение имел один старец, живший в километре от моей кельи, высоко на горе, на крутом склоне? Бедняга на четвереньках спускался по тропинке, когда ему нужно было сходить к старцу, жившему ниже. Его хотели забрать в монастырь, чтобы за ним было удобнее ухаживать, но он не соглашался. Потом все стали говорить: «Да он в прелести», так как он жил в келье один. Однажды он пришёл ко мне и рассказал, почему не хотел уходить в монастырь. Когда-то у них в келье не было храма, он долго уговаривал своего старца построить храм, и наконец его старец сказал: «Ладно, давай построим. Только ты уже не сможешь уйти с этого места, потому что у храма будет свой ангел-хранитель, а его одного оставлять нельзя». Тот пообещал, что никогда не уйдёт из кельи, и они построили храм. В конце концов келья, в которой жил старец, обветшала и разрушилась, и он стал жить в храме. Там и спал, сидя в стасидии. Вот какое самоотвержение! Я отнёс ему кое-какую одежду, чтобы ему было во что переодеться. Вдобавок он был болен, его постоянно мучили рези в животе. Однажды я послал к нему знакомого врача. Тот пошёл вместе со своим товарищем, но они нашли старца уже мёртвым: он сидел в стасидии, завернувшись в одеяло. Так этот человек отошёл ко Господу!

Жизнь в суровых условиях ради любви Христовой приносит в сердце умиление Христово. Божественное наслаждение рождается от телесных страданий. Святые отцы отдали кровь и приняли Дух. По́том и трудом они стяжали Божественную благодать. Они выбросили из себя своё «я» и снова обрели его – уже в руках Божиих.

Я прихожу в умиление, когда читаю жития святых подвижников Синайской горы. Пять тысяч подвижников жили на Синае, а сколько ещё на Афоне! За тысячу лет освятилось сколько отцов! А исповедники и мученики? Сколько страданий они претерпели! А мы? Ропщем при первой малейшей трудности. Мы хотим без труда стяжать святость. Самоотвержение стало редкостью. Даже мы, монахи, не понимаем, что блага приобретаются трудом[25], и жалеем себя, оправдываем себя, находим себе смягчающие обстоятельства… Отсюда и начинается зло. Диавол помогает каждому человеку найти оправдание, а годы проходят впустую.

Поэтому не стоит забывать и о том, что всех нас ждёт смерть. И коли уж нам всё равно умирать, то и о теле слишком заботиться не стоит – не в том смысле, что надо доводить его до болезни, но в том, что и перед комфортом вовсе не надо преклоняться.

Зачем беречь своё «я» для себя самого?

– Геронда, у меня есть помысел: может быть, я быстро устаю не только из-за своей телесной слабости, но и ещё из-за чего-то?

– Да, если бы в тебе горело божественное пламя, то всё было бы по-другому.

– А как мне воспламениться этим божественным пламенем?

– Нужно забыть о себе и думать о других.

– Мне кажется, что трудно поступать так всегда.

– По крайней мере, постарайся мыслям и заботе о других отдавать столько же сил, сколько ты отдаёшь мыслям и заботе о себе. Делая так, ты постепенно придёшь к тому, что станешь равнодушна к себе (в хорошем смысле этого слова!) и будешь постоянно думать о других. А если это произойдёт, то и Бог и люди тоже будут о тебе думать. Только не думай о других ради того, чтобы другие думали о тебе!

– Выходит, геронда, что мой мучитель – это моё собственное «я»?

– Ну конечно, дитя! Отбрось своё «я». Если отбросишь – воспаришь. Зачем оно тебе, для кого ты его бережёшь? Для себя самой? Ту часть любви, которую оставляешь себе, ты отнимаешь от всецелой и безграничной любви, которую тебе необходимо иметь к другим.

– Геронда, как мне отбросить своё «я»?

– Насколько возможно, исключи своё «я» из того, что ты делаешь. Посели в своё сердце других. То, что ты желаешь для себя, отдавай другим. Отдавай, отдавай, не думая о себе. Чем больше ты будешь отдавать, тем больше будешь получать, потому что и Бог тогда будет в изобилии подавать тебе Свою благодать и любовь. Он станет тебя сильно любить, а ты станешь любить Его, потому что перестанешь любить себя, своё «я». Наше «я» хочет питаться гордостью и эгоизмом, а не благодатью Божией. Но не «я», а именно она – благодать – подаёт душе все необходимые «витамины», изменяет божественным изменением плоть и заставляет человека сиять невещественным светом. Буду молиться, чтобы ты скорее ощутила то, о чём я говорю, и избавила себя от муки самолюбия.

– Геронда, а может получиться так, что я борюсь с самолюбием, но в моих делах всё равно будет сквозить моё «я»?

– Всё зависит от того, как ты подвизаешься. Всякую мерзопакость человек выбрасывает, но сначала нужно понять, что это действительно пакость, почувствовать к ней отвращение. Иначе с какой стати выбрасывать? Вот и для того, чтобы отбросить своего ветхого человека, надо почувствовать к нему отвращение. А если ты «отлежала» совесть и чувства, так и будешь жить с этой гадостью…

Когда есть самоотречение, Бог подаёт Свою благодать

– Геронда, когда я думаю о том, как святые совершали усилия над собой, меня мучает совесть. Мне кажется, что я-то себя жалею.

– Когда человек, подвизаясь смиренно, усердно и с рассуждением, выступает за пределы своих возможностей, тогда на него снисходит сверхъестественная Божественная сила.

– Геронда, что имеет в виду авва Варсонофий, говоря: «Не ищи телесного покоя, если не посылает его тебе Господь»[26]?

– Смысл слов аввы в том, что не надо искать местечка потеплее. Нужен не комфорт, а самоотречение, за которым последуют обильные Божественные дары. Когда есть самоотречение, тогда Бог подаёт человеку Свою благодать. Когда в человеке есть дух жертвенности, тогда он получает Божественную помощь, Бог заботится о нём. Чем больше человек приносит себя в жертву, чем сильнее он молится о своих ближних, тем большую помощь от Бога он получает.

Однажды поздно вечером я шёл из монастыря Ставроникита в келью отца Тихона[27], которую приводил в порядок, собираясь там поселиться[28]. По дороге меня остановил один человек. За спиной у меня был тяжёлый мешок, к тому же моросил дождь, а я стоял и слушал его. Уже стемнело, а он всё говорил и говорил не переставая. Мы вымокли насквозь. В какой-то момент мне пришёл помысел: «Как же я найду свою келью? Ночь, грязь, дорога трудная, и фонаря нет». Но как я мог прервать человека? Я его спросил, где он собирается ночевать. Он сказал, что в одной из келий неподалёку. Так мы стояли до полуночи, но наконец распрощались. Я пошёл своей дорогой, но только ступил на тропу, ведущую к келье, как поскользнулся и свалился в кусты. Башмаки полетели куда-то вниз, мешок зацепился за ветки, а подрясник задрался до шеи. Ночь была такая, хоть глаз выколи. Тогда я сказал себе: «Лучше остаться здесь. Прочитаю повечерие, полунощницу, утреню, а там, глядишь, рассветёт, как-нибудь и до кельи доберусь. А тот бедняга – найдёт ли он дорогу?» Я начал читать повечерие, и как только дошёл до «Поми́луй мя, Бо́же, по вели́цей ми́лости Твое́й»[29], неожиданно сильный свет, словно луч прожектора, осветил весь овраг! Я нашёл ботинки и смог идти. Тропинка была освещена. Я дошёл до кельи, нашёл и ключ от замка, а он был такой маленький и спрятан так далеко, что даже днём я бы с трудом его отыскал. Я вошёл в храм, зажёг там все лампадки. И тогда свет исчез – больше необходимости в нём не было…